Текст книги "Мгла моего сердца (СИ)"
Автор книги: Тесс Скай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Тесс Скай
Мгла моего сердца
Книга 1
Пролог
Он стоял на крыше высокого здания, рассматривая город, расстилающийся перед ним, точно на ладони. Сверкали в вышине звезды, тускло светила луна, отражаясь в лужах, поблескивающих среди камней, заполонивших дорогу. Он видел каждую каплю, каждую тончайшую нить света, а люди, торопящиеся разойтись по своим домам, казались ему копошащимися внизу муравьями.
Низшие, смертные, убогие создания, призванные угождать таким, как Он – бессмертным. Мужчина усмехнулся, переводя взгляд вдаль – туда, где мерцал таинственной лентой величественный Дунай.
Взмахнул крыльями, намереваясь подняться в переливающуюся ночную синеву, но на какой-то миг опять посмотрел вниз. Это мгновение и стало решающим, поворотным, тем самым, что изменило судьбы многих…
Очаровательная блондинка, словно танцуя, шествовала по залитой дождем улице, улыбаясь наступающей осени. Бессмертный замер, стиснул пальцы в кулаки, так что острые когти вспороли ладони, и на серую крышу закапала темная кровь. Затрепетали крылья, наполнились гневом черные глаза, а с губ сорвался возглас:
– Тварь! – и Он пожелал медленно и мучительно казнить блондинку, чья вина была лишь в том, что она оказалась слишком похожа на Нее. Ту, что предала возлюбленного и украла амулет, содержащий частичку силы.
Он уже приготовился к прыжку, но внезапно передумал, и коварная улыбка изогнула чувственные мужские губы. Тварь, предавшая его, просчитала все, но не учла только одного, того, о чем Он подумал сейчас, глядя на эту человечку.
Амулет! Тварь зачаровала его так, что ни один из бессмертных, кроме нее самой, не может коснуться артефакта. Но ничего Он придумал выход, именно сейчас, глядя на идущую по улице девушку, и ее участь была определена!..
Часть первая
Разбитые грезы
Глава 1
– Нет! – темноволосая смуглая женщина в синем деловом костюме открыто, не скрывая своего презрения, смотрела на меня. – И еще раз нет, Москвина! Я не могу принять этот шедевр, именно так шедевр, на конкурс!
– Но, Вера Сергеевна, – чувствуя, что вот-вот расплачусь, заговорила я, но была беспощадно прервана в самом начале:
– Москвина, я не изменю своего решения! – преподавательница, сидящая в кресле, отвернулась от меня, спрятавшись за высокой кожаной спинкой.
– Почему? – глубоко вдохнув, спросила я, не делая попытки покинуть кабинет.
– Я все изложила письменно! Неужели не устраивает? – она не повернулась.
– Не устраивает! – я могла быть упрямой, если того требовали обстоятельства.
– Ладно! – Вера Сергеевна сделала мне одолжение, покинула свое место у рабочего стола, подошла ближе, не поленилась открыть папку. – Что мы видим? – взглянула на меня поверх очков. – С усилием прочитав начало, я пришла к умозаключению, что данное творение отвратительно! Ни логики, ни сюжета! Мне и единицы жалко!
– Просто примите рукопись на конкурс, – все еще сдержанно попросила я. – Жюри решит…
– Москвина! – женщина повысила голос. – Я вхожу в состав жюри и говорю вам твердо – чтобы упиваться этим, надо иметь особый склад ума! Ни одному здравомыслящему человеку ваша конкурсная книга понравиться не может и, значит, вам ни за что не победить!
– Просто примите рукопись на конкурс, – по сложившейся за семь лет привычке я подняла руку, собираясь прикоснуться к медальону в форме трилистника, подаренному крестной, но не успела.
Вера Сергеевна, потеряв самообладание, бросила папку на стол, под моим оторопелым взглядом вытащила из нее листы и один за другим разорвала каждый.
– Вот! – сказала она, вздернув подбородок. – Если вам так будет яснее!
– Хорошо, – моргнув, невозмутимо заявила я, – распечатаю снова!
– Ваше право, Москвина! – Вера Сергеевна поджала губы, а после ехидно продолжила. – Вы можете делать, что угодно! Только помните – сегодня последний день, когда я принимаю рукописи на конкурс! – кинула беглый взгляд на настенные часы. – И мне уже пора! – указала на дверь, но я не сдвинулась с места.
Она притворно тяжело вздохнула, быстро подошла к шкафу, также торопливо оделась и направилась к двери, на ходу интересуясь:
– Москвина, вы собираетесь заночевать в моем кабинете?
– Вера Сергеевна, – я рискнула в последний раз воззвать к ее совести.
Напрасно.
– Нет! И опять нет, Москвина! – прозвучало нервно, и я вспылила:
– Вам это с рук не сойдет!
Петровская возвела голубые очи к потолку, выражая свое отношение к моей эмоциональной угрозе.
За порог мне пришлось выйти, но отступать я не собиралась, привыкла добиваться своего. Студенты почти все разошлись по своим делам, и наши дружные шаги эхом отдавались в полутемном длинном коридоре.
Преподавательница русского языка и литературы ускорилась, и я сделала то же самое, проклиная узкую юбку и высокие каблуки. И черт дернул меня вырядиться сегодняшним утром, ведь помнила, что обычный день в универе, но решила выпендриться. Не понятно только перед кем, на нашем факе одни девчонки! На других факультетах парни есть, спорить не буду, но бегают по этажам, редко оглядываясь по сторонам – сессия на носу, романы крутить некогда! Да и мне последний месяц расслабляться не пришлось – придумала до ума довести книгу собственного сочинения. А тут как тут сбылось мое очередное сумасбродное пожелание – в университете конкурс объявили на лучшее студенческое творение, неважно в каком жанре. Приз – публикация книги в одном из ведущих издательств. Грех не попробовать, и я рискнула! Но на моем пути встала Вера Сергеевна. Мы и раньше с ней не ладили, но в основном по мелочам. А сегодня… Как бы сказала моя лучшая подруга: «Ты по уши в д…ме, Лизка! Но оно, как известно, к деньгам!» Почему так говорят, я не знала, но сейчас готова была поспорить с Надюхой!
– Москвина! – женщина резко остановилась и повернулась ко мне. – Вы теперь меня преследовать будете?!
– Мне очень нужно, – попробовала вновь сказать я, но меня снова прервали:
– А мне нужно, чтобы вы отстали от меня! Иначе… – она задохнулась от охватившей злобы, – иначе вылетите с треском еще до наступающей сессии!
– Я не давала вам поводов…
– Вы ответите за все, Москвина! – Вера Сергеевна развернулась на каблуках и бросилась вперед
– Да что я сделала? – вот почему-то мне позарез понадобилось выяснить этот вопрос.
Поскольку преподавательница скрылась за поворотом, мне пришлось побежать, правда не так быстро, как бы хотелось.
– Вера Сергеевна, – запыхавшись, я вылетела из-за угла, заметила, позвала.
Она обернулась и опять пригрозила:
– Москвина, лучше не вынуждай меня!
– Что? – я добежала, голос срывался.
Вера Сергеевна выдохнула, огляделась, нежелательных свидетелей не обнаружила и прошипела, глядя мне в лицо:
– Хочешь знать, за что я тебя ненавижу?
– Да, – твердо отозвалась я. Лучше выяснить причину и попытаться разобраться в конфликте, чем пребывать в неведении и мучительно гадать.
– Твоя мать, – буквально выплюнула она.
– Вы ее знаете? – нахмурилась я.
– Да, мы с Олесей были подругами! – фраза дышала ненавистью, заставляя строить догадки, и я выбрала одну:
– И? Моя мама увела у вас парня?
– Парня? – на Петровскую стало страшно смотреть, и я благоразумно отступила. – Я любила Лешку!
Я оторопела – одно дело предполагать, и совсем другое узнать точно!
– Вы были влюблены в моего папу?
Вера Сергеевна кивнула, прищурилась, ох, если бы взглядом можно было убить, я бы мертвой лежала у ее ног.
– Но вы же понимаете…
– Нет! Не понимаю! – в уголке ее рта показалась слюна. – Но радуюсь, что ее триумф длился всего пять лет! Я смеялась на его похоронах, ржала, как дура, смотря в глаза этой сучке!
– Вы говорите о моей маме! – яростно напомнила я, позабыв о том, где мы, и с кем беседую.
– Суч-ка! – по слогам повторила Петровская и медленно направилась к лестнице.
Глядя, как она удаляется, я мечтала о ее медленной и мучительной смерти.
Опомнилась, когда руку что-то обожгло!
– Ой! – разжала стиснутые до боли пальцы, ошалело рассматривая отпечаток медальона на ладони. – Что за черт?!
Подумать как следует мне не дали, снизу раздался истошный вопль, на который отовсюду стал сбегаться народ. Невольно пошла на звук и я.
Охнула, скрестила руки на груди, едва глянула к подножию лестницы. Там на полу, в холле главного корпуса нашего университета в неудобной позе, нелепо раскинув руки, лежала Петровская. Ее красная туфля на толстом низком каблуке валялась неподалеку, словно в лучших традициях какого-нибудь голливудского фильма.
– Что за шум? – раздалось громкое слева от меня, и, повернув голову, я узрела Надюшку. – Что с ней? – обратилась ко мне подруга.
– Мертва! – вместо меня ей ответил взбежавший по лестнице парень. – Шею себе свернула, – бросил на ходу и кинулся дальше, чтобы донести новость еще до кого-нибудь.
– Сама? – одурело вопросила в пустоту Надин.
– Нет. Это сделала я, – переводя растерянный взор со своей обожженной ладони на распростертое в холле тело, шепотом, больше себе, поведала я.
Надя осмотрелась, ухватила меня под руку, потянула за угол.
– Сдурела? Ты че несешь, подруга?
– Это я… – монотонно повторила я.
– Пила? А ну-ка дохни! – Надежда наклонилась ко мне.
– Это все медальон. Он волшебный, как и говорила мне тетя Ярослава! А я рассказывала тебе, что…
– Пойдем-ка отсюда! – Надюха потянула меня в глубину коридора, так как народ все прибывал и прибывал к месту происшествия, и нас могли услышать.
Я пребывала в оцепенении и не могла мыслить здраво, благо, что рядом со мной стояла подруга. Она обняла меня, увлекая за собой.
Спустя три часа мы вышли на улицу, а до того долго и нудно объяснялись с полицейскими. Мне удалось взять себя в руки и отговориться общими фразами, чтобы никто ничего не заподозрил. Да, я говорила с Верой Сергеевной. Да, это было за несколько минут до ее гибели! Какой кошмар! И да, нас видели в коридоре, свидетели найдутся!
Оставалось только верить, что никто не заметил, как мы спорили. Руки мои тряслись, и мне никак не удавалось вставить ключ в замок зажигания. Надя взмолилась:
– Ради бога, Лизка, уйди и пусти за руль профессионала, вернее меня!
Сейчас мне некогда было думать о том, что водительского удостоверения у подруги нет, а опыт ограничивается поездками по проселочным дорогам. Я уступила ей.
– Глупости все это! Выдумки! – твердила она, словно заведенная. – Ты же не веришь в сказки?
– Верю, – опровергла я, дрожа, – и всегда верила.
– То в детстве было! Ну, же, Лизка, не пугай меня!
– Не буду, – смиренно согласилась я, отворачиваясь к окну, глядя, как сгущаются в небе черные тучи.
– Ну, вот! – Надя воодушевленно улыбнулась. – Привезу тебя домой, поднимешься в квартиру, обнимешь Макса и все забудешь!
– Ага! – опять с легкостью кивнула я, решая последовать ее совету.
Изыскания и долгие размышления потом, когда-нибудь, но не сегодняшним вечером. Сегодня секс с мужем, и такой, до изнеможения, чтобы забыть все плохое.
– Лиз! – подходя к подъезду, услышала я зов подруги и оглянулась. – Ключи! – она, хлопнув дверкой автомобиля, поспешила ко мне.
– Ага! – я протянула руку.
– Махни на все и скажи: «А пошло оно!» – улыбнулась Надюша. – Проверено – работает. – Умолкла, разглядев ожог на моей ладони.
Я торопливо убрала руку за спину, другой взяла протянутый брелок и направилась к двери. План действий мне понятен, как и решила, задумаюсь над случившимся позже… или еще лучше попытаюсь забыть.
Лифт по обыкновению не работал, но окрыленная надеждами я бросилась бегом по лестнице на пятый этаж. Между третьим и четвертым услышала торопливые шаги – кто-то быстро спускался. Еще несколько ступеней и я вижу своего мужа. Спасибо, спасибо и снова спасибо, медальончик! Ты услышал мои молитвы!
– Максим! – собралась броситься в его объятия, как и мечтала, но что-то в мужском взгляде остановило меня.
Более пристально осмотрела Макса, замечая, то чего сразу не бросилось в глаза. Две объемные сумки, висящие на его широких плечах.
– Ты уезжаешь? – получилось визгливо, в душу неожиданно прокралась паника.
– Да, – коротко, без объяснений ответил он, шагнул навстречу, попытался обойти.
– Макс? – пронзительные ноты в моем голосе зазвучали явственнее. – Что происходит?
– Я ухожу, – тихо ответил он, отвернувшись к стене.
– Куда? – сразу вопросила я, до боли стискивая кулон, отчаянно желая, чтобы все, что здесь творится, стало дурным сном, который вот-вот прервется, а я распахну глаза и услышу дыхание любимого, спящего рядом.
Муж застонал, как будто от боли, пошатнулся, присел, потер виски и прохрипел:
– Отпусти…
– Что? – теряя связь с реальностью, воскликнула я, стараясь дотронуться до Макса.
– Отпусти, – чуть слышно попросил он снова, отшатнувшись от меня, словно от прокаженной.
– Макс? – задыхаясь, позвала мужа, но он, точно находился в другом измерении, беспомощно водил руками по лицу и бестолково повторял:
– Отпусти… отпусти… – а после, будто в него бес вселился, Макс вскочил, толкнул меня, побежал вниз, оставив обе сумки.
В квартире меня встретил только полумрак, да гром за окном. Как-то отрешенно подумалось, что вот она – первая весенняя гроза. Я прислонилась к косяку, надеясь хотя бы в нем найти опору. Слишком спокойно, словно глядела не на свою ладонь, осмотрела ожог. Вздохнула. Но решительно взяла себя в руки, стала разбирать сумки Макса, что захватила с собой. Казалось, что если достану его вещи, уберу их обратно в шкаф и ящики комода, то все вернется.
Сейчас он зайдет в квартиру, скажет, что любит меня, прижмет к себе, и я почувствую стук его сердца. Запретив себе рыдать, действуя скорее по привычке, чем что-либо соображая, прикоснулась к медальону. Удивилась – теперь он не обжигал, а был холоден, как и прежде. И на мгновение померещилось, что сегодняшний день, который уже совсем скоро подойдет к концу, можно изменить. Где-то читала, что любые желания нужно правильно формулировать, тогда они непременно сбудутся.
И так, приступим. Я прикрыла веки, представляя мужа. Светлые волосы, жесткие на ощупь, и прозрачно-зеленые, будто вода лесного озера, глаза.
Высокие скулы, аккуратный нос, маленькая ямочка на подбородке. Красивый… сначала мальчишка, а затем парень, вскруживший голову не одной ученице нашей школы. Я лет с десяти мечтала выйти за него замуж, в грезах представляя знаменательное событие во всех красках каждый вечер перед сном, рассказывала маме и крестной. Мама частенько посмеивалась над моими детскими снами, а вот Ярослава загадочно улыбалась. Помню тот день рождения, когда она подарила мне дорогой медальон и произнесла: «Елисава, моя кудрявая крестница, храни мой подарок, никому не отдавай и знай – медальон волшебный! Исполнит все, что загадаешь!»
Разрезала небеса молния, осветила прихожую, вынуждая меня распахнуть глаза и увидеть, как танцуют в углах синие тени. Грянул гром, задрожали оконные стекла, и в этом звоне слышалось нечто угрожающее.
– Сосредоточься! – приказала сама себе, стараясь не обращать внимания на буйство стихии за окном.
Дождевые капли с громким стуком барабанили по стеклу, врываясь в мое сознание, мешая думать. И вместо лица мужа виделся мрачный, древний лес. В сгущающейся темноте огромные ветвистые деревья и многочисленные коряги приобретали странные очертания. Казалось, что стоит только отвернуться, как зажгутся в сумраке сотни недобрых глаз. Иногда стелющийся меж стволов туман разрывало свежим ветерком, принесшимся невесть откуда, и тогда можно было заметить густое переплетение ветвей, украшенных гирляндами мха.
Представляемая картина получалась зловещей, разом напоминая обо всем, что случилось. Я исправилась. Пусть будет так! Воздух вокруг прохладен и чист. Листья высоких деревьев, за ночь щедро вымоченные прошедшим ливнем, осыпают травы и листья папоротника сияющими каплями. Яркие цветы оживляют темную зелень, распространяя по лесу сладковатый аромат.
– Бл… – ругнулась сквозь зубы. – И о чем только думаю?! Это все проклятая гроза!
Топая, заглушая рокот грома, прогоняя лишние эмоции, прошла на кухню и с силой захлопнула створку. Звуки беснующейся грозы стали значительно тише.
– Так лучше! – выдохнула я, в который раз за сегодня поднимая руку, теперь левую, ту, что еще не успела обжечь, чтобы прикоснуться к медальону.
Дверь хлопнула, оповещая меня о том, что я забыла закрыть ее, а еще о том, что кто-то пришел. Хотелось бы верить – Макс одумался!
– Эй, Лиза, Макс, вы дома? – на огонек заглянула Надя.
– Я здесь, – откликнулась я и вышла в коридор.
– И снова здравствуй! – подруга развела руками. – Я не захватила с собой зонт! – могла бы и не уточнять, я не слепая, заметила, что с ее одежды и волос стекают потоки воды.
Без лишних слов сбегала и принесла полотенце, а Надюшка уже осмотрелась и сделала свои выводы. Чтобы она не высказалась, и без ее сожалений на душе было тошно, я предложила:
– Иди в душ! А я пока подберу тебе сухую одежду и приготовлю кофе!
– Ладно, – внимательно изучив мой внешний вид, она задумчиво кивнула, но протестовать не стала.
Руки не слушались, сердце частило, дождь за окном раздражал, потому, когда входная дверь вторично хлопнула, оповещая о том, что все еще не закрыта на замок, я подпрыгнула и зло поинтересовалась:
– Кто там? – выбежала в коридор, остановилась. – Макс! – как и заказывала.
– Ключи от машины отдай! – рявкнул он, едва прикрыв за собой дверь, но не ушел дальше порога.
– Поговорим? – голос отказывался меня слушаться, из горла рвался писк, а глаза щипало от подступающих слез.
– Нет! – ответ мужа был грубым.
– Не считаешь, что нам нужно объясниться? – мне не хотелось его отпускать, в этот миг не хотела думать ни о чем, только о Максе и о том, как его вернуть. Готова была пойти на все, даже снова обжечься. Рука взметнулась, но мужчина опять закричал:
– Ключи отдай! – а затем огорошил. – И документы на двушку!
На миг показалось, что меня окунули в ледяную воду, в которой я задыхалась, ничего не видя, не слыша, желая или выбраться или умереть.
– Зачем? – глубоко вдохнув, поинтересовалась.
– Делить совместно нажитое имущество будем! – наглая улыбка изогнула его красивые, чувственные губы.
– А ты не забыл, что это ее родителей квартира, и тебя, вроде как, приютили! – крича от возмущения, Надюшка, завернутая в полотенце, выскочила из ванной.
– Не забыл! – презрительно бросил он, мельком взглянув на нее. Все его внимание было направлено на меня. – Я на тебе из-за квартиры и женился!
– Из-за квартиры? – мир для меня перевернулся с ног на голову.
– Из-за чего же еще? Ты себя в зеркало видела? На голове вместо волос крашеная швабра! Глаза какого-то непонятного мутного цвета! – Макс едва не сплюнул.
Повисла неловкая, мучительная тишина, изредка нарушаемая раскатами грома.
– Тебе лучше уйти, Максим, – рискнула первой нарушить молчание, не глядя ни на мужа, ни на подругу.
– Ключи и документы! – твердо сказал он и почему-то попятился, прижался спиной к двери, застыл, только заиграли желваки на его лице.
– В суд пойдешь? – будто невзначай, рассматривая свои накрашенные ногти, полюбопытствовала Надя.
– Да! – с мрачной решимостью отозвался он, и всего одно-единственное слово стало для меня определяющим. Еще пару минут назад я пыталась разобраться в том, что происходит, соображала: «А не снится ли мне кошмар? – но сейчас четко поняла – муж меня бросил! Да, стоит признать, Макс уходит от меня, сказав мало приятного на прощание. Вот только и я больше молчать не собираюсь. Что он просит?»
– Прости, любимый, но произошедшее сегодня выбило меня из привычной колеи. Мерещится всякая чушь, со слухом тоже, похоже, серьезные проблемы!
Повтори, пожалуйста, что ты просишь?
Макс отодвинулся от двери, выпрямился, вскинул голову и отрывисто произнес:
– Дура, мне нужны ключи от машины, которую нам на свадьбу подарили, и документы на эту двушку! Вспомни, ты ее в браке приватизировала, читай – купила! Пора делить совместно нажитое имущество!
Отвернулась, чтобы скрыть злые слезы, столь не вовремя оросившие щеки, и сделала вид, что выполняю его требование. По пути, уговаривая себя не срываться, спросила:
– Выходит, тебе нужна была моя квартира? – и сама ответила. – Конечно, теперь ясно, почему ты так старательно уговаривал и меня, и мою маму! Рада, что хотя бы одна из нас нашла свое счастье!
– Радуйся, пока есть такая возможность! – со злостью прошипел Макс. – Вы обе ненормальные! Ее новый муж тоже скоро все поймет! – усмехнулся, что-то прошептал, я не слышала.
Завернула за угол, перевела дыхание, мне не хватало воздуха, было полное ощущение, что пробежала четыреста метров на стадионе на время. Помню, после таких нагрузок падала на траву, в ушах звенело, зубы болели, руки-ноги отваливались. Жаль, сейчас некогда отдыхать. Стиснула кулаки, приказывая себе успокоиться. Скоро наступит ночь, и моя подушка станет мокрой от слез, но сейчас не пролью ни одной. Вытерла щеки тыльной стороной ладони, осмотрелась. Документы? Ключи? Окей, Макс, ты получишь то, что тебе причитается!
Заглянула, но не в ящик стола, где хранились документы, а в кладовую.
– Пошел вон! – голос дрожал, но я была настроена решительно. Крепко, до боли в обожженной руке сжимая ручку швабры, готовая ударить, выплеснуть свой гнев.
– Ты это мне? – кажется, Макс удивился, но разговаривать мне больше не хотелось. Это моя квартира, и здесь хозяйкой являюсь я!
Выдвинулась вперед! Надюшка одобрительно кивнула и подняла вверх большой палец, показывая, что полностью одобряет мои действия. Мужчина не сдвинулся с места, и я размахнулась, нанося удар, вложив в него все свои силы.
Макс успел отскочить, а жаль – с удовольствием бы огрела его по спине.
Пластик, ударившись о железную дверь, раскололся, а осмелевший муженек, наконец-то, прошел в квартиру.
– Эй, рыжуля, ты чего? – широко раскрыл свои бесстыжие зеленые глаза.
– По-шел вон! – снова по слогам проговорила я, чтобы лучше дошло, и бросилась в атаку. Макс завопил:
– Ненормальная! Истеричка! – и кинулся к двери, распахнул ее, тяжело дыша, добавил. – Встретимся в суде!
– Чтоб ты сдох! – в сердцах пожелала я, настигая негодяя, но ударив только по закрывшейся створке. – Сволочь! Гад! – ручка швабры переломилась надвое.
– Еще какой! – сочувственно вздохнула Надя.
Я без сил опустилась на пол, сломанное «оружие» упало.
– Лизка, ты чего? – Надюшка подбежала ко мне, заботливо заглядывая в лицо. – Тебе плохо? Принести водички?
– Теперь точно все… – я было протянула руку к медальону, но замерла, глядя в одну точку, ничего не видя вокруг.
– Не-а, – помотала головой подруга, – это не все! – хмыкнула с досадой. – Гад верно рассчитал! – подумала. – Водой здесь не обойдемся! – побежала на кухню, на ходу придерживая полотенце.
Мне вставать не хотелось, но отрывать задницу от пола пришлось.
Обещала найти одежду для подруги! Взгляд упал на оставленные Максом сумки, и их не забрал. Значит, вернется! Что-то щелкнуло в голове, твердо постановила:
– Ну, уж нет! И на порог не пущу!
Ярость придала сил, и я, позабыв обо всем, схватила ношу и выбежала в подъезд. Муж успел выйти на улицу, под дождь. Я выскочила следом, громко хлопая дверью подъезда. Он оглянулся, на мгновение оторвавшись от телефона.
Отступил. Ранние сумерки опустились на улицы нашего города. Свет зажженных фонарей отражался в лужах, и в одной из них стоял Макс. Я замерла в другой.
– Чего тебе? – неласково буркнул он, и мое желание расставить все точки над «i» разом испарилось.
Ветер, растрепавший волосы, оказался довольно прохладным, но именно его дыхания мне не хватало, чтобы остыть. Без слов поставила сумки на мокрый асфальт и тихо сказала:
– Вот. Уходи. Не возвращайся.
По-хорошему надо было бы сразу уйти, но не справилась с эмоциями.
Хотелось запомнить его лицо навсегда, и в этот момент я никому, в том числе и самой себе, не смогла бы уверенно объяснить – зачем делаю это. Макс не стал искушать судьбу, быстро поднял сумки и побрел прочь со двора. Как бы написали в дешевом романе: «И дождь быстро смыл его следы!»
– Очень поэтично, – с мрачным удовлетворением шепнула я и тотчас вынуждена была прикрыть рот.
Какой-то недоумок на черном автомобиле промчался мимо на бешеной скорости, окатив меня с ног до головы.
– Дебил! – пробормотала, пытаясь оглядеться.
Номер, разумеется, не рассмотрела. Да и машину толком тоже не видела, нечто угрожающее, отполированное, черное. Интересно, что ОНО делало в нашем дворе? На таких простые смертные, в число которых вхожу я и мои соседи, не ездят. Плюнула на все – в конце концов, ледяной душ вполне логичное завершение сегодняшнего дурного дня.
– Оу! – встретив меня на пороге, Надюша широко распахнула свои синие глаза. Расспрашивать не стала, только произнесла. – Оки! Я порылась в твоем холодильнике и ничего путного не нашла! Поэтому готова сбегать до супермаркета, если ты великодушно предоставишь мне одежду!
– Там, – указала ей на шкаф-купе в гостиной. – Бери, что понравится! – предложила и поняла, что если срочно не выпью, точнее не напьюсь, сойду с ума. Выход видела один, поэтому направилась в спальню.
Здесь в самом нижнем ящике комода хранились два подарка. Пришла пора их распить.
– За твое счастье! – провозгласила Надя, увидев, что я принесла на кухню.
Она уже сидела за столом, заплетая длинные темные волосы в косу. Я, не отвечая, поставила бутылку на самый край и огляделась, пытаясь отыскать то, чем можно ее открыть.
– Выпьем, и тебе сразу же станет легче! Проверено! – убежденно защебетала подруга. – Я два раза разводилась!
– Ага! – с усмешкой кивнула я. – Только это ты уходила, а не от тебя!
– Это не отменяет того, что я дважды разведенная женщина!
– А по виду и не скажешь! – я попыталась пошутить, несмотря на реалии сегодняшнего дня.
– Приму за комплимент! – Надин не поленилась согнуться в шутовском поклоне, а я вспомнила, где лежит штопор.
Резко метнулась в сторону шкафчика и толкнула стол, на который до этого опиралась. Бутылка от моего неосторожного движения соскользнула на пол. По серой плитке растеклось красное пятно, в котором блестели, точно непролитые слезы, осколки.
– Твою же мать! – высказала свое мнение подруга.
– Да что за день такой?! – эмоционально топнула ногой и присела, рассматривая, что натворила.
– Бывает! – неунывающая Надюшка оказалась напротив. Хмыкнула. – А название пророческим оказалось!
– Помнишь? – сердце терзала боль, но я старательно гнала ее прочь, запрещая себе рыдать.
– Конечно! Твоя заграничная тетушка подарила парочку таких бутылочек на свадьбу! – умолкла, не досказав, но я продолжила:
– И я загадала, что мы разопьем их в годовщину! Жаль…
– Может, оно к лучшему? – Надин выразительно взглянула на меня.
Вздохнула, не замечая ответной реакции. Поднялась.
Я последовала ее примеру, и пока Надя хозяйничала в кладовке, принесла и открыла вторую бутылку вина с говорящим названием «Разбитые грезы».
Сестра моей мамы Елена, или как она саму себя именовала Элен, вышедшая замуж за иностранца и живущая теперь в Будапеште, презентовала мне две бутылки своего любимого напитка.
– За разведенок! – подняла бокал, осушила до дна.
– За свободных женщин! – опровергла подруга, распробовала. – М-м-м… вкусно! – не удержалась, выпила без остатка.
Пятно на полу медленно подсыхало, швабра и ведро стояли рядом, мы выпивали.
– Не тот фен-шуй! – опомнилась я, вставая со стула.
– Погоди! Сначала давай осколки соберем! – Надюшка оказалась рядом, и мы одновременно протянули руки.
Ее взгляд остановился на моей правой ладони, на которой краснел свежий ожог с ровными краями. Подруга сглотнула, но отважилась задать вопрос:
– Болит? Может, нужно перевязать?
– Ты просила не пугать тебя, – алкоголь уже ударил в голову, приглушил переживания, отключил тормоза.
– Я в чудеса не верю! – она смотрела прямо, не отводя глаз.
– А я верю! – не дрогнула под ее пристальным взором.
Надя кивнула, признавая поражение, поднялась:
– Тогда давай выпьем! – наполнила бокалы, подала один мне. – За бывших и будущих! – крепко стиснула хрустальную ножку.
– Если тебе станет легче, то давай! Только выпьем за нас, а не за них, и точно не за бывших! Это ты со своими двумя осталась в дружеских отношениях, а вот мне не грозит, Макс сбежал без объяснения причин!
– По-моему, он ясно дал понять…
– Нет! Я не верю! – выдохнула, отвернулась и тише. – Не хочу верить!
– И не надо! Пей! – она указала на мой полный бокал.
– Мне необходимо напиться и забыться! – отозвалась я, когда выпила.
– А сегодня как раз суббота! – подруга с намеком посмотрела в окно, за которым все еще накрапывал дождик.
Я посмотрела на полупустую бутылку, прислушалась к себе и улыбнулась назло всему.
– А давай! Зови всех наших!
