Текст книги "Запретное видео доктора Сеймура"

Автор книги: Тим Лотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

«Системы видеонаблюдения „Циклоп“», запись вторая, суббота, 5 мая

Примечание автора: Прошла ровно неделя с тех пор, как доктор Сеймур впервые посетил этот офис. Погода примерно та же – солнечно и жарко.

Шерри Томас одета иначе, нежели в первый визит доктора Сеймура, но все так же нарядно и по-деловому. Вместо серого костюма на ней черное платье, бледно-голубой кардиган и черные босоножки на высоком каблуке. Волосы забраны вверх, на ней дорогое сверкающее ожерелье. Как и прежде, она сильно накрашена. Ее лицо кажется бледным, а помада имеет чрезвычайно яркий пунцовый оттенок.

На докторе Сеймуре сандалии, синие шорты и линялая белая футболка с потускневшей эмблемой известной фармакологической компании. Он одет аккуратно – доктор Сеймур всегда был опрятен, даже в свои редкие выходные, – однако даже тем, кто полагает, будто он пытался соблазнить Шерри Томас еще на ранней стадии их отношений, придется признать, что он не слишком усердствовал над своим внешним видом. Он, опять-таки, явно сильно вспотел.

Когда он заходит, Шерри Томас поднимает глаза и улыбается.

– Какой у вас мороз. Вы не могли бы настроить кондиционер потеплее?

Она принимается нажимать кнопки на настольном калькуляторе.

– Вам придется обождать. Я сейчас занята. Кое-что очень важное… черт.

Несколько минут записи, предшествующих появлению доктора Сеймура, однозначно свидетельствуют, что Шерри Томас была ровно ничем не занята – лишь принимала лекарства от, видимо, частых головных болей и нервно ходила туда-сюда по магазину. И вот теперь она дает целое представление, нажимает кнопки, чиркает на листочках. В какой-то момент она, прежде чем сделать запись, облизывает карандаш. Делает это она очень медленно, почти театрально и довольно соблазнительно. Однако если доктор Сеймур это и замечает, то виду не подает. Он спокойно сидит, пока она симулирует активную деятельность. Потом, не смотря на него, она произносит:

– Я вижу, вы решили оставить оборудование себе.

– Разве?

– А разве нет? Или вы его где-то на теле прячете?

– Оно оказалось полезнее, чем я предполагал.

– Вам было интересно?

– Наблюдение за людьми, которые говорят всякую чушь, с трудом можно назвать интересным.

– Значит, это развлечение не по вам?

– Там было несколько моментов.

– Вы выяснили, крадет ли ваша няня деньги?

– Нет. Мы все равно ее уволили.

– Если вы не выяснили то, чего хотели, чем же вам помогло наше оборудование?

Похоже, доктору Сеймуру непросто ответить на этот вопрос, он неловко ерзает на стуле, по-видимому разрываясь между своим решением помалкивать и желанием поделиться впечатлениями с Шерри Томас. Она застыла в предвкушении, как будто почувствовав, что вот он – настал ключевой момент в их стремительно развивающихся отношениях.

– Просто помогло.

Еще несколько секунд она смотрит на доктора Сеймура в упор, после чего резко встает из-за своего стола. Ее платье задирается до бедер, и он открыто пялится на них, но потом берет себя в руки и отводит глаза. Она идет в подсобку. Пытаясь замаскировать стеснение, доктор Сеймур произносит чуть громче, чем обычно:

– Вы куда?

– Выключить кондиционер. Вам же холодно, не так ли?

Пока ее нет, доктор Сеймур изучает ее стол. Он замечает таблетки, которые она недавно приняла, берет флакончик и рассматривает его. Едва он успевает поставить лекарство на место, возвращается Шерри Томас и говорит ровным бодрым тоном:

– Так будет лучше. Станет немного теплее.

Она садится обратно за стол – опять же заметны ее старания продемонстрировать как можно более полно свои бедра. Ее взгляд останавливается на пузырьке с таблетками.

– У меня бывают головные боли. От жары еще сильнее.

– Сожалею.

– Сейчас со мной все в порядке. Мой психиатр говорит, что таблетки – это все равно психосоматика.

– Вам нужен психиатр?

– Как и всем, разве нет? Впрочем, вы и так знаете, что у меня болит голова. Вы тут уже порыскали немножко, да?

Доктор Сеймур не отвечает.

– Вы всегда такой любопытный? Или вам просто скучно? А ведь скука – жуткая вещь.

– Да уж.

– Больше всего бед в мире происходит оттого, что люди не знают, чем себя занять. Хотите сигарету?

– Да. Но нет.

Тут она выдвигает ящик стола, как в первый раз, и вынимает полную пачку красного «Мальборо». У нее тонкие нежные руки. Ее маникюр того же цвета, что и сигаретная пачка.

– Вы уверены, что не хотите?

– Хочу, но курить не стану.

– Как угодно. Хотя иногда мне кажется, что лучше быть самим собой. Боже!

Она хватается за лоб, лицо ее искажается.

– Не знаю, что со мной последнее время.

Доктор Сеймур выглядит озабоченным. Он снова берет флакончик с таблетками и внимательно его рассматривает.

– Это довольно мощное зелье. Вам, наверное, несладко приходится с этими мигренями.

– Я уже в порядке. Это такая эпизодическая мигрень. Вроде как ступор. Пару секунд адская боль, и сразу проходит.

– Вы говорили, что лучше оставаться самим собой.

– Это одна из аксиом моей философии.

– А зачем вы рассказываете мне о своей… философии?

– А почему нет? Боже мой, вы, англичане, такие чопорные. Что толку выстраивать вокруг себя эти стены? Стоило бы немного раскрыться.

– Вы мне эту философию собирались изложить?

– Не совсем.

– Так что же?

– Основная идея в том… ну, мы столько времени следим за собой. Всё боимся сделать что-то не так. И лупим себя невидимой палкой всякий раз, когда переступаем нами же прочерченную линию на песке. Может быть, кому-то лучше делать все, что захочется, вместо того чтобы всю жизнь мучиться от страха и угрызения совести? Но чего же он боится? Пистолета, который сам же держит у виска. А на курке его же палец. И это жизнь? И это ваша жизнь? Что вы делали с камерой, Алекс?

После нескольких секунд молчания он произносит:

– Я смотрел.

Шерри Томас ерзает на стуле. Губы слегка раскрыты. Видно, как она проводит языком по кромке верхних зубов.

– Для того она и нужна. Где вы ее установили?

– В гостиной.

– Никто не заметил?

– Никто ничего не сказал.

– Где вы поставили приемник?

– В своей комнате, на чердаке. Кроме меня, туда никто не заходит.

– Что вы видели?

В голосе доктора Сеймура появляются жалобные нотки, будто такая степень доверительности ему неприятна, но противостоять он не способен.

– Я не понимаю, какое вам до этого дело.

И вот мы видим совершенно внезапную и кардинальную перемену в поведении Шерри Томас. Она выпрямляется, берет ручку и начинает выстукивать ею по столу быстрый ритм. И снова потирает лоб.

– Наверное, вам лучше уйти.

– Но… подождите…

– Я думала, что мы достигли договоренности и определенного понимания. Невозможно вести дела без хотя бы толики доверия. Доверие, Алекс. Я понимаю, что говорить о доверии в бизнесе, основная цель которого – шпионить за людьми, немного странно. Но я также знаю по опыту – а я давно в этой игре, – что люди, которые не доверяют никому, они… просто сходят с ума. Теперь вам нужно решить, кому вы будете доверять. Потому что я могу помочь вам выяснить все, что вам нужно. При условии, что вы хоть сколько-нибудь верите в мою честность.

– Как я могу вам доверять? Я ведь вас даже не знаю.

Она отмахивается от этих слов, как от совершенной нелепицы.

– Вы можете немедленно вернуть мне мое оборудование. Сегодня же. Или можете позволить мне помочь вам. Что вы выберете? Что вы видели?

Доктор Сеймур застыл на мгновение. И сдался. Поджав губы, он слегка кивает головой. И постепенно начинает говорить, сначала тихо, потом со все большим воодушевлением, как будто по ходу повествования события захватывают его все сильнее:

– Записи получились большей частью очень скучные. Ничего особенного не происходит. Позевывание, паузы в разговорах. Жуткие банальности, скука смертная. Никто никого не слушает. Неловкое молчание, суета. Бессмысленные, недослушанные реплики. Это было… ужасно. Смотришь несколько часов подряд и думаешь – это и есть жизнь? Ты смотрел этот фильм? Какие новости с Коронейшн-стрит  [6]6
  «Коронейшн-стрит», «Улица Коронации» – старейшая в Британии «мыльная опера», выходит с 1960 года.


[Закрыть]? Что на ужин? Я вот потерял – не знаешь, где это? А он что сказал? А она что сказала? Нет, конечно, все мы живем, нам ли не знать, каково это? Но смотреть это в записи час за часом – такая тоска. Словно расточаешь жизнь и вдруг понимаешь, что осталось уже совсем чуть-чуть.

– Так и выглядит жизнь. Это сама ее суть.

– Но в итоге я кое-что обнаружил. Несколько… фрагментов.

Он рассказывает ей про сигареты, про обжимания Виктории с Мейси на диване, про двусмысленный разговор своей жены с Марком Пенджелли. Жестикуляция и выражение лица Шерри Томас изменились. Она увлечена, зачарована. Она и доктор Сеймур заговорщически склоняются друг к другу. В какой-то момент их головы разделяет всего несколько сантиметров.

– Неопровержимого, окончательного – ничего, – очень мягко проговорила она, когда он закончил.

– Кроме сигарет.

– Кроме сигарет. Заставить вас бросить, а самой дымить вовсю – это цинично. И лживо.

– Я так не думаю. Сэм не такая, нет. Она просто сглупила.

– Вы, наверное, полагаете, что на все нужно смотреть сквозь розовые очки?

– Ничего плохого в презумпции невиновности я не вижу.

– Разве это тот случай?

– Нельзя видеть в людях только плохое.

– Я профессионал. Я вижу только улики. Мои заключения строятся не на предрассудках или симпатиях с антипатиями. Я просто указываю на тот факт, что она вас обманула. И, как следствие, ее разговор с мистером Пенджелли вызывает больше подозрений, чем вызвал бы, если б этого не было. Вы заметили в ней какие-нибудь изменения за последнее время?

– Она… она стала следить за собой. Впервые со времени рождения ребенка.

– Как именно?

– Постриглась. Стала наряднее одеваться. Время от времени ходит в спортзал.

– Правда? Ну, не станем делать скоропалительных выводов.

– Я не делаю скоропалительных выводов. В отличие от вас.

– Вовсе нет. Меня интересуют исключительно улики. Вот, например, ваша дочь. Я считаю, что в ее случае улики не дают возможности прийти к окончательному заключению. Она ведь хорошая девочка, да?

– Раньше и я так думал. Теперь уже не так уверен.

– Вы полагаете, она права?

– В чем?

– Считая вас слабаком?

– Нет. Она совсем не права.

Шерри Томас, всплеснув руками, испускает низкий мелодичный смешок.

– Конечно. Она неправа. И что же вы собираетесь делать, Алекс?

– Я не знаю.

– Желаете оставить оборудование у себя?

– Да. Ненадолго. Пока не прояснится кое-что.

– Ну, конечно… Вас все устраивает – с технической стороны?

– Насколько это возможно, надо полагать.

– И насколько же?

– Ну, в гостиной мало чего происходит. Из того, что кто-то хотел бы скрыть. Просто если Гай или Виктория…

– Доплатив совсем немного, вы могли бы установить у них в комнате вторую камеру. И подключить ее к тому же приемнику в вашей комнате.

– Неужели? Интересно.

Она встает и идет к одному из стеклянных шкафов у стены.

– Нет. Интересно вот что.

Она вынимает что-то, похожее на обычный «Сони-Хэндикам».

– Их изъяли из продажи из-за «протестов общественности». Скорее из корпоративного лицемерия. Это удивительная штука. Нужно только установить фильтр на тридцатъ пять, как я и сделала, и включить ночной режим.

– И тогда что?

– Взгляните.

Она включает камеру и передает ее доктору Сеймуру. Он берет ее и подносит видоискатель к глазу.

– И что?

– Вы не туда смотрите.

– Да?

– Направьте на меня.

И она игриво облокачивается на стол, скрестив ноги. Доктор Сеймур направляет на нее камеру. Смотрит в видоискатель, секунду ждет, потом почти сразу опускает. Он изумлен и слегка шокирован.

– Боже.

– Ничего себе, верно? Работает только при дневном свете. – Она хихикает. – Вы же доктор, так что ничего нового не увидели.

– Невероятно.

[Примечание автора: «Сони-Хэндикам» с фильтром А35 была изъята из продажи в 1998 году, так как при включенном ночном фильтре в условиях дневного освещения могла «видеть» сквозь одежду. Корпорация «Сони» извинилась и сняла модель с производства. В мире осталось всего несколько экземпляров.]

– Больше нет ничего невероятного. Вы начинаете в этом убеждаться, не так ли?

– Возможно.

Она ставит камеру обратно и запирает шкаф.

– Она не продается. Я держу ее для себя. Это кое-что для меня значит.

– И что же?

– Для вас люди – это тела. Вам от них ни холодно ни жарко.

– Что вы имеете в виду?

– Вы же не возбуждаетесь всякий раз, когда к вам в кабинет приходит симпатичная женщина и начинает раздеваться?

– Я думаю, мы недостаточно знакомы, чтобы я мог честно ответить на этот вопрос.

Шерри Томас смеется:

– Возможно, вы правы. В конце концов, вы же не знаете, кто может вас услышать. А ведь червонный интерес к пациентке может привести к серьезным последствиям.

[Примечание автора: Жучок, установленный Шерри Томас в мобильном телефоне доктора Сеймура, объясняет ее сверхъестественную проницательность в истории с Памелой Джил и миссис Мадуубе. Ведь с угрозами мисс Джил звонила именно на мобильный доктора Сеймура. Последнему в этом должно было видеться нечто таинственное и необъяснимое, вероятно повышая степень его отождествления с Шерри Томас, внушая ему, будто его неким мистическим образом «понимают».]

– Как, кстати, на работе дела?

– Нормально. Есть, конечно, кое-какие проблемы. Нарисовалась тут ситуация.

Она никак не реагирует. Из записей понятно, что она очень искусно пользуется молчанием, чтобы побудить собеседника к разговору. Такую технику, кроме прочих, очень любят журналисты и психиатры. Доктора Сеймура это, очевидно, смущает, долгие паузы заставляют его нервничать.

– Пришла к нам одна женщина. Ко мне на прием. Из Сомали – мусульманка. Очень молоденькая. Ей было плохо – она сказала, что падает в обморок. Я заподозрил внематочную беременность, и… Она неправильно меня поняла. По-английски она почти не говорила. Предварительный краткий осмотр дал основания полагать, что она стала жертвой некоего сексуального насилия. В общем, она разделась полностью. Я не просил ее раздеваться догола. Я сказал, чтоб она накрылась простыней и разделась по пояс снизу. В этот момент зашла моя секретарша. Она все неверно поняла. И подняла шум из-за голой пациентки. Мне пришлось ее уволить.

– Из-за ее возмущения?

– Нет, потому что она вошла без стука.

– Это вроде небольшой перебор. Еще что-нибудь произошло на работе?

[Примечание автора: Из подслушанных разговоров Шерри Томас опять-таки должно было быть известно, что на работе и вправду произошло кое-что еще.]

– У нас было что-то вроде… я не знаю. Глупость какая-то. Я был пьян. Она все не так поняла.

– Вы с ней переспали?

– Нет! Боже упаси, нет. Мне она даже не кажется привлекательной. Я просто… поцеловал ее. И все. Но после этого она изменилась. Стала очень небрежной.

– Понимаю. Не выношу небрежности. Это лень и эгоизм. Я чувствую то же самое.

– Правда?

– О да. Я часто испытываю те же чувства, что и вы.

– Как то?

– Ну, например, мне иногда одиноко. И… о боже…

– Что такое?

– Голова.

Обхватив голову руками, она издает низкий стон. На этот раз доктор Сеймур встает и подходит к ней. Она отрывает руки от лица.

– Что вы делаете?

– Вы говорили о доверии. Так вот, доверьтесь мне ненадолго.

– Что вы собираетесь делать? Рэйки? Акупунктура? Я устала от всего этого. Ничего не помогает.

– Когда-то мне говорили, что у меня руки целителя.

– И что – правда?

– Не знаю. Я и правда уже не знаю.

Она поворачивается к нему и старается улыбнуться сквозь исказившую ее лицо гримасу боли.

– Вот и выясним.

Тут доктор Сеймур встает за ней, кладет ей руки на голову и начинает нежно массировать виски и плечи. Сначала она как будто напрягается, потом расслабляется и откидывается на спинку кресла. Несколько секунд никто не произносит ни слова. И доктор Сеймур, и Шерри Томас закрыли глаза. В массаже нет ничего сексуального, но есть нежность. Чем дальше, тем больше она расслабляется. Через несколько минут он открывает глаза и отступает на шаг.

– Ну как?

Шерри Томас моргает и потирает глаза.

– Прошло, Алекс. Прошло совершенно.

– Правда? Действительно не болит?

– Это удивительно.

– А мне как удивительно!

– Да у вас и правда руки целителя.

Доктор Сеймур подносит руки к лицу и смотрит на них сперва с замешательством, потом с какой-то неистовой радостью.

– Я знал! Я знал это.

Как будто слегка не в себе, он обходит стол Шерри Томас и садится на место.

– Послушайте, Алекс, может, вам нужно подобрать что-нибудь не только в детскую, но и для клиники? Нечто, что позволит вам чувствовать себя в безопасности?

– Не знаю. Это было бы крайне неэтично.

– Неэтично было бы позволить вашей карьере – карьере целителя – закончиться без всяких на то причин. Эта женщина больше не приходила к вам в кабинет?

– Нет.

– Вы могли бы сделать так, чтобы она пришла к вам снова?

– Возможно.

– Значит, именно это вам и следует сделать. Очевидно, что, если вы ее домогались, она не придет. А если придет, вы сможете обсудить с ней предыдущий осмотр так, чтобы всем стало ясно: никаких непристойностей вы себе не позволяли.

– А разве если она просто придет в клинику, этого будет недостаточно – я имею в виду, без скрытой видеозаписи?

– Может, и достаточно. А с другой стороны – может, и нет. Могут подумать, что вы ей угрожали и заставили ее вернуться. Может, она беженка или нелегальная иммигрантка, и вы угрожали ей, что на нее донесут и ее депортируют.

– История явно притянута за уши.

– Возможно. Но станете ли вы брать на себя такой риск, ведь наверняка найдется какое-нибудь агентство расследований, которое поддержит эту версию и будет рассматривать ее достаточно долго, чтобы разрушить вашу карьеру.

– Не знаю. Скрытая видеозапись пациента – тоже дело нешуточное.

– У меня тут не юридическая консультация, я всего лишь предлагаю оборудование. Но я бы сказала так: сексуальное насилие хуже, чем видеонаблюдение.

– Это не самый приятный выбор.

– Это не самый приятный бизнес. Дело в том, что о камере никто не узнает, пока ситуация не станет катастрофической. Это будет наша тайна.

– В клинике у нас другая система дымовых датчиков. Те, что у вас, будут выделяться, как бельмо на глазу.

– Есть масса других возможностей.

Доктор Сеймур оглядывает помещение. Его взгляд падает на большого коричневого плюшевого мишку с туповатой, но довольно симпатичной мордой. Шерри Томас следит за его взглядом.

– Камера установлена в глазу.

– У меня в кабинете полно плюшевых игрушек. Для детей. На еще одну никто не обратит внимания.

– Отличная идея. Уверена, что это очень вам поможет. И я могла бы предложить вам скидку.

– Какую скидку?

– Стопроцентную.

– Но чего ради вы бесплатно даете мне оборудование?

– Потому что вы исцелили меня, Алекс. И более того – вы мне нравитесь. Нравитесь, потому что я вижу: вы… вы в поиске. Не сдались и не приняли все как есть, как тупое животное. А по-своему даете сдачи. Несмотря на подавляющий численный перевес противника. У вас хватило мужества что-то предпринять. Я уважаю ваше мужество. Правда.

– И это все?

– Нет. Еще кое-что. Я хочу, чтобы вы приносили записи сюда.

– Это еще зачем?

– Потому что я могу помочь вам правильно их интерпретировать. Это абсолютно профессиональный навык. Нет ничего проще, чем неправильно понять то, что сам записал. К тому же, если возникнут какие-то технические проблемы, я расскажу, как их решить.

– Вы такие услуги всем своим клиентам оказываете?

– Честно говоря – нет. Но ваш случай представляется мне интересным, и мне кажется, я смогу вам помочь.

Доктор Сеймур тщательно взвешивает предложение, после чего произносит:

– Я могу взять время на размышление?

– Конечно. Без нажима.

Шерри Томас собирает оборудование – передатчик для плюшевого мишки, еще одну камеру в виде датчика дыма для детской и приемник для нее – и кладет все это в простой белый полиэтиленовый пакет. Она дает этот пакет доктору Сеймуру, который без лишних слов берет его и уходит из СВЦ.

Интервью с Барбарой Шиллинг

Примечание автора: Найти психиатра, на которого Шерри Томас ссылалась во время второй встречи с доктором Сеймуром, – ход вполне естественный. В радиусе пяти миль от ее дома в местных «Желтых страницах» значились три психиатра. И вторая, которой я позвонил, Барбара Шиллинг, подтвердила, что Шерри была ее пациенткой.

Общение с миссис Шиллинг сложно переоценить, принимая во внимание, насколько скудна информация о Шерри Томас. Даже таблоиды смогли раскопать о ней всего несколько второстепенных деталей. Имя или, по крайней мере, фамилия – подложные. Судя по истории, которую Шерри Томас рассказала мисс Шиллинг, в Великобритании она проживала меньше года. За аренду магазина и все оборудование она заплатила наличными. Банковские счета были открыты на поддельный паспорт. Вскрытие показало, что она перенесла целый ряд пластических операций. Попытки отыскать ее следы по ту сторону Атлантики не увенчались успехом. Судя по весьма ограниченным сведениям, которыми обладает мисс Шиллинг, Шерри Томас вела неприкаянную жизнь, переезжая с места на место и промышляя разного рода сомнительными предприятиями. Возможно, у нее было и уголовное прошлое, но, поскольку разобраться в ее бесчисленных личинах оказалось невозможно, наверняка не знает никто. О причинах ее переезда в Англию можно только догадываться. Возможно, то была отчаянная попытка начать с чистого листа – и она провалилась. По эту сторону Атлантики Шерри Томас ждало еще большее одиночество и отчуждение. От чего бы она ни бежала, это ее настигло.

У Барбары Шиллинг небольшая практика в Илинге. Она не числится ни в одной из медицинских организаций – в отношении психиатрии законы в Британии очень либеральные. Она представляется специалистом в сексологии и семейной терапии. Текст в «Желтых страницах» гласит, что она может излечить или облегчить проблемы, связанные с «тревогой, отчаянием, фобиями, насилием и навязчивым влечением». У нее нет никаких дипломов по специальности, однако она начитанна и обладает глубоким знанием различных психодинамических дисциплин: фрейдизм, клейнианство, личный конструкт, гештальт-терапия и бихевиоризм.

Несмотря на недостаток квалификации, Барбара Шиллинг не произвела на меня впечатления шарлатанки. Это миниатюрная, серьезная, думающая женщина, которая редко улыбается и вглядывается в собеседника живыми карими глазками, кажущимися больше из-за очков с большими линзами. Говорит она ясно, без непонятных терминов и прочей напыщенной белиберды. Я воспринял ее как достойного доверия свидетеля. Смерть пациентки, по всей видимости, не оставила ее равнодушной, она до определенной степени винит себя в том, что не смогла разглядеть: Шерри Томас была на грани.

Спасибо, миссис Шиллинг, что согласились со мной встретиться.

Я благодарна вам за возможность поговорить об этом. Это такое бремя. Бедная Шерри.

После того, что она натворила, о ней редко кто сожалеет.

Неудивительно. Люди боятся понимания, оно как минимум не дает им найти виноватого.

Значит ли это, что, по-вашему, Шерри Томас не несет ответственности за содеянное?

Конечно несет. Но я также знаю, что она была несчастной, измученной женщиной, которая всеми силами пыталась удержаться на плаву. В итоге она уничтожила того, кто, как ей казалось, мог ее спасти. Отчаявшиеся люди так или иначе часто тянут на дно тех, кто им дорог.

Когда вы впервые встретились с мисс Томас?

За три месяца до того, как все это случилось. Она нашла меня по местному телефонному справочнику. У нас было всего шесть сеансов, поэтому информация, которой я обладаю, боюсь, весьма ограниченна.

Почему ей понадобилась помощь психиатра?

Причина та же, что и у большинства наших пациентов. Она была несчастлива.

Какое впечатление она на вас произвела?

Она старалась выглядеть бравой. И производила впечатление очаровательной, позитивно настроенной и энергичной женщины. Это часто встречается, особенно среди американцев, они считают это чуть ли не моральным долгом – быть счастливыми. Все время, пока мы говорили, она изо всех сил старалась казаться «на высоте», представить все в положительном свете.

Что вам стало известно о ее прошлом?

Сложно сказать. Я не уверена, что она была полностью правдива. Она рассказала, что выросла в детском доме в Солт-Лейк-Сити, в Юте, что мать бросила ее в младенчестве. Детские воспоминания у нее были смутные – то ли потому, что она их выдумала, то ли потому, что подавила, не могу сказать с уверенностью.

[Примечание автора: Ни в одном из детских домов Солт-Лейк-Сити девочка под именем Шерри Томас никогда не числилась.]

Она утверждала, что в детском доме было не так уж и плохо, но очень одиноко, и иногда над ней издевались. Она сказала, что внешность у нее была самая обыкновенная, поэтому ее так никто и не взял на воспитание. Она прожила там до шестнадцати лет, а потом устроилась в местный фастфуд. Примерно в этом же возрасте она стала встречаться с мальчиками, но девственность, по ее утверждению, потеряла уже в семнадцать. Потом она встретила хорошего парня и переехала к нему в семью.

Она называла его имя?

Вряд ли. Говорила, что он был футболистом. «Такой милашка, – говорила она. – Милашка, но туповат». Шерри была довольно высокого мнения о своих интеллектуальных способностях, а к тем, кто был, как ей казалось, менее развит, относилась с некоторым презрением. В общем, через некоторое время они расстались.

А потом?

В подробности она не вдавалась. Она сказала, что много переезжала с места на место и жила с разными мужчинами. На самом деле она плыла по течению. В какой-то момент работала на ювелирном производстве, потом вроде как получила диплом и занялась розничной торговлей.

Оборудованием для видеонаблюдения?

Сначала нет, хотя она говорила, что вопросы безопасности интересовали ее с ранних лет.

Что она имела в виду?

Довольно странное высказывание, не правда ли? Но она рассказала, что ее безумно влекли такие вещи, как ключи и замки. Где бы она ни жила, у нее всегда были новейшие засовы и прочие охранные устройства, даже если она зарабатывала совсем немного. Она говорила, что ей нравилось ходить в специализированные магазины и выбирать последние разработки. Она утверждала, что это было для нее чем-то вроде хобби. Однако видеонаблюдением она стала заниматься, уже когда ей было за тридцать и она работала на охранном предприятии в Орегоне. Там она и овладела ноу-хау, необходимым для запуска «Циклопа».

Очевидно, она даже сама с собой не чувствовала себя в безопасности.

Безусловно. И это от нее не ускользало. Хотя до определенной степени она подавляла эту мысль. Она старалась делать вид, что ее интерес к безопасности носит сугубо рациональный характер, поскольку мир – опасное место. Что, конечно, правда.

Когда она прибыла в Соединенное Королевство?

Точно не знаю. Не так давно. Месяцев десять-одиннадцать назад, не раньше.

Какую жизнь она здесь вела?

В основном работала. Она очень хотела, чтобы «Циклоп» процветал, но насколько хорошо у нее шли дела, я не знаю. Знаю, что она регулярно ходила в спортзал. И занималась там ровно один час пять дней в неделю. Однако социальная жизнь ее была ограниченна. Она была не слишком разборчива, длительных отношений не заводила. Не думаю, что они были ей нужны. Мужчинам она не доверяла, но одиночество переносила с трудом.

Друзья?

Не думаю. Она всегда говорила, что слишком занята. Но, возможно, она просто не хотела оказаться в положении отвергнутой. Этого она боялась больше всего.

Вам известно что-нибудь о ее повседневной жизни?

Почти ничего. Она довольно много смотрела телевизор.

Реалити-шоу?

Нет, как ни странно. Она считала, что там все подстроено. Говорила, что там недостаточно «хард-кора». Что они не рассказывают «правды» о людях. Нет, она любила старые фильмы и прогнозы погоды. Они ее успокаивали. Кроме этого, она читала журналы о знаменитостях и «работала по дому», что занимало у нее уйму времени. Она была фанаткой домашнего уюта. Чистота и порядок значили для нее очень многое.

Что она говорила вам о причинах своего несчастья?

Первой и основной причиной было одиночество. И недовольство. Истоки одиночества были в воспитании. Даже по американским меркам она была безродной, блуждала от места к месту в поисках чего-то, что постоянно от нее ускользало.

Было ли ее несчастье – как бы выразиться? – в рамках нормального поведения?

Вы имеете в виду, была ли она душевнобольной?

Да, наверное, так.

Сложно сказать. Очевидно, сейчас, после всего происшедшего, поставить диагноз куда проще, чем тогда. После нескольких встреч было ясно только, что она страдает типичной депрессией.

В газетах ее, конечно, описывают как «психичку».

У слова «психопат» есть точное клиническое значение. В этом определении не менее двадцати черт характера. Среди них, например, склонность к обману и лживость, внешнее очарование, подверженность скуке, эгоцентричность, тяга к интригам и манипулированию людьми и, конечно, недоразвитое чувство стыда и раскаяния. Психопаты часто распутны, неспособны поддерживать длительные отношения, склонны во всем винить других.

И сколько из этих характеристик вы наблюдали у Шерри Томас?

Сложно сказать. Я видела ее всего шесть раз. За пять часов человека не узнаешь. Она, безусловно, была очаровательна, но я никогда не чувствовала, что она пытается мной манипулировать или обманывает. С другой стороны, мне известно, что она страдала от острой скуки и часто цепляла мужчин в барах «для одиночек».

Показалась ли она вам человеком… ну, скажем так, безумным, чтобы не вдаваться в медицинские тонкости?

Я против слова «безумный».

Психически неуравновешенным. Не совсем нормальным.

На самом деле – нет. Она не показалась мне человеком совсем уж из ряда вон. Она мне нравилась. Она очень старалась быть со мной откровенной, но было очевидно, что у нее в жизни серьезные проблемы.

Как проявлялись эти проблемы?

У нее было несколько привычек, которые можно счесть навязчивыми. Как я уже сказала, она была чрезвычайно озабочена чистотой. Грязь или беспорядок не просто раздражали ее, а приводили в бешенство. Она чистила зубы раз пять в день. И, что оригинальней, она была навязчиво увлечена процессом видеозаписи. Она сказала мне – и это весьма интересно, – что ее очень беспокоит постоянное исчезновение времени.

Времени?

Да. Она говорила, что мгновения постоянно теряются и тут же умирают. Ей хотелось ухватить их и сохранить. Конечно, на самом деле сохранить она хотела саму себя, свое чувство реальности или самоощущение, и все это было очень хрупко. Мне кажется, ее преследовал страх исчезновения, бесконечный ужас перед эфемерностью всего. Нечто подобное в той или иной форме испытывают многие, но ее страх был особенно острым. У нее везде были часы, и всегда точные. Она всей душой ненавидела опаздывать.

Что еще?

Она была фанатиком чистоты – любая грязь вызывала у нее отвращение. Кроме того, обычно она была – что не характерно для психопатического поведения – крайне сдержанна. Казалось, что организованность и эффективность заменяют ей саму жизнь, которая по-своему превратно обошла ее. Она хотела многого достигнуть, быть все время в движении, но от этого она была еще несчастнее. Ее стремление к эмоциональной близости всегда разбивалось о ее же навязчивые идеи. В итоге ее эмоциональные реакции были, как правило, очень поверхностны. Нет, психопаткой она не была, скорее это начальная стадия нарциссизма.