Текст книги "Повседневная жизнь викторианской Англии"

Автор книги: Татьяна Диттрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

К 1800 году действие государственных охранительных органов (до создания полиции) было развернуто на Темзе с целью контроля контрабанды. Корабли, нагруженные экспортным или импортным товаром, были очень притягательны для разного вида воров, которые неустанно совершенствовались в способах освобождения торговцев от их грузов. Залезая ночью на корабли, частенько они просто выбрасывали товар за борт. Затем его выуживали из воды и делились с подельниками, бизнес которых состоял в том, чтобы вытаскивать после отлива из воды все, что стоило хоть ка– ких-либо денег. Чтобы перегрузить бочки с бренди на берег, хозяева обычно нанимали грузчиков, перекидывавших их в маленькие лодки, чтобы затем доставить на место. «Случайно» сброшенные одна-две бочки с каждого судна, чтобы быть подобранными позже, были обычным делом. Речная полиция, организованная в 1798 году, и создавалась для пресечения подобных махинаций. Это первая в мире организация, в функции которой входили обнаружение и предотвращение преступлений до того, как они были совершены. Было образовано тридцать пять групп, каждая – из десяти докеров, во главе которых стояли констебли. Докеры были вооружены фонарями, дубинами и трещотками, а также саблями и пистолетами для защиты. Их униформа выделялась прежде всего отсутствием карманов, чтобы не было искушения, воспользовавшись ситуацией, самим что-нибудь прихватить. В течение первого года работы речная полиция сумела обезвредить более двух тысяч преступников, из которых двоих повесили и двести сослали в тюрьмы. Речная полиция действует и по сей день, хотя с уменьшением потока грузов, идущих через Лондон по Темзе, их обязанности теперь связаны более с безопасностью на реке, чем с арестом контрабандистов.

Секретарь офиса внутренних дел Роберт Пиил решил расширить существовавшие полицейские войска актом 1829 года и к четыремстам полицейским добавить тысячу только что взятых на службу. Он хотел, чтобы они действовали на суше так же успешно, как речная полиция на воде. Вновь образованные войска называли в честь него «пилерские» или «боби». Каждому служаке были выданы униформа и недельная плата, шесть шиллингов, которые он получал в основном офисе в Скотленд-Ярде. Следующий город, в котором в 1839 году появилась своя полиция, был Бирмингем. Успешная работа новой контролирующей преступность системы привела к тому, что в 1862 году в парламенте было принято решение о создании собственной полиции в каждом городе Англии.

Первая униформа для констеблей была довольно забавной. Поскольку они считались слугами народа, ведь именно народ платил им жалованье, то должны были носить одежду подобную той, в какой ходят слуги. Отсюда решение одеть их во фраки. Но в их обязанности входило и контролировать ситуацию, приказывая жителям, что делать, поэтому на головы им водрузили цилиндры – символы власти. Работать в высоких головных уборах было крайне неудобно. В начале 1850-х годов цилиндры заменили более практичными шлемами. Они не только защищали голову от удара, но, как и цилиндр, добавляли высоту и заметность полицейским, которых теперь легко можно было узнать в толпе. Униформа не была теплой, промокала от дождя, и для службы требовалось хорошее здоровье. Главной задачей полицейских всегда являлось предотвращение преступлений, и поэтому сам их вид порой заставлял преступника бросить свою жертву и скрыться. Страж порядка подпоясывался тяжелым кожаным ремнем, с которого свешивались наручники, дубинка и сабля. Пустить последнюю в ход он мог только после прямого приказа высшего командования против выстроившихся в линию бунтовщиков. Сабля висела скорее для устрашения. Известна история, приключившаяся с одним полицейским, который при подавлении кулачных боев в Бирмингеме сам был атакован одним из разгоряченных бойцов. Недолго думая он выхватил саблю и отсек ухо напавшему на него. После приведенного случая этот вид оружия был изъят у патрулировавших улицы полицейских. Они ежедневно рисковали жизнью, не имея даже достойного оружия.

Передвигаться во время патрулирования, по уставу, полицейские должны были по краю тротуара, ближе к проезжей части. Это считалось необходимым не только для того, чтобы быть более заметными, но и чтобы уберечь себя на узких английских улицах от резко открывавшихся дверей или от помоев, выливаемых горничными из окон. Работа констебля состояла в том, чтобы вышагивать по улицам со скоростью две мили в час и на определенных точках, встречая сержанта, докладывать ему о всех своих наблюдениях. Глаз у патрульного должен быть острым, все замечать вокруг: волнения, крупные беспорядки, продажу с рук краденого, драки, взломы, погнутые фонари и даже грязь на мостовых. Если он не заметил что-то или забыл доложить, то ему грозил штраф. Иногда в обязанности полицейских входило также зажигать лампы на улицах, оповещать голосом жителей, который час, предупреждать о пожарах или просто помогать тем, кто просил об этом.

Вскоре после поступления на службу констебль, патрулировавший один и тот же участок, становился знакомым лицом для жителей. Правила были строги, и если патрулировавшего полицейского замечали стоявшим без дела, сплетничавшим с горожанами, болтавшим с проститутками или пившим свою пинту пива в пабе в рабочее время, то к провинившемуся применялись строгие меры наказания. Дневной патрульный находился на службе в течение 14 часов, без перерыва с семи утра до девяти вечера. Покинуть пост он мог только после того, как ночной патрульный приходил его сменить. Констебли носили с собой еду из дома, запивая ее водой из питьевых фонтанов. Поскольку униформа была без карманов, то принесенное старались побыстрее съесть, чтобы освободить руки. С собой не разрешалось иметь даже блокнота. Всю информацию патрульный должен был держать в голове. В случае, если он чувствовал, что не может сам справиться с ситуацией, полицейский начинал вращать трещотку, издававшую резкий неприятный звук, и на него сбегались ближайшие констебли. В 1880 году трещотку заменил свисток, троекратный звук которого означал: «…нужна срочная помощь!» Свистки вскоре вошли в обиход всех полицейских участков, и их трели наводили ужас на криминальный мир.

С изобретением фотографии идентификация преступников значительно облегчилась. Галерея жуликов – как называлась картотека лиц, которые были осуждены ранее и разыскивались вновь, стала широко применяться в полиции. Однако засветившемуся в одном месте преступнику достаточно было отъехать всего на несколько миль и сменить имя, чтобы он мог быть уверен, что местные власти его не поймают.

Шерлок Холмс – герой, созданный гением Артура Конан Дойла, настолько прочно вошел в жизнь с момента публикации первой книги, что многие читатели верили в его реальное существование. В Лондоне на Бейкер-стрит предприимчивыми любителями истории даже создан музей знаменитого детектива, где он якобы жил вместе с доктором Ватсоном у милой миссис Хатсон. Первое расследование Шерлока Холмса «Красный кабинет», опубликованное в 1887 году, поразило читателей описанием метода логической дедукции, сплава науки и необыкновенной наблюдательности, с помощью которой герой объяснял совершенно невероятные вещи. Некоторые из его фраз современны и сегодня: «Если исключить возможное, то все что останется, даже маловероятное, должно быть правдой!» «Самая главная ошибка – это придумывать версии. Не осознавая, человек начинает переворачивать факты, чтобы они подходили к его теории, вместо того, чтобы теория соответствовала фактам!»

Научный метод Шерлока Холмса отражал развитие системы судебной науки. В 1856 году сэр Уильям Хер– чел в Индии – тогдашней колонии Британии, начал использовать на документах вместо росписи людей, не умевших ни читать, ни писать, отпечатки пальцев. В 1880 году шотландский доктор 1Ънри Фолдс использовал тот же метод, чтобы исключить невинных подозреваемых при задержании домушника в Токио. Он написал статью в научный журнал «Природа», где объяснил свою идею. С этого момента отпечатки пальцев стали привычной уликой при работе с преступниками. Химия тоже значительно прогрессировала. К началу 1860-х годов уже можно было узнать, какая кровь принадлежала тому или иному человеку, хотя группы крови были открыты в 1900 году. С того момента даже по мельчайшей капле на одежде преступника становилась понятна его виновность.

Отравление – популярный метод убийства – стало возможным доказать после того, как Джеймс Марш, шотландский химик, открыл метод, устанавливавший наличие в организме мышьяка. Этот яд покупали для того, чтобы травить крыс и мышей, и он был почти в каждом доме. По этой причине он чаще всего использовался для избавления от слуг и членов семьи. Во Франции его даже называли «порошок для наследников», посколько жадные претенденты на состояние именно им ускоряли кончину старых родственников. Жертва испытывала некоторое недомогание при постоянном и грамотном подсыпании его в пищу, но не догадывалась о его причинах. Когда же мышьяк накапливался в организме в чрезмерном количестве, наступала смерть, причину которой трудно было установить. Джеймс Марш заметил, что присутствие яда выдавалось коричневым высыпанием на коже, но его можно было спутать с пигментацией. В метод Марша включалась как раз обработка кусочка кожи химикатами. При наличии там мышьяка он выделялся в газ и при горении над холодной, фарфоровой чашей откладывался черным металлическим порошком, как нагар от свечи на подсвечнике. Этот метод был так эффективен, что правду можно было доказать даже после эксгумации трупа.

Развитие науки во многом помогало поиску преступников, но и в ней были свои перегибы. Под воздействием всевозможных исследований в обществе появилось устойчивое мнение, что преступниками рождаются. Некоторые ученые утверждали, что могут узнать вора или бандита по форме черепа, и, рассматривая структуры голов бедняков, предсказывали их будущность. Однако не все преступники были из низшего класса. Воры, фальшивомонетчики, убийцы часто выходили совсем из другой общественной среды, как мы это видим в произведениях того же Конан Дойла.

В музее полиции в Вест-Мидленде хранятся дела с 1839 года. По ним видно, что справедливость торжествовала не всегда. В 1860 году, например, братья шестнадцати и семнадцати лет были посажены в тюрьму на восемь месяцев за изготовление фальшивых монет, а другого молодого человека посадили на десять лет за кражу кролика. Можно только догадываться, что, видимо, он был замешан во многих преступлениях ранее, и такая малая вина являлась лишь поводом, чтобы он получил по заслугам за прошлые провинности. Телесное наказание было очень распространено. Провинившихся привязывали к лавке и били: подростков – за кражу тридцати шиллингов по шесть ударов хлыстом, взрослых – до ста ударов и более за серьезные провинности. В 1800 году в Англии вешали за воровство в магазине, за кражу хлеба, за поломку оборудования на фабриках. Эта мера наказания назначалась более чем за 200 мелких и крупных преступлений.

И все же за время правления Виктории меры пресечения постепенно стали менее беспощадными и в конечном итоге к повешению приговаривали только за убийство и за измену стране. В 1860 году было окончательно прекращено депортирование преступников. Ранее их приковывали цепями в трюме корабля, чередуя пары в сидячем и лежачем положении, располагая так близко друг к другу, как только было возможно, чтобы разместить как можно больше человек. Их отправляли в колонии, в основном в Австралию. Если подготовленный к отплытию корабль по погодным условиям задерживался в порту на несколько дней, то преступников так и оставляли прикованными к палубе, отчего многие умирали еще до отправления. Смертность в пути была очень большая, ведь оставаться без движения в течение плавания, составлявшего три-четыре недели, страшная мука. Иногда депортируемых меняли местами, давая возможность полежать сидевшим и наоборот, но выгуливать на палубе чаще всего забывали или не решались, зная, какой опасный везут контингент. Сегодняшнее население Австралии в большой своей части – предки выживших преступников, которые, отбыв наказание на каменоломнях, шахтах, галерах, осели в стране и начали новую жизнь.

Самым известным убийцей викторианского времени был Джек Риппер-потрошитель, зарезавший нескольких проституток в районе Уайтчапел в восточном Лондоне в 1888 году. Об этом написано очень много книг, ставились пьесы, даже снимались фильмы. Делались всевозможные предположения, однако так никем и не было с полной достоверностью доказано, кто же был на самом деле этот человек чудовищной, по тем временам, жестокости.

Полиция была убеждена, что только один преступник был ответственным за убийство Мэри Энн Николе в пятницу 31 августа в 3.40 утра, Энни Чепмэн в субботу 8 сентября ранним утром, Элизабет Страйд в субботу 30 сентября в час ночи, Кейт Эдцоуз приблизительно еще через час в ту же ночь и Мэри Джейн Келли в пятницу 9 ноября около четырех утра. Два первых убийства и четыре последних, с их точки зрения, принадлежали одному и тому же человеку, но в то же время не было доказательств, указывавших точно на определенное лицо.

Из пяти жертв только у Элизабет Страйд в момент ее обнаружения было перерезано горло. Преступник был потревожен. Возница кеба почти застал его за этим занятием. У всех остальных были также вырезаны внутренние органы. Это обстоятельство навело полицию на мысль, что преступник был знаком с анатомией.

27 сентября 1888 года Центральное Агентство Новостей получило странное письмо от неизвестного:

«Дорогой Босс!

Я обрушусь на шлюх и не перестану драть их, пока не скрючусь!»

Подписано: «Совершенно Ваш, Джек Риппер».

Удивительно то, что в письме он использовал слово драть, рвать ( ripping), как бы уже этим подчеркивая, что это было его предназначение, ведь он назвал себя как Jack Ripper.

1 октября от него была получена открытка, в которой он хвалился двумя, совершенными им 30 сентября убийствами.

Было увеличено число констеблей, патрулировавших в этом районе, и даже использовались собаки, с помощью которых полиция намеревалась напасть на след. Пока ищейки находились в Лондоне – убийств не совершалось. Но вскоре полицейское начальство решило, что слишком дорого кормить псов, и сняло их с патрулирования. И через несколько дней – новая жертва.

Полицию здорово критиковали за то, как велось это дело. В результате тщательного анализа всех убийств в Скотленд-Ярде остановили свое внимание на четырех подозреваемых: польском еврее Косминском, адвокате и учителе Джоне Друтте, русском воре и жулике – Михаиле Острогове и американском «докторе» Фрэнсисе Тамблети. Джон Друтт покончил с собой в декабре 1888 года. Тамблети, возможно, знал анатомию, поскольку он назывался доктором и оказывал за плату медицинские услуги. Он был арестован в ноябре за неприличное поведение сексуального характера, затем был освобожден под залог и покинул страну. Острогов также был арестован и провел некоторое время в изоляции. Однако полиция так и не смогла никогда собрать строгих доказательств вины этих подозреваемых, и ужасные убийства остались нераскрытыми. Население было чрезвычайно напугано событиями. Королева Виктория написала секретарю Офиса внутренних дел и выразила свое беспокойство. Везде только и говорили о случившемся, и газеты печатали все новые и новые подробности, которые первоначально были завуалированы соответственно морали эпохи. Многие читатели с трудом верили в жуткие детали совершенных преступлений и подозревали, что репортеры специально придумывают их, чтобы повысить продажу газет.

Другая убийственная история была связана с именем Мари Энн Коттон, которая потеряла четверых своих мужей и двенадцать детей. Первоначально все это выглядело как непрекращавшаяся трагедия. Она впервые вышла замуж в 1844 году, когда ей было 22 года. От мужа Уильяма у нее было пятеро детей, которые умерли от «гастрической температуры» еще в младенчестве. Затем Уильям тоже умер по той же причине. Мари устроилась работать младшей медсестрой, и у нее был доступ к мышьяку. Вскоре она опять вышла замуж, и через пятнадцать месяцев умер второй муж Так же как и первый, он застраховал свою жизнь. Следующим мужем был Джон Робинсон, у которого было тоже пятеро детей. Т?юе из них умерли в тот же год от той же «гастрической температуры». Самому мужу повезло, так как Мари от него сбежала, прихватив его ценности. Вскоре она поехала навестить старую мать, которая вслед за тем покинула этот свет все по той же причине. После этого Мари вышла за богатого вдовца и отравила его и их общего ребенка. Наконец местный доктор стал подозревать ее в совершении преступлений. Когда после смерти сына ее нового мужа взяли анализ Марша, то обнаружили, что для отравления было использовано количество мышьяка, достаточное для убийства пятерых человек. Мари Энн Коттон убила в общей сложности 21 человека и была повешена 24 марта 1873 года. Драматические изменения в этом виде казни стали происходить в 1875 году. Сапожник Марвууд из Хорн– касела придумал, что обычная система, при которой повешенный остается жив в течение 10 минут после казни, бесчеловечна. Даже если родственники, желая сократить время агонии, тянули его за ноги, бедняга все равно продолжал еще жить некоторое время в страшных мучениях. Марвууд предложил более «человечный» метод, когда у заключенного переламывался шейный позвонок и наступала мгновенная смерть. Разница была в том, что узел веревки помещался не сзади приговоренного, а под углом к челюсти под левым ухом. Марвууд очень гордился своим нововведением и хвалился: «Они их вешают, а я казню!» Сам он вскоре стал местной достопримечательностью. Люди издалека приходили посмотреть на изобретателя, и он, показывая на шнурках изготовленных им ботинок, как нужно завязывать петлю, продавал обувь за двойную цену.

Строительство канализации

В Лондоне в 1890 году насчитывалось 116 600 лошадей, которые оставляли после себя на улицах города сотни тонн навоза в день, большая часть которого стекала в реку. Помойные ямы имелись в каждом дворе. Во время дождя они переполнялись и вся грязь текла на улице по открытым углублениям для нечистот, через которые были перекинуты мостки. Собираясь в низких местах в один большой поток, лавина со всевозможным мусором заканчивала свой путь в реке.

Майкл Фарадей однажды решил проехаться по Темзе на пароходе и был поражен, насколько грязна была вода. Вот что он написал в газете «Таймс» 7 июля 1855 года:

«Я разорвал несколько белых карточек на кусочки, намочил, чтобы они легко тонули, и в каждом месте, где пароход причаливал, опускал их в воду. Вода была так мутна, что при погружении их на толщину пальца при ярком, солнечном дне они были совершенно неразличимы. Запах от реки был такой, что казалось, мы плывем по открытой канализации». В некотором роде слова Фа– радея стали пророческими, поскольку жарким летом, через три года после их публикации в «Таймс», канализация протекла в реку и с приливом направилась сначала вверх по реке к центру города, а затем с отливом потекла в сторону Гринвича. Освободившийся после отлива берег был весь покрыт разлагавшимися фекалиями, и запах становился все нестерпимей. Дышать в городе стало совершенно нечем из-за постоянно висящего смога от домов, топившихся углем. Люди падали на улицах замертво, а больницы, переполненные пациентами, не могли спасти ослабленных изнурительной работой и плохим питанием людей, так как сами находились в зоне жуткого смрада. Наконец невыносимая вонь из Темзы достигла такого предела, что в новом, только что построенном здании парламента, стоящем на реке, которым правительство так гордилось, все шторы были пропитаны хлором и дезинфектами в тщетной попытке защитить комнаты от запаха. Изобретатель вентиляции Герней, чьи идеи живы и поныне, написал спикеру парламента, что в таких условиях он снимает с себя всю ответственность за только что внедренную систему. Этот кризис вошел в историю под названием «Great Stink of London» («Великий смрад Лондона»). Спасаясь от запаха и поднося то и дело к носу платки с розовой водой, члены парламента решили срочно выделить деньги на строительство новой канализации и водопровода. Ими тогда же был принят закон, обязывавший определенные организации осуществить проект в кратчайшие сроки. В истории Англии это был, пожалуй, единственный случай, когда от решения до принятия закона прошло всего 18 дней.Задача непомерной важности по созданию проекта и осуществлению его на практике была поручена итальянскому архитектору Джозефу Базалгетти. Он решил возвести пять основных перехватывающих систем, три – на севере реки Темзы и две – на юге. Для строительства канализации русло Темзы во многих местах было несколько изменено. Идея заключалась в том, чтобы, сузив течение реки, заставить ее бежать быстрее и прочистить всю грязь и нечистоты, которые скапливались в ней на протяжении многих веков. Каким образом удалось отгородить воду на время строительства стены, определившей ее русло, чтобы она не вымывала с приливами и отливами новую кладку? Как средствами того времени смогли так утрамбовать новую насыпь еще не осевшего грунта, чтобы уровень его до сих пор был равен естественно образованному?

Базалгетти при устройстве укреплений береговой линии применял кирпичную кладку и был новатором в способе соединения кирпичей. Ранее они клались на известковый раствор. Однако он затвердевает очень медленно и не может наноситься на влажную поверхность, поэтому гениальный строитель решил использовать портландский цемент, который был изобретен в 1824 году каменщиком из Йоркшира. Этот вид цемента использовался только для отделочных работ, но Базалгетти был убежден, что он прекрасно подойдет для его строительства, потому что затвердевает даже под водой. Он приказал каменщикам смешивать его с грубым песком, вместо привычного мелкого, и даже использовать гравий для этих целей, то есть применил бетон для строительного раствора, что было к тому же дешевле. Гравий до сих пор виден в соединениях между кирпичами, и укрепляя время от времени берег реки, строители утверждают, что старую кладку разрушить неимоверно сложно. Качество работы было таким, что до сих пор на ней нет ни трещин, ни крошек.

После того как стена была сложена и граница нового берега стала соответствовать задумке Базалгетти, выкачали воду и образовавшееся пространство заполнили колоссальным количеством земли, расширив тем самым набережную на большом отрезке реки. Но даже все эти с неимоверным трудом преодоленные препятствия ничто по сравнению со строительством самих туннелей, которые не только пролегали гораздо глубже дна реки, но и шли вдоль нее на протяжении 82 миль. Пропускная способность туннеля составляла сто миллионов галлонов в день. Можно только восхищаться мужеством и стойкостью людей, работавших при постоянной угрозе упасть с лестниц при укладке кирпичных стен канализационного туннеля, быть либо засыпанными землей, либо затопленными рекой, либо задавленными лошадьми в темном, бескрайнем коридоре.

Постоянный риск для жизни присутствовал каждую секунду! Большинство строительных работ проводилось под землей совершенно незаметно для населения, однако когда Базалгетти строил что-то наверху, то это было достойно внимания. Гросснесс – станция с элегантными чугунными лестницами и четырьмя огромными паровыми двигателями. Очень интересная с архитектурной и инженерной точки зрения и станция Абби Миле с восемью паровыми двигателями, поднимавшими содержимое канализации уже на высоту 42 футов. Великолепные архитектурные сооружения – превосходные монументы фекалиям! Обе эти станции были недавно реставрированы и открыты для желающих полюбоваться красотой производственного дизайна XIX века. Закончена была прокладка канализации к 1870 году. Тримиллиона фунтов пошло на ее строительство. Автор книги «Что викторианцы сделали для нас!» Адам Харт-Дэвис лично спускался в зловонную темноту, туда, где Базалгетти начинал строительство в январе 1859 года. И вот через 140 лет современный исследователь был восхищен великолепным строем кирпичной кладки стен, крепостью труб, которые, несмотря на непрекращающийся поток ядовитых, разлагающихся веществ, стоят крепко, прочно, насмерть! Воистину в викторианское время все делали на века! Базалгетти не только подарил городу чистый воздух, но и утвердил использование портландского цемента и бетона, применяемых повсеместно при современном строительстве.