Текст книги "Из уст в уста"

Автор книги: Тьерни Макклеллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 16

В контору Портера я вознамерилась отправиться без промедления, пока не пропал запал.

Торопливо распрощалась с Сиси, поблагодарила за помощь и двинулась к Глории. Дабы поставить ее на ноги. Матиас привычно бросился мне на подмогу. Казалось, отныне мы всю оставшуюся жизнь будем таскать Глорию за собой, как чемодан, который некуда приткнуть.

Миз Смак избавила нас от этой мрачной перспективы.

– Да не трогайте вы ее, пусть отдохнет. А когда проспится, я отправлю ее домой.

За это предложение я ухватилась, как за спасительную соломинку. Матиас едва не сиял от счастья.

Я снова рассыпалась в благодарностях, более пылких, чем прежде.

– Итак, – начал Матиас, когда мы вышли из "Ивового Гребня", – ты намереваешься отправиться в центр? Прямехонько в контору мистера Мередита?

По его тону можно было решить, будто я вздумала поехать в центр, чтобы кинуться под колеса автобуса.

Мы уже добрались до моей машины. Я отпирала дверцы, устраивалась на переднем сиденье, пристегивала ремень безопасности и притворялась, будто целиком поглощена этим занятием. В конце концов, сесть в машину – дело серьезное!

Верно, я действительно собралась рвануть в контору Портера. Но без Матиаса.

И этот план не только что созрел. Я пришла к выводу не брать его с собой еще в квартире Сиси Смак. В тот момент, когда увидела белки его глаз. В миллионный раз за сегодняшний день.

Я представила, как стану беседовать с Портером, а Матиас будет стоять рядом и закатывать глаза, изображая слепца с бельмами вместо зрачков. И эта картина мне совсем не понравилась.

К тому же неизвестно, что скажет мистер Мередит, а уж он на выдумки горазд. Вчера вечером он умудрился преподнести несколько сюрпризов. С помешавшейся на почве ревности дамочкой из "Рокового влечения" он меня уже сравнил. Кто следующий? Вампирша, пьющая кровь своих любовников?

Портер умел быть убедительным. Вчера он легко обвел меня вокруг пальца в разговоре по телефону. И мне вовсе не улыбалось, чтобы Матиас услыхал его вранье вживую.

– Пожалуй, загляну в агентство, – безмятежно заявила я, поправляя ремень.

– Слава богу! – Матиас захлопнул дверцу с моей стороны, сел за руль и, пристегнувшись, добавил: – Передать не могу, как я рад, что ты отказалась от встречи с Портером.

Я хмыкнула. Матиас неправильно меня понял.

Признаюсь, на секунду мне захотелось оставить все как есть и не разубеждать моего друга. Пусть думает, что я в самом деле еду на работу. Но почти сразу же почувствовала себя лгуньей. И трусихой.

Я взрослая женщина, и мне не требуется чье-либо высочайшее одобрение, чтобы поступать так, как считаю нужным.

Матиас завел машину, и мы двинулись по Ивовому проспекту в направлении парка Чероки и агентства "Кв. футы Андорфера". Я откашлялась:

– Раз уж ты упомянул о Портере, то, наверное, стоит к нему заскочить. Но тебе не нужно меня сопровождать. Будет лучше, если мы заедем в агентство, где ты заберешь свою машину…

– Что-о-о? – Опять он таращил глаза. И как только не надоест!

– Матиас, – я Пыталась сдерживаться изо всех сил, – тебе не стоит зря тратить время.

Больше ничего не добавила, потому что Матиас меня уже не слушал. Резко свернув на обочину, он пнул ногой по тормозам. Нас сначала качнуло вперед, потом отбросило назад.

– Минуточку. – Он повернулся ко мне. – Уж не подумываешь ли ты наведаться к Портеру в одиночку?

Я разглаживала несуществующую морщинку на юбке.

– Уже подумала. И решила.

Матиас шумно выдохнул и выключил зажигание.

– Скайлер, ради бога!.. – И с чего он вдруг рассердился? – Ты же сама говорила, что этот малый может быть убийцей. А теперь хочешь, чтобы я позволил тебе встретиться с ним наедине?

Я почувствовала, как деревенеет мое лицо. Знаю, следовало обрадоваться: мол, как меня берегут, холят и лелеют! Но одно слово, произнесенное моим другом, испортило все. Слово "позволил".

– Поступлю так, как считаю нужным! – Теперь и я немного рассердилась. – И ничьих позволений мне не требуется.

Возможно, я завелась на пустом месте, но несколько месяцев назад я встречалась с одним мистером Правильным, несколько лет назад вышла замуж за другого мистера Правильного и больше не желала, чтобы мною кто-либо командовал.

Большое спасибо, но у меня уже есть папочка. Отцу семьдесят три года, и он давно перестал читать мне наставления.

Матиас снова перевел дух. Бывают у нас ситуации, когда очень ясно видно, как я довожу его до белого каления.

– Скайлер, я всего лишь беспокоюсь о тебе. – Он провел пятерней по волосам. – У меня и в мыслях не было указывать, что надо делать.

Глядя на него, я смягчилась. Все-таки у этого парня самые зеленые глаза на свете.

– Это же понятно: когда любишь кого-то, – продолжал Матиас, – то не можешь не волноваться.

На сей раз не только лицо, но я вся одеревенела.

Что? Что он говорит?

Я молча всмотрелась в Матиаса, а затем решила, что ослышалась. Не мог он такое ляпнуть!

– Разумеется, ты нервничаешь, – сглотнув, произнесла я. – Вполне естественно…

Матиас крепче сжал мою руку и наклонился ко мне. Взгляд его зеленых глаз стал еще более пронзительным.

– Скайлер, я серьезно. Давно хотел тебе сказать: я люблю тебя.

Руки я не отняла только потому, что совершенно растерялась. Мне всегда казалось, что, если Матиас произнесет нечто подобное, я сочту его сумасшедшим.

В реальности все оказалось несколько сложнее. Да, мне почудилось, будто мой друг рехнулся, но и сама я вдруг забормотала как безумная:

– Матиас, я… э-э… я… гм…

Он ласково приложил палец к моим губам:

– Понимаю, я тебя ошарашил. И не жду никаких ответных признаний.

Я недоверчиво глянула на него. Обычно когда признаются в любви, то в ответ ожидают того же. Матиас выпадал из общего правила?

Но я не могла утверждать то, в чем сомневалась. Матиас – замечательный человек, я к нему очень привязана. Но люблю ли я его? Когда-то я воображала, будто люблю Эда. Черт возьми, я даже верила, что люблю Портера. Целых десять секунд.

Так как же узнать наверняка, что ты чувствуешь?

Жаль, что я не персонаж из голливудского фильма. Тот, что каждую минуту произносит: "Я люблю тебя, крошка" – и шпарит себе дальше, ни о чем особенно не задумываясь.

– Знаю, тебе трудно произнести эти слова, – продолжал Матиас.

Я обомлела. Погодите, я произношу эти слова постоянно. Вчера, например, я сказала Натану, что люблю его, и велела передать Даниэлю то же самое. И когда навещаю родителей, то каждый раз говорю им "люблю".

И уж без всяких колебаний заявляю, что люблю устриц. И дождливую погоду. И замороженные овощи. Да мало ли что я люблю. А шипучую колу со льдом просто обожаю.

Но, мысленно перебирая мои любови, я понимала, что Матиас имеет в виду нечто иное. Поэтому и сидела как идиотка, не зная, что сказать и куда девать глаза.

Зато он говорил за двоих:

– Я просто хотел объяснить, что я чувствую. И почему мне тревожно отпускать тебя одну к Портеру.

– Ну конечно, э-э… – опять залепетала я.

Да что случилось с моим языком? И с мозгами? Со слухом и зрением вроде все было в порядке: вот Матиас, он говорит и держит меня за руку, заглядывает мне в глаза. Но в голове царил полный сумбур. И вдруг этот сумбур сложился в слова. И они поплыли строчками, как субтитры в фильме.

Неужто Матиас и впрямь сказал, что любит меня? Разве у нас не было договоренности на этот счет? Разве мы оба не пришли к выводу, что любовь требует времени? Что она не вспыхивает ни с того ни с сего, словно куча старого хлама?

Пока я читала эти субтитры, Матиас развивал тему:

– Думаю, я полюбил тебя давно, в первую же нашу встречу.

Час от часу не легче! Впервые мы с Матиасом увидели друг друга на оглашении завещания его отца. Мистер Кросс-старший оставил мне сто тысяч долларов с хвостиком. Хотя я не была с ним знакома. И если мне не изменяет память, первые слова, которые я услышала от его сына в тот злосчастный день, звучали так: "Я знаю, кто вы. Женщина, что убила моего отца".

Поправьте, если я ошибаюсь, но, по-моему, от этого признания не веет нежностью.

По-видимому, Матиаса поразил синдром ретроактивной памяти. Это когда настоящее накладывается на прошлое и давние события предстают в воспоминаниях в совершенно ином свете.

Видимо, сомнения отразились на моей физиономии. Матиас улыбнулся и махнул рукой.

– Ладно, Скайлер, не смотри на меня так. Знаю, необходимо время, чтобы ты поверила мне. Тебе не очень везло с мужчинами, и ты стала предельно осторожна. Я не обижаюсь.

Неизвестно с какой стати, но мои глаза вдруг наполнились слезами. Не хватало только разреветься. Я таращилась изо всех сил, стараясь сдержать слезы.

Со стороны могло показаться, что я увидела инопланетянина.

– По той же причине ты опасаешься слишком близких отношений. Но я уважаю твои проблемы, – не унимался Матиас.

Послушайте только! По его словам выходило, будто я – эмоциональный урод.

– Постой, я не боюсь близких отношений. И нет у меня никаких проблем.

Не успела я возразить, как сама себя поймала на неточности. Если под близкими отношениями подразумевалось замужество, тогда признаю, у меня есть проблемы. Я уже была замужем и не могу сказать, что мне понравилось.

И тут меня осенило: наверное, по этой причине я не могу заставить себя произнести "люблю тебя". Потому что за этой фразой потянется опасный шлейф из таких вещей, как обручальные кольца, супружеские клятвы и свадебный гимн.

По крайней мере, так оно было с Эдом.

Я же вовсе не была уверена, что снова хочу замуж. Знаю, мое заявление противоречит общепринятому мнению. Судя по женским журналам и телевизионным ток-шоу, женщины в возрасте после сорока только и делают, что устраивают облавы на любого мало-мальски приличного мужчину. Предполагается, что мы из кожи вон лезем, лишь бы прильнуть к груди законного супруга. Что он за фрукт, не столь важно; главное, заполнить пустоту нашей жизни.

Ох, ребята, боюсь, вы сильно заблуждаетесь! К сорока годам женщина становится профессионалом в своем деле и обычно неплохо зарабатывает, и жизнь ее вовсе не пуста. Напротив, она наконец живет в свое удовольствие.

Зачем, скажите на милость, вновь стремиться замуж? Чтобы все испортить?

Думаю, опрос, проведенный несколько лет назад, был построен на ложной предпосылке. Помните, тот опрос, о котором судачили на каждом углу? Социологи сделали тогда железный вывод: у женщины за сорок много больше шансов быть убитой террористом, чем выйти замуж. И никому в голову не пришло спросить самих женщин, хотят ли они замуж. Это само собой разумелось.

На мой взгляд, вывод из того опроса следовало сформулировать иначе: женщины после сорока предпочтут быть убитыми террористом, чем выйти замуж.

– Скайлер, не переживай. – Матиас опять взмахнул руками. – Мне все равно, боишься ты близких отношений или нет. У нас с тобой вся жизнь впереди. Я подожду, пока ты будешь готова и перестанешь пугаться.

Мой подбородок взметнулся вверх. А в голове снова поползли строчки, стремительно, как титры в конце фильма. "Эй, не гоните лошадей! За кого он меня принимает? За некое пугливое существо, которое надо выманить из зарослей кусочком сахара? Я что, Бэмби? Или, того хуже, Снежный человек?"

– Ничего я не боюсь, – буркнула я. – Просто не хочу торопить события, вот и все.

Матиас молча почесывал бороду.

– А я не стану ни торопить, ни принуждать, – наконец произнес он. – Мне было бы неприятно, если бы ты чувствовала себя обязанной.

Если он искренен, тогда зачем было затевать этот разговор? И загонять меня в угол? В этом углу стало совсем темно, когда Матиас добавил:

– Не забывай, я люблю тебя.

Он наклонился и поцеловал меня, долго и нежно. После чего я вновь впала в бредовое состояние:

– Э-э… я, гм… у-э…

Встряхнуть бы себя как следует. В конце концов, я взрослая самостоятельная женщина. И почему, когда мужчина признается мне в любви, я превращаюсь в косноязычную идиотку?

Наверное, виной тому пережитый шок. Лишь несколько минут назад я твердо верила в наше полное взаимопонимание в том, что касалось романтических отношений.

Я ошибалась. Матиас явно придерживался иных взглядов. И если он до сих пор не сказал, что любит меня, то вовсе не потому, что любовь, по его мнению, возникает постепенно.

А потому, что боялся меня спугнуть.

– Пойми, я тревожусь за тебя. – Он опять сжал мою руку. – И поеду с тобой, ладно?

Я была так рада завершению этой пытки объяснениями в любви, что, не задумываясь, согласилась:

– Ладно.

Опять вместо мозгов сработал язык. Хотя, возможно, мой язык был прав. Неплохо иметь свидетеля, который бы подтвердил все, что скажет Портер. Жаль, что вчера вечером я никого с собой не взяла.

– Значит, ты позволяешь мне поехать с тобой? – Матиас лукаво улыбнулся.

Я неуверенно улыбнулась в ответ. Впрочем, позволения разные бывают, смотря от кого они исходят.

– Конечно. Почему нет?

Матиас завел двигатель и выехал на Ивовый проспект. Я же тем временем думала, сидя рядом: "Если он разыграл это представление с единственной целью отправиться вместе со мной к Портеру, то он гений".

Честно говоря, я бы согласилась прыгнуть в клетку с тигром в луисвильском зоопарке, лишь бы прекратить нашу беседу.

Но нет худа без добра: предстоящая встреча с Портером теперь представлялась детской забавой. В худшем случае мистер Мередит окажется убийцей. Что не так страшно, как невероятно привлекательный мужчина с зеленющими глазами, который объясняется в любви.

Глава 17

Я и прежде бывала в конторе Портера, поэтому ничему не удивилась. В отличие от Матиаса. Тот тихонько присвистнул, когда мы затормозили перед Первой национальной башней, стоявшей на пересечении Первой и Главной улиц.

– Неслабая конурка.

Это было мягко сказано. Юридическая фирма мистера Мередита занимала двадцать шестой этаж Первой национальной башни. Я всегда подозревала, что контора Портера не случайно оказалась в самом заметном здании города. Если посмотреть на Луисвиль с высоты птичьего полета, то Первая национальная башня сразу бросается в глаза. Она возвышается над всеми остальными постройками, если не считать небоскреба со светящимся куполом.

Пока не построили небоскреб Купол, Башня почиталась самым высоким строением в городе. Некоторые до сих пор утверждают, что пальма первенства перешла к Куполу незаслуженно, ибо он обогнал соперницу по высоте за счет стеклянной блямбы на макушке, а не за счет количества этажей.

Мне бы заботы этих людей.

Башня выделяется не только размерами; у нее, в отличие от многих других современных зданий, нормальный цвет и нормальная форма – классическая обувная коробка, поставленная на попа, что свидетельствует о консервативности и хорошем вкусе ее создателей.

Нам повезло: мы с первой попытки нашли, куда поставить машину. В будний день в окрестностях Башни легче наткнуться на святой Грааль, чем на свободную парковку. Приходится заезжать в гараж или еще бог знает куда.

Матиас скормил парковочному счетчику монеты, и мы двинулись в здание.

Внутри Башня столь же консервативна, как и снаружи. Вестибюль сотворен из стекла и серого мрамора; пол выложен светлыми и темными мраморными плитами, которые образуют геометрические фигуры. При виде этих плит я неизменно вспоминаю о детских «классиках». Мне не раз приходило в голову, что если я окончательно сойду с ума, то люди в белых халатах заберут меня отсюда, из вестибюля Башни, где я буду прыгать на одной ножке, играя в "классики".

Нашла о чем думать перед встречей с хитроумным Портером, одернула я себя.

Переступая порог вестибюля, вы почти сразу замечаете массивную мраморную стойку справочного бюро. Тут же красуется указатель, на котором выпуклыми медными буквами обозначены все обитатели Башни.

Выпуклые медные буквы выглядят очень элегантно, однако место для указателя, на мой взгляд, выбрано не самое удобное. Посетитель долго озирается в поисках информации. Не обнаружив никаких табличек на стенах, решает обратиться в справочное бюро, и вдруг натыкается на указатель!

Наверное, поэтому всем, кто впервые посетил Башню, гарантировано плохое настроение.

А если трюка с указателем неопытному визитеру покажется мало, у башенного персонала есть в запасе убойный номер с лифтами. От вестибюля отходят три коридора, в каждом свои лифты, которые поднимаются на разные этажи. Из правого коридора можно подняться на этажи с 16-го по 29-й, из среднего коридора – до 15-го и ниже, а из правого – на 30-й и выше. Очевидно, устроители Башни руководствовались идеей равномерного распределения нагрузок.

Однако определить, какой лифт тебе нужен, с первого взгляда решительно невозможно, хотя на стене каждого коридора этажи обозначены медными цифрами. Столь же элегантными, как и буквы в указателе. Проблема в том, что эти крошечные цифры чересчур элегантны и потому не бросаются в глаза.

Вот почему я думаю, что на самом деле лифты были разделены по этажам не ради пользы, а ради увеселения служащего из справочного бюро. Сидит этот работничек и наблюдает, ухмыляясь: вот посетитель рванул в один коридор, исчез на секунду в лифте, выскочил как ошпаренный и побежал в другой коридор. Потеха!

Похоже, служащим в справочном бюро развлечения просто необходимы. Когда мы с Матиасом проходили мимо парня, восседавшего за мраморной стойкой, мне показалось, что он спит с открытыми глазами. Поскольку я уже не первый раз наведывалась в Башню, спрашивать его было не о чем. Я прекрасно знала, из какого коридора мы сможем подняться на двадцать шестой этаж, тем самым лишив парня возможности повеселиться за наш счет.

Мы вошли в лифт, двери закрылись, послышалось приглушенное жужжание, и кабинка поползла вверх. Я немедленно напустила на себя беззаботный вид. По двум причинам.

Во-первых, не хотелось, чтобы Матиас думал, будто я все еще переживаю из-за нашего разговора. Во-вторых, я стеснялась своей лифтобоязни.

Всю жизнь ненавидела лифты. В "Ивовом Гребне" было не так страшно, там мы поднимались лишь на третий. Но здесь надо было преодолеть двадцать пять этажей, и мой желудок начал сжиматься, едва я ступила на пол кабины.

Догадываюсь, что более всего мне претит ощущение полной зависимости от внешних сил. Как только я вхожу в лифт, на меня сразу накатывает чувство беспомощности. То же самое происходит со мной в самолете. Я отлично понимаю, что, если случится катастрофа, я ничего не смогу изменить.

Лифты в Башне мне особенно ненавистны. В них даже музыки нет. Пока эта штуковина ползет вверх, вы ничего не слышите, кроме невнятного жужжания. И каждый раз я мучительно ломаю голову: издает ли этот звук лифт, или же то журчит моя кровь, отливая к пяткам.

На неподвижную твердь двадцать шестого этажа я ступила, будучи слегка не в себе. Хотелось бы приписать мою взвинченность исключительно лифтобоязни, но, полагаю, предстоящая беседа с Портером также не добавляла спокойствия.

Опять же, если быть до конца честной, я до сих пор не оправилась от разговора с Матиасом в машине, хотя старалась вести себя так, словно ничего сверхъестественного не произошло. Словно я чуть ли не каждый день выслушиваю признания в любви. Не знаю, насколько мне удалось притвориться безмятежной. В лифте я не раскрыла рта. По той причине, что понятия не имела, что сказать Матиасу. Наверняка моя шея горела огнем.

В этом было нетрудно убедиться: одна из стен в небольшом холле перед офисом Портера зеркальная, но я нарочно не повернула головы. Если уж мне суждено войти в контору бывшего дружка с красной, как у рака, шеей, то я ничего не хочу об этом знать. Поэтому я решительно двинулась к двойным дверям из мореного дуба, а если и огляделась по сторонам, то лишь мельком.

Ковер в холле был таким мягким, что создавалось впечатление, будто вы ступаете по зефиру. Судя по цвету ковра – густо-коричневому, возможно, он и был сделан из зефира в шоколаде.

В центре дубовых створок сверкали медные буквы. Однако они были не столь элегантными, как в вестибюле. Когда вам гигантскими буквами втолковывают: "Браун, Кандиф и Мередит", вы заметите это, даже если не захотите.

Матиас открыл дубовую дверь и пропустил меня вперед. Я улыбнулась ему.

Я всегда улыбаюсь, когда передо мною распахивают дверь. Люблю, когда мне оказывают знаки внимания. Понимаю, это не современно. Эмансипированная особа, каковой меня считают, должна хвататься за дверную ручку при первой же возможности. Но ничего не могу с собой поделать. Мне нравится, когда мой спутник ведет себя как джентльмен.

Кроме того, я никак не возьму в толк, какое отношение равные права имеют к манерам. Если женщины не желают, чтобы перед ними захлопывались двери фабрик и фирм, то почему они непременно должны толкать плечом все остальные двери?

Словом, я, как обычно, улыбнулась Матиасу. Однако на сей раз улыбка вышла кривоватой. Уж не знаю почему, но я вдруг почувствовала себя неловко. Меня занимал вопрос: если я ему улыбаюсь, значит ли это, что мы уже помолвлены? Нет, похоже, Матиас прав. Наверное, я слишком долго прожила одна и теперь панически боюсь всяких уз.

За дубовыми дверьми фирмы "Браун, Кандиф и Мередит" на небольшом возвышении стоял стол администратора – антикварный, резной и очень дорогой. Когда я прежде наведывалась сюда для оформления сделки или по иным делам, каждый раз возникало ощущение, будто приближаюсь к божеству, восседающему за этим столом, как на троне.

Сегодня роль божества исполняла незнакомая мне молодая брюнетка в костюме из голубого шелка в тон ее глазам. Черные волосы были мелко завиты по последней моде, но если бы в шестидесятых девушка после химической завивки выглядела таким образом, она бы проплакала всю ночь. Мисс Кудряшке на вид было не больше двадцати. Завидев нас, она сверкнула улыбкой:

– Добрый день. Чем могу помочь?

Взгляд ее голубых глаз остановился на Матиасе.

По совершенно неведомой причине, когда я вхожу в офис с мужчиной, в девяти случаях из десяти администраторы обращаются к моему спутнику. Меня они, видимо, принимают за стенографистку. Я так и не решила до сих пор, чьи это трудности, администраторов или мои.

Я шагнула вперед:

– Мы хотели бы увидеться с мистером Мередитом.

Мисс Кудряшка не ожидала, что рот раскрою я, и немного растерялась. Ее улыбка поблекла, она бросила неуверенный взгляд на Матиаса, однако быстро сориентировалась.

– Конечно, – обратилась она ко мне и потянулась к телефону. – Как о вас доложить?

– Скайлер Риджвей и мистер Кросс.

Когда я назвалась, в голубых глазах девушки что-то мелькнуло. Ее рука вдруг застыла в воздухе. Секретарша скроила виноватую мину.

– О, извините, вылетело из головы, – она постучала пальцем по лбу. – Очень жаль, но мистер Мередит сейчас занят.

Ради справедливости следовало признать: эта молодая особа лгала не слишком часто, ей явно недоставало практики. Я посмотрела на табличку с именем, стоявшую на столе. "Линнда Хатчис, помощник администратора".

Значит, Линнда, с двумя «н». Это чтобы было больше похоже на Мадонну? Полагаю, в свидетельстве о рождении имя девушки выглядит иначе, с одним «н». Либо ее родителям следует подучиться орфографии.

– Мисс Хатчис, уверена, если мистер Мередит узнает, что мы здесь, он с удовольствием с нами побеседует.

– Вы же слышали, босс занят. К сожалению. Не перенести ли встречу на другой день? – Улыбка не сходила с лица секретарши, словно ее забетонировали.

– Мисс Хатчис, – я и бровью не повела, – будьте любезны, передайте мистеру Мередиту, что у нас срочное дело.

Я была предельно вежлива. Линнда же явно встревожилась. Ее голубые глаза забегали.

– Боюсь, это невозможно. Босс, гм, велел его не беспокоить. – Когда врешь редко, хороших результатов через пару минут ждать не приходится. Ей уже было неловко встречаться со мной взглядом, и она сделала вид, будто изучает настольный календарь. – У мистера Мередита через несколько минут состоится важная встреча, и до конца дня все расписано.

Очевидно, секретарша принимала меня за полную идиотку. Стрелки часов приближались к трем, и даже с моего места было отлично видно, что на страничке календаря, которую она пристально разглядывала, пусто. Если только она не отмечает встречи своего босса симпатическими чернилами.

Линнда опять врала. И причина ее вранья лежала на поверхности: Портер объяснил ей, что говорить в случае, если в контору заявится особа по имени Скайлер Риджвей.

– Послушайте, Линнда (я нарочно долго протянула звук "н"), понимаю, вы стараетесь хорошо делать свою работу, но почему бы мистеру Мередиту самому не решить, хочет ли он меня видеть? – В глубине холла находились три двери. Я знала, что крайняя справа ведет в кабинет Портера, и взмахом руки указала на нее. – Почему бы вам не доложить о нас?

– Вы меня не расслышали. – Девушка нервно сглотнула. – Мистер Мередит занят!

Поймав ее взгляд, я не мигая уставилась в голубые глаза – так в детстве смотришь на школьного хулигана, когда он начинает задираться.

– Не уйду, пока его не увижу.

Я говорила очень спокойно, но секретарша отреагировала так, словно я собиралась вломиться в кабинет Портера. Она выскочила из-за дорогого антикварного стола и встала напротив меня, загораживая путь к кабинету.

– Мистер Мередит рассказывал о вас. Вы досаждаете ему. Он предупредил, что вы можете здесь появиться.

Линнда оказалась девушкой крепкого телосложения, наверняка занималась гимнастикой. С гантелями. И ростом она была повыше меня сантиметров на семь без учета кудряшек. Думаю, этой девице ничего не стоило размазать меня по стенке.

Похоже, Матиаса посетила та же мысль. Он придвинулся ближе:

– Послушайте, мы не отнимем у вашего босса много времени, всего несколько минут…

– Мистер Мередит чудесный человек, – перебила его девушка. – Он всегда внимателен и предупредителен…

В этом я не сомневалась. Портер давно взял за правило быть внимательным к молодым женщинам и предупреждать их желания.

– Мистер Мередит не заслуживает, чтобы она так к нему относилась. – Линнда кивком указала на меня и снова воззрилась на Матиаса. – Вы тоже производите приятное впечатление. Почему бы вам не вывести ее отсюда…

Поскольку секретарша не видела ничего дурного в том, чтобы перебивать других, я последовала ее примеру:

– Не знаю, что мистер Мередит вам наговорил, но…

Однако мисс Кудряшка владела искусством обрывать собеседника на полуслове много лучше вашей покорной слуги.

– Портер рассказал мне все! – Портер? По-видимому, секретаршу с боссом связывали не только деловые интересы. Она даже не заметила, как назвала начальника по имени, столь ей не терпелось меня выставить. – Он сказал, что вы не желаете мириться с реальностью. Не хотите поверить в то, что вы ему больше не интересны. – Она тряхнула кудряшками. – Не понимаю таких женщин. Если мужчина говорит вам, что все кончено, почему бы просто не уйти? Неужто у вас совсем нет гордости? Как же надо не уважать себя, бегая за человеком, который не хочет вас видеть?

Невероятно: сопливая девчонка учит меня жить! Похоже, Линнда вообразила себя на женском ток-шоу.

Девушка пожала плечами, обтянутыми голубым шелком, и обратилась к Матиасу:

– Пожалуйста, уведите ее отсюда. Вы же не хотите скандала. Иначе мне придется вызвать охрану…

Ужасно бесит, когда в вашем присутствии о вас говорят в третьем лице.

– Погодите, – встряла я, – мне тоже не хочется скандала. Так почему бы вам…

Закончить я не успела: в холл вышел Портер собственной персоной. В бежевой рубашке с монограммами, серых брюках в полоску, бордовом галстуке и такого же цвета подтяжках. Можно подумать, что он заказывает одежду из каталога «Шпигель». Впрочем, так оно и есть на самом деле.

"В «Шпигеле» вещи всегда самого отменного качества", – однажды заявил Портер. Это было еще до нашего разрыва. Я глянула на него и подумала: "Теперь понятно, почему тебя нет в этом каталоге".

– Линнда, что здесь происходит? Я пытаюсь работать, но при таком шуме… – Завидев меня, Портер умолк, словно в фонтане вдруг кончилась вода. Он долго, не мигая, смотрел на меня, потом скользнул взглядом по Матиасу, хмыкнул и спросил: – Что ты здесь делаешь?

В его голосе было не больше дружелюбия, чем в голосе секретарши. Какой удар по моему самолюбию.

– Забежала по дороге. Решила, что тебя могут заинтересовать фотографии, которые я нашла. – Подозреваю, мой тон также не отличался сердечностью.

Портер пожал плечами, но не развернулся и не скрылся в своем кабинете.

– Какие фотографии? – осторожно осведомился он.

Дважды меня не надо было просить. Я открыла папку из веленевой бумаги, достала из конверта первый снимок и приблизилась к Портеру, чтобы он мог хорошенько его разглядеть.

На всякий случай я покрепче сжала фотографию в руке. А вдруг он попробует ее отнять.

Портер не шевельнулся.

Он пристально всматривался в изображение Ванды Фей и Дженни, и лицо его медленно заливала бледность.

Затем попытался сделать вид, что ничего особенного не происходит, отвел глаза, прочистил горло. Но обман не удался: в его лице не осталось ни кровинки.