Текст книги "Мореплаватели солнечного восхода"

Автор книги: Те Ранги Хироа

При Паао плавания между Гавайями и Таити прекратились. На Гавайских островах было у же достаточно съедобных растений, свиней, собак и домашней птицы. Таро стало основной пищей населения; клубни разминали каменными пестиками с округлыми шишками наверху (не похожими на украшения таитянских пестиков). Размятое таро разбавлялось водой и превращалось в тестообразную массу – пои, эту ежедневную пищу населения. В других частях Полинезии блюда из таро могли подаваться на тарелках из листьев, но гавайское пои требовало непротекающих сосудов. Бутыли из больших тыкв со срезанными верхушками употреблялись при сервировке пиров для подачи блюда, маленькие тыквы служили в качестве индивидуальной посуды, а срезанные верхушки тыквы заменяли крышки. Резчики по дереву, очевидно, находились под влиянием форм, которые придавались тыквенным сосудам. Поэтому для Гавайев более характерны круглые деревянные чаши с крышками, чем кубки с ножками, которые распространены в Центральной Полинезии. На некоторых гавайских чашах вырезался внутренний выступающий гребень, служивший для вытирания пальцев.

Для переноски больших чаш с пои возникла нужда в плетеных сумках. Гавайские плетеные сумки и шесты для их переноски отделаны с такой тщательностью, как нигде в остальной Полинезии. На некоторых шестах выступы на концах вырезаны в виде человеческих голов. Таким образом, сосуды, в которых подавалась пища, дали толчок к развитию ремесел и появлению местного стиля.

Бумажная шелковица была завезена с Таити, но техника выработки лубяной ткани отличается местными особенностями. Вместо обычных параллельных линий гавайцы вырезали на колотушках для выделки лубяной ткани различные узоры, которые отпечатывались на материи в виде затейливых водяных знаков. Кроме того, различные узоры вырезали также на кусочках бамбука, которые погружали затем в краску и прикладывали к ткани для ее разрисовки. Плащи и мантии из сети тонкого плетения, украшенные красными перьями, были одеждой всех полинезийских вождей. Позднее в узоры стали вплетать желтые перья, а так как последние реже встречались на Гавайях, то желтый цвет стал цветом гавайских вождей. Сложные узоры из золотых треугольников, полумесяцев и кружков на ярко-красном фоне царских одежд являются образцами высокого искусства в сочетании красок. Гавайские шлемы с гребнем посередине, похожие на древнегреческие, также украшались перьями и являются уникальными как по рисунку отделки, так и по технике выполнения. Перья венчали и плетеные головы с перламутровыми глазами и ртами со вставленными собачьими зубами, которые характерны для скульптур, изображавших богов войны.

Наследственные вожди, правившие отдельными областями, приобретали все большую власть. Они владели землей и через покоренных вождей собирали дань с населения в определенные периоды времени, в основном на празднестве Макахики, происходившем после сбора основного урожая в ноябре. В отдельных знатных семьях братья, преисполненные высокомерным чванством, женились на своих сестрах, считая, что нет другой достаточно высокопоставленной семьи, достойной дать им супругу. Этот обычай нигде в Полинезии больше не встречался. К отпрыскам таких браков относились с глубочайшим уважением. Гавайцы установили огромное количество различных табу. Опасаясь, что боги не уследят за их нарушением и своевременно не накажут виновных, вожди возлагали эти функции на специальных должностных лиц.

После того как могущественный вождь приобретал власть над целым островом, его население начинало группироваться семьями по округам, а не по племенам. Мужчины сами готовили себе пищу, людям различных полов не разрешалось разделять трапезу. Святость этого табу была впервые нарушена не известными нам белыми мужчинами с первых же дней посещения островов иностранными судами. Белые, живя с гавайскими женщинами, не только сами не соблюдали табу, но и, вероятно, открыто насмехались над ним. Табу было окончательно отменено вдовствующей королевой Каахуману, которая публично разделяла трапезу со своим сыном. Так Каахуману добилась на Гавайях равноправия полов за столетие до начала суфражистского движения в Англии.

Служение богам, завезенным с Таити, совершалось на площадках, окруженных каменными стенами, которые получили название «хеиау» вместо таитянского «марае». Характерной чертой местной архитектуры была трехэтажная башня, с которой верховный вождь возвещал волю богов. Храмы украшались большими деревянными и каменными изображениями главных и второстепенных богов и мелких местных божков. Храмовые ритуалы отличались пышностью и сложностью, а ритуальные песнопения – богатой поэтической фантазией. Гавайцы были любителями как светских, так и обрядовых «хула» (плясок), и Лака, божество плясок, получало богатые жертвоприношения. Человеческие жертвы приносились только богу войны Ку, однако человеческое мясо не съедалось жрецами.

Сильные и энергичные гавайцы создали свою культуру, основанную на культурных достижениях Центральной Полинезии. Они прекрасно приспособились к среде и одинаково умело пользовались землей и морем. Свиньи, собаки и домашняя птица служили пищей богатым гавайцам, рыба же составляла основное питание народа. Земля доставляла батат и таро в качестве добавления к рыбе, а также сырье для лодок, сетей и лесок; границы округов проходили не только по водоразделам суши, но и по морю; ибо суша и море дополняли друг друга, поставляя все необходимое для существования человека.

Появились легенды и предания о холмах и долинах Гавайи. Потребность в дальних морских странствиях отпала; интересы населения ограничились прибрежными водами. Ладьи для дальних плаваний уже не выплывали больше из пролива Ке-Ала-и-Кахики, чтобы направить курс к экватору. Долгие морские странствия северных скитальцев прекратились. Гавайи стали обжитым домом.

Глава XIX. ЮЖНЫЙ УГОЛ ТРЕУГОЛЬНИКА

 
Я нашел большую землю, окутанную густыми туманами,
В Тиритири-о-те-Моана – открытом море, что лежит к югу.
 

(Открытая Куп)

Моя мать была чистокровной маорийкой из племени нгатимутунга в Северном Таранаки на Новой Зеландии. У нее было необычайное имя – Нга-ронго-ки-туа (то есть «Вести, которые уходят в далекие края»). Дорожа ее памятью, я надеюсь, что те вести, которые я собрал в далеких краях, делают меня достойным чести быть ее сыном. Мать моя была первым ребенком в старшей линии племенной группы нга-ти-уруту; от нее я научился гордиться своей расой. Единственного брата матери назвали Те Ранги Хироа в честь предка, жившего двумя веками раньше. Мне сообщили, что Хироа представляет собой сокращенную форму от Ихи-Роа, что означает «Небеса, пронизанные длинными лучами солнца». Мой дядя тяжело» заболел во время посещения одной отдаленной деревни, но все же приказал тронуться в обратный путь, желая умереть дома. К несчастью, он скончался по дороге, и в память этого печального события мне дали первое имя Те Мате Рори (смерть в дороге). Я испытал большое облегчение, когда, достигнув совершеннолетия (13 лет), получил новое имя взрослого Те Ранги Хироа. Так была соблюдена классическая традиция воздаяния почести покойному дяде.

Отец мой принадлежал к семье, происходившей из Северной Ирландии и жившей в Армаге (Armagh). Я двуязычен, ношу два имени, в моих жилах текут две крови, но я никогда не согласился бы полностью заменить одну из них другой. Привожу здесь эти краткие биографические сведения для того, чтобы показать, как с самого рождения я получил такую основу для изучения образа жизни и обычаев полинезийцев, какую мне не дал бы ни один университет. Кровь моей матери помогает мне понять культуру моих предков, а язык отца дает возможность передать ее словами, доступными для людей другой расы, хотя мой перевод, далеко не безупречен.

Моя бабушка со стороны матери была замечательной женщиной. Бабушка прожила долгую жизнь, и на ее лице собралось больше морщин, чем на любом другом, которое я когда-либо видел. На ее веку умерло много членов нашего племени, и всех их она оплакивала. В отарину был обычай во время причитаний по умершим родичам надрезать кожу кусочком обсидиана; слезы, смешавшиеся с кровью, должны были подчеркнуть тяжесть скорби. Иногда в порезы втирали древесный уголь, оставлявший неизгладимые следы. Грудь моей бабушки вся была покрыта этими знаками скорби, а в честь самых дорогих и близких покойников она делала надрезы на щеках. В детстве я особенно гордился ее татуировкой. Кроме обычного узора на губах, искусно сделанный рисунок покрывал также ее подбородок, на каждой ноздре красовалась мастерски выполненная двойная спираль, а от внутренних углов глаз расходились дугой на лоб короткие, изогнутые линии. Когда дома меня наказывали за какую-нибудь провинность, я убегал в маорийскую деревню и прятался у бабушки. Она рассказывала мне о событиях, происходивших в пору ее молодости; от бабушки и от матери я узнал историю нашего, племени.

После смерти матери я поступил в колледж Те Ауте[72]72
  Колледж Те Ауте был тогда единственным маорийским средним учебным заведением; позднее он был закрыт правительством.


[Закрыть], но каникулы мне все же иногда удавалось проводить среди своих соплеменников. Несмотря на протесты всех своих родственников, живших в домах из пиленого леса, я спал рядом с бабушкой на; земляном полу ее туземной хижины, стены которой были сделаны из древовидного папоротника. Бабушка выращивала около хижины табак, и по вечерам, покуривая трубку перед огнем, рассказывала своему внуку, воспитаннику колледжа, всевозможные истории, которые он слушал с большим наслаждением. Свидетельница многих давно минувших событий, она как бы принадлежала к другому веку. Расставаясь со мной, она каждый раз плакала все более горько, и мы оба сознавали, что конец нашей дружбы близок. Вскоре она ушла из этого мира в полинезийскую страну духов, чтобы встретиться там со своей дочерью. Ради них мне хотелось бы, чтобы наши мифы об этой стране были правдой. Бабушку звали Капуа-коре, что значит «Безоблачная», Это имя очень подходит для той, которая за всю свою долгую жизнь не навеяла облака печали ни на одно живое существо.

Окончив в 1904 г. медицинский факультет и проработав год в больнице в качестве интерна, я повиновался голосу крови и поступил на государственную службу в качестве санитарного врача-no обслуживанию маорийцев. Мне довелось посетить много различных деревень, и всюду меня принимали с учтивостью, которая воспроизводила старинные церемонии. Я видел, как жители собирались на открытой площадке перед деревенским общественным домом и проливали слезы по своим близким, недавно ушедшим из жизни. Маорийские «танги» (плачи) и ирландские поминальные причитания («уэйк») в основном почти сходны, и поэтому, слушая их, я ощущал, что две мои национальные половины как бы соединялись в одно целое. Когда местные вожди произносили приветственные речи, архаичные по своей форме, я прилагал все усилия, чтобы ответить на них должным образом. После пятилетнего обучения на медицинском факультете и целого года работы в больнице я почувствовал серьезные пробелы в своих познаниях по маорийской культуре. Моя маорийская речь невольно следовала законам английской грамматики, и я с ужасом замечал, что разговариваю со своими соплеменниками, как иностранец. За речами обычно следовала церемония соприкосновения носами со всеми собравшимися. Эта форма приветствия, некогда распространенная по всей Полинезии, теперь соблюдается только в Новой Зеландии. Молодежь никогда не пыталась избежать этого приветствия, не желая огорчать старших, что говорит в пользу нашего поколения. После этой церемонии с пришельца снималось табу, и он мог свободно без всяких церемоний общаться с кем угодно.

Посетитель считается гостем деревни, и в течение всего времени пребывания для ftero приготовляется в доме для гостей самая лучшая еда. В различных частях Полинезии имеются свои излюбленные блюда, которые особо ценятся жителями и которыми угощают гостей. Так, в прибрежных местностях потчуют рыбой, крабами, устрицами, в долинах рек – угрями и мальгой, в лесных районах – мясом голубей и попугаев. В каждой местности излюбленная пища изобилует в определенное время года. Моя родная деревня славилась своими угрями, которых было особенно много в июне и июле. Морские ежи (эхинодермы) в Те Аароа особенно жирны весной, когда распускаются золотистые цветы коуаи. Акулы появляются на рыболовных участках у побережья Таранаки, когда молодые папоротники начинают выпускать свои закрученные побеги. Я запомнил, когда наступают такие сезоны в различных частях острова, и, отправляясь на инспекцию, обычно согласовывал ее срок с местным календарем пищи. Делал я это не только потому, что мне нравились туземные блюда, но и чтобы доставить истинное удовольствие хозяевам, которые могли предложить гостю пищу, славившуюся в их местности. Исчезала неловкость, связанная с экономическими затруднениями, и хозяин с гостем испытывали взаимное удовлетворение.

Скоро я понял, что смогу заслужить доверие и получить поддержку со стороны вождей и стариков только в том случае, если мой молодой возраст будет компенсирован осведомленностью в области маорийской культуры. Этим я смог бы не только завоевать их уважение, но и ясно показать, на чьей стороне мои симпатии. Я принялся усиленно изучать маорийскую мифологию, легенды, предания и начад детально знакомиться с образом жизни и этикетом местных жителей, постигая особенности торжественной речи, а также традиционные метафоры и поэтические сравнения, которые ее украшают. Чем больше речь расцвечена цитатами из мифов и древних преданий, тем больше она нравится маорийцам. Чтобы речь считалась полноценной, нужно умело вставлять в нее старинные песни и заклинания. Я не добился искусного цитирования песен, но зато собрал и выучил множество культовых песнопений и заклинаний, которыми и украшал свою речь. Просмотрев все, что было напечатано, я стал учиться непосредственно у знатоков из различных племен, которые были счастливы передать свои знания способному их оценить исследователю одной с ними крови. В результате общения с более молодыми вождями я сделался чем-то вроде доморощенного антрополога, но не с целью получения ученой степени, а для того, чтобы лучше понять свой народ и помочь ему преодолеть проблемы и испытания порожденные цивилизацией.

В маорийских школах[73]73
  У маори существовали особые дома-школы (варе-кура), где жрецы и знатоки обычаев и преданий (тохунга) обучали молодежь. Сыновья знати обучались в особых варе-кура, отдельно от простых юношей и девушек. В школах для знати обучали по преимуществу мифологии, священным и генеалогическим преданиям, астрономии и т. п., в варе-кура для простонародья обучали главным образом земледелию и ремеслам. Здание варе-кура (особенно для знати) считалось священным, и постройка его сопровождалась особыми обрядами. Обучение проходили мальчики приблизительно с 12 лет; школьные занятия продолжались по 4–6 месяцев в году и длились до 4–5 лет. Обучение было устным, ибо письменности не было. Оканчивающие школу подвергались особым испытаниям.


[Закрыть] учение о сотворении мира преподносилось в виде последовательных этапов родословных; особые знатоки декламировали и истолковывали их.

Учение о сотворении мира было озаглавлено Кауаэрунга (Верхняя челюсть) в противоположность науке о событиях земных, называвшейся Кауаэ-раро (Нижняя челюсть). События небесные начинаются с пустоты (Коре), которая переходит в неизвестное, воплощенное в Ночи (По). Бест, излагая учение об этом раннем периоде, пишет: «В течение долгих веков, до того, как были созданы небеса, земля и небесные тела, была По – неосязаемая, неведомая, невидимая, непознаваемая». Эта выдержка сообщает основное содержание мифа, но весь период трудно определить одним общим термином. Он растянут на десять Ночей, которым иногда даются различные описательные названия По-танготанго, По-керекере, По-тинитини, употреблявшиеся, как уже отмечалось, древними философами храма Тапутапу-атеа в Центральной Полинезии.

За Неизвестностью следовали периоды развития природы, которые обозначались названиями, соответствующими стадиям развития растений и человека. Стадии развития растений воплощались в образах Главного Корня, Отростков, Корешков, Ствола, Ветвей, Побегов и Листьев. Развитие человека было олицетворено в образах Зачатия, Беременности, Рождения, Рассудка, Мысли и Желания, которые предшествовали двум прародителям, Отцу-Небу и Матери-Земле. Мы уже встречались в мифах других островов с праотцем по имени Пространство (Атеа, Ватеа и Уакеа). В мифологии Новой Зеландии он выступает под именем Ранги (Неба), который одновременно является и Пространством. Праматерь сохранила свое первоначальное имя Папа (Пласт земли) или Папа ту-а-нуку (Пласт земли, принявший форму суши).

Ранги и Папа прильнули друг к другу, и от них родились дети. В мифе приводится список, насчитывающий не менее 70 детей, которые все оставались в заточении между телами своих родителей. Из-за их близости в мире не было ни пространства, ни света. Часть детей под руководством Тане замыслила отделить родителей друг от друга, чтобы получить возможность выпрямиться и впустить свет в мир. Против этого плана резко выступил Уиро, возглавивший первую оппозицию в Южных морях. Однако план Тане был поддержан большинством голосов и проведен в жизнь. По-видимому, в мифологии маорийцев отсутствовал Ру-Подпиратель неба, и задача поднятия Отца-Неба и установки его на место была переложена маорийскими сказителями на Тане. Убедившись в тщетности попыток поднять отца руками, Тане встал на голову и начал толкать Небо ногами. Деревья, дети Тане, как бы воспроизводят положение своего отца, ибо, по маорийскому мифу, они стоят вниз головой, с ногами, протянутыми к небу. Усилиями Тане Отец-Небо был поднят наверх, Мать-Земля осталась внизу, и свет хлынул в образовавшеся между ними пространство. Слезы Ранги упали дождем на лоно Матери-Земли, а скорбь самой Папы от разлуки с Небом туманом поднялась вверх.

Некоторые дети Ранги и Папы стали главными богами мао-рийского пантеона, так же как и в мифах других островов Полинезии. Самый могущественный из богов, Тане, правил лесами и птицами. Тангароа стал богом моря и рыб, Ту получил портфель военного министра, а в ведение Ронго перешли садоводство и мир. Пост властителя ветров и дождя Рака уступил местному богу Тауириматеа. Во главе департамента дикорастущих плодов, в том числе папоротников, был поставлен Хаумеа. Уиро, который возглавлял оппозицию, выступавшую против отделения Неба от Земли, в припадке раздражения ушел в подземное царство, чтобы пребывать там в темноте, которую он так любил. Боги Те Туму и Фа'ахоту, выступающие в других мифах о сотворении мира, в Новой Зеландии неизвестны. Так же как и их островные соплеменники, маорийцы обожествляли некоторых предков и по мере необходимости создавали низшие божества из недоношенных богов.

Сотворение человека связано в маорийской мифологии с именами богов Тане и Тики. По некоторым мифам, Тики был первым человеком, по другим он олицетворял созидательную силу Тане. После того как Тане развесил по местам все звезды и пустил солнце и луну по должным направлениям, он стал искать способы создания людей, чтобы заселить мир. По совету некоторых богов, Тане вылепил из красной земли местности Куравака фигуру, которой придал форму женщины. Боги оживили ее и назвали первую женщину Хине-аху-оне (Девушка, сделанная из земли). Древние религиозные песнопения повествуют о первоначальном неведении полового акта, которое в конце концов было преодолено. Тане взял Девушку, сделанную из земли, себе в жены и у них родилась дочь Девушка-Заря. Затем произошло неизбежное кровосмешение, и когда Девушка-Заря узнала, что Тане ее отец, она удалилась в подземный мир, где проявляла благотворную заботу о душах, стремившихся к этому последнему прибежищу.

Приведенный образец учения о развитии мира прост и прямолинеен. Он был разработан жрецами религиозных школ в Опоа на Ра'иатеа к тому времени, когда предки маорийцев переселялись из центральных областей. Но точно так же, как и жрецы Опоа, которые впоследствии изменили свое первоначальное учение, превратив Та'ароа в творца, некоторые новозеландские школы изменили древние мифы, включив в них понятие Создателя всех вещей – Ио. Верховному богу давались различные имена, из которых имя Ио-матуа-коре (Ио, не имеющий родителей) указывает, что этот бог считается началом начал. По старым вариантам, небо состояло из десяти последовательных слоев, к которым позднее пришлось добавить еще два слоя, чтобы поместить Ио на самое высокое небо. Его резиденция была названа «Рангиа-теа», а место общественных сборищ перед ним – «Те Рауроха», Жрецы подобрали для бога штат Небесных дев (Мареикура) и Стражу (Поу-тириао), разместившуюся на различных слоях неба, причем каждому слою было присвоено особое название. Послы поддерживали связь между высшей сферой и главными богами.

Так как имя Ио несколько напоминает древнееврейского Иегову, существует мнение, что культ Ио возник после знакомства с христианским учением. Однако мы находим упоминание об Ио и в местных источниках, созданных еще до того, как Ветхий завет стал известен на Новой Зеландии[74]74
  Учение о едином верховном боге Ио было выработано маорийскими жрецами, вероятно не без влияния со стороны христианских миссионеров, хотя, конечно, имя еврейского бога Иеговы тут ни при чем. Возражение автора против этого предположения неубедительно, ибо даже старинные туземные песни могли подвергаться изменениям ив них могли вставляться новые имена. Сам Хироа приводит многочисленные примеры этого. Цитируемый им здесь отрывок старинного текста не содержит в себе имени Ио.


[Закрыть]. В качестве примера можно привести плач старого вождя, сочиненный более 200 лет тому назад, где упоминается о дороге, которую предстоит пройти душе его любимой внучки.

 
Рукой схвати лозу,
По которой бог Тане взобрался на самое высокое из небес.
И тебя радостно встретят Небесные девы,
Собравшиеся во дворце Те Рауроха.
И ты войдешь во в дворец Рангиатеа.
Тогда, и только тогда, исчезнут все мирские желанья,
О девочка моя!
 

В одном из таитянских мифов повествуется о войне между Тане и Хиро. Маорийские теологи перенесли это единоборство в миф об Ио.

Тане отправляется на двенадцатое небо, чтобы получить от Ио познания, хранившиеся в трех корзинах. Хиро в союзе с Тау-ириматеа напустил на Тане Дождь, Град, Ветры, Сильный холод и различные болезни (известные под именем «майки»). Тане победил всех врагов, и, таким образом, познания Добра, Зла и Обрядов были принесены им в наш мир и возвещены людям древними школами толкователей легенд и преданий.

В мифах, посвященных легендарным героям, мы снова встречаемся с семьей Мауи и сказанием о выуживании островов. Пять братьев Мауи отправились, как полагается, в дальнее плавание на лов рыбы. Самый младший из братьев с помощью магических заклинаний зацепил свой крючок за землю, находившуюся под водой. Несмотря на возражения братьев, Мауи вытащил огромную Рыбу-остров. Эта Рыба стала Северным островом Новой Зеландии, а лодка была высоко поднята волной, превратившейся в гору Хикуранги, Крючок Мауи превратился в изгиб береговой линии залива Хаукс, между полуостровом Махиа и мысом Похитителя. Остров, названный Рыбой Мауи (Те-Ика-а-Мауи), напоминает по форме ската: южная оконечность острова – голова рыбы, западная часть (Таранаки) и восточная (Ист-Кейп) – два крыла, или плавника, а узкая полоса, образующая полуостров Северный Окленд, – хвост. Резиденция британского правительства по курьезному совпадению находится в Веллингтоне, то есть на голове рыбы. Старинные названия отдельных местностей до сих пор еще употребляются маорийцами как риторический прием. Поскольку я принадлежу к племени из Таранаки, племя восточного побережья нгати-пороу обычно приветствует меня как пришельца с другого плавника рыбы Мауи. Мне приходилось слышать, как членам парламента в виде комплимента говорилось: «Вы пришли с головы Рыбы, оттуда, где сосредоточена вся мудрость». Согласно мифу, Мауи оставил братьев на Рыбе, а сам вернулся домой, чтобы найти жреца для совершения необходимых обрядов над Новой Землей. Братья разрезали Рыбу и во время этой хирургической операции, когда рыба извивалась от боли, возникли холмы и долины. Многие считают, что древнейшим населением Новой Зеландии были потомки братьев Мауи.

Но не говоря уже о том, что весь этот эпизод является мифом, трудно предположить, чтобы древнее население могло произойти от рыболовов, среди которых не было ни одной женщины.

Так же как и на других архипелагах, Мауи приписывается добыча огня из подземного мира и поимка солнца в петлю.

В новозеландской мифологии стремление к бессмертию запечатлено в сказании, отличающемся от приведенного выше туа-мотуанского мифа о морском слизняке. Мауи, решив уничтожить смерть, стал разыскивать Хине-нуи-те-по (Великую богиню ночи), чтобы убить ее в пещере, где она спала. Он взял себе в спутники птиц и велел им хранить абсолютное молчание, когда он войдет в тело богини, чтобы похитить ее сердце и этим уничтожить причину Смерти. К несчастью, Мауи совершил ошибку, включив в свою свиту мухоловку. Эта птица нигде не может вести себя спокойно, и, когда она увидела Мауи, входящего в тело богини, она захихикала. Богиня проснулась и задушила Мауи. В старой песне поется:

 
Смерть сразила вождей,
Когда Мауи был задушен богиней Смерти,
И, увы, так Смерть и осталась в этом мире.
 

Я не решусь бросить камнем в потомков мухоловки; если бы она не рассмеялась, нам пришлось бы столкнуться с проблемой перенаселения.

Местные историки связывают открытие Новой Зеландии с именем Купе и относят его примерно к середине X в. Легенда рассказывает о том, как Купе, рассердившись на кальмаров, которые унесли его приманку во время лова рыбы, поклялся убить их вожака, известного под именем Уеке-а-Муту-ранги. Он гнался за стаей кальмаров до тех пор, пока не очутился далеко к югу от родного острова и не увидел земли с высокими холмами, окутанными туманом.

Наконец Купе догнал вожака кальмаров в узком проливе между двумя главными островами Новой Зеландии и сразил его. Возвратившись в Центральную Полинезию, рыболов рассказал, что он открыл Землю, населенную одними птицами. Направление, по которому совершались морские плавания в лунном месяце, соответствующем ноябрю – декабрю, проходило немного левее заходящего солнца. Различные предания почти не оставляют сомнения в том, что последующие плавания совершались по путям древних мореходов, – предания, о которых жители Центральной Полинезии передавали из рода в род.

Вскоре после открытия Купе группа его соплеменников, плавая между островами центральной Океании, была отнесена штормом к Новой Зеландии. Так здесь обосновались первые поселенцы, которые мало-помалу превратились в сухопутных жителей (тангата уенуа). С ними были и женщины. Однако культурные растения и домашние животные, которых они, вероятно, захватили с собой, были съедены во время неожиданно затянувшегося путешествия.

В XII в. один из предков по имени Той отплыл к югу от Центральной Полинезии в поисках своего внука Уатонга, ладью которого отнесло ветром во время лодочных гонок. Той добрался до Новой Зеландии и поселился в Уакатане в заливе Изобилия. Уатонга, который благополучно пристал к другому острову Тихого океана, возвратился домой и в свою очередь отправился на поиски деда. Он также добрался до Новой Зеландии и нашел там Той. И Той и Уатонга, отправляясь на поиски, брали с собой большие запасы пищи. Но с ними не было ни женщин, ни семян растений, которые можно было бы выращивать на новой родине, ни домашних животных. Они выбрали себе жен среди более ранних поселенцев, положив начало смешанным племенам.

В XIV в., в результате межплеменных войн, на старой родине Гавайки (маорийская форма Гаваи'и), несколько больших лодок отправились по пути, впервые пройденному Купе, с определенным намерением колонизовать землю, лежащую к югу. Большинство путешественников пристало в заливе Изобилия около мыса Беглеца в ноябре или в декабре, когда цветут рождественские деревья (похутукава). Один из вождей, увидев эти деревья, покрытые алыми цветами, снял свой красный головной убор из перьев и бросил его в море со словами: «Цвет вождей Гавайки отброшен ради цвета новой земли, приветствующей нас». Командиры ладей и их спутники поделили между собой землю на побережье и расселились на некотором расстоянии друг от друга, чтобы избежать раздоров, вынудивших их покинуть родину. Из этих пунктов, как из центров, шло дальнейшее расселение, и по мере того как семьи разрастались и вступали в соприкосновение с соседями, возникала необходимость в установлении границ. Новые поселенцы враждовали со старыми жителями и с потомками Той. После многих войн древние поселенцы были ассимилированы многолюдными группами вновь прибывших колонистов. Маорийцы живут племенами, которые ведут свое происхождение и называются в честь предков, чьи ладьи прибыли на Новую Зеландию в XIV в. Некоторые из вождей утверждают, что свое звание они наследуют от более поздних пришельцев, но право на владение землей получили от первых поселенцев. Исторические предания о древних мореплавателях заслонены рассказами о деяниях позднейших пришельцев. Но чувство гордости за отважных предков, прибывших некогда на Новую Зеландию в своих чудесных ладьях, отражено во многих песнях. Привожу один особенно характерный в этом отношении отрывок:

 
Смотри, как «Таинуи», «Те Арава», «Матаатуа», «Курахаупо» и «Токомару» —
Все плывут по огромному океану.
Ствол дерева был выдолблен на Гавайки,
И так была построена «Такитуму».
Одну ночь провели на Рангипо,
И на заре «Аотеа» отправилась в море.
Вот челны Уенунку,
Чьи имена отдаются в небесах.
Разве можно забыть их славу,
Если они вечно плывут в волнах нашей памяти!
 

О, вера поэта! И в самом деле, разве можем мы их забыть, если только наша кровь не стала такой холодной, что уже не вскипает более при звуках родных песен?

Имена всех семи ладей, перечисленных в этой песне, пользуются широкой известностью среди маорийцев, но и остальным, таким, как «Хороута», следует воздать должную хвалу! Слава ладей зависела от того, попали ли их имена в песню народного певца или сказание историка.

Чтобы довести историю расселения до наших дней, рассмотрим последовательно предания о наиболее известных вождях и их сподвижниках[75]75
  Старый социальный строй маори был основан на родо-племенных началах. Когда-то в древности маори делились на племенные группы, ведшие свое происхождение от первых поселенцев, прибывших на отдельных лодках «вака»; племенные группы так и назывались «вакау, и следы этих древних делений сохранились доныне. Но в XIX в. основной социальной ячейкой стала более мелкая племенная группа «иви». Каждое «иви» занимало определенную область, имело своего вождя и было совершенно независимо. Межплеменные связи были развиты слабо. Каждое племя делилось на родственные группы «хапу»; «хапу» не были настоящими родами, ибо в них счет происхождения велся и по материнской и по отцовской линии, и они не были экзогамны. Каждое «хапу» обычно занимало особую деревню. Наиболее мелкой общественной единицей была большая патриархальная семья «ванау». Собственность на землю была общинной. Между семейно-родственными коллективами не было равенства: более знатные фамилии составляли группу вождей – «арики», младшие фамилии составляли средний слой – «рангатира». Низший слой образовывали рабы. Однако рабство было сравнительно мягким, патриархальным, и вообще классовые противоречия на Новой Зеландии не были так развиты, как на других островах Полинезии. Весь социальный строй маори сохранял отпечаток некоторого архаизма.


[Закрыть].

Хотуроа, водитель ладьи «Таинуи», готовился отплыть из Гаваики в ночь Оронго, 27-ю ночь лунного месяца, соответствующего октябрю – ноябрю. Старики советовали Хотуроа отложить плавание до следующего месяца, когда пройдут бурные дни та-матеа (с 6-й по 9-ю ночь), но Хотуроа гордо ответил им: «Я отправлюсь в путь немедленно и встречу дни таматеа в открытом море». И действительно, мореплаватель, преодолев все штормы и испытания, благополучно подошел к мысу Беглеца. Затем ладья «Таинуи» поплыла к северу, к заливу, известному сейчас как Оклендская бухта, и поднялась вверх по течению Тамаки. Разведчики сообщили, что залив тянется к западу. Тогда ладью «Таинуи» волоком перетащили через водораздел в залив Мана-кау и по Западному морю поплыли на юг к Кауиа. Потомки мореплавателей с ладьи «Таинуи» расселились на территории, протянувшейся от Манакау до реки Мокау на юге, а остальные переселенцы продвинулись на восток до Темзы[76]76
  Река Темза впадает в одноименную бухту в северной части Северного острова Новой Зеландии.


[Закрыть]. Один из вождей Гавайки по имени Тама-те-капуа и его младший брат похищали по ночам плоды с дерева, которое росло за домом главного вождя Уенуку. Когда преступники были обнаружены, Тама-те-капуа со своей семьей был вынужден покинуть Гавайки. Он отплыл на ладье «Арава» в страну густых туманов, лежавшую на юге. Однако фруктовое дерево попоро, упоминаемое в легенде, представляет собой одну из разновидностей Solarium, встречающуюся в Новой Зеландии, и плоды его не съедобны. Противоречие устраняет древняя погребальная песнь, сохранившая подлинное название дерева: