Текст книги "Раиет (ЛП)"
Автор книги: Тилли Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Он наклонился ближе к своему бойцу и добавил:
– Помни, что я говорил. У нас будут крупные игроки. Я хочу, чтобы они вернулись.
Боец ничего не ответил. В конце концов, Господин махнул запястьем, и 901-ый ушел. Он вернулся в яму, взял два оружия с коротким лезвием, по одному в каждую руку, и начал спарринг. Господин вел меня к выходу, положив руку мне на локоть. Когда он это сделал, я оглянулась на яму, где теперь уже знакомое лицо смотрело в мою сторону, жесткий взгляд голубых глаз пронизывал меня.
Пока Господин вел нас вокруг ям, я изо всех сил старалась не оглядываться на тренировочную площадку чемпиона. На большого зверя, который доминировал в своих владениях.
Мужчину с жестокими глазами.
Непогрешимого убийцу.
Питбуля империи Арзиани.
Живого бога Господина среди людей.
Глава 3
Лука
Бруклин, Нью-Йорк
– Так мы говорим о тысячах или сотнях? – спросил я Валентина.
Он, Заал и я сидели за столом в моем доме.
Валентин задумчиво прищурился. Я наблюдал, как новый член нашей Братвы выпрямился в своем кресле.
Размяв свою шею, он ответил:
– Сотни, одна или две, в зависимости от ситуации. Господин Арзиани приводит больше мужчин, если приходят его приспешники. Они слетаются в яму со всех уголков мира. Летят по нескольку дней, лишь бы добраться до места назначения.
Кулаки Валентина сжались на столе, большие мышцы напряглись под его черной рубашкой. Вены на предплечьях вздулись от гнева, пронзившего его. Я перевел взгляд на Заала, который изучал своего нового шурина. Заал на мгновение встретился со мной взглядом, а затем наклонился вперед и сказал Валентину:
– Успокойся. Дыши.
Ноздри Валентина раздулись. Я заметил, что слова Заала не возымели никого эффекта на него. Вместо этого Валентин встал из-за стола и стал расхаживать взад и вперед перед камином. Он задыхался от собственной ярости. Он казался чудовищем при его огромных размерах, лице со шрамами и шее, вокруг которой тянулся красный след от ошейника.
– Почему мы тратим время впустую на все это дерьмо? – прорычал он, указывая на план Кровавой Ямы, который мы восстановили по его воспоминаниям.
Я не сводил с него глаз. Карта лежала в центре стола, а наши заметки были разбросаны по краям деревянной столешницы. Наши сведения о яме Арзиани с каждым с днем пополнялись.
– Мы сидим здесь, как гребаные напуганные идиоты, а тот хер сидит на своем троне и делает черт пойми что с моей сестрой, – прорычал он и остановился как вкопанный.
Его кулаки дрожали так сильно, что все тело, казалось, сотрясалось в конвульсиях.
Со всем спокойствием, на которое был способен, я откинулся на спинку своего сидения и сказал:
– Арзиани – это самая большая угроза, с которой мы когда-либо сталкивались, – я указал сначала на Заала, затем на себя и в конце на Валентина. – И я не говорю о Братве или грузинском братстве. Я говорю о нас троих: ГУЛАГ, Джахуа и та сука Госпожа Арзиани. Кровавая Яма – это то, с чем мы еще не сталкивались.
Разгоряченный взгляд Валентина задержался на мне. Он стукнул кулаком по своей груди.
– Я знаю об этом больше вас. Я вырос в том аду. Я проводил день за днем в тех ямах, пока не стал Убийцей. Не читай мне лекции о том, что я уже пережил.
Я не обратил внимания на неуважение из-за его раздражения.
– Тогда мне не нужно объяснять тебе, почему так важно проработать план. Мы должны четко знать, с чем нам предстоит столкнуться. Прежде всего нам необходимо найти способ пробраться внутрь. Кровавая Яма находится под землей, хорошо укреплена и охраняется огромным количеством охранников. Это невозможно, но мы обязаны найти безопасный путь внутрь. Я бы даже сказал невидимый.
Валентин не шевелился, пока я говорил. Наклонившись вперед, я положил локти на стол и продолжил:
– Мы превосходим их числом. Кроме нас троих под нашим командованием есть еще мужчины – солдаты улиц. Они сражаются с оружием. Они понятия не имеют как победить такое предприятие, как это, как бороться с теми заключенными, на месте которых были и мы. Даже если мы доберемся до ямы, там нас будет ждать огромное количество охранников. Даже если мы их перебьем, то затем встретимся с условными бойцами, готовыми разорвать нас на части. И все мы умрем. Каждый из нас непобедим в смертельном поединке, но даже мы не сможем победить сотни порабощенных бойцов и убийц.
На секунду я подумал, что достучался до Валентина. Но вдруг он издал болезненный рык и ударил по зеркалу, висевшему на стене. Звук бьющегося стекла разнесся эхом по комнате. Но Валентин на этом не остановился. Потерянный в своей ярости, он смахнул с каминной полки все украшения, которые были расставлены Кисой.
Заал посмотрел на меня с опасением, но я медленно покачал головой. Валентин только недавно освободился из заключения. Хуже всего было то, что его сестра была все еще под контролем садистского ублюдка Арзиани. День за днем, час за часом, минута за минутой боязнь за нее нарушала любой покой, который он мог обрести.
Когда Валентин посмотрел на нас, то я встретился с тем чудовищем, которое жило в нем. Я кивнул. Заал заерзал на стуле, готовый к бою. Но был только один человек, способный подавить его ярость. Она принесла с собой то же спокойствие, которое каждый из нас обрел в последнее время в этом темном аду жизни. Она принесла воды в огонь, бальзам для обусловленной ярости.
– Зоя! – взревел Заал, не сводя глаз с Валентина, который был готов к бою.
Легкие шаги мягко ступали по деревянным половицам коридора. Через несколько секунд раздался стук в дверь.
– Входи! – крикнул я. И дверная ручка повернулась.
Вошла Зоя Костава. Ее длинные черные волосы были распущены. Она была одета в черные джинсы и свитер. Без всяких указаний взгляд ее темных глаз остановился на еще более взволнованном Валентине. Заал отодвинул свой стул, готовый защищать свою сестру. Но она жестом велела ему остановиться. Взглянув на брата, она покачала головой. Заал замер, хотя и оставался в готовности нанести удар в случае необходимости. Как и я.
Зоя шагнула вперед. Когда она это сделала, потерянный взгляд Валентина сфокусировался на ней, приветствуя ее. Она шла вперед, не испытывая страха. Мускулистые плечи Валентина расслабились. Его покрытое шрамами лицо затопила глубокая печаль.
– Валентин, – тихо прошептала Зоя, подходя к мужчине.
Валентин поднял руку и притянул ее к себе, чтобы прижать к своей груди. Я видел, как он зажмурился, вдохнув ее запах.
Зоя подняла руки и провела ими по его голове.
– Все хорошо, – пробормотала она по-русски, на родном языке Валентина, чтобы успокоить его внутреннего дикого зверя.
Я увидел, как напряжение покинуло Валентина в ту же секунду, как Зоя оказалась в его объятиях. Я взглянул на Заала, который подобно ястребу, следил за русским со шрамами. За последние несколько недель Заал медленно, но неуклонно начал принимать Валентина. К сожалению, настроение Валентина было нестабильным. Он был более неуравновешенным, чем были мы с Заалом, когда освободились от плена. Мы знали, что в основном это было связано с отчаянной потребностью спасти свою сестру Инессу. Остальное было связано с тем, что долгое время он был убийцей рабов у Арзиани. Валентин приспосабливался к окружающему миру не так хорошо, как мы надеялись. Его стремление убивать и только убивать, настолько глубоко засело в нем, что необходимо время, чтобы это искоренить. Но больше было проблем с его гневом. Мы все были озлобленными. Но нам всем пришлось приглушить его обжигающий жар. Быть «нормальным» в этом мире было вызовом каждую неумолимую секунду, круглые сутки. Но для Валентина было все намного хуже. Только Зоя могла укротить его гнев.
– Ты в порядке, – мягко произнесла Зоя.
Отступив назад, Валентин посмотрел вниз на свою женщину и сделал глубокий вдох. Его рука обхватила ее лицо, и он медленно кивнул. Невысказанное послание любви витало между ними.
Зоя оставалась в этом положении несколько секунд, безмолвно общаясь с ним. Затем повернулась ко мне и спросила:
– Мы можем пойти домой? – я видел отчаяние на ее измученном лице.
Ей необходимо было остаться с Валентином наедине, чтобы по-настоящему его успокоить.
Я кивнул. Зоя взяла Валентина за руку. Не говоря ни слова, она вывела его из моего кабинета, и они покинули дом.
Как только входная дверь за ними закрылась, Заал откинулся на спинку сиденья и смахнул волосы с лица. Я тоже откинулся назад, уставившись на чертежи Кровавой Ямы, пытаясь понять: как, черт возьми, мы могли бы безопасно проникнуть внутрь.
– Нам нужно попасть в эту чертову яму, – наконец произнес Заал.
Вздохнув, я провел руками по лицу и кивнул.
– Я знаю. Но с их численностью и преимуществом нахождения на своей территории, я не могу даже представить, как мы сможем уничтожить этих ублюдков.
Заал посмотрел в окно и признался:
– Валентин не справляется. Ему необходимо возращение сестры, чтобы исцелиться и двигаться дальше. – Он повернулся ко мне. Его лицо потемнело. – Я только что вернул себе Зою. Я не хочу видеть ее разрушение только из-за того, что она единственная, кто способен его успокоить. Это действует на нее. Я вижу это на ее лице каждый раз, когда она входит в комнату и встречается с его яростью.
Он был прав. Мы все это видим.
– Я – Лидер грузин. Ты – князь Братвы. Мы управляем этим городом. Я знаю это. Подпольный мир Нью-Йорка наш и только наш. Но если мы вскоре не найдем Инессу, Валентин сорвется и начнет убивать. – Заал покачал головой. – Даже если мы не сможем помешать ему убивать прилюдно двадцать четыре часа в сутки, тогда люди поймут, что он не такой, как они. Что он другой. Измененный. Слишком много вопросов посыплется в нашу сторону.
Заал положил руки на стол и добавил:
– Реальный мир не готов к нашей действительности. Как они могут признать реальность ГУЛАГов, наркотиков и Кровавой Ямы? Это дела ночных призраков. Как можно поверить в то, что мужчины становятся убийцами ради спорта и алчности? Хуже того, разными путями, но это несомненно вовлекло бы Братву и моих людей в эти дела. Мы можем бороться с полицией и системой вообще в нашем городе, но мы не можем бороться со всем миром. – Заал пожал плечами и постучал пальцем по карте Кровавой Ямы. – Нам нужен путь внутрь. Нам нужен план, и он нужен быстро. Я не хочу, чтобы наша свобода подвергалась опасности. Я не хочу, чтобы у меня отняли то, что нашел с моей Талией после того, как многие годы существовал без нее, – он поднял бровь. – И мы все знаем, что ты не сдашься ради Кисы. Нам нужно действовать, Лука, и как можно скорее.
Подняв стакан с водой, который стоял рядом, я поднес его к губам и осушил одним глотком. Заал встал. Проходя мимо, он положил руку на мое плечо. Я не двигался, пока не услышал, как он вышел из моего дома вместе с Талией, которая все это время была с Кисой.
Оттолкнувшись от стола, я встал и пошел по коридору. Киса ждала меня в гостинной, сидя на диване, положив руки на округлившийся живот.
Она послала мне сочувственный взгляд и молча протянула руку. Я мгновенно взял ее и опустился на диван рядом с ней. Киса положила голову на мою грудь, а ее рука опустилась на мой живот.
Она ничего не говорила. Как только я поборол свою гордость, то признался:
– Я не вижу способа победить Арзиани.
В ту минуту, как признание слетело с моих губ, тяжелый груз свалился с моих плеч.
Киса замерла, затем подняла подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом. Я посмотрел на свою прекрасную жену и вздохнул.
– Они управляют проклятой крепостью, солнышко. По словам Валентина Арзиани кажется сумасшедшим. Он заблуждается, думая, что он царь, подобно римскому Цезарю. Король над своими пленниками. Мужчин, подобных мне, накачивают наркотиками и заставляют сражаться до самой смерти. Детей вырывают из семей и сиротских приютов, превращают в монстров.
Я провел рукой по своим глазам и спросил:
– Как, черт возьми, нам остановить их? Как мы вообще прорвемся в Кровавую Яму?
Киса приблизила свое лицо к моему:
– Ты найдешь решение, малыш. Я доверяю тебе, как и все мы.
Я отрицательно покачал головой.
– В этом то и проблема, – резко сказал я. – Все ждут, что я с этим разберусь. Все ждут, что я найду способ проникнуть внутрь и исполню план по уничтожению Арзиани.
Я положил руку на беременный живот Кисы, ближе к нашему ребенку, которого она носила.
– Более того, мне нужно, чтобы этот Арзиани был убит. Мне нужно отрезать голову змее. Все через что мы прошли, началось с Арзиани. ГУЛАГи, сотрудничавшие с Дуровым. Леван Джахуа, работавший с Арзиани, используя Анри и Заала в качестве своих прототипов. Затем мы узнали о его сокрытиях – использование накачанных наркотиками убийц, которые уничтожают всех, кто представляет угрозу.
Киса моргнула, затем еще раз снова, когда до нее дошел смысл моих слов.
– Ты убежден, что он придет за нами. Ты веришь в то, что раз мы знаем о нем, то он пошлет еще одного Валентина. – Ее слова не были вопросом. Потому что она знала, что это именно то, о чем я думал.
Боль пронзила мою грудь, и я наклонился, чтобы провести губами по ее губам.
– Если он придет за тобой. Если кто-то заберет тебя у меня… – я не смог закончить предложение.
– Стоп, – сказала Киса, отодвигаясь, чтобы прижать палец к моим губам.
Я взял ее руку в свою. Мысленно вернулся в ГУЛАГ. Я все еще чувствовал сырость камеры. Все еще мог ощутить насыщенный запах крови, ежечасно проливаемой на ринге. Все еще чувствовал тяжелую завесу смерти, которая окутывала нас всех, ожидая удара, который доставит еще одну душу в ад.
– Лука, любовь моя, вернись ко мне.
Я судорожно вздохнул, услышав мягкий голос Кисы, прорезавший воспоминания. Я ужесточил хватку на ее руке. Снова посмотрел на ее живот. Стиснув зубы, я произнес:
– Я должен найти способ, как его уничтожить. Я не могу и не хочу, чтобы наш ребенок появился на свет, зная, что мужчина, который приговорил меня, всех нас, к этой жизни, все еще дышит, все еще крадет детей из домов, заставляя их быть убийцами.
Слеза скатилась с глаз Кисы и упала на наши сцепленные руки.
– Лука, – прошептала она, – этот человек пугает меня больше всего на свете.
Прижавшись лбом к ее лбу, я ответил:
– Это еще одна причина, почему мы должны избавиться от него. Я хочу нашу версию нормальной жизни. Но пока тот хер жив, этого никогда не случится. – Я сделал паузу.
Моя рука, все еще лежавшая на животе Кисы, почувствовала легкий толчок. Мой взгляд метнулся к животу жены. Киса рассмеялась естественным звонким смехом. Она накрыла мою руку своей, как раз в тот момент, когда наш ребенок снова начал толкаться.
Наклонившись вперед, Киса прижалась губами к моим. Когда она отстранилась, я увидел любовь, которую она испытывала ко мне, написанную на ее потрясающем лице. И я понял, что обязан быстро решить проблему с Арзиани.
У меня было два месяца, пока наш ребенок не появился на свет.
Как будет выглядеть этот мир, зависело от меня.
Мир, свободный от любой угрозы для наших жизней.
Это означало, что Арзиани надо было убить.
Его охранников убить.
А Кровавую Яму сжечь дотла.
Глава 4
901
Я стоически сидел в своей камере, ожидая своей очереди сражаться. Слышал слабый рев толпы и топот ног, доносившиеся из ямы. Первый бой начался и закончился, как и второй и третий. Сейчас сражаются лучшие бойцы. Следующий выход мой.
Главное событие.
Я размял шею из стороны в сторону, крутя в руках свои любимые Кинжалы. Их рукояти были теплыми. Мои глаза смотрели прямо перед собой, пока я представлял себе исход этого поединка. Я понятия не имел с кем буду сражаться. Господин меня больше не информировал. Он желал, чтобы у меня не было преимущества. Чтобы я не знал, какое оружие предпочитает мой противник и каков уровень его мастерства.
Он хотел гребаное шоу.
Шоу, которого он от меня не получит.
Из коридора донесся стук двери о стену камеры. Я знал, что это Призрак идет за мной. Моя камера находилась в конце коридора, где жили чемпионы. Из мебели были кровать, раковина и унитаз. Господин предоставил своему чемпиону лучшие удобства. С переходом в эту камеру я получил больше уединения. Это было единственным, что я действительно ценил в этой камере. Мне нравилось быть одному. Я не хотел связи ни с кем другим. Симпатия или даже терпимость к другому бойцу делает тебя слабым. Я даже ни разу не трахал мону, которую мне сюда присылали. Я не поступил бы так с женщиной, даже если бы хотел. Их заставляли трахаться так же, как и меня убивать. У меня не было к ним симпатии, но я не собирался их использовать. Я видел слишком много бойцов, поверженных привязанностью к подаренной женщине. Они так привязывались друг к другу, что это портило их боевые навыки.
Женщины отвлекали внимание от самого важного в этом месте: остаться в живых.
Внезапно дверь моей камеры открылась, и вошел охранник с пистолетом в руке. Он был одет в черную, как ночь, форму. Господин был ничем иным, как шоуменом для своих инвесторов.
– Встал, – приказал охранник.
Я повиновался и подошел туда, где он стоял. Охранник посмотрел на меня и сказал:
– Господин приказал тебе сделать показательное убийство. Ты должен получить несколько ударов от своего противника. Он сказал, что ты должен позволить бойцу китайских инвесторов поверить, что он побеждает, чтобы обеспечить повышение ставок на твой следующий матч.
Отвращение от участия в таком жалком шоу захлестнуло меня. Я не стану этого делать. Господин знал это, но все равно приказал. Он жил лишь ради того дня, когда овладеет мной полностью. Но этого никогда не случится.
– Ты понял? – спросил охранник.
Вместо того, чтобы свернуть ему шею, чтобы заткнуть его жалобный вой, я оттолкнул его и побежал по коридору. Как и каждый бой, шум зрителей становился все громче, пока я приближался. И, как и всегда, перед самым выходом я перешел на медленный, ровный бег. Мои ступни поднимали песок с каждым шагом.
Когда я приблизился к концу туннеля, то сосредоточился на яме. Увидел огромного мужчину, кружащего по песку, держа в каждой руке по копью. Мои губы изогнулись от предвкушения. Этот боец выглядит так, как будто и правда способен сражаться.
Посмотрим.
Набирая скорость, я ворвался через туннель и бросился на мужчину, который стоял в середине ямы. Очевидно, что, ожидая моего быстрого нападения, мужчин выставил копье. Мой правый Кинжал тут же ударил по деревянной рукояти, расколов оружие надвое. Неясные крики толпы стали громче, когда я вонзил свой клинок прямо в сердце противника. Вонзив его глубже в его плоть, я увидел, как его глаза расширились, а изо рта потекла кровь.
Отклонившись назад, я поднял ногу и толкнул мужчину в грудь, сбросив его безжизненный труп со своего клинка. Когда он упал на песок, толпа зааплодировала. Я возвышался над мертвым телом бойца, дыша чаще, но едва успев вспотеть.
Затем толпа стихла. Я повернулся лицом к креслу Господина. В тот момент, когда посмотрел на него, сидящего на трибуне, я увидел ярость, кипящую в его глазах. Конечно, его всегда идеальная публичная улыбка осталась на своем месте. Но я знал, что это не так. Внутри Господин кипел от злости из-за моего вопиющего неуважения к его приказам.
Потом, когда Господин поднялся с кресла, чтобы обратиться ко мне, мой взгляд переместился на женщину, сидящую на полу у его ног. Я с трудом сглотнул. Это была Верховная Мона.
Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
– 901-ый, – внезапно раздался решительный голос Господина, отрывая меня от созерцания моны, которая была одета в голубое, чьи глаза были сфокусированы на полу. – Еще одна победа, – похвалил Господин. Но я уловил яд в его глазах. Я подавил довольную ухмылку.
Когда Господин готовился сказать что-то еще, мужчина, сидящий слева от него, холодно заявил:
– Ты сказал мне, что этот поединок будет хорошим сражением. Твое животное только что зарезало мое ровно за десять секунд.
Мужчина уставился Господину прямо в глаза и продолжил:
– Ты видел моего бойца; следовательно, ты знал уровень его мастерства. – Мужчина посмотрел на меня и скривил губы. – Этот боец намного превосходил моего в мастерстве, что заставляет меня усомниться в твоей честности, Арзиани.
При этих словах толпа зашепталась. Щека Арзиани дернулась, выдавая его ярость из-за допроса в собственном доме. Никто не задавал вопросов Арзиани на этой арене. Так что, кем бы ни был этот мужчина, он, должно быть, был достаточно важен, чтобы Господин не приказал немедленно казнить его.
Гнев Господина не проявился; вместо этого на его губах появилась широкая улыбка, и он заверил:
– Я уверяю тебя, что это был равный матч. Но я разделяю твое мнение, что 901-ый – это в высшей степени исключительный боец.
Он помолчал, затем его мертвенно-бледный взгляд упал на меня.
– Возможно, даже лучший боец, которым может похвастаться моя империя.
Его голова склонилась набок. Гнев, который зародился в его глазах, постепенно угасал.
Его рука опустилась. Я проследил за его действиями: он провел рукой по темным волосам Верховной Моны. Мона напряглась, а мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать внезапное желание оторвать ему руку.
Я чувствовал, как мои зубы заскрежетали. Прежде чем Господин распознает мой гнев, я скрыл его. Но когда снова сфокусировался на нем, то обнаружил, что он пристально, очень пристально наблюдает за мной. Мой желудок сжался, когда его губы изогнулись в короткой ухмылке. Затем, словно ничего только что не произошло, он вытянул руки по направлению к толпе и объявил:
– Чтобы показать, что бои в моей яме не подстроены, я устрою смертельный турнир, который вы раньше никогда не видели. Это будет величайшее из испытаний: собрать вместе опытных и самых безжалостных убийц моей империи. Никаких правил, никаких ограничений: любое оружие на выбор, но никак пистолетов, конечно же.
Толпа стала ликовать.
– Сражаться может любой.
Господин взволнованно кивнул и посмотрел прямо на меня, затем продолжил:
– Тогда мы по-настоящему увидим, кто лучший в поединках смерти. Мы вызовем чемпионов из каждого ГУЛАГа, – он повернулся к мужчине, который возмутился, и добавил, – а мои зависимые предприятия, то есть вы, вольны вступить туда, куда они пожелают.
Мужчина, чьего бойца я только убил, никак не отреагировал, только коротко кивнул:
– Договорились, – ответил он. Затем махнул рукой, чтобы его свита последовала за ним с трибун, окружающих яму.
Господин наклонился и стал поднимать мону за руку. Он поднял ее на ноги и, не отводя от нее взгляда, потянулся к ней за поцелуем. Мона подчинялась, как и все остальные. Но когда я заметил, что глаза Господина открылись и уставились на меня, не отрываясь от ее рта, обжигающий огонь прошел сквозь мои и без того подергивающиеся мышцы.
Когда он отстранился, то оттащил мону от трибун, взмахнув запястьем в мою сторону. Это был мой сигнал покинуть яму. Развернувшись, я побежал к туннелю и пробежал всю дорогу до своей камеры. Как только я подошел к двери, Господин вышел из тени, встречая меня. Один. Он остановился прямо передо мной.
Господин сверкнул глазами. Я видел его сильную ненависть ко мне в каждом напряженном мускуле под его костюмом. Я стоял полностью выпрямившись, глядя прямо на него, совершенно очевидно, стоя на своем. Его челюсть сжалась.
– Ты не подчинился моему приказу, – холодно прошипел он.
Я не двигался. Не реагировал. Ни хрена не делал.
Он шагнул ближе.
– Ты подвел меня в последний раз, 901-ый. Ты нужен был мне последние несколько лет, и ты знаешь об этом. Ты бы не стал так поступать, если бы не знал. Тебе нет равных здесь, в Кровавой Яме, это вне всяких сомнений. А теперь ты вынудил меня организовать этот гребаный Смертельный Поединок, – затем он улыбнулся, склонив голову набок. – Но сейчас, когда успокоился, я понимаю, что чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется… что это правильное решение.
Он помолчал, пожав плечами, и продолжил:
– Подумай обо всех чемпионах ГУЛАГов, привезенных в Грузию, сражающихся в моей Кровавой Яме. Подумай о деньгах, которые я заработаю на том, что вы будете рвать друг друга на части.
Его глаза вспыхнули, и он придвинулся ближе. Его теплое дыхание обдало меня, затем он добавил:
– Среди чемпионов ГУЛАГа или бойцов моего делового партнера, возможно, найдется один, который сможет победить тебя, – его щека вздрогнула. – Представляешь? Ты только представь, что найдется тот необработанный алмаз, который сильнее тебя, быстрее, искуснее тебя, – он подошел еще ближе. – Тот, кто послушен, подчиняется моей воле. А не тот, кто неблагодарен и непокорен.
Мой гнев закипел. Неблагодарный.
Словно прочитав мои мысли, он протянул руку и сказал:
– Я сделал тебя таким, какой ты есть. Бойцом, которому нет равных. Я дал тебе эту жизнь, жизнь война для современной эпохи. В этом месте для зрителей, которых я сюда пускаю, ты – чемпион.
Он сделал паузу, затем добавил:
– Ты – бог, – он опустил руки, его лицо снова стало лишенным эмоций. – Я дал тебе это. И как ты мне отплатил?
Я прикусил язык, заставляя себя не зарычать, что не испытываю никакой благодарности к своему Господину за то, что обрек меня на эту жизнь в аду. Что я не испытываю благодарности за то, что в детстве он накачивал меня наркотиками и заставлял драться. Что не испытываю никакой гребаной благодарности к мужчине, который подарил мне жизнь в одиночестве, где чувство к другому человеку делает тебя слабым.
Никакой благодарности. Только раскаленная ненависть.
Поэтому я был рад этому турниру. Может быть Господин приведет мне бойца, чтобы, наконец, закончить мою жизнь, спасти меня от того, чтобы быть питомцем Господина. Но сделать это было нелегко, и в этом была проблема. Моя честь – это все, что у меня осталось. Единственное, что не отнять. Я сражался и убивал сотни и сотни противников – так много, что потерял счет. Но ни разу ни один из них не был даже близко к тому, чтобы прикончить меня.
На мое молчание Господин отступил назад и рассмеялся:
– Ты думаешь, что сможешь всех их победить, 901-ый? Так ты не подчиняешься моим приказам потому, что не боишься смерти? Ты действительно веришь, что непобедим.
Мои руки крепче сжали Кинжалы. Господин заметил это и с его губ сорвалась еще одна усмешка:
– Точно. Ты правда веришь, что тебя нельзя победить, не так ли?
Я опустил глаза, чтобы сосредоточиться на земле. Когда Господин ничего не сказал, я поднял их и уловил кое-что в его взгляде. Глубоко вздохнув, он сложил руки на груди и заявил:
– Значит, ты только что поднял ставки.
Я с трудом удержался, чтобы не нахмуриться, задаваясь вопросом, что он имеет в виду. Но Господин больше ничего не сказал. Вместо этого он щелкнул пальцами ближайшему охраннику. Дверь моей камеры открылась и меня снова заперли.
Я наблюдал, как Господин повернулся и покинул коридор чемпионов с садисткой улыбкой на лице. Как бы ни старался, я не мог ни подумать о том, что скрывается за этой улыбкой.
***
Моя кожа была покрыта потом, когда я вернулся после спарринга в тренировочной яме. Когда подошел к двери своей камеры, то из камеры напротив раздался громкий рев. Я посмотрел в ту сторону, и тогда более громкий, более болезненный рев рикошетом отразился от сырых каменных стен.
Звук был безжалостным. Крик за криком, потом глухие удары. Я сделал шаг в том направлении, потом еще один, остановившись у соседней камеры, откуда доносились крики.
Внезапно 667-ой, такой же чемпион, как и я, подошел к своей зарешеченной двери. Я не повернулся в его сторону. Я никогда не говорил с ним, хотя он всегда пытался заговорить со мной. Согласно правилам Кровавой Ямы, лучшие чемпионы никогда не должны драться друг с другом. Хоть мы и были все «чемпионами» Господина, но я убил больше противников, был шире и выше 667-ого. Другой чемпион, 140-ой, также был мне не ровней. Они были искусны и жестоки в бою, но мы все знали, что если Господин натравит нас друг на друга, то я запросто убью их.
Господину нужны были чемпионы для того, чтобы привлечь большее количество бойцов на бои чемпионов. У него никогда не было только одного «чемпиона». По крайней мере, раньше никогда. Но я услышал, как тренеры трепались о том, что благодаря предстоящему турниру, Господин хочет найти только одного. Самого настоящего бойца среди всех.
Чемпиона всех чемпионов.
Внезапно 140-ой бросился на дверь своей камеры. Его огромная туша почти вынесла тяжелые железные прутья. 667-ой покачал головой.
– Бл*дь! – прошипел он.
На этот раз, желая узнать, почему боец вел себя подобным образом, я спросил:
– Что случилось?
Брови 667-ого поползли вверх от удивления, пока я задавал вопрос. Когда 140-ой снова налетел на металлические прутья своей камеры, я прорычал:
– Ответь мне!
667-ой обхватил решетку своим руками и сказал:
– Призраки забрали его мону.
140-ой взревел и начал громить свою камеру, подняв матрас с пола, чтобы швырнуть его через всю площадь клетки.
– Забрали ее? – переспросил я.
Лицо 667-ого вытянулось. Вздохнув, он ответил:
– Вывели ее из камеры, закрыли дверь и перерезали ей горло у него на глазах.
Я опустил взгляд, осматривая темную каменную площадку перед камерой 140-ого. Сосредоточенно сузил глаза, пытаясь сфокусироваться в полумраке тусклой настенной лампы. И затем я увидел свежую кровь.
Когда огромное тело 140-го рухнуло на землю, я прислонился к двери камеры; внутри меня вспыхнул огонь.
– Господин, – прошипел я.
667-ой кивнул.
– Но зачем? – спросил я, не сводя глаз со 140-го, с его пустого, безжизненного лица, которое было повернуто в сторону лужи крови.
– Он ослушался, – проинформировал меня 667-ой. – Он убил охранника, который пытался трахнуть его мону, пока 140-ой был на тренировке. 140-ой сломал охраннику шею, когда вернулся, прежде чем призрак успел трахнуть мону, – руки 667-ого сжали крепче прутья. – Когда другой Призрак сообщил об этом Господину, то тот приказал убить ее. 667-ой замолчал на мгновение, затем добавил:
– Охранник, который ее убивал, делал это медленно и болезненно. Тем самым он мстил за убитого товарища.
Я посмотрел на 140-ого. Его кожа была бледной, а руки тряслись. Хуже всего был его потухший взгляд. 140-ого больше нет. Он сломлен. Он не победит в следующем поединке. Этот мужчина был уже мертв.
– Она сделала его слабым, – сказал я и, развернувшись, пошел к своей камере.
– Она была его моной! – огрызнулся на меня 667-ой.
Я остановился и посмотрел через плечо.
– Она была его слабостью. Господин питается слабостью. Дурак предложил ему свою смерть на тарелочке.
– Она была его сердцем, – ответил мне 667-ой с еще большим ядом в голосе. – Так же, как и моя мона. Она только моя.
Хрустнув шеей и размяв свои кости, я медленно повернулся к 667-ому. Вытянув свой Кинжал в его сторону, я сказал:
– И, подобно ему… – я указал клинком в сторону сломленного, обмякшего 140-ого, – она тоже станет твоей погибелью.
