Текст книги "Красный (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Сейчас, – ответил Малкольм. – Вы не будете разочарованы.
Он развернул ее без предупреждения, повернул спиной к себе. Он прижался губами к ее уху и прошептал, – Не сопротивляйся мне, девочка. Устрой хорошее шоу. Я хочу получить за тебя высокую цену.
Хорошее шоу... Прошлый раз он сказал ей, что она существует, чтобы развлекать его. Так тому и быть. Она кивнула и ничего не ответила, хотя сердце все еще колотилось от ужаса. Неужели он позволит всем этим мужчинам трахать ее? Нет. Она знала, что он не посмеет.
Или посмеет?
Он взял ее за руку и оттащил от двери. Он шел позади нее, направляя ее к центру комнаты, где ждали четверо мужчин в масках. Она попыталась рассмотреть их лица, но горела только одна лампа, и все они были в тени. Лишь цвета их масок были различимы. Вместо этого она уставилась в пол.
– На короб, – приказал Малькольм, и она ступила на низкую деревянную платформу. Малкольм наклонился и снял ее сандалии, отбросив их в тень. Он встал и взобрался на платформу позади нее.
– Давайте посмотрим, – сказал мужчина в золотой маске, и остальные кивнули, соглашаясь.
Малкольм спустил бретельки ее фиолетового летнего платья вниз по рукам. На ней не было лифчика, и ей пришлось побороть себя, чтобы не сопротивляться ему, пока он снимал ее платье, позволяя тому растечься лужицей у ее ног. В мгновение ока он достал небольшой острый нож и разрезал ее трусики на бедрах, и отправил их в тень к сандалиям.
Она была совершенно обнажена и стояла перед четырьмя незнакомыми мужчинами. Малкольм достал веревку из кармана жакета и связал ее руки спереди. Затем он потянулся вверх, и она подняла голову. Он подвесил металлический крюк на потолочную балку. Быстрым и легким движением, которое показывало, что он проделывал подобные вещи уже тысячу раз, Малкольм поднял ее руки над головой и привязал веревки на ее запястьях к крюку.
Не было возможности убежать.
Мона подергала руками и мужчины усмехнулись видя, как она сопротивляется.
– Пожалуйста, джентльмены, – сказал Малкольм. – Сегодняшний лучший лот. Не торопитесь. Ставка высока. Она того стоит.
– Я сам буду судить об этом, – сказал мужчина в красной маске и поднялся на деревянный помост. Малкольм стоял позади нее, держал ее за волосы. Мона глубоко дышала от страха и предвкушения. Мужчина в красной маске положил руку на ее дрожащий живот и погладил по боку и бедрам.
– Очень гладкая кожа, – сказал он.
– Самая гладкая, какую только можно найти на рынке, – ответил Малкольм.
Мужчина в красной маске крепко схватил ее за бедро и сильно шлепнул по нему. Наблюдавшие за ними мужчины снова рассмеялись.
– Грудь исключительно хороша, – сказал Малкольм. – Как видите.
– Вижу, – ответил мужчина в красной маске.
– А я нет, – ответил другой мужчина.
– Тогда подойдите и убедитесь, – приказал Малкольм.
Мужчина в красной маске сошел с помоста, а мужчина в золотой маске ступил на него. Без промедления он обхватил ее правую грудь своей большой сильной ладонью. Мона вскрикнула скорее от шока, чем от боли. С руками, связанными так высоко, ее грудь была обнажена, и она никак не могла прикрыться. Это было ошеломляюще, как незнакомый человек так интимно прикасался. Он приподнял грудь, словно взвешивал ее на ладони, затем оттянул сосок, немного скрутил, дразнил и проверял его.
– Очень мило, – кивнул мужчина в золотой маске. Он переместился в сторону и проделал то же самое с левой грудью. Он обхватил ее крепко, сжал ее, приподнял и оценил, затем снова ущипнул сосок, потянул и отпустил его. – А как дела обстоят с задницей?
– Проверьте сами. – Малкольм развернул ее так, что она оказалась спиной к мужчине в золотой маске. Она почувствовала, как чья-то рука легла ей на спину, лаская ее от бедра до верхней части бедра.
– Полная задница, – удовлетворенно ответил мужчина, продолжая поглаживать. – Мягкая, но не слишком. – Он шлепнул один раз и Мона ахнула, ахнула снова, когда он обхватил ее обеими руками и сжал, затем ущипнул. – Молодая упругая плоть. Моя любимая.
– Я же говорил, что она стоит этих денег, – сказал Малкольм.
Это было невыносимо, когда с ней так обращались, как с вещью. Она сгорала от стыда и унижения. Слезы жгли глаза. Ее дыхание было поверхностным и руки болели. Ей так сильно хотелось прикрыться.
– Сначала мы должны увидеть ее киску, – сказал другой мужчина. – Вы в курсе.
– Безусловно, – со смехом ответил Малкольм. – Безусловно вы должны увидеть киску.
– Тогда давайте взглянем.
Мона зарычала, когда Малкольм снова развернул ее лицом к четырем мужчинам. Двое из них ступили на платформу – мужчина в черной маске и мужчина в красной маске. Каждый взял ее за ногу и поднял ее. Они широко развели ее бедра, ступни беспомощно болтались в воздухе, ее лоно было открыто и выставлено напоказ. Мужчина в серой маске шагнул вперед. Он не поднялся на платформу. Его глаза были на уровне с ее лоном.
Она вздрогнула и застонала, когда мужчина в серой маске протянул руку и слегка прикоснулся к ее лепесткам.
– Восхитительно, – сказал он. – Хорошо сформированная.
– И тугая, – добавил Малкольм. – Но она может принять все, что вы ей дадите.
Она заметила намек на улыбку на губах серой маски. Большим пальцем и указательным, он раскрыл складочки ее киски, обнажая вход в ее тело. И проник одним пальцем внутрь.
– И влажная. Очень влажная, – сказал мужчина в серой маске. Это была чистая правда. Унизительно, но это правда. Ко всему ее стыду и страху, она, несомненно, была возбуждена. Мужчина ввел в нее второй палец и развел оба пальца в форме буквы V. Она почувствовала, что открывается. Это было нарушение неприкосновенности ее тела. И почему ей это так нравится?
– Что у нас здесь... – сказал мужчина и протолкнул палец глубже, почти до лобковой кости. Он резко толкнулся вглубь, ощупывал стеночки, дразнил деликатные нервные окончания. – Я чувствую ее пульс прямо здесь. Очень быстрый.
– Дай мне его пощупать, – сказал мужчина в золотой маске. Она снова была пустой, но лишь на мгновение, и мужчина в золотой маске ввел два пальца в нее и нашел ту же точку на передней стенке. Ее голова упала на плечо Малкольма, а мужчина в золотой маске массировал и ласкал ее, пока она висела в воздухе, распростертая и выставленная напоказ. Мужчина в золотой маске осмотрел ее клитор, опустившись перед ней на колени и оттянув крошечную складку плоти, чтобы рассмотреть поближе. Клитор набух, и она ненавидела себя за это. Она ненавидела все это, ненавидела, что ее держат, что она открыта, что ее изучают и рассматривают...
Ох, но ей это также нравилось.
Мужчина в золотой маске продолжал раздвигать и проникать в ее лоно, мужчина в черной маске обратил свое внимание на ее рот. Она уперлась в плечо Малкольма, когда мужчина раскрыл ее губы.
– Не кусайся, – предупредил он, засунув палец ей в рот. Она ощутила его на зубах. Она поняла, что он их пересчитывает. Но когда он закончил, то оставил свой палец слегка прижатым к ее языку. А теперь они заставили ее замолчать. Чья-то рука – она не знала, чья именно, – снова схватила ее за грудь и грубо сжала. Горячий рот впился в другой сосок и жестко всосал его. Пальцы работали внутри нее, гладили и потирали, раскрывали ее шире и шире. Она услышала звуки того, как сильно текла. Ее лепестки растягивали и оттягивали так же, как и соски, слегка шлепали, прежде чем он, кто бы это ни был на этот раз, снова погрузил в нее пальцы. На этот раз три пальца, или уже четыре? Она больше не могла ответить. Она буквально истекала от желания.
Пятеро мужчин, их рты и руки все вместе касались ее, ласкали, посасывали и проникали в ее рот, ее лоно, и она извивалась и тихо стонала, не в состоянии возражать или кричать, или умолять о пощаде или, что еще хуже и более вероятно, умолять их трахнуть ее. Она жаждала их члены, всех пятерых. Ранее она боялась, что Малкольм позволит им трахнуть ее. Теперь она боялась, что не позволит. Но эти мысли были безумными. Она не могла этого допустить. Она извивалась в железной хватке пятерых мужчин, но это не помогло, только навредило, поскольку дергание еще больше приближало ее к кульминации.
А потом они все ее отпустили.
Все произошло так быстро, что она упала бы на пол, если бы веревка не удерживала ее запястья. Они отпустили ее и сошли с платформы, как будто кто-то дал команду, которую она не слышала. Она дрожала от внезапного холода. Только Малкольм все еще стоял рядом. Она хотела прижаться к нему всем телом, но он держал ее за талию, удерживая на месте.
– Ну, джентльмены, есть еще какие-нибудь запросы? – спросил Малкольм. – Мы уже готовы начать торги?
Она приготовилась к торгам. Что они покупали? Право трахнуть ее? Или это все еще была часть игры?
– Нагни ее, – сказал один из мужчин. – Давай посмотрим все ее дырки.
– Если настаиваете, – ответил Малкольм.
– Я хочу точно знать, что покупаю, – сказал мужчина в красной маске. – Если вас это не затруднит.
– Я восхищаюсь опытным покупателем. И нет, – ответил Малкольм. – Никаких проблем. Я опущу ее на пьедестал.
– Очень хорошо, – сказал мужчина в красной маске. Остальные трое мужчин пробормотали что-то в знак согласия.
Пьедестал? Какой пьедестал? Малкольм стащил ее с деревянной платформы в тень. Свет последовал за ней, когда один из мужчин поднял с пола свечу и отнес ее в дальний угол комнаты, куда Малькольм вел ее. Там она что-то увидела, что-то высотой до талии и покрытое большим куском бархата. Малкольм сдернул тряпку и бросил ее на пол. Это был своего рода большой черный кожаный стул, но достаточно широкий, чтобы она могла легко встать на него коленями. Из центра сидения торчал большой толстый фаллос, гладкий, черный, и устрашающе длинный, по меньшей мере фут длиной. Она отшатнулась при виде его, но Малкольм не позволил ей сбежать. Он поднял ее и расположил на вершине пьедестала. Он взял ее за бедра и расположил их так, чтобы головка фаллоса прикасалась к ее лону.
– Прими его, – сказал он, приказ, на который она не могла отказать. Ее тело не позволит ей. Она оперлась на руки и колени и опустилась на фаллос, раздвигая колени в стороны и принимая как можно больше. Благодаря ее влажности массивная штуковина с легкостью вошла в нее, и она немного покачнулась на нем, чтобы принять еще больше. Она ощущала как мышцы уступают фаллосу, принимают его, поглощают его. Малкольм прижал ее к себе, как мотылька под стеклом. Приколол и выставил на всеобщее обозрение.
– Джентльмены, взгляните, – сказал Малкольм. – Там стоит масло, если оно вам понадобится.
Непревзойденный продавец.
Мона опустила голову, пряча лицо за волосами, когда первый мужчина, чье лицо она не могла видеть в этой позе, подошел сзади и раздвинул ее ягодицы. Он издал удовлетворенный звук, словно ему понравилось увиденное. Он прикоснулся пальцем, и она ахнула и содрогнулась. Палец был мокрым, покрытым каким-то густым маслом или смазкой. Он провел им по всей маленькой дырочке, по всему ее периметру. Она поежилась от этого необычного ощущения. Это было совсем не неприятно, когда ее ласкали там в этом чувствительном месте, не было неприятно, когда мужчина проник пальцем в нее на всю длину пальца. Он держал палец внутри, и несколько мгновений не шевелил им. Она слышала, как мужчины переговариваются, говоря что-то вроде "Очень хорошо", и " Отличная работа". Внутри она ощутила, как мужчина начал двигаться, не внутрь и наружу, а по кругу, открывая ее все больше и больше.
– У вас есть пробка? – спросил мужчина Малкольма.
– Конечно, – ответил Малкольм.
Палец покинул ее тело, но вскоре она ощутила что-то холодное, холодное и гладкое, как еще один фаллос, намного уже, чем тот, что уже был у нее внутри. Мужчина протолкнул кончик в нее, остановился, затем протолкнул еще пару дюймов, и Мона зашипела от напряжения. Никогда прежде любовник ничем не проникал в ее задницу, ни пальцем, ни фаллосом, ни членом. Но вот оно, погружалось в нее, словно было создано для ее тела. Мужчина протолкнул пробку еще дальше и остановился. Основание пробки не позволяло ему проникнуть глубже.
Тихие стоны сорвались с ее губ, когда тело Моны приспособилось к двойному проникновению на пьедестале. Она раскачивалась взад-вперед, трахая себя фаллосом внутри киски, пока четверо потенциальных "покупателей" кружили вокруг нее. Один из них погладил ее по волосам, приподнял и понюхал. Другой остановился у лица и перекатывал соски между пальцами и легонько тянул их. Его пальцы были холодными и посылали электрические разряды по грудям. Другой мужчина играл с ее клитором. Его пальцы были смазаны маслом, когда он ласкал ее. Последний разминал ее ягодицы, ласкал их снова и снова. Иногда он останавливался, чтобы потрогать пробку или фаллос.
– А теперь, джентльмены, – начал Малкольм, – давайте начнем торги.
– Я возьму ее за сотню, – сказал мужчина в красной маске. Сотню долларов? Сотню тысяч? Сотню дней?
– Кто-нибудь хочет сделать встречное предложение? – спросил Малкольм.
– Для меня слишком дорого, – ответил мужчина в золотой маске. Он снова ущипнул ее за соски, и она вздрогнула, а лоно сжалось вокруг фаллоса.
– Боюсь, для меня тоже, – ответил другой. Он шлепнул ее по бедру, словно прощался с призовым скакуном.
– Я бы с радостью взял ее, – сказал последний мужчина. – Но я пообещал себе не тратить больше восьмидесяти.
– Тогда, думаю, мы договорились, мой добрый сэр, – ответил Малкольм. Именно мужчина в красной маске ласкал ее клитор. Сквозь завесу своих волос она увидела, как он и Малкольм пожимают друг другу руки. Они вышли из поля ее зрения, остановившись позади.
– Может быть, мне снять ее с пьедестала для вас?
– Нет, – ответил мужчина в красной маске. – Оставьте ее там. Я справлюсь.
Она услышала шаги, дверь открылась и закрылась, но была уверена, что мужчина в красной маске не оставил ее, потому что снова почувствовала его палец на своем клиторе. И затем на складочках, широко раскрытых из-за проникающего в нее фаллоса.
– Великолепно, – сказал он. – Стоишь каждого пенни.
Он ухватился за бедра и толкнул ее вниз, заставляя больше принять фаллос. Она подняла голову и застонала от желания. Она почти ничего не видела. Все вокруг было красным. Кровь перед глазами, пламя ее желания, распухшая плоть ее лона, все красное, все красное повсюду, красная маска на мужчине, мужчине, который владел ею. Он поднял ее с пьедестала и поставил на ноги. Он расстегнул свои черные брюки и освободил член, твердый и блестящий от жидкости на припухшей головке. Она должна ощутить его внутри. Должна. Она потянулась к нему, но он схватил ее за руки, оттолкнул назад к стене и поднял ее запястья над головой. В отчаянии она подалась вперед бедрами, чтобы потереться об него. Каждое ее движение вызывало неконтролируемую дрожь во всем теле. Пробка все еще была глубоко в ее заднице, и она хотела, чтобы она была там. Но она также нуждалась в его члене внутри себя. Он был нужен ей больше всего на свете.
Он прижал головку к болезненно набухшему клитору, и она вскрикнула. Одни быстрым движением бедер он проник сквозь складки. Еще одним толчком он погрузился в нее и с финальным полностью вошел в нее. Она приподнялась на носочки, и он приподнял ее бедрами и прижал на этот раз к стене. Ее груди подпрыгивали, когда его толчки поднимали ее все выше и выше. Она едва не кричала от экстаза, от безумного удовольствия. Она чувствовала будто внутри нее был железный прут, толстый, горячий и твердый как ничто другое. Она совсем не знала этого мужчину, но он владел ею. Он купил ее тело, и теперь она принадлежала ему.
Она была его рабыней, его собственностью, вещью, объектом, с которым он мог делать все, что пожелает. И он желал трахать ее у стены, вколачиваться в нее, погружаться и погружаться, пока она не кончила с порочным стоном. Ее голова прижалась к стене, и мужчина в красной маске поцеловал ее в шею, посасывая кожу, пока она не почувствовала, как та надорвалась от его укусов. Но ей было все равно. Боль пронзала удовольствие. Пробка в ее заднице и член в киске умножали оргазм в сотни раз. Его толчки были безжалостны. Мужчина в маске снова погрузился в нее, еще два раза, третий и она ощутила, как обжигающее семя взрывается внутри нее так глубоко, что она могла поклясться, что чувствует его вкус на языке.
Мона обмякла, но все еще была насажена на член мужчины, ее ноги обвились вокруг его бедер, а спина прижалась к стене. Она положила голову ему на плечо и глубоко дышала. Кто же этот мужчина, который купил ее? Что он сделает с ней? На что она отдалась? Это было неправильно, совершенно неправильно. Ей не стоило заниматься сексом с незнакомцем, с этим неизвестным, с этим призраком. Она положила руки ему на грудь и оттолкнула его.
– Опусти меня, – сказала она.
– Пока еще нет.
– Нет, сейчас, – ответила она, хотя он оставался внутри ее, все еще твердый.
– Карт-бланш, – ответил мужчина в красной маске.
– Это для Малкольма, а не для...
Мужчина снял маску. Это был Малкольм.
– Я же говорил тебе, что иногда люблю играть в игры, – ответил он с улыбкой, которую украл у дьявола. – Не так ли?
– Малкольм... – Она уставилась на него с шоком и ужасом, все еще будучи прижатой к стене. – У тебя была борода.
– Разве? – спросил он, приподняв бровь.
– Да. Она была... должно быть фальшивой. Ты одурачил меня. Я была уверена... – Четверо мужчин, вероятно, были его друзьями, и когда они торговались за ее спиной, Малкольм снял свою фальшивую бороду и надел красную маску, чтобы обмануть ее. И ее обманули, основательно обманули.
– Ты видела то, что я хотел тебе показать, – ответил он. – Самый старый трюк фокусника.
– Это тоже какой-то трюк? – Она пыталась освободиться от органа, который пронзал ее, и от его тела, которое прижало ее к стене.
– О нет, это реальность. Это единственное, что реально для меня, – ответил он. – Переместимся в постель.
Он отстранился от нее и потянул ее к ожидающей кровати, где откинул одеяло и поставил ее на четвереньки на белых простынях. Он разделся и присоединился к ней. Мона задрожала от нетерпения, когда Малкольм убрал волосы с ее спины и целовал ее шею.
– Нам это больше не понадобится, – сказал он и аккуратно извлек пробку из ее попки. Она ощущала себя слишком опустошенной в тот момент, когда вещица покинула ее тело.
– Малкольм... – С мольбой произнесла она его имя. Малкольм расположился позади нее и медленно вошел, заполняя пустоту внутри нее. Его ствол был шире пробки, но она хотела, чтобы он вошел в нее сильнее. Мона наклонилась вперед, пока голова не прижалась к подушке. Ее попка открылась, когда она низко наклонилась и Малкольм смог полностью войти в нее. Она приняла все, каждый дюйм, и ощутила гордость за то, что смогла.
– Тебе понравилось быть проданной и купленной, – сказал он, вонзая в нее свой член. Движения были медленными, но не грубыми, и она с легкостью принимала их.
– Ненавидела, – ответила она.
– Лжешь. Все хорошо. Я люблю лгунишек. Лги сколько хочешь, моя дорогая. Я знаю, что тебе это понравилось. Твое тело говорит то, что слова не могут.
– Я твоя рабыня, – сказала она.
– Нет. Ты мой работник, – ответил он. – У рабыни нет выбора. Но ты здесь потому, что сама этого хочешь. Не так ли? Признайся, Мона... признайся, что тебе нравится быть моей шлюхой, – сказал он, входя и выходя из ее задницы. Еще ни один мужчина не брал ее в эту дырочку. Только Малкольм. И только потому, что платил ей.
– Никогда, – ответила она. – Ни за что в жизни.
– Ни за что в жизни? Всего-то?
– Ты продал меня на аукционе. Ты – сам дьявол.
– Я не дьявол, моя дорогая, – ответил он, снова впиваясь зубами в ее шею, словно обезумевший зверь. – Дьяволу нужна твоя душа. Мне нужно только твое тело.
Он может верить в это сколь угодно, но Мона знала правду. Если он и дальше будет так трахать ее, то очень скоро получит и то, и другое.
Глава 5
Нимфы и сатир
Мона хотела злиться на Малкольма, но это было невозможно. Хотя она и была напугана мужчинами в масках, которых он привел в их логово, и злилась, как он обманул ее и заставил думать, что она занималась сексом с незнакомцем, но она не могла отрицать, что никогда в жизни не была так возбуждена. Все эти мужчины... их руки... эти губы на ее теле... она не могла думать об этом не становясь влажной. Она часто прокрадывалась в заднюю комнату, ложилась на кровать, и доводила себя до оргазма руками, вспоминая ту ночь, как руки удерживали ее ноги в воздухе, и совершенно незнакомый мужчина проникал в глубины ее тела своими пальцами.
И она до сих пор ощущала огромный фаллос внутри себя, прижимающийся к пробке в ее заднице, стеночка между ними дрожала и трепетала. И член Малкольма в ее заднице, она вспоминала о нем с таким удовольствием, что соски твердели при малейшем воспоминании. Ее тело гудело от постоянного возбуждения. Если месяц не пройдет быстрее, она сойдет с ума в ожидании его.
Месяц тянулся медленно. Она не сошла с ума.
Вместо этого она отправилась к оценщику предметов искусства, чтобы подтвердить плату Малкольма за ее аукционную ночь. Он оставил небольшой пастельный рисунок инжира на кровати, в котором оценщик мгновенно узнал работу швейцарско-французского художника девятнадцатого века Жана-Этьена Лиотара. Она почти надеялась на еще одну работу Дега, чтобы снова увидеться с Себастьяном Леоном. Но могла ли она заниматься таким? Встречаться с мужчиной, пока ее тело было обещано и продано другому? Она была уверена, что Малкольм не будет возражать, если она заведет себе еще одного любовника. Он даже сказал, что не будет препятствовать ей. В конце концов, Малькольму требовалось только ее тело на одну ночь в месяц. Но как она расскажет Себастьяну о Малкольме? Она не могла, конечно, поэтому не позвонила ему и не нашла предлога, чтобы увидеться. Совесть ей этого не позволит. После двух ночей с Малькольмом и его извращениями она была рада обнаружить, что у нее все еще есть совесть.
В четвертую субботу после своего последнего свидания она снова обнаружила на столе книгу по искусству.
Бедный Ту-Ту. Ей пришлось поднять спящего кота с книги. Он любил бумагу, любил лежать на ней и нежиться или спать. Он тихонько по-кошачьи протестующе зашипел, когда она сняла его с обложки книги и положила к себе на колени, но быстро устроился там и вскоре крепко уснул, подергиваясь, когда ему снились мыши, птицы или что-то еще.
Что Малкольм задумал для них на следующий раз? Она почти боялась смотреть.
Но только почти.
Она открыла книгу на помеченной им странице, и снова красное бархатное колье, которое было на ней в тот вечер, когда она играла в его "Олимпию". Картина этого месяца была еще одного французского художника, Вильяма Бугро. Нимфы и сатир. Четыре прекрасные, почти обнаженные женщины играли на берегу тихого озера. Они поймали сатира, который подсматривал, как они купались, и трое из четырех водяных нимф пытались затащить сопротивляющегося человека-козла в озеро, а четвертая нимфа махала остальным, чтобы они присоединились к ней у кромки воды.
Она точно знала, кто будет сатиром, это было очевидно.
Мона потратила воскресенье, превращая себя в нимфу. Она завила свои длинные рыжие волосы и прикрепила за ухом белый цветок. В глубине шкафа она нашла прозрачную белую ночную рубашку. Малкольм, конечно, хотел бы видеть ее обнаженной, но он мог бы получить удовольствие, раздев ее сам.
Ближе к полуночи она вернулась в галерею, и вошла через боковую дверь. Как только тяжелая дверь захлопнулась за ней, она услышала музыку, доносящуюся из дальней комнаты. Музыка? Как странно. Похожая на волынку и колокольчики, игривая музыка, веселая и легкая. Партитура для покорения сатира? Возможно. Она осторожно открыла дверь в заднюю комнату...
Чья-то рука схватила ее за руку и втащила в комнату.
– Вот она! – позвал женский голос. – Я нашла ее!
Мона, спотыкаясь, ввалилась в заднюю комнату, которая каким-то образом превратилась в лесной рай с деревьями в горшках и бурлящим каменным фонтаном. Девушка, которая схватила ее, опустила руку и присоединилась к двум другим девушкам, все трое в прозрачных платьях и с длинными лентами в волосах танцевали под музыку. Одна девушка была в прозрачной желтой сорочке, ее волосы были черными и плотно завитыми, а кожа темно-коричневой и красивой. Другая девушка была в розовом, с белокурыми волосами и бледной, как молоко, кожей. Третья же была в прозрачном голубом наряде, ее волосы были тепло-рыжими и прямыми, а цвет кожи лишь на тон светлее.
И она, Мона, теперь была четвертой девушкой, с яблочно-красными волосами и в белой сорочке.
Мону увлекли в танец и музыка, казалось, исходила отовсюду и ниоткуда одновременно. Двое девушек взяли ее за руки и вскоре они кружились вокруг красно-золотого кресла, которое Мона любила еще с детства. Теперь он превратился в трон, на котором сидел голый Малькольм, увенчанный лаврами. Сцена была забавной, и Мона тоже смеялась с девушками. Смех был радостным, не насмешливым, не презрительным. Прекрасный член Малкольма был наполовину твердым и лежал на бедре, пока он наблюдал, как его нимфы резвятся и танцуют для него. Она так давно не танцевала и понимала, что выглядит полной дурой. Но сцена была слишком приятной, чтобы останавливаться. Ее ноги казались зачарованными музыкой волынки и все девушки были так прекрасны в своих прозрачных платьях, с развевающимися лентами в волосах и улыбающимися лицами.
– Потанцуй с нами, – девушка в желтом одеянии сказала, разрывая круг и вытягивая Малкольма за руку. – Потанцуй с нами, ты глупый старый козел.
Девушка в розовом ахнула и прикрыла рот руками от шутливого оскорбления.
– Глупый старый козел? – Малкольм схватил ее за руку другой рукой и рывком усадил к себе на колени. Она пискнула от удивления и рассмеялась, когда Малкольм пощекотал ее живот пальцами. Мона и две других девушки стояли, скрестив руки на груди и наблюдая за происходящим.
– Теперь она точно получит, – сказала девушка в розовом, качая головой.
– Она пожалеет, что сказала это, – вмешалась девушка в голубом.
– Или она пожалеет, что сказала это дважды, – добавила девушка в розовом и все рассмеялись, даже Малкольм.
– Она должна быть наказана, – сказал Малкольм. – Разве не так, противная девочка?
– Я не противная, – ответила девушка в желтом и слезла с его коленей. – Я честная.
– Противно честная. – Малкольм снова схватил ее за руку и притянул ее на колени. – А теперь поцелуй меня и извинись.
– Не буду! – Выкрикнула девушка в желтом.
– Тогда я украду поцелуй и не отдам его, – ответил Малкольм.
– Ты не... – это все, что успела сказать девушка в желтом, прежде чем Малкольм поцеловал ее в губы.
Две другие нимфы разразились девичьим смехом при виде того, как Малькольм целовал их подругу. В одну секунду девушка в желтом пыталась оттолкнуть его, в следующую она уже запустила руки в его волосы, пытаясь притянуть его ближе. Даже Мона рассмеялась, хотя это ее любовник целовал другую. Она не чувствовала никакой ревности. Это была игра. Сатир должен был мучить своих нимф. А нимфы должны получить своего сатира.
Наконец девушке в желтом удалось вырваться из заключения на его коленях. Она поспешила к Моне и обняла ее.
– Он поймал меня, – сказала девушка в желтом. – Не дай ему поймать меня.
– Это ты пыталась заставить его танцевать с тобой, – ответила Мона.
– Ах, да, – ответила девушка в желтом. Она стояла прямо и гордо. – Я виновата. И он все еще не танцует.
– Зато мы будем танцевать, – сказала девушка в голубом. – Давайте танцевать так, что у него не останется другого выбора, кроме как присоединиться к нам.
Для Моны это не имело никакого смысла, но ничто в этой комнате с этим мужчиной и этими глупышками не имело смысла. Более того, ей было все равно, был ли в этом смысл или нет. Она только хотела танцевать с прекрасным трио, с этими златоглазыми нимфами. Они выдернули ленты из волос и закружились, словно егозы, а музыка становилась все громче и быстрее. Девушка в розовом, с молочно-белой кожей и бледно-золотистыми волосами, танцевала вокруг кресла Малкольма, и обвила своей лентой его запястье, затем потянула за конец, заставляя его встать.
– Она поймала рыбу! – закричала девушка в желтом. – Большую рыбу.
– Это не рыба, а дельфин, – добавила девушка в голубом. – Посмотри, как он улыбается.
Малкольм искоса посмотрел на девушку, которая его зацепила. Она потянула за ленту, обернутую вокруг его запястья, но он отстранился – у него был свой собственный сатирический трюк. Она не успела отпустить ленту, и он поймал ее и обвязал лентой вокруг ее запястий.
– Я хочу выгулять своего питомца, – сказал он, ведя девушку в розовом по комнате. – Не возражаете, если мы...
Девушка в розовом пыталась развязать узы, следуя за Малкольмом, симпатичный щенок на розовом поводке. Но у нее не было ни единого шанса. Он поймал ее в ловушку.
– Отпусти меня, животное. Отпусти меня, – сказала она.
Он повернулся к ней лицом.
– За цену в поцелуй, – ответил он. – Я подумаю.
– Он серьезно, Розочка, – заявила девушка в голубом. – Лучше поцелуй его, или навсегда останешься его зверушкой.
– Только не это, – ответила та, и ее щеки порозовели, как и ее имя. – Что угодно, кроме этого.
Она ближе прижалась к нему и наклонила голову, закрывая глаза. Она являла собой идеальную картину мученицы. Мученица и сатир. Сатир и мученица. Дураки, все они. Малкольм поцеловал свою розовую зверушку в губы и девушки в голубом и желтом захлопали в ладоши и заулюлюкали. Мона сделала то же самое, но не могла назвать ни одной причины, кроме той, что это было частью игры. Поцелуй продолжался, становясь все глубже. Малкольм в своем вожделении отклонил девушку назад. Он опустил свою большую правую ладонь на ее грудь и опустил ее сорочку.
Девушки в голубом и желтом зафукали, но девушка в розовом, похоже, не возражала. Эрекция Малкольма прижималась между ее ног, упираясь в розовую ткань. Красное на розовом. Он дернул лиф платья девушки вниз, обнажая ее грудь. Он впился в ее сосок, вбирая его в рот, а девушка, пойманная в его объятиях, слегка вскрикнула от удовольствия и страха.
– Теперь он ее поймал, – сказала девушка в желтом. – И не отпустит.
– Я говорила ей остаться дома сегодня, – добавила девушка в голубом. – Она никогда не слушает.
– Я тоже никогда не слушаю, – вмешалась Мона, и это заставило девушек в голубом и желтом рассмеяться так сильно, что они чуть не упали. Они снова взялись за свои ленты и запрыгали вокруг Малькольма и девушки в розовом. Теперь ее платье было спущено до талии. Ее груди были маленькими и бледными, а соски розовыми, как и ее одеяние, и ее лицо было переполнено экстазом, когда Малкольм лизал ее маленькие соски, его огромные руки лежали на ее тонкой талии.
