Текст книги "Предположительно (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Келли смеется и скрещивает руки на груди.

– Уверена?

Марисоль бросает на нее взгляд, способный разжечь войну. В любой другой день так бы и произошло, но сегодня вмешалась Чина.

– Не, слушайте, я могу ее заменить. Я хороша в этом. Умею вывести человека на эмоции и прочее, – говорит Чина и хрустит костяшками пальцев. – Итак, Тара, расскажи мне, что ты сейчас чувствуешь?

– Голод, – говорит Тара, и по комнате разлетается смешок.

– Интересно. Давай попробуем по-другому. Чем ты займешься, когда выберешься отсюда?

Тара пожимает плечами.

– Не знаю.

– Разве тебе не должно исполниться восемнадцать, типа, скоро? – спрашивает Джой.

Тара кивает.

– Через четыре месяца.

Вся комната вздыхает. Она может ничего больше не говорить. Все и без того знают, что это означает. Я вспоминаю о Теде и потираю свой живот.

– Иди в армию, – предлагает Чина. – Ты чертовски сильная. Ты им понравишься.

– С чего бы мне сражаться на войне, которую затеяли какие-то белые мужики?

Мы смеемся. Тара хохочет себе под нос. В этот момент она похожа на обычную девчонку. Жизнерадостна, несмотря на все то, чему ей приходится противостоять. На ее месте я бы не смеялась.

– Так папа обычно говорил, – продолжает Тара. – Он был очень умным. Когда мама забила на меня, он взял заботу обо мне на себя. Из всех его детей, я единственная жила с ним. Вот как сильно он меня любил. Папа говорил: «Никогда не сражайся за белых, потому что им нет до нас дела». И был прав. Он умер, когда мне было тринадцать. СПИД добрался до него. Меня отправили в приемную семью, школу, тюрьму и теперь я в подвале, говорю с вами. Все это сделали они.

По комнате проносится волна шепота, и мы слышим громкое эхо шаркающих шагов. Мисс Вероника несется вниз по лестнице, почти спотыкаясь на последней ступеньке.

– Девочки, простите, ради Бога.

– Мисс Вероника, вы опоздали. Снова! – кричит Джой, топоча ногами по полу.

– Я знаю, знаю, но пробки... просто ужасные пробки. Фух! Ладно, хорошо, с кого начнем? Ох, нет, погодите, давайте сначала достанем наши журналы чувств. Ну же?

– Не, мисс Ви. Сегодня психолог у нас я, – говорит Чина.

Мисс Вероника приходит в замешательство, но кивает.

– Эм, ладно! Знаете, смена ролей может пойти нам всем на пользу.

Чина ухмыляется и откидывается на своем стуле, притворяясь, что делает какие-то записи.

– Итак, мисс Ви, чем вы планируете заняться, когда выберетесь отсюда?

– Она уже отсюда выбралась, дубина, – стонет Джой. – Ее здесь никто не держит.

– Ты же ничего не знаешь о ней! Но ладно! Я перефразирую. Мисс Ви, вы избавились от этой работенки. Мои поздравления! Чем займетесь?

Мисс Вероника ерзает на месте, но фальшивая улыбка не покидает ее лица.

– Ну, мне часто говорят, что я хорошо умею слушать. Я могу помогать людям раскрыться.

Келли пробирает на хохот.

– Этим, по-вашему, вы тут занимаетесь? Помогаете нам «раскрыться»? Не хочу вас разочаровывать, но вы отвратительно справляетесь со своей работой.

Мисс Вероника тяжело вздыхает.

– Мне жаль слышать это от тебя, Келли, – говорит она дрожащим, но полным решимости голосом. – Но я делаю все, чтобы... дать вам инструменты... чтобы помочь вам преуспеть.

– Как? Заставляя нас чирикать что-то в этих дурацких блокнотах?

Келли бросает свой журнал в центр круга. Лицо мисс Вероники неподвижно.

– Знаете, несмотря на то, что никогда не была на вашем месте, я испытывала нечто подобное, – говорит она, защищаясь. – Я... я потеряла парня. Он был моей первой любовью, и я долгое время провела во тьме. Мне даже пришлось снова переехать к родителям. Но я вышла из той депрессии, вернулась в университет и нашла профессию, которую люблю. Видите, дамы. Я здесь, чтобы стать вашим вдохновением. Примером того, что вы тоже сможете преодолеть, что угодно.

На целую минуту воцарятся тишина. Наконец, Келли разражается смехом.

– Что смешного? – требует мисс Вероника, очевидно, оскорбленная.

– Эй, мисс Ви, – медленно начинает Чина. – Без обид, но вы серьезно сейчас пытаетесь доказать нам, что мертвый парень и пребывание в групповом доме – одно и то же?

Мисс Вероника краснеет. Она хочет сказать что-то, но быстро останавливает себя.

– Наверно, это круто, иметь возможность приезжать куда-то и уезжать потом по своему желанию, даже если речь об учебе, – едко говорит Киша. – Не иметь никаких записей в личном деле и получить любую работу, которую захочется.

– И, наверно, круто иметь дом, в который можно вернуться, – добавляет Джой. – С настоящими родителями, которые заботятся о тебе. Вы потеряли парня? Похоже, вы смогли очень быстро его заменить. Я потеряла отца, а мать с таким же успехом может быть мертва. Я не знаю, где она. Меня раскидывают по групповым домам с двенадцати лет! Как вы предлагаете мне заменить их?

Комната наполняется напряжением. Боб шевелится, и я задаюсь вопросом, может ли он чувствовать годы гнева, рвущиеся наружу из этой неглубокой могилы.

– Да, ты права, Чина, – говорит Джой, разминая шею. – Я ничего не знаю о ней!

Мисс Вероника сглатывает, избегая зрительного контакта.

– Знаете, – выдавливает из себя она, – думаю, сегодня мы закончим пораньше.

– Имеете в виду вовремя? – фыркает Джой.

В Бруклине два отдела МФЦ. Один в центре, второй на Кони-Айленд.

– Езжай на Кони-Айленд, – сказал мне один из поваров. – Там очереди короче.

Он соврал. Мне пришлось ждать сорок пять минут просто, чтобы получить талон. Именно тогда вошел Тед.

– Что ты...

– Я подслушал ваш разговор, – сказал он с виноватым видом.

Черт возьми, я скучала по его голосу.

В комнате остаемся лишь мы вдвоем. Или мне так только кажется. Будто в этом мире существуем только мы одни. Хочу стоять здесь вечно. Смотреть на него. Ненавидеть его. Но все же любить. На его руке все еще виднеются отметины, оставленные после моего укуса. Я ухожу, и он следует за мной.

– Мэри, брось, поговори со мной. Ты не сможешь игнорировать меня вечно!

Я вижу свободное место между бабушкой и женщиной с кучкой резвящихся вокруг нее детей. Плюхаюсь на сидение, и он встает передо мной. Розовый талончик гласит: Д097. Монитор отвечает: Д013. Ожидание обещает быть очень долгим.

– Пожалуйста, детка, – умоляет он. – Дай мне объяснить. Давай поговорим о том, что ты увидела.

Его кроссовки выглядят новенькими и дорогими. Ничего общего с обувью бедных детишек из группового дома. Таких как я. Он опускается на колени, чтобы поймать мой взгляд.

– Детка? Прошу, – шепчет он и кладет руку мне на бедро.

– Не смей прикасаться ко мне, – говорю я.

– Эй, прекрати отталкивать меня.

– Не смей ко мне прикасаться.

– Мэри. То, что ты видела. Все не так, как ты думаешь!

Женщина с детьми, по соседству со мной, ловит каждое слово нашего разговора. Напротив нас сидит пожилой мужчина в строительном комбинезоне. Он смотрит на Теда так, будто хочет сказать что-то, но молчит.

– Новые, – говорю я с укором и киваю на пол.

Тед опускает глаза и смотрит на свои кроссовки так, словно забыл, что они вообще на нем.

– Это подарок.

Всегда ли Тед был таким лжецом? Да. Знала это с самого начала. Он не мог полюбить такую как я. Не после всего того, что я сделала.

Старушка, сидящая рядом, настолько увлеклась происходящим, что пропустила свою очередь. Она подскочила на ноги, и Тед занял ее место.

– Я понимаю, что у тебя сейчас на уме и просто хочу объяснить. Мне не следовало тебе врать. Но, детка, это было ради нас с тобой.

Д027. Время в этой очереди текло просто невыносимо медленно.

– Девушка, которую ты видела... она не моя девушка, – шепчет Тед. – Она... я просто живу с ней. Ладно. Вот. Ты теперь знаешь обо всем.

От Теда пахнет одеколоном или чем-то вроде того. Он никогда прежде не пах так. Теперь все, что касается его, кажется неизведанным. Он совершенно новый Тед для меня. Либо же я никогда по-настоящему не знала его.

– Ты живешь с ней? Бесплатно?

– Не совсем, но... вроде того.

Мне больно смотреть ему в глаза. Мне больно сидеть так близко к нему. Больно нуждаться в нем и хотеть оттолкнуть в одно и то же время. Чувствую, как по обе стороны от меня начинают спадать мои доспехи.

– Ты спишь с ней?

Он вздыхает и отводит от меня взгляд.

– Детка, я бы оказался на улице.

Меня будто разрезают ножом. От сердца до пупка. Я истекаю кровью до смерти, и никто этого не видит.

– С тобой все по-другому, – добавляет он.

Я отворачиваюсь и смотрю в пустоту. Он, должно быть, принимает меня за идиотку.

– Ты мне не веришь? Да?

Он тянется к моей руке, но я отдергиваю ее так быстро, что почти врезаюсь в женщину рядом со мной.

– Детка, я делаю это ради нас. Чтобы мы смогли получить документы для Боба՜!

Я не отвечаю, а он не вынуждает меня. Мы сидим тихо, неподвижно, упрямо, как два огромных валуна.

Д038.

– Порой я забываю, какая ты еще маленькая, – говорит он, откидываясь на своем стуле. – Ты просто не понимаешь.

– Ты не можешь винить мой возраст в своей лжи.

Тед приподнимает бровь. Он хочет ответить, но он достаточно умен, чтобы промолчать. Его уже ничто не спасет.

Следующие тридцать минут мы ждем в тишине. Тед только растягивается на своем сидении.

Д072.

– Мы с Летицией просто коллеги. Она умна и понимает, как там все работает. И мы подумали, знаешь, что можно продавать ее траву некоторым чувакам из дома и парням с района. Они дают ей деньги, покупают одежду и прочее дерьмо, а она дает мне объедки. Мы решили, что заработаем больше, если привлечем больше ее друзей, которые занимаются тем же. Я свожу их, типа, делаю одолжение, а они дают мне больше контактов. Но я не трачу эти деньги направо и налево. Коплю их для нас. Для Боба՜.

Я снова опускаю взгляд на его кроссовки. Ярко-зеленые дорогие шнурки. Он пинает воздух.

– Сказал же тебе, это подарок! Их подарила мне Летиция. Но я не люблю ее, детка, я люблю тебя. У нас с тобой все по-другому. Ты же знаешь.

Замолчи, Тед. Просто замолчи.

Д080.

– Я не рассказывал тебе об этом, потому что знал, что ты не поймешь. Собирался накопить денег на квартиру и завязать с этим. Малыш родился бы, и нам было бы, куда пойти. Я клянусь, детка.

– Сколько их было?

– Что?

– Девушек, Тед. Летиция была не единственной. Ты оставался не только у нее. Сколько их было?

Тед вздрагивает и отворачивается. Должно быть, очень много. Как долго он притворялся нищим? Как часто мы совмещали наши бюджеты, будто у него нет денег?

– Почему ты не рассказывал мне об этом? – спрашиваю я.

– По той же причине, по которой ты не рассказывала мне.

На какое-то мгновение забываю, что рассказала ему об Алиссе. Теперь я понимаю. Это был не стыд, это был страх. Это он удерживал его от того, чтобы все мне рассказать. Страх того, что человек, который значит для тебя больше всего на свете, не так отреагирует.

До нас доносится номер моего талончика, и я сползаю с сидения. Тед следует за мной к окошку, засунув руки в карманы и нахмурившись. Женщина, которую мы там встречаем, выглядит так, будто работает в МФЦ больше тысячи лет. Кожа ее обвисла до подбородка, а волосы окрашены черной краской, из-за которой проглядывают белые корни.

– Мне нужно получить удостоверение личности, – говорю я.

– Где документы? – спрашивает она, причмокнув губами.

Я раскрываю сумку и протягиваю ей свидетельство о рождении. Она сдвигает свои очки на кончик носа и смотрит поверх моего плеча.

– Это ваш опекун?

– Нет. Он... мой кузен.

Она снова смотрит на него.

– Тогда, кто ваш опекун?

– Я... я не знаю.

– Вы сирота?

Я пожимаю плечами.

– Вроде того.

– Возвращайтесь с опекуном.

– Но... у меня есть все документы.

– Форма МВ45б есть? – спрашивает она, теряя терпение.

– Что это?

Она вздыхает.

– Мне нужно ваше свидетельство о рождении, номер социального страхования и форма МВ45б. Также, необходимо присутствие вашего законного представителя с действующим удостоверением личности штата, чтобы поручиться за вас. Без этого мы не можем вас оформить.

Она пихает документы обратно мне в руки и щелкает переключателем, приглашая следующего.

Очередной тупик. Это никогда не закончится.

Я разворачиваюсь и ухожу, засовывая свидетельство о рождении обратно в сумку. Почему мисс Штейн или Винтерс не рассказали мне об этом? Разве не они мои опекуны? Разве они не знали? Должны были знать. Они специально подстроили это. Это наказание. Они знали, что мне придется рассказать им, зачем мне нужно удостоверение.

Тед бежит за мной и обнимает меня за плечи.

– Все в порядке, детка. Можно получить фальшивое удостоверение. Я знаю одного чувака, который...

Я выворачиваюсь из объятий и отхожу в сторону. Он вскидывает вверх свои руки.

– Брось, Мэри, довольно! Хватит так себя вести! Я извинился. Я, твою мать, сейчас здесь, а не с ними. Разве нет? Что, ты бы предпочла, чтобы я спал на чертовом тротуаре? Хочешь, чтобы стал каким-то уличным бомжем?

Его голос громкий и требовательный, но глаза молят о прощении. Я отвожу взгляд, чтобы не пасть их жертвой.

– Я не просила тебя о помощи.

Эти слова напоминают скорее шипение, вырвавшиеся из уст гремучей змеи. Ядовитое и смертоносное. Он отступает от меня и испускает вздох. Его битва проиграна. Я разворачиваюсь и быстро несусь к поезду, прежде чем смогу передумать.

– О, нет! О, нет! О, нет! Мистер Гигглс! Нееет!

Крик мисс Рибы поднимает на уши весь дом. Обычно я не обращаю внимания на подобное, но услышав, как раскрываются все двери на этаже и шепот девочек, спускаюсь вниз, следуя за голосами. Мисс Риба плачет у дверного проема, нависая над тем, что раньше, судя по всему, было ее котом.

– О, нет! Нееет. Прошу, только не это!

Я никогда особо не замечала этого кота. Вам бы он вряд ли попался на глаза, но проблем от него было как от геморроя. Его белая шерсть покрывала каждый сантиметр дома, подобно пищевой пленке, а кошачий лоток он вообще не признавал. Он предпочитал гадить на диван.

– Твою ж мать, – выдыхает Джой. – Вы видели это?

Кот превратился в сплошное месиво. Его глаза вырезаны, все тело покрывают порезы, будто на него напали в душе детской тюрьмы, хвост отрезан и засунут в пасть. В прихожей несет любимым отбеливателем мисс Штейн. Должно быть, его окунули в него. Мы стоим полукругом, уставившись друг на друга.

Зачем кому-то убивать мистера Гигглса?

– Неееет... за что! Нет, нет, нет, нет, нет...

До чего же знакомая картина. Мисс Риба падает на колени перед своим ребенком, оплакивая его. Это напоминает мне о миссис Ричардсон и Алиссе...

Я почти чувствую, как грязь пропитывает мою пижаму.

Я не хотела бросать ее...

Мне становится холодно, и меня пронимает дрожь, сильная как приступ эпилепсии. Я пячусь назад и врезаюсь в Новенькую. Она смотрит на мисс Рибу абсолютно безучастным взглядом.

Мисс Риба встает. Ее руки в крови, по лицу стекают сопли и слезы, глаза полны ненависти. Вся комната замирает.

– ВЫ! Вы... вы, мелкие с*ки! Вы, мелкие с*ки, убили моего малыша!

Мое сердце останавливается от звука ее охрипшего голоса, который почти в точности повторяет слова, сказанные миссис Ричардсон в ту ночь. От этих обвинений меня пронзает волной боли. Все эти годы именно от этого было больнее всего.

Но я не хотела бросать ее...

Мисс Риба кидается на нас, вытянув руки перед собой. Девочки визжат и разбегаются. Я настолько застряла в своем прошлом, что не могу сдвинуться с места, и мисс Риба несется прямо на меня, готовая к убийству. Вот оно. Я умру, потому что снова заалиссилась. Зияющая пропасть в моей груди сжимается. Мисс Риба с криком делает рывок, и я уже готова к смерти, представляя, как ее ногти впиваются в меня и разрывают на мелкие кусочки.

Но она хватает Кишу за хвостик и прижимает к стене, удерживая за горло.

– Кто это сделал! Тебе, бл*ть, лучше рассказать мне!

– Это... это... это не я, клянусь, – кричит Киша.

– Рассказывай! Рассказывай, с*ка, сейчас же! Рассказывай, НЕМЕДЛЕННО!

– Риба, эй, успокойся, блин, – орет Чина, пытаясь их разнять. – Киша не стала бы творить такой херни!

Мисс Риба разворачивается и дает Чине такую пощечину, что та падает на пол.

Киша кашляет и бьет мисс Рибу по руке, сражаясь за каждый вдох. Тара пытается спасти ее, пока Марисоль помогает Чине подняться на ноги. Все остальные стоят, парализованные страхом.

Новенькая спокойно берет меня за руку и уводит вверх по лестнице. В это время мисс Штейн выскакивает из своей спальни.

– Риби! Риби! НЕТ! Остановись! Ты ее убьешь!

– Я не могу! Нет, этим должен заняться кто-то другой, – Джой откашливается, ее вчерашний ужин оказывается у ее ног. – Я не могу дышать. Это них*ра не правильно!

Мы ввосьмером сидим на полу, убирая останки мистера Гигглса. Мисс Штейн дала нам одну голубую губку, разрезав ее на восемь частей, тазик с водой, чистящее средство и мусорный мешок, сказав приступать к работе.

Новенькая и Джой должны были избавится от мистера Гигглса, пока остальные из нас ползали по полу на коленях и оттирали лужицы крови, успевшие впитаться в деревянный пол. Но, черт возьми... Стоило бросить всего один взгляд на этого изуродованного кота. Джой вывернуло дважды, несмотря на то, что ее работа заключалась только в том, чтобы держать пакет для Новенькой.

– Нет, я не шучу! Я не могу больше этого делать, – проворчала Джой, вытирая рот рукавом. – Это отвратительно. Я не убивала этого дурацкого кота. Это сделала одна из вас!

– Завались, Джой, – рявкает Чина, теряя терпение. – Мисс Штейн сказала, что если мы не уберем это, нас всех посадят под домашний арест, Бог знает насколько!

– Мне наср...

Чина вскакивает на ноги и прижимает Джой к двери, схватив за горло.

– Я не собираюсь садиться под чертов арест из-за твоей тупой задницы! Мы застряли в этом все вместе, так что тебе бы лучше убрать это дерьмо, иначе я окуну тебя в него лицом!

– Ого, – бормочет Киша. Чина никогда настолько не выходила из себя.

Никто из нас не знает, что с этим сделать, поэтому мы не шевелимся. Джой задыхается, слезящиеся глаза смотрят на Келли. Удивительно, но на этот раз она не встает на ее защиту. Она разделяет мысли всех в этой комнате: никто не хочет под домашний арест. Никто не хочет снова возвращаться в клетку.

Чина, наконец, отпускает ее, и Джой падает на колени. Келли смотрит на меня, прищурив глаза. Она без макияжа, и мне прекрасно видно, что ее лицо все еще покрыто маленькими шрамами с красными пятнышками, напоминающими разные континенты. Я быстро отвожу взгляд.

– Эй, у тебя же есть парень, Джой? – спрашивает Киша, посмеиваясь, когда Чина возвращается к уборке. – Если хочешь снова с ним увидеться, то придется тебе прибраться.

Джой широко распахивает глаза, ее губы дрожат, но она делает глубокий вдох и берет мусорный мешок. Новенькая вздыхает, хватает кота голыми руками и закидывает в пакет.

– Блин, – говорит Киша, прикусывая губу. – Я себе все ногти испортила.

У меня болит спина от позы, в которой нахожусь уже, кажется, долгие часы. И я умираю с голоду! Мы не завтракали. Мы даже еще не успели снять пижамы. Боб шевелится, отпихивая все на своем пути. Я пытаюсь сдерживать стоны, но от запаха кошки, пропитанной отбеливателем, у меня возникают рвотные позывы. Чина смотрит на меня с другого конца комнаты. Она хмурится, будто хочет что-то сказать, но затем качает головой и опускает глаза в пол.

– Ты когда-нибудь была беременна? – спрашивает Чина у Киши, драя пол рядом с ней.

– Ага, – отвечает она, будто в этом нет ничего необычного. – Дважды.

– Серьезно? Почему ты не оставила ребенка?

– Потому что я не хочу раскабанеть, как психичка! Мне нравится моя жопа такая, какая она есть, – говорит она с ухмылкой, шлепая себя по заднице. – Хотя, я извлекла из этого выгоду. Говорила этим тупым мужикам, что аборт стоит четыреста пятьдесят, когда он реально стоил двести. Купила себе милую маленькую сумочку в торговом центре.

Киша хихикает, явно гордясь собой. Чина же качает головой, продолжая отмывать пятно перед собой.

– В любом случае, мама не разрешила бы мне оставить малышей, – говорит Киша, все веселье мгновенно испарилось из ее голоса. – Честно говоря, она и меня не очень хотела. В отличие от моей сестры. Красивой светлокожей малютки с волосами как у психички. Спорим, она прямо сейчас копошится в волосах девочки. Она просто не может оставить их в покое, – она делает паузу, ее лицо мрачнеет. – Но мне, правда, не нужны дети. Разве я похожа на мамашу?

Чина останавливается, чтобы взглянуть на нее. Киша смотрит в одну точку и начинает натирать пол с еще большей силой. Ногти давно забыты. Даже Тара теперь смотрит, как та пытается докопаться до подвала.

– Ты хочешь детей? – спрашивает Киша у Чины. Она выбилась из сил, но все еще не сбавляет темпа.

– Они у меня уже есть, – фыркает Чина. – Маленький братик и сестренка.

– Где они сейчас?

– Не знаю. В какой-то приемной семье. Я пыталась убедить тетю оставить их, но у нее и так достаточно ртов. Говорит, что больше не прокормит. Я заберу их, как только мне исполнится восемнадцать.

– Думаешь, тебе их отдадут?

– Почему нет? Они моя кровь.

На лице Киши читается сомнение, но она не спорит с ней. Есть в этом что-то, не так ли? Все вокруг уверяют, что я глупа, раз хочу оставить Боба՜, а эта девушка думает, что сможет вернуть себе детей, которые, на самом деле, даже не ее.

– У меня еще есть пару месяцев. Получу лицензию, найду работу и свалю отсюда! – отрезает Чина и смотрит на нас. – И не пытаетесь испортить мне все, убив какого-то дурацкого кота!

Комнату накрывает молчание. Слышно только, как наши губки соприкасаются с полом. Наши руки покрывает кровь и хлорка. Новенькая завязывает пакет с тем, что осталось от Мистера Гигглса и относит его на задний двор. Мисс Риба, вероятно, захочет похоронить его, устроить поминки или что-то вроде того.

Ведь именно это мы делаем с людьми, которых любили, но потерли. Я задумываюсь о том, где же похоронили Алиссу. Какими были ее похороны? Укутали ли ее одеялом, которое она так любила? Что написано на ее надгробии? Разрешат ли мне когда-нибудь навестить ее?

Черт возьми... Я заалисилась, перемазавшись в кошачьей крови.

– Я как-то была беременна, – говорит Тара, и мы все останавливаемся. Сама мысль о том, что Тара была беременна... Я думаю, пришло время для другого заумного словечка: ошеломительно. Это означает нечто ужасающее, поразительное, отвратительное, способное озадачить. Это в точности описывает эмоции каждой из нас.

– Почему ты избавилась от... него? – осторожно спрашивает Киша, присаживаясь на корточки.

Тара пожимает плечами и выжимает пропитанный кровью кусочек губки.

– Папа сказал, что белые никогда не поймут.

Воскресенье. День для посещений. Прошло две недели с тех пор, как я в последний раз видела маму. Мы сидим под домашним арестом со времен происшествия с мистером Гигглсом, так что я, честно говоря, не против увидеть ее. Принимаю холодный душ, завтракаю и жду ее в комнате для посещений. Нам нужно поговорить. Теперь все серьезно. Мисс Кора подала ходатайство, и у нас назначено слушания. Это означает, что будет еще один суд. Больше юристов, докторов и людей, которые засунут свой нос в наши дела. Мне нужно убедить маму в том, что ей лучше во всем признаться самой.

Стрелка часов преодолевает отметку в два тридцать. Я очень устала и хочу спать. Из-за Боба՜ постоянно чувствую себя без сил. Сижу в одном из кресел и стараюсь не слишком уж в нем устраиваться. Мама зайдет в эту дверь в любой момент. День Благодарения был неделю назад, но может она принесет мне кусочек своего картофельного пирога. В прошлом году, когда еще была в детской тюрьме, она его приносила. Вкуснее я ничего в жизни не пробовала.

Два тридцать пять. Выглядываю в окошко, ожидая увидеть, как она паркуется, но улица пуста. Я барабаню пальцами по подоконнику, смотря на птенцов на дереве у дороги. Их семеро, они хлопают своими крылышками и щебечут.

Где же ваша мамочка, маленькие пташки? Здесь опасно.

Я снова смотрю на часы. 14:45. Минутку, где мама?! Она никогда не опаздывает. Никогда.

Я хожу кругами по комнате, потирая живот, будто таким образом могу погладить Боба՜ по головке. Что-то случилось. Это на нее не похоже. Что, если она попала в аварию? Что, если она заболела? Кто бы сообщил мне об этом? Трой?

Что, если ее сбила машина? Мама никогда не смотрит по сторонам, переходя улицу. И она не принимает свои таблетки! И всегда теряется, когда перестает их принимать. Я даже не знаю, где мама живет! Она мне об этом никогда не рассказывала. Стоит ли мне позвонить в полицию? Может, мистеру Хосе. Нет, мисс Коре. Может, у мисс Штейн есть ее номер...

И тут меня осеняет. Это сладкое и противоречивое облегчение окутывает меня, подобно одеялу, но мне все еще холодно. Она просто не собирается приходить.

Она просто не собирается приходить.

11 глава

Новенькая пишет письмо.

Этим она теперь занимается постоянно. Мы сидим в нашей комнате, будто два нежеланных гостя. Я учусь, она безостановочно пишет письма. Однажды мне удалось прочитать одно из них, когда она пошла мыться. Оно было адресовано ее сестре. В нем Новенькая рассказывала истории о том, как мама заставляла ее драить туалеты, стирать одежду и гладить в самый жаркий день года. В нем она обещала, что расскажет «правду», как только увидит ее лично, и спасет ее, как только окажется на свободе. Насколько мне известно, сестра ей никогда не отвечала.

Я дошла до пятьсот шестьдесят третьей страницы своей книги, и каждый день покупаю «Нью-Йорк Таймс». Два доллара пятьдесят центов по будням и пять долларов по воскресеньям. Я знаю, это дорого, но прочитываю их от корки до корки и не забываю обводить незнакомые слова. Иногда отправляюсь в Учебный центр и ищу их значения в кабинете мисс Клэр. Ее словарь намного лучше моего. В среднем, узнаю по два новых слова в день, но читать стала быстрее и начала разбираться в новостях политики, бизнеса и спорта. Мисс Клэр говорит, что это поможет мне поступить в колледж.

У меня остался один Боб и обеспечить ему хорошую жизнь я смогу только, если получу высшее образование. Использую деньги, которые получу от людей, написавших эти дурацкие книги обо мне, на обучение. Затем найду работу, заработаю кучу денег и куплю одну из тех шикарных квартир, которые раз за разом встречаю в разделе недвижимости. Безопасную и просторную, чтобы Бобу՜ было, где поиграть. Потому что мисс Кора победит, и я заберу Боба՜ отсюда. Любой ценой.

Мисс Штейн врывается в мою комнату без стука. Как обычно.

– У тебя гость!

Я подскакиваю, роняя книгу.

– Кто?

Сейчас среда. Я не ожидала увидеть маму, особенно, на фоне всего происходящего.

– Черт знает. Друг твоей матери.

Трой. Это единственный мамин друг, который может знать обо мне. Зачем, черт возьми, ему понадобилась я? Может, он хочет заплатить мне, подкупить, чтобы спасти маму. Никогда не думала об этом. Может, я могла бы отдать эти деньги Теду и спасти его. Ему больше не придется жить со всеми этими девушками. Но, что если он сам этого хочет? Черт. Я ненавижу то, что он сделал с нашими отношениями. Теперь все ставлю под сомнение.

Несусь в комнату для посетителей, поправляя волосы на ходу, и останавливаюсь у дверей. Мое сердце уходит в пятки. Это не Трой. Это даже не мужчина. Это женщина.

– Здравствуй, Мэри.

Мать Алиссы стоит посреди комнаты. Призрак из моего прошлого, которого я боюсь больше всего. Она здесь для этого. Она здесь для того, чтобы отомстить. Она здесь для того, чтобы убить меня.

Весь мир останавливается. Я не знаю, что мне следует сделать или сказать. Если бы не Боб, я бы позволила ей то, о чем она мечтала все эти годы. Но сейчас... как мне отговорить ее от убийства? Полагаю, начать стоит с вежливости. Мама всегда учила меня этому.

– Я... просто... в смысле, я рада вас видеть.

Она фыркает и закатывает глаза.

– Не неси чушь, Мэри. Ты никогда не умела врать.

Расшифровка от 4 января. Допрос Мелиссы Ричардсон,

Матери Алиссы Ричардсон

Детектив : Ладно, давайте отмотаем немного назад и начнем с самого начала. Когда вы впервые встретили Даун Эддисон и ее дочь, Мэри?

Мелисса : Чуть больше года назад. Мы с мужем из Саванны, Вирджиния. Грега перевели работать сюда в Нью-Йорк. Думали, это будет увлекательным приключением. Мы жили здесь уже пару недель, когда коллега позвал его в свою церковь. Полагали, это поможет, ведь у нас не было здесь ни семьи, ни друзей. Жена пастора пригласила меня на их женские собрания, которые проходили по средам. Там я встретила Даун. Она сама подошла ко мне, чтобы представиться. Это было очень мило, очень напоминало наши южные традиции. Наверно... я почувствовала что-то... родное. Она была немного старше, но мы тут же нашли общий язык. И потом я встретила Мэри.

Детектив : И какой была Мэри?

Мелисса : Мэри всегда была тихой девочкой. Очень тихой, но умной.

Детектив : Как вы пришли к такому выводу?

Мелисса: Я раньше работала учителем начальных классов. Иногда проверяла домашнее задание Мэри. Невооруженным взглядом было видно, что оно для нее всегда было слишком легким. Я начала давать ей дополнительные тексты для чтения и задачи по математике. Плюс ко всему, Даун умом не блистала. Мэри всегда помогала ей со счетами и читала за нее. Как-то я пришла к ним домой, Даун тогда буквально зарылась с головой в квитанциях, пытаясь сообразить, сколько она должна. Мэри пришла и посчитала все в уме. На тот момент ей только исполнилось восемь.

Детектив : Как бы вы описали отношения Мэри с ее мамой?

Мелисса : Они были неразлучны. Где была одна, там и другая. Полагаю, я считала это немного странным. У этой маленькой девочки в окружении не было друзей или хотя бы просто ровесников, с которыми она могла бы играть.

Детектив : Вы с Даун были близки?

Мелисса : Я тогда только узнала, что беременна, и Даун... Она мне очень помогала. Они приходила раз в неделю с Мэри. Она готовила, убиралась, давала мне советы на счет витаминов и упражнений. Даже мне ноги массировала.

Детектив : После рождения Алиссы что-то изменилось?

Мелисса : Алисса... она была таким прекрасным ребенком. Она была... Простите... Простите.

Детектив : Не спешите.

Мелисса : Когда... когда мы принесли ее домой из роддома, Даун была с нами. Она приготовила нам ужин и помогала мне всю ночь. У меня были проблемы с кормлением. Алисса не хотела брать грудь. Даун же знала, что нужно делать. Мэри тоже там была... Я разрешила ей подержать ее. Никогда не видела, чтобы Мэри так широко улыбалась.

Детектив : Мэри нравилась Алисса?

Мелисса : Мэри обожала Алиссу. Она приносила ей свои игрушки. И даже помогала мне менять ей подгузники.

Детектив : То есть, никакой враждебности с ее стороны не ощущалось?

Мелисса : Нет. Совсем. Но она была такой молчаливой. Я никогда не могла понять, что у нее на уме.

Детектив : Алисса была капризным ребенком? Возникали ли с ней еще какие-нибудь проблемы, помимо кормления?