Текст книги "Будь моим, будь другим (СИ)"

Автор книги: Татьяна Семакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Ты… – смогла сказать, слегка улыбнувшись, а потом протянула руку, коснувшись его лица и выдохнув: – Сволочь ты…

– Да знаю, знаю… – пробормотал, хмурясь и пытаясь открыть заднюю дверцу машины. – Не мог я раньше прийти.

– Дышать трудно, – сказала устало и закашлялась.

Он нахмурился ещё сильнее, быстро закрыл дверь и сел за руль, а я почти полностью завернулась в его куртку и пыталась не отключиться, глядя в окно.

Под конец пути меня все же вырубило, я снова открыла глаза только когда он хлопнул дверцей. Аккуратно достал меня с заднего сиденья и понёс в мою квартиру.

Входная дверь оказалась незаперта, но плотно закрыта, так что, меня хотя бы не ограбили. Он положил меня на кровать, но я заставила себя подняться под его настырным взглядом и пошла в душ, на ходу стащив футболку и бросив ее на пол.

Силы свои я явно переоценила, сползла на пол под горячими струями и обняла себя за колени, чувствуя, как снова отключаюсь.

– Ты утопиться решила? – услышала гневный рык, но даже голову не смогла поднять.

Он выключил воду, поставил меня, ухватив за плечи, вытер и вынес из ванной, вновь устроив на кровати.

– Телефон, – сказала тихо, а он буркнул:

– Лежи и не двигайся.

А я и не могла. Закрыла глаза и очнулась только когда услышала встревоженный голос отца:

– Вероника, дочка… – в глаза бил яркий свет, я дёрнула головой и поморщилась, снова начав кашлять, а отец повысил голос: – Что стоите?! На носилки, быстро!

– Ника, ёперный театр, – сказал ещё один знакомый голос, а я прохрипела:

– Это ты во всем виноват.

– Ну зарасти приехали, – проворчал Сашка, осторожно перекладывая меня. – Неудачное свидание не повод для воспаления легких.

Прости-прощай Вероника

Неделю я провалялась в больнице, ещё неделю дома, в абсолютном одиночестве слоняясь по квартире, как тень, а ровно через две снова вышла на работу, чтобы хоть чем-то занять голову и руки.

К концу смены, уставшая, но довольная удачной операцией, я сидела в ординаторской с отсутствующим выражением лица, когда пришёл Сашка и устроился на диване рядом. Я отвернулась, а он вздохнул:

– И долго ты будешь меня игнорировать?

– Всю оставшуюся жизнь, – ответила ехидно.

– Да брось, Ник, – поморщился он в ответ. – Ну заболела, бывает. Если бы не нахлесталась снотворного, то момент бы не упустила. Чего взъелась, нормально же все.

Злилась я, в общем-то, не на него, а от его укоризненного тона почувствовала себя последней свиньей. Выдохнула тяжко и повалилась вбок, прислонившись щекой к его плечу.

– Почему мне кажется, что проблема в чем-то другом? – хмыкнул чуть слышно, а я скривилась и села прямо, спросив:

– О чем ты?

– Мужик у тебя в квартире, – напомнил он с ухмылкой. – Здоровый такой.

– Да так, – махнула рукой беспечно, – случайно подцепила. Даже имени его не знаю.

– Миленько, – заржал Саша, но быстро перестал смеяться, нахмурившись.

– В чем дело? – спросила с тревогой, предчувствуя беду.

– Да у нас тут… – замялся он, – в общем, пока ты на больничном прохлаждалась, мы на похороны всей больнице сходили.

– Кто? – спросила, сглотнув, а он поморщился:

– Людка Гаскина. В закрытом гробу хоронили.

– Кошмар, – ахнула, приоткрыв рот. – Но почему? Что случилось?

– Говорят, в квартиру влезли… Изуродовали, изнасиловали, страх, в общем… соседка нашла, дверь открытой оставили, – передернул плечами и затих.

– Не нашли, кто это сделал? – спросила после паузы, а он пожал плечами:

– Не слышал. Да как-то и не интересовался, если честно. До сих пор в ушах крики ее матери. На гроб кидалась, мне теперь в кошмарах эта картина сниться будет, – я обмякла на диване, осмысливая услышанное, а у него запищало в кармане. – Вызов, я погнал, – быстро поцеловал в макушку и поднялся. – Созвонимся, сходим куда-нибудь вдвоём.

– Да, конечно, – ответила машинально, он вышел, прикрыв за собой дверь, а в моей голове вихрем закрутились мысли.

«Людка знала много больше моего, но ее он не спрятал… Или она не поехала? Или не успел? Черт, а если они решат послушать мою версию?»

– Стоп, – одернула себя вслух, а коллега приподнял голову от стола, на котором мирно дремал.

– Что? – спросил сонно, а я отмахнулась:

– Спи, я все.

– Пока, – буркнул и снова упал лбом в свои руки.

Я начала собираться, попутно размышляя. К Лидке пришли, потому что она была его девушкой. Ну или что там у них было… Я же всего-навсего лечащий врач похищенного, могли прийти, конечно, но с громилой вряд ли бы связали, задали бы те же вопросы, что задают все: мог ли тот парень уйти сам, мог ли позвонить и мог ли вообще очнуться. Я бы ответила, но судьбы Люды избежала бы навряд ли. А после того, как ее допросили, надобность спрашивать меня попросту отпала: все ответы они получили, не сомневаюсь. Громила наверняка об этом знал, поэтому и вернулся в дом и поэтому его так долго не было. Почти уверена, он до сих пор там прячется, если бы было местечко получше, он бы изначально туда поехал. И он там жил, не для меня же специально печку натопил.

Я села в машину и достала из бардачка карту города и области, стараясь припомнить все, что мелькало перед глазами, пока он вёз меня домой. Задачу сильно усложнял тот факт, что я периодически отключалась, но яркую вывеску гипермаркета я помнила отлично, а располагался он как раз на выезде из города. Я завела мотор и плавно тронулась с места.

В голове крутился вопрос, а внутренний голос орал, чтобы я ехала домой, но я не могла. Меня тянуло к этому парню, как магнитом, и я точно знала, что уже никогда не смогу выкинуть его из головы. Дерзкого, нахального, жестокого сукина сына.

Через час я стояла на парковке супермаркета, складывая пакеты в багажник и вертя головой. Снова открыла карту, а потом картинку со спутника на телефоне. Отметила несколько поселений в округе и принялась жечь бензин. Через три часа, заехав в какую-то невероятную глушь и боясь застрять в сугробе, я собралась сдать назад, оглянувшись, и краем глаза увидела в небе дым, поднимающийся из-за деревьев. Ещё полчаса я потратила на поиски дороги в том направлении, проехала через заброшенную деревеньку в семь домов по присыпанной свежим снегом колее, и вскоре затормозила, увидев тот самый дом, слегка на отшибе от остальных, и машину возле него. Сердце заколотилось в бешеном темпе, а ладони стали влажными. Я откинула зеркальце и посмотрела на себя, поморщившись. Щеки пылают, глаза блестят…

– Дура, – констатировала обреченно и проехала оставшиеся сто метров тихим ходом, встав за его машиной и заглушив мотор.

Посидела немного, нервным движением вытерла ладони о джинсы и вышла, решительно зашагав к дому. Открыла дверь и успела сделать шаг, а в следующую секунду оказалась прижатой к стене. Он несильно надавил мне на горло рукой и приставил к голове пистолет, щёлкнув предохранителем, а я уставилась в его глаза.

Приветствие явно затягивалось, я слабо шевельнулась, а он сделал шаг назад и осторожно выглянул в окно, а потом посмотрел на меня, рыкнув:

– Чего приперлась?

– А хрен знает, – хохотнула в ответ и слегка развела руками.

– Привела кого? – спросил хмуро, а я отрицательно мотнула головой. – Ты могла об этом и не знать, – скривился в ответ, а я снова покачала головой:

– Точно нет. Я полдня по таким дебрям колесила…

– Искала, значит? – хмыкнул, убрав пистолет за пояс джинс.

– Получается, что так, – не стала отрицать очевидное.

– Ну, нашла, – бросил зло, – дальше что?

– А хрен знает, – ответила растерянно и уткнулась взглядом в пол. – Обратно поеду.

– Дура ты, Ника, – сказал со вздохом, а у меня на глазах навернулись слёзы. – Я трижды тебя чуть не угробил, по меньшей мере.

– И трижды спас, – ответила тихо, роняя слёзы на пол. – По меньшей мере.

Он подошёл медленно, остановившись в нескольких сантиметрах, и спросил:

– Обратно поедешь, значит? – я задрала голову и промямлила:

– Поеду.

– Хрен ты куда поедешь, – хмыкнул тихо и провёл пальцами по моей щеке, убирая волосы.

Ноги сделались ватными, я ухватилась обеими руками за его плечи, а он взял меня за бёдра и легко поднял, продолжая смотреть в глаза, оказавшиеся на уровне его. Он слегка ухмылялся, а я медленно моргнула и попросила:

– Не издевайся…

Ухмылка сползла с его лица, а в следующую секунду он поцеловал меня. Я обхватила его ногами и обняла за шею, дурея от желания, и на время все перестало существовать и иметь хоть какое-то значение.

– Надо было трахнуться у каталки с Мухой, – хохотнул, пытаясь отдышаться, – ты так орала, точно бы очухался.

– Прям уж таки и орала… – пробурчала, смутившись и сползая с него на матрас на полу, служащий кроватью.

– Это комплимент, – заявил, перекладывая меня обратно на себя, как игрушечную.

– Не похож, – скривилась в ответ, а он повёл плечом:

– В следующий раз предупрежу, – я смотрела в пол, а он на меня. Через пару минут не выдержал и спросил: – Уже пожалела?

– Пока не поняла, – соврала, хотя ответ был однозначен: нет.

– Тогда давай ещё, пока не опомнилась, – ловко перевернул меня на спину, нависнув сверху, и начал покрывать мое тело поцелуями. Когда уже основательно стемнело, а у меня не осталось сил даже чтобы пошевелить пальцем, он закинул руки за голову и сказал уверенно: – Точно бы очухался.

– Скотина, – засмеялась в ответ и пихнула его в бок.

– Жрать так охото, – вздохнул, поглаживая меня по спине. – Все закончилось два дня назад.

– Дрова? – встрепенулась я, покосившись на печку, а он поморщился:

– Этого добра завались. Но я ещё не на столько рехнулся, чтобы грызть дерево.

– В багажнике пакеты, – ответила лениво.

Он подорвался и выскочил на улицу, на ходу одевая джинсы. Машину я не закрывала, так что вернулся он, нагруженный пакетами и с улыбкой через все лицо, что было довольно непривычным зрелищем. Прошёл к столу, оставляя за собой мокрые следы, и начал разбирать покупки.

– Класс, – протянул довольно и принялся уплетать все подряд.

Я села прямо на стол, потому что единственный стул он занял, и дрыгала ногами, делая себе бутерброд. Он завис, глядя на них, с трудом проглотил кусок и уставился в пустой угол.

– В чем дело? – спросила хмуро, а он поморщился:

– Тебе пора, – сказал он сухо.

– С чего это вдруг? – удивленно вскинула бровь, замерев, а внутри все сжалось.

– С того, что я так захотел, – усмехнулся и затолкал в рот половину бутерброда, в потом добавил с набитым ртом: – Проваливай и больше не приезжай.

– Отлично, – хмыкнула зло, сползая на пол. – Пожрал, потрахался и прости-прощай Вероника. Мужик прям, что тут скажешь.

Начала одеваться, собирая свои вещи по всему полу, и пыталась не заплакать, потому что было это чертовски обидно. Взяла свою сумку и буркнула, прежде чем закрыть за собой дверь:

– Козел.

– Ага, – отозвался с ленцой.

Я села в машину, вытерла злые слёзы и поехала домой с такой щемящей пустотой внутри, как будто оказалась на столе патолога, выпотрошившего меня и расфасовавшего внутренности по пакетикам. А потом я сама себя штопала.

Оказавшись в привычной обстановке, я из влюблённой дуры снова превратилась в саму себя. Все такую же влюблённую, но уже чуть менее глупую. Появились мысли и одна была ярче остальных – с какого перепуга он попер меня? Все было хорошо… нет, все было просто отлично. Для меня так вообще незабываемо, но и он в накладе не остался. Опять же, пожрать ему привезла, довольный был, как удав. А потом как будто тумблер в голове переключили.

Я попыталась вспомнить, что этому предшествовало, попутно переодеваясь в домашнее, и опустила взгляд на свои колени, на которых ещё зеленели следы после встречи с бампером. Ну и что? Подумаешь… Если только он не решил, что для меня так будет безопаснее. Похоже, парень всерьез собрался на тот свет и просто оттягивает момент, потому как бегством никакому делу не поможешь, в чем бы оно ни заключалось. А раз прогнал, потому что не желает, чтобы я присоединилась к нему в последнем путешествии, значит, точно не все равно. А значит, я хочу знать, что происходит. Было бы не лишним, ну, скажем, спросить его имя… но мы не слишком-то и разговаривали. Если не брать в расчёт, что парня на каталке он назвал Муха. Понятно, что кличка как у собаки, но так же вполне вероятно, что это производная от фамилии. Итак, предположим, Мухин. Ещё есть Людмила Гаскина. Точнее, уже нет… Машина скорой помощи, которую не так-то просто достать, и видео с камеры, заснявшая момент когда привезли простреленного.

Быстро открыла ноутбук и стала просматривать его, пристально рассматривая каждую деталь. Номера были чем-то заклеены или прикрыты, разрешения камеры не хватало, чтобы понять конкретнее, но значение имел скорее сам факт сокрытия. Цвет машины тёмный, картинка черно-белая, так что тут тоже не вполне ясно, какой именно. Но не чёрная, это точно. Еще была вмятина на бампере и одна задняя фара не горела.

– Не густо, – проворчала недовольно, а потом нахмурилась: похожую машину я сегодня уже видела, аккурат возле домика, где скрывается громила.

Торопливо накинув куртку, я спустилась вниз и вытащила карту памяти из видеорегистратора, а ещё через десять смогла убедиться: машина точно та самая, сомнений нет. Только странно, зачем сначала привозить, а потом похищать? Не думал же он, в самом деле, что после тяжелейшей операции он вдруг очнётся и заскачет весёлым козликом? На моем столе он уже был под наркозом, а в каком состоянии его вышвырнули?

Я снова пересмотрела видео, теперь уже неотрывно глядя на Муху, и удивленно откинулась в кресле: точно в сознании. То есть, если бы хотел что-то спросить, шанс был. А если бы хотел добить, как заметил отец, проще было придушить подушкой. Ещё вариант – не хотел, чтобы спросили другие, но смерти ему не желал. Привёз, чтобы подлатали и умыкнул сразу после, надеясь, что оклемается. Но тогда, везти его в заброшенную деревню, без сопровождения медика, без элементарных препаратов, капельницы, света, на худой конец, как минимум странно. Много возни ради спасения жизни и слишком маленький шанс на успех. Но я рассуждаю с позиции врача, а он вполне мог решить, что операции будет достаточно. При этом, днём он успел выяснить фамилию хирурга, который его штопал, то есть, мою. Зачем, если собирался просто его умыкнуть? Что-то не сходится.

А что с Людмилой? Судя по тому, что она переспала с двумя мужчинами за один день только ради того, чтобы помочь ему, она его любила. Немного извращённая логика, но и перед смертью держалась до последнего. А раз любила, то наверняка кому-нибудь о нем рассказывала, матери или подругам. Для начала стоит наведаться на кладбище и оставить цветы… как это не прискорбно было констатировать – для успокоения собственной совести. Мне было жаль ее, такой смерти никому не пожелаешь, но внутри сидел настырный маленький червячок, противным голосом сообщая мне, что где-то очень глубоко обстоятельству ее смерти я рада. Хотя, меня вполне бы устроило если бы она, скажем, переехала и была счастлива где-нибудь в другом месте. Подальше отсюда.

Я тяжело вздохнула, испытывая отвращение от собственных чёрных мыслей, но времени кривить душой не было. А если сейчас же не лягу спать, то и времени на отдых. Покосилась на ампулы со снотворным, все ещё лежавшие на прикроватной тумбочке, но отсоветовала себе прибегать к подобным мерам. Просыпаться не там, где засыпала, мне совершенно не понравилось.

Шестая смена

Дневная активность сказалась на мне наилучшим образом – я вырубилась, едва голова коснулась подушки, а через пять часов встала бодрой и готовой к действию. Правда, с планом была загвоздка, он по-прежнему включал в себя лишь один пункт, но отчаиваться было рано. Позавтракав и одевшись в чёрное, я отправилась на кладбище.

Могилу Гаскиной я нашла без труда среди последних захоронений. Положила цветы, тут же затерявшиеся среди прочих, и без мыслей уставилась на ее фотографию в красивой золоченой рамке.

– Мне жаль, Люд, – сказала тихо, – жаль, что это случилось с тобой. Врагу не пожелаешь, а мы хоть и не дружили, но и врагами не были.

«Не успели» – добавила мысленно и развернулась, услышав, как рядом хрустнул снег.

– Кто Вы? – спросила женщина и подошла ближе, едва переставляя ноги. Понятно, почему я не услышала ее раньше: она была похожа на тень. Бледное безжизненное лицо, усталые красные глаза с отёкшими веками, руки безвольно висят вдоль тела.

– Коллега, – ответила негромко. – Примите мои соболезнования, – предположив, что передо мной была ее мать.

– Вас не было на похоронах, – заметила, присматриваясь. Удивительно, как она вообще кого-либо могла заметить, кроме собственного горя.

– Я лежала в больнице с пневмонией, – ответила, смиренно опустив взгляд. – Вчера впервые вышла на смену и коллега сказал… ужасное несчастье, – ее мать кивнула, а на глазах навернулись слёзы. Я постояла немного и пробормотала в задумчивости: – Ее жених, должно быть, вне себя от горя…

– Жених, – фыркнула женщина зло и вытерла слёзы. – Даже проводить не объявился. Говорила я ей, не жди от него добра… и вот… – снова всхлипнула, а я округлила глаза:

– Виталий? В самом деле?

– Какой еще Виталий? – растерялась женщина. – И не жених он никакой, с такими семьи не заводят.

– Я что-то перепутала… – «смутилась» и отвела взгляд. – Была уверена, что она помолвлена с неким Виталием, банкиром.

– Не знаю, что она там на работе наплела, видать, стыдно было правду говорить, – сказала ее мать, глядя в пустоту, а потом опомнилась: – Да теперь и не важно. Банкир, так банкир. Простите, – слегка отодвинула меня в сторону и прошла за ограду, начав ковыряться с цветами и смахивая с деревянного креста свежий снег.

Я медленно сделала пару шагов назад, а потом развернулась и торопливо зашагала к выходу с кладбища. Итак, описание вполне подходит. Этому точно не до семьи. Не факт, конечно, что это именно верзила, но вероятность девяносто девять процентов меня вполне устраивала.

– С такими… – повторила слова ее матери, задумчиво постукивая пальцами по рулю.

Как можно познакомиться с подобным парнем, работая в больнице медсестрой? Знамо как, у меня тоже был один такой, из бывших пациентов. А у громилы шрам на груди, год от силы, еще виднелась краснота у рубца. Есть примерные сроки и характер ранения, а значит, можно попытать счастье в картах пациентов. Смысла скрывать ему свою личность не было, рана ножевая, наплел с три короба и квалифицированная помощь в кармане. Я развернулась на светофоре и направилась в больницу.

Коллеги в ординаторской встретили меня удивлёнными взглядами: раньше в свой выходной я никогда не приходила, а я кинула сумку вместе с курткой на диван и поморщилась:

– За две недели столько бумаг скопилось, чертова бюрократия.

– Ага, – кисло поддержал мой сменщик. – Как будто мало того, что мы жизни спасаем.

Прозвучало высокопарно, но, в целом, я была полностью согласна, так что молча кивнула и уселась за свободный стол, включив компьютер.

– Как ночь прошла? – спросил, нависнув сверху.

Я стиснула зубы в раздражении и отозвалась с ленцой:

– Тишь да гладь.

– Значит, сегодня попрет, – поморщился в ответ. – Твоя смена была пятой.

Я невольно скривилась и откинулась на спинку стула. Была у нас некая особенность. Если пять смен подряд тишина, на шестую попрет, как рыба на нерест, и начинают выдергивать из кроватей всех, кто в состоянии хотя бы делать вид, что работает. Однажды мне пришлось оперировать сильно подшафе, но там выбор стоял так: либо я, либо никто, потому как все три хирурга помимо меня были по уши в чужих кишках, даже отец. Было это полтора года назад и я была достаточно уверена в себе, а благодаря коньяку, пожалуй, даже самоуверенна. Одна операция была срочная, а вот три других – все с огнестрельными ранениями. Раньше я не задумывалась над этим, но теперь стало любопытно и первым делом я полезла искать карты тех пациентов.

Увидев, что я полностью погрузилась в работу, коллега отлип от моего стола и вернулся за свой, тяжело опустившись на стул, а я смогла не таясь просмотреть отчеты коллег и вспомнить свой. Ранение мне досталось плёвое, на следующий день парень очнулся и заявил, что просто себе шёл, как вдруг раздались выстрелы и его зацепило. Уверена, двое других поведали примерно ту же историю и, раз уж это случайность, были вынуждены сообщить свои данные. Ксерокопии паспортов прилагались, так что я без труда узнала похищенного Мухина. Невезучий парень, тогда ему прострелили ногу.

Я отправила карты всех троих на печать, на всякий случай, а затем принялась искать верзилу и… нашла. Фомичев Анатолий Трофимович, тридцать три, не женат, детей не имеет, во всяком случае зарегистрированных на него, прописка местная. Лицо на фотографии хмурое, взгляд тяжёлый… и это в двадцать с небольшим. Видимо, жизнь у него была не сахар. Его карту печатать не стала, вся информация и так намертво осела в моей голове, поднялась и отправилась к выходу.

– Быстро ты, – хмыкнул коллега, а я пожала плечами:

– Так выходной. И он может неожиданно закончиться.

Он скривился в ответ, предвкушая тяжёлую смену, а я быстро вышла, пока он не решил поболтать о погоде. Которая, к слову, была отвратительной: шёл мелкий снег напополам с дождем, под ногами жидкое грязное месиво, а на дорогах жуткие пробки, как будто все жители нашего небольшого городка решили разом выехать по моему маршруту.

Когда я начала клевать носом за рулем, раздался телефонный звонок.

– Салют, – бросил Сашка коротко. – Чем занимаешься?

– Торчу в пробке, – буркнула уныло, а Саша хохотнул:

– Отличный выбор. Давай пообедаем вместе?

– Я в центре, отсюда не выбраться до весны, – скривилась, прикинула шансы, а потом хмыкнула: – А вот сюда попасть – вполне реально.

– Заслужил, – посмеялся тихо. – На площади у фонтана, через час.

И эти три километра я ехала ровно столько. Потом ещё минут двадцать искала парковочное место и к фонтану подошла, пылая праведным гневом.

– Етить-колотить, – почесал затылок Абрамцев. – Пойдём скорее положим в тебя что-нибудь вкусное, пока ты меня не сожрала. Уже четыре, должно быть свободнее, – взял меня под руку и потянул в ближайшее кафе, которых на площади было столько, что она стала напоминать фуд-корт в торговом центре.

Мы разделись и устроились за столиком, Сашка покосился на мой непривычный прикид и состроил рожицу, сказав весело:

– Оделась, как на похороны.

– Можно сказать и так, – поморщилась в ответ. – Ездила на могилу Людки.

– На хрена? – удивился Саша, а я пожала плечами:

– Проснулась утром, а она все из головы не идёт. Ладно бы просто авария или другой несчастный случай… – друг повёл плечом и нахмурился, а я поморщилась: – Столкнулась с ее матерью. Выглядела так, как будто планировала там остаться.

– Ну, тут как раз ничего удивительного, – отозвался, листая меню, – единственный ребёнок. Умница-красавица, а тут такое.

– И никто не поддерживает? Жалко ее… должны же быть какие-то родственники, друзья, хоть той же Люды.

– Вот ты красивая баба, Ник, – усмехнулся Абрамцев, отрываясь от созерцания блюд. – Много у тебя друзей и, тем более, подруг?

– Ну так то я, – хмыкнула самодовольно. – Хирурги вообще все ужасные засранцы.

– Не знаю как на счёт всех, но что касается тебя – спорить не буду, – засмеялся он тихо, – Людка была поприветливее. С Таней часто обедали, Брянцевой, тоже ничего такая, видимо, не сильно завидовала чужой красоте. Только на похоронах ее не было, – задумался вдруг, а я пожала плечами:

– Может, смена ее.

– Могла бы и отпроситься или поменяться, общались же… не понимаю такой дружбы.

– Ну Слава Богу, хоть кто-то будет лить слёзы над моей могилой, – хохотнула невесело, а Сашка съехидничал:

– Я говорил только про присутствие.

– Славный ты парень, Саша, – вздохнула в ответ, а потом выдала свою лучшую улыбку: – Ты угощаешь. Это тебе за ресторан.

– Там ты тоже не платила, – заметил ворчливо, а я заказала все, что приглянулось. – Совести у тебя нет, – заржал друг, но, вообще-то, жадным никогда не был. Если по правде, деньги он вообще не считал, получая нехилые дотации от родителей.

– Слушай, а чем твой отец занимается? – спросила неожиданно, а он удивился вопросу:

– Ого, всего каких-то пять лет и ты начала интересоваться моей жизнью?

– Это второстепенная информация, – ответила невозмутимо, – все остальное мне известно.

– Да бизнес у него, – отмахнулся друг и принялся усердно жевать.

– Сегодня шестая смена, – заметила, лениво ковыряя викой в тарелке, а Саша поморщился:

– Хоть бы доесть дала спокойно… – и тут как по команде у обоих начали трезвонить телефоны. Мы переглянулись, а Саша вздохнул: – Началось. Рано сегодня…

– Не к добру, – нахмурилась в ответ и начала торопливо одеваться.

В больницу мы добежали за десять минут своим ходом. Сашка прыгнул в скорую и поехал на выезд, а я понеслась через приемную в хирургическое, мельком взглянув на каталку в коридоре, на которой корчился какой-то парень, держась за руку.

На ходу сняла куртку, вихрем влетела в пустую ординаторскую, швырнула ее вместе с сумкой на диван и торопливо переоделась и помыла руки, а потом почти бегом припустилась во вторую операционную, которую уже подготовили.

– Леонидыч, ставь макарошки, – протянула, обращаясь к анастезиологу. – Дуршлаг нам подготовили.

Он хмыкнул, а я выдохнула и посерьёзнела, приступив к делу. У мужчины было пять пулевых ранений, две прошли по касательной, позже я просто отдала их ковырять ординатору, внимательному молоденькому парнишке с твёрдой рукой, а пока мы занялись самой серьёзной – в брюшную полость. Селезенка приказала долго жить, я провозилась семь часов, но уходила вполне довольная результатом: он ещё дышал.

– Вероника Андреевна, – встретил меня в коридоре со вздохом дежурный на этаже. – В четвёртой.

Я рухнула на пол, вытянув руки над головой и потянувшись, полежала минуту и поднялась, а он уже приготовил свежий халат, отлично зная мои привычки.

Снова пулевое, снова в брюхо.

– Вас что там, автоматной очередью прошило… – буркнула недовольно, а ординатор, поджидающий меня, кивнул:

– Санитары говорят, что да.

– Сколько всего? – спросила, уже начав возиться с раной.

– Шестеро тяжело, ещё четверо до сих пор в приемном. Троих не довезли, двоих даже не пытались.

– Пинцет, – скомандовала и протянула руку вбок, но рука осталась пустой. Я повернулась со злобным видом чтобы отчитать медсестру, но она стояла белее мела и шевелила губами под маской, не издавая при этом ни звука. – Очнись! – прикрикнула и пощёлкала пальцами у неё перед лицом.

– Я… – очнулась она, с трудом оторвав взгляд от парня на столе, а потом всхлипнула: – Я не могу! – и выбежала из операционной.

– Черте что! – рявкнула раздраженно. – Кто это вообще?! Пинцет, мать вашу, дайте пинцет, пока не ушла!

Ординатор кинулся к лотку с инструментами, дрожащими руками подал мне чертов пинцет, но металлический осколок уже сместился, раздирая внутренние органы рваными краями. Я пыталась подхватить его, но достать просто уже не представлялось возможным, пришлось резать. Спустя час бесполезной возни парень скончался, а я вылетела из операционной, сверкая глазами.

Медсестра сидела на полу и тихо всхлипывала в свои ладони, а я рявкнула:

– Какого черта?!

– Это парень мой, – заскулила она в ответ, а я заорала:

– Нет у тебя больше парня, овца ты безмозглая! На хрена в операционную потащилась, если узнала?!

Она начала рыдать в голос, а ко мне снова подошёл дежурный.

– Третья.

Я сжала кулаки и порычала, чтобы унять раздражение, шумно выдохнула и уже спокойной и сосредоточенной вошла в операционную.

– Родственники, подружки, дружки, провожающие в последний путь – на выход! – скомандовала громко и вошла в освещённый зал операционной, а на меня с недоумением уставился знакомый парень, пребывающий в гордом одиночестве.

Он сидел на операционном столе, под которым уже скопилась лужица крови, капающая с руки, но выглядел совершенно невозмутимо.

– Ну вот и ты теперь в кругу света, – хмыкнула, подходя ближе и приспустила маску.

– Ааа, – протянул он, потыкав в меня пальцем здоровой руки. – Спящая красавица. А можно мне другого врача?

– Не-а, – обрадовала я его и снова одела маску, подходя ближе, – все шибко заняты. Я бы тоже была, если б не безрукая медсестра. Так что на выходе можешь сказать ей спасибо, иначе сидеть бы тебе тут ещё часов шесть, как минимум. Думаю, руку бы пришлось отрезать, – он скривился, а я приступила к работе.

– Что за медсестра?

– А черт знает, – буркнула в маску. – У дружка своего спроси. А, хотя, постой, – протянула задумчиво, – он же труп!

– Ты мне руку к телу не пришьёшь часом? – спросил ворчливо.

– А ты хочешь? – удивилась в ответ и подтянула операционную лупу.

– В том то и дело, что нет… и заразу никакую не занесёшь? Нарочно, чтобы помирал медленно.

– Не нервируй меня, а? Я и так на взводе, – а потом спросила неожиданно, вроде как разговор поддержать: – Реально автомат?

– Прикинь, – ответил возмущённо, – опередили нас, уроды… Фома, сука, найду… – парень осекся, а я сделала вид, что на его трескотню не обратила внимания, деловито очищая рану. – Чего ты там возишься? Заштопай, да я пойду, запарился тут торчать.

– В первый раз, да? – спросила сочувственно. – Придётся потерпеть, дорогой. Про руку я не шутила.

– Засада… – вздохнул понуро. – Че, реально не злишься? Мы тебя, вроде как, похитили. Хотя, скорее тупо вынесли, но это нюансы.

– А чего злиться? – удивилась в ответ. – Не обидели, даже здоровяк тот. Вполне любезно обошёлся, как говорится, даже платье не помялось.

Парень гоготнул на всю операционную, а потом стиснул челюсть, процедив:

– Сука.

– Я?! – возмутилась в ответ, подняв голову, а он отмахнулся:

– Да не ты. Здоровяк.

– Завидуй молча, – хмыкнула, улыбнувшись под маской, а он снова хохотнул:

– Прикольная ты.

– Хочешь, я тебе шов неровный сделаю, будешь шрам брутальный девкам показывать?

– А давай, – пожал он плечами, а я шикнула:

– Не дёргайся. Обкололи обезболивающим, завтра уже не так весело будет.

– Еще вколю, – снова пожал плечами, а я раздраженно выдохнула. – Ладно, ладно, не заводись… Как думаешь, тот, про которого спрашивали – трупак?

– Хрен знает, – ответила задумчиво. – Я думала тот, что в соседней комнате, выкарабкается. Лотерея.

– А я? – слегка напрягся он.

– Ты – точно будешь жить. Но если ещё раз дёрнешься – без руки. Вон пила на столике.

– Пойдём куда-нибудь сходим? Ну, не сегодня, а, скажем, через недельку?

– Не, – ответила лениво, – у меня на эту херню времени нет.

– Сука, – выдохнул тяжело, а я пробурчала:

– Надеюсь, снова не я.

– Не, теперь ты, – я посмотрела с недоумением, а он вылупил глаза: – Что? Я расстроился.

Я решила, что разговоров достаточно, и продолжила молча, но парню явно было скучно.

– Так кто там окочурился? – спросил с интересом, а я пробубнила: