Текст книги "Обгоняя смерть"

Автор книги: Тим Уивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Встань.

Она медленно поднялась, в одной руке сжимая три пузырька, а другой показывая, что не будет создавать никаких проблем.

– Как тебя зовут?

– Сара, – негромко ответила она.

– Хорошо, Сара. Теперь скажи мне: что здесь, черт возьми, происходит?

Она не ответила, поэтому я опустил пистолет и схватил ее сзади за шею. От неожиданности она выронила пузырьки. Они разбились об пол ванной. Сара вздрогнула, словно ожидая удара, и вздрогнула снова, когда я повернул ее и втолкнул в комнату Б, где пригнул ее голову к надписи «Помогите»:

– Можешь прочесть это?

Она испуганно кивнула, тяжело дыша.

– Отлично. Значит, ты говоришь по-английски. Кто-то выцарапал на стене этот призыв и оставил там половину ногтей. Ты видишь там ногти, так ведь?

Она снова кивнула.

– Говори громче, не слышу.

– Да.

– Хорошо. Представляешь, как это мучительно? Представляешь, в каком отчаянии должен находиться человек, чтобы выцарапать надпись на стене своими ногтями?

Она не шевельнулась.

– Сара?

– Да.

– Что «да»?

– Да, представляю.

– Хорошо. Поэтому ты ответишь мне на несколько вопросов. В противном случае я нацарапаю новый призыв и в углублениях останутся твои ногти. Поняла?

Она кивнула. Я распрямил ее и вывел из комнаты – больше не мог выносить того запаха.

На лестничной площадке я поставил ее на колени лицом к стене. На миг увидел себя в зеркале ванной, и этот человек мне не понравился. Но обстоятельства изменились. Изменился и я. Возврата к себе прежнему уже не было. Всё. Они позаботились об этом.

– Я не хочу причинять тебе вреда, – сказал я. Она стояла на коленях, упираясь рукой в стену. – Но причиню, если не скажешь того, что мне нужно.

Я выдержал паузу, чтобы до нее дошло. Она кивнула.

– Отлично. Первое. Для чего используется комната с кольцами?

Легкое колебание, потом:

– Для акклиматизации.

– Что это, черт возьми, означает?

– Мы помещаем их туда, чтобы вывести из организма яды.

– Вывести яды?

– Да.

– Они что, наркоманы?

Сара утвердительно качнула головой.

– Не будем больше изъясняться жестами. Да или нет?

– Да, некоторые.

– Некоторые, но не все?

– Не все. Но почти.

– Вы проводите программу лечения от наркомании?

– Вроде того.

– Да или нет?

– Да. Но это не…

– Что «не»?

– Не обычная программа.

Я заглянул в комнату с кольцами. Увидел наручники, брызги крови. Почувствовал запах гниения и рвоты.

– Так, – сказал я. – И что же она собой представляет?

– Это помогает людям забыть.

– Что забыть?

– То, что они видели, и то, что сделали.

– Например?

Она отвела руку от стены и чуть повернула голову, чтобы видеть меня.

– Я не уверена, что вы поймете.

– Там посмотрим.

Она снова повернулась лицом к стене.

– Они все перенесли травмы.

– Какие?

– Душевные травмы.

– Конкретнее, – сказал я.

Она взглянула мне в глаза. В ее лице я видел страх, который заметил, когда внезапно напал на нее. Но теперь он по-чему-то выглядел менее убедительным… словно она разыгрывала меня. Словно все это – испуганная девочка, негромкий голос – было притворством.

– Какие душевные травмы? – спросил я.

Она печально улыбнулась:

– Как Деррин.

Я схватил ее за шею и прижал лбом к стене. Посыпавшаяся штукатурка заставила ее закрыть глаза. Она закашлялась.

Я наклонился к ее уху:

– Не пытайся влезть мне в душу и разжалобить таким образом. Не упоминай ее имени. Еще раз произнесешь – убью к чертовой матери.

Она кивнула.

Я ослабил нажим, и она открыла глаза.

– Не открывай глаз.

Она нахмурилась, словно не поняла.

– Не открывай глаз.

Она зажмурилась.

– Конкретнее, – повторил я. – Назови мне конкрет…

– Сара?

Мужской голос перед домом. Хруст снега под ногами. Судя по всему, человек шел к задней двери. Я наклонился к Саре:

– Ни звука, поняла?

Девушка взглянула на меня. Она не была красивой, но ее лицо обладало гипнотическим воздействием. Не давало отвести от себя глаз, заставляя терять драгоценные секунды.

– Я здесь.

Я смотрел в щель между дверью и косяком на лестницу. Появилась голова, медленно, словно этот человек понимал – что-то неладно.

– У тебя все хорошо? – спросил он.

– Да, отлично.

– Что ты делаешь?

Восточноевропейский акцент.

Он остановился на верхних ступеньках и огляделся. Я видел его лицо между балясинами. Взгляд перебегал с двери на дверь.

– Беру припасы.

Он поднялся еще на одну ступеньку.

– Почему так долго?

Сара промолчала. Взглянула на меня.

Теперь я видел лицо мужчины. Это был Стивен Мызвик. Постарше, чем на фотографиях, более худощавый и сосредоточенный. Ступив на лестничную площадку, он сунул руку за пояс сзади. Полез за пистолетом.

– Здесь тепло.

Я взглянул на Сару. Что она мелет, черт возьми? Она ответила мне взглядом. Не шевелилась. Ничего больше не говорила. Мызвик тем временем навел пистолет в сторону спальни и осторожно пошел по площадке, оглядев разбитые пузырьки в ванной.

– Где?

– Комната А, – ответила Сара.

Они разговаривали кодом.

Я стиснул пистолет, наблюдая, как Мызвик прошел к двери и остановился. Взглянул на Сару. И хотя она не сказала ни слова, сразу понял, где я нахожусь.

Я пригнулся, и он тут же дважды выстрелил в дверь.

Звук расколол тишину, прошел сквозь стены и разнесся по полям. Пули расщепили древесину над моей головой. На голову посыпалась штукатурка.

Ударом ноги я закрыл дверь. Она со стуком захлопнулась. Сара взглянула на меня, прикидывая, успеет ли убежать. Но не двинулась с места – снова подняла руки и попятилась. Я навел на нее пистолет, схватил и прижал к себе.

– Мызвик! – крикнул я.

Ничего. Ни звука из-за двери.

– Я держу ее и у…

Зазвонил мобильный телефон Мызвика. Ручка двери начала медленно поворачиваться. Я крепче прижал Сару, обхватив одной рукой ее шею, другую положил ей на плечо, наведя пистолет на дверь.

Створ распахнулся.

Мызвик стоял, держа пистолет в опущенной руке и поднеся телефон к уху. Глаза у него были светлыми, как кожа, а отрастающая бородка – совершенно черная – придавала ему странный, какой-то неземной вид. Лицо было черно-белым. Он не сводил с меня глаз. Телефон зазвонил снова.

Мызвик ответил.

Я слышал негромкое бормотание говорившего, но не разбирал слов. Мызвик слушал, глядя на меня. Игра была понятной: он стоял в дверном проеме, преграждая мне выход, и показывал, что не верит, будто я могу в него выстрелить. Сара, наверное, ощущала биение моего сердца. Возможно, я был не тем человеком. Тот человек всадил бы пулю Мызвику в голову, пока положение не вышло из-под контроля еще больше.

Мызвик кивнул и ответил говорившему:

– Да, он ее держит.

– Опусти телефон, – сказал я.

Он не повиновался. Из мобильного продолжали звучать указания.

– Вы уверены? – спросил Мызвик.

– Опусти телефон.

В моем голосе слышалась неподдельная злоба, и на его лице промелькнуло удивление. Словно он не ожидал такого даже от человека, настолько решительного, чтобы забраться в их гнездо.

Наконец голос смолк.

Мызвик захлопнул крышку телефона.

– Чего ты хочешь, Дэвид?

– Хочу узнать, что здесь, черт возьми, происходит.

– Зачем?

– Нет. Ты уже задавал вопросы. Теперь моя очередь.

– Очередь? Мы не будем чередоваться.

– Ошибаешься. Ты мне ответишь – и знаешь, почему? Потому что я убью ее, если откажешься отвечать. При выборе убить или быть убитым, поверь, я это сделаю.

Мызвик впервые взглянул на Сару и снова уставился на меня. Что-то произошло. Его выдали глаза. На миг в них промелькнула печаль.

Потом он выстрелил Саре в грудь.

Сара дернулась – ее кровь брызнула мне в лицо – и стала падать. Я машинально попытался вновь притянуть ее к себе, но она согнулась пополам. Перенос веса оказался слишком сильным и неожиданным. Я положил ее. А когда поднял взгляд, Мызвик высился надо мной, целясь в голову.

– Что ты делаешь, черт возьми?

– Вставай, – сказал он.

Я взглянул на Сару. Она лежала у моих ног, держась за грудь окровавленными пальцами. Глаза ее начинали тускнеть.

– Она умрет.

– Поднимайся, иначе последуешь за ней.

Я встал. Сара смотрела мне в глаза. Я стер с лица ее кровь.

– Стивен, она умрет здесь, – попытался я его урезонить. Обратился к нему по имени, взывая к его человечности.

Но у меня ничего не вышло.

– Значит, умрет, – спокойно ответил он.

Я посмотрел на девушку. Ее жизнь, длившаяся не более двадцати лет, вытекала из груди на половицы. Смешивалась с остальной кровью, пролитой в этой комнате.

36

Мы пошли по тропинке к большому зданию. Это был старый, синевато-серый фермерский дом с пристройкой сзади. Спереди виднелись веранда с полароидного снимка Алекса и деревянная, приколоченная изнутри вывеска с надписью «ЛАЗАРЬ». За домом до самого моря тянулся поросший вереском луг. По обе стороны простирались поля, напоминавшие квадраты на стеганом одеяле. Некоторые были вскопаны. Лопаты, кирки и вилы валялись на твердой земле.

Когда мы подошли, на ферме стояла тишина. Слышался только звон колокольчиков, слегка раскачивающихся на ветерке с моря, да скрежет металла о металл, когда поворачивался флюгер в виде ангела.

Я поднялся на веранду и заглянул в окно. Алекс на снимке стоял именно там. Замерший на миг. Обрамленный окном, проемом веранды, синевой неба и моря. Должно быть, снимок сделали, когда он только приехал на ферму. Еще до программы. До всего, что последовало.

Мызвик подтолкнул меня:

– Открой дверь и входи.

Я повиновался. Как и в «Вифании», она вела в кухню – маленькую, темную, с тремя окнами, завешенными листами черного пластика. Из нее выходили две двери. Одна была закрыта. Через другую я видел пустую гостиную со столом посередине и задвинутым под него единственным стулом. На стенах кухни висели картинки в застекленных рамках и полки с продуктами. Над плитой была газетная вырезка «ТЕЛО ДЕСЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА ОБНАРУЖЕНО В ТЕМЗЕ».

Точно такую я видел в квартире в Брикстоне.

Мызвик включил свет и закрыл дверь. Схватил меня за плечо, ткнул дулом в позвоночник и усадил на стул у кухонного стола. Я услышал, как за моей спиной открылся выдвижной ящик и затрещала разматывающаяся клейкая лента. Он обмотал ее вокруг моей груди и ног, привязывая к стулу. Покончив с этим, бросил рулон на стол и встал передо мной, глядя сверху вниз. Коснулся пальцем синяка на моей щеке. Когда я отвернулся, схватил меня за лицо и нагнулся.

– Ты умрешь, – прошептал Мызвик.

Я вырвался из его пальцев. Он несколько секунд выдерживал мой взгляд, потом достал мобильный. Открыл его и быстро набрал номер.

– Да, это я. Он здесь.

И нажал «отбой».

Потом посмотрел на меня:

– Ты явился не для того, чтобы вредить людям, так ведь, Дэвид? Пришел освобождать?

Я не ответил.

Мызвик покачал головой:

– Ты полагал, будто творишь добро. Эдакий крестовый поход. Но на самом деле лишь плевал против ветра.

– Ты знаешь, что это неправда.

– Вот как?

– Если бы я плевал против ветра, двое твоих друзей не повели бы меня в лес убивать.

Мызвик сощурился. Потом обогнул стол, и выражение его лица изменилось. Стало мягче. Я понял почему: теперь он мог говорить что угодно, поскольку я покину ферму в мешке для перевозки трупов.

– Мы с Алексом никогда по-настоящему не ладили. Многие из нас старались помочь ему, но для этого нужно идти на сближение. А он не хотел.

– Ну, и где же он?

Мызвик пожал плечами:

– Не здесь.

Он придвинул себе стул и сел.

– Его мать наверняка нарисовала тебе прекрасный портрет. Но Алекс – убийца. Он совершал ошибки. – Мызвик посмотрел на газетную вырезку, потом снова на меня. – Когда ему было некуда деваться, мы пришли на помощь. Как и всем остальным на этой ферме.

Я молча отвернулся от Мызвика.

Отвергая его.

– Что означает этот взгляд? – подался он ко мне.

– Вы ни о ком не заботитесь.

– Заботимся.

– Вкалывая им наркотики?

– Да.

– Выдергивая у них зубы?

Мызвик толкнул стол, и тот закачался взад-вперед на линолеуме.

– Не суди о том, чего не понимаешь! – заорал он. – Тебе не известна эта программа, кусок дерьма! Мы даем шанс этим людям!

Я не ответил.

Он вышел из-за стола, скрипя зубами, и потянулся к моим волосам. Я повернулся на стуле и поднырнул под его руку – но путы не давали мне двинуться дальше. Он схватил меня за горло и прижал к спинке стула, поэтому я смотрел на него снизу вверх. Он тяжело дышал, охваченный яростью. Но когда наши глаза встретились, он снова сощурился и все понял. Понял, что я раскусил его.

– Ты умен, Дэвид.

– Будь я умным, всадил бы тебе пулю в башку до того, как ты хладнокровно убил девушку.

– Сару? – Он покачал головой. – Ты убил ее, заявившись сюда.

– Не я нажал на спуск.

Мызвик не ответил и снова зашел за стол.

– Есть дело, которое важнее ее жизни.

– Она была одной из ваших.

– Она была твоим козырем. Ты использовал бы ее против нас, пока не получил желаемого. Без нее ты беспомощен.

Я воззрился на него:

– Значит, ты лишь выполняешь приказы своего босса?

– Что?

– Того, кто звонил тебе перед убийством Сары. Он дает тебе указания, и ты их выполняешь. Даже если от тебя требуют убить невинную девушку?

Он молчал.

– Ты не ценишь жизнь?

Он гневно посмотрел на меня:

– Очень ценю. Больше, чем ты можешь себе представить.

Мызвик достал из кармана бумажник, в котором лежали водительские права. Он раскрыл их и показал мне свою фотографию.

– Ты наверняка читал обо мне. Я отсидел десять лет за то, что пырнул старика осколком стекла. Знаешь, почему?

– Ты был наркоманом.

– Верно. Я нуждался в спасении. А спастись – значит вырыть дурное семя и посадить на его место доброе.

– И ты спасся?

– Да.

– Спасение мы понимаем по-разному.

– Не так уж по-разному, Дэвид, – улыбнулся он. – Ты ведь тоже убийца.

Щелк.

За моей спиной открылась дверь. Мызвик посмотрел через мое плечо, и выражение его лица изменилось: самообладание полностью исчезло.

Он был испуган.

В одной из рамок с картинками появилось отражение. Силуэт человека, стоявшего у моего плеча. Лица его я не видел. Не знал, на меня он смотрит или на Мызвика. Но ощущал запах.

Гнилостный.

Мызвик быстро переводил взгляд с меня на человека за моей спиной и вдруг закашлялся, словно не мог выносить этого запаха. И пошел вдоль кухонного стола в угол комнаты.

Снова взглянув на рамку, я понял почему.

Это был Легион, в полускрытой темнотой маске, в руке он держал шприц. И прежде чем я успел что-то предпринять, вонзил иглу мне в шею.

Все почернело.

37

Я очнулся в заброшенном промышленном холодильнике. Окон не было, помещение тускло освещала единственная люминесцентная лампа над моей головой. Слева с длинной металлической трубы свисали крюки для мяса. Я видел две закрытые двери: одна, испещренная ржавчиной, казалась входной; вторая, окрашенная в кремовый цвет, как и стены, была усеяна пятнышками крови.

Я сидел на старом деревянном стуле, но меня к нему не привязали. Босые ступни стояли на полу параллельно друг другу, руки лежали по краям сиденья. Пальцы были разведены на равное расстояние, обручальное кольцо лежало на тыльной стороне ладони. Рубашку и брюки с меня сняли, оставили только трусы.

И я не мог пошевелиться.

Голову поворачивал – но все остальное было парализовано. Я не владел ни единой мышцей. Не мог даже согнуть палец. Я знал, что мне нужно делать, упрашивал тело повиноваться, но ничего не получалось. От шеи до пят я был парализован.

Я закричал, громко, гортанно. Усиленный гневом голос разнесся по холодильнику. Я кричал снова и снова:

– Что вы со мной сделали?!

Никакого ответа. Слышалось только, как падают капли.

Я сглотнул.

Внутри я ощущал все. Стекающую по горлу слюну. Биение сердца. Острое кислотное жжение в легких. Было холодно, но на лбу выступила капля пота и заскользила по лицу. Мимо глаза, носа, рта, к шее. От середины горла и ниже кожа оставалась бесчувственной. Казалось, органы и мышцы утратили связь с кровеносными сосудами и нервами.

Лязг.

Входная дверь начала открываться. С медленным скрежетом отошла от дверной рамы. В проеме появился человек. Не Легион. Другой. Крупный. Ростом примерно шесть футов четыре дюйма, весом двести пятьдесят фунтов. Светлые волосы коротко острижены, одет с ног до головы в черное. Несколько секунд он разглядывал меня, чуть запрокинув голову. Казалось, зрелище его забавляет. Потом шагнул вперед. Сперва я подумал, что в руках он держит ремень. Потом понял: это нечто похуже – многохвостая плеть, похожая на средневековый бич, с рукоятки которой свисало двенадцать ремней.

– Что вы, черт возьми, со мной сделали?!

Он не ответил. Шагнул вперед и захлопнул за собой дверь. Та снова громко заскрежетала. Подошел к боковой двери возле крюков для мяса и открыл ее. Оглянулся на меня и скрылся в темноте.

– Что вы, черт возьми, со мной сделали?! – крикнул я ему вслед.

Молчание.

Я снова осмотрел себя, отчаянно пытаясь пошевелить пальцами рук и ног. Но добился лишь чувства движения. Обручальное кольцо по-прежнему лежало на руке. Совершенно неподвижно.

Человек с плетью вышел из темноты, в другой руке он нес стул. Подошел ко мне, сел напротив так, что наши ступни почти соприкоснулись, и уставился на меня.

– Меня зовут Эндрю, – наконец сказал он.

– Что вы со мной сделали?

– Приятно встретиться с тобой, Дэвид.

– Что вы со мной сде…

– Ты меня восхищаешь, – перебил он и поднял палец, призывая меня к молчанию. – Во многом. Моя организация способна защищаться от таких, как ты. В редких случаях посторонние приближались к нам, но мы сбивали их со следа. Но не тебя, Дэвид. Ты особенный. Очевидно, мы допустили несколько ошибок. И видимо, недооценили тебя.

Я взглянул на плеть, потом снова на него. Он не отводил от меня глаз. Даже не мигал.

– Здесь все совершали ошибки, одни серьезные, другие не очень, но мы даем людям возможность начать заново. Однако за это кое-что требуем. Подчиниться программе. Полностью.

Он умолк, не сводя с меня взгляда.

– И соблюдать секретность.

Он снова выдержал паузу, на сей раз более долгую. Вглядывался в меня, словно решая, все ли я понимаю.

– Ты меня слушаешь? Мы упорно работали над этим. Зашли слишком далеко. Это не разрушить из-за какого-то бесследно исчезнувшего парня.

Он имел в виду Алекса.

Его глаза были глубокими, властными. Мы старались пересмотреть друг друга. Наконец Эндрю замигал и перевел взгляд к обручальному кольцу на моей руке.

– Только ты не понял, Дэвид, что наших прежних жизней больше не существует. Для нас нет пути назад. Мы вышли из общества и не вернемся обратно. Если выведешь кого-то из этих ребят из программы, думая, будто спасаешь их, – он снова взглянул на меня, – как считаешь, куда они пойдут?

Я оглядел холодильник.

– Куда-нибудь, где лучше, чем здесь.

Эндрю выжидательно смотрел на меня. Но, увидев, что я не собираюсь отворачиваться или продолжать, несколько раз кивнул.

– Где лучше, чем здесь, – негромко повторил он.

И внезапно – в какую-то долю секунды – хлестнул меня плетью по левой ноге. Ремни обвились вокруг бедра и упали. Я опустил взгляд. На коже появились тонкие красные полосы, в них выступали крошечные капельки крови.

Но я ничего не чувствовал.

– Должно быть, не ощущать боли приятно. – Эндрю взглянул на мою ногу, потом оглядел все тело. – Можешь представить себе дальнейшую жизнь без боли?

Я ощутил подергивание в одном из пальцев ноги. Странное чувство, словно нервные окончания наконец ожили.

Он снова запрокинул голову и слегка улыбнулся:

– Ощущение возвращается?

Я молча смотрел на него.

– Оно вернется. Сперва пальцы, ступни, потом ноги. Почувствуешь себя нормально, когда оно пройдет через пах в живот… – Он подался вперед и коснулся пальцем подреберья: – Но когда доберется до этого места, тебе захочется смерти.

– Что вы, черт возьми, со мной сделали?!

Эндрю улыбнулся. Он явно ждал именно этой реакции.

– Ввели тебе наркотик, Дэвид. Собственно говоря, частично тебя парализовали. Не беспокойся, это пройдет. Но пожалуй, нужно предупредить, что возможны потоотделение, слюнотечение, сыпь и рвота. Остановка сердца маловероятна… но уверенным быть нельзя.

Он снял с плети один из ремней и показал мне. На нем осталась моя кровь. И чужая тоже: более темная, засохшая пятнами. Повернул ремень. Там тоже виднелась кровь. Плеть была омыта ею.

– Знаешь, думаю, здесь есть и кровь Алекса.

Эндрю мрачно улыбнулся.

– Единственный способ изменить человека – избавить его от искушения, – продолжал он. Выражение его лица смягчилось, вернулся прежний немигающий взгляд. – Если ребят, которых мы привозим сюда, подлечить и отправить обратно, искушение не исчезнет.

В пальцах ног появилась чувствительность, на сей раз более сильная. Мучительная.

Эндрю подался ко мне:

– Мы обещаем им кров. Еду. Поддержку. Семью. Но главное, помогаем забыть. О наркотиках. О прошлом. Ты в самом деле думаешь, будто кто-то из них хочет помнить содеянное? Пережитое? Одна из девушек здесь вонзила нож в грудь мужчине после того, как он ее изнасиловал. Думаешь, ей хочется вспоминать об этом?

Я не ответил. Теперь я чувствовал ступню. Ощущение длилось дольше, словно ползло по коже.

– Поэтому мы помогаем им сменить одну жизнь на другую.

Он все еще наклонялся ко мне, склонив голову набок.

– Знаешь, что кетамин – лучшее средство для смерти без остановки сердца? Наркоманы называют его «норой К». Мы добавляем немного диметилтриптамина… и называем это воскрешением.

– Вы безумны.

– Когда мы воскрешаем их, – продолжал Эндрю, пропустив мои слова мимо ушей, – некоторые в нашей программе обнаруживают, что выходят из своего тела. Кто-то видит картинки прошлого. Кто-то – яркие огни в темноте. Это символическое перерождение. Воскресение в новую жизнь. Возможность отделить совершенное в прошлом от будущего.

– Вы абсолютно безумны.

Он засмеялся и провел пальцами по ремням плети.

– Нет, Дэвид. Безумно думать, что ты делаешь добро, пытаясь остановить нас.

38

Эндрю неотрывно смотрел на меня, водя пальцами по ремням плети. Я отвечал ему взглядом, сознавая, что они пытаются вызвать у меня ощущение слабости. Они парализовали меня. Раздели. Однако не желали моей смерти. Он снова привычным жестом запрокинул голову и улыбнулся, словно прочитал мои мысли.

– Дэвид, я долгое время создавал это место. Подбирал подходящих людей в помощники. Ты, разумеется, понимаешь, как важно защищать свое дело. – Он взглянул на кольцо, лежавшее на моей руке. – Ты защитил бы то, что тебе дорого, ведь так?

– Подходящих людей?

Эндрю кивнул.

– Вроде этого гнусного психа в маске?

Он не шевельнулся. Не ответил.

– Что в нем подходящего?

– Он обеспечивает нашу безопасность. Вначале у нас были проблемы. Он помог нам их решить. За это мы помогли ему.

– Он помогал вам, когда пытался убить меня?

Снова покалывание в ступнях.

– Он обеспечивал…

– Он никому не помогает. А вы не помогаете никому.

– Мы уничтожаем их мучения.

– Вы стираете их воспоминания.

– Как думаешь, какие воспоминания у наркомана, Дэвид? – Он впервые повысил голос. – Как быть с живущей здесь девушкой, к которой отец приставал одиннадцать лет?

– Это неправильно.

Он хмыкнул:

– Откуда тебе знать, что правильно?

– Вы принуждаете их.

– Мы облегчаем их страдания.

– Вы силой вводите им наркотики!

– Мы помогаем им устроить новую жизнь! – выкрикнул Эндрю. – Даем этим людям кров и еду. Позволяем общаться. Они начинают все заново. Живут заново.

Я почувствовал покалывание в лодыжках и пятках. Посмотрел вниз и увидел, что пальцы ног сгибаются. Подергиваются. Шевелятся.

Эндрю наблюдал за мной.

– Ты быстро оправляешься, – заметил он.

Мои лодыжки дрогнули.

– Ты боец, Дэвид. Мне это нравится.

– Вы утратили здесь контроль, – сказал я.

Он засмеялся:

– Нет-нет, мы все полностью контролируем.

– Вы утратили контроль! – гневно повторил я и, стиснув зубы, приказал себе шевельнуться. Хотя бы чуть-чуть.

Но почувствовал только подергивание мышц в икре.

– Где Алекс?

– Не знаешь, когда нужно сдаться? – усмехнулся Эндрю.

– Где он?

Эндрю взмахнул плетью, ремни слегка коснулись его ноги.

– Алекс – особый случай. Он пришел ко мне чуть больше года назад, после долгого отшельничества. Я не искал его. Его мне дали. – Пауза. – Он был особенным.

Еще одно подергивание – на сей раз в колене.

– Особенным?

– Начиная работу на этой ферме, я ожидал, что каждый взятый молодой человек будет нам послушен. У них имелись проблемы. Мы предлагали выход. Поначалу все шло прекрасно. Первые двое стали замечательными, порядочными людьми, которых я мог использовать. Я избавил Зака от наркозависимости, и он сделался моим вербовщиком. Я вернул достоинство Джейд после нескольких лет унижений, и она добывала для нас деньги в Лондоне.

Эндрю откинулся на спинку стула, заскрипевшего под его тяжестью.

– Но потом дела пошли труднее. Зак отыскал эту наркоманку в Бристоле. Ее бил наркоторговец и насиловал сводник. Нашел ее в переулке среди зимы, брошенную умирать. И мы включили ее в программу детоксикации.

Он перевел дух.

– Но как-то вечером она сказала мне, что больше не хочет здесь находиться. Я ответил, что она сделала выбор и теперь должна его держаться. – Его тело слегка расслабилось. – Так она выхватила ножницы – и ударила ими одного из моих людей в грудь.

Я вскинул на него взгляд.

– Я ударил ее! – Он топнул ногой. – Потом снова, снова и снова. И когда перестал бить, она уже не шевелилась.

Эндрю долго молчал.

– Она просила нас о помощи, мы привезли ее сюда, обещая новую жизнь. И она отплатила нам, отплатила мне убийством одного из моих лучших друзей. – В глазах его промелькнула жалость. – Но после этого у меня наступило прозрение. Переломный момент. Когда люди вроде нее противились нам, швыряли в лицо то, что мы предлагали, я понимал – нужно заниматься ими. Мы забрали их из общества, дали крышу над головой. Мы приносили жертву для них. Поэтому они должны были приносить жертву для нас. Должны были становиться мучениками.

– Вот для чего ты привез сюда Легиона.

– Да, – спокойно ответил он и поднялся. – Мы вместе служили в армии. Он обладал кое-какими уникальными умениями. Ты видел, Дэвид, как человек ценит жизнь на поле боя. Как легко он готов ее оборвать. Большинство солдат, большинство людей не хотят убивать, не хотят пересекать определенную черту. – Я не сводил глаз с Эндрю, когда он направился ко мне, плеть свисала с его руки. – Но для Легиона никакой черты не существует.

– Я думал, это миссия от Бога.

– Так и есть.

– Ты читал когда-нибудь десять заповедей?

Он улыбнулся:

– Я защищал этот проект.

– Ты привез сюда психопата-убийцу.

– Тебе не понять, Дэвид. Тебе никогда не приходилось сражаться за какое-то дело. – Он бросил взгляд на мое обручальное кольцо. – Кроме памяти о своей покойной жене. А разве это можно назвать делом?

Он снова улыбнулся, увидев мой гнев, и зашел мне за спину.

– Значит, он просто убивал тех, кто противился? – спросил я.

Эндрю не ответил.

И тут до меня дошло.

– Ах, черт, вы использовали их тела…

– Да, – ответил он у меня за спиной. – Мы использовали тела тех, кто не поддавался программе. У нас есть люди в нужных местах; сеть раскинута гораздо шире, чем ты можешь себе представить. В здравоохранении. В полиции. Знаешь, Дэвид, как уничтожить улики в базе данных полиции? Думаю, ты поразился бы, насколько это легко.

Я снова услышал его шаги.

– Никаких особых трудов: найти человека, знакомого с системой, а потом… Просто поразительно, что можно сделать, сидя за чужим компьютером и пользуясь чужими файлами.

– Вы ложно обвиняете людей.

Эндрю обошел стул и хмуро посмотрел на меня, словно не мог понять моей простоты.

– Это большая победа. Наши внедренные мужчины и женщины получили искупление. Они такие, какими были Зак и Джейд. Падшие и возродившиеся. Они и другим дают эту возможность, оберегая то, что у нас есть.

Тупая боль возле паха. Ощущение медленно расходится по телу.

Эндрю улыбнулся и приставил палец к моему лбу:

– Чувствуешь что-нибудь?

Я покачал головой и закрыл глаза. Попытался собраться с силами. Когда поднял веки, Эндрю смотрел на меня с той же улыбкой.

– Чье тело вы выдали за труп Алекса?

Он пожал плечами:

– Не все ли равно?

– Не все равно тем, кто его любит.

Эндрю сверлил меня взглядом несколько секунд.

– Ты, Дэвид, ничего не знаешь. Большинству их семей наплевать, живы они или мертвы.

– Как думаешь, Мэри волнует, жив ли Алекс?

– Теперь, когда увидела его, волнует.

– Она и прежде беспокоилась!

Эндрю немного помолчал.

– Как я уже говорил, с Алексом у меня отсутствовал выбор. Я был вынужден так поступить.

Тупая боль возникла снова, но теперь более сильная. Вспыхнула в паху. В пояснице.

Я судорожно втянул воздух.

– Ваши дела вышли из-под контроля, – сказал я.

Звучание моего голоса приятно его удивило. Эндрю слегка нагнулся и посмотрел на меня снизу вверх.

– Ой, ой, – насмешливо произнес он. – Больно?

Рот заполнился слюной. Я взмок. Пот заструился по лицу. К горлу подступала рвота, вызывая жжение в груди. Зародившаяся в паху боль поднималась по позвоночнику. Спина напряглась, кожа словно натянулась. То, что они со мной сделали, было в спине.

Эндрю распрямился и посмотрел на меня со смесью удовольствия и отвращения. Потом, прихватив стул, скрылся в проеме боковой двери. Створ с силой захлопнулся – и я ощутил вибрацию, прошедшую по полу. Боль внезапно прорвалась от спины в середину груди.

– Черт!

Я закричал снова.

Казалось, кто-то выдавливал жизнь из моего сердца. Тело пронизывали судороги. И в конце концов обручальное кольцо упало и укатилось.

Боковая дверь открылась, из темноты появился Эндрю, уже без стула. Теперь плеть свисала с его ремня. В руках он держал длинное зеркало. Сплошь покрытое жирными пятнами, словно за него хватались пальцами.

Он встал передо мной, отвернул зеркало и, сняв плеть с пояса, поднял ее за ручку. Ремни свисали передо мной.

– Уйдя из армии, я попал в беду, – заговорил он. – Не мог найти работы. Мне недоставало порядка, к которому я привык. Дисциплины. Поэтому я стал воровать и навредил нескольким людям. А после этого заслуженно попал в тюрьму. – Он посмотрел мне за спину, потом оглянулся. – Но, выйдя из тюрьмы, я обрел Бога. Обрел по-настоящему. Мне даже удалось съездить в Иерусалим на богослужение крестного пути. Я увидел дорогу, по которой Иисус шел на распятие. Когда посещаешь такие места, оцениваешь, что ему пришлось вынести. – Эндрю опустил плеть. – И после этого смотришь на людей по-другому. Понимаешь, что испытай они хоть малую часть его страданий, то больше ценили бы полученное в этой жизни.

Теперь я не мог думать ни о чем, кроме боли. Не мог сильнее разжечь гнев. Не мог сосредоточиться на лице Эндрю. Казалось, со спины сползает кожа. Я поднял дрожащую руку и коснулся плеча. На пальцах осталась кровь.

– Легион однажды подал мне идею. Сперва я счел ее несколько… средневековой. Но, обдумав, понял, что ребята, которых мы взяли сюда, именно такие люди, о которых я размышлял в Иерусалиме. Как и я, они не ценили полученного в первой жизни. Но если бы прошли путь Иисуса, если бы могли хранить напоминание об этом, то, вероятно, во второй раз больше дорожили бы жизнью.