Текст книги "Шаман 3 Deus vult, Alexandere (СИ)"
Автор книги: Тимофей Клименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Шаман исчез в невероятно яркой белой вспышке, а Дима ещё какое—то время покрутил головой и с тяжёлым сердцем вернулся в Мир людей.»
Кот посмотрел на обложку и возвратился к месту смерти Александра. Из асфальта, куда Рэй вонзил клинок, разошлись две огромные трещины. Одна тянулась по стене вверх и напоминала огромную таёжную ель, а вторая расползлась по асфальту в форме листа смородины. Дима подошёл к трещинам и потрогал их лапой.
На обложке книги были изображены именно эти трещины. Потом комиссар вернулся к Маше и спросил на русском человеческом языке:
– Эти книги дал тебе Саша?
Девушка кивнула:
– Эти. Дядя Саша велел их прочитать. Но у третьей последние страницы были пустые…
Денис вслух прочитал названия книг:
– Шаман наших дней. Шаман 2. Чёртов чай и Шаман 3. Deus vult, Alexandere. Так что это за книги, Мария?
– А это книги про нас с вами, святой отец. Про дядю Андрея. Или правильно Раймонд ла Вандом?
Чернокнижник вздрогнул, как от пощечины, и ошарашено посмотрел на девушку.
– Да, так меня когда—то звали… Давно.
Дима встал на задние лапы и попробовал вытащить меч Александра, но даже не достал до гарды. Тогда он кивнул Дионисию, и тот быстро подошёл к мечу, но как ни пытался, не смог его пошевелить.
– Скорее всего, Саша защитил клинок от чужих рук каким—то заклинанием, – принюхался к стали меча Дима. – Рэй, ты держал его в руках, попробуй вытащить ещё раз! Мы не можем оставить оружие тут.
Рэй задумчиво обошёл вокруг и обхватил рукоятку. Но меч, казалось, врос в землю.
– Тень! – кивнула на силуэт от оружия Маша. – Она как человек! Смотрите, вот раскинутые руки, вот голова! Вот тело. Ну посмотрите же сюда, вдруг это какая—то подсказка?
Маша подошла к клинку и показала рукой, но человека, кроме неё, никто не увидел.
– Ну посмотрите же сюда! – не сдавалась девушка. – Тень от лезвия – как тело. Ручка – как раскинутые руки, а шарик сверху – как голова! Ну вы чего, не видите?
С этими словами Маша взялась обеими руками за рукоять меча и рывком вытащила его из асфальта.
– Ой! – сказала девушка и растерянно оглянулась.
– Этот, как его… Эскалибур! – Дионисий потряс головой, словно отгоняя наваждение. – Меч короля Артура!
– Кларент, – мрачно поправил Дима. – Меч, который достал король Артур, называется Кларент. А меч Саши выбрал себе новую хозяйку… Так тому и быть! Вот уж воистину, вопрос выбора – самый важный вопрос!
Вместо эпилога.
Убитый демон гордо стоял перед Сатаной. Дьявол зевнул и неприязненно посмотрел на визави.
– Будешь наковальней в кузнице по изготовлению гвоздей для пыток. Сбегать не советую.
– Я всё равно уйду, Люцифер!
– Тогда я тебя снова поймаю, и наковальня покажется сказкой. Уж это обещаю.
– Я всё равно сбегу! – глядя в глаза, упрямо повторил демон.
– Вот заладил—то своё, чёртов патефон! Да я тебя сам отправлю на землю, достал!
Демон криво ухмыльнулся и дерзко посмотрел шефу в глаза:
– Я сумею вернуть себе память!
– Без проблем. Я тебе её сразу оставлю. Полностью.
Теперь Люцифер стал откровенно забавляться разговором и поудобнее сел в глубокое кожаное кресло.
– Я вырасту и верну свою силу! – уже не так самоуверенно проговорил демон. – И тогда я снова…
– А никакого «тогда»! – перебил Люцифер и ехидно засмеялся. – Ты не вырастешь! Никогда! Тебя собьёт машина, загрызут собаки, на тебя с потолка упадёт люстра или с плиты кастрюля кипятка! Да плевать, что именно случится с этим кудрявым младенчиком, в которого ты превратишься! Я только дождусь, чтобы у тебя действительно отросли первые кудри, и устрою несчастный случай! Насмерть! В тот же день! Обещаю!
– Но ведь тогда я снова вернусь сюда, – окончательно растерялся от непонимания ситуации демон. – В преисподнюю. И зачем тебе это надо, Люцифер?
– Ты плохо знаешь законы мироздания, малыш, чтобы так откровенно на них плевать! – зло бросил в лицо собеседнику Коля и самодовольно засмеялся. – Младенец ещё не сформировался как личность и не в праве выбирать своё посмертное место пребывания. Безгрешная жертва смертоубийства по умолчанию попадает в рай. До наступления возраста, равного тридцати трём земным годам. И ты, демон без силы, но с памятью, будешь жить в раю, слушать псалмы и помогать ангелам, петь в райских кущах высоким красивым голосом.
Сатана замолчал, давая демону время осознать свои слова. Потом подошёл к беглецу вплотную, поднял его лицо за подбородок и заглянул в глаза.
– Шаман был моим приятелем. За его смерть ты ответишь стократно. И это в любом случае. Тебе осталось только выбрать как: в кузницу или на землю. Давай, решай!
Древний бесстрашный демон сжался под ненавидящим взглядом начальника и обиженно пробормотал:
– В кузницу, хозяин, я обещаю, что не буду сбегать.
Коля засмеялся, а ветер подхватил его смех, превратил в гром и обрушил на землю грозой. Но в грохоте раскатов ещё долго слышался смеха
Ученик
Тихая и размеренная жизнь небольшого провинциального замка семейства Де Порт неожиданно закипела, словно вода в котелке. Переполох перед рассветом был вызван не нападением врага и не пожаром, а возвращением с «Войны за испанское наследство» хозяина замка, тридцатилетнего Шарля. Мужчина, и до похода известный крутым нравом, одним своим возвращением вызвал ужас у слуг и рабов. Замок за какую-то четверть часа стряхнул с себя тишину, засверкал факелами и зашумел десятками голосов. Из погреба были спешно принесены небольшие пузатые бочонки вина местного производства и тут же выставлены на столы.
Кухня готовила перекус на три десятка воинов, в спешке толкаясь возле едва разгоревшихся печей.
Толком не проснувшиеся повара щедро раздавали оплеухи своим молодым помощникам и тут же сами получали окрики и затрещины от управляющего замком, что лично следил за приготовлением любимых блюд хозяина.
Горничные проветривали и перестилали покои Шарля, хоть и держали их в полной готовности все три года в отсутствие хозяина. Это было распоряжение его сестры, двадцатилетней Марии-Луизы, что в отсутствие брата была единовластной хозяйкой замка. Её требовательность и вспышки гнева приводили в трепет всю дворню, от кухарок до солдат гарнизона, не меньше, чем её же щедрость и отходчивость. Сейчас эта миловидная полная блондинка не отходила от брата ни на шаг, искренне радуясь возвращению единственного кровного родственника. Она засыпала его вопросами, не давала на них ответить и тут же принималась рассказывать местные новости, с лёгкостью перескакивая с одних на другие. Огромный, как медведь, Шарль постоянно обнимал сестрёнку и слушал её щебет вполуха. Он отсеивал едва не половину её ненужной болтовни, помня, что всё по-настоящему важное Мария спокойно расскажет ему с глазу на глаз, обстоятельно и подробно.
– Шарль, а Его Величество действительно так красив, как говорят? – громким, слышимым в каждом углу зала шёпотом спросила девушка с нарочито кокетливым видом, словно бы заигрывала в этот момент с самим монархом. Шарль скривился, демонстративно плюнул на пол и громко ответил:
– Наш король великолепен, как и его полководческие таланты!
Дружный хохот соратников Де Порта сотряс стены замка.
– Ах, Шарль, ты всё так же остёр на язык! – Мария с нежностью толкнула брата в плечо, тот снова сгрёб её в объятия и засмеялся.
– Теперь я ещё и остёр на шпагу. По крайней мере, ни один англичанин на её остроту не жаловался!
Новый раскат смеха отозвался жалобным звоном бокалов, а языки пламени на свечах заплясали так, что их тени побежали по стенам, как гончие бегут за зайцем.
– Друзья мои! – поднял бокал Шарль, и в зале тут же воцарилась тишина. Было видно, что воины привыкли слушать своего предводителя молча. – Друзья! Да, для меня вы теперь в первую очередь друзья. Мы стояли плечом к плечу, мы защищали спины друг друга. Мы делили славу, вино и женщин поровну, как и положено друзьям. Мы разделили эту войну, как волчата делят молоко волчицы. И так же, как волчата, мы храбро дрались. Друзья! Я пью это вино за Францию и за вас!
Дружный, но уже не слаженный из-за вина рёв поддержал своего господина.
Когда первые лучи солнца заскользили по серым стенам замка, все хмельные воины только-только разошлись по покоям и комнатам, чтобы выспаться и продолжить празднование ночью. В это время титулованные брат и сестра захватили с собой бутылку старого, ещё дедовского вина, немного сыра, фруктов и уединились в рабочем кабинете покойного отца.
– Шарль, у меня будет к тебе серьёзный разговор! – плюхаясь на роскошное кресло, сказала Мари совершенно трезвым голосом, словно бы и не пила вино бокалами почти наравне с братом.
– Коза, это были мои слова! – захохотал Шарль, сел на кресло с противоположной стороны стола и оторвал от грозди пару виноградин. Одну он тут же съел, а другую бросил в сестру.
– Перестань. Я уже не та девчонка, что ты дразнил козой в родительском саду, – беззлобно потребовала Мари.
– А для меня всё ещё та, – в Мари полетела ещё одна виноградина. – Вот только сад теперь наш. Ладно, давай как раньше. Сначала моё дело, потом твоё.
– Давай! – Мари изящно отпила вино и заела его сыром.
– Сестрёнка, я внимательно читал твои письма и записки от управляющего, что ты пересылала. Я согласен, мы медленно идём к разорению, хоть денег пока и хватает. Чем и как торговать с соседями, я не знаю и знать не хочу. Я воин, а не торговец, как и мой отец. Поэтому у нас с тобой, Мари, есть только два варианта, как спасти своё честное имя и семейный замок. Вариант первый: удачно жениться мне. А второй вариант – выдать тебя за богатого парижского дворянина. Чем старше, тем лучше. А лучше сделать это одновременно.
В комнате воцарилась тишина. Мари допила вино и внимательно посмотрела на брата через пустой бокал.
– Разумно, братец. Я полагаю, ты мне уже и жениха подобрал?
Шарль кивнул и тоже допил вино.
– Конечно. Богат, как дракон, и стар, как собака.
– Да и чёрт с ним, пойдёт, – спокойно и вдумчиво проговорила сестра, не выпуская бокала из рук. – Правильно, чем старше, тем лучше. А себе ты жену подобрал?
– Подобрал. Она тоже как дракон, но только страшная. Зато с титулом.
– Бери и не думай. Будут деньги, будут и смазливые девки. Днём дракона ты как-нибудь перетерпишь, а уж ночью можешь представлять себе кого угодно.
Мария подвинула бокал к бутылке и махнула рукой. Брат наполнил фужеры и провозгласил тост:
– За удачные браки!
Выпили молча, каждый думая о своём.
– Теперь, Шарль, о моей проблеме. Около года назад от скуки я приблизила к себе лекаря Раймонда ла Вандома, сына лекаря, что наш отец привёз из Дофине.
– Это такой рыжий детина со смурным взглядом?
– Нет, ты говоришь про сына кузнеца. А Раймонд чернявый, худой и весёлый…
– Плевать! – перебил сестру Шарль. – Это просто челядь, ничем не лучше тех, что три года воевали под моим началом. Я их-то еле запомнил по именам! Ладно. Ты с ним делила постель?
– Да.
– Ребёнок? Был или будет?
– Нет, я же не деревенская дура, знаю о последствиях.
– Молодец, сестрёнка, – искренне похвалил Марию Шарль, – но в чём же тогда проблема? Хочешь взять его с собой в новую семью?
– Тоже нет, он мне уже не нужен. Найду нового. Но, брат, тут беда другого толка. Он влюбился в меня и просвистел все уши побегом в глушь и женитьбой.
Шарль абсолютно не аристократически хрюкнул и выплеснул на дубовый стол добрую половину бокала.
– Он что, с головой не дружит совсем? Где ты и где он!
– Его голова, братик, интересовала меня меньше всего! – с усмешкой ответила Мари. – Но он для меня действительно проблема. Раймонд непредсказуем, как и любой влюблённый. А значит, способен на любую глупость или месть. Я не хочу жить и ждать от него какого-нибудь привета. Убери его из моей жизни!
Шарль усмехнулся своим мыслям и бережно взял сестру за руку.
– Не волнуйся, Коза, теперь этот Раймонд – моя проблема. А я проблемы решаю быстро.
– Спасибо! – благодарно улыбнулась Мари и отпила из бокала ещё глоток. – Я верила в тебя, Шарль! И потому Раймонд с самого твоего возвращения сидит в темнице.
Шарль отпустил её руку, откинулся в кресле и захохотал радостно и беззаботно. В такт ему весело звенел смех Мари.
Плотно сложенные камни стен темницы оставались холодными даже в самые жаркие дни. Сейчас же, в утреннюю пору, они казались просто ледяными.
Раймонд несколько раз бывал тут как лекарь, если кто-то из арестантов пытался не дожить до собственной смерти. Тогда он свято верил, что заключённые тут люди – сплошь преступники и подлецы. Так же свято он верил и в суды, что устраивали на площади сначала старый Де Порт, а потом и его рано повзрослевший сын.
Теперь же Раймонд сам оказался узником замковых подземелий. В отсутствии брата Мари регулярно заключала людей под стражу, но судилищ не устраивала, потому, придя в себя, Ла Вандом очень удивился пустоте помещений узилища. Он зябко поёжился и как мог плотнее закутался в куцую рубашку, что успел надеть, когда шёл отворять.
Лекарь привык открывать всем, кто стучал в его дверь. Вне зависимости от того, день на дворе или ночь. Но едва только он отодвинул засов, дверь распахнулась наружу, и сокрушительный удар свалил парня с ног. Стражники заполнили комнату и, ничего не объясняя, избили Раймонда ногами, стараясь попасть в голову и в живот. Боль и обида требовали от безземельного дворянина вскочить на ноги и тут же призвать обидчиков к ответу, но сил хватало только на то, чтобы закрывать руками лицо.
Избитого лекаря взяли под руки и отволокли в господскую темницу. По пути Раймонд успел заметить, что двор цитадели был непривычно освещён, и казалось, ни одна душа не спала в замке в этот поздний час. Хотя, скорее всего, так оно и было. По обрывкам разговоров парень понял, что домой вернулся Шарль. В том, что арест произведён по его приказу, Ла Вандом не сомневался ни капли. Причина тоже была ясна, как и последствия. Но все мысли Раймонда крутились сейчас не вокруг своей судьбы, а неизбежно возвращались к вопросу, что Шарль сделал с сестрой. Ведь то, что молодой Де Порт знает толк в пытках, лекарь видел своими глазами, и не раз.
«Пусть меня затравят псами, как садовника Рауля, лишь бы этот урод не тронул Мари! – думал Раймонд, хромая по камере. – В конце концов, боль ввергнет меня в беспамятство, и я умру легко. Лишь бы Мари не постигла та же участь.»
Раймонд вытащил из-под чужих грязных тряпок фляжку с водой и сделал добрый глоток. Эту фляжку тихо сунул ему в руки один из стражников, высокий смуглый парень, чьё имя Раймонд так и не смог вспомнить, как ни силился. Зато почти сразу вспомнил, как лечил племянницу этого стражника от лихорадки. Узник сделал ещё глоток и спрятал баклажку обратно в тряпьё. Он очень не хотел, чтобы её отобрали раньше, чем в ней закончится вода. В то, что проживёт дольше, узник не верил. Снова и снова возвращаясь мыслями к любимой, парень не услышал шаги в коридоре, спохватившись только когда щёлкнул замок на тяжёлой, оббитой железом двери. В комнату зашёл Шарль Де Порт.
Огромная, будто медвежья фигура хозяина замка загородила дверь и двух стражников, что топтались на пороге. С минуту Шарль со скучающим видом рассматривал помещение и узника, потом прошёл вперёд, прислонился боком к стене и грустно покачал головой:
– Вот хорошо тебе, парень, умрёшь – и никаких проблем. А мне теперь искать нового лекаря. Ведь я же, как добрый господин, не могу оставить своих подданных без врача. Может, подскажешь, где лучше искать тебе замену? – обдал мощным перегаром собеседника Де Порт и совершенно не аристократично икнул.
– Что ты сделал с Мари? – проигнорировал вопрос Раймонд.
– С какой сделал с Мари? – не понял вопроса Шарль. – С сестрой?
– Да.
– Спать пошла… Погоди, ты что же, решил, что это я тебя сюда запер из-за вашей интрижки? – по-простецки рассмеялся Шарль, наплевав на присутствие стражников, и снова икнул.
Раймонд в ответ гордо промолчал, прошёл вбок и тоже прислонился к стене, оказавшись напротив Шарля.
– Парень, а ты и впрямь дурачок, не лучше Безумного Николя. Кто ты и кто она? Она благородная дворянка на выданье, а ты земляной червяк. Тля. Но иногда даже благородным дамам нужно развлекаться, и для этих утех и заводят Ла Вандомов.
Раймонд жадно всматривался в лицо Де Порта, но в глазах у того не было ни злорадства, ни издёвки. Так устало и прямо объясняют прописные истины молокососам – просто и безо всякой надежды на понимание. Узник закусил губу от нахлынувших воспоминаний. Отстранённость и холодность любимой, которые он относил к страху перед грозным братом, сейчас стали приобретать черты брезгливости.
Словно пелена упала с глаз Раймонда, но упала она, как и всегда в таких случаях, слишком поздно. Раймонд смотрел на Шарля и понимал: он не врёт. Лекарь для него – не тот человек, ради кого можно лгать и хитрить. Хозяину замка просто не по статусу обманывать такого неважного человека. Единственное, чего не мог осознать Ла Вандом – зачем Де Порт пришёл к нему. Но вдруг и это стало ясно и понятно.
– Вы пришли, – Раймонд неосознанно обратился к Шарлю, как раньше, на Вы, – чтобы полюбоваться, как я лишаюсь всего? Любви, чести, жизни?
Шарль лучезарно улыбнулся, церемонно поклонился и снова икнул.
Лекарь понял, что до этого с ним игралась сестра, а сейчас она передала живую игрушку брату. И для этих людей он не человек и не дворянин, а что-то наподобие большой куклы.
Раймонд Ла Вандом набрал полную грудь воздуха и с наслаждением плюнул в лицо Шарлю.
– Дурак ты, парень, ой дурак… Ну пообщались бы мы с тобой. Ну отсёк бы я тебе голову. Без этого никак, сам должен понимать. Но всё бы ведь было по-доброму, по-людски. А теперь ты сам виноват, я такого не хотел, Бог свидетель! – вытирая платком плевок с лица, спокойно говорил Шарль Раймонду, пока стражники били узника специальными дубинами, что стояли для этого возле каждой камеры.
Когда же Ла Вандом захрипел, Шарль грозно окрикнул своих ретивых слуг.
– А ну хватит! Прочь! Пусть полежит, подумает. А вечером зароете эту бешеную собаку в лесочке у реки, где мельница. Гроб возьмите у нашего плотника, скажите, что мой приказ.
– Сир, а как его… умертвить? – тщательно подбирая, чем заменить слово «убить», спросил господина стражник, что ночью дал Раймонду фляжку с водой.
– Никак. Сам сдохнет, чёртов верблюд. А чтобы сдыхал веселее, положите ему в ноги бутылку воды, а руки свяжите.
Шарль бросил под ноги скомканный платок и быстрым шагом вышел из камеры, не скрывая брезгливости. Стражники равнодушно окинули взглядом Раймонда, что лежал на боку и пускал кровавые пузыри, закрыли дверь и поспешили за хозяином.
День до вечера тянулся медленно и несносно. Раймонд допил почти всю воду, но после трёпки, что задали ему стражники, жажда терзала молодого человека сильнее боли. Скупые глотки воды, которые в течение дня позволял себе Ла Вандом, только притупляли её, но она неизменно возвращалась. В какой-то момент лекарь потерял даже приблизительный счёт времени, и это окончательно сломило его. Все смелые планы напасть на стражников, что потащат его на казнь, вдруг показались узнику жалкими попытками спасти свою шкуру, а не восстановить справедливость. К тому же заранее обречёнными на провал и оттого комичными. Он понял, что умереть в бою ему всё равно не дадут, да и сил на сам бой уже попросту нет. Своим сопротивлением он только развеселит публику, которая соберётся на казнь. И Мари, что точно не преминет над ним посмеяться вживую. От этих мыслей ему хотелось спрятаться в смерть, чтобы не помнить такую бестолковую и бесславную жизнь.
Слаженный топот нескольких пар ног вывел Раймонда из оцепенения. Лекарь, кряхтя, отполз в угол и залпом допил остатки воды, понимая, что никакого «потом» у него уже не предвидится.
Пока шаги приближались к двери, Раймонд пытался понять, сколько же человек идёт по его душу, но так и не смог. Несколько раз щёлкнул замок, глухо ударилась об стену огромная кованая щеколда, и в камеру настороженно вошли три стражника. Двое встали у двери, сжимая в руках копья, третий прошёл до середины камеры и выставил перед собой палку из тех, которыми ещё недавно лупили Ла Вандома.
– Встать! Живо! – рявкнул он на узника, голосом обозначая старшинство.
Узник равнодушно, словно бы это касалось его меньше всего, стал подыматься на ноги, хватаясь рукой за холодные влажные камни стены.
– Живо, я сказал! – потребовал стражник, угрожающе делая шаг вперёд.
– Ты не видишь, что я не могу быстрее? Торопишься – подойди да помоги.
Спокойный, достойный ответ узника немного смутил мужчину, он задумался на мгновение и в итоге счёл его логичным и правдивым. Стражник, не оборачиваясь, отбросил к дверям палку, подошёл к Раймонду, подхватил его под руку и помог подняться.
– Ты, лекарь, только не дёргайся, всё равно не сбежишь. Нас трое, а ты хворый.
– Вижу, – бесцветным голосом согласился с его доводами Ла Вандом. – И понимаю. Веди, я не стану посмешищем для замка.
Стражник властным кивком отправил вперёд одного из подручных, щуплого рыжего паренька с плавными, будто женскими чертами лица, а сам повёл лекаря следом, придерживая за одежду. Тело Раймонда отзывалось болью на каждое движение, но он молчал, закусив губу и с нечеловеческим упорством переставляя ноги. Шествие замыкал высокий огромный детина, телосложением похожий на хозяина замка.
Коридор и винтовую лестницу в несколько десятков высоких каменных ступеней процессия преодолела почти за четверть часа. Этот путь стал для Раймонда длиннее и тяжелее всех дорог, что он прошёл за свою жизнь. Когда до выхода из подземелья осталось около десяти футов, стражник аккуратно отпустил узника и не терпящим возражения голосом тихо приказал:
– До телеги иди сам. Не останавливайся, иначе мне придётся тебя бить. С богом!
Раймонд медленно проковылял через огороженную решётками площадку и вышел на замковый двор. С краю уже стояла высокая телега с прямоугольным ящиком, которые в последнее время стали использовать для погребения. После сумрака подземелья еле живое заходящее солнце слепило Раймонда, как луч маяка. Стражник показательно грубо забросил высокого худощавого лекаря на телегу и связал ему руки длинной толстой верёвкой. Потом привязал её к телеге и сел вперёд, чтобы править. Помощники по его кивку запрыгнули с двух сторон от приговорённого, и телега резво поехала к реке, подпрыгивая на ухабах и ни на секунду не прекращая жалобно скрипеть.
Раймонд впервые поднял глаза и увидел, что зрителей нет и не было. Это немного кольнуло его самолюбие.
Когда дорога повернула вниз, и от замка отделяло уже приличное расстояние, стражник повернулся к пленнику и протянул небольшую бутыль дешёвого кислого вина.
– Промочи горло, лекарь. Может, не так страшно будет умирать.
Раймонд в первый миг хотел гордо отказаться от предложения, но уже во второй схватил бутыль и жадно к ней присосался.
– Во как страшно человеку! – подал голос рыжий, который в замке был словно молчаливая тень.
– Да тут любой штаны обмочит! – поддакнул ему здоровяк, что до этого тоже старался никак себя не проявлять.
– Мне не страшно, – глухо возразил приговорённый к смерти, – мне пить хочется. Смерть я приму, как и положено дворянину!
– Эй, дворянин! А где твой двор-то? – загоготал здоровяк, но тут же осёкся под тяжёлым взглядом своего командира.
– Пасть захлопни, шутник! Лекарь принял роды у моей жены лучше любой повитухи. Спас и жену, и сына. А мы его везём на смерть. Твоя баба понесёт – кто её будет спасать? Сам? Старая Луиза, которая мне прошлую жену сослепу угробила? Что же ты больше не смеёшься? Раз лекарь сказал, что жажда, значит жажда. Жак ему вчера все потроха отбил, старался перед хозяином выслужиться. От таких побоев будешь пить, как мул, тут и ведра не хватит напиться. Ясно?
– Ясно… – растеряв настроение, процедил здоровяк и вновь замолчал.
Боль у лекаря немного отступила, и на первый план вышли голод и головокружение. Но Ла Вандом понимал, что это уже не надолго. Он попробовал отвлечься на природу и запомнить её в свой последний час, но почти сразу понял, что от однообразия кустарников и полян ему становится ещё тоскливее. Ни бездонное небо, ни яркий красочный закат не интересовали приговорённого. Он вспомнил несколько рассказов людей, что поднял со смертного одра, и напряг свою ещё никогда не подводившую память. Но жизнь всё никак не хотела промелькнуть перед его внутренним взором, как Ла Вандом ни старался. Жизнь ни в каких её проявлениях больше не интересовала Раймонда Ла Вандома. А вот лики умерших вспыхивали перед ним своей мертвенной бледностью, как печенья из лавки хромого Жана. И он пытался представить себя таким же, как они. С заострившимся носом и худыми обескровленными губами. Влекомый этими мыслями, он потерял связь с реальностью и вернулся в неё только тогда, когда оказался на краю собственной могилы. Гроб уже стоял внизу, а стражник только что закончил объяснять ему что-то важное. Но Раймонд не смог припомнить ни единого его слова.
– Спускайся, спускайся, лекарь! – повторил ему собеседник и легонько хлопнул по спине. – Мы с ребятами просто стража. Мы не палачи и не тюремщики. Но слово хозяина для нас закон. Поэтому спускайся, не заставляй тебя укладывать в ящик силой!
Раймонд молча кивнул на конец верёвки, которой были связаны его руки, но стражник непреклонно покачал головой:
– Не могу, это приказ месье Шарля.
Пленник с болью разомкнул ссохшиеся губы и взглядом указал на яму.
– Я не спрыгну. Спусти за верёвку.
Через пару минут тяжёлая деревянная крышка навсегда отделила его от жизни. Сверху глухо падала комьями глина, и в такт ей бухало сердце. Ноги холодила большая бутыль с водой, и ужасно хотелось пить. Раймонд глубоко вздохнул и заплакал так же горько, как плакал много лет назад на похоронах матушки. Но сейчас он хоронил себя.
– Ненавижу! – шептал потрескавшимися губами лекарь. – Ненавижу Мари и Шарля, ненавижу этих троих подлецов, которым приказ заменил честь. Себя за глупость ненавижу. Я ненавижу саму жизнь! Отец, ты примирил меня с чужой смертью и научил обманывать её порошками. Но почему, почему ты не научил меня, как жить свою жизнь? Ведь жизнь даётся на время, а смерть забирает нас навсегда. Почему ты научил меня служить жизни, когда надо уметь служить смерти? Ведь сила в смерти, отец! Она победила тебя и победит мен…»
Слева в груди резко закололо, и руки, которыми Раймонд с остервенением долбил в деревянную крышку гроба, набивая себе занозы, безвольно упали ему на лицо. Несколько мгновений лекарь ещё осознавал свою беспомощность, пытался вздохнуть или пошевелиться, но тело ему не подчинялось. Ушли злость и страх, Раймонду стало очень спокойно, и он начал проваливаться в сон.
«А сердце молчит….» – равнодушно отметил Ла Вандом и окончательно потерял сознание.
Раймонд проснулся в своей постели в полной тишине и темноте. Шевелиться совсем не хотелось, но из-за духоты он начал зевать уже через мгновение. Неожиданно ему вспомнился страшный сон про погребение заживо. Парень мотнул головой, чтобы отогнать ужасное воспоминание, и ударился виском о стенку гроба. В панике он начал пинать крышку и попытался её сдвинуть. Но ничего из этого не вышло. Плотно подогнанные доски не шевелились и не пропускали воздух. Дышать стало нечем, и многократно усилилась жажда. Лекарь осторожно пошевелил ногой и почувствовал полную водой бутыль. Но достать её не было никакой возможности.
Ла Вандом принялся с остервенением бить руками по крышке гроба, и уже через мгновение к его ощущениям добавилась боль от сбитых костяшек. Воздух стал жарким и тяжёлым, и странный липкий сон навалился на молодого человека, как мёртвая лошадь наваливается в бою на своего ездока. Сердце опять умолкло, Раймонд зевнул, не открывая рта, и снова умер.
Третье пробуждение было страшным. Раймонд понял, что мёртв и жив одновременно. Он напряг зрение, и непроглядная темнота перед глазами стала серой, как сумерки перед рассветом. Потом прислушался к сердцу и окончательно понял, что оно не бьётся. Дышать стало тоже не обязательно. Это его развеселило. Лекарь без особых проблем порвал верёвку, которая связывала его руки, и довольно легко смог дотянуться до бутылки с водой. Живительная влага подняла ему настроение. Ла Вандом несколько минут просто лежал, ни о чём не думая. Потом упёрся ногами в крышку и со всей силы толкнул её от себя. Но крышка не шелохнулась. Примерно четверть часа Раймонд исступлённо пинал толстые доски, бил их кулаками и лбом. Всё было напрасно. Паника снова завладела бывшим замковым лекарем, разливаясь по измученной душе, как туман по долине. Мужчина осознал, что не может выбраться из этой дьявольской ловушки, и даже смерть не способна прекратить его мучения. День за днём и год за годом ему предстоит лежать в этом тесном ящике и смотреть на доски. Спасительная мысль, что доски когда-то обязательно сгниют, радовала Ла Вандома лишь мгновение, но уже в следующее он осознал, что сам может сгнить ещё раньше. Раймонд хотел заплакать, но не смог. И тогда он закричал, завыл на все голоса и на всё отчаянье. Боль от безысходности рвала сердце лекаря, а ненависть к тому, кто обрёк его на эту муку, выжигала остатки души, заполняя собой всё существо Раймонда. Злость и страх звенели в его голосе, который вскоре стал глуше и скорее напоминал не крик, а утробное животное рычание. Сколько прошло времени с последней смерти, парень даже не представлял, но ему казалось что целая вечность. Ла Вандом закрыл глаза и замолчал. Темнота оказалась ярче и красочнее серости. Она качалась, как лодка на упрямых речных волнах, то подбрасывая Раймонда вверх, то роняя вниз, словно щепку в водовороте.
«Мигрень!» – мысленно отметил парень, не открывая глаз. Качка усиливалась, и несчастному пришлось до крови прикусить себе кисть руки, чтобы отогнать наваждение. Но оно возвращалось вновь и вновь, раскачивая гроб всё сильнее.
«Помешательство от страха!» – беспристрастно отметил Раймонд и снова цапнул себя за руку. Во рту появился солёный привкус крови, и Ла Вандом прислушался к себе. Первым, что он отметил для себя, было полное отсутствие жажды крови.
«Значит, я не вампир. И то хорошо!» – подумал парень и принялся дальше анализировать свои ощущения, словно прячась в этот анализ от наступающего безумия. Второе открытие было в том, что его кровь холодная. Но вывод сделать он не успел, больно ударившись головой о резко дёрнувшуюся вверх стенку гроба.
Гроб начал дрожать и дёргаться вверх, изгибаясь под толщей наваленной сверху земли вперемешку с глиной. Доски заскрипели и начали прогибаться вниз, едва не ломаясь. Раймонд начал молиться, неистово крестясь и проглатывая окончания слов. Ему было страшно и от происходящего, и от осознания того, что вернувшись к живым, он будет вынужден стать монстром и убийцей на службе у какого-то злого колдуна. А в том, что его достаёт из могилы злой колдун и именно для этих целей, Ла Вандом ни капельки не сомневался.
