Текст книги "Варвары против Рима"

Автор книги: Терри Джонс

Соавторы: Алан Эрейра
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Принято считать, что варвары разрушили города римского мира и что по их вине средневековая Европа превратилась в сельскую местность с несколькими городишками. Карфаген приводился как классический пример: к VIII в. он опустел, что, по общему мнению, произошло благодаря нецивилизованным вандалам. Современные раскопки показывают, что это бредни.

Карфаген действительно опустел в VIII в., но развал начался при римлянах, когда экономическая разруха привела к тому, что богачи перебрались в свои сельские поместья и городской организм стал распадаться[378]. Существует масса сведений об общественных зданиях, которыми перестают пользоваться во время вандальского периода. Массивная судебная базилика в центре города начала разваливаться примерно с 450 г.[379], а роскошное здание бань, предположительно уже разрушенное, было полностью уничтожено где-то в VI в.[380]. Но в этом не было ничего необычного, ведь город уже рассыпался, когда вандалы в него вошли. Они разрушили здания, предназначенные для драматических, музыкальных и поэтических представлений (театр и одеон), но сделали так потому, что считали подобные зрелища аморальными. А потом на месте старого театра появилось новое здание – свидетельство обновления, а не уничтожения[381]. Цирк остался весьма популярным местом проведения гонок на колесницах, которые проходили точно так же, как и раньше. И совершенно очевидно, что вандальский Карфаген имел много образовательных учреждений. Там были школы гуманитарных наук, философии, лингвистики и этики[382], где римляне и варвары сидели бок о бок в заполненных лекционных аудиториях[383].

На самом деле, удивительно трудно найти какие-нибудь свидетельства искоренения римского образа жизни в вандальской Африке. Вандалы жили точно так же, как люди вокруг них, вплоть до того, что лишь 8 захоронений на всем континенте с уверенностью идентифицируются как германские[384]. Историки писали про латинских поэтов, бывших в Вандальском королевстве угнетенным меньшинством, но нет оснований полагать, что эти поэты сами не были вандалами. Если не считать исключением предубеждения, противоречащего всем сведениям об образе жизни вандалов, что вандалы не могли быть такими утонченными[385].

Общее мнение на сегодня таково: «Для города Карфагена вандальская оккупация означала упадок, по крайней мере, в том, что касалось повседневной жизни граждан»[386].

MARE BARBARICUM

С падением Карфагена римляне еще не потеряли Африку – они лишились только Западного Средиземноморья. Все Средиземное море, каждый метр побережья и каждый остров в нем, находилось под римским правлением с 133 г. до н. э. Испания еще воспринималась как римская земля, даже несмотря на то, что там уже не было имперской власти. Договор с Гейзерихом создал у римлян ложное представление, что Африка все еще принадлежит им. Но теперь срок договора кончился, и Африка ушла. Карта мира, существовавшая до 572 г., стала другой. «Mare Nostrum», «Наше море», больше не было их морем.

Благодаря усилиям рейнландского монаха-копииста, жившего около 1200 г., до нас дошла римская дорожная карта IV в. Она известна под названием Tabula Peutingeriana. На длинной узкой схеме мира, длина которой в 20 раз больше ширины, изображены земли от Гибралтара до Бенгальского залива. Это обновление более старой карты, и на ней показаны Помпеи, которые не восстанавливались после того, как были погребены под пеплом во время извержения вулкана в 79 г. н. э. В те времена, когда был изготовлен оригинал, более 90 % территорий, показанных в атласе, находились под властью Рима.

Средиземное море течет по 80 % площади карты, как река. Оно – не барьер, а широкая дорога, главная артерия римского мира. В центре мира – Рим, золотой кружок, внутри которого сидит император в пурпурной тоге, в руках у него держава, скипетр и щит. Ниже него порт Остия, показанный одним полукруглым пакгаузом вокруг причала и маяка, похожий на раскрытую каменную пасть, требующую пищи для Рима. Точно напротив, на другой стороне Средиземного протока, – Карфаген, источник пищи.

Но теперь Средиземное море больше не было главной дорогой. Гейзерих, твердо намеренный сокрушить оставшуюся римскую мощь, немедленно приступает к строительству кораблей. Море сменило хозяев и стало варварским, таким же опасным, как дремучие леса. Восточным торговцам срочно были выданы патенты на поставки продовольствия в Рим. Была созвана милиция, а гражданскому населению разрешено носить оружие ввиду опасности внезапного нападения врага с моря.

Риму было необходимо нанести ответный удар. Огромный флот и армия с Востока и Запада во главе с пятью командующими стали собираться на Сицилии. Но флот не вышел в море. Вместо этого в 442 г. Рим был вынужден подписать унизительный новый договор с Гейзерихом и согласиться на поставки зерна из Африки в обмен на пакт о ненападении, который признавал бывшего врага «союзным королем и другом». В нем также подтверждалась власть Гейзериха над частью Сицилии, и скреплялось это соглашение обручением сына Гейзериха, Гунериха, с Евдокией, дочерью августа Валентиниана III.

Армада, собранная на Сицилии в 440 г., была огромной, в ней насчитывалось 1100 кораблей. Она могла переправить армию, которая выбила бы Гейзериха и его вандалов из Карфагена, и Западная Римская империя осталась бы цела. Так почему же армада не вышла в море?

И опять история вандалов переплетается с историей гуннов. Но на этот раз гунны их спасли. Они впервые напали на империю.

(обратно)

НЕМЕЗИДА

Есть одно имя, которое ассоциируется с разнузданной варварской дикостью во всей ее безжалостности и бессмысленности. Во всяком случае, если вы вскормлены римскими сказками, разогретыми для нас Возрождением и с тех пор постоянно подогреваемыми.

АТТИЛА ГУННСКИЙ

Картина Рафаэля XVI в., изображающая встречу папы с Аттилой вблизи Мантуи (на картине встреча происходит у ворот Рима), демонстрирует противостояние святой церкви, охраняемой святыми с небес, и живого воплощения Антихриста, чьи дикие последователи объяты клубами адского дыма. Давайте познакомимся с Антихристом получше. Приготовьте ваши распятья и зубчик чеснока. Ах да, и что-нибудь в подарок. Греческий историк Приск в 449 г. сопровождал посольство к нему и оставил весьма полный отчет о случившемся[387].

Начнем с того, что встреча, по Приску, происходила не под открытым небом или в шатре, а в просторном и красивом деревянном дворце Аттилы. Самого великого короля не было. А когда Аттила появился, его встретила процессия поющих девушек. Они шли, укрытые длинными льняными покрывалами, которые держали сопровождавшие их слуги. Когда Аттила проскакал вдоль процессии, к нему вышла из своего дома жена советника министра с прохладительными напитками на серебряном подносе. Она подняла его так, чтобы Аттила мог дотянуться до питья, не сходя с коня.

Аттила был харизматической личностью и тонким политиком. Он знал, как себя преподнести и как создать вокруг себя соответствующую ауру. Он преуспел в саморекламе и мифотворчестве и использовал эту встречу не только для того, чтобы поразить римлян, но и чтобы унизить тех на глазах у своего народа.

Посла заставили прождать несколько дней, а затем пригласили на пир ровно в три часа. У дверей дворца от гостей потребовали выпить за здоровье хозяина, затем их провели в огромный зал с креслами вдоль стен. Сам Аттила полулежал на диване. Позади него возвышался помост, на нем – кровать с пологом. Приск описывает Аттилу как темноволосого, широкогрудого и большеголового коротышку с маленькими глазками и плоским носом. У него была начинавшая седеть скудная бородка. Хотя и властный, он не был склонен к насилию. «Он был мудрым советчиком, сострадательным к тем, кто искал помощи, и верным тем, кого считал друзьями».

Расселись в строгом порядке, а затем исполнили продолжительный ритуал: каждый гость отдельно пил за здоровье Аттилы. Потом внесли небольшие столики с богатым угощением на серебряных блюдах и с питьем в золотых и серебряных чашах. Перед Аттилой, однако, стояли только деревянная кружка, деревянная тарелка с очень простой пищей. На нем была одежда без вышивки и украшений. Праздник завершился выступлениями менестрелей и комедиантов, но римский посол уснул в самый разгар застолья.

Проще всего сказать, что Аттила был непонятой исторической фигурой, что его цели неверно истолкованы и вообще он был отличным малым. В конце концов, в Венгрии и Турции его и сейчас считают героем, подобием гуннского короля Артура, а Аттила – популярное венгерское имя. Знаменитый мадьярский роман, написанный в 1901 г. на основе отчета Приска и венгерского мифа, рисует весьма привлекательный образ харизматичного Великого короля[388].

С ним были и люди, которые сознательно предпочли жизнь среди гуннов. При дворе Аттилы Приск встретил грека-торговца, захваченного в плен и начавшего новую жизнь процветающего гунна. Этот человек объяснил, что здесь ему живется лучше, чем у римлян, и доводы, которые он выдвинул, были весьма похожи на те, которые приводил Сальвиан, говоря о багаудах. Римская власть создала налоговую и правовую системы, которые служат богатым и карают бедных, тогда как среди варваров, в мирное время, конечно, люди живут сами по себе.

В этом есть определенная доля истины, поскольку Аттиле не нужно было брать налоги с подданных – он взимал их с Константинополя. Но этот Великий король не собирался строить земной рай для всего человечества. Аттила был так же беспощаден, как любой римлянин, и обладал скорее деспотической властью: Приск резко замечал, что жизнь и собственность римлян хотя бы не зависели от причуд их правителей.

Великий король – с одной точки зрения, человек, страдающий манией величия, – с другой. Согласно Иордану, цитирующему Приска, распространялся (предположительно, самим Аттилой) рассказ о том, что пастух, шедший по кровавому следу поранившейся коровы, нашел в земле меч, который отдал Аттиле. Тот тут же опознал его как Меч Марса, дарующий ему воинскую удачу и право на мировое господство[389]. И, как любого другого завоевателя, его мало волновало, сколько ужасов и страданий принесет он миру.

ЭФЕМЕРНЫЕ ГУННЫ

Приск сопровождал послов примерно через 80 лет после того, как готы в страхе бежали от гуннов, пришедших в Дакию. Гунны давно уже были оседлым народом. Теория эпохи Возрождения о грубых варварах-язычниках, остановленных чудодейственной силой папы, – очевидная фантазия. Но она намного ближе к тогдашнему видению событий, чем современное популярное изображение гуннов в виде орды диких азиатских конников, галопом несущихся по Европе, убивающих ее жителей и превращающих города в руины.

К тому времени, когда вандалы переправились в Африку, гунны жили в Дакии и Паннонии в деревянных домах на доходы от труда подвластных им крестьян. Сами гунны так и остаются существами эфемерными. Видимо, они стали похожими на готов. На гуннской территории раскопаны тысячи захоронений, и практически ни одно из них нельзя идентифицировать как гуннское. Судя по вещам, захороненным с телами, большинство могильников выглядят чисто германскими[390].

Мы почти ничего не знаем о гуннах. Их происхождение и даже язык остаются загадкой. До нас не дошло ни одного гуннского слова, но, возможно, так случилось потому, что у них не было отдельного языка. Возможно, они говорили на тюркском. Одного из дядюшек Аттилы звали как-то похоже на Октар, a oktor на тюркском означает «могучий». Другие имена поддерживают данную гипотезу: отец Великого короля звался Мундзук («жемчужина»), одна из жен – Эрекан («прекрасная королева»), а его сын – Эрнак («герой»)[391]. «Аттила» тоже могло быть тюркским словом, уменьшительным от atta, что означает «отец» и на тюркском, и на готском. Скорее всего, это было имя собственное. Прозвание «батюшка» дожило до двадцатого столетия как одно из наименований русского царя в разговорной речи. Так что слово attila принадлежит к языку подвластных ему народов, а большая их часть вообще не были гуннами. Аттила и его брат Бледа жили среди придворных, которые говорили на готском германском и понимали латынь и греческий. Один из советников Аттилы и его секретарь были римлянами, тогда как другой советник был одним из предводителей восстания багаудов в Галлии.

Гунны теперь стали многонациональным обществом. В 420–430 гг. король Ругила завязал тесные отношения с империей, поставляя ей наемников и обмениваясь заложниками. Чтобы убедить варвара в том, что худой мир лучше доброй ссоры, Феодосий II, август Востока, постановил выплачивать ему ежегодно 350 фунтов золота. Предполагалось, конечно, что золото вернется в империю, поскольку гунны покупали у нее предметы роскоши и оружие. Это очень напоминает помощь слаборазвитым государствам в наше время. С точки зрения римлян, в этом было еще и то преимущество, что гунны вовлекались в рыночную экономику.

После смерти Ругилы править стали его племянники Бледа и Аттила. Это случилось вскоре после того, как Константинополь отправил огромное число людей и кораблей к Сицилии для предполагаемого нападения на Гейзериха. Феодосия заботила безопасность оставленных без должного прикрытия границ, поэтому он согласился с тем, что двойное королевство должно получать двойную дань. По настоянию гуннов договор был подписан на лошадиной спине, что должно было смутить константинопольских посланников. Несмотря на то, что гунны теперь вели более-менее оседлый образ жизни, основанный на земледелии, жизнь на лошадиной спине все еще оставалась их отличительной чертой.

По этому соглашению двое беженцев из гуннского королевства были возвращены братьям. Короли беспокойно воспринимали любые заговоры, направляемые из империи. Выданные диссиденты были посажены на кол. Первый римский христианский император, по очевидным причинам, в 337 г. упразднил сходную по жестокости казнь через распятие, и, хотя римские наказания по-прежнему были унизительны и причиняли долгие страдания (расчленение и заливание расплавленного свинца в глотку)[392], этот жест показывал, что гунны могли действовать по собственному усмотрению.

Но как только стало ясно, что Константинополь беззащитен, братья решили, что достигнутое соглашение может быть пересмотрено лучшим для них образом. Достаточно скоро они со значительными силами пересекли Дунай. Это гуннское вторжение уже не было набегом диких степных всадников. Они многое позаимствовали у окружающего мира, и теперь у них был совершенно иной арсенал для ведения войны. Гунны наняли инженеров, и те построили им осадные орудия и катапульты. Забудьте вопящие орды с луками и стрелами. Эти парни, как будто с ленцой и не торопясь, проломят любые стены и головы. Они уничтожили несколько фортов и небольших городов и осадили Наис (современный Ниш). Используя метательные орудия и огромные защищенные прочными подвижными навесами тараны, гунны взяли город.

Удар ошеломил империю. Впервые в истории на ее территорию вторглась армия варваров, оснащенная тяжелой артиллерией. От войны с Гейзерихом они тут же отказались. Враг был слишком близко к Константинополю, чтобы затевать крупную кампанию в Африке. В 442 г. от гуннов откупились еще большей данью – она составляла свыше 1000 фунтов золота в год. А в новом договоре с Гейзерихом Рим признал его союзником, а не врагом и, унизившись, получил доступ к африканскому зерну и оливковому маслу.

Но как только константинопольская армия вернулась с Сицилии, август Феодосий II почувствовал себя намного уверенней и прекратил выплаты гуннам. Примерно в это же время, в 445 г., Аттила понял, что вполне может управляться без помощи старшего брата. Бледа умер. Никто не знает почему, но, похоже, не без участия Аттилы.

НОВЫЙ ПОРЯДОК АТТИЛЫ

Никакие другие варвары, наверно, не были столь ненавистны римлянам: их записки о гуннах отмечены глубоким страхом. Это стало результатом уникальных отношений Аттилы с империей. Он создал на Дунае некое подобие «железного занавеса», полностью отгородив гуннский мир от Рима.

У Рима были хорошо налаженные коммуникации с варварскими народами за границей. Они обеспечивали передвижение и торговлю, но позволяли бдительно следить за происходящим, поощряя романизацию посредством выплаты субсидий вождям, а также набирать наемников и обмениваться заложниками, чтобы дети варварских вождей росли в римской среде и, таким образом, постигали преимущества цивилизации.

Аттила с этим покончил. Он понимал, что если получит единоличный доступ к римским субсидиям и поднимет их уровень, то его значимость в собственном обществе резко возрастет. Если же, запретив свободную торговлю с империей, он будет еще и контролировать торговлю и передвижения через границу, его власть станет абсолютной.

Монопольный контроль над римскими деньгами был, похоже, способом, который он позаимствовал у Ругилы. Ругила не позволял римлянам платить субсидии тем, кого он объявлял своими вассалами, угрожая, в противном случае, аннулировать свои договоры с Римом[393]. И Аттила так же настойчиво, как и его предшественник, требовал выдачи беглецов. Гуннам не дозволялось жить в Римской империи. А поскольку Великий король, кроме того, отказался от практики Ругилы поставлять Риму наемников, то возник своеобразный барьер между Римом и варварами-язычниками.

Аттила явно был намерен сделать этот барьер как можно более прочным. Одно из его требований, которое должно было обсудить посольство Приска, заключалось в том, что не должна была обрабатываться полоса земли шириной в 100 миль по южной стороне Дуная. Когда-то римляне захотели границ. Теперь их возжелали варвары.

У гуннов всегда было много вождей: у кочевых народов нет центральной власти, потому что она не справляется с управлением большими группами людей на огромных расстояниях. Но теперь они уже не были кочевниками, и наличие одного верховного правителя стало возможным. Аттила понимал, что путь к такой власти лежал через абсолютный контроль над поступлениями римского золота, подкрепленный сведением на нет римского влияния. Он сам будет распределять деньги и не позволит подданным много тратить на приобретение римских товаров. Для римско-гуннского товарообмена была открыта единственная торговая точка – в Марге-на-Дунае, возле Белграда в современной Сербии. Да и ее трудно было назвать рынком – гунны покупали в основном зерно и продавали продукты животноводства. Раскопки поселений на гуннской территории выявили странное отсутствие римских предметов и наличие преимущественно готских товаров (и гуннских котелков). По предположениям археологов, это указывает на негативное отношение к римлянам части местного населения, но вполне вероятно, что людям запрещали свободно совершать покупки. А затем, в 449 г., когда рынок сформировался и, видимо, начал становиться все популярней, Аттила перевел его в Наис, на 150 миль вверх по течению, в город, который за семь лет до этого он сам же и разграбил. Мера, явно не направленная на расширение рынка.

Существует потрясающее свидетельство того, что жители – не гунны стремились отождествить себя с гуннами и показать, что они не римляне. Они начали бинтовать головы детям, чтобы сделать их длинными и острыми, как это делали хозяева страны[394]. В особенности это относилось к девочкам. Возможно, это делалось для того, чтобы помочь им выйти замуж за представителей нового правящего класса.

Если люди за «железным занавесом» Аттилы не тратили деньги на римские товары или строительство для себя домов в римском стиле (а ни одного такого здания там не обнаружено), на что же шло золото, которое им давал Аттила? Ответ дают сокровища, подобные обнаруженным в Силадьсомле в Трансильвании. Это потрясающая коллекция дорогих ювелирных украшений высочайшего качества, ясно указывающих на высокий статус их обладателей. Похоже, хозяева принадлежали к готской группе. Еще одни сокровища были найдены в 1979 г. при раскопках в Паннонии, в современной Венгрии («сокровища Паннонхальма»). Они, судя по всему, принадлежали гунну. Это прекрасные, отделанные золотом упряжь, мечи и лук. Некоторые из украшений стилистически идентичны находкам, обнаруженным в Рейнских землях и на Азовском море[395].

То, что золото распределял Аттила, означало, что все представители высших слоев общества зависели от него. Королевство, которое он построил на эти деньги, было огромным. Ему подчинялись готы на территории от Каспийского до Северного моря. Останки гуннов обнаруживаются от Австрии до Украины. Впервые Римская империя оказалась в роли добычи варварского королевства, намеренного питаться ее плотью.

ДОЙНЫЙ КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Почти с самого начала Аттила почувствовал, что Феодосий II – властитель слабый. Он был «мягкий человек и великолепный художник-иллюминатор»[396], и Аттила намеревался выдоить его до последней капли. Первая попытка последовала после смелого решения Феодосия прекратить субсидирование вскоре после возвращения имперских войск для защиты стен Константинополя. А какие это были стены! Лучшее оборонительное сооружение в мире, построенное чуть больше 30 лет назад. Перестроенные, они стоят и поныне. Нападавшим необходимо было вначале преодолеть ров с водой шириной 60 и глубиной 30 футов, с усовершенствованной гидравлической системой заполнения. Форсировав ров, они оказывались на простреливаемом пространстве шириной 60 футов, которое завершалось стеной высотой в 30 футов, с дорогой, идущей по верху стены, и серией башен. Тот, кто вскарабкался бы на эту стену, оказался бы на еще одном открытом пространстве в 45 футов шириной; затем возвышалась следующая стена высотой в 60 футов, с пешеходной дорожкой поверху и башнями высотой 150 футов. Все было построено с учетом мощи тогдашней артиллерии. Ни одно осадное орудие не способно было пробить эту стену: тут необходимо было нечто более мощное. Аттила ждал знака судьбы.

27 января 447 г. стены Константинополя рухнули. Подарком судьбы для вождя гуннов стало землетрясение. Аттила пошел на город, чьи жители были в полном отчаянии. Болельщики цирковых гоночных команд – эквивалент наших футбольных фан-клубов– организовали восстановительные работы, которые ударными темпами велись день и ночь. И они сделали это! К тому времени, когда Аттила подошел к Константинополю, стены были восстановлены.

Парадоксально, но будь это прежние гунны, стремительные конные лучники, они преодолели бы 500 с небольшим миль в считаные дни и легко взяли бы город. Но те времена ушли безвозвратно. У армии Аттилы была огромная осадная машина, предназначенная для штурма городов, а не крестьянских ферм. Она неотвратимо катилась к Константинополю со средней скоростью чуть больше 6 миль в день.

Прибыв на место, машина перекалечила много вражеских солдат, но сам Константинополь остался неприступным. Для того чтобы в Константинополе поняли, что у него серьезные намерения, Аттила принялся уничтожать города на Балканах.

Семьюдесятью годами раньше, когда здесь свирепствовали готы, жители укрылись в этих городах и относительно спокойно жили за их стенами. Но то, что произошло потом, ясно показали раскопки Никополя-на-Истре:[397] укрепленные города, спасшиеся от готов, были уничтожены гуннами. Этот город, как и многие другие вокруг, был полностью разрушен. Гунны не просто грабили и убивали: они выполняли тяжелую работу по полному сносу городского центра. Римская городская цивилизация на дунайских равнинах к северу от Балканских гор пришла к концу. Константинополь все понял, что и требовалось доказать.

Все притязания Аттилы были удовлетворены. Помимо причитающихся ему денег, он желал возвращения беглецов (как всегда), санитарного кордона вдоль Дуная (а как же?!) и еще – подумайте только! – римлянку благородного происхождения в жены своему секретарю… впрочем, обычное дело. Недоимки по субсидии от Феодосия были полностью погашены – 6000 фунтов золота, а годовые платежи увеличены до 2100 фунтов. Богатейшие семейства заставили раскошелиться, и недавние богачи впали в настоящую нужду. В ряде случаев люди кончали жизнь самоубийством из-за невозможности выплатить требуемую с них долю. Новый Рим был ограблен без единого пролома в его стенах.

Через два года задачей посольства Приска стало покончить с этим соглашением, но способом, о котором он ничего не знал. В состав делегации был включен наемный убийца, нанятый камергером Феодосия Хризафием для ликвидации Аттилы за вознаграждение в 50 фунтов золота. Это была бы выгоднейшая сделка, но Аттила проведал о ней. Вместо того, чтобы пытать и казнить наемника, он отправил своего секретаря Ореста в Константинополь, где тот появился перед императором и его камергером с 50 фунтами золота в суме, висящей на шее.

Орест, опозоривший императорский двор, сказал Феодосию, что соглашение уплатить дань низвело того «до состояния раба. Вот почему он должен почитать человека, которого судьба и заслуги поставили выше него, а не пытаться, подобно мерзкому рабу, строить тайные заговоры против своего хозяина». Аттила потребовал, чтобы его раб Феодосий прислал к нему новое посольство, на этот раз состоящее из ве-дущих сановников, которые должны привезти с собой Хризафия для казни.

Мягкий Феодосий, ошеломленный и опозоренный, согласился. Аттила получил от Константинополя то, что хотел, – не территории, но уважение. И деньги. Приск полагал, что главным мотивом Аттилы было стремление к господству: «Он правил островами Океана (предположительно, имеется в виду Балтика) и, в дополнение ко всей Скифии, заставил римлян платить дань… и, чтобы еще более увеличить свою империю, он теперь хотел напасть на персиян»[398].

Но потом у него появилась идея получше.

АТТИЛА ПОВОРАЧИВАЕТ НА ЗАПАД

Самые великие послы в полном согласии с его требованиями явились к Аттиле: они склонились в смиренном поклоне, передали сказочные дары и остолбеневшего камергера, а также сделали все для подготовки свадьбы королевского секретаря. И Аттила простил всех, даже Хризафия. Он излучал доброту. К тому времени, когда послы отбыли, а это, должно быть, случилось поздней весной, у Аттилы с Константинополем не было неразрешенных вопросов. «Железный занавес» с грохотом опустился за ним. Он, вероятно, приоткроется вновь в следующем, 451 г., когда поступит новая порция дани.

Аттила начал готовить «Большой Сюрприз». В начале сезона военных кампаний 451 г. он со своей невероятно огромной армией нанес удар по Северной Галлии, продвинувшись примерно на 750 миль. Одни говорят, что гуннов было 500 000[399], другие – 700 000. До сих пор не совсем понятно, как это могло произойти.

У Аттилы ушло бы около двух месяцев, чтобы доставить людей и лошадей к Рейну[400], но боевым коням, как танкам – солярка, нужна трава, а зимой в Центральной Европе ее нет. Он должен был тайно переместить всю армию в конце предыдущего лета, сразу после отъезда послов. Оказавшись на Рейне, гунны и готы Аттилы начали копить фураж на зиму и рубить лес[401], чтобы построить понтоны для моста, который будет наведен, когда наступит тепло и появится новая трава. Аттила явно стремился к максимально неожиданному удару – это была военная операция в стиле американцев: «шок и трепет». Его «железный занавес» сделал это возможным. Как долго он планировал нанесение удара?

Вполне вероятно, что он думал об этом еще в 449 г., когда прибыло посольство Приска. Ему сказали, что следующей целью нападения гуннов будет Персия. Это выглядит как умышленная дезинформация. Приск в нее не поверил и спросил, как такое возможно? Ему ответили, что гунны знают путь вокруг Каспийского моря.

Что делал Аттила дальше? Поводы для нападения менялись со страшной скоростью. Для начала он предъявил претензии на половину Западной империи в качестве приданого для его очередной невесты, которой должна была стать сестра западного императора, Гонория. «Она попросила меня, – заявил он, – на ней жениться». И даже послала ему кольцо!

Как ни смешно это звучит, но сказанное вполне могло быть правдой. Гонория была девушкой весьма решительной. Беспокойств она причиняла немало. У нее были какие-то амурные делишки с ее камергером в Равенне, и когда она обнаружила, что беременна, то попыталась провозгласить любовника августом. Но камергер был приговорен к смерти, а ей велели выходить замуж за какого-то унылого сенатора, которому она не хотела отдаваться. Ее мать, Галла Плацидия, отправила дочку жить, соблюдая обет безбрачия, в Константинополь, под надзор своей кузины Пульхерии. Это не соответствовало представлениям Гонории о красивой жизни.

Она, должно быть, вообразила своим рыцарем в сверкающих доспехах Аттилу и тайком переправила ему письмо и кольцо. Как только разнесся слух о том, что она натворила, Гонорию сразу же отправили обратно, ко двору ее брата Валентиниана в Равенну.

Аттила объявил, что принимает предложение Гонории, а в качестве приданого желает получить Галлию. Этот повод был не хуже и не лучше других. Хотя и получше того, что якобы некий римский банкир владеет золотой иконой, на которую претендовал по праву завоевателя сам Аттила. Может быть, банкир обладал еще и оружием массового поражения? В качестве поводов для развязывания войны все это выглядит довольно неубедительным даже по стандартам нашего времени. Дело обстояло так, словно Аттила, согласный обсуждать предложения Константинополя, просто решил, что Запад – более легкая добыча, чем Персия. Но также не исключено, что это нападение было уже кем-то оплачено и Аттила был, в сущности, нанят для вторжения в Галлию.

Подтверждение можно найти в строках конспекта Иордана утерянного труда Кассиодора «Происхождение и деяния готов», написанного около 550 г. Там говорится, что, когда Гейзерих узнал, что помыслы гуннов «склоняются к опустошению мира, он побудил Аттилу многими дарами пойти войной на вестготов». Рим использовал вестготов для нападения на вандалов в Испании. Была ли это месть короля вандалов? Краткий период дружбы между вандалами и вестготами завершился, когда Гунерих, женатый на дочери Вальи, отправил даму домой без носа и ушей.

Зная об образе мыслей Аттилы то, что знаем мы, Гейзерих наверняка поступил бы так, чтобы его платежи выглядели как дань подобострастного вассала. Он должен был принести весьма значительные дары – Аттила мыслил категориями гор золота, а не корзинок с безделушками. Мог ли Гейзерих собрать такую уйму золота? Северная Африка была богата, но существует предположение, что он выступал в роли посредника еще более богатого лица – правителя Персии[402]. Вместо того чтобы стать очередной жертвой Аттилы, Персия стала через Гейзериха его кассиром.