Текст книги "Козырная дама"

Автор книги: Татьяна Соловьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Кажется… На твоем горизонте вдруг возник Мельник, тогда как Эстета не видел никто и никогда…

– Правильно! И тогда Мельник меня заинтересовал.

– А ты не заблудился с этим своим интересом?

– Думаешь, я пришел просто поболтать на досуге? – вопросом на вопрос ответил Казанцев.

– Не думаю, – отозвался Фоминых. – Более того, знаю, пришел потому, что у тебя есть доказательства.

– Да, у меня есть доказательства того, что Мельник Владимир Иванович является организатором не менее десятка квартирных банд в городе. И не только квартирных. У меня есть доказательства и того, что он и Эстет – одно лицо, – Казанцев сделал паузу, прикурил. – А доказательства эти помог добыть один хороший человек, правда пьяница, но совесть не пропивший… – Казанцев тянул, фамилию не называл.

– Интригуешь? – улыбнулся Фоминых, понимая, что сейчас ему, похоже, придется удивиться.

– Интригую, – признался Казанцев, улыбаясь, и наконец произнес: – Ладно, не буду испытывать твое терпение. Это Литвинец.

– Литвинец?!

– Да, именно благодаря ему мы и узнали, что Мельник не просто бандюга, а один из патриархов организованной преступности в нашем городе, пионеров, так сказать, новой формации – экономическо-бандитской, и начинал он карьеру крестного отца еще в то время, когда возглавлял строительный кооператив. Начинал, как все, с рэкета, держал под контролем коммерческие ларьки и первые кооперативы, которые, как помнишь, работали тогда на грани фола, так что трясти их было несложно. Но Мельник оказался слишком умен, чтобы не понимать: время диких рэкетиров скоро закончится, – и поставил дело иначе. Банду свою, которую со свойственным ему цинизмом он называл… Догадался, как?

– «Экологической командой широкого профиля», – не задумываясь, ответил Фоминых.

Название банды Эстета в городе было довольно известно, хотя никто не знал, откуда оно пошло. Оказывается, от самого ее хозяина.

– Так вот, банду свою Мельник-Эстет перепрофилировал, по сути первым установив в городе контроль над законными сферами экономики. Это было более чем выгодно: шла приватизация заводов, строительных управлений, ресторанов – одним словом, всего, что когда-то принадлежало государству. Теперь, кр: ты знаешь, все это принадлежит Эстету и другим ушлым людям. Заодно он решил держаться и классических мафиозных «кормушек» – нелегальных, а потому и самых прибыльных сфер бизнеса: наркотиков, оружия, проституции, казино. Для начала Мельник наложил лапу на торговлю телом – банда подмяла под себя вольных сутенеров, поделив эту сферу откачки денег с доблестной милицией, чьей вотчиной проституция была и раньше. Из остального кое-что отбил у других группировок в войнах, кое-что ему отдали под контроль по договоренности. Единственное, что Мельник прошляпил, – наркотики. Резвее оказались кавказцы, у которых в торговле наркотиками был давний опыт, – Казанцев остановился, ожидая вопросов прокурора, но тот лишь кивнул:

– Продолжай, Гена!

– Конкурентов у Мельника было немало, – Казанцев погасил в пепельнице сигарету и тут же потянулся за новой. – Много было конкурентов, но он легко обламывал им рога, выигрывая войну за передел города. И все почему? Умен? Опытен? Обдумывает и просчитывает каждый свой шаг? Ерунда! Просто он действует нешаблонно. Причина его успеха – в нешаблонности решений! Он первым из крестных отцов и главарей некогда многочисленных группировок понял великое значение надежной армии. Не бритоголового бычья, как в других бандах, а регулярных, хорошо подготовленных боевиков, хорошо обученных и хорошо вооруженных. В «армию» Мельника рекрутировались бывшие спортсмены, милиционеры, безработные или отставные военнослужащие. Но естественная убыль была высокой, и постоянно приходилось заботиться о пополнении. К решению этой проблемы он подключил физкультурный техникум. Преподаватели, люди Мельника, готовили из учащихся техникума смену боевикам, гибнущим на бандитских войнах, в стрелках и разборках или казненным за провинности самим Мельником. Здесь у меня пробел, – честно признался Казанцев, – скольких казнил, кого, за что – не скажу. Знаю лишь, что трупы укрывал фельдшер морга судмедэкспертизы Пыхов.

– Санитар, который проходил по делу «ассенизаторов»?

– Он самый!

– Выходит, к тому, что Пыхов повесился в камере следственного изолятора, приложил руку Мельник?

– Похоже, это так. Но у Пыхова был всего один сокамерник. И пока он свою роль в смерти Санитара отрицает. Ничего, ребята рано или поздно его расколют!

– Не сомневаюсь! Допустим, Пыхов знал о Мельнике, значит, должен был знать о нем и еще кто-то из тех же «ассенизаторов», – предположил Фоминых.

– Ни у кого из них нет ни малейшего представления об истинной роли Мельника. «Ассенизаторами», как и прочими бандами, руководили другие люди. Но Пыхов, возможно, что-то о нем знал в связи с другими делами, поэтому и нашел свою смерть.

– Плюс еще двое – Долгушин и Горелин, – напомнил Фоминых.

– Да, думаю, и тут не обошлось без приказа Мельника. Итого три смерти, следующие чуть ли не день в день друг за другом. Мы выяснили, что некий Филимонов, тоже член банды, состоит в родственной связи с Долгушиным, и тот, как-то разоткровенничавшись, сказал ему, что Горелин – пешка, над ним стоит Эстет и надо искать выход на Эстета напрямую, а Горелина задвинуть. Еще одно – проверяя связи Горелина, мы установили, что странным образом у него и Мельника – а как выяснилось, и у главарей других банд – были общие осведомители в жилищно-эксплуатационных конторах и паспортных столах. Но возвращаюсь к Пыхову. В связи с ним всплыла еще одна смерть – убит его родной брат, который, как мы предположили, мог что-то знать. Что именно, этого уже не узнаем, зато возникла женщина, у которой Пыхов прятал деньги. Когда-то в молодости они несколько лет сожительствовали, но потом расстались, сохранив при этом добрые отношения. К ней однажды и пришел Пыхов с просьбой спрятать деньги.

– Хорошо поработал, Гена! – не удержался от похвалы Фоминых.

– Погоди с комплиментами! Не все добыто тяжким трудом. Кое-что приплыло и само. И это «кое-что» дорогого стоит. Ребята из РУБОПа занимаются убийством ларечного короля Фогеля. В разговоре с его женой выплыло, что покойный Фогель не раз называл Эстетом Мельника. Многого она не знает, но в том, что ее покойный муж связывал эти два имени, уверена.

– И все-таки вы хорошо поработали! – снова повторил Фоминых, на этот раз имея в виду всю группу Казанцева. Ему хотелось сделать следователю приятное – тот постоянно подчеркивал, что все, чего удалось добиться, они сделали вместе с Костей Зубахиным и Олегом Антиповым. – А теперь давай уточним, какая помощь требуется от меня?

– Работы еще много, о деятельности банды Эстета известно далеко не все. Она, словно метастазы, опутала город, и нашей группе, даже при той мощной поддержке, которую оказал Литвинец, фээсбэшники и ребята с РУБОПа, охватить все физически не под силу. Кроме того, нужно подключить спецпрокуратуру и провести официальные допросы главарей и рядовых членов целого ряда банд, находящихся сейчас в заключении. Список практически готов, предоставить могу уже сегодня. Это первое. Второе – нужно сделать запросы, установить банковские счета Мельника за рубежом. Не помешает провести и обыск у него самого… – Казанцев умолк, улыбнулся.

Улыбка получилась мечтательной, и смысл ее Фоминых легко понял.

– Представил ордер на его арест? – спросил он Казанцева.

– Ой, представил, да еще как ярко! – признался тот.

– Мельник депутат, – напомнил Фоминых. – Будет непросто… Но решим. Все решим! – заверил он и, задумавшись на миг, добавил: – Мой мудрый дед любил говаривать: на свете есть только одна безвыходная ситуация – когда крышку гроба уже приколотили гвоздями. А пока живы, все в наших руках.

* * *

Время шло.

Заканчивалась вторая неделя отпуска Зои Иннокентьевны. События, развивавшиеся поначалу так бурно, чуть утихли. Игорь был в безопасности на Кубани. Ей тоже ничего не угрожало. Казанцев, следователь прокуратуры, несколько раз звонил, приезжал, задавал вопросы, казавшиеся Зое Иннокентьевне странными, поскольку они не были связаны с Игорем и его квартирой.

Странноватыми были и звонки Литвинца. Первый был еще понятен ей – начальник милиции сказал, что ей ни о чем не нужно беспокоиться, милиция и он лично сделает все, чтобы найти документы Игоря. Затем Литвинец звонил еще несколько раз, без всякого дела, расспрашивал о жизни, рассказывал о своей. Она не прерывала его, не клала трубку, и Литвинец, понимая это как поощрение, позвонил еще. Потом еще. В последний раз рассказал, что уже шестой год вдовствует, живет с семьей дочери, что у него есть внук, которого зовут так же, как племянника Зои Иннокентьевны, Игореша.

Римма, которой Зоя Иннокентьевна поведала о звонках Литвинца, долго и весело хохотала.

– Зоська, он к тебе сватается! – говорила Римма, утирая выступившие от смеха слезы.

– Мне так не показалось, – отмахнулась Зоя Иннокентьевна.

Лукаво отмахнулась. Все ей показалось! Намеки Литвинца на то, что они обязательно должны встретиться, причем не в кабинете милиции, были более чем прозрачными.

– Только… – Римма недоговорила, прикусила язык.

– Что только? – настаивала Зоя Иннокентьевна.

– Говорят, попивает он… Может, только слухи? – добавила Римма с надеждой.

– А даже если и не слухи, – вдруг сказала Зоя Иннокентьевна. – Он ведь без жены живет, вот и попивает без присмотра. Ладно, закончим этот чудной разговор…

Может, разговор и был чудной, но то, что Зое Иннокентьевне он приятен, от Риммы все же не укрылось.

О судьбе лопоухого Александра Ворбьева Зоя Иннокентьевна узнала из «Вечерки». Он умер страшной смертью – его труп нашли в лесу разорванным пополам. Пересказывая содержание газетной заметки Римме, Зоя Иннокентьевна искренне сочувствовала погибшему. Пусть даже он и был бандитом, но обречь парня на такую лютую смерть никто не имел права. Человек – не Господь Бог, чтобы решать, кому жить, а кому умереть и какой смертью.

Из всей той деятельности, которую развернула Зоя Иннокентьевна, сейчас она занималась только Мельником, пообещавшим вернуть документы Игоря, хотя Литвинец и советовал ей больше не ездить к начальнику управления, обещал, что разберется во всем сам.

Мельник уехал в командировку. Секретарша в управлении неизменно приветливо отвечала по телефону, что Владимира Ивановича нет, он в отъезде. Зоя Иннокентьевна не очень поверила приветливому голосу, съездила в управление сама и, действительно не застав Мельника, решила съездить за город, в большой и красивый дом с садом, липовыми аллеями, солнечной поляной и бассейном – вдруг он уже приехал, а секретарша об этом не знает.

Зоя Иннокентьевна погрузилась в свой «Запорожец» и отправилась за город. Добираться пришлось на этот раз дольше, потому что была суббота.

И если полоса трассы, ведущая в город, казалась пустой, лишь редкие автомобили проносились по ней, то из города в сторону дач плотным потоком тянулась вереница разномастных автомобилей, многие были с багажниками, на которых красовались прикрученные веревками старые диваны, старые кухонные шкафчики, доски, железные трубы – словом, все, что обычно тащат с городских квартир на дачи. На одном из «Москвичей» она увидела небольшую поленницу дров, видно, в каком-то районе уничтожали тополя – таким образом городские власти боролись с тополиным пухом.

«Запорожец» то и дело оттирали к обочине. Зоя Иннокентьевна нервничала, нетерпеливо нажимала на клаксон, издававший вместо уверенного гудка какие-то жалкие звуки, но поделать ничего не могла – ни «Москвичи» с загруженными багажниками, ни тем более отливающие перламутровыми боками иномарки к деловой поездке Зои Иннокентьевны уважения не проявляли.

Наконец показался знакомый поворот.

«Запорожец» свернул с опостылевшей трассы, въехал в поселок. И уже через несколько минут Зоя Иннокентьевна остановила машину у знакомого контрольно-пропускного пункта, надеясь, что сегодня тоже будет дежурить тот приятный парень, который встретил ее здесь в прошлый раз и провел к бассейну.

Но ворота были широко распахнуты, а небольшая стеклянная будочка пуста. Зоя Иннокентьевна прошла в ворота, заглянула в приотворенную дверь будочки. На полу, скрючивались в неживой позе, в луже крови, лицом вниз, лежал мужчина. Рубашка на спине была посечена пулями. Был ли это старый знакомый или кто-то другой, молодой ли это был человек или в возрасте, Зоя Иннокентьевна не поняла, лица ей видно не было, а перевернуть убитого она не решилась. Она наклонилась, дотронулась до ладони неестественно выкрученной руки, сжимавшей небольшой черный телефон. Рука была еще теплой. Значит, убили бедолагу всего за несколько минут до ее приезда.

О том, что она могла еще застать убийц в доме, она тогда не подумала, поэтому торопливо прошла на территорию усадьбы. Вокруг не было ни души, и стояла такая тишина, что Зое Иннокентьевне показалось, будто она смотрит телевизор с выключенным звуком.

Тишина была светлой, пронизанной солнечными лучами, но тревожной.

Но так было лишь несколько секунд, не больше, а затем усадьбу снова заполнили звуки. Это были звуки природы, звуки жизни – разноголосье птиц, стрекот кузнечиков в траве, шелест листьев на деревьях, скрип обломившейся старой ветки.

Зоя Иннокентьевна подошла к дому, хотела было подняться на открытую террасу, но передумала, свернула на знакомую по прошлому посещению тропинку, ведущую к бассейну, где она уже встречалась с Мельником.

У бассейна, вода которого ярко, как зеркало, сверкала на солнце, тоже никого не было.

Зоя Иннокентьевна увидела знакомый столик, стоявшее на нем серебряное ведерко, из которого торчала бутылка с необычным замысловатым горлышком. Рядом лежали очки и мобильный телефон в кожаном черном футляре. В одно из кресел, сделанных так искусно, что оно казалось кружевным, был небрежно брошен легонький халат в бело-сине-красную полоску.

Зоя Иннокентьевна постояла у столика, подошла к бассейну.

Прошлый раз она не подходила к нему близко. Бассейн был большим и имел вытянутую форму, напоминавшую слегка изогнутый банан. Такие ей приходилось видеть лишь в кино. В ее реальном мире жили иначе – считали дни от аванса до зарплаты, одалживали друг у друга деньги, ютились в тесных квартирах большими семьями, и никогда у нее не было знакомых мужчин, носивших такие вот яркие шелковые халаты.

Вода в бассейне оказалась грязно-бурого цвета. Присмотревшись, Зоя Иннокентьевна увидела плавающее в ней тело человека. Он был перевернут на спину, и из груди торчал нож, на рукояти которого угадывался какой-то рисунок. Рисунок был нечетким, едва различимым, и показался Зое Иннокентьевне похожим на вязь арабских букв.

Перед нею был Владимир Иванович Мельник, хозяин загородного дома, считавший себя хозяином города, хозяином жизни.

Зоя Иннокентьевна в смятении постояла у бассейна, вернулась к столику, покрутила в руках телефон, соображая, какая из кнопок включает связь. Найдя нужную, нажала, набрала две цифры.

– Дежурный слушает!

– Это звонят с дачи Мельника. Здесь двоих убили…

– Как убили?

– Одного ножом, другого расстреляли.

– Кто говорит?

– Моя фамилия Белобородова. Зоя Иннокентьевна.

– Кто вы? Жена?

– Нет, я случайный человек, приехала к Владимиру Ивановичу по делу, – ответила Зоя Иннокентьевна уверенно.

Да и в чем ей было сомневаться? Разве не была учительница английского языка, полноватая миловидная женщина среднего достатка случайным человеком в жизни Мельника, в жизни Слона, Ворбьева, Фогеля? Пусть даже судьба и забросила ее случайно в параллельный мир, в котором живут бандиты и воры…

– Хорошо, Зоя Иннокентьевна, оставайтесь на месте, ничего не трогайте, сейчас приедем.

Зое Иннокентьевне не хотелось оставаться здесь, у бассейна, в буро-кровавой воде которого плавал Мельник, и она обошла дом, собираясь выйти за ворота и ждать милицию на улице.

Проходя мимо террасы, она заглянула на нее и заметила чьи-то ноги.

Поднялась.

На террасе лежал еще один убитый человек. Как и того, в будочке у входа, его тоже застрелили.

Дверь с террасы в дом была открыта, но входить туда Зоя Иннокентьевна не стала. Она осторожно спустилась с террасы, мимолетно подумав, что рядом с мертвыми люди почему-то становятся чрезвычайно осторожными, стараются ступать тихо, не делать резких движений, разговаривать вполголоса, словно опасаясь побеспокоить умерших.

Так же тихо, но быстро Зоя Иннокентьевна пошла по тропинке к воротам.

Ждать ей пришлось довольно долго.

Милицейская машина с мигалкой на крыше приехала лишь минут через сорок. Увидев ее, Зоя Иннокентьевна направилась навстречу.

Милицейская машина остановилась, и первым из нее вышел, нет, просто выскочил Литвинец. Даже не закрыв за собой дверцу, он стремительно бросился к Зое Иннокентьевне. Бледный, встревоженный, с посиневшими от волнения губами, всклокоченными волосами, которые он, наверное, разметывал пятерней всю дорогу от города до дома Мельника, подбежал, крепко сжал за плечи.

– Ты в порядке?! – вырвалось у него чуть ли не со стоном. – Как я волновался!

– Да… – Зоя Иннокентьевна улыбнулась слабо и беззащитно, отчего ее миловидное лицо вдруг сделалось необыкновенно красивым.

Такая улыбка и такое лицо у женщины бывают только тогда, когда она чувствует рядом с собой человека, заботящегося о ней, готового сразиться со всем миром, чтобы защитить ее.

– Ну слава богу! Зоя Иннокентьевна, хорошо, что вы догадались ждать на улице, а не там, – кивнув за ворота, сказал Литвинец, возвращаясь к принятому между ними обращению на «вы». Не зная, что еще добавить, он повернулся к своим помощникам, принялся давать распоряжения.

– Извините, но нам нужно поговорить, – снова обратился к Зое Иннокентьевне Литвинец, закончив разговор с милиционерами. – Вы должны рассказать о том, что вы видели, как обнаружили трупы… Понимаю, это будет неприятно, но придется вернуться на территорию усадьбы, возможно, понадобится уточнить что-то на месте преступления.

– Да, понимаю. Я готова, – ответила Зоя Иннокентьевна, все еще ощущая тепло ладоней Литвинца, всего несколько минут назад испуганно сжимавших ее плечи.

Пока эксперты и следователи, приехавшие с Литвинцом, возились с трупами, начальник милиции расспрашивал Зою Иннокентьевну. Они сидели на площадке у бассейна, но Литвинец специально посадил ее так, чтобы она не видела мертвого тела Мельника, уже извлеченного из воды и лежащего теперь рядом с низким мраморным парапетом, ограждавшим бассейн.

– Геннадий Васильевич идет, – сказала вдруг Зоя Иннокентьевна, которой хорошо была видна тропинка к бассейну.

Литвинец оглянулся и увидел Казанцева, вышедшего из-за дома. Тот подошел, поздоровался. Зоя Иннокентьевна обратила внимание на то, как тепло, по-дружески, сжал Казанцев руку Литвинцу, и поймала себя на мысли, что ей это почему-то приятно.

– Дозвонились до тебя мои ребята? – спросил Литвинец. Вопрос был странноватый – раз Казанцев приехал, значит, дозвонились, но тон его был заботливым.

В ответ Казанцев спросил тоже что-то не очень логичное. Так ведут себя люди, которые долго были в ссоре, а помирившись, произносят слова не ради их смысла, а лишь из-за доброжелательной и теплой интонации.

– Похоже, я опоздал, Гриша? – кивнул в сторону бассейна Казанцев.

– Кто знает, Гена. Может, и не опоздал…

– Нет, Гриша, опоздал! Гляди, с чем я приехал. – Казанцев достал из кармана небольшой бумажный листок и показал его Литвинцу.

– Ордер?! – удивился Литвинец. – Выходит, ты добился! Ну, молоток!

– А благодаря кому? Не будь на свете такого отличного мужика, как Литвинец, я до сих пор копался бы в навозе, словно петух, выискивающий зернышки.

– Скажешь тоже! – смущенно отмахнулся Литвинец и, не в силах скрыть удовольствия от похвалы Казанцева, заулыбался широко и счастливо.

Зоя Иннокентьевна пристально посмотрела на него и, испугавшись, что Литвинец заметит в ее глазах неожиданную нежность, которую она к нему почувствовала, опустила взгляд.

Но Литвинец заметил.

Даже если бы здесь стоял не Казанцев с ордером на арест Мельника, крутого мафиози, известного под кличкой Эстет, а вся прокуратура, начиная с Фоминых и кончая вахтером, да что там прокуратура, соберись сейчас здесь весь город, он все равно бы увидел то, о чем рассказали ему глаза Зои Иннокентьевны.

Так бывает.

* * *

Наступило воскресенье.

По воскресеньям Зоя Иннокентьевна обычно готовила жаркое. Правда, она давно не делала этого с таким удовольствием, как сегодня. Это потому, что сегодня она ждала гостей, вернее, гостя. Григория Федоровича Литвинца.

Зоя Иннокентьевна чистила картошку, мыла обязательный в ее фирменном блюде чернослив, обжаривала нарезанное крупными кусками мясо. Зоя Иннокентьевна всегда перед там, как поставить жаркое тушить, немного обжаривала мясо в сливочном масле, так оно становилось вкуснее и приобретало аппетитную золотистость. А до полной готовности блюдо должно дойти в духовке – в этих современных микроволновках можно только бутерброды разогревать, но никогда в них не получится такое вкусное жаркое, как в обыкновенной газовой духовке.

Руки совершали необходимые и привычные движения, а мысли невольно возвращались к событиям последних двух недель. Для ее в общем-то размеренной жизни их было многовато, пусть даже, как сказал Казанцев, большинство из них она спровоцировала сама.

Но так ли это или не так, на один вопрос, с которого все и началось, ответа Зоя Иннокентьевна пока что не получила – что же теперь будет с квартирой Игоря? Запуталось все окончательно или решилось? «Надо будет обо всем этом подробно поговорить с Григорием Федоровичем», – подумала она. В принципе, поговорить можно было с кем угодно – с Аллочкой, когда та вернется из отпуска, с Риммой, с бывшим учеником Толиком Поспеловым, с тем же следователем прокуратуры Казанцевым, с которым у нее установились добрые отношения. Но обсудить все, посоветоваться и, что самое интересное, последовать совету сейчас ей хотелось именно с Григорием Федоровичем. Последовать совету – это было что-то новенькое для Зои Иннокентьевны. Поймав себя на этой мысли, которую еще вчера сочла бы нелепой, да что там нелепой, просто крамольной, она удивленно и счастливо рассмеялась.

Мысли Зои Иннокентьевны прервал звонок. Она помедлила, ожидая второго, соображая, откуда идет звук – из телефона или от двери.

Второй звонок раздался через несколько секунд. Звонили в дверь. Зоя Иннокентьевна удивленно посмотрела на часы – нет, это не Литвинец, не мог же он прийти на три часа раньше… Но на всякий случай придирчиво осмотрела себя в большом зеркале, висевшем в прихожей, и лишь после этого, повернув рычажок обычного английского замка, простенького, без какого бы то ни было секрета, отворила дверь.

На лестничной площадке стоял парень, который был с Елизаветой в казино и которого она позже видела в приемной «Синей птицы». Тот самый парень со странными ужимками барышни на выданье и жестким колючим взглядом.

– Здравствуйте, – сказал он, – я к вам.

– Как вы меня нашли? – удивилась Зоя Иннокентьевна.

– Адрес человека, который ни от кого не прячется, узнать нетрудно. Так можно мне войти?

– Да, пожалуйста! – Зоя Иннокентьевна посторонилась и пропустила гостя в дверь. – Проходите… извините, не знаю вашего имени.

– Андрей. Андрей Стрижаков.

– Пожалуйста, Андрей, сюда. – Зоя Иннокентьевна указала жестом на дверь, ведущую в комнату.

Андрей прошел, с интересом огляделся вокруг, подошел к книжному стеллажу.

– Как много книг!

– Не сказала бы, что очень много, но есть замечательные, редкие, настоящие раритеты. Они достались мне от отца.

– И на иностранных языках есть. Вот на английском, а это…

– Испанский, немецкий, итальянский.

– Вы знаете все эти языки?

– Ну, положим, нельзя сказать, что знаю. Разве что английский, который преподаю в школе. Испанским тоже немного владею – в институте мы учили два языка. У меня второй был испанский, – пояснила Зоя Иннокентьевна. – А по-немецки и по-итальянски говорю плохо, можно сказать, совсем не говорю, но читаю с удовольствием.

Зоя Иннокентьевна догадалась, что пришел к ней парень неспроста и вряд ли для того, чтобы посмотреть, какие у нее книги. Конечно же, хотелось поскорее узнать причину его прихода, но она сдержала любопытство, не стала торопить вопросами, – в конце концов, сам скажет, что его привело.

– Хотите чаю? – спросила Зоя Иннокентьевна.

– Лучше кофе, если можно. Люблю кофе.

– А мне больше нравится чай. И, желательно, без всяких добавок, чистый настоящий чай. Можно с лимоном. Но кофе я вас угощу. Держу для подруг, они у меня кофейницы!

Зоя Иннокентьевна ушла на кухню, сварила кофе, поставила на поднос чашки, заварной чайник, кофейник, сахар, «мазурку» – так называлось печенье с изюмом и грецкими орехами, которое она испекла еще утром. Когда зашла в комнату, Андрей сидел в кресле и с интересом рассматривал иллюстрации в толстом альбоме Писсарро.

– Какие интересные картины! – воскликнул он, увидев хозяйку. – А я даже не слышал никогда об этом художнике…

– Не расстраивайтесь! Узнавать новое никогда не поздно, – улыбнулась Зоя Иннокентьевна. – А Камиль Писсарро действительно был удивительным художником. Он импрессионист.

– Расскажите о нем, – попросил Андрей.

– Отец Писсарро был торговцем, но Камиль не захотел идти по его стопам. Он совершил путешествие в Венесуэлу, потом некоторое время жил в Париже, где подружился с самыми знаменитыми в то время импрессионистами Клодом Моне и Полем Сезанном, затем снова путешествовал, жил в различных французских провинциях, в Англии. Он был, пожалуй, одним из самых упорных пропагандистов импрессионизма, а может, и самым талантливым. Но это уже мое личное мнение. Больше всего мне нравятся поздние работы Писсарро – Монмартр, площади, улицы, переулки Парижа, прохожие под мокрыми зонтами, мокрые автомобили, огни, размытые дождем, длинными цветными полосами отражающиеся в лужах… Казалось бы, обычные городские пейзажи, но у Писсарро они волнуют…

Зоя Иннокентьевна рассказывала о любимом художнике, угощала гостя печеньем, нетерпеливо ожидая, когда же он, наконец, скажет, зачем пришел.

Но вскоре все объяснилось.

Андрей поднял с журнального столика книгу, под ней лежали документы – ордер, паспорт, свидетельство о рождении и доверенность, которую Игорь подписал по настоянию Елизаветы.

– Откуда они у вас? – удивилась Зоя Иннокентьевна.

– Документы нашел в квартире Александра Ворбьева, а доверенность лежала в сейфе «Синей птицы».

– Елизавета вчера звонила, расспрашивала об Игоре, но о документах ничего не сказала…

– Она не знает о том, что они у меня.

– Но почему вы решили отдать их? Как я поняла, ваша Елизавета имела на квартиру Игоря свои планы. Вас заставил Казанцев?

– Нет, я не знаю никакого Казанцева. Я пришел сам по себе. Подумал, вы, наверное, и так переволновались за это время… – Андрей поднялся. – Пойду, пожалуй.

– Спасибо вам!

В ответ парень промолчал, лишь улыбнулся, и Зоя Иннокентьевна отметила, что улыбка у Андрея получилась не такой, как всегда, не кокетливой, а немного застенчивой.

– Странный все-таки человек, – вслух сказала она, проводив неожиданного гостя и оставшись одна. И сама же себе ответила: – Может, и странный, но порядочный.

Она внимательно рассмотрела все документы. Все было на месте – и паспорт, и свидетельство о рождении, и ордер, и квартирные счета, и доверенность.

Она убрала посуду и отправилась на почту, чтобы дать телеграмму Игорю, сообщить, что все в порядке, напомнить, что ждет его, так что пусть поскорее приезжает.

Почта находилась неподалеку, через два дома, и Зоя Иннокентьевна пошла пешком. Но если туда она шла быстро, торопясь дать поскорее телеграмму Игорю, то домой возвращалась не спеша. Недавно прошел дождь. Небольшой, летний, с крупными каплями, и воздух был свежим и приятным. Прикинула, через сколько дней приедет Игорь, ее единственный племянник, единственная родная душа на белом свете. Получалось, что если он сегодня получит телеграмму, то вполне сможет выехать завтра, а, значит, уже во вторник, самое позднее в среду, будет дома. Зоя Иннокентьевна представила, как пойдет встречать Игоря к поезду, обнимет, расцелует в обе щеки, и ей стало легко и весело.

Она уже подходила к своему подъезду, когда из-за металлической опоры, державшей козырек над крыльцом, выкатилось что-то лохматое и, уткнувшись нечаянно в ноги женщине, испуганно замерло, боясь потревожить, вызвать гневливый пинок.

Зоя Иннокентьевна наклонила голову и увидела котенка – рыжего с коричневыми полосками, делавшими его похожим на мехового игрушечного тигра. Полосок, правда, было больше, чем полагалось, но так казалось из-за того, что котенок был просто грязным. Видимо, жизнь его началась не у хороших и заботливых людей, а где-нибудь в подвале или на чердаке.

– Ты бродяга, что ли? – спросила Зоя Иннокентьевна, поднимая котенка. – Ну ладно, бродяга, давай знакомиться. Меня зовут Зоя Иннокентьевна, а ты будешь Кузей. Согласен?

Котенок, видимо, был согласен с таким именем, поскольку ни вырываться, ни убегать не стал.

Зоя Иннокентьевна погладила его по рыжей шерстке и, вспомнив, что оставила без присмотра в духовке жаркое, испуганно и торопливо вошла в подъезд, прижимая к себе теперь уже не бездомного малыша.