Текст книги "Смерть в рассрочку"

Автор книги: Татьяна Моспан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Образовавшийся клубок запутывался все сильнее и сильнее.

Порой Лере казалось, что Иртемьев – единственный человек, способный её понять.

– Уж лучше бы ты с ним переспала, – грубо сказала Калинина.

Лера рассердилась всерьез.

– Ты рассуждаешь, как... как...

– Я рассуждаю нормально, а вот ты морочишь человеку голову и себе тоже.

Лера закрывала глаза и видела Григория. Одухотворенное лицо, темные волосы с седой прядью, которая делала его старше, и голубые глаза, в них сквозили отрешенность и грусть. И еще: неизменная серая куртка с множеством карманов и темная водолазка под горло.

Стрелецкая спросила у Кузи:

– В романсе "Чары" имя Татьяна... – она замялась, не решаясь продоложать.

– Его бывшую жену так звали. Разве он тебе об этом ничего не говорил? – удивился Кузя. – Вот так вот, с женой развелся, а романс остался.

Валерия не говорила с Иртемьевым на такие темы. Между ними не было физической близости. И быть не могло. Стрелецкая никогда не думала об этом. Или думала?.. Григорий казался ей взрослым ребенком, которого хотелось защищать, оберегать.

К сегодняшнему концерту Валерия вместе с Кузей подготовили сюрприз для Иртемьева.

Лера, прочитав сборник его стихов, выбрала одно, которое особенно понравилось. Кузя подобрал музыку. Стрелецкая на сегодняшнем концерте собиралась впервые исполнить новую песню.

Зал был полон. Люди слушали внимательно, с восторгом.

Стрелецкой не требовались дорогостоящие декорации, как большинству представителей шоу-бизнеса. Она могла петь при голой сцене и держать зал в напряжении.

Многие артисты широко пользовались услугами художников сцены, их не смущала запредельная стоимость билетов.

В одном своем интервью Лера сказала, что цена билетов на её концерты никогда не будет высокой.

– Значит, вы заранее отказываетесь от высокооплачиваемых художников-оформителей, которые, естественно, даром не работают? – тут же куснули её.

– Прежде всего должна звучать песня. То, что происходит на сцене сейчас, никакого отношения к эстраде не имеет. Запуск ракеты на Луну, шабаш ведьм на Лысой горе, – словом, все, что угодно, только не выступление певца. Да и сами песни теряются в этом бедламе. Хорошо оформленная сцена и всяческие шумовые эффекты призваны сопутствовать выступлению певца, но не затмевать его. Чувство меры и вкуса ещё никому в этой жизни не помешало.

– Вы... – журналист, бравший у неё интервью, запнулся. – Вам не кажется, что это несколько старомодно?

– Может быть, – спокойно ответила певица. – Я уверена в одном: никакое кривлянье не заменит отсутствия голоса.

У Стрелецкой были приверженцы, но были и противники, которые язвительно её опровергали. Валерию это не волновало. Она знала, что тысячи зрителей придерживаются такого же мнения.

...Валерия исполнила уже несколько песен. Она была в том восхитительном состоянии, когда кажется, что можешь горы свернуть, когда веришь в себя.

– Вы сочетаете в себе музыкальность, артистизм и гордую осанку, сказал ей однажды ведущий музыкальной передачи.

Тогда она поморщилась: перехваливаете. А сейчас?.. Сейчас ей казалось, что она все умеет, все.

– Следующая песня исполняется впервые, – радостным голосом объявила она сама в микрофон. – Мы с композитором приготовили сюрприз для автора песни – Григория Иртемьева.

"Перелетные птицы", взяв первые аккорды, заиграли вступление, и полился чуть хрипловатый задушевный голос:

Отлюбила, как могла,

Отжалела, как могла.

Продала я за любовь черту ду-ушу...

Она пела, придавая словам свои интонации. На полувзмахе ресниц Стрелецкая мельком зацепила побледневшее, вытянутое лицо Иртемьева, который стоял за кулисами. Что это с ним, кольнуло её. Григорий выглядел так, словно перед ним разверзлась бездна. Застывшая улыбка, как маска, сползала с лица.

В сердце, выжженном дотла,

Искра прежнего тепла

Больно тлела – жгла и жгла.

Но была любовь. Была!

Лера, ничего не понимая, допела до конца. Настроение, переданное в этих простых словах, верно отражало состояние её души.

Она видела растерянное лицо Иртемьева. Неужели не понравилось, с обидой подумала Валерия.

Она с натянутой улыбкой кланялась восторженным зрителям, которые приняли песню и громко аплодировали.

Кто-то выскочил на сцену и поднес певице букет цветов. Машинально она бросила взгляд за кулисы, туда, где только что стоял Григорий. Его там не было.

После выступления Лера подошла к Кузе.

– Слушай, что случилось с Гришей, куда-то исчез, не сказав ни слова?

Кузя недоуменно пожал плечами и махнул рукой.

– Лерок, успех-то какой, а? – Он радостно улыбался. – Ты умница, но и я постарался. Такую музычку сочинил! Нет, не зря я тебя с Гришкой познакомил.

Наконец, он заметил расстроенное лицо певицы.

– Куда исчез, говоришь? А черт его знает! Поэты – народ непредсказуемый. Может, он так радость свою выражает. Вернется, куда денется...

Григорий вернулся. И разразился скандал.

Оказалось, что эту песню, которой Валерия с Кузей хотели удивить Иртемьева, готовя ему сюрприз, Стрелецкая петь не имела права. Она была продана другой певице, которая купила её так, на всякий случай, а петь не стала. Кузя ничего об этом не знал.

– Как ты мог? – кричала Лера на Григория. – Ты... ты понимаешь, что может начаться? Ты не имел права...

Кузя метался между ними, как между двух огней, но и он понимал, что дело паршивое. Певица, которая приобрела право на исполнение песни, была Польди Лэнд.

– Откуда я знал, что вы решили именно эту песню исполнить, ну, откуда?! Лера, я... – на Григория было жалко смотреть.

Едва Стрелецкая приехала домой, раздался телефонный звонок.

– Ну что, сука, – завизжал в трубке высокий женский голос. – Чужие песенки воруешь, да? Теперь мы тебе устроим небо в алмазах. Готовься...

Лере показалось, что она узнала голос Польди Лэнд.

Она отменила несколько выступлений, сославшись на болезнь и, как потерянная, бродила по квартире. В прессе появилось сразу несколько язвительных реплик.

Валерии позвонили с телевидения, пригласили на передачу, но она отказалась.

Иртемьев несколько раз пытался объясниться, но она слушать его не хотела, особенно после того, что он ей наговорил после злополучного концерта.

Хватит с нее, всего хватит! Она помнит его лицо, когда он, выведенный из терпения нападками, бросил, глядя ей прямо в глаза:

– А ты... я всегда к тебе хорошо относился, благоговел перед тобой, и ты прекрасно это знала. Но на меня и мои чувства тебе было наплевать. "Она хотела мужа для постели, а днем меня хотела для бесед..." Да? – Он со злостью выговорил последние слова, от которых кровь бросилась Валерии в голову.

Кузя, с трудом прорвавшись к ней домой, убеждал:

– Лер, ну в конце концов не все так страшно. Вечер благотворительный, ты ни копейки за него не получила. Гришка действительно не знал о наших планах. Ручаюсь тебе! Ну продал он этой стерве песню. Да какое, продал, за копейки отдал. Она бы про неё не вспомнила, если бы ты её не спела.

– Господи! Как ты не понимаешь, – твердила Лера. – Ни тебя, ни Иртемьева, извини, не обливают грязью. Все говорят, что я, я украла, нарушила... Никто ни в чем не виноват, одна я. И они правы. На, взгляни!

Она швырнула Кузе кучу газет.

– Да что ты читаешь всякую дребедень! – взорвался он. – Возьми себя в руки в конце концов. Надо думать, как из этого дерьма выбираться. Пошумят, заткнутся.

Лера плакала.

– Слушай, да ладно тебе... – Кузя не выносил женских слез и сейчас смотрел на неё как побитая собака. – Если бы эта стервоза Польди не вопила на каждом углу и не приплачивала газетчикам, давно бы все забыли. Нельзя как-то с ней...

Лера покачала головой.

– Да что ты, я для нее, как бельмо в глазу, как нарыв на здоровом теле. Ты вспомни все предыдущие публикации и передачи.

Кузя вздохнул.

– Тогда остается только терпеть. Лер, – он толкнул её в плечо. – Ну, перестань! Я понимаю, все шишки на тебя валятся, но, помнишь, как раньше тяжело было, и ничего, прорывались. А вообще-то про всех несут какую-нибудь гадость. Ну и хрен с ними! Проживем...

Слова Кузи успокоили мало. Лера по-прежнему болезненно воспринимала каждое упоминание о случившемся.

Когда все понемногу стало утрясаться, начались каждодневные ночные звонки.

– А-а, чистенькой хотела быть? Мы все говно, а ты – в белой шляте. Королевна! Не удасться, сучка! Я тебя ещё и не таким дерьмом изгажу...

Эти издевательства доводили Леру до умопомрачения. Она вздрагивала от каждого случайного звонка, подолгу не могла уснуть.

За все в этой жизни приходится платить. С тех пор, как пришел успех, она платила впервые: нервами, здоровьем, бессонными ночами.

Был один человек, который мог все уладить, но обращаться к нему за помощью она не хотела.

Артем Беглов объявился сам.

Он пристально посмотрел на осунувшееся Лерино постаревшее лицо, на угасший взгляд.

– Только не надо меня жалеть, – отвернувшись, выдохнула она.

– А кто тебе сказал, что я собираюсь это делать? – резко ответил Беглов.

Валерия стояла перед ним в домашнем халате, замкнутая, несчастная, на её хмуром лице ясно можно было прочитать: оставьте меня все в покое!

– Чаем угостишь?

Стрелецкая молча повернулась и пошла на кухню.

Когда накрывала на стол, верхняя пуговица на халате расстегнулась, и перед глазами Артема открылись шея и верхняя часть груди.

– Е-мое! – Артем уставился на Валерию и, быстро притянув к себе, дернул за полу халата.

Грудь, шея, кожа над грудью были покрыты отвратительными красными пятнами. Они были воспалены, кое-где виднелись гнойнички.

Лера беспомощно выдергивала халат, чтобы укрыться.

– Что это?

– Нервное... – выдавила Валерия и, уже не пытаясь прикрыть жуткие пятна и гнойнички, в бессилье опустилась на стул.

Глаза Артема гневно сверкнули.

– Хочешь, я эту сучонку в порошок сотру?

– Не надо, Артем, прошу тебя! Я сама во всем виновата.

– Ты была у врача?

Лера покачала головой.

– Это бесполезно. Когда погибли родители, у меня реакция была ещё хуже. Аллергия. Тогда все тело покрылось... – она запнулась, – я их называю трупные пятна. Теперь не так. Я принимаю лекарство, протираюсь настоем чистотела.

Она смолкла и тут же тихо добавила:

– Особенности организма. Кровь плохая...

– Почему ты сразу после концерта не позвонила мне?

– Я не могла, Артем! – взмолилась Лера.

– Ты спала с ним?

– Нет! – вырвалось у Стрелецкой, и её лицо вспыхнуло. – Я прошу тебя...

Беглов развернул её лицом к себе.

– Запомни, девочка, я никогда ничего не делаю наполовину, – жестко сказал он. – Не будем сейчас говорить про меня, я как-нибудь переживу. Я хочу, чтобы у тебя все было в порядке. Слышишь? – он слегка встряхнул её.

Почувствовав на себе сильные мужские руки, Валерия закрыла глаза. Она привыкла к нему и его силе. Его едва ощутимый, но такой родной запах... Этот мужчина был единственным и самым близким. Все ночи, которые они провели вместе... Разве можно это забыть?

Руки Беглова продолжали крепко сжимать её. Она чувствовала их силу, признавала власть над собой. Они словно гипнотизировали её.

– Артем... – обмякнув, простонала Лера и прижалась к нему.

Потом она стояла перед большим зеркалом в ванной и с ужасом разглядывала себя. Кошмар! Неприбранная баба с воспаленной кожей. Никогда она не распускала себя до такой степени. До полного счастья осталось ещё напиться, как грязь.

– Дурочка! – Артем шлепнул её сзади. – Все это ерунда. Не знаю, сколько нам осталось быть вместе, но в обиду я тебя никогда не дам. Хочу, чтобы ты это запомнила. Накрепко.

Валерия сидела рядом с Артемом. Казалось, что она очнулась от дурного сна и понемногу приходит в себя.

– Знаешь, как Дашка переживает? Ничего мне не говорит, только смотрит. Эти твари и ей по телефону наговорили всяких гадостей. Скоты! Хоть бы ребенка не трогали.

– Больше они не будут тебя беспокоить, – негромко сказал Артем. В его серых глазах появился стальной оттенок, не предвещавший ничего доброго тем, кто встанет на его пути.

Глава 11

Илья Шаныгин, преуспевающий сорокашестилетний продюсер, остановил свой серебристый "БМВ" возле подъезда дома.

Илья негромко хлопнул дверью, проверил сигнализацию и направился к подъезду.

Среднего роста, полноватый, одетый в длинное, до пят, кремовое кашемировое пальто, с роскошным, свободно болтающимся белым шарфом, он был похож на нового русского, который хапнул кусок и теперь, пока не подстрелили в подворотне, прожигает жизнь, щедро соря деньгами.

Это впечатление было обманчивым.

Те, кто был давно с ним знаком, знали, насколько он жаден и мелочен. Он умел выгадывать на всем. Толпа прихлебателей, которая вертелась вокруг него, на себе испытала его нрав. Никогда ни на кого не потратил он лишней копейки. Если кому-то что-то давал или устраивал, то получал за это сполна.

Он был удачливым шоумэном. И достаточно обеспеченным человеком. Ловко манипулировал, уходя от налогов. Черный нал... Какой черный нал, открещивался Шаныгин, помилуйте! Все, что он заработал, все, до копейки, указано в декларациях. Знали, что он врет, но прихватить его серьезно не удавалось. То ли руки не доходили, то ли не было особого желания. Мало, что ли, жуликов в стране?

Однажды дошло до анекдота. Шаныгин в налоговой декларации указал такую низкую сумму доходов, что у инспектора глаза на лоб вылезли. Чиновник оказался с юмором. Он через популярное издание обнародовал документ, по которому выходило, что госслужащий среднего звена просто Крез по сравнению с акулой шоу-бизнеса. Это было смешно. Шаныгин мигом примчался и изменил цифры. При этом был тих и корректен. Так он вел себя всегда, когда сталкивался с чужой волей.

Талант, вдохновение – эти слова были для Шаныгина пустым звуком.

Он верно просчитывал, сколько и на чем можно заработать. И никогда не ошибался. Таким его знали все. Только, похоже, и он оступился.

Сейчас, поднимаясь на лифте, он думал именно об этом.

Нынешний вечер Илья планировал провести иначе, но позвонила Польди и сказала, что ей необходимо поговорить с ним именно сегодня.

Он выматерился, но она не отставала.

– В другой раз поговорим, у меня сегодня мероприятие, – снизошел он до объяснения.

– Знаю я эти мероприятия! Смотри, пожалеешь... – многозначительно протянула она.

Илья еле сдержал себя. Ах ты, сука! Остановило его лишь то, что Польди была до того подла и расчетлива, что никогда не посмела бы так себя вести, если бы не имела в рукаве хороший козырь. Он эту подлюгу хорошо изучил. Ладно, посмотрим, что скажет, решил Шаныгин, вечер ещё только начинается.

Официально они считались мужем и женой, но имели квартиры в разных районах Москвы. Каждый жил свой жизнью и не мешал друг другу. Их брак был своеобразным симбиозом. Они, как ядовитые твари, не кусали друг друга, предпочитая нападать на других.

Дверь открылась, едва он позвонил.

– Илюшенька! – фальшиво воскликнула Польди, воздев голые красивые руки из прорех какого-то умопомрачительного одеяния. – Заходи, солнышко.

– Зачем звала? – хмуро спросил он.

– Есть нужда. Раздевайся, проходи.

Илья зашел в гостиную и поморщился. Сколько времени в столице живет, а провинциальность из неё каленым железом не выжжешь. Не думал, что это клеймо у неё останется. Другие, посмотришь, быстро избавляются от подобного шика.

Он, прищурясь, рассматривал стену, обклеенную яркими дорогими обоями, где вперемежку с картинами висели иконы и расписные тарелки. Разносортица жуткая, хотя среди картин попадались приличные, видно, подарки спонсоров. Сама Польди, Илья был в этом уверен, не купила ни одной. Но и эти полотна на фоне кричащих обоев терялись. Верх мебельной стенки был уставлен вазами.

Илья поморщился: такой вульгар, настоящий кич китайского производства.

Да, вкуса у этой бабы нет, но зато какая хватка! Другая бы не пробилась, не выжила, а эта сама кого хочешь проглотит, не подавится.

– Кофейку с коньячком, – нежно пропела Польди, ставя на журнальный столик поднос.

– За рулем, – отозвался Шаныгин и взял в руки изящную фарфоровую чашечку.

– Нравится? – спросила Польди, заметив, что он внимательно разглядывает вещицу.

Илья дернул щекой.

– Сколько у тебя посуды, – он уперся взглядом в застекленные шкафы, где на всех полках стояли всевозможных форм и размеров изящные вычурные фарфоровые изделия. – С ума сойти. Посудная лавка.

Красивое кукольное лицо женщины не дрогнуло.

– Каждому свое, – прожурчала она. – Недавно кузнецовский сервизик прикупила, неполный, правда.

– Прикупила! – фыркнул Илья. – У купчих меньше барахла было, чем у тебя.

– А ты мои доходы не считай, – все ещё не меняя выражения глаз, проговорила Польди.

Вот тут Илья насторожился по-настоящему. Раньше хватало одного замечания, и она взрывалась.

– И что это за хламидамонада на тебе напялена? – Он пустил в ход последний аргумент, чтобы вевести её из себя.

– На презентации подарили.

– Любишь ты халяву, хлебом не корми.

– Точно так же, как и ты, – мгновенно отреагирова Польди. – Ценитель прекрасного отыскался! На себя посмотри. Тебе, положим, тоже далековато до совершенства. В своем длинном балахоне на люберецкого качка похож, а туда же, замечание делать! Ди Каприо московского разлива.

Илья со звоном поставил чашку на столик.

– У меня дела, – напомнил он.

– В "Голубую луну" собрался?

Шаныгин задохнулся от негодования.

– Там что, награждают сегодня всех голубых? – не замечая его гнева спросила она. – Форма одежды, вероятно, газовые плавки. Или я ошибаюсь?..

– Ты, шлюха, да если бы не я... Ты сгнила бы в своем Ужопинске! Кто тебя вытащил, кто? С таким голосишком, как у тебя, в самодеятельности выступать. Ты умеешь только задницей двигать.

– Тоже, заметь, искусство, – небрежно вставила Польди.

– Жмеринский степ! – оскалил зубы в улыбке Илья.

– Слушай, ты, скобарь...

– Что-о?.. – заорал взбешенный Шаныгин.

– То, что слышал.

– Подстилка!

– Ну и что? – спокойно ответила Польди. – Когда ты предложил мне руку и сердце, создать семью то есть, – её голос звучал издевательски,

– я ничего не скрывала. Тебе и нужна была такая баба. Шлюха? Да, шлюха. С помощью этой шлюхи ты тоже свои делишки обделывал. Только на серьезные дела ума не хватило. Я, может, и дура, но совет тебе однажды хороший дала: надо льнуть к политикам. Заработал денег на черном нале...

– Ты тоже заработала, – буркнул, остывая, Илья.

– И я заработала, – подтвердила Польди, – а дальше что? Все ужесточается. Зарабатывать деньги становится тяжелее. Другим, посмотришь, такие дела с рук сходят... Тебе важна лишь сиюсекундная выручка, о будущем ты не думаешь. Зациклился на своих гоях.

Шаныгин опешил.

Он терялся, когда ему давали отпор. Поэтому всегда старался нахамить первым, пока не нахамили ему. Те, кто разгадали его характер, умело пользовались этим. Похоже, Польди тоже научилась разговаривать с собственным мужем.

– Выходит, я совсем для тебя ничего не сделал? Я помог с квартирой, сделал постоянную прописку.

– Прописку я и без тебя тогда бы уже получила, а с квартирой... Польди встала и прошлась по комнате.

Размалеванные бледные рожи на балахоне двигались вместе с ней. И они тоже издевались над Шаныгиным.

– За квартиру эту я все сама выплатила до копеечки. Хотела бы я посмотреть на человека, которому ты действительно помог. Кроме...

Польди оборвала речь и уперлась взглядом в Илью.

Тот смотрел на эту красивую самку с роскошным телом, от которого балдели все мужики. Он видел перед собой не ослепительную женщину, а чудовище.

Его женитьба на начинающей певичке была ошибкой. Польди сначала забавляла его: красивая девка с восхитительным телом, которое совершенно не волновало его. Под этой оболочкой созрела адская смесь.

Наглость, цинизм, блядство и удивительное невежество. С наглостью красотки могло сравниться лишь чудовищное чувство зависти. В среде шоу-бизнеса, где крутился Шаныгин, зависть – основная проблема для артиста. У Польди это чувство доминировало над остальными. Она была готова загрызть всех, кто лучше, моложе, талантливее. Порой она становилась неуправляемой. И все эти качества не помешали ей пробиться.

Она сказала правду: Илья подобрал её, когда понял, что из неё будет толк. Такая телка в хозяйстве пригодится, расчетливо прикинул дальновидный Шаныгин. Но он по-прежнему считал, что облагодетельствовал её.

– Я сделал из тебя звезду, без меня ты была бы никем! Кто раздувал в прессе компанию против Наташки Дробышевой? Во время выступления у неё почему-то внезапно отключался микрофон, врубалась не та фонограмма... Я делал тебе рекламу. У тебя было одно на уме – под мужика лечь. Ты млела при одной мысли о самце. Эти бесконечные выходки... Ладно бы с одним трахалась, недавно тебя сразу три данайца драли. Одномоментно!

– Откуда такие сведения?

– Оттуда!

– Ну, тогда, наверное, нам обоим есть чем похвастаться.

Польди, свернувшись в клубочек, расположилась в кресле.

– Ты упомянул Дробышеву...

Польди смолкла, и Шаныгин замер.

– Что, что ты этим хочешь сказать? – хрипло выдавил он.

– Почему у тебя вдруг пропал голос, а?

У Ильи внутри нехорошо похолодело. Что она знает? – кольнуло в груди.

С Дробышевой у него не было выхода. Она буквально поймала его за руку. Если бы заявила тогда...

Шаныгин был не только патологически жаден, он был невероятно труслив.

Провозить через таможню среди декораций антиквариат его подбил приятель, которого все называли Чапа. Они и раньше проворачивали различные делишки, но было это так давно, что Илья забыл о существовании своего знакомого.

Какое-то время про Чапу не было ничего известно, он надолго исчез. Илья подумал, что того за излишнюю сообразительность посадили.

Оказалось, нет. Были у парня разногласия с правоохранительными органами, и достаточно серьезные, но до критического момента дело не дошло. Ему просто повезло. Это случилось в переломный период, иначе загремел бы по полной.

С изменением ситуации в стране Чапа, чувствуя собственную безнаказанность, обнаглел вконец. Умный, мерзавец, в этом ему не откажашь!

На Илью он вышел сам и предложил... Знал, знал, подлец, чем Шаныгина можно на крючок поймать. Деньги! А предлагал он немало. Если бы Шаныгин знал тогда, когда встревал в эту историю, чем все может обернуться, он бы... Зачем клюнул, зачем?! Хапнул на черном нале, сколько мог, надо было успокоиться. Так нет же! Все мало ему, мало... Человек – скотина ненасытная. А когда есть возможность без особой суеты подзаработать, у Шаныгина срабатывал хватательный рефлекс. Главное, что его подкупило, никакой налоговой полиции и близко нет!

Чапа каждый вечер дул ему в уши одно и то же.

– Слушай, риск минимальный. Среди театрального реквизита черта лысого провезти можно, и никто не заметит.

– Черт лысый на хрен никому не нужен.

– Не нужен, – соглашался Чапа. – Механизм очень простой. Везешь ты, скажем, пять напольных ваз для сцены. Три – ваши, бутафорские, а две – я организую.

Чапа, не жалея времени, окучивал Илью. Он специально так подробно обо всем ему рассказывал, втолковывая, как слабоумному, что риска нет никакого. Практически нет.

– Ловкий ты мужик, все рассчитал.

– А как же? Я смотрел, и очень внимательно, как у вас сцена оформлена. Слона на довольствие пристроить можно.

– Ну, хорошо, вазы – это ещё можно как-то протащить. А что еще?

– Я тебя подставлять не собираюсь, – сказал вслух Чапа, а подумал совсем о другом.

Только бы он клюнул, эта жадная и осторожная сволочь! Чапа с трудом скрывал волнение. Илья – продюсер, его слово – закон. От него многое зависит. Может подсказать, как сцену оформить, то, се...

Он действительно не собирался подставлять Шаныгина, но, главное, он хотел иметь хороший канал.

Илья клюнул.

Чапа, видя это, стал забрасывать крючок дальше:

– Еще что? Канделябры, например. Схема та же.

– А дальше? – продолжал выспрашивать Шаныгин.

– Дальше ты не волнуйся. Там к тебе человек сам подойдет. Ты только провези.

– А обратно?

– Что – обратно?

– Я эти вещи должен назад привезти, а если часть заберут там...

– Обратно привезешь в том же количестве, но вещи будут другие, понял?

Чапа снисходительно похлопал шоумэна по плечу.

– Ты – дока среди своих музыкантишек, у меня – другая сфера. Все остальное – моя забота, голуба, – он по обыкновению начал прихамливать, но Шаныгина даже это не остановило. Его волновала лишь собственная безопасность. И деньги.

– А если?..

– Нет! – резко оборвал Чапа. – Сбоев у меня не бывает. Только вот ещё что, – добавил он: – Оформишь к себе моего человека.

– А это ещё зачем? – вскинулся Шаныгин. – Не доверяешь?

– Я никому не доверяю, – спокойно ответил тот. – Потому и на свободе до сих пор. Человек этот будет тебе не в тягость, зарплату ему платить не надо. Считай его представителем моих интересов.

Илья поморщился.

– Ну зачем тебе, человеку творческому, заниматься скучными делами? Опять же, светиться лишний раз... – многозначительно протянул Чапа. – Он все сделает сам.

Так в окружении Ильи появился парень с лисьим лицом, который при знакомстве коротко представился: Федор. Задавать лишних вопросов продюсер благоразумно не стал. Федор появлялся возле Шаныгина лишь тогда, когда предстоял вояж за рубеж.

Дело завертелось.

Чапа, открыв превосходный канал, переправил за рубеж немало антикварных вещей, минуя разрешение, которое должно выдаваться Управлением культуры города Москвы при провозе подобных ценностей. Документы по таможенному контролю были оформлены безупречно. В перечне провозимых предметов указывалось, например: восемь канделябров. Вот они, все восемь в наличии. Необходимый атрибут для выступления известной певицы Польди Лэнд. По возвращении домой после гастролей на таможне предъявлялось среди прочего театрального реквизита такое же количество канделябров. Два из них, начала восемнадцатоого века, оставались там, за кордоном, в руках человека, который приходил к

Федору. Антикварные предметы были заменены современными поделками, выполненными очень искусно.

Несколько раз Илья вусмерть разругивался с Чапой, пытаясь его прижать и выдавить дополнительные деньги.

– Алчен ты, Илюша, нехорошо, – укорял его компаньон.

– Я рискую.

– Кто – ты? – Чапа, матерясь, хватал Шаныгина за грудки.

– Короче, за те же деньги я не согласен, – упирался продюсер.

– Ты меня режешь без ножа. Я уже обещал эти вещицы. В бизнесе главное – договоренность соблюдать, а ты дело завалить хочешь.

Илья не сдавался. Он, когда догадался, какой мизерный процент отстегивают ему, возмутился:

– Ищи другого дурака!

Чапа рассердился не на шутку:

– Это тебе не в шоу-бизнесе деньги дуриком лопатой грести.

– Много ты понимаешь, – окрысился Шаныгин.

– А я и понимать ничего не хочу. Привык всех наебывать. Здесь это не пройдет. Смотри, пожалеешь... – пригрозил компаньон.

Они в очередной раз сторговались. После ругани ненадолго восстанавливалось перемирие.

И вот хорошо налаженное дело грозило рухнуть из-за Натальи Дробышевой. Она что-то пронюхала. Как и когда – Илья не знал. Федор с Чапой действовали слишком напористо и в какой-то момент не подстраховались.

Наталья застала Шаныгина врасплох и выложила ему все. Он обалдел. Вот уж не думал, что она настолько хорошо осведомлена. Дробышева припомнила все его подставы, подлые штучки с микрофоном и фонограммами, травлю в прессе, организованную и подогреваемую им.

– Что ты, что ты, Наташенька! – открещивался он, судорожно думая о том, как выиграть время. – Это Польдины штучки.

– Знаю я вашу подлую семейку! – орала Дробышева. – Все вокруг говно, а вы в полном шоколаде.

– Согласен, согласен, – кивал, как болванчик Шаныгин. Есть моя вина. Больше, клянусь, Наташенька... Падлой буду.

– Ты падла и есть, – устало согласилась певица. – Кто мне турне сорвал?

– Наташенька, зототце, – продюсер готов был в ноги перед ней упасть. Ты у нас звезда первой величины, эти засранки тебе в подметки не годятся. Я такие сборы тебе устрою, клянусь! Заблещешь ярче прежнего. С таким голосом... Ну, покаялся мужик, его простить, пожалеть надо. Если бы не Полина... Думаешь, мне легко с ней живется? Она завистлива, как дьявол, всех готова со свету сжить. Я разберусь с ней, слово даю!

– Ну вас к черту! – Наташа пренебрежительно махнула рукой. Шаныгин боялся перевести дыхание. Неужели поверила? Эта дурища готова верить всему, что ей скажут и наобещают. Ему бы только выяснить, что ей известно...

После этого он подослал к Дробышевой своего человека, приказав фиксировать каждое телодвижение. Так ему приказал сделать компаньон. Для безопасности. И возле Натальи появился парень с гибкой женской фигурой и повадками бывалой проститутки.

Конфликт был потушен. Шаныгин не собирался выполнять все, что обещал, но стал остерегаться действовать грубо, в открытую. Чапе тоже пришлось несколько поумерить свой пыл. Обстановка более-менее нормализовалась.

И вдруг грянул гром.

Началось все с Польди. Эта сучонка, не в силах мириться с чужим успехом, по-прежнему пакостила Наталье. Шаныгин пытался её утихомирить, но та не поддавалась уговорам. Она вышла из-под контроля и творила, что хотела.

В этот момент Чапа под присмотром Федора готовился переправить среди реквизита большую партию антиквариата.

Шаныгин, узнав про количество предметов, занервничал.

– Слушай, ты же знаешь ситуацию... – начал он.

– А-а, – махнул рукой компаньон. – Ничего твоя певичка конкретно не знает. Так, унюхала кое-что. Не дрожи. Деньги получишь.

Но на сей раз Шаныгина даже деньги не успокоили.

– В следующую поездку Дробышевой не будет, – твердил он.

– Ты не можешь сделать так, чтобы её на этот раз не было? – зло спросил Чапа.

– А с кем программу делать?! – взорвался продюсер. С нашими принцессами поп-музыки? Там не экзотическое оперение в цене, голос нужен, а Наталья катастрофически популярна.

– Ну, ладно, я в твои дела не вяжусь, но эту партию надо переправить сейчас, не задерживая. Покупатель ждет.

Сердце у Шаныгина предательски заныло.

Как Дробышева учуяла неладное, он не знал. Он это понял. На сей раз она не стала устраивать разборок. Но по тому, как вела себя, Илья почувствовал – знает. То, что Наталья молчала, было хуже всего. Он перепугался не на шутку.

Они вернулись с гастролей. Илья сам приехал к ней домой. Но разговора не получилось.

– Я тебя предупреждала, – просто сказала Наталья. – Выметайся, видеть тебя не могу. Настоюбилеила мне ваша семейка, сил нет!

Она выгнала его из дома.

Шаныгин тут же кинулся к Чапе. У того глаза из орбит вылезли.

– Ты что, со своими бабами разобраться не можешь? – взвился он. – За что я тебе деньги плачу! Из-за паршивой певички валится классный канал. Голос Чапы не предвещал ничего доброго. – Ты что, окончательно охренел? Зачем к ней поехал? – Громко орал он, наскакивая на Илью.

Шаныгин съежился, он подумал, что тот сейчас его ударит.

– Думал, сам все улажу, – промямлил он. – Я только хотел узнать...