Текст книги "Заложник любви"

Автор книги: Терри Лоренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

– В стране царила полная неразбериха, – начала Конни, – и однажды несколько солдат схватили моего отца, посадили в машину и увезли в неизвестном направлении. Мы подозревали, что его содержат в тюрьме, расположенной под зданием Капитолия, но нам не позволяли с ним увидеться. Из соображений безопасности нам с матерью пришлось бежать из страны. Когда же мятежники захватили Лампура-Сити, они стали держать отца при себе в надежде на американскую помощь. Они ее не дождались и согласны были освободить его за крупный выкуп, но американцы заявили, что не собираются платить. Тогда мятежники передали американцам видеокассету, на которой отец заявлял, что чувствует себя прекрасно, что обращаются с ним хорошо и что он полностью поддерживает восставших.

– Его заставили, я уверен!

– Я тоже.

Конни смущало заботливое участие Ника. Каждый раз, когда он смотрел на нее с пониманием, ей хотелось броситься ему на шею и выплакаться.

Она сделала глоток коа-поры, он допил свой джин.

– Так или иначе, – продолжила она, – когда правительственные войска вернули столицу, они обвинили отца в сотрудничестве с мятежниками.

– Не одно, так другое, – прокомментировал Ник.

– Обе стороны использовали его как пешку в своей грязной игре и… – она провела тонким пальцем по кромке бокала.

– И? – Ник помахал официанту своим пустым стаканом.

– Каждый раз, когда столица переходит из рук в руки, мы с матерью… я страшно боюсь, что с ним может что-нибудь случиться. Я надеюсь, что, быть может, его наконец-таки освободят и боюсь, что, не дай бог, казнят. Но вечно так продолжаться не может!

Конни увидела неподдельную нежность в глазах Ника и смущенно потерла пальцами лоб.

– Я так устала от всех этих переговоров, эмбарго и обещаний политиков! Не обижайтесь.

– Ни в коем случае!

Он искренне обиделся, она искренне почувствовала себя виноватой.

– Я внимательно слушаю, – Ник протянул руку через стол и положил ее на запястье Конни, ей это понравилось, хотя она тут же упрекнула себя.

– Вы мне поможете?

– Разве это в моих силах? ООН, Красный Крест, Международная Амнистия – все пытались добиться освобождения вашего отца. Что из этого вышло?

– Я подумывала о том, что можно организовать побег, – она перешла на заговорщический шепот.

– Из бастиона мятежников в горах? Я дипломат, а не волшебник. Такое по плечу только Дэвиду Копперфильду.

С подноса, принесенного официантом, Ник взял свой второй стакан джина:

– Спасибо, Су!

Конни протянула руку и дотронулась до его обхвативших стакан пальцев, ощутив при этом крепость его мужской руки.

– Я не виню вас, Ник.

– Добиться его освобождения можно только политическими или дипломатическими средствами.

– Часом раньше вы говорили, что посольство могло бы предпринять какие-либо.

Однако она находчива, подумал Ник. Настойчива, умна и ранима. И не без оснований! Его сердце потянулось к ней, но, опомнившись, он сунул его туда, где ему и надлежало быть, – за красный носовой платок.

– Надеюсь, что для вас послужит некоторым утешением то, что весь мир знает о несчастье вашего отца и восхищается его мужеством.

– Да, конечно, сейчас он герой, но перестанет им быть и превратится в обыкновенного человека, как только окажется на свободе.

– И будет прав! – Ник не забывал про свой джин с тоником.

Неожиданно Конни улыбнулась, и ее улыбка вмиг разогнала полумрак алькова в баре отеля «Империал».

– Я чувствую себя заигранной пластинкой.

– По вас этого не скажешь.

– Льстить вы умеете лучше Уиткрафта.

– Моему «я» был бы нанесен невосполнимый ущерб, если бы вы сказали что-нибудь менее приятное. Вы не станете возражать, если я сообщу вам по секрету, что вы прирожденный дипломат?

– Это не так, но я постепенно становлюсь им.

Он улыбнулся:

– Я попробую пойти дальше, чем намечал, и скажу вам, опять же по секрету, что у вас замечательная улыбка.

– Вы всегда заранее намечаете все, о чем будете говорить?

– Не так часто, как хотелось бы, и поэтому не в первый раз попадаю в неприятную ситуацию.

– Вы имеете в виду, что там, в посольстве, они подсунули меня вам в качестве наказания?

Долю секунды Ник был совершенно ошарашен.

– В добавок ко всему вы чрезвычайно сообразительны!

– Так вы мне поможете?

Ник лихорадочно думал, чувствуя себя загнанным в угол, и, что самое опасное, загнала его в угол женщина, находившаяся в беде.

Прикосновение ее покрытых лаком ногтей к его запястью отозвалось кодированным сигналом в его венах, сигналом, который узнал бы и расшифровал любой мужчина. Ее голос зазвучал тихо, как ночной ветерок, проносящийся по старому саду, напоминая забытые сны.

– Ник, мне показалось, что я заметила в тебе желание и готовность вмешаться, чтобы помочь мне.

Желание? Готовность? Вмешаться? Слова, которые ему следовало сказать еще час назад, он выпалил на одном дыхании:

– Мисс Хэннесси, посольство с радостью помогло бы вам при более благоприятном стечении обстоятельств, но подобные дела находятся вне сферы нашей деятельности.

– Оставьте, Ник! Это я уже слышала.

Как она могла это произнести и скрыть свою горечь? Если бы она смогла так же скрыть надежду в своих глазах! У него было ощущение, что она видит его насквозь. Спасибо Су, не забыл о его существовании и сам появился с третьим стаканом джина.

– Еще пунш? – спросил ее Ник.

– Нет, спасибо.

– У меня совсем вылетело из головы! С этого нам следовало начать! – он поднял стакан. – За Констанцию! За постоянство! Очень подходящее имя для такой преданной дочери, как вы.

– Спасибо!

– Я уверен, что ваш отец знает, что вы делаете для него все возможное и, наверное, страшно горд тем, что у него такая дочь.

Да, подумал Ник, и у него есть все основания гордиться ею. На глазах у Конни выступили слезы, и она отвернулась.

– Надеюсь, что это так и есть.

Ник выпил третий стакан гораздо быстрее первых двух. Ее влажные еще глаза снова обратились на него, потом на стол, на пустые стаканы и снова на него.

Люди часто считали пустые стаканы, собиравшиеся вокруг Ника к концу вечера. Нет причин смущаться от этого и сейчас. Он поднял стакан и громко сказал:

– За «Констанс и Хэннесси»! Отличный коньяк. Пробовали когда-нибудь? Хотите, я закажу?

Но Конни взяла свою сумочку, и ее пальцы судорожно вцепились в патентованную кожу, оставив на ней глубокие вмятины.

– Вы должны простить меня, но я должна идти. Меня вымотало это путешествие.

– Как пожелаете, – спокойно ответил Ник.

Позволить ей так просто уйти? Он же потом себе этого не простит!

– Если вы не в состоянии мне помочь, почему вы здесь? – тихо спросила Конни.

Он оторвал взгляд от ее округлых плеч и окунулся в зеленые, как море, глаза.

– На Лампуре? – попытался свести все к шутке Ник, но она молчала. – Или почему я здесь, в баре, с прекрасной женщиной? Последнее, по-моему, не требует объяснений.

– Первое, – она смотрела ему прямо в глаза.

«Упрямая, прекрасная, храбрая и верная дочь»… – вертелось у него в голове. Ник постучал указательным пальцем по полированной крышке стола.

– Я здесь потому, что три года назад получил назначение на этот благословенный тропический остров в Индийском океане. И случилось это потому, что большего они мне доверить не могли.

– Откровенное заявление!

– И очень честное!

– И вас они мне и подсунули!

Ник предпочел пропустить оскорбление мимо ушей.

– Разве мне не повезло, что получилось так?

– Я имела в виду…

– Я знаю, что вы имели в виду. Вы только теряете со мной впустую свое время.

– Я хочу спасти своего отца, Ник.

– Только не рискуйте понапрасну!

– Я пойду на любой риск, если будет необходимо. То же сделали бы и вы, будь это ваш отец.

– Пришедшее к власти на прошлой неделе правительство угнетает население, поэтому симпатии народа склоняются на сторону мятежников. Все здесь прикидываются, никому нельзя верить. Кстати, вы говорите на местном диалекте?

– Нет, мы прожили здесь всего полгода.

– Значит, ваши шансы ничтожны.

И сам он не может предложить ей ничего дельного. Ему нужно опомниться и предоставить этой женщине самой решать свои проблемы. В лучшем случае все ее старания спасти отца обернутся для нее горем, в худшем – смертью.

Конни встала.

– Спасибо за угощение. Мне жаль, что я отняла у вас время, – она направилась к арке, ведущей в главный холл.

Ник поспешил за ней. Благодаря широким шагам он вскоре догнал ее, они прошли холл, повернули в коридор, и здесь он схватил ее за запястье и резко повернул к себе.

– Вы же не собираетесь сесть в джип и ехать в горы к мятежникам? Это не приключенческий фильм, это реальная жизнь!

– А что вы предлагаете мне предпринять? Сдаться на вашу милость?

Ник почувствовал себя польщенным, но тут же сообразил, что она имеет в виду не его лично, а британское посольство.

– Если вы попадете в какую-нибудь переделку с мятежниками, вряд ли вы найдете у них сочувствие.

– А у вас? – она постучала его по груди.

Ответа не последовало. Он сделал все. Внимательно выслушал ее, предостерег, выпил три стакана джина, а она упорно не желает отпустить его с крючка и освободить ему от угрызений совесть. Почему он всегда чувствует ответственность за людей, которым не в силах помочь?

А Конни очень хотелось знать, зачем ему понадобилось приводить ее сюда, внимательно ее выслушивать, пить джин так, будто он скоро напрочь исчезнет из баров Лампуры, и гнаться за ней до самого лифта, чтобы сказать еще пару слов. Пожалуй, она знает ответ. Ник Этуэлл хочет ей помочь, отдает он себе отчет в этом или нет.

Конни повесила сумочку на плечо, привстала на цыпочки, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала в губы. Пусть думает, что на нее подействовала коа-пора.

– Спасибо за помощь.

– Я же ни единым словом не обмолвился, что я… и вообще я не понимаю, почему…

– Потому что вы лучше, чем вы сами о себе думаете, мистер Этуэлл.

– Вы бы так не сказали, если б знали, о чем я сейчас думаю.

Когда она опустилась на каблуки, он взял ее за подбородок большим и указательным пальцами, поднял ее лицо и приник к нему в поцелуе. Он ласкал ее губы своими до тех пор, пока они оба не задрожали.

Конни почувствовала, что умирает, что пол поплыл у нее из-под ног, что она все еще в приземляющем самолете, который доставил ее на остров, что остров уже не остров, а корабль в бурных водах океана. Руки Ника уже лежали на выпуклостях ее бедер, а ее грудь терлась о его неглаженный пиджак.

Поцелуй Ника отдавал горечью, моментами Конни чувствовала, что привкус становится резче, будто она пьет джин с бархатистого кончика его языка.

Вдруг она широко открыла глаза и отпрянула от него, закачавшись на своих высоких каблуках.

– Извините!

Он придержал ее за талию, чтобы она не упала.

– Наверное, это от жары… – она знала, что ее горящие щеки послужат только подтверждением ее невинной лжи, – …и коа-поры!

– Скорей всего!

Она слабо улыбнулась. Неудивительно, ведь он дипломат. Совершенно невозмутим, вежлив, можно подумать, что женщины каждый день кидаются ему на шею. Хотя, вполне возможно.

– Надеюсь, вы не подумали…

– Вовсе нет!

– Я не хотела… Я думала, что моя благодарность…

– Я понимаю.

– Мне показалось, что я вам не безразлична.

Кажется, это была неплохая идея – попытаться вскружить ему голову, подумала Конни.

– Мне жаль, что у вас создалось ложное обо мне впечатление.

– Это моя ошибка, – краска стыда залила ее щеки. – Коа-пора!

– Несомненно.

Их обоих устраивала эта обоюдная ложь, а Ник сомневался, что она поверила его словам, по крайней мере он надеялся, что нет.

Она направилась по черно-белому паркетному полу к единственному лифту. Ник смотрел ей вслед, с каждым ее шагом говоря себе, что будет глупцом, если побежит за ней. Он уже успел совершить ошибку, поцеловав ее.

Он догнал ее у самого лифта.

– Мисс Хэннесси, я в курсе всех местных происшествий, и время от времени через меня проходят кое-какие сведения, которые могут заинтересовать вас.

Она повернулась к нему, преисполненная вновь обретенным чувством собственного достоинства, погасив в себе стыд, который только что пылал на ее щеках.

– Я приехала сюда не за сведениями. Тем не менее спасибо.

– Я постараюсь собрать что-нибудь для вас и через недельку сообщу вам некоторые имена…

– Через три дня, пожалуйста!

Он улыбнулся, почувствовав почему-то огромное облегчение.

– Договорились.

Они пожали друг другу руки. Искушенный теплотой ее руки, Ник задержал ее руку в своей несколько дольше, чем следовало, но она, казалось, не заметила этого. Поцелуй случился в другой жизни, когда-то в далеком прошлом, задолго до того, как был построен отель «Империал».

Лифтер открыл дверцу, Конни вошла, и лифт, скрежеща и скрипя кабелями, пополз вверх.

– Не забывайте спрашивать, не оставлено ли для вас сообщение у портье. Я пришлю вам записку, – крикнул Ник ей вслед.

Засунув руки в карман, он прошелся по коридору, пересек холл и вышел из отеля.

Когда Конни, приняв душ, вспомнила последние слова Ника, она на всякий случай позвонила портье. Для нее уже была записка! Она попросила принести ее и бутылочку воды, а сама бросилась на кровать. Лежа на спине, она засмотрелась на крутящийся вентилятор, отбрасывавший по потолку диагональные тени. Он все крутился, и крутился, и крутился… Незаметно для себя она заснула.

Стук в дверь вырвал ее из объятий самого глубокого за последние дни сна. Конни вскочила, поправила волосы и открыла дверь.

Низенький человечек в форме служащего отеля с лицом цвета орехов гикори протянул ей вдвое сложенную записку, отпечатанную на бланке британского посольства. Это было приглашение на прием, который должен был состояться вечером. В спешке сделанная рукой приписка гласила:

«Не могу обещать многого. Рабочий прием. Могут быть не бесполезные для вас люди. Пожалуйста, приходите».

Многообещающий мужчина, однако, не любит много обещать, подумала Конни, удивляясь, что почерк, свидетельствующий скорее о безрассудности, чем благоразумии писавшего, кажется ей странно знакомым. У нее стало тепло на душе.

Принужденная жить двойной жизнью, ездить по всему миру, ходатайствовать, просить, требовать, в то время как единственное, чего ей хотелось, так это покоя и возвращения отца, она недоумевала: неужели и Ник Этуэлл живет двойной жизнью? Можно ли ему доверять? И если не ему, так кому? И разве у нее есть выбор?

«Может быть, ты вкладываешь в эти строчки больший смысл, чем тот, который в них заложен», – сказала она себе. Ее удивляло загадочное противоречие между его непринужденными манерами и умением внимательно слушать.

Она пробежала глазами записку еще раз. Ни строчки приветствия, ни подписи! Удивительная для дипломата невежливость! Она сложила записку вдвое и небрежно кинула на стол. Тут ей бросилось в глаза, с какой тщательностью выписано ее имя.

«Интересно, как записка нашла меня, если на ней стоит одно только слово – «Конни»?» Ее голос эхом отозвался в полупустом номере, и у нее появилось жуткое ощущение, что она единственный постоялец этого огромного отеля.

В конце концов Лампура прославилась на весь мир только тем, что уже десять лет держит ее отца в заложниках. Видимо, из-за этого, а также из-за всевозможных мятежей, бунтов и революций, туристы не жалуют остров своим посещением.

Ее осенило. Если ей удастся войти в контакт с правительством Лампуры и переговорить с премьер-министром, она намекнет ему на увеличение притока туристов в страну в случае освобождения ее отца! Поддержка прессы и помощь людей доброй воли… Нет! Спасение отца целиком зависит от нее и только от нее. Она не может положиться на симпатичных, но беспомощных третьих секретарей посольства. Но все-таки нет да нет, лицо Ника всплывало перед ее взором. Ей не терпелось спросить его о том, что он собирается предпринять.

– Он хочет мне помочь, – громко сказала она сама себе вслух, как будто мысль, произнесенная вслух, может стать реальностью.

Приглашение она решила принять.

– Там будут другие дипломаты, – разговаривала она сама с собой, открывая чемоданы, – те, которые на самом деле что-то могут сделать и которые на лучшем счету в министерстве иностранных дел, чем милый и скромный Ник Этуэлл.

Который, к тому же, хорошо умеет целовать.

«Ты же поцеловала его первой!»

Он был пьян!

«А какое оправдание ты подыщешь для Констанции Хэннесси? – спросила она себя строго. – Пунш? Долгий перелет?»

Конни уныло перебирала свой помятый гардероб. Что же надевают обычно женщины на прием в посольстве?

Ничего особенного. Мужчины были в смокингах, а немногочисленные туземки в саронгах всевозможных раскрасок и сандалиях на босу ногу. Конни надела платье из немнущейся воздушной ткани, под которым блестела комбинация из черного шелка. Хотя платье было скромным, она почувствовала себя разнаряженной школьницей, отправляющейся на вечеринку.

Она не избавилась от этого ощущения и тогда, когда все двадцать человек, как один, повернулись в ее сторону, как только она вошла. Куда же она сунула приглашение, и где же, черт возьми, Ник Этуэлл?

Человек, на которого она имела глупость возлагать надежды, сидел у стойки бара и болтал с каким-то тучным мужчиной в смокинге. Тучный мужчина кивнул в ее сторону. Ник допил свой стакан и медленно повернулся на вращающемся стуле.

– Конни, – крикнул он через зал, перекрывая шум и размахивая стаканом, – что бы ты хотела выпить, дорогая?

Она натянуто улыбнулась, а к ней уже спешил посол Уиткрафт. Неодобрительное выражение лица, которым он одарил Ника Этуэлла, тут же сменилось на милую улыбку, когда он обратился к Конни.

– Добро пожаловать! – рокотал посол, и ее рука оказалась зажатой между его потными ладонями. – Разрешите вам представить…

Она прошла сквозь группу людей с лоснящимися лицами, прилежно стараясь запомнить имена и титулы. Может быть, кто-нибудь из них пригодится ей в будущем, хотя доверять никому не стоит.

– Большинство здесь присутствующих – сотрудники посольства, – говорил Уиткрафт, – есть несколько журналистов, освещающих революции и прочие темы. Это Чарльз. Это Джексон. Это Каннингэм…

Конни хорошо запомнила Джорджа Каннингэма, хотя сама не поняла, почему. У него была странная манера тихо стоять в стороне, сливаясь со стенами, при этом улыбаться и за кем-нибудь наблюдать.

– Рад встрече с вами, – сказал он. – Надеюсь, сегодня не очень жарко.

– Вовсе нет.

– Я смотрю, наш Ник взял на себя полномочия пригласительного комитета, – вступил в разговор Джексон.

На мгновение от мысли, что об их с Ником поцелуе могут уже знать, Конни сделалось дурно. В маленьком мирке, подобном этому, секреты недолго остаются секретами.

– Оставьте Ника в покое, – сказал кто-то. – Общению с нами он предпочитает бар.

– Я заметила, что он любит хорошо выпить, – сказала Конни как можно спокойнее.

– И хорошо, и плохо, и так себе! Для Ника это роли не играет.

– Но на работе, однако, я ни разу не видел его пьяным, – выступил в его защиту Уиткрафт.

С этим Джексон согласился:

– Всем нужна передышка, но уж между передышками – море джина!

Мужчины громко засмеялись. Конни посмотрела на сидевшего у стойки бара Ника и задумалась. Неужели случившееся днем было не более, чем ее тоской по человеку, который помог бы ей выстоять и скрасить бы ее одиночество вдали от дома? Она взяла себя в руки. Подобные чувства привели ее однажды к Полю. Она не совершит одну и ту же ошибку дважды!

У стойки бара Ник вел бессвязный разговор с барменом – туземцем, строя пирамиду из своих пустых стаканов. В основании их было три, а во втором ряду пока еще только два.

– Я должна поздороваться с человеком, который меня пригласил на прием, – сказала Конни Джорджу.

– Конечно, конечно, подойдите к нему, а то он что-нибудь выкинет!

– Он может?

Джордж пожал плечами:

– Он может закричать через зал, что вы самая прекрасная женщина из тех, какие бывали на Лампуре с тех пор, как встает солнце, что вы огненно-волосая богиня голубых лагун, мудрая и терпеливая, с глазами цвета южных морей. Что-нибудь в этом роде!

Конни вспыхнула, как маковый цвет.

– Неужели, он говорил это?

– Каждому, кто приближался к стойке. Он повторяет это как заклинание.

– О Господи! Я поговорю с ним.

– Но не забывайте и про нас!

– Да, конечно.

Конни пришлось кивнуть нескольким секретарям посольства, пока она добиралась до Ника.

– Это и есть в вашем представлении рабочий прием?

Она стояла, он сидел на стуле, свесив к полу одну ногу. Их лица оказались на одной высоте. Ник посмотрел в ее зеленые с золотыми и коричневыми вкраплениями глаза и почувствовал, что его сердце останавливается. В этих глазах не было больше иллюзий.

– Добрый вечер, мисс Хэннесси. Да, такая у меня работа! Я должен быть социальным, не будучи социалистом, и коммуникабельным, не будучи коммунистом. Если вы вступили в партию, вы должны проводить ее политическую линию.

– Вы пьяны.

– И я вам отвратителен? Кругом! – он отвернулся к своей пирамиде.

– Вы пригласили меня сюда только для того, чтобы я полюбовалась на это сооружение?

Он усмехнулся, не поднимая на нее глаз:

– Я знаю, что вас интересует только ваш отец, Конни. И только он. Я буду здесь весь вечер.

– И по всему ясно, до поздней ночи.

– Вы не очень тактичны!

– У меня нет времени для любезностей. Я пришла сюда…

– Я отлично знаю, зачем вы сюда пришли, Конни.

– Если вы не хотите мне помочь, так и скажите.

– А разве я этого еще не сделал?

Некоторое время Ник пристально всматривался в коричневое содержимое своего стакана, затем резко повернулся, изобразив на своем лице удивление:

– Вы все еще тут?

– Вы были внимательны ко мне сегодня, предложили мне, так сказать, свое сочувствующее ухо.

– Как Ван Гог, только без крови, – он дотронулся до мочки левого уха.

Конни, скорчив смешную рожицу, рассмеялась.

– Но разве возможно, – продолжил он, – чтобы Ван Гог по уши влюбился в женщину, которая умеет строить смешные рожицы?

Если он не избавится от нее как можно скорее, то с ним, в отличие от Ван Гога, это может случиться, добавил он про себя.

Конни сложила руки на груди и многозначительно улыбнулась:

– А вы вовсе не так пьяны, как хотите казаться.

– Не надо оскорблений!

– Я вижу, что вы заранее продумали все и преднамеренно устроили эту комедию.

Он встал и взял ее за локоть. Повернувшись к стойке, другой рукой он схватил свой недопитый стакан, большим пальцем прихватив еще один, полный, и быстро повел ее через зал к высоким дверям, ведущим на веранду:

– Хорошо, давайте выйдем.