Текст книги "Козырная дама"

Автор книги: Татьяна Соловьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Здесь Кузи тоже не было.

Несмотря на все попытки сделать из Кузи живое диванное украшение, вырос он бродягой, уходил и возвращался, когда вздумается, дрался с соседскими и беспризорными котами, шастал по чердакам и подвалам.

В другое время Зоя Иннокентьевна не удивилась бы тому, что не застала его дома, не всполошилась. Но сейчас в ее груди тяжело заворочалась тревога. Стараясь подавить ее, она спустилась по крутой лестнице с чердака и направилась в подвал.

Кузю она увидела сразу. Чуть правее от входа, где шел отопительный узел. Рыжий трупик беспомощно свисал с трубы. Одна нижняя лапа была вытянута, другая же как-то неестественно вывернута в сторону. Зоя Иннокентьевна легонько дотронулась до нее. Лапа была перебита. Господи, мучили-то зачем? Превозмогая ватное состояние неслушающихся пальцев, она раскручивала тонкую, путающуюся проволоку, которой была перетянута шея животного, и, не сдерживаясь больше, зарыдала в голос.

* * *

Максим, один из двух постоянных охранников Эстета, выполнявший при нем также обязанности секретаря, никогда и ни у кого не спрашивал, может ли он сейчас, сию минуту, бросить все дела, сесть в машину и мчаться по зову Эстета. Максим произносил только одну фразу:

– Хозяин ждет.

Так было и на этот раз. Только фраза эта относилась к Фогелю.

Услышав приглашение, больше похожее на приказ, Фогель вздохнул – придется ехать.

Эстет, как сказал Максим, ждет его на даче. У него была шикарная квартира в центре города, но жить Эстет предпочитал в пригороде, где построил настоящую крепость, обнесенную забором, с пропускным пунктом и охраной.

Эстет не вышел навстречу гостю. В кабинет, под который была оборудована едва ли не самая большая комната в доме, Фогеля провел Максим. Пропустив гостя вперед, он остановился у двери, ожидая, пока хозяин поздоровается и даст ему знак удалиться или принести угощение, в зависимости от того, как он намерен принять посетителя, какой разговор намечает – радушный, приятный, с чаем-кофеем или, напротив, короткий и жесткий.

На этот раз разговор намечался с застольем.

– Как живется-можется? – спросил вместо приветствия Эстет и кивнул Максиму: – Организуй нам небольшое угощение.

– И живется, и можется, – хохотнул в ответ Фогель и заметил, хохоток получился чуть надсаднее, чем ему хотелось бы.

– А торгуется как?

– Да ничего торгуется… – Фогель отвечал односложно, не зная пока, что стоит за вопросами Эстета.

– Водочка фальшивая хорошо идет? – лукаво сощурился Эстет.

– Водочка? – переспросил Фогель, не удивившись тому, что Эстет, как всегда, знает, что творится в городе. – Откуда дровишки?

– Из лесу, вестимо… От меня, голубчик, не скроешься!

«Это уж точно», – неприязненно подумал Фогель, но вслух сказал:

– Если я и скрываюсь, то не от тебя…

– Да ладно! Не пугайся, я у Слона в осведомителях не числюсь. Это ваши проблемы. – Эстет улыбнулся, помолчал и добавил: – Слышал, в твоих ларьках не только жвачкой и поддельной водкой торгуют… Или ошибаюсь?

Ответить Фогель не успел.

Открылась дверь, и Максим вкатил в кабинет столик на колесах, на котором стояла покрытая капельками испарины бутылка водки, большая кабаретница, разделенная надвое, с черной и красной икрой, блюдо с перламутровыми ломтиками семги и осетрины, вазочка с крупными зелеными оливками. Оливки были любимым лакомством хозяина дома.

– Так что скажешь? – повторил вопрос Мельник, когда Максим вышел.

– Ты не поверишь, но я не имею к этому никакого отношения. Подумай сам, разве за каждой писухой покорябанной уследишь? Ларьки у меня круглосуточные, вот и развлекаются девки по ночам с хахалями. Без греха я, без греха.

– Смотри, какой святой выискался! А обманывать разве не грешно? Думаешь, поверю, будто Фогель не знает, что у него в ларьках делается? Не такой он человек, чтобы не знать этого. Ладно уж, прощу на первый раз, правда, с одним условием – наберешь с завтрашнего дня целок со справками от гинеколога, и если, не дай бог, слушок пройдет, что хоть одна из ларечниц не девственница…

– Да что ты такое говоришь! Где же столько целок найти, если сейчас все с двенадцати лет трахаются.

– А ты поищи! – засмеялся Эстет.

– Придется, – согласился Фогель, мучительно соображая, с чего вдруг хозяин завел этот странный разговор. Не считает же он, в конце концов, его ларечниц конкурентками профессионалкам из нелегальных публичных домов города, которые, как подозревал Фогель, контролируют ребята Эстета. Но вот напомнил зачем-то, ткнул Фогеля, как нашкодившего котенка, – провинился, дескать. Он пристально посмотрел на Эстета, но тот, похоже, потерял всякий интерес к разговору о блудницах.

– Сейчас начнется концерт, – хозяин посмотрел на большие напольные часы в углу кабинета. – Знаешь, что больше всего печалит мою душу? Черные времена настали для русской культуры! – воскликнул он. – Литература больше не служит высоким идеалам! Подавай детектив, эротику! Дескать, эротическая литература связана с культом Богородицы… А изобразительное искусство? Где они, Брюловы, Коровины, Левитаны? Ты заметил, какой пустой и пустынной предстает земля русская в картинах современных художников? Нет созидания! Вообще нет ничего, чем можно было бы гордиться русскому человеку… Да и кому гордиться? Кто придет нам на смену? Молодежь деградирует. Вместо возвышающих душу споров об искусстве – секс. Наступило время повсеместного духовного оскудения… В оперном театре какие-то немытые, нечесаные, похожие на неандертальцев эстрадные группы трясут перед публикой задницами и голыми яйцами. В филармонии показывают стриптиз, а в драматическом театре совокупляются прямо на сцене. Оскорбительно, уродливо и грязно! Нет нравственности, нет духовного совершенствования. Настоящее искусство осталось только дома. Приобщись к прекрасному и ты. Максим недавно раздобыл необыкновенную танцовщицу, исполняющую индийские танцы. Сейчас сам увидишь, сколько в ней изящества… Люблю изящное!

Это было правдой.

Эстет Мельник любил изящное. Даже в начале своего восхождения вверх по криминальной лестнице он предпочитал придерживаться изящных методов работы. В то время, когда по городу рыскали толстомордые потные качки в грязных майках, Эстет в каждый вновь открывшийся кооператив посылал элегантно одетых молодых людей, которые без ругани и угроз предлагали заплатить дань. Естественно, вновь испеченный коммерсант не соглашался. А вскоре с ним или его близкими происходило что-нибудь такое, что заставляло с нетерпением ждать второго визита вежливых мальчиков.

– Но самое высокое, самое изящное из всех искусств – балет, – продолжал Эстет. – Знаешь, Эдик, что в балете самое красивое?

– Что же? – отозвался Фогель.

– Смерть. Да-да, именно смерть. Ничто так не притягивает к себе человека, как смерть. Но нигде не умирают так красиво, эффектно, изысканно, как в балете.

В последнее время богатые люди и легализовавшиеся криминальные авторитеты стали заводить себе крепостные театры. Собственную балетную труппу держал и Эстет, переманивший лучших солистов из городского театра оперы и балета. Удовольствие было дорогое, но Эстет денег на содержание домашнего театра не жалел, собираясь даже выстроить для него в городе специальное здание. Пока же сцена была устроена в одной из комнат его дома.

Иногда же, как сегодня, отдельные танцевальные номера демонстрировались прямо в большом кабинете хозяина.

Танцовщица, высокая, тоненькая, совсем еще девочка, позвякивая браслетами на маленьких голых ступнях, танцуя, подошла к Эстету, затем к Фогелю. Он смотрел на ее прелестный пупок и думал: раз не отпустил его Эстет, оставил смотреть танцы, значит, разговор не закончен. О чем он будет? О чем?

Танцевальное представление закончилось. Эстет поблагодарил девушку, погладил ей животик и отпустил. Наполнив рюмки водкой, повернулся к Фогелю.

– Развлеклись немножко, теперь поговорим. О моей последней стрелке с чернотой знаешь?

– Слышал, – честно признался Фогель.

– Да? – улыбнулся Мельник, но его серые насмешливые глаза смотрели холодно. – Впрочем, я и не сомневаюсь, что слышал, не такой уж большой секрет… А вот, что сейчас расскажу, думаю, впечатлит тебя. Ублюдки Вагита доставили недавно в город, в наш с тобой город, – сделал ударение Эстет, – партию товара. Травка разная, кокаин, опий-сырец. А откуда у них опий-сырец, знаешь? Из Афганистана опиек, из того самого Афганистана, где наши пареньки когда-то клали буйны головушки. Но вернемся к нашим баранам. Как помнится, ты в молодости начинал в бухгалтерии?

– Было дело…

– Вот и примени бухгалтерский опыт, посчитай, сколько это будет, если в Афгане этом душманском один килограмм опия-сырца стоит всего сто долларов, а у нас за тот же килограмм цена вырастает почти до десяти тысяч «зеленых». И килограммов этих, при том что партия наркотиков не самая большая, по ценам черного рынка миллиардов на восемь потянет.

– Ого! – Фогель, кажется, начинал понимать, куда клонит Эстет.

– А знаешь, что нехорошо, дорогой мой Эдичка? Нехорошо то, что не мы с тобой подсчитываем эти денежки, а лаврушники поганые, пиковая масть. Занимались бы цветами и фруктами! Нет же, захватили город, думают, все им можно, они здесь хозяева… Не обидно тебе? А мне обидно! Мне, русскому человеку, это очень обидно и оскорбительно!

О вражде Эстета и Вагита Фогель знал. Она была давней и тем более непримиримой, что в свое время Эстет был вынужден уступить кавказцам, склонить перед ними голову. Было это, когда Вагит со своими ребятами только появился в городе. Эстет сделал попытку не пустить их на свою территорию, отбить новое, перспективное дело с наркотиками, но Вагит с вооруженной до зубов бригадой заявился тогда к Эстету домой.

– Послушай, дорогой. Я в твои дела не лезу, не лезь и ты в мои! – сказал тогда Вагит и засмеялся прямо в лицо неприятелю.

Никогда и никто не смеялся в лицо Эстету, а Вагит засмеялся. Этого смеха он не простил. И всегда знал – придет его час, соберет силы и нанесет сокрушительный удар.

Последний удар.

Знал это и Вагит, поэтому ни одному из киллеров, которым Эстет «заказывал» Вагита, убрать его не удалось.

– Поддержишь? – задал наконец Эстет вопрос, которого Фогель, предупрежденный Ворбьевым о том, что такое предложение поступит, ждал весь вечер.

– Куда ж я денусь, поддержу… – только и ответил Фогель.

– Тогда у меня все. Вечер поздний, давай прощаться.

«Значит, война все-таки будет, – думал Фогель, возвращаясь домой. – А как не ко времени! Как не ко времени! Но, видно, силы у Вагита крепче, чем он предполагал, раз Мельник решил пойти на объединение с другими группировками города».

Пугала его и откровенность Эстета, так легко посулившего разделить с Фогелем возможные доходы, когда они приберут к своим рукам наркотики. Не верилось, что Эстет захочет делиться. А коли так, не исключено, что, объединив славянские группировки и отбив их руками наркоту у Вагита, Эстет уже своими собственными силами расправится с союзниками, которые, как ни крути, слабее его.

Жизнь становилась опасной.

* * *

После того как повесили несчастное животное, ее единственного домочадца, и вверх дном перевернули всю квартиру, Зоя Иннокентьевна не только не утихомирилась, наоборот, стала еще энергичнее. Целыми днями словно угорелая носилась по городу на своем «Запорожце».

Но Зое Иннокентьевне не везло. Исчез из города начальник товарищества по ремонту квартир, располагавшегося в полуподвале по улице Серова, у которого она непременно хотела выяснить, каким образом однажды в конторе этого товарищества мог оказаться Фогель со своей фиктивной «Визой». Сам Фогель тоже стал недосягаем. Зоя Иннокентьевна еще пару раз съездила на Игрень, но напрасно, застать его там не удалось. Лопоухий будто за нос водил – дважды они чуть не встретились, и оба раза ему удавалось ускользнуть. Ничего не удалось выяснить и в жилотделе городской администрации. Там попросту не понимали, чего от них хочет Зоя Иннокентьевна, и, хотя не отмахивались, как от назойливой мухи, не гнали прочь, все же каким-то ловким чиновничьим способом дали понять – ведет она себя неправильно, нетактично, отрывая важных людей от важных дел.

Не складывались отношения и с милицией. Зоя Иннокентьевна, человек простой, доверчивый и законопослушный, ходила в милицию, как на работу, – регулярно, каждый день. Следователь, которому отдали ее заявление, Сергей Сергеевич Чупахин, всякий раз внимательно выслушивал рассказы Зои Иннокентьевны обо всем, что происходило с нею: о Фогеле, о старом доме на окраине местечка Игрень, где был устроен подпольный цех по производству фальшивой водки, о казино и баре «У Флинта», о лопоухом бандите, которого она обвиняла в избиении племянника и разгроме квартиры, о казни любимого кота.

Следователь кивал головой, на все ее требования найти и наказать преступников не прерывал, а, прощаясь, обещал проверить, разузнать, расследовать и до следующего визита учительницы напрочь забывал о Зое Иннокентьевне и проблемах ее племянника, откладывая их на потом. Потому что сейчас у него было много работы куда более срочной, накопилась куча дел, в которых фигурировали вооруженные налеты, разбой, грабежи, убийства, расчлененные трупы и кровь, кровь, кровь.

Не везло Зое Иннокентьевне, не везло. Но сидеть дома и ждать у моря погоды было выше ее сил.

Аллочка навещала своих многочисленных родственников, и теперь единственной советчицей стала Римма, давняя университетская подружка. Римма была удивительно доброй, веселой и говорливой.

К ней Зоя Иннокентьевна и отправилась вечером.

– Представляешь, Зосенька, что стало твориться на свете! – уже в прихожей, поцеловав Зою Иннокентьевну в щеку, начала рассказывать Римма. – Видела в газетах объявление: «Отдам котенка в хорошие руки»? – Уже много лет Римма возглавляла общество защиты животных, которое сама же и создала в городе, и это была ее любимая тема. – И знаешь, в какие хорошие руки попадают эти котята? Их забирают владельцы бультерьеров и заживо скармливают своим собакам!

– Изверги! – искренне возмутилась Зоя Иннокентьевна. Перед глазами возникло вытянувшееся рыжее тельце Кузи, прикрученного проволокой к отопительной трубе, и она снова повторила: – Изверги! Кузю повесили…

– Боже мой! Как? Кто? – Римма была потрясена.

– Думаю, лопоухий…

– Ты очень рискуешь! – испугалась Римма, когда Зоя Иннокентьевна поведала о разгроме квартиры и казни кота. – Оставила бы ты свои частные расследования, пусть этим занимается милиция.

– Как же! Будут они заниматься! – безнадежно махнула рукой Зоя Иннокентьевна. – Сегодня утром опять ходила к следователю…

– И что он?

– Да ничего! Слушает, кивает, но пальцем о палец до сих пор не ударил и, похоже, не собирается.

– Значит, надо идти к начальнику, пусть назначат другого следователя, более добросовестного.

– Нет его в городе. Говорят, в отъезде…

Подруги подробно обсудили события последних дней, попили Римминого знаменитого чая на травах, и Зоя Иннокентьевна засобиралась.

– Дело к вечеру. Пора!

– Посидела бы еще, до темноты далеко, – предложила Римма.

– Поздновато. А мне еще нужно заехать к Аллочке, повидать Игоря. Да и на Пушкинскую нужно съездить, посмотреть, все ли в порядке с Раиной квартирой.

– Ты на машине?

– Нет, что-то Сливка моя совсем спеклась.

– Ну, тогда у тебя еще действительно много дел, – нехотя отпустила Римма Зою Иннокентьевну.

На Пушкинскую она решила пойти не по улице, а через центральный парк, на окраине которого дом и стоял. Прошла по центральной аллее, засаженной старыми липами и кленами, миновала чертово колесо, аттракцион с детскими машинками, на которых, громко визжа и радостно бибикая губами, носились по асфальтированному загончику малыши, и, свернув чуть вправо, оказалась на берегу озера. Здесь, почти у самой воды, тянулась цепочка открытых летних кафе с пластмассовыми столиками под яркими разноцветными зонтами. В одном из кафе было особенно многолюдно. Сидевшие за столиками девушки, раскрашенные так же пестро, как зонтики над ними, казались почему-то одинаковыми, словно сестры-близняшки. А вот парни были разные. И крупные бритоголовые, вроде тех, что Зоя Иннокентьевна видела на Игрени, в подпольном водочном цехе, и молодые люди интеллигентного вида.

Зоя Иннокентьевна рассеянно скользнула взглядом по посетителям кафе и вдруг увидела знакомые лица. Мордатых парней в футболках, пьющих пиво из пластиковых стаканчиков, она прежде встречала в баре «У Флинта».

Но не они привлекли внимание Зои Иннокентьевны.

Один из парней, сидевший за тем же столиком, что и флинтовские, нисколько не был похож на них. Худое лицо с узким лисьим подбородком, длинные тонкие волосы, сальными сосульками свисавшие на плечи, и… большие торчащие уши. Стараясь не выдать волнения, Зоя Иннокентьевна все той же прогулочной походкой зашла в кафе, неторопливо направилась к замеченному столику, обогнула его. Теперь ей хорошо было видно, что левое ухо у парня похоже на высохший капустный лист.

Он! На миг Зоя Иннокентьевна оторопела. Всего на миг. В третий раз судьба сводит ее с лопоухим. И уж теперь-то она его не упустит!

Да, это был он, Александр Ворбьев.

Зоя Иннокентьевна решительно подошла к столику и крепко ухватила лопоухого за подкатанный рукав рубашки.

– Попался! Сейчас ты у меня за все ответишь!

Раздался смешок, но тут же погас, будто кто-то задул его, как задувают пламя свечи.

– Чего тебе, мамаша? – удивился Ворбьев.

– Отдай документы на квартиру! – громко потребовала Зоя Иннокентьевна.

– Какую квартиру?! У тебя что, крыша съехала?

– А вот отведу в милицию, не то запоешь! Все расскажешь: и как мальчика избивал, и как мою квартиру разгромил, и как повесил невинное животное, и о фальшивой водке, которую твоя банда гонит, – все расскажешь! – пригрозила Зоя Иннокентьевна.

В затылок ей задышал выросший за спиной качок, видимо собираясь оттащить настырную подальше, но один из сидевших за столиком – в баре «У Флинта» его, кажется, называли Слоном – подал знак: оставьте, мол.

– О какой водке базар, мамаша? – с любопытством спросил он.

– Фальшивой!

– А разве водка бывает фальшивой? – засмеялся Слон, и толстая золотая цепь на его массивной загорелой шее звякнула в такт. – Насколько я разбираюсь в этом – она или водка, или не водка.

– Еще как бывает! Спроси у своего дружка! Какую водку они гонят с Фогелем…

– С Фогелем?! – Слон перестал смеяться. – Да отпусти его, мамаша, никуда не денется. Прослежу. Так о какой фальшивой водке ты говоришь?

– Я сама видела вонючие чаны с отравой…

– Где?

– На Игрени.

– На Игрени?! А ты ничего не путаешь? – Зоя Иннокентьевна уловила в голосе Слона угрозу, но что-то подсказало: относится эта'угроза не к ней. – Да, ты садись, мамаша, – предложил он, – садись и рассказывай.

– Что рассказывать?

– Все, что знаешь. А, может, пивка хлобыстнешь? Или водочки? В порядке водочка, не боись, не фальшивая.

– Лучше пива, – сказала Зоя Иннокентьевна, ей и вправду захотелось пива с орешками.

– Вот и славненько! У нас и стакан лишний найдется. – Слон щедро, до краев, так что на стол выплеснулась пена, наполнил пивом синий пластиковый стаканчик и придвинул его Зое Иннокентьевне. – Так что ты видела на Игрени? – повторил он свой вопрос.

Ворбьев нервно дернулся, попытался встать из-за столика, но под тяжелым взглядом Слона тут же опустился на место. Зоя Иннокентьевна с тревогой взглянула на него – не сбежит ли, но что-то ей подсказало – не сбежит. Не отпустит его Слон.

– Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста, – обратилась она к Слону.

– Ну, Коля я…

– Николай, значит?

– Значит, Николай. А тебя как погоняют?

– Куда погоняют? – не поняла Зоя Иннокентьевна, и братва за столиком развеселилась.

– Зовут как, спрашиваю? – заулыбался и Слон.

– Зоя Иннокентьевна.

– Вот и познакомились! Теперь корешевать будем! И, как корешу, ты поведаешь мне все без утайки.

– А мне нечего утаивать… Так вот, Николай, этот ваш друг, – она кивнула на лопоухого, – и Фогель решили незаконно отнять квартиру у моего племянника… – начала Зоя Иннокентьевна и рассказала все, что случилось с Игорем и с нею самой. Но больше всего Слона заинтересовал рассказ о подпольном цехе на Игрени, в котором изготавливалась фальшивая водка.

– Ни фига себе! – присвистнул он, расспросив Зою Иннокентьевну обо всех подробностях ее поездки на Игрень, и она снова уловила в его тоне что-то грозное и тяжелое. – Как это понимать? – вопрос адресовался Ворбьеву.

– Я не имею к этой водке ни малейшего отношения, я вообще впервые слышу о ней.

– Ну-ну! – Слон недобро сощурился, давая понять, что не верит ни одному его слову.

– Коля, клянусь, ничего не знаю. Если Фогель и запустил фальшивку, то афиши об этом по городу, сам понимаешь, не расклеивал. Ты ж меня знаешь, я бы тебе в шесть секунд пере-свистнул бы…

– Гляди, гаденыш, откроется, что имеешь хоть какое-то отношение к этому, – пожалеешь, что на свет родился, – пригрозил Слон.

– А документы? – напомнила о себе Зоя Иннокентьевна, на которую, казалось, теперь никто не обращал внимания.

– Документы?

– Да, документы на квартиру!

О своем намерении сдать лопоухого в милицию она больше не заикалась, решив, что сейчас, пока появилась такая возможность, важнее отобрать документы на Раину квартиру.

– А, это! – вспомнил Слон. – Сашок, отдай мамаше, что она просит.

– Нет у меня здесь! – огрызнулся Ворбьев.

– Значит, надо съездить за ними! – не отступалась Зоя Иннокентьевна. Поняв, что Слон поддерживает ее, она обращалась только к нему.

– Цепкая ты! – похвалил тот и, повернувшись к Ворбьеву, спросил:

– Где документы, о которых говорит мамаша?

– Дома, вернее… у одних моих знакомых, – чуть помедлив, ответил тот.

– Надо отдать! – приказал Слон. – Мамаша заслужила, чтоб ее просьбу уважили. Гла-дик, – кивнул он одному из своих парней, – отвезешь, куда надо!

Гладик поднялся, за ним встала и Зоя Иннокентьевна. Демонстративно громко отодвинулся вместе со стулом Ворбьев. Если не считать этого громко отодвинутого стула, в остальном он вел себя на удивление миролюбиво и покорно. По центральной аллее все трое вышли из парка и свернули к располагавшейся неподалеку автомобильной стоянке.

– Садитесь! – позвал Гладик, подойдя к лакированному черному джипу с фарами на крыше.

Зоя Иннокентьевна устроилась на удобном сиденье машины, Ворбьев сел впереди, рядом с местом водителя.

– Куда ехать? – спросил его Гладик.

– На Интернациональную. Там покажу.

Улица Интернациональная находилась на окраине города, но доехали быстро. Джип, как отметила Зоя Иннокентьевна, заметно отличался от «Запорожца» и в ходу, и в комфорте салона. К тому же от него, видимо, не приходилось ждать неприятных сюрпризов вроде тех, которые постоянно преподносил ее Сливка, то отказывающийся заводиться и ехать, то, наоборот, не желающий слушаться тормозов.

– Останови здесь! – Ворбьев показал на одну из девятиэтажек, серую, безликую и ничем не отличающуюся от соседних домов. – Подождите, сейчас вернусь.

Он уже открыл дверцу, намереваясь выйти из машины, но Зоя Иннокентьевна опередила его с неожиданной для ее комплекции прытью.

– На этот раз тебе не удастся удрать! – заявила она.

– Я и не собирался! Если не доверяешь, пойдем вместе, – легко согласился Ворбьев. Но Зою Иннокентьевну так просто не проведешь. Едва он вылез из машины, на всякий случай ухватила его за рукав рубашки. Гладик с любопытством наблюдал за ними, но не вмешивался и присоединяться к ним не спешил.

– А вы разве не с нами? – спросила его Зоя Иннокентьевна.

– Здесь подожду – ты, мамаша, как погляжу, и без меня управишься!

Ворбьев и Зоя Иннокентьевна направились к дому, обогнули его, зашли в один из подъездов. Лифт стоял внизу. Дверь была распахнута, гостеприимно и приглашающе.

– Нам на девятый, – сказал Ворбьев, когда они вошли в лифт.

Зоя Иннокентьевна сама нажала нужную кнопку и, немного успокоенная тем, как все складывается, ослабила хватку.

Почувствовав это, Ворбьев резко освободился из ее рук и изо всех сил ударил Зою Иннокентьевну локтем в живот. От пронзительной боли она согнулась пополам и тут же получила удар ребром ладони по шее. И еще один. И еще. В глазах потемнело, она потеряла сознание и рухнула на грязный пол лифта.

Когда она пришла в себя, лифт стоял на девятом этаже. Рядом никого не было. Зоя Иннокентьевна попыталась подняться, но не смогла, тело не слушалось. Она дотянулась рукой до пульта лифта и нажала кнопку первого этажа. Внизу, с трудом выбравшись из ободранной нечистой кабины лифта, на неуверенных ногах побрела на улицу.

Джип стоял на месте, Гладик, развалившись на сиденье, слушал громкую музыку.

Ворбьева не было.

– Сбежал! – у Зои Иннокентьевны был голос человека, потерявшего смысл жизни. – Лопоухий сбежал…

– Что же ты так, мамаша! – не то пожурил, не то пожалел Гладик. – Садись в машину, а я схожу посмотрю.

Вернулся он минут через пять.

– Ушел твой лопоухий. Дворами. Двор тут проходной, – пояснил он Зое Иннокентьевне. – Наверное, взял тачку и едет сейчас, посмеивается над тобой.

Зоя Иннокентьевна слушала, судорожно сглатывая противный комок, застрявший в горле. Одно было хорошо – наступающие сумерки скрывали ее повлажневшие глаза.

* * *

– Зосенька! Это ты?! – нетерпеливо кричала в телефонную трубку Римма.

– Нет, папа римский. Что такая взбаламученная?

– Вчерашнюю «Вечерк)'» читала?

– И позавчерашнюю не читала тоже, мне сейчас не до газет…

– Вот и зря. Там такая статья!. Это то, что нам нужно!

– А что нам нужно?

– «Синяя птица»… – Римма тянула, стараясь придать своему сообщению как можно больше значительности.

– Какая птица? Что ты несешь?

– Боже, до чего ты непонятлива! У нас в городе есть частное охранное агентство, которое называется «Синяя птица»!

– Наверное, есть… Может быть, даже не одно. Тебе-то оно зачем? Решила нанять охранника для Ванды? – Вандой звали Риммину дворняжку, которую она упорно считала овчаркой, над чем Зоя Иннокентьевна порою незло потешалась.

– При чем здесь Ванда? – не поняла Римма. – Охрана нужна вам с Игорем… Так что, идем?

– Ты уверена, что она нам действительно нужна?

– Конечно! И немедленно! Не ждать же, пока тебя или Игоря пришьют!

– Ну, и жаргончик у тебя!

– Какова жизнь, таков и жаргончик, – парировала Римма.

– Ладно, давай сходим, – согласилась Зоя Иннокентьевна, впрочем, без особого восторга.

Охранное агентство располагалось в старом здании, неподалеку от центрального городского рынка. За тыльной его оградой бестолково петляли, разбегались в разные стороны, перекрещивались в самых неожиданных местах переулочки, тупички, закоулки, застроенные еще в начале века деревянными двухэтажными домами, обшитыми вагонкой. Зеленая краска, которой было выкрашено большинство из них, давно облупилась, и дома выглядели довольно обшарпанно. Но район был удобным, близким к центру, поэтому на каждом из подъездов висело множество вывесок различных контор.

– Кажется, здесь, – позвала подругу Римма, изучив вывески на одном из домов. – Все правильно. «Охранное агентство «Синяя птица», – прочитала она.

Женщины зашли в подъезд, оказавшийся неожиданно чистым, поднялись на второй этаж. На площадку выходила лишь одна дверь, белая пластиковая, – такие ставят сейчас в офисах. Она была закрыта, но рядом находилась кнопка звонка необычной четырехугольной формы. Римма нажала ее, из-за двери раздался резковатый, похожий на скрип тормозов сигнал, почти тут же что-то щелкнуло, и дверь отворилась. Навстречу посетительницам вышел крупный рыжий парень.

– Слушаю вас! – приветливо улыбнулся он посетительницам.

– Мы к Елизавете Александровне.

– Налево, пожалуйста, вторая дверь.

Зоя Иннокентьевна и Римма прошли туда, куда указал парень, и увидели в коридорчике три двери. На одной из них была надпись: «Приемная».

Зое Иннокентьевне это понравилось. Она подумала, что идея насчет охранного агентства была не так уж и плоха – организация, видимо, серьезная, раз даже приемная есть. Приемная начальника, с молодой, симпатичной или, наоборот, пожилой, неторопливой, умудренной опытом секретаршей – это понятно, привычно и надежно.

Но секретарши в приемной не оказалось. Ни симпатичной, ни умудренной опытом. За черным пластиковым столом сидел молодой человек. Его лицо показалось Зое Иннокентьевне знакомым. И кокетливую улыбку, и жеманно вскинутую руку, поправляющую ухоженную шевелюру, она приметила еще в казино. Единственное, чего она не видела в приглушенном свете игорного зала, – глаза парня. Они были жесткими, холодными, словно принадлежали другому человеку. Парень вопросительно посмотрел на пришедших.

– Мы хотели бы поговорить с Елизаветой Александровной.

– Минуточку! – парень улыбнулся, встал, заглянул в дверь, ведшую из приемной. – Елизавета, тут к тебе посетительницы. – И повернулся к Зое Иннокентьевне и Римме. – Входите!

Зоя Иннокентьевна уже догадалась, кто окажется хозяйкой кабинета. И действительно, за большим полукруглым столом сидела худющая девица из казино, запомнившаяся Зое Иннокентьевне тем, что при каждом проигрыше в рулетку хлопала ладошкой по заду своего странноватого спутника.

Елизавете на вид было не больше тридцати. Волосы подстрижены, но в отличие от парня в приемной в прическу она их не укладывала, предоставляя русым прядкам возможность вести себя, как им вздумается. Елизавета поднялась навстречу посетительницам, и стало видно, как нескладно сидит на ней темно-серый брючный костюм.

– На фотокарточке в газете вы кажетесь старше, – не смогла удержаться от замечания Римма.

– Это хорошо или плохо? – улыбнулась Елизавета.

– Конечно же, хорошо! – поспешила заверить Римма, и в ее голосе прозвучали подхалимские нотки, смысл которых Зоя Иннокентьевна поняла сразу: подруга была разочарована молодостью начальницы «Синей птицы». Молодость вызывала у Риммы некоторое недоверие.

Но Елизавета, похоже, ничего не заметила.

– Садитесь, пожалуйста, – показала она на стулья, стоящие у стола, и, улыбаясь по-прежнему тепло и радушно, спросила:

– Что вас привело к нам?

– Дело в том, что Зоею, Зою Иннокентьевну, терроризирует мафия, – принялась объяснять Римма, все еще чувствуя неловкость за чуть было не совершенную бестактность.

– Так прямо и мафия? – удивилась Елизавета, с интересом рассматривая двух полноватых, далеко не юных женщин.

– Подожди, Римма, наверное, лучше рассказать все по порядку. Дело в том, что у меня есть племянник Игорь. Сын моей старшей сестры. Покойной, – уточнила Зоя Иннокентьевна так, словно этот факт мог иметь какое-то значение или, на худой конец, прояснить что-то существенное.

Елизавета слушала внимательно, не перебивала.

– Если я правильно поняла, вы хотите, чтобы мы организовали охрану для вас и вашего племянника? – спросила она, когда Зоя Иннокентьевна закончила рассказ обо всех злоключениях, выпавших на ее долю в последние дни.