Текст книги "Заложник любви"
Автор книги: Терри Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
– Все оказалось гораздо проще, чем я предполагал, – пробормотал Ник себе под нос.
– Они позволят мне встретиться с отцом? – заволновалась Конни.
– Пока нет!
Она стала изучать профиль Ника: плотно сжатые губы, сосредоточенный взгляд и спадавшую как всегда на лоб прядь волос.
Когда он затормозил и, повернувшись к ней, взял ее за подбородок, она поняла, что Ник собирается сказать ей сейчас что-то важное.
– Конни, может быть, через несколько дней ты увидишь своего отца. Мы приближаемся к цели и уже подошли к ней опасно близко.
Конни обхватила шею Ника руками и дала волю слезам.
– О, Ник! О чем вы договорились?
«Как я люблю тебя!» – подумал Ник.
– Ты заключил с ними какую-то сделку, я это поняла!
– Да, я заключил сделку.
В своем гостиничном номере, распахнув окна, чтобы освежить застоявшийся воздух, Конни не могла успокоиться. В ее голове вертелось слишком много вопросов.
– Почему мы сразу не пошли с ними за моим отцом?
– Они не собирались сегодня возвращаться в горы.
– А он точно там?
– Больше ему быть негде.
Ник и сам не мог успокоиться после пережитого, да и боль в животе продолжала давать о себе знать.
Хотя любил он ее безумно, он уже давно заставил себя смириться с тем, что отца она любит больше. Но он ощущал уколы ревности.
– Мятежники считают, что взяли верх, поэтому и позволяют себе спокойно разгуливать по Лампура-Сити и даже останавливать на улицах людей.
– Они освободят его?
– Да, если все получится так, как я задумал.
– А что ты задумал? Расскажи мне! – потребовала она, вцепившись в его рубашку.
Конни поклялась себе, что обуздает свои чувства. Тогда она неоправданно серьезно рисковала. На карту были поставлены жизни их обоих. А если бы она ошиблась? Ботинки! Она не была уверена. Что, если бы они убили Ника? Тогда дальнейшее ее существование потеряло бы смысл.
Она ненавидела стереотипы. Современная любовь, по общепринятому мнению, предполагает равенство и независимость партнеров. Конни хотела подчиняться.
Умирать по частям, когда любимому человеку больно, – нет, больше такого случиться не должно! За примером ей ходить далеко не надо было. Она уже знала, что люди, случается, умирают от разбитого сердца. Она сама была свидетелем того, как, лишившись мужа, увядала ее собственная мать. Она знала наверняка, что если любить человека всем сердцем, то его потеря делает дальнейшую жизнь бессмысленной.
Для нее очень важно, чтобы отец знал о том, что она помнит, любит и пытается освободить его. Для нее важно, чтоб и Пик знал, в каком она была отчаянии, когда солдаты избивали его. Впервые в жизни ей пришлось рисковать своим собственным счастьем!
Встреча с мятежниками только укрепила ее в желании побыстрее вызволить отца, и она решила на время сосредоточить все свои усилия исключительно на этом.
Ник осторожно отцепил ее пальцы от своей рубашки.
– Сделка подразумевает обмен твоего отца на другого заложника.
– Когда?
– Детали мы еще не обговаривали. Они сообщат, но тебе уже сейчас следует подготовиться к встрече с отцом.
В глубине души Ник недоумевал, зачем он говорит ей все это. Он просто должен еще и еще раз повторить ей, как он ее любит.
– Мы обменяем его, Конни, но перед встречей подготовь себя к тому, что он может быть в очень плохом физическом и душевном состоянии.
– О, Ник!
Он взял ее лицо в свои ладони, окунув пальцы в ее каштановые волосы. В них купались лучи полуденного солнца, и ему казалось, что он держит в руках огонь. Будет ли хоть один язычок этого огня освещать его темные ночи?
Отец ей нужен больше, чем он, Ник. Нужно быть идиотом, чтобы предполагать, что эта женщина может предпочесть его любовь отцу. Впрочем, он сам сделал выбор за них обоих. Он намерен спасти Билла Хэннесси до сих пор невиданным в мире способом. Он собирается выменять Билла Хэннесси на самого себя.
Конни дала ему шанс искупить никчемность своей прошлой жизни, совершить подвиг, который может навсегда лишить его Конни, но запечатлеет его в ее сердце навечно.
Он поцеловал ее в щеку, намереваясь просто быть нежным, но тут же стал искать ее губы и, найдя, впился в них долгим поцелуем.
– Ник, я не знаю, что бы я стала делать, если бы они забрали тебя.
– Не думай об этом, любовь моя.
– Я не могу не думать об этом, они ведь тебя избили! Дай мне взглянуть на твое плечо.
Она неумело расстегнула несколько пуговиц его рубашки.
– Сними ее.
Плечо болело, но Ник не обращал на это внимания. Он знал, что снимать рубашку ему не следует, чтобы не напугать ее видом своих синяков на спине.
– Ну давай же!
Он улыбнулся:
– Никогда прежде ты не горела таким желанием раздеть меня!
– Этуэлл, я хочу за тобой поухаживать!
Он дотронулся рукой до ее груди.
– Я приму это к сведению, дорогая!
Она состроила недовольную гримасу и продолжила расстегивать пуговицы, пока пряжка его узкого ремня не остановила ее. Она вытянула полы рубашки из брюк и, расстегнув последнюю пуговицу, оголила его плечо. Выпуклая мышца дернулась при ее прикосновении. На плече Ника сиял огромный синяк.
– Они всего лишь навсего немножко проучили меня, – сказал он, отвернувшись в сторону, чтобы не видеть боли на ее лице. – Завтра уже все пройдет.
Ее глаза наполнились слезами, и она была не в силах сдержаться. Их можно было счесть за признак слабости, но она не стеснялась этих слез, ведь они служили лишним доказательством силы ее чувства к Нику.
– Ты бы мог…
Он заключил ее в объятия и положил свой подбородок ей на голову.
– Если со мной действительно что-либо случится, тебе следует прийти в посольство к Джорджу, поняла? Он все утрясет. Помни, что главной твоей заботой должен оставаться твой отец.
Она покачала головой:
– И ты тоже, Ник. Я люблю тебя.
Он поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Именно этого она хотела, именно этот поцелуй она должна запомнить навсегда. Он обнял ее за талию и прижал к себе. Его обнаженная грудь терлась о складки ее шелковой блузки, под которой он чувствовал мягкую упругость ее грудей.
– Помни, что я тебе говорил. Чтобы ни случилось, я люблю тебя.
– Пообещай мне, что мы никогда не расстанемся!
Он постарался избежать ее взгляда. Он целовал ее шею и чувствовал ее колени своими.
– Ты скоро увидишь своего отца.
– Я хочу тебя.
– Мы не всегда получаем то, что хотим, – сказал он и захлопнул рот, осознав, как резко прозвучали его слова, и почувствовав, как напряглось ее только что податливое тело. – Если бы я мог дать тебе все, что ты хочешь, поверь, я сделал бы это, хотя и не знаю, как.
Она отстранилась от него, вырвалась из его объятий, удивленная его словами, но еще больше тоном, каким они были сказаны. И это в тот момент, когда он так крепко прижимал ее к себе, когда его теплое и влажное дыхание ласкало ее кожу и она тонула в его объятиях, как в синем море, забыв обо всем на свете, кроме них двоих!
– Я люблю отца и спасу его! – сказала Конни.
– И я тебе помогу.
– Но это не значит, что тебя я люблю меньше!
Если не больше, испуганно подумала Конни. За что она его любит? Она любит в нем мужчину, который спасет ее отца. Она любит в нем все. Она любит его решительность и его самоотверженное мужество. Да, она любит в нем все. Вот он стоит перед ней посреди номера отеля, рубашка расстегнута, волосы растрепаны, одна прядь нахально свесилась на лоб, и все же он выглядит таким же неотразимым, как Кэри Грант, и таким же невозмутимым, как Рональд Колмэн.
Он умеет скрыть свою душевную боль, но только не от нее. Отец уже почти на свободе, а Ник почему-то хочет от нее отделаться.
– Ты на самом деле хочешь, чтобы я уехала с отцом в Америку и никогда больше не возвратилась сюда?
– Это было бы лучше для всех нас.
Она сказала ему короткое британское ругательство, которое было призвано объяснить ему, что ему следует сделать с этим своим словечком «лучше».
– Я долго думала и знаю теперь наверняка, что мы сможем с тобой быть вместе! Я смогу вернуться к тебе, как только обустрою отца в Америке. Да и тебя ведь могут перевести в какое-нибудь другое место.
– Сомневаюсь, что в ближайшем будущем я смогу отсюда выбраться. В министерстве иностранных дел мне дали ясно понять, что они обо мне думают.
– Они не знают твоих возможностей!
«Вот именно», – подумал Ник. Он поднял руку, чтобы привести в порядок волосы, и сморщился от боли в плече.
– Давай не будем сейчас об этом!
– Нет, будем! Если мятежники уже в городе, если правительство вот-вот падет, события наверняка будут развиваться стремительно.
– Сегодня мы с тобой достаточно уже поволновались, и, насколько я понимаю, эта ночь с тобой будет для нас тоже длинной.
– Почему ты мне не веришь? – спросила Конни.
Он повернулся к ней и чуть было не вскрикнул от резкой боли в плече.
– Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами. Больше, чем ты могла бы в это поверить, если бы я сказал тебе об этом. И прости меня, если это не все, что ты хочешь.
– Как ты можешь так говорить!
Ник попытался отыскать безболезненное положение, наклонил голову, которой уже ни о чем не хотелось думать, и отправился принять душ.
– Закажи, пожалуйста, что-нибудь поесть, дорогая. Я быстро вымоюсь.
Конни слушала шум льющейся воды в ванной комнате. В ее ванной комнате! Он намерен принять душ, поужинать и, должно быть, остаться у нее на ночь. И пока он будет здесь, она продолжит с ним спор.
Конни подошла к телефону и набрала однозначный номер. К тому времени, как она закончила обговаривать с лампурским поваром заказ, она уже не помнила, что заказала и когда это принесут.
Ник здесь. Если все пойдет так, как она задумала, он останется до утра. И в ее распоряжении будет целая ночь, чтобы убедить его остаться с нею на всю жизнь.
Она села на край кровати и постаралась для начала убедить себя, что просит совсем немного. А если не получится? Никакого коттеджа, обсаженного розами! Никакого будущего! Не надо мечтать! Долой фантазии! Она не берется предсказать будущее, раз Ник отрицает его совсем.
Никогда не упускай возможности сказать другому человеку, что ты его любишь, если это так! Конни думала об этом. Прежде ей в голову втемяшилась мысль, что отец для нее – все в этом мире. Когда Ник выйдет из ванной комнаты, она скажет ему, что это не так.
Ника разбудил шорох за дверью. Конни спала у него на руке, волосы на его груди шевелились от ее теплого дыхания, а правый сосок лениво приподнимался.
Он напряженно вслушивался в тишину. Шелест бумаги. Он взглянул в сторону двери и увидел забелевший в темноте треугольник.
Они закончили заниматься любовью немногим больше часа назад. Потом, усталые, они погрузились в сон. Ник надеялся, что Конни проспит до утра. Ее слезы, последовавшие за их последним слиянием, свидетельствовали о том, что она была все еще сильно взвинчена последними событиями.
Ее чувства метались между восторгом от скорого освобождения отца и ужасом перед тем, что могло произойти с ними сегодня. И еще у нее на душе была печаль за будущее, которое они оба не представляли себе друг без друга.
Напряжение Ника спало только тогда, когда он услышал удалявшиеся шаги. Кто бы это ни был, но он оставил записку и вряд ли думает, что ее найдут до утра. Можно не спешить. Но Ник прочтет ее через пару минут. Вот только поцелует волосы Конни, погладит ее плечо кончиками пальцев, выразит свою любовь всеми возможными средствами, но не разбудит ее.
Он не был настолько джентльменом, чтобы после принятия душа элегантно откланяться. Да у него и не было такой возможности, потому что Конни присоединилась к нему, отдернув в сторону занавеску и став рядом с ним под струю, обнаженная, груди в окружении ниспадающих каштановых волос.
Когда он коснулся ее, она откинула голову назад и позволила воде ласкать ее грудь, и его губам она тоже позволила это. Она смеялась, его морская богиня. Он приподнял ее, она обхватила его бедрами и крепко обняла его за шею. По периметру душевой на высоте талии проходил выступ. Он усадил на него Конни и, уперев руки в стену, сильным движением вошел в нее. Она была готова его принять, все в ней уже растаяло и было мягким и влажным.
В его объятиях она готова была расколоться надвое, прижав его к себе. Вперемешку со стонами она выдыхала его имя.
Он крепко сжал губы, тело его напряглось так, что выступили каждая мышца и каждое сухожилие. Он отклонился назад, и она видела его напряженное лицо, видела, как ручеек пота, стекая по его виску, смешивается с блестками воды на щеке.
Они смотрели друг другу в глаза и на свои блестящие, слившиеся воедино тела. Они двигались в ритме пульсаций набегающей на берег ласковой волны и взорвались вместе, как один вулкан. Ее ногти впились в его синяк на плече, но он не почувствовал боли. Боль была неотъемлемой частью сладостной муки и напомнила ему, что ничто в этом мире не совершенно и что никакие сухие идеи и теории не стоят и секунды этих вот восторгов. Только любовь одна значит что-то в этом мире, и только любовь может увидеть то, что сокрыто для всего мира, только любовь может распознать силу и дать ее, эту силу.
Эта женщина сделала его сильным, возвратила его к жизни, которая, как ему казалось, была уже погребена под обломками его неудавшейся карьеры. Она дала ему все: непоколебимую веру, недозволенную надежду, незавоеванную любовь. Но он завоюет ее любовь вместе со свободой ее отца. Если ему повезет, тогда его старания окупятся, и она простит его. Он лежал и смотрел на вентилятор, замерший в ту ночь, когда снаряд угодил в электростанцию.
Ник вздохнул и принялся снова и снова обдумывать свой план. После того, как он займет место Билла Хэннесси, он попробует выговорить у мятежников собственную свободу. Может быть, это ему удастся. А может быть, у него появится очень много времени для воспоминаний и чтобы обо всем подумать еще ни один раз. Много времени. Годы.
– Ты не спишь?
Ник от неожиданности вздрогнул.
– Добрый вечер, любовь моя!
– Разве уже не утро?
Он указал рукой на лунный диск в окне:
– Пока нет!
– Ты уходишь?
– Пока нет!
Она улыбнулась сонной улыбкой:
– О чем ты думаешь?
– О том, как сильно люблю тебя, – он старался говорить легко и непринужденно. – О чем же еще думают в постели в это время суток?
Она ткнула его кулачком под ребра:
– Откуда я знаю?
– Тебе-то и не знать?
Он поцеловал ее волосы и осторожно вытащил руку из-под ее головы, заменив ее подушкой.
– Ты поверила в меня с самого начала нашего знакомства, я до сих пор недоумеваю, почему.
Она пожала плечами, край простыни касался ее грудей.
– Учишься приглядываться к людям, когда тебе от них что-либо надо.
– Ты раскусила меня сразу.
– В тот же день! Вплоть до твоего идиотского идеализма, – она пересчитала пальцем его позвонки.
Ник покосился на белый треугольник под дверью. Один уголок его торчал в коридоре. Нужно встать и поднять записку, пока кто-нибудь не стащил ее из любопытства.
– Ожидаешь почту? – спросила Конни. – Думаешь, принесут газету?
Удивленный ее вопросом, Ник встал и, как был голый, пошел к двери. Он поднял записку, развернул и подошел к окну, чтобы прочитать ее в лунном свете. «Ваш пакет прибыл. Все 180 фунтов. Комната 241.» И ничего больше, даже подписи!
С минуту Ник размышлял.
– Что это? – полюбопытствовала Конни.
– Сообщение.
– Для меня?
– Да как сказать!
«Забавно получается», – подумал Ник.
Бывший муж Конни связался с Ником по телефону два дня назад и сообщил, что он будет в Лампуре, как только возьмет у своего начальства отпуск. К счастью, его корабль швартовался в Японии и его путешествие не заняло много времени.
Пакет звали Поль Бьянка. Совершенно ясно, что записка предназначена Нику. Но кто знает, что он в номере Конни? И почему почерк кажется ему знакомым? Конечно же, записку написал Джордж, хитрый дьявол!
Ник сложил листок. Скорее всего, Бьянка сообщил в британское посольство о своем прибытии, а Джордж Каннингэм вычислил местонахождение Ника, что сделать для него было проще простого. Только Джордж может знать, где его найти.
– Не выходя за двери посольства, Джордж знает, что творится в Лампуре, лучше меня. Он всех видит насквозь и знает подноготную каждого.
– Почему бы ему не похлопотать о твоем переводе в другое место?
– Я как-нибудь спрошу его об этом!
Конни шлепнула его по заду:
– Обязательно спроси. А теперь ложись ко мне!
Ник повиновался.
– Как он ухитряется все обо всех знать? – спросила Конни, прикрывая ладонью зевок, усталость переборола ее любопытство.
– Это великая тайна жизни!
– Спроси его и о ней!
Ник только усмехнулся по-американски прямолинейному подходу Конни к непростым вещам. Этот человек может отказать самой королеве. Конечно же, тактично.
– Ты ответишь на эту записку?
– Утром.
Ник прислонился головой к стене. Если события будут развиваться по тому пути, который он наметил, таких ночей, как эта, у него больше не будет. Занятие любовью – приятная вещь, но нельзя вечно заниматься любовью. У него останутся только воспоминания об этих минутах с Конни.
Ее отец живет воспоминаниями уже десять лет. И Ник проживет. Но пока он еще на свободе. Ему захотелось выразить свою огромную любовь так сильно, чтобы он всегда вспоминал об этом там, куда он собирается.
Он заключил Конни в объятия, полный решимости любить сейчас ее так, чтобы оба они всю жизнь потом вспоминали эту любовь. Их страсть опередит солнце и остановит рассвет.
Конни была уверена, что никто никогда ни в прошлом, ни в будущем так страстно не смог бы любить и так искусно ласкать ее тело, возбуждая в ней безумие желания.
Ее внутренний мир менялся. Многие годы отец и его освобождение занимали главное место в ее жизни. Но теперь на этом маленьком острове в Индийском океане она нашла свою любовь и сама удивляется, как только смогло ее сердце вместить сразу два таких огромных чувства!
Неужели Ник мог подумать, что она позволит ему уйти из ее жизни после того, как она отдала ему половинку своего сердца? Спасение одного человека было до сих пор целью ее жизни, любовь к другому человеку станет смыслом ее будущей жизни.
– Ник!
– М-м?
Только что взошло солнце. Ник сидел за столом и, не поднимая головы, торопливо писал ответную записку.
Конни вовсе не намеревалась произносить его имя вслух, точно так же, как не намеревалась сообщать ему одну простую истину: она никогда не сдастся, если уверена, что права. Если Ник не понимает этого, тем хуже для него. Он скоро в этом сам убедится.
Лучи солнца проникли в комнату и окрасили ее в сладострастно-розовый цвет.
Как забавно он сцепил под столом ноги, отметила Конни с умилением. Ноги, поросшие волосами. Ноги с костлявыми лодыжками. Он был в брюках, но без рубашки, на плече синели следы вчерашнего избиения. Машинально он пригладил волосы и отбросил со лба одну особенно своевольную прядь, мешавшую ему сосредоточиться.
– Пишу записку Джорджу, – пояснил он, ощутив на себе ее неотрывный любящий взгляд.
– Шифруешь? Относительно моего отца записка?
– Да, – наконец он соизволил поднять голову. – С ним будет все в порядке, Конни.
Она благодарно улыбнулась, помня, что Ник не из тех, кто охотно разбрасывается обещаниями.
– Так ты скажешь мне, что собираешься предпринять?
– Пока еще рано об этом говорить. Задача, одним словом, состоит в том, чтобы выторговать твоего отца за другого заложника, более ценного для мятежников.
– Мне не по душе торговля людьми…
Ник долго смотрел на нее изучающим взглядом, потом встал, подошел и взял пальцами ее за подбородок.
– Ты удивительная женщина, ты знаешь это?
– У того другого заложника тоже может быть семья, или же просто найдутся люди, которые его любят и будут, как я, стараться освободить его.
Ник сказал себе, что пора уходить. Немедленно. Закончить писать эту чертову записку и уходить. Но вместо этого он присел на край кровати рядом с ней и заключил ее в объятия. Она пока ни о чем не догадывалась.
– Те, кто его любят, станут гордиться им, – прошептал он ей на ушко.
У него не будет ничего большего, кроме сознания, что им гордятся, когда он станет заложником. «Заложник любви», – подумал Ник, усмехнувшись. Этот проблеск мрачного юмора исчез, не оставив следа. Он поцеловал Конни и вернулся к столу. Поцелуи неуловимы, легки и приятны, они говорят о многом, так же, как и другие ласки. Им не нужны слова.
– Сейчас самое главное для тебя – твой отец!
– Да, Ник, это так!
Более правдивых слов он от нее и не ждал. Он смял еще один листок бумаги. Это опять не то, что надо. Глупо и напыщенно. Он видел один-единственный путь к освобождению Билла Хэннесси – заменить его на себя. Он сам загнал себя в угол, и теперь собирается разбить сердце Конни, и только лишь для того, чтобы показать ей, как сильно он ее любит. Но другого выхода у него уже нет. Какой забавный поворот судьбы! Вместо того, чтобы получить руку дочери от ее отца, он сам возвращает отца дочери.
Бумага перед ним была чиста.
– Знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросила она, лежа в постели.
– М-да?
– Когда мы с тобой вместе, у нас все получается! Вспомни лысого, или любовь под теплым душем, или Уиткрафта.
Он невесело засмеялся.
– Удивительно, – продолжила Конни, – как случается, что люди, живущие в разных концах света, оказываются такими похожими и находят, в конце концов, друг друга.
– Как же это случается? – повторил он вслед за ней.
Ее молочно-белое плечо поднялось и опустилось в ленивом кошачьем движении. Она откинула с него свои каштановые волосы.
– Нам обоим следует запрятать поглубже то, во что мы верим, но в глубине души продолжать верить в верность и самопожертвование, – сказал Ник.
«Верить в нас с тобой», – хотела добавить Конни, но сказала другое:
– Черт возьми! Если мы вместе сумеем спасти человека, пробывшего заложником десять лет, мы сможем быть вместе всю жизнь! Обычно так и бывает!
– Обычно! – сказал Ник. – У обычных людей в обычном мире!
– А чем наш мир отличается от обычного? – спросила Конни.
Ник доцарапал свою записку и подписался.
– В обычном мире люди обычно могут более или менее предвидеть свое будущее. Мы не можем. Но когда твой отец окажется на свободе, ты сможешь уехать с ним, куда захочешь, начать новую жизнь, встретить новых людей, ходить на свидания, выйти за кого-нибудь замуж. В обычном мире мы бы не встретились с тобой, Конни.
– Но мы же встретились!
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы снова выйти замуж?
– Я об этом думала вчера вечером.
Ник сунул записку в конверт.
– Я хотел сказать, снова выйти замуж за Поля. Ты говорила, что вы расстались друзьями. Почему бы вам снова не восстановить брак?
Ее развеселила эта его попытка сосватать ее, да за кого, за Поля Бьянка!
– А куда я тебя дену?
– Оставишь здесь.
– Не смотри ты на меня таким мрачным взглядом! Мне страшно! Тебя могут перевести в другое место, ты можешь выйти в отставку и подыскать себе другую работу.
– Где еще я смогу кодировать шифрограммы, чтобы заработать на жизнь?
Конни сморщила носик:
– Тебе нравится это занятие?
– Только оно одно!
– Тогда зачем ты взялся заниматься не своим делом, решив помочь мне спасти отца?
– Было бы эгоистично с моей стороны сидеть за удобным столом в уютном кабинете, в то время как в мире полным-полно заложников.
Конни прошла, не обращая внимания на свою наготу, к окну.
– Ты собрался всех заложников в мире спасти?
Она обняла его сзади и крепко прижала к себе. Ник запечатал конверт.
– Пока что я не спас ни одного.
Он никогда не предполагал, что цена благородного поступка может быть такой высокой. Он закрыл глаза и позволил Конни целовать свои волосы, лоб, грудь.
– Ты уже помог мне! Очень помог!
Руки у него задрожали, когда Конни нечаянно коснулась губами болезненного синяка на плече.
– Рад был услужить, – сказал он, в его голосе слышалась горечь, которой раньше она не замечала у него по утрам.
Конни не утруждала себя вопросом, как она сумела расслышать эту горечь, главное, она могла слышать и любить все проявления его чувств, заметные только любящим друг друга людям, перед которыми простирается целая жизнь с ее само собой разумеющимися мелочами, через которые им предстоит только еще больше узнать и полюбить друг друга. Любит ли он утренний кофе или предпочитает чай. Сидит ли спокойно или же ерзает на стуле, когда пытается сосредоточиться. Как он целует. Как он любит ее в постели. Как он избегает похвалы за то, за что другие потребовали бы медаль. И как она его любит!
Конни уже была готова полюбить Лампуру, этот тропический рай, Эдем для двоих. Ее сомнения и тревоги рассеялись вместе с фиолетовой раскраской ночного неба, когда воссияло пылкое утреннее солнце.
Ник смотрел на Конни влюбленными глазами. Как она была прекрасна! Конни будет с Полем, думал он, Поль увезет ее с острова. В минуту отчаяния она обратится к своему бывшему мужу, и он успокоит ее, и у Ника не будет права возмущаться и негодовать. Не будет.
Конни поцеловала пульсирующую жилку на его щеке.
– Даже если ты не сможешь помочь мне спасти моего отца, я все равно буду любить тебя, по крайней мере, ты смог отвлечь меня от мрачных мыслей и скрасить мое пребывание на Лампуре.
Она уселась ему на колени:
– Я умею быть, когда надо, даже нахальной, а ты всегда такой сдержанный и тактичный, но при этом мы оба хотим одного.
– Начать новую жизнь.
– Да, новую, и совместную!
Конни никогда раньше не приходило в голову, что она когда-нибудь будет делать мужчине предложение, но сейчас условности были излишни. Она хотела услышать от него обещание жениться на ней до того, как случится главное, до того, как ее отец окажется на свободе. Ник должен быть всегда рядом с ней, она поняла это с самого начала их романа.
– Почему ты молчишь, Ник?
Он провел ладонью по кромке стола, будто старался запомнить ее наощупь на всю жизнь, потом рука его скользнула на ее бедро, а пальцы забегали по ее жемчужной коже, и она почувствовала, как по ее телу ручейками разливается желание.
– Ты выручила вчера нас обоих, и хочу отметить, сделала это отменно.
– Вот и думай, какая у тебя будет замечательная жена!
– Однако я знал женщин, которые выжили и даже продолжили счастливо жить и не имея меня в качестве мужа.
Она ткнулась носом в его висок и обсыпала его поцелуями.
– Это были женщины, которые, в отличие от меня, не хотели быть с тобой всегда рядом.
Какие у нее ясные глаза, думал Ник, и как только он может лгать ей, когда она так уютно устроилась у него на коленях? Разве может ладонь, лежащая у нее на груди, молчать? Как он ни пытался, он не мог выкинуть эти мысли из головы, но не мог и допустить, чтобы она догадалась о противоречивых чувствах, обуревавших его и сжимавших ему обручем грудь.
Он откашлялся:
– Я не говорил, что очень горжусь тобой? Не знаю, что дает мне право так говорить. В тот день, когда я увидел тебя впервые, я подумал, что любой мужчина посчитает за честь любовь такой женщины, как ты, и пойдет на все, чтобы заслужить ее.
– Даже пойдет на то, чтобы взять меня замуж?
– Я еще вчера вечером хотел сказать тебе, Конни, что, к сожалению, до этого дело у нас с тобой не дойдет.
Она игриво обхватила его шею.
– Вчера вечером ты говорил, что любишь меня и хочешь, чтобы моя рука всегда лежала у тебя вот здесь, – она положила ладонь на его член, – и чтобы я никогда, никогда не забывала тебя. Но разве это возможно?
Ник не был уверен, что то, что она проделывает в этот момент с его членом, вообще возможно.
– Дорогая, уже почти день! У нас много сегодня дел.
Он думал, эти слова вернут ее к действительности. Он глубоко заблуждался. Ее глаза затуманились, голос стал хриплым, дыхание участилось.
– Не уходи, пожалуйста. Я хочу знать, что ты станешь делать дальше. У меня ужасное предчувствие, что, вернув отца, я потеряю тебя.
Ник все понял. Сейчас не секс ей нужен. Она инстинктивно цепляется за последние оставшиеся перед разлукой часы, так же, как он это делал вчера. Идиот, романтик, идеалист! Он вдруг поймал себя на том, что целует ее руку так, как он жаждал поцеловать ее тогда, в первый день, в посольстве.
Он поставил Конни на пол и встал.
– Встретимся через час внизу в ресторане.
«Означает ли это, что мое предложение не принято, что он отказал мне? Нет, это означает всего лишь «до свидания» и больше ничего», – спросила себя и сама ответила себе Конни. Вот тебе и предложение! Он не соизволил дать свое согласие. Это она ясно поняла. Но вряд ли ей стоит беспокоиться. Этот мужчина любит ее, и она любит его. Просто сейчас ему некогда.
Он не знает, на что способна влюбленная женщина. Бодрящее чувство надежды не давало пасть ей духом. Это была любовь! Любовь, преодолевающая все препятствия и восполняющая все утраченные годы, та любовь, что раздвигает даже континенты.
Ник не сказал ей, поедут ли они в горы или к премьер-министру на чашку чая. Но ей нужно выбрать, как одеться. На Лампуре бывают лишь два сезона: влажные знойные дни и сухие знойные дни. Какая будет погода в тот день, когда ее отец выйдет на свободу?
«Думай о ком-нибудь одном из них», – приказала себе Конни, включая душ. Она положила часы на край умывальника, чтобы не пропустить время. Стоя под щекочущими кожу струйками воды, она успела многое передумать: как любовь превращает обязанность в привилегию; как люди сами удивляются, когда им удается стать выше обстоятельств; и какой замечательный человек Ник Этуэлл. Отцу он понравится. «Я люблю его, папа», – скажет она отцу.
Она в последний раз поправила волосы и вдела в уши бриллиантовые сережки, подаренные отцом ее матери в день свадьбы. Оделась она повседневно: широкие плиссированные брюки и блузка с сердцеобразным вырезом на груди. Она огляделась в поисках сумочки.
Во время своего поспешного бегства Ник по рассеянности забыл свою записку на столе. Впрочем, он также забыл поставить на ней имя Джорджа Каннингэма. Конни соблазняла мысль оставить записку там, где она была, и сказать Нику, чтобы он забрал ее сам. «Конни Хэннесси, это ведь всего лишь жалкая женская уловка! Сначала ты заставила мужчину спасаться бегством, напугав его брачным предложением, а теперь ты пытаешься заманить его обратно в номер необходимостью вернуться за оставленной им вещью». Она сунула записку в сумочку и поспешила в ресторан на свидание с человеком, которого любила.
– Решил позавтракать в посольстве?
Ника развернуло, рука в волосах, галстук съехал на сторону, носовой платок зажат в руке.
– Джордж!
– Ты сегодня повышенно возбудим, – не считая этого замечания, Джордж ничем не выказал, что видит, как напряжены у Ника нервы.
Он уселся напротив Ника и предался размышлениям вслух, что было его излюбленным приемом вести беседу.
– События на Лампуре последнее время наступают друг другу на пятки.
– Да, – сказал Ник.
Где же эта чертова записка? Неужели он забыл ее в номере Конни? Тогда все пропало! Она прочитает ее и никогда не позволит ему идти к мятежникам по собственной воле в заложники. «А разве не этого ты хотел, забывая записку?» – зазвучал в нем голос совести.