Текст книги "Однажды…"
Автор книги: Техника-молодежи Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
– А это еще что такое? – грозно спросил чиновник.
– Он умер давно, – поспешил заверить ученый. – Фараон, к тому же шестой династии.
– Фараон? Шестой? – изумленно протянул чиновник. – Что-то такого не припомню.
И добросовестный служитель законов начал с усердием рыться в своей книге тарифов. Искал, искал, но не нашел: к какой категории можно было бы отнести фараона. Наконец, порядком измученный, прибегнул к спасительной казуистике:
– Поскольку ввоз такого товара в Европу не предусмотрен, – злорадно заявил он, – мы оцениваем его по самому что ни на есть высокому тарифу. – И победоносно закончил: – По тарифу сушеной рыбы!
ДВА «ЗА»!
В 1924 году, выступая на заседании Лондонского королевского общества, его президент химик П. Уинни призвал изучать русский язык.
– Я советую сделать это по двум причинам, – говорил он. – Прежде всего для того, чтобы получить доступ к той сокровищнице знаний, которая называется «Журналом Русского физико-химического общества». Но есть и причина более сентиментального свойства: первую научную грамматику русского языка составил наш коллега-химик Михаил Ломоносов!
ТОЛЬКО ЗДЕСЬ!
Когда в 1882 году вышел в свет знаменитый «Бейльштейн» – двухтомный справочник по органическим веществам суммарным объемом 2201 страница, составленный профессором Петербургского технологического института Ф. Ф. Бейльштейном (1838–1906), химический мир был ошеломлен: как мог один человек проделать такую титаническую работу?
– Этот справочник мог быть написан только в России, – охотно объяснял Федор Федорович, сменивший в 1867 году германское подданство на российское. – Здесь профессор не обязан вести собственные исследования, а там, где я родился, на меня года через два уже начали бы коситься.
МЕНЬШЕ, ЧЕМ НИЧТО
Учрежденная в 1635 году кардиналом Ришелье Французская академия, опасаясь, как бы кто-нибудь не оскорбил ее репутации отказом от предлагаемого сочленства, постановила рассматривать кандидатуры в число своих «40 бессмертных» только тех, кто сам предложит себя. В результате многие видные специалисты оказались вне стен академии, а квалификация ее членов оставляла желать много лучшего. Это дало основания злейшему неприятелю академии известному в свое время поэту А. Пирону (1689–1773) говорить об академиках: «Ума этих сорока господ хватает только на четверых». Но еще более язвительной была сочиненная им эпитафия:
«Здесь погребен Пирон: он был ничем, он не был даже академиком».
СЕКРЕТ ПРОСТ!
Когда известный русский химик Ф. Ф. Бейльштейн (1838–1906) завершил публикацию своего уникального справочника по органической химии (о котором мы уже упоминали в предыдущем номере), многие коллеги допытывались у него, как такую громадную работу удалось напечатать меньше чем за два года, в чем секрет столь необычайной быстроты.
– Он очень прост, – отвечал Федор Федорович. – Надо не сдавать в набор ни одной страницы, пока не готова рукопись.
– Но ведь это же очевидно! – изумлялись собеседники.
– Конечно, конечно, – соглашался Федор Федорович. – Но если бы мои предшественники Эрленмейер и Кекуле следовали этому очевидному правилу, мне не пришлось бы браться за свой труд.
Как известно, эти немецкие химики-энциклопедисты, затеяв составление справочников, рассчитывали сделать работу в ходе издания, но, увы, затянули ее, и их усилия завершились только первыми выпусками.
ДЕКАРТОВЫ КООРДИНАТЫ МЕСТ
Занимая в театре места «согласно купленным билетам», мы даже не подозреваем, кто и когда предложил ставший обычным в нашей жизни метод нумерации кресел по рядам и местам. Оказывается, эта идея осенила знаменитого философа, математика и естествоиспытателя Рене Декарта (1596–1650) – того самого, чьим именем названы прямоугольные координаты. Посещая парижские театры, он не уставал дивиться путанице, перебранкам, а подчас и вызовам на дуэль, вызываемыми отсутствием элементарного порядка распределения публики в зрительном зале. Предложенная им система нумерации, в которой каждое место получило номер ряда и порядковый номер от края, сразу сняла все поводы для раздоров и произвела настоящий фурор в парижском высшем обществе. Аристократы-театралы не переставали осаждать короля просьбами наградить ученого за столь замечательное изобретение. Однако тот упорствовал, и вот по какой причине.
– Вы говорите, что даже у англичан нет ничего подобного? – переспрашивал он. – Да, это замечательно, да, это достойно ордена! Но философу? Нет, это уж слишком.
«ЗЕМЛЯ НЕ РОЖАЕТ ПОГАНОГО…»
– Как-то раз, отдыхая в своем имении под Москвой, Д. И. Менделеев зашел на кухню, где местные крестьянки перебирали собранные в лесу грибы.
– Поганый гриб! Поганый гриб! – закричала вдруг маленькая девочка, указывая на мухомор.
Дмитрий Иванович наклонился к ней и негромко, но веско сказал:
– Запомни: земля не рожает ничего поганого. Только несъедобное, да и то не для всех…
ДЬЯВОЛ НА НЕБЕ
Массовое переименовывание наших городов в 1930-х годах, оказывается, имело куда более глобальный прецедент, правда, так и оставшийся в проекте. В начале XVII века инквизиция святого престола вплотную заинтересовалась деятельностью астрономов. Придя на доклад к папе Иннокентию XII, главный инквизитор доложил:
– Ваше Святейшество, проведенная проверка показала: на картах ночного неба много неправедных, нечестивых и языческих созвездий – Гончие Псы, Дракон, Овен, Большая Медведица…
– Но позвольте, а при чем здесь, скажем, Большая Медведица?
– Все звезды этого нечестивого созвездия имеют неправедные названия: Дубге, Мерак, Фегда, Мегрец, Алиот, Мицар, Бенетнаш. Кроме того, и в других созвездиях есть нечестивые звезды – Арктур, Алькор, Алголь…
– Ну хорошо, что такое, например, Алголь?
– Алголь по-арабски означает – дьявол.
– Как, дьявол на небе? – не поверил своим ушам папа. – Нужно исправить!
Был вызван придворный астролог, которому и поручили это дело. Он исправил все языческие названия созвездий и звезд, а кроме того, в порыве рвения, предложил Солнце назвать Иисусом Христом, Луну – девой Марией, а Венеру – Иоанном Крестителем. Проект для одобрения и исполнения разослали всем известным астрономам того времени. Но те категорически отказались что-либо менять на древних картах ночного неба. Посовещавшись между собой, они дали такой ответ:
– Ваше Святейшество, у нас не повернется язык говорить столь богохульные фразы: «Иисус Христос закатился за горизонт», а то и почище того: «На Иисуса Христа нашло затмение, его покрыла дева Мария».
Донос инквизитора не сработал, папе хватило здравого смысла согласиться с этим доводом.
НЕ ИЗБЕГАЙ КОМФОРТА!
Американский автомобильный магнат Генри Форд прожил хотя и хлопотную, но долгую жизнь (1863–1947). И не раз газетные репортеры допытывались у него, в чем секрет такого долголетия.
– Всю свою жизнь я следовал простому правилу, – отвечал Форд. – Если обстановка складывалась так, что можно было стоять или сидеть, я старался сидеть. Если же можно было сидеть или лежать, я предпочитал лежать…
ЭТО ПОДОЗРИТЕЛЬНОЕ «ИН»
Как-то раз, экзаменуя в Медико-хирургической академии, знаменитый химик-органик Н. Н. Зинин (1812–1880) спросил студента:
– А скажите-ка мне, что такое алкалоиды?
– Алкалоиды – это те одурманивающие, у которых названия оканчиваются на «ин» – хинин, кофеин, стрихнин, никотин… – бойко начал перечислять экзаменуемый.
– Стой, стой! – воскликнул Николай Николаевич. – Хоть у меня с Бородиным фамилии тоже оканчиваются на «ин», но мы не алкалоиды!
ОДНА ДАМА СКАЗАЛА…
Известный немецкий химик-органик Август Гофман (1818–1892) во время чтения лекций любил поразить слушателей каким-нибудь экстравагантным сравнением. Так, говоря о специфическом запахе бензола, он небрежно бросал:
– Одна дама как-то сказала мне по-свойски, что он пахнет стиранными перчатками…
Но профессор столь часто повторял эту фразу в аудитории, что некий студент дерзнул разыграть его и, когда тот начал было произносить привычные слова, крикнул с места:
– Одна дама сказала мне, что бензол пахнет стиранными перчатками!
– Как? – не на шутку встревожился Гофман. – Вы тоже знаете ее? А что еще она сказала?
И В ИХНЕЙ ТРАДИЦИИ…
В середине 1960-х годов в Бирмингеме – центре британской автомобильной промышленности – разразилась грандиозная забастовка. Во время приезда в город тогдашнего премьер-министра Гарольда Вильсона около отеля, где он остановился, собралась толпа бастовавших рабочих. Выйдя к ним, премьер попросил их выбрать шесть уполномоченных для ведения переговоров. Однако вместо шести забастовщики выделили двенадцать.
– Ну что ж! – вздохнул Вильсон. – Пусть будет двенадцать. Это уж, видно, традиция нашей автопромышленности: двенадцать человек работают там, где достаточно шести!
А ЧТО БЫЛО БЫ, ЕСЛИ…
Роль личности в истории – как только нам не морочили головы в школе, институте, средствах массовой информации, какие только мытарства нам не пришлось претерпеть на экзаменах: ведь она, эта роль, неузнаваемо менялась в зависимости от конъюнктурных соображений. А потом, набравшись житейской мудрости, мы с изумлением убеждались, что порой метко брошенное, пусть и язвительное, слово куда яснее раскрывает суть, чем иная пухлая диссертация.
Как известно, сейчас британский газетный король Роберт Максвелл, некогда эмигрировавший из оккупированной Чехословакии, затеял «великий восточный поход» – приобрел или приобретает долевое участие в крупнейших газетах Венгрии, Болгарии, Чехословакии, Румынии и уже пересек нашу границу: станет на выгодных паях выпускать 5–6-миллионным тиражом ежедневную газету «Деловой мир», входит в число акционеров «Литературной газеты». Стараясь как-то простодушнее объяснить любовь к девственному рынку советской прессы, он охотно подчеркивает свое личное знакомство со всеми нашими лидерами от Л. Брежнева до М. Горбачева. Больше того, он вспоминает, как по просьбе К. Черненко не раз высказывал за бутылкой водки свой анализ международной ситуации. К сожалению, после избрания К. Черненко Генеральным секретарем ЦК КПСС помощники запретили ему слушать какие-либо мнения прожженного бизнесмена о текущих событиях и посоветовали ограничиться лишь светской беседой. И вот на последней встрече при такой беседе Черненко поинтересовался у Максвелла гипотетическим прогнозом: а что, если б вместо Джона Кеннеди преступник застрелил Никиту Хрущева?
– Онассис никогда не женился бы на вдове Хрущева, – коротко суммировал тот возможные последствия.
НЕТ, НЕ ВСЕ!
Дождь наград и почетных званий, обрушившийся на советского математика В. М. Глушкова (1923–1982), ошеломил некоторых его коллег. В 1968 году после присуждения ему Государственной премии СССР один из них, встретив Глушкова, завистливо сказал:
– Ну и везет же вам, Виктор Михайлович! В 45 лет вы и директор института, и академик, и лауреат Ленинской премии, а вот теперь еще и Государственной. Кажется, вы обладатель всех мыслимых наград…
– Нет! – сразу же среагировал Глушков, – А Герой Социалистического Труда?
Как известно, через год он был удостоен этого звания.
ОДИНАКОВОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ
Как-то раз немецкого химика-органика, лауреата Нобелевской премии Эмиля Фишера (1852–1919) встретил на прогулке писатель Герман Зудерман (1857–1928).
– Дорогой профессор! – воскликнул он. – Как я благодарен вам за ваш чудодейственный препарат веронал. Он действует на меня безотказно. Мне даже не нужно глотать его, достаточно увидеть на ночном столике – и я засыпаю как убитый!
– Какое удивительное совпадение! – поразился Фишер. – На меня точно такое же действие оказывает ваш роман. Мне даже не нужно читать его, достаточно увидеть, что он лежит на ночном столике, – и я уже сплю!
ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЗГЛЯДА
Известный русский физик и геофизик, академик Петербургской АН, князь Б. Б. Голицын (1862–1916) более всего прославился своими основополагающими исследованиями в области сейсмологии, получившими широкое признание за рубежом. Как-то раз на светском приеме один сановник, дабы показать свою осведомленность, встретил Бориса Борисовича нарочито громкими словами:
– Как же, князь, читал, читал… Французы про вас пишут, будто вы заглянули в самые недра Земли! Но скажите, между нами, разумеется, как же вы ухитрились это сделать?
– Да с помощью электродов, – ответил Голицын.
– Электродов? – приятно удивился сановник. – А это, простите, кто такие?
Поняв, что любые, даже упрощенные объяснения тут бесполезны, Голицын нашел прекрасный выход из положения:
– А это продолжение моего взгляда…
КТО БОЛЬШЕ?
В 1933 году в Кавендишской лаборатории, которую возглавлял знаменитый английский физик, лауреат Нобелевской премии Эрнест Резерфорд (1871–1937), был сооружен мощный по тем временам ускоритель. Ученый очень гордился этой установкой и как-то раз, показывая ее одному из посетителей и желая подчеркнуть ее достоинства, заметил:
– Эта штука обошлась нам в 250 фунтов стерлингов. Согласен, уйма денег! Стоимость содержания аспиранта на протяжении целого года! Но разве какой-нибудь аспирант смог бы сделать за год столько открытий, сколько этот ускоритель?..
МЕЧТЫ ЭКСПЕРИМЕНТАТОРА
Венгерский физик Лоранд Этвеш (1848–1919), прославившийся исследованиями в области гравитации, проводил цикл измерений на озере Балатон в декабре 1902 года. Как-то раз льдина, на которой он находился со своим помощником, откололась от берега, и ветер понес ее к середине озера. Гомон зевак, толпившихся обыкновенно на берегу, начал стихать, и в наступившей тишине на барона фон Этвеша снизошло вдохновение. Он стал лихорадочно записывать в блокнот решения долго волновавших его проблем…
Когда через несколько часов закоченевшего исследователя сняли со льдины и отогрели в отеле, коллеги и журналисты обнаружили в его записной книжке среди цифр и формул, ставших достоянием науки, какие-то трудные для прочтения каракули. Когда ученого попросили расшифровать их, он смущенно сказал:
– Тут я записал некоторые мои мечты о будущем.
– А о чем же вы мечтали в роковые минуты, которые могли бы стать для вас последними?
– Если откровенно: о кружке горячего грога…
УЗНАВ ВАС ПОЛУЧШЕ…
В 1817 году, когда английский ученый, один из основоположников волновой теории света Томас Юнг (1773–1829) выступил на собрании востоковедов Лондонского Королевского общества с докладом о расшифровке египетских иероглифов, специалисты, не обсуждая существа изложенной гипотезы, принялись дружно упрекать его в несерьезности и даже несолидности поведения. Ему припомнили, что он берет на себя смелость публиковать статьи едва ли не по всем наукам – астрономии, хирургии, физике, живописи, кораблестроению, окулистике – и, что неслыханно, выступать в цирке.
Юнг, спокойно выслушав все эти обвинения, сказал:
– Чтобы окончательно испортить свою репутацию в ваших глазах, добавлю, что я работал кузнецом и сам шил матросские штаны!
– Ну, тогда вам осталось только выступать перед публикой с карточными фокусами, – возмутились востоковеды.
– Господа! – громогласно заявил Юнг – Сегодняшняя встреча оказалась для меня чрезвычайно полезной. Я понял, что востоковеды Королевского общества никогда не разгадают тайны иероглифов, и я нахожу для себя невозможным заседать в столь безнадежном собрании…
СОШЛИСЬ ВО МНЕНИИ
Профессор Софийского университета Христо Гандев, слушая путаные ответы студента, мягко прервал его:
– Уважаемый коллега, вы уж меня извините, но я бы очень хотел, чтобы вы привели хоть какое-нибудь маленькое доказательство этой совершенно новой и весьма оригинальной гипотезы, изложить которую вы только что оказали нам честь.
– Я бы тоже этого хотел, профессор, – со вздохом отвечал студент.
ВОТ ТАК ПОДШУТИЛ!
Когда аспирант Николай Добрев, будущий заведующий кафедрой аналитической и неорганической химии Софийского университета, брал пробы воды из реки вблизи села Меричлери, местные крестьяне спросили, что он собирается делать со своими «стекляшками». По молодости лет Добрев решил подшутить над ними и ответил:
– Буду хранить в них душу вашей реки…
Эта шутка имела неожиданные последствия. Ночью крестьяне Меричлери проснулись от слабых подземных толчков и насмерть перепугались. А Добрев в это время безмятежно спал, пока хозяйка дома, где он остановился, не растолкала его со словами:
– Вставайте, ученый, беда! Все село идет сюда, чтобы свести с вами счеты за обездоленную реку…
Пришлось Добреву прямо раздетым спасаться бегством через окно. Ну а что касается проб, то они весьма пригодились для его научного труда «Вклад в химическое исследование болгарских термальных и минеральных источников».
ДЕЛОВОЙ «ФОРД»
Создав величайшее в мире автомобильное производство, Г. Форд пристально следил за всем, что происходило на автомобильном рынке. В частности, его компания закупала новые модели конкурирующих фирм, тщательно изучала их для выявления того, что можно было с успехом использовать в своих конструкциях. Участие в таких проверках нередко принимал и сам босс.
Как-то раз во время испытательной поездки на английском «ланчестере» Форд въехал в небольшой городок, где его поджидала «засада» газетных репортеров. Внезапно окружив его, они задали ехидный вопрос:
– Мистер Форд! Почему для личных нужд вы используете английскую, а не собственную продукцию, которую рекламируете как лучшую и надежнейшую в мире?
Не желая раскрывать карты и давать набойку изделиям конкурентов, Форд небрежно ответил:
– Знаете, я сейчас в отпуске, катаюсь так себе, ради удовольствия, и никуда не тороплюсь. И поскольку поломка в пути, которая, чего скрывать, вполне возможна на этой, сами посмотрите, машине, не грозит нанести делового ущерба, она мало волнует меня. Но если бы мне пришлось отправиться по делам, то я – конечно же, без всяких сомнений! – воспользовался бы самой лучшей, самой надежной в мире продукцией фирмы Форд.
ОТЕЦ И ДЕТИ
В XIX веке на западе Америки была создана сеть начальных миссионерских школ, куда ежегодно командировались епископы евангелической церкви для проведения ревизий. Так вот, в 1901 году один из таких епископов был приглашен на вечерний чай директором ревизуемой школы Хорнером и его коллегами. Насытившись, гость откинулся на кресле и важно изрек:
– Мне кажется, мистер Хорнер, что вам следует уделять больше внимания преподаванию учения церкви и меньше нажимать на науку, ибо, насколько я могу судить, мы не открыли еще ни одного более-менее порядочного закона природы.
– Не могу согласиться с вами, – осмелился возразить учитель. – Конечно, наши научные знания еще невелики, но настанет день, когда человек, скажем, сможет летать по воздуху, как птица.
– Да за такие мысли вам прямая дорога в ад! – побагровев, сердито воскликнул епископ Райт, отец… Уилбера и Орвилла Райтов, которые через два года совершили свой исторический полет на отмели Китти-Хоук.
ТЕМ, ЧТО ВНУТРИ, А НЕ СНАРУЖИ…
Доброхоты не раз советовали знаменитому американскому автопромышленнику Г. Форду (1863–1947) возвести для фирмы помпезные хоромы, которые должны были бы символизировать ее грандиозные производственные и финансовые успехи. Форд упорно отказывался, говоря:
– Я желаю приобрести известность автомобилями, а не зданиями, в которых они производятся!
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫХ НЕ БЫВАЕТ
Предметом особой гордости Форда была система отбора руководящих кадров, которая позволяла ему быстро отсеивать неспособных администраторов. Когда его спрашивали, в чем главный принцип этой системы, он отвечал:
– Если, проанализировав причины плохой работы того или иного производственного участка, вы убеждаетесь, что виноватых нет, то можете смело закрывать свою лавочку!
«САМОЕ ВЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ…»
Осенью 1941 года, когда немцы оккупировали никопольские месторождения марганца, в стране возник острейший дефицит этого металла, необходимого для производства вооружения. В связи с этим крупнейший знаток геологии Сибири академик В. А. Обручев (1863–1956) экстренно разработал план посылки геологических разведок в ряд районов Урала, где, по его соображениям, должны быть залежи марганца. Однако руководство встретило план с недоверием.
– Для развертывания изыскательских работ, – сказали Обручеву, – нужны серьезные обоснования.
– Самое веское обоснование моего плана, – отрезал Владимир Афанасьевич, – мнение специалиста такого уровня, как я…
«И ТЫ, СКОТИНА?»
Едва ли не во все хрестоматии по истории Древнего Рима вошел эпизод, связанный с гибелью Гая Юлия Цезаря (102 или 100 – 44 до н. э.). Увидев среди своих убийц сенатора Марка Юния Брута, он сказал ему:
– И ты, Брут?
Эта странная фраза, ставшая последней в жизни Цезаря, породила массу кривотолков. Одни утверждали, будто диктатор был потрясен предательством Брута, которому всегда благоволил. Другие договаривались до того, что Брут являлся незаконнорожденным сыном Цезаря и что смысл слов сводился к отцовско-укоряющему: «И ты, мой мальчик?»
Но самую оригинальную трактовку этого эпизода дал знаменитый шлиссельбуржец, почетный член АН СССР Н. А. Морозов (1854–1946). Николай Александрович попенял историкам на то, что они не удосужились перевести собственные имена римских героев на русский язык. Если бы они сделали это, всякая неясность была бы устранена. Ведь Цезарь сказал:
– И ты, скотина?
Как известно, Брут, вместе с Кассием возглавивший заговор против Цезаря и одним из первых нанесший ему удар кинжалом, через два года покончил с собой.
ТЕСТ НА СООБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ
Когда отмечалось 60-летие Ленинградского механического института имени Д. Ф. Устинова, после торжественного вечера, посвященного юбилею, состоялся банкет в ресторане «Невский». Мероприятие стало приятным сюрпризом для приглашенных (всем еще были памятны антиалкогольный указ и шумная газетная кампания по соблюдению показушной скромности), а потому атмосфера в зале царила самая непринужденная. Произносились подобающие случаю тосты, прочувствованные слова в адрес альма-матер… Но вот со своего места поднялся летчик-космонавт, доктор технических наук Г. М. Гречко и заявил:
– Нет больше моих сил таить в себе это. Как выпускник военмеха, я просто обязан признаться перед бывшими сокурсниками – увы, друзья, однажды мне довелось сильно опростоволоситься…
За столом наступила тишина. Оказывается, отправляясь в длительный космический полет, Георгий Михайлович вместе с коллегой контрабандно захватил фляжку коньяка. На орбитальной станции они сперва подкреплялись им довольно обычным способом, насколько позволяли, конечно, условия невесомости; когда коньяка поубавилось, стали вышибать его кулаком, затем же мять фляжку, чтобы выжать его, словно зубную пасту, ну а в конце и это не помогло. Так и пришлось оставить немалую часть напитка во фляжке. При возвращении на Землю ее, естественно, не захватили, а новому экипажу ради конспирации ничего толком не сказали. Каково же было потрясение Георгия Михайловича, когда вернувшиеся «сменщики» доверительным тоном горячо поблагодарили его за коньяк. «Как же вы допили фляжку?» – изумился он. И в ответ услышал ехидное: «Для этого надо иметь не высшее образование, а хотя бы среднее воображение…»
Тут Гречко вдруг прервал свое повествование и спросил именитых гостей:
– А вы, столкнувшись с такой проблемой, как бы вы решили ее?
Столь неожиданный тест на сообразительность вызвал бурное обсуждение. Решения предлагались одно хитроумнее другого, но тут же отвергались оппонентами, оперировавшими математическими выкладками на салфетках. Наконец, когда «мозговой штурм» завершился явным тупиком, Георгий Михайлович сжалился над собравшимися:
– Решение настолько же элементарно, насколько и оригинально, требующее определенных навыков и знаний законов механики. Так вот, один космонавт присасывался к горлышку фляжки, а другой давал ему крепкий подзатыльник, и порция коньяка оказывалась во рту!
«СЕЙЧАС МЫ ИХ ТОЛЬКО ХОРОНИМ…»
Князь Александр Сергеевич Меншиков – правнук знаменитого петровского сподвижника – отличался едким, ироничным складом ума. Служил он в высших учреждениях морского ведомства, где продвижение по службе шло весьма туго и адмиралами становились лишь в очень преклонном возрасте. А потому смертность среди этих чинов была чрезвычайно высокой.
Как-то раз на очередных похоронах Николай I по-свойски спросил Меншикова:
– И отчего это у тебя так часто умирают члены Адмиралтейств-совета?
– Ваше величество, – возразил Меншиков, – ведь умерли-то они давно, а сейчас мы их только хороним…
«САМОЕ РЕДКОСТНОЕ И ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОЕ»
Граф Клейнмихель перед самым пуском железной дороги Петербург―Москва ухитрился сдать ее на откуп американцам. Заокеанские ловкачи соблазнили графа в буквальном смысле копеечным расчетом, выпросив себе полторы копейки серебром за каждый пуд груза, перевезенного на одну версту. Но, казалось бы, столь ничтожная сумма обернулась такими убытками для русской казны, что общество возроптало… Вот в это время в Петербург и прибыла персидская делегация, которой Николай I приказал показать все самое редкостное и достопримечательное, что есть в столице, включая и тогдашнюю новинку – железную дорогу.
– Все ли замечательное было показано персам на дороге? – после их визита спросил император ответственных за прием.
– Все, ваше величество.
– Все – да не все, – заметил случившийся при этом разговоре Меншиков. – Самого-то редкостного и самого достопримечательного вы персам так и не показали.
– Чего же это? – заинтересовался император.
– А контракта, заключенного графом Клейнмихелем с американцами…
НЕ Я, А ОН!
Известный русский хирург профессор Гюббенет, прославившийся своими операциями во время Крымской войны, имел брата – киевского полицмейстера, с которым у него были весьма натянутые отношения. Когда Александр II вскоре после коронации приехал в Киев, ему в числе других профессоров университета представили и Гюббенета.
– А, так это ты брат здешнего полицмейстера? – рассеянно спросил его император, который всех называл на «ты».
Кровь бросилась Гюббенету в лицо.
– Ваше величество! – с возмущением сказал он. – Это не я – его брат, а он – мой брат!
КТО СЧАСТЛИВЕЕ?
В конце XIX века в Брюсселе собрался международный железнодорожный конгресс, на котором в числе прочих обсуждался и вопрос о преимуществах европейской и американской систем тяги. По первой системе машинист как бы закреплялся за паровозом, и тот находился в движении ровно столько, сколько в состоянии вынести организм человека. И когда машинист спал, локомотив тоже «отдыхал». По второй же системе паровоз работал непрерывно, менялись на нем только машинисты. Таким образом, в Европе локомотивы действовали в сутки не более 10 ч, а в Америке – до 20 ч.
Европейскую систему на конгрессе отстаивал бельгийский инженер Бельпер. Воодушевившись присутствием своего короля Леопольда II, он произнес патетическую речь, в которой сравнивал паровоз и машиниста с женой и мужем и доказывал, что нельзя разлучать супругов, что жена может быть счастлива и благополучна, если всегда находится при муже.
Ему возражал защитник американской системы инженер Сортио:
– Господин Бельпер живет рядом с Парижем, а не знает того, что там давно известно всем. А именно, что женщина, у которой не один, а несколько мужей, гораздо счастливее и содержится гораздо лучше, нежели женщина, живущая с одним мужем…
Под общий хохот аудитории и короля, склонного «к супружеской легкости», конгресс рекомендовал американскую систему…
ТОГО СЧИТАТЬ ЭТИМ!
Бывший адъютант М. И. Кутузова, генерал-лейтенант, академик А. И. Михайловский-Данилевский (1790–1848), составляя труды по истории Отечественной войны 1812 года, нередко, следуя своим выгодам, выпячивал заслуги тех военных, которые в данный момент занимали высокие посты. Но вот произошло непредвиденное. Когда очередной том с описанием подвигов тогдашнего военного министра князя Чернышева был уже напечатан, в Петербурге распространились слухи, что князя отправляют на Кавказ, а на его место назначают графа Клейнмихеля…
И многие поверили тому, что говорил по этому поводу известный петербургский острослов князь А. С. Меншиков – правнук петровского сподвижника:
– Данилевский, не желая тратиться на перепечатку своего труда, решил его не переделывать, а ограничиться уведомлением: мол, все, написанное о князе Чернышеве, считать относящимся к графу Клейнмихелю.
В наши дни история повторяется – на этот раз с многотомной историей Великой Отечественной войны, которая, по конъюнктурным соображениям авторов, претерпевает зачастую причудливые изменения.
ФАМИЛЬНЫЙ ГЛАГОЛ
О трех известных всему Петербургу братьях Бибиковых Меншиков отзывался весьма саркастически. Каждому из них был свойствен свой грешок: Дмитрий гордился древностью рода, Илья злоупотреблял картишками, а Гавриил часу не мог прожить, дабы не приврать и не похвастать.
– Всех Бибиковых отличает приверженность к глаголу «дуть», – пояснял Меншиков. – Один – надувается, другой – продувается, третий же – других надувает…
ГЕНЕРАЛ – ДАЖЕ НЕ МИНЕРАЛ
Известный русский капиталист В. А. Кокорев (1817–1889) считал, что осознать свои сословные цели и задачи отечественному купечеству мешает «чинобесие» – преклонение перед дворянами и чиновниками. Как-то раз ему довелось участвовать в выборах председателя одного торгово-промышленного объединения. Баллотировались на этот пост два кандидата: толковый, знающий отрасль предприниматель и мало понимающий в деле действительный статский советник, любивший, чтобы к нему обращались по соответствующему военному чину – «генерал»…
Во время обсуждения кандидатур Василий Александрович попросил слова.
– Когда Петр I по дороге в Крым проезжал через Донецкий бассейн, – сказал он, – ему показали выход на поверхность угольного пласта. Хотя каменный уголь тогда не использовался и еще мало кто понимал его значение, великий преобразователь России произнес пророческие слова: «Сей минерал, если не нам, то потомкам нашим зело полезен будет…» Тут Кокорев выдержал паузу и эффектно закончил:
– А сей генерал ни нам, ни потомкам нашим, и вообще никому и ни на что никак полезен не будет!
P.S. Интересно, подыскал бы он вообще слова, дабы охарактеризовать нынешних пенкоснимателей – руководителей искусственно создаваемых псевдоэкономических новообразований для переливания из пустого в порожнее? И какой чин для себя предусмотрели последние в разрабатываемом ранжировании населения? Не иначе, как соответствующий генерал-фельдмаршалу царских времен с окладом в сотню-другую советских прожиточных минимумов.
НУ И ЧИСТЮЛЯ!
В № 4 за 1991 год мы рассказывали, как жена изобретателя автомобиля Карла Бенца, Берта, «вывела автостроение на большую дорогу». В начале августа 1888 года она совершила первый в истории междугородный «автопробег» между Мангеймом и Пфарцгеймом (правда, по семейным обстоятельствам). Так вот, когда на полпути выяснилось, что горючего не хватает, она прикупила бензина в… аптеке, чем произвела на ее владельца неизгладимое впечатление. И хотя газеты уже вовсю шумели о беспрецедентном путешествии, аптекарь, отвечая на расспросы посетителей, неизменно подчеркивал то, что поразило его больше всего:
