Текст книги "Обгоняя смерть"

Автор книги: Тим Уивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Внутри слева висели почтовые ящики, большей частью пустые. Я заглянул в прорезь ящика с номером 227: там ничего не было. Справа находилась винтовая лестница. Начав подниматься, я увидел громадную кабину лифта с кондиционером внутри. Чем дальше я углублялся, тем хуже пахло.

Дверь на второй этаж болталась на петлях, стекло потрескалось. Из квартир доносился смутный шум: гудение телевизора, женский крик, глухой стук мяча. На каждой стороне коридора располагалось по пятнадцать окрашенных в грязно-коричневый цвет дверей. Двести двадцать седьмая квартира была почти в самом конце.

Я постучал дважды и стал ждать.

К двери было приклеено объявление. Оно висело уже почти четыре года и предупреждало о необходимости соблюдать санитарные нормы. Бумага частично истлела и поблекла.

Я постучал снова, на сей раз сильнее.

Дальше по коридору, в квартире на противоположной стороне послышался звук открываемой двери. Кто-то разглядывал меня в щель.

– Кого ищете?

Голос был мужской.

– Человека, который живет здесь, – ответил я. – Знаете его?

Я снова постучал в дверь.

– Вы ничего не найдете, приятель.

– Почему?

– Там никого нет.

Я посмотрел на него:

– Давно?

– Целую вечность.

– Там никто не живет?

– Нет.

– Вы уверены?

– Уверен? По-английски читать умеете, так ведь?

– Только если в словах не больше трех букв. – Я взглянул на объявление. – Значит, муниципалитет выселил последних жильцов?

– Последних? Я живу в этом хлеву двадцать лет. Здесь никого нет с тех пор, как провалился пол. Дыра там величиной с Тауэрский мост. – Он приоткрыл дверь пошире. Это был белый человек. Небритый. Старый. – На нас всем наплевать, поэтому не делают ремонт. Это случилось лет пять назад.

– Там уже пять лет никто не жил?

– Никто. – Он помолчал. – Иногда сюда приходят из муниципалитета. Наверно, инспектировать. Но тут уже давно никто не живет.

Я направился по коридору к этому человеку, но он захлопнул дверь. Я миновал его квартиру, вышел на лестничную площадку и встал так, чтобы меня не было видно от двери. Прошло несколько минут. Поняв, что он из своей норы определенно не выйдет, я вернулся к пустой квартире, доставая на ходу перочинный нож.

Просунув лезвие в щель между косяком и дверью, я начал осторожно ее отжимать. Сырой, покоробившийся створ выгнулся. Действуя лезвием, я расчистил отверстие и заглянул внутрь. Все было голо. Ни ковров. Ни мебели. Ни краски на стенах.

Подгнившая древесина легко поддавалась. Я подергал дверную ручку, осмотрел коридор и слегка нажал плечом. Потом ковырнул ножом замок, и дверь с тихим щелчком открылась.

Я вошел внутрь и закрыл ее за собой.

Шторы на окнах заменяли прямоугольные листы черного пластика. По их краям пробивались лучики света, падавшие на противоположные стены. Слева от меня находился кухонный стол. В комнате пахло сыростью, но не противно, грязные половицы местами сломались. Однако старик был не прав. Пол вовсе не провалился. Под ним была бетонная плита. Некоторые половицы отличались цветом от остальных, видимо, их положили недавно.

Я поискал выключатель и нашел его неподалеку от двери на стене. Но света не было. Я подошел к окнам, раскрыл нож и разрезал пластик. Утренние лучи хлынули в комнату с пляшущими в них пылинками.

Без мебели квартира походила на скелет. На кухонном столе бутылки из-под кока-колы и пустые пакеты из-под хрустящего картофеля. В маленькой мусорной корзине – огрызок яблока и две обертки от конфет. Я взял один из пакетов: дата выпуска полугодичной давности.

В квартире не так давно кто-то определенно был.

Я огляделся. К стене приколота загнувшаяся по краям газетная вырезка. «ТЕЛО ДЕСЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА ОБНАРУЖЕНО В ТЕМЗЕ». Часть текста была подчеркнута красным. Я подошел ближе: 13 апреля 2002 года. Сообщение почти восьмилетней давности.

Я пошел в спальни. Обе были пустыми, краска пузырилась на стенах. Окна тоже закрыты листами черного пластика. Третья дверь вела в ванную. Ванна была грязной, на ее стенках и вокруг кранов наросла плесень, расползавшаяся по эмали, будто проказа. Кафельные плитки потрескались, часть их отвалилась, усыпав пол осколками. Раковина, правда, была почище, на ней лежал кусок мыла с засохшей пеной. Им недавно пользовались.

Возвратясь в кухню, я осмотрел шкафы. Две тарелки. Сковородка. Все вымыто. Моющая жидкость. Кукурузные хлопья. Спички. Столовые приборы. Апельсиновый сок. В нижнем, самом маленьком, ящике лежал блокнот. Он был без записей. И все-таки я взял его.

Я провел пальцами по нижней части шкафов, потом встал на табурет и потрогал верхнюю панель. Их ни разу не вытирали. Слой грязи был в дюйм толщиной.

Квартиру явно использовали в качестве укрытия. Возможно, здесь даже какое-то время прятали Алекса. Жить в таких условиях никто бы не стал. Для постоянного проживания недостаточно продуктов и посуды. Но убежищем она могла служить идеальным. Старик думал, будто приходили работники муниципалитета, но то были не они.

Я взглянул на разрезанные листы пластика и взломанную дверь. Эти люди догадаются, что здесь кто-то был. Но беспокоиться об этом уже поздно. Владельцы квартиры не общались с соседями, вряд ли платили квартплату и налоги. Сообщать о взломе они не станут.

И тут неожиданно зазвонил телефон.

Я замер посреди комнаты, пытаясь определить источник звука. И отправился на его поиски через спальни.

Осмотрел первую. Ничего.

Во второй звук стал громче. У основания одной стены было штепсельное гнездо, от него тянулся тонкий провод, скрываясь за одним из пластиковых листов. Я вонзил нож в этот лист и сорвал его. На подоконнике в устройстве для подзарядки стоял радиотелефон с цифровым дисплеем.

Звонки прекратились.

Я поднял трубку и взглянул на дисплей. «ПОСЛЕДНИЙ ВЫЗОВ: НОМЕР НЕ УКАЗАН». В адресной книге фамилий не было. Ничего в перечне последних вызовов. Никаких сообщений на автоответчике. Я набрал номер своего мобильника и нажал «вызов». Секунды через две мой телефон зазвонил. На дисплее появилась надпись: «ЗАБЛОКИРОВАН». Значит, линия связи тоже не указана. Я стер свой номер из перечня последних вызовов и положил телефон на место. Его абсолютная стерильность означала: либо он совершенно новый, либо после каждого использования все стиралось.

Пора было уходить.

Я проверил, можно ли как-то соединить листы пластика на окнах в гостиной. Оказалось, что нет.

И тут я увидел еще кое-что: двумя этажами ниже у моей машины стоял человек с мобильным телефоном в руках. Открытым, словно только что им пользовался.

Звонил именно он.

Человек подался вперед, прикрыл с боков глаза ладонями и стал смотреть в переднее окошко. Наконец он выпрямился, оглядел машину снаружи и поднял голову. Я отступил от окна. А когда вновь выглянул на улицу, его уже не было.

Я удостоверился, что блокнот лежит в моем кармане, подошел к двери, приоткрыл ее и уставился в щелочку.

Человек уже вошел в дом и был в конце коридора.

Черт – он идет в квартиру.

Я мягко притворил дверь и прижался спиной к стене. Сжав нож, стал прислушиваться к его шагам. Дверь начала открываться. В образовавшуюся щель показалось лицо этого человека. Рот его зрительно удлинял широкий шрам, шедший от угла губ. Он сделал еще один шаг. Теперь я видел только его затылок. Еще дюйм вперед. У порога появилась его ступня.

– Ви? – негромко произнес он.

И отступил на шаг.

– Ви?

Еще шаг.

В квартире было так тихо, что он наверняка слышал мое дыхание.

И прежде чем я понял, что происходит, в щели между дверью и косяком появился его глаз и часть лица – его взгляд скользил от ножа в моей руке к лицу.

Глаза наши встретились.

И он кинулся прочь.

Когда я выбежал в коридор, двери в его конце были распахнуты и человек уже миновал их. Я бросился следом, перескакивая через две ступеньки, сжимая нож. Когда выбрался наружу, он, оглядываясь на бегу, приближался к металлической ограде, отделявшей здания от дороги. Выглядел он моложе меня, года на двадцать два-двадцать три. После смерти Деррин я много бегал, заглушая горе и гнев, но он в своем возрасте был, естественно, в лучшей форме. Я вряд ли мог бы его догнать.

И тут мне повезло.

Парни, игравшие в футбол, переместились ближе к дому. Оглянувшись в очередной раз, этот человек столкнулся с одним из них. Подросток упал. Мужчина попытался обогнуть его, но споткнулся и рухнул на землю. Несколько секунд он оставался недвижим. Потом кое-как поднялся, но поскользнулся в грязи и повалился снова.

Когда я набросился на него, он двинул меня ногой в живот. Я пошатнулся, теряя равновесие, но сумел ухватить его за куртку. Он ударил меня снова, ногой по лицу. Удар ошеломил меня. Я выронил нож и замигал, пытаясь сфокусировать на нем зрение. Он взглядом измерил расстояние между мной, ножом и оградой. Это крохотное промедление было мне на руку: я вцепился в его куртку и огрел по голове.

Он отпрянул и схватил мою руку, пытаясь ее сломать. Но я вырвался, метнул кулак к его лицу и промахнулся. Он перекатился влево, и мой второй удар пришелся по земле. Оттолкнув меня, он бросился бежать, измазанный грязью.

– Стой! – крикнул я.

Добежав до металлической ограды, он опустился на колени и быстро пролез в дыру. Оказавшись в безопасности, надвинул капюшон куртки, чтобы я не рассмотрел его лица, и трусцой припустил прочь.

Когда я подошел к ограде, он достиг середины узкого переулка с противоположной стороны дороги и теперь двигался медленнее, чтобы не поскользнуться снова. В лужах вокруг него отражалось небо. Добежав до конца переулка, он остановился и оглянулся, прежде чем исчезнуть окончательно.

Направляясь к своей машине, футах в двадцати от того места, где ребята гоняли мяч, я обнаружил мобильный телефон. Измазанный грязью, лежавший дисплеем вниз в сырой траве. Я поднял его, обтер и снял блокировку клавиатуры. Мобильный включился, и я нажал кнопку «ответ».

Послышался шум машин в отдалении.

– Ты пожалеешь, что поднял его, – прозвучал чей-то голос.

Я промолчал. Увидев свой нож на траве примерно в шести футах, подошел и поднял его, потом взглянул на ограду, на дом и снова на дорогу.

За мной наблюдали.

– Слышал меня?

– Кто вы?

– Слышал меня?

– Да, – ответил я и вновь огляделся. – Эта квартира принадлежит вам?

– Ты только что совершил большую ошибку.

– Ничего, я совершал их и раньше.

– Не такие. – В телефоне послышались треск и шипение. – Слушай меня: садись в свою машину, уезжай к чертовой матери туда, откуда приехал, и забудь обо всем, что видел. Из своей норы больше не вылезай. Ясно?

Я отвел телефон от уха и взглянул на дисплей. Еще один заблокированный номер.

– Кому принадлежит квартира?

– Это ясно?

– Что представляет собой «Голгофа»?

– Это ясно?

– Где Алекс Таун?

– Ты не слушаешь меня, Дэвид.

Я опешил.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Единственный шанс.

– Черт возьми, откуда вы знаете мое имя?

– Это твой единственный шанс.

На этом связь прекратилась.

15

Из ресторана открывался вид на Гайд-парк. Возле окон был ряд кабинок, стилизованных под американскую закусочную, из музыкального автомата звучали песни Элвиса Пресли. Стенные часы надо мной показывали десять сорок. Лапы Микки-Мауса касались цифр десять и восемь. В трех кабинках от меня сидела французская пара, за ними дети ели гренки с джемом. Других посетителей в ресторане не было.

Я разложил на столе взятый из квартиры блокнот и поднятый с травы возле дома мобильный. Как и в квартирном телефоне, здесь не было контактных номеров, перечня звонков и сохраненных сообщений. Может быть, этим телефоном не пользовались. Или каждый раз все стирали.

Подошла официантка с моим завтраком – омлет, гренки и большой кофейник. Поставила все это на стол и удалилась. Я люблю кофе, иногда даже предпочитаю его вместо еды. Чем не кофеман? Ресторанная пища больше не привлекала меня, главным образом потому, что есть в одиночестве скучно, да и за время семейной жизни я обленился. Деррин превосходно готовила, питаться дома было вкуснее и безопаснее. После ее смерти я старался плотно завтракать, а потом не особенно беспокоиться об обеде. Съедал салат или бутерброд. Неизменно пил кофе. Вечерами ел поздно и мало, обычно смотря по телевизору новости или фильм на цифровом видеодиске.

Я наполнил чашку и снова принялся за найденный телефон. Допущенная оплошность, видимо, ничем этим людям не угрожала. В мобильном не было ничего способного навести на их след. Ни улик. Ни номеров. Но вне зависимости от их связи с Алексом они явно меня отпугивали. Похоже, я слишком к чему-то приблизился.

Я пододвинул блокнот.

В квартире свет из окон падал на поверхность бумаги, высвечивая вмятины, оставшиеся от записей на предыдущих листах. Я попросил у официантки карандаш и стал легонько штриховать блокнот. Постепенно начали появляться слова. В верхнем правом углу: «Нужно позвонить Ви». Посередине, менее четко, несколько имен: «Пол. Стивен. Зак». Внизу неразличимый, пока я не поднес блокнот к свету, телефонный номер.

Я достал свой мобильник и позвонил по нему.

– «Ангел», Сохо, – ответил кто-то.

Я слышал, как в отдалении разговаривают люди.

– Пивная «Ангел»?

– Да.

Подождав немного, я выключил мобильник.

Я сообщил этот номер в справочную, и мне назвали адрес, по которому он зарегистрирован. Это, как я и предполагал, была пивная на окраине китайского квартала. Во время стажировки я работал в паре со стариком по имени Джекоб, опытным репортером, освещавшим события в Сити. Тогда он был завсегдатаем «Ангела». Однако несколько лет спустя перестал там появляться, поскольку вышел на пенсию и уехал в норфолкскую деревню.

Но я не перестал.

Я продолжал бывать там, пока не заболела Деррин.

Моя машина стояла по другую сторону парка. Я вошел на Гайд-Парк-Корнер и направился к Серпантину. ^[1]Все было спокойно. Голые деревья; вода в озере темная, неподвижная. По ее поверхности бесшумно дрейфовали две модели судов, их паруса ловили ветер. Я шел, захваченный запахом и звуками этого места; травой под покровом палых листьев; дубами и вязами, оголившимися с приближением зимы.

Вокруг бегали дети, оставляя грязные следы. Родители наблюдали за ними со стороны, болтая и посмеиваясь. Это вызвало у меня мучительное чувство одиночества. Я вспомнил, как мы с Деррин говорили о наших будущих детях, об удовольствии впервые взять ребенка на руки, вести сына или дочь в школу. Мы пытались в течение пятнадцати месяцев, а потом, когда у нее обнаружили рак, это потеряло смысл.

Иногда я вспоминал чувство безысходности, которое испытал, глядя, как ее гроб опускают в землю. Все было кончено; она ушла и больше не вернется. В глубине души я знал, что Алекс не мог погибнуть в автокатастрофе и в то же время остаться живым, как не могла быть живой и Деррин. Однако, глядя в глаза Мэри, видел там абсолютную убежденность, словно она не сомневалась в своих словах. И какой-то частью сознания я хотел, чтобы она оказалась права. Хотел, чтобы Алекс был жив, несмотря на совершенную невозможность этого. И поиск истины толкал меня вперед, помогая хотя бы на время забыть об одиночестве.

Когда я подходил к машине, после нескольких дней дождя и пронизывающего ветра наконец пошел снег. Я сел за руль, включил отопление на полную мощность и просмотрел номера в своем мобильнике. Найдя нужный, нажал «вызов».

– Бюро консультации населения.

Я улыбнулся.

– Кончай ты.

– Кто это?

– Бюро консультации?

– Дэвид?

– Да. Как дела, Гвоздь?

– Приятель, мы не общались целую вечность.

Мы немного поболтали, наверстывая упущенное. Гвоздь обитал в Камдентауне, был типичным нелегалом: русский хакер, он жил по просроченной студенческой визе, устроил в своей квартире справочную и предпочитал наличные. Я часто пользовался его услугами, когда работал в газете и занимался разоблачениями политиков.

– Ну, приятель, чем могу быть полезен?

Он говорил на том английском, который усвоили многие европейцы, часами смотрящие американские музыкальные видео– и телепрограммы.

– Включай свой превосходный компьютер.

– Никаких проблем. Чем располагаешь?

– Мобильным телефоном – нужно выяснить, кому он принадлежит. Там нет ни номеров, ни адресной книжки. Если назову тебе серийный номер, сможешь выяснить, где он куплен – может, на чье имя зарегистрирован?

– Конечно, не проблема. Только дай мне пару часов.

– Само собой.

Я назвал ему все подробности и номер своего мобильника.

– Да, и мой гонорар слегка повысился, – сообщил Гвоздь.

– Заплачу, сколько скажешь.

Через несколько секунд мобильник зазвонил. Я взглянул на дисплей. Джон Кэрри. Я забыл с ним связаться.

– Джон, извини, совсем замотался.

Молчание.

– Я оставил несколько сообщений.

– Разговаривать долго не могу, – произнес он.

– Хорошо.

– Вы все еще хотите подвергнуть экспертизе ту фотографию?

– Конечно.

– Отправьте ее мне домой. Я знаю кое-кого из судебных экспертов, одному из них в свое время оказал услугу. Могу попросить его взглянуть на этот снимок.

– Вы уверены?

– Нет. – Молчание. – Но сделаю все возможное.

– Послушайте, я искренне благо…

– Вероятно, я совершаю самую серьезную ошибку в жизни.

Я не знал, что на это ответить, поэтому промолчал. Но интуиция меня не подводила: случившееся с Алексом до сих пор мучило Кэрри, и ему хотелось разобраться.

Я выключил телефон и смотрел, как снежинки скользят вниз по ветровому стеклу. Мои мысли вернулись к «Ангелу». Последний раз я был там в такую же долгую, холодную зиму, тянувшуюся с начала ноября до конца февраля. Два разных времени, связанных между собой, – кусочек прошлого, соединяющийся теперь с настоящим.

16

«Ангел» – неказистое здание к востоку от Хеймаркет-стрит. Когда я подъехал, у двери уже скопился снег. Я заглянул в маленькое, зарешеченное, как в тюремной камере, окно. В темноте виднелся только квадрат белого света в глубине. Надо мной простиралась пара неоновых ангельских крыльев, на вывеске рядом с дверью было написано, что пивная открывается в полдень. Я взглянул на часы. Одиннадцать сорок.

– Ты слишком рано.

Я обернулся:

– О! Откуда ты взялась?

Женщина за моей спиной измерила меня взглядом. Лет сорока пяти, бледная, похожая на мальчишку, белокурая, с маленькими серыми глазами. Я улыбнулся, но она лишь покачала головой. Поглядела на дверь, потом на небо и плотнее запахнула длинную шубу из искусственного меха.

– Приходи через двадцать минут.

И начала возиться с замком.

– Я здесь не ради пива.

Она взглянула на меня с отвращением:

– Если тебе нужен стриптиз, ошибся адресом.

– И не ради этого.

Женщина распахнула дверь и шагнула внутрь.

– Хочешь поговорить?

– Вроде того.

– Здесь не «Самаритяне». ^[2]

Она хотела закрыть дверь, но я придержал ее ступней и протиснулся в проем. Женщина не выказала удивления – словно такое случалось часто.

– Денег здесь не найдешь.

У нее был сильный ист-эндский акцент.

– Не беспокойся, – сказал я. – Грабить не собираюсь.

Она уставилась на меня, потом отвела взгляд.

– Легавый. Черт, везет же мне сегодня!

– Я не полицейский.

Женщина бросила шубу на один из столиков у двери.

– Что тебе нужно?

– Можно войти?

– Нет.

Я потер ладони.

– Тогда будем замерзать здесь до смерти.

Женщина оглядела занесенную снегом улицу и взглянула на меня.

– Ладно, – сказала она и жестом пригласила следовать за собой.

Пивная почти не изменилась с тех пор, как я был здесь последний раз. На стенах появились новые обои – и только. Помещение было длинным, узким, с пятиугольным закутком в глубине, достаточно большим для пары столиков, и с музыкальным автоматом у дальней стены.

– Ну, и в чем дело, Магнат? – спросила женщина и улыбнулась собственной шутке. Я достал блокнот и авторучку, положил их на стойку и сел на один из табуретов.

– Как тебя зовут?

– Тебе-то что?

Я протянул ей водительские права:

– Мое имя Дэвид Рейкер. В прошлом я журналист.

Она нахмурилась, наклонилась к правам.

– Журналист?

– В прошлом.

Женщина взглянула на меня.

– Джейд.

– Это твое имя?

– Да.

– Красивое.

– Ладно тебе.

– Не привыкла к комплиментам?

– От симпатичных парней вроде тебя? – покачала она головой. – Нет. Мужчина, который последний раз говорил, что у меня красивое имя, весил сто тридцать килограммов, и волосы у него спадали до подбородка.

Я улыбнулся:

– Я тоже так выгляжу по выходным.

Джейд подавила улыбку, снова смерила меня взглядом, но ничего не сказала.

– До какого часа работаешь сегодня? – спросил я.

– До семи.

– Долгая смена.

Она пожала плечами:

– Жизнь нелегкая.

Я раскрыл блокнот на новой чистой странице. Джейд зашла за стойку, перегнулась через нее и уставилась на блокнот.

– Дело, похоже, интересное.

– Да, возможно.

– И что же нужно журналисту в этом сортире?

Я повернулся на табурете.

– По крайней мере в этом сортире с тех пор, как я был здесь последний раз, появились новые обои.

– Вот как?

– Давно тут работаешь?

– Около полугода.

На стене позади меня я заметил несколько фотографий. Поднялся с табурета и подошел к ним. На одной из них была запечатлена женщина, которую я узнал. Ее окружали завсегдатаи, снимок трехлетней давности был сделан в канун Нового года. Звали женщину Эвелина. Она работала за стойкой, когда я приходил сюда с Джекобом. Мы симпатизировали друг другу, и я даже рассказал ей о Деррин. Она по-настоящему огорчилась, узнав, что у моей жены рак.

– Эвелина еще работает здесь?

– Нет.

Я повернулся к Джейд:

– Когда она уволилась?

– Не знаю, – отвела она глаза.

Я внимательно посмотрел на нее:

– Не знаешь когда?

– До моего появления.

Я вернулся к стойке и снова сел на табурет. Судя по всему, она что-то недоговаривала, но я не представлял, зачем ей лгать.

– Я разыскиваю человека, который, вероятно, имел отношение к этому месту. Если покажу его фотографию, может, скажешь, видела его здесь или нет.

Джейд кивнула. Я достал взятую у Мэри фотографию Алекса и протянул ей. Она вгляделась, щурясь, словно была слегка близорука.

– Как его зовут?

– Алекс Таун.

Джейд бросила на меня быстрый взгляд поверх снимка.

– Знаешь его?

Она чуть помедлила, потом вернула мне карточку.

– Нет.

– Уверена?

– Абсолютно.

В верхнем кармане у меня был список имен из блокнота, найденного в квартире «Игл-Хайтс». Я развернул его.

– Есть у вас завсегдатаи с такими именами?

Я переписал их на отдельном листке бумаги, одно под другим. Джейд прочла список и пожала плечами:

– Возможно.

– Так есть или нет?

– Откуда мне, черт возьми, знать? – ответила она. – Здесь, конечно, не «Ритц», но место оживленное. Много людей приходит и уходит.

Я забрал список.

– Я понимаю это как «нет».

– Магнат, так много вопросов задают только полицейские.

– Мне просто интересно, – сказал я и снова оглядел пивную.

В словах Джейд было что-то неискреннее. Либо она знала, когда уволилась Эвелина, либо нет. И еще, взяв фотографию Алекса, она посмотрела вверх и вправо. Начав готовить серьезные интервью для газеты, я прочел книгу о бессознательной жестикуляции и мимике, о распознании лжи. Вверх и вправо смотрят, выдумывая ответ.

Я снова повернулся к Джейд. Она насторожилась, не понимая, что мне нужно. Может, это была естественная подозрительность, выработанная часами нелегкой работы. Или же она лгала мне и догадалась, что я это понял.

Дверь в пивную неожиданно открылась. Мы оба оглянулись. Вошли, разговаривая, два старика. Один из них засмеялся и кивнул барменше:

– Добрый день, Джейд. Мы не слишком рано?

Она взглянула на меня, потом снова на них.

– Нет, Гарри.

Они прошаркали к стойке. Первый сел на табурет и стал искать в карманах мелочь; второй, встав рядом, изучал сорта пива. Покончив с этим, старики взглянули на фотографию Алекса, потом на меня.

– Добрый день, – сказал Гарри.

Я кивнул им и повернулся к Джейд:

– Алекс Таун жив?

На секунду мне показалось, что она изменилась в лице, потом пошла к задней части стойки и взяла две пустых пинтовых кружки.

– Джейд?

Старики смотрели на нас.

Барменша наполняла кружку, глядя мне в глаза, словно демонстрируя, что скрывать ей нечего. Наполнив, принялась за вторую.

– Все в порядке, Джейд? – спросил Гарри.

Она кивнула.

Старики пытались понять, не докучаю ли я ей. Видимо, они уже знали то, что я понял за десять минут разговора: Джейд нельзя грубить и ее невозможно запугать – по крайней мере пока она в безопасности этой пивной.

Я забрал блокнот, фотографию и вышел. Но это был еще не конец. Я вернусь в семь часов, когда Джейд закончит смену, – и на сей раз моего приближения она не увидит.

17

Церковь Святого Иоанна Предтечи находится в Редбридже, депрессивном районе Лондона, неподалеку от Норт-Серкулар. Уродливые, выцветшие дома-башни затеняли улицы; из дыр в эстакаде сочилась талая вода; черные дымки автомобильных выхлопов поднимались к небу. Когда я поставил машину, из тумана показалась треугольная крыша полускрытой индийским рестораном церкви.

Несмотря на местоположение, это было красивое современное здание с окрашенными в кремовый цвет бревенчатыми стенами. Над дверью висело искусно вырезанное из дерева громадное распятие. Христос смотрел вниз, и в лице его был проблеск надежды.

Главные двери оказались запертыми, поэтому я пошел к задней стороне церкви. Дверь с надписью «Контора» была приоткрыта. Сквозь щель я увидел пустую комнату с рядом письменных столов и книжным шкафом в глубине. Дверь в небольшую пристройку тоже была открыта.

Я направился к ней.

Пристройка размером примерно пятнадцать на двадцать футов представляла собой, в сущности, сарай. Без окон, с некрашеными бревенчатыми стенами грязно-оранжевого цвета. Обстановка внутри была скудной: пара плакатов, письменный стол, провод для отсутствующего портативного компьютера, бювар, несколько авторучек. Над письменным столом висела книжная полка с Библиями, биографиями и справочными материалами.

За моей спиной раздался голос:

– Добрый день.

Это произнес молодой человек с серебристым портативным компьютером в руке, одетый в повседневную рубашку и джинсы. Тридцати с небольшим лет, с белокурыми, разделенными на прямой пробор волосами до плеч и большими, яркими, живыми глазами. Он с улыбкой шагнул вперед.

– Здравствуйте, – сказал я. – Я ищу здешнего священника.

– Что ж, должно быть, у вас сегодня удачный день, – ответил он и протянул руку. Мы обменялись рукопожатием. – Преподобный Майкл Тилтон.

– Дэвид Рейкер.

– Рад познакомиться. Вы, случайно, не продавец Библий?

Я улыбнулся:

– Нет. Не беспокойтесь – вы в безопасности.

– Отлично. – Он прошел мимо меня в пристройку. – Извините за этот кавардак. Через несколько недель должен прибыть молодежный пастор, и я стараюсь до его приезда навести порядок. Но сейчас это просто-напросто склад моих вещей.

Он поставил компьютер, достал из-под стола небольшой обогреватель и, включив его на полную мощность, закрыл дверь.

– Весьма неприглядное окружение, правда?

Там был всего один стул, но в углу валялись два упаковочных ящика. Священник придвинул их ко мне.

– Прошу извинить за сиденья. Вы здесь наш первый посетитель.

Я сел.

– Эта пристройка выглядит новой.

– Да, она недавняя, – подтвердил священник. – Строительство закончено в октябре. Это временный дом для молодежного пастора, пока мы не соберем достаточно денег для новой пристройки.

Он сел за стол и взглянул на компьютер. Я увидел на экране запрос пароля.

– Я не займу у вас много времени, преподобный Тилтон, – сказал я и достал фотографию Алекса.

– Называйте меня, пожалуйста, Майклом.

Я кивнул и положил снимок на стол перед ним:

– Я расследую исчезновение человека, который, возможно, некогда у вас бывал.

– Понятно. Это он?

– Его имя Алекс Таун.

Майкл поднял фотографию и стал внимательно разглядывать.

– Стараюсь припомнить, – пояснил он. – Уверен, что не видел его здесь – по крайней мере в последние несколько месяцев.

– Речь идет не о последних месяцах.

– Вот как?

– В том-то и загвоздка: это могло быть лет шесть назад.

Майкл поднял взгляд, дабы удостовериться, что я не шучу.

– Правда?

– К сожалению, да.

Он снова взглянул на фотографию.

– Сколько ему лет?

– Сейчас около двадцати восьми.

– Значит, он мог быть членом нашей молодежной группы?

– Я не уверен, что он регулярно сюда ходил. Может, был здесь один раз или несколько. У него имелась какая-то связь с вашей церковью – но я пока не смог выяснить какая.

Майкл пожал плечами:

– Я хорошо помню большинство молодых людей – сам был здесь молодежным пастором, – но…

Я достал поздравительную открытку.

– Вот эта связь. – Я повернул открытку так, чтобы он видел наклейку. – Эту открытку он купил здесь, а изготовила ее женщина по имени Анджела Ратледж.

Его лицо вытянулось.

– Анджела умерла два года назад.

– Еще кто-нибудь может помнить продажу этих открыток?

Майкл задумался – но ненадолго.

– Анджела всем занималась сама. Покупала материалы, делала открытки, продавала их. Она была необычайной женщиной. Добывала для нас много денег. Благодаря таким людям, как Анджела, мы получили такое благо.

Майкл имел в виду пристройку.

– Подождите немного, – сказал он, снова поднимая фотографию. – Можно взять ее на пару минут?

– Конечно.

– Я привлекал одного своего друга на молодежные собрания. Пойду позвоню ему, может, он помнит этого парня.

– Не хотите воспользоваться моим телефоном?

– Нет, не стоит. Я оставил свой мобильник внутри, кроме того, нужно, пожалуй, запереть церковь, если буду здесь. – И указал на фотографию: – Как, говорите, его имя?

– Алекс Таун.

Майкл кивнул:

– Я недолго.

Он прошел мимо меня и направился к церкви.

Я сидел на краю ящика, глядя в открытую дверь. Снег сползал с церковной крыши и вываливался из водосточной трубы.

Мой телефон зазвонил.

– Дэвид Рейкер.

– Дэвид, это Гвоздь.

– Нашел что-нибудь для меня?

Было слышно, как он стучит по клавиатуре.

– Слушай, этот телефон купили в «Мобайл нетворк» три недели назад. Это в промышленном районе в Боу. Наверно, какой-то оптовик, работающий со склада.

– Так.

– Есть чем записать?

Я увидел лежавшую на столе авторучку Майкла.

– Да, говори.

– Телефон зарегистрирован на Гэри Хупера.

– Хупера?

– Да.

Я записал «Гэри Хупер» на тыльной стороне ладони.

– Не знаю, поможет ли это тебе.

– Все замечательно.

– Похоже, телефоном почти не пользовались. За последние три недели было всего три звонка. Зачитать номера?

– Да.

Я записал их под диктовку Гвоздя.

Первые два были мне незнакомы. Третий я знал. Он принадлежал пивной «Ангел».

– Гвоздь, ты настоящий волшебник. Деньги завезу тебе попозже.

– Ладно.

Я тут же стал звонить по незнакомым номерам.

На первом после трех гудков заработал автоответчик: «Привет, это Джеральд. Оставьте сообщение, я вам перезвоню». Я записал имя «Джеральд».

Когда я набирал второй номер, вернулся Майкл. Он положил на стол свой телефон и повернулся ко мне. Выражение его лица не оставляло сомнений.

– Очень жаль, – сказал он, отдавая мне фотографию Алекса. – Мой друг тоже его не знает. Трудно описать внешность по телефону, но я мог бы составить список всех членов нашей молодежной группы за последние семь лет. Алекса… нет в их числе. Право, мне очень жаль. Надеюсь, я не испортил вам день.