Текст книги "Будь моим, будь другим (СИ)"
Автор книги: Татьяна Семакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Пошёл вон из моих мыслей
– Оденься поприличнее, – едва слышно ворчала себе под нос, неловко скользя в сапогах на шпильках по промерзшему тротуару. – Двойное свидание… тебе понравится… прибью! – рявкнула неожиданно, а парень, проходящий мимо, выронил сигарету, поскользнувшись и нелепо взмахнув руками. Бросил на меня свирепый взгляд и буркнул недовольно, едва удержав равновесие:
– Чокнутая.
Я вздохнула и проковыляла мимо: не до него. Телефон сел ещё в ресторане, а вылетая оттуда, о таких мелочах, как дорога домой, я даже не задумывалась. Единственной мыслью было – оказаться как можно дальше в кратчайшие сроки.
Накануне вечером мне позвонил друг и предложил составить ему компанию, пообещав не просто приятный вечер в компании интересных людей, а потрясающий ресторан за его счёт, невероятно вкусный ужин от лучшего шеф-повара города и весьма привлекательного спутника, интеллектуала и просто приятного парня. Приятного парня у меня не было давно, как и любого другого, так что, помявшись для приличия, я согласилась. На деле же оказалось, что уготовленный мне кавалер жутко заносчивый тип с раздутым самомнением и отвратительными манерами. Весь вечер он пытался ухватить меня за коленку масляными руками и сейчас, на улице, в мороз, я все равно чувствовала, что от меня пахнет жареной перепелкой. Когда мое негодование достигло пика, я отправилась в уборную, но едва успела ухватиться за ручку дверцы, как кто-то впихнул меня внутрь и нагнул над раковиной. Я бросила беглый взгляд в зеркало, просто чтобы убедиться, что это тот же самый придурок, а потом наотмашь ударила локтем, угодив ему прямо в ухо. Он взвыл, посыпались довольно обидные и совершенно безосновательные оскорбления, я расстроилась и ударила его носком сапога в пах. Говорить он больше не мог, я победно вскинула подбородок и поспешила покинуть заведение, пообещав Сашке, своему другу, что спущу с него три шкуры.
И вот, я пытаюсь не сесть на шпагат на льду, в своём полушубке, обтягивающем платье, подчеркивающем достоинства фигуры, и в сапогах на чертовых шпильках. Обычно в центре стояло довольно много такси, поджидающих страждущих спутников вроде меня, но сегодня, как на зло, была пятница и шансы попасть домой до утра стремительно таяли. Я припомнила, что за углом был какой-то ночной клуб и решила попытать счастье, свернув в переулок, и тут же похвалила себя за находчивость: через дорогу стояло одинокое такси, с призывно светящимися шашечками на крыше. Махнув рукой, я побежала к нему, боясь, что кто-то может меня опередить, а в следующую секунду зажмурилась, ослепнув от света фар несущейся на меня машины. Ещё мгновенье и мое тело отбросило на проезжую часть после встречи с бампером, я простонала, продолжая сжимать в руках сумочку, а вокруг меня столпился народ, с интересом поглядывая сверху вниз.
– Забирайте! – загалдели возмущённо.
– Чего вылупился?!
– Грузи уже!
Я открыла глаза, но ничего, кроме чужих ног, не увидела, пока толпа слегка не расступилась, а надо мной не нависла свирепая морда. Мужчина наклонился, взял меня на руки и понёс в машину, которой оказалась скорая помощь. Не знаю, как там на счёт помощи, но он практически швырнул меня в салон, рядом с каталкой, захлопнул дверь, а через несколько секунд снова рванул с места, как ошпаренный. Меня било то об пресловутую каталку, то о ножки сиденья рядом с ней, я скулила, кричала и закрывала лицо руками, не понимая, за что мне все это и почему он просто бросил меня на пол, но вскоре все мысли оставили меня. После очередного крутого поворота, ставшего решающим, я так приложилась головой, что просто отключилась.
Все тело болело так, будто меня катком переехало. Я напрягла память и поняла: всего-то скорой. Пошевелила конечностями и, не обнаружив переломов, я приоткрыла глаза, сообразив, что валяюсь все на том же полу, только каталки рядом уже не было. Машина стояла на месте и, судя по всему, уже довольно давно: было ужасно холодно. С трудом приподнявшись, я посмотрела по сторонам, никого кроме себя не обнаружила и встала на колени, цепляясь руками за сиденье. Машину слегка покачивало от моих попыток принять вертикальное положение, я выглянула в окно и увидела, как из небольшого деревенского дома по неширокой, расчищенной от снега тропинке, идёт широкоплечий мужчина. Осела обратно на пол в надежде, что он меня не увидит, но он двигался целенаправленно, а через полминуты открыл заднюю дверь и ухватил меня за ногу, волоком вытягивая из машины. Я завизжала, пытаясь от него отбрыкаться, но сделала только хуже: тип разозлился и, прорычав ругательство, схватил меня за вторую ногу, рывком вышвырнул в сугроб и с силой захлопнул дверцу. Потом схватил меня за волосы и потащил к дому, а я вцепилась в его руку, рыдая от боли и обиды, и неловко перебирала ногами. Он пнул ногой входную дверь, втащил меня внутрь и оставил лежать на полу, давящуюся слезами.
– Закрой пасть! – рявкнул нервно, но меня уже было не остановить. Я уткнулась лицом в свои ладони и продолжила мычать, подтянув колени к животу и замерев в позе эмбриона. – Закрой. Пасть, – повторил совсем близко и что-то холодное коснулось моей головы. Я покосила на него сквозь пальцы, нервно всхлипнула, увидев пистолет, и зарыдала в голос. – Да чтоб тебя… – выдохнул раздраженно и отошёл, принявшись расхаживать по комнате.
Когда слёзы закончились, а я немного отогрелась, убрала одну руку от лица и окинула быстрым взглядом помещение. Деревянные полы, давно не крашеные, тусклый свет, а прямо по курсу стол и стул, на котором сидел мужчина, широко расставив ноги, свесив голову к груди и зажав уши руками.
За моей спиной кто-то слабо простонал, я поморщилась и перекатилась на другой бок, увидев каталку со свисающей безжизненной рукой. Судя по цвету кожи, мужчине не помешало бы переливание или, хотя бы, пара-тройка капельниц. Я начала подниматься, гонимая клятвой, но смогла лишь на четвереньках подползти ближе. Отдохнула, тяжело дыша, ухватилась за край каталки и только после этого смогла встать на ноги, придирчиво взглянув на лицо молодого мужчины. Сбросила полушубок прямо на пол и отодвинула одеяло и простынь, убедившись в своих подозрениях: ранение в грудь. Парня этого я штопала в первой городской больнице большую часть прошлой ночи. Хотя, если судить по сумеркам за окном, выходило, что позапрошлой.
– Отошла, – прошипел тип почти на ухо, Бог знает как оказавшись за моей спиной. Я слегка вздрогнула от неожиданности и покосилась не него, задрав голову.
– Повязку надо сменить и швы наверняка разошлись, – сказала, нахмурившись.
– А ты, типа, врач? – скривился он, а я кивнула, а потом съязвила:
– Я тебе даже больше скажу. Я его врач.
Он завис ненадолго, а потом вернулся к столу, где лежала моя сумочка и принялся в ней рыться. Я сцепила зубы, посоветовав себе помалкивать, а он нашел-таки паспорт и заглянул в него, а потом сверился с фотографией.
– Ахереть везение, – хохотнул, швырнув его обратно. – Делай, что нужно, но он должен выжить.
– Я тебе крестная-фея, чтоли? – округлила я глаза. – Медикаменты где, капельница, набор для кройки и шитья, бинт стерильный, да хоть пластыря кусок! – он поморщился, а я разозлилась: – Тут даже руки помыть негде!
– Так, во-первых, не ори, – рыкнул устрашающе, а я слегка уменьшилась в размерах, хотя и без того была метр с кепкой. – Пиши список, все привезу. А пока я буду ездить, твой долг – не дать ему сдохнуть.
– А во-вторых? – не удержалась от издевки, а он скривился:
– А во-вторых, чем больше вопросов, тем меньше у тебя шансов выйти отсюда живой.
– Ты сейчас уедешь, а я рвану, куда глаза глядят, – буркнула в ответ, а он хмыкнул:
– Валяй. Если что, мы в глухой деревне в пятидесяти километров от города. И под глухой я понимаю заброшенная. До трассы примерно километров семь по снегу, но можешь просто выйти на улицу и спрятаться в ближайшем сугробе – до весны не найдут.
– Угрожать мне – не в твоих интересах. Ты сам явно этому парню не поможешь, – заметила наставительно, а он кивнул:
– Выводить меня – не в твоих. И если он умрет, ты следующая на очереди.
«Хотел бы, давно убил» – проворчала про себя и снова склонилась над парнем, а потом дёрнулась по направлении к столу, а мерзкий тип резко ухватил меня за руку и вывернул ее за спину. Я взвыла от боли, а он слегка ослабил хватку, прошипев:
– Не дёргайся.
– Блокнот и ручка в сумке, – сказала сквозь слёзы, вновь хлынувшие сплошным потоком.
Он отпустил мою руку, а я тут же принялась ее оглаживать, унимая боль. Дошла до стола, прихрамывая на левую ногу, достала блокнот и устало села на стул составлять список самого необходимого. Закончила и протянула ему.
– Первая часть должна быть в скорой.
– Не в этой, – поморщился в ответ.
– Тогда он, скорее всего, не дождётся твоего возращения, – пожала плечами равнодушно.
– Тогда и ты мне не к чему, – сказал вкрадчиво, а по спине пошёл холодок, хотя в доме и без того тепло не было. – Если умрет, можешь начинать выбирать сугроб поуютнее.
Он вышел, хлопнув входной дверью, а я подошла к парню и оценила его шансы, а потом пригорюнилась: их и в больнице было немного. Он лежал в реанимации, в себя не приходил и держался на честном слове, а после такой транспортировки… На протяжении часа я просто стояла над ним, кутаясь в свой полушубок, и смотрела, как жизнь медленно уходит из него, вместе с кровью, сочащейся из-под повязки. Я могла хотя бы зажать его рану, там, где разошлись швы, но это лишь продлило бы его мучения: я слишком хорошо помнила, что там внутри, выковыривая из него пулю, которая попала в ребро, раздробив его на довольно приличное количество осколков, вонзившихся в близлежащие внутренние органы. Я бы скорее удивилась, если бы он выжил. И когда он издал последний вздох, который мне показался вздохом облегчения, я накрыла его больничной простыней, под которой он лежал, и выбежала на улицу, вертя головой, но вокруг лишь лежал снег высокими нетронутыми сугробами, да слегка проглядывалась дорога, по которой уехала скорая. Лысые деревья и кустарники в предрассветных сумерках выглядели устрашающе, скрывая за собой соседние дома, но ни одного огонька я так и не высмотрела, хоть и старательно напрягала зрение. Идти можно было лишь по колее, которую оставила машина, но двигаться было больно, а мучения казались напрасными. Пожалуй, ему так будет даже проще: завершит начатое ночью, просто переехав меня. А умирать под колёсами автомобиля ещё больнее, чем просто замерзнуть в сугробе, это я знала совершенно точно. Насмотрелась за пять лет хирургической практики.
Я вернулась внутрь и поплотнее закрыла дверь, хотя это было бесполезно. Старый промёрзший дом мог похвастать только отсутствием сугробов, температура внутри не сильно отличалась от той, что была снаружи. Появилось желание стянуть с умершего одеяло и закутаться в него, но я лишь поморщилась: и это бы не помогло, я бы продолжила мерзнуть, но, ко всему прочему, испытывая отвращение к самой себе.
Свет начал моргать, а потом и вовсе отключился, а я подняла взгляд к потолку и обнаружила, что вместо люстры там болтается фонарик, примотанный к проводам куском ткани. Ситуация была безнадёжной, он ведь мог и вовсе не вернуться, но идти сил уже попросту не было. Меня било мелкой дрожью, постепенно усиливающейся, тело перестало вдруг слушаться, я отчаянно пыталась удержаться на ногах, но смогла лишь сделать пару нелепых шагов назад, повалившись на пол. Сосуды сузились, сердцебиение замедлилось, меня трясло в мелких конвульсиях, а перед глазами закружили серебристые всполохи, размывая и без того неясную картинку. Сопротивляться этому состоянию было бессмысленно, в голове появилось тупое безразличие и я отключилась.
Было тепло и уютно, как будто я наконец-то оказалась дома, в своей постели. Приоткрыв глаза, я попыталась сфокусироваться, а после слегка приподняла голову от подушки, чтобы убедиться: дома и есть. В голове мелькнула шальная мысль, что все это мне лишь приснилось, я только заштопала бедного парня и вернулась со смены, от того он был в моих снах, но движения отзывались болью и одета я была до сих в то самое платье, в котором отправилась в ресторан.
Сложив два плюс два я пришла к выводу, что тот тип вернулся и сжалился надо мной, отвезя в квартиру по адресу из паспорта. Ключи лежали там же в сумочке, так что с водворением проблем не возникло, а в одеяло я и сама могла завернуться. Пошевелила пальцами на ногах и с облегчением констатировала, что обувь он с меня все же снял. Всегда раздражали эти моменты в американских фильмах, где герои заваливаются на белые простыни в уличных ботинках. Алло, пещерные люди!
На улице было уже совсем светло, я собрала всю волю в кулак и села в кровати, глядя на свои ноги в синяках и ссадинах. Повезло, что хотя бы сапоги были высокими и все, что ниже колена, уцелело. В общем, отделалась лёгким испугом и небольшим вывихом лёвой лодыжки, хотя раны все равно неплохо было бы обработать. Я прошлепала в ванну, с трудом переставляя ноги, разделась и зашла в душ, а едва намылила голову, в дверь позвонили.
– Да ну какого черта! – рявкнула возмущённо, но звонить не перестали, напротив, начав давить на кнопку почти без перерыва.
Рыча под нос ругательства, я смыла пену и вылезла из душа, ища глазами банный халат, но он как в воду канул. Пришлось заворачиваться в полотенце и, слегка проскальзывая на кафеле, идти открывать. Кто мог так звонить я знала наверняка, а цветы, подсунутые в глазок, развеяли остатки сомнений. Я резко распахнула дверь и сделала два шага назад, уперев руки в бока.
Сашка прошёл бочком и вытянул вперёд руки с букетом и виноватым видом.
– Ник, ну прости. Кто ж знал, что он такой мудак…
Я забрала букет и проворчала:
– Должен будешь.
Он вдруг вылупился за мою спину с глупой улыбочкой через все лицо, а потом начал пятиться, сделав легкий поклон и сказав:
– Ну, я это, пойду. Не буду мешать.
Я покосилась назад, почувствовав, как большая ладонь легла мне на живот, а под лопатку уперлось что-то холодное. Сашка вышел, осторожно прикрыв за собой дверь, а я продолжила стоять, как будто в меня вогнали кол. Я отлично знала, что он тыкает мне в спину, но страха не было. Больше нервировало его присутствие в моей квартире и то, что он был всего в паре сантиметров от меня. Ход его мыслей легко угадывался: на мне из одежды было лишь полотенце, кроме нас тут никого, а у него в руке пистолет. Я чувствовала, что его дыхание становится тяжелее, а рука на мне напряглась. Он слегка притянул меня к себе и вот в этот момент я сдрейфила по-настоящему, с силой сжав пресловутый букет. Он провёл пистолетом по моему позвоночнику, остановившись на шее, и им же перекинул мокрые волосы вперед. Я с ужасом ждала, что будет дальше, он передвинул руку, ища край полотенца, а я судорожно вдохнула и тихо заплакала, повесив голову. Хотелось кричать, но меня как будто держали за горло, мешая набрать в грудь побольше воздуха. Когда я почти лишилась чувств, он вдруг резко убрал руку и отстранился, а я бросила на пол букет и рванула в комнату, быстро закрыв дверь и прижавшись к ней спиной. Руки тряслись как у пьяницы со стажем, я продолжала всхлипывать, размазывая слёзы по лицу и медленно сползая на пол, пока не растеклась по нему, безвольно обмякнув.
Из квартиры не доносилось ни звука, я посидела немного, приходя в себя, а потом поднялась и поторопилась одеться, напрочь забыв о том, что собиралась обработать раны. Осторожно выглянула, рассчитывая, что он ушёл, но вдруг услышала его голос с кухни.
– Понятия не имею, куда он делся. Да, я был там. И что с того? Он был в реанимации, меня даже не пустили. Представь себе, сам тоже не пошёл, – язвительность зашкаливает, накаляя градус беседы, а мне становится любопытно. – Говорю же, в реанимации, без сознания, в себя так и не пришёл, я проторчал там до вечера… до пошёл ты! – рявкнул неожиданно, а я дёрнулась и ударилась локтем об дверь. – Подслушивать нехорошо, – сказал совсем рядом, а я снова вздрогнула. Как, черт возьми, у такого здорового мужика получается так тихо передвигаться? Да тут стены должны содрогаться и лопаться плитка под тяжестью его веса.
– Сколько в тебе? – спросила хмуро, продолжая потирать локоть.
– Попугаев? – хмыкнул, привалившись плечом к стене.
– Веса, – пожала плечами, – больше сотни, это точно.
– Не взвешивался.
– А роста? Метра два поди есть.
– Сто девяносто шесть сантиметров, но с твоего ракурса по-любому за два.
– Шутки про рост, – скривилась, вскинув голову. – Мило. Могу я полюбопытствовать, что ты забыл в моей квартире и, если уж на то пошло, в моем халате?
– Шмотки в сушке, – повёл он плечом, нахально сунув руку в карман.
– Почему в моей?
– У меня нет.
– Дома? – съязвила, а он хмыкнул:
– Сушки.
– То есть, уходить ты не планируешь? – уточнила хмуро, а он отрицательно мотнул головой:
– Сейчас – нет.
– Отлично, – ответила возмущённо и пошла в коридор, – тогда уйду я.
– Я так не думаю, – сказал в спину, но я настырно продолжила движение вперёд.
Обулась и начала застёгивать куртку, а когда потянулась за сумкой, он переместился к двери и подпер стену, преграждая мне путь.
– Отойди, – нахмурилась, скрестив руки.
– Ты останешься, пока я не уйду.
– С какой стати? – вытаращила я глаза, а он слегка поморщился:
– Побежишь к ментам, придут два розовощёких сопляка, мне придётся их убить, потом сиди тут с трупами, а у меня и так проблем хватает… – ответил лениво. Я сглотнула, а он посерьёзнел, сказав грубо: – Отошла от двери.
– Что б ты сдох, – буркнула, раздеваясь, а он усмехнулся:
– Ты точно врач?
– И сколько ты намерен держать меня в заложницах? – спросила с вызовом, снова задрав голову.
А он просто пошёл на кухню, насвистывая. Я заспешила вслед за ним, топая от злости и бессилия, и обнаружила его опустошающим мой холодильник.
– Совсем совести нет! – взвизгнула возмущённо. – Сначала он меня переехал, потом чуть не заморозил, теперь удерживает силой и жрет мою еду!
– Под колёса ты выбежала сама, – ответил, не оборачиваясь, – и если б не толпа зевак, дождалась бы реальной помощи. А замёрзла потому что нехер в одной тряпочке в мороз выходить. Так что я тебя спас. И ты мне должна.
Я открыла рот, не в силах придумать достойный ответ, и начала воинственно:
– Да ты…
– Не гунди, – сказал резко и я притихла. От этого его командного тона хотелось убежать подальше, залезть в нору поглубже и никогда оттуда не выбираться, что я и сделала, окопавшись в своей спальне и подперев ручку двери стулом. Хотя, если он всерьёз решит войти, это замедлит его ровно на один удар плечом.
Посидев недолго, я убрала стул и крадучись прошла в прихожую, схватила свою сумку и бегом припустилась обратно, вновь забаррикадировав дверь. Рылась я в ней довольно долго и нашла все, включая фантик от жвачки, оставленный там примерно месяц назад. Все, кроме телефона.
– Сукин сын, – прошипела злобно, но тихо. Не хватало ещё, чтобы он услышал.
В гостиной лежал второй телефон, для рабочих звонков, указанный на моей визитке, я снова отодвинула стул, подобралась, затем резко открыла дверь, намереваясь сделать марш-бросок, и почти уткнулась ему носом в грудь.
– Что-то ищешь? – спросил ехидно и продемонстрировал оба моих телефона.
– Отдай, – сказала строго и потянулась к ним рукой, а он поднял их над своей головой и ухмыльнулся:
– Отбери.
– Скотина, – буркнула зло, не выдержав, а потом повысила голос: – Отдай, не то заору так, что мертвого подниму.
– Этим раньше надо было заниматься, – рыкнул в ответ. Я глубоко вдохнула, намереваясь сдержать обещание, но он дёрнул меня за руку, ловко развернув к себе спиной, и крепко зажал мне рот рукой. Я замычала, схватившись обеими руками за его и пытаясь разжать его пальцы, а он прошипел, склонившись к уху: – Только пикни и я сверну тебе шею, как курице, – я снова замычала, теперь уже в попытках отпихнуть его от себя, но он даже не шелохнулся, сказав: – Фамилия у тебя знакомая. Кажется, она совпадает с фамилией главврача в больнице. Кольца нет, отметки в паспорте тоже, так что, пожалуй, отец. Любишь папочку? Не думаю, что он опасается за свою жизнь, уверен, даже не оглядывается, проще простого, – я снова заплакала, а он убрал руку и оттолкнул меня от себя, приказав: – Сиди и не рыпайся. И завязывай ныть, это бесит.
Вышел из комнаты и с силой захлопнул дверь, а я повалилась на кровать и стала реветь уже в подушку, чтобы приглушить звук, однако это занятие быстро надоело: когда он не стоял над душой было совсем не страшно. Впрочем, желания выйти не возникло, я просидела в комнате до вечера, а когда на улице совсем стемнело услышала, как хлопнула дверь. Вышла осторожно, прошлась по квартире и наконец-то вздохнула с облегчением: он ушёл.
Поставила телефон на зарядку и включила его, тут же получив с десяток уведомлений. Два с незнакомого номера, два от отца и ряд сообщений со смайликами от Саши.
– Идиота кусок, – ответила ему вслух и перезвонила отцу.
– Вероника, у нас ЧП в больнице, – вздохнул он после приветствия. – Почему трубку не берёшь?
– Потому что у меня выходной и есть право на личную жизнь, – ответила мягко.
– Да, конечно, прости… – сдулся отец и, похоже, забыл, о чем шёл разговор.
– ЧП, – напомнила, и так зная в чем оно заключается.
– Это невероятно, но, похоже, у нас украли пациента! – возмутился отец. – Впервые такое в моей практике! Тебе должен был позвонить следователь, это твой неизвестный с огнестрельным ранением в грудь.
– Кошмар! – ахнула я, глядя на себя в зеркало, и поморщилась: врать и симулировать в числе моих любимых занятий не значились, особенно близким людям.
– Не то слово! – поддержал отец. – Возмутительная дерзость.
«Он такой, – подумала с какой-то тоской, – дерзкий».
– Мне приехать?
– Не стоит, уже поздно, я собираюсь домой. Хотя, можешь заехать в гости, мать скучает… – я стыдливо прикрыла глаза и промямлила:
– У меня были планы…
– Понимаю, – вздохнул отец горестно, – ну, что ж, когда сможешь.
– Обязательно, конечно, – вновь ответила с готовностью абсолютную ложь и торопливо попрощалась.
К матери я не испытывала ровным счетом никаких нежных чувств, как бы странно это ни звучало. Но, в своё оправдание могу лишь отметить, что до недавнего времени это было взаимно. Она никогда не интересовалась ни мной, ни моими успехами или разочарованиями, всецело сосредоточившись на себе и своём бизнесе, что к пятидесяти шести годам отозвалось на ее физическом здоровье. Пролежав в больнице почти месяц после тяжелой операции, она вдруг пересмотрела приоритеты и решила побыть женой и матерью, но у меня давно была своя жизнь и места для неё я там по привычке не оставила. Отец меня прекрасно понимал, однако попыток воссоединить семью не оставлял, что вызывало лишь острый приступ жалости лично по отношению к нему и стимулом для меня не являлось.
Вообще, выбранная профессия, вкупе с личными качествами, сделали меня человеком достаточно жестким, не смотря на миловидную внешность. Часто пациенты встречали меня в штыки: при виде низкой голубоглазой блондинки с пухлыми губами у каждого второго складывалось мнение, что руки у меня растут из какого-то особенного места, поэтому мой уголок в ординаторской был обвешен дипломами, сертификатами и благодарностями, не особенно, впрочем, помогающими обрести статус. В какой-то момент я перестала пытаться доказать свой профессионализм, сняла все рамки со стен, во взгляде появилась суровость, которую часто стали путать с надменностью, фразы стали короче, формулировки резче и вдруг, как по волшебству, меня начали воспринимать всерьез как коллеги, так и пациенты. Правда, зачастую после долгой смены, я сама себя перестала узнавать в зеркале.
Подруг у меня не было со времён института, с женщинами я сходилась крайне сложно, а с мужчинами дружить особенно не получалось, каждый раз заканчиваясь одним и тем же: неловким сексом и ещё более неловким утром после него. Один лишь Сашка Абрамцев, санитар скорой помощи, весельчак и рубаха-парень смог завоевать мое расположение простым фактом – страстным обожанием рыжих. На протяжении последних пяти лет он мой единственный друг, но после вчерашнего происшествия его акции резко упали и тот букет, что до сих пор валялся в прихожей, ситуацию не исправил.
Не особенно рассчитывая на то, что после ревизии этого верзилы в моем холодильнике осталось хоть что-то, я прошла на кухню и открыла дверцу. Мерно раскачивающаяся на тоненькой веревке серая мышь стала бы отличным дополнением пустым полкам, я вздохнула и начала собираться в магазин, гонимая страшным голодом. А после, натрескавшись пельменей, завалилась на кровать и попыталась осмыслить то, что со мной произошло, но в памяти всплывала только сцена в коридоре и его пристально-насмешливый взгляд серых глаз. Грубый, дерзкий, нахальный громила с кулаками размером с мою голову. Пошёл вон из моих мыслей.
Просто любопытство, ничего больше
Утром меня разбудил телефонный звонок, не прибавив настроения, и без того отсутствующего по причине отвратительного самочувствия. Как водится, травмы дали о себе знать несколько позже самого происшествия, а то, что я пролежала в отключке в промерзшем доме добавило ещё и простуду.
– Вероника Андреевна? – уточнил незнакомый мужской голос, а я ответила резко:
– Кто это?
– Молвинских Владимир Леонидович, следователь. Я звонил Вам вчера дважды.
– Да, я видела, – ответила сухо. – Чем обязана?
– Прошу Вас приехать в участок для беседы. Сегодня в десять Вам будет удобно?
– Нет, – сказала просто, взглянув на часы.
– Нет? – переспросил он, не поверив своим ушам.
– Нет, в десять неудобно, – расшифровала, как для идиота, а он спросил с ноткой ехидства:
– И какое время Вас устроит?
– Уточните местоположение, – я была абсолютно серьёзна, но он почуял издевку и тон его изменился, хотя адрес он назвал. – Думаю, смогу успеть к двенадцати.
– Семнадцатый кабинет, второй этаж, – сказал сквозь зубы и повесил трубку.
– Как будто это я его с постели подняла, – фыркнула вслух и неловко потянулась, морщась от боли.
Контрастный душ несколько улучшил мое состояние, я неторопливо выпила кофе, закинулась горсткой пилюль, сделала укол обезболивающего и отправилась в больницу. Отец всегда приходил к восьми, два часа занимался бумагами и делал обход, так что к десяти я рассчитывала застать его в своём кабинете, но на этот раз с расчётами промахнулась: дверь была закрыта.
По спине прошёлся холодок, я вспомнила слова верзилы и завертела головой, пытаясь обнаружить хоть одного сотрудника среди пациентов, поняла, что это практически нереально и быстро спустилась на пост охраны, минуя лифт.
– Андрей Викторович сегодня был? – спросила без предисловий, а пожилой дядечка, чьё имя я даже не пыталась запомнить, кивнул в ответ. Видно было, дежурил он с ночи, и просто пытается не заснуть, поджидая сменщика.
От сердца отлегло, я приободрилась и пошла искать его в наиболее вероятное место: ординаторскую на втором этаже.
– Чем надо было таким заниматься, что мимо протащили пациента на каталке, а вы даже не заметили?! – вопрошал отец, уже, похоже, не в первый раз, потому как лица собравшихся были не испуганными, а скорее просто усталыми.
– Андрей Викторович, да в туалет отошёл, ну все же люди, в самом деле… да и кому такое могло в голову прийти…
– Да вот, пришло! – всплеснул руками отец.
– Андрей Викторович, – позвала я его. Отец развернулся и пошёл в мою сторону, бросив через плечо:
– Мы не договорили!
Вышел со мной в коридор и пошёл прямым ходом в свой кабинет. И только после того, как за нами закрылась дверь, обнял меня и сказал:
– Привет, дочка.
– Привет, – улыбнулась, прижавшись к нему щекой, чтобы он не видел моего страдальческого выражения лица: крепкие объятия сейчас были не совсем кстати.
– Уже была у следователя? – спросил хмуро, отстранившись, а я отрицательно мотнула головой:
– Рашила, лучше сначала сюда. Расскажи хоть, в чем дело. Не хочется сидеть перед ним дурой.
– Правильно, – кивнул отец, – всегда лучше обладать информацией. Садись, у меня есть минут пятнадцать.
– Реально просто выкатили из реанимации? – скривилась я, а отец развёл руками:
– Похитили умирающего. Спрашивается, зачем?
– Боялись, что очнётся, – пожала плечами, озвучив первое, что пришло в голову.
– В таком случае, извини уж, проще подушкой придушить, – поморщился папа, – или просто немного подождать. Я читал его карту. Работа проделана огромная, но скорее для очистки собственной совести.
Я поморщилась и кивнула: так и было.
– Действительно странно… – сказала задумчиво. – А что по камерам у входа?
– Подогнали скорую, никто даже бровью не повёл – обычное дело, – поморщился отец. – А то, что вышел водитель, а не санитар – даже внимания не обратили. Вошёл спокойно, а выходя сообщил охраннику, что, мол, перевод в частную клинику, документы сейчас принесут, все подписано и оговорено ещё днём, а он пока загрузит. Сел за руль и вспоминай, как звали…
– Так на камерах же засветился, поймают, – закинула я удочку, а отец снова поморщился:
– Не видно там лица. Как будто знал, куда смотреть. Как бы штраф не впаяли, совершенно из бюджета выбьемся. Ты же знаешь, все до рубля расписано…
– А у нас камера цикличная? – спросила ненавязчиво, а отец удивился:
– Понятия не имею, а что?
– Просто в голову пришло, – пожала плечами равнодушно и посмотрела на часы, вздохнув: – Пора.
– Вероника, позвони после, что-то я разнервничался со всего этого.
– Все в порядке, пап, разберутся, – сказала бодро. – Твоей вины тут нет, как и моей, а с остальным справимся.
– Конечно, конечно… – покивал отец, раскрадывая документы на столе и уже явно переключившись на другие заботы.
Проходя мимо поста охраны я машинально бросила взгляд и увидела там своего давнего «друга», из тех, с кем неловко поутру. Вообще, если по чести, за годы работы тут я успела переспать со всеми свободными привлекательными мужчинами, но так и не смогла найти «своего». К счастью, таковых было не слишком много, в моем вкусе оказалось всего-навсего шестеро, так что слухи на этот счёт не поползли, либо мне о них попросту неизвестно. Я улыбнулась и приветливо подняла руку, Сережа ответил взаимностью, а я неожиданно остановилась и подошла ближе, задав тот же вопрос, что и отцу, на счёт камер.
– У, Ник, не в курсе, – протянул он, почесав затылок. – На камерах в каморке Руслан сидит, а подменяет Виктор Степанович, у них надо узнавать.
– А кто сегодня?
– Руслан пока, – пожал он плечами, а я кивнула и пошла в обратном направлении, потому что Руслан – это хорошо.
Этот парень в больнице был легендой. Среди женщин, разумеется. Высокий статный красавец с идеальной улыбкой, которого впору было печатать на обложку журнала, он был на столько глуп, на сколько это вообще возможно. При этом, невероятно любвеобилен и, к удивлению, с богатым словарным запасом по части комплиментов. Особенно Руслана любили и почитали в столовой, где все работницы, дородные дамы в летах, млели от его сладких речей. В целом его, похоже, такая жизнь вполне устраивала, а весь женский коллектив знал: если что, всегда можно сходить к Русику.
