Текст книги "Бисер для трех поросят"

Автор книги: Татьяна Сахарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Что там у тебя? – недовольно окликнула Женька.

– Я упала. Зацепилась за что-то. И все из-за тебя! Просила ведь не спешить.

– Сильно ударилась? – Ее шаги стали приближаться.

– Кажется, нет. Здесь что-то мягкое лежит. – Я сделала неловкую попытку подняться, пытаясь найти на ощупь какую-то опору. Чувство осязания немедленно идентифицировало предмет, оказавшийся под рукой. В результате чего мне сразу расхотелось вставать. Вернее сказать, мое тело само собой обмякло и тихо стекло в осадок.

– Ж-ж-женька… – выдавила я страшным шепотом.

– Ну, что там у тебя? – Голос подруги оказался совсем рядом. – Давай руку, горе мое.

– Ж-женька… з-з-здесь человек лежит.

– Какой человек?

– Н-н-е знаю-ю. Он не п-п-представился. Но у н-него г-голова с в-в-волосами…

– Где? Я ничего не вижу.

– Я на нем сверху л-л-лежу. Сн-н-ними меня с н-него скорее.

Женька ухватила меня за шиворот и помогла отползти в сторону. Сама же присела на корточки возле тела.

– Кажется, это мужик, – деловито заявила она. – Как думаешь, он живой?

– В-в-вряд ли. – Меня продолжало колотить крупной дрожью. – Он н-не шевелится.

– Да не дрейфь ты! Может, просто пьяный. Вот сейчас зажигалку достану, и посмотрим.

Спустя несколько секунд чиркнула зажигалка. Робкий огонек нервно задрожал на легком сквозняке. Но и такого света было достаточно, чтобы понять, что мужчина лежит ничком и не подает признаков жизни.

– Нужно проверить пульс, – неуверенно проговорила Женька. Бодрости в ее голосе явно поубавилось.

– Нужно.

– Помоги его перевернуть. – Она погасила зажигалку и завозилась в темноте.

Мне наконец удалось подняться на ноги, и я, превозмогая дурноту, помогла ей перевернуть человека на спину. Снова вспыхнул огонек зажигалки, и в то же мгновение мы в унисон издали сдавленный стон. На асфальте в неестественной позе распластался наш замдиректора Глеб Николаевич. В его глубоко посаженных глазах навсегда застыли удивление и испуг. Проверять пульс было бесполезно.

Женька пришла в себя первой, что, в общем-то, неудивительно: не она же лежала верхом на трупе. Подруга молча ухватила меня за руку и что есть силы потянула за собой, прочь из злополучной арки. Я не сопротивлялась. Точнее, не могла сопротивляться, а просто передвигала ватными ногами, не ощущая боли в растертых ступнях. Из оцепенения меня вывел лишь лай собаки на автостоянке, куда мы вскорости добрались.

– Ты как? – поинтересовалась Женька, доставая из сумки ключи от машины.

– Нормально. Он, бедняга, наверное, тоже решил срезать путь к стоянке. А в арке на него напали с целью ограбления, – высказала я предположение. – Может, и не хотели убивать, но силу немного не рассчитали. Давай вызовем милицию.

– Зачем?

– Как это зачем? Нашего замдиректора убили!

– С чего ты взяла, что его убили? Вдруг с ним инфаркт приключился.

– В любом случае он не может там оставаться.

– Почему же не может? Уж поверь, ему теперь совершенно без разницы, где оставаться.

– Прекрати! Давай наберем 02. Нас же никто не заставляет представляться. Сообщим, где находится труп, и дело с концом.

– Ладно, считай, что уговорила. Только в милицию надо звонить не с наших мобильных, а с уличного автомата. У тебя есть телефонная карточка?

– Нету.

– У меня тоже нету. Поехали по домам, там разберемся. – Женька распахнула дверцу своей машины.

– Где мы разберемся? С домашних телефонов в милицию тем более нельзя звонить. Лучше уж с мобильного.

– Никогда. Хотя, погоди, по 02, кажется, можно звонить из автомата бесплатно. Только давай отъедем отсюда подальше. Вести машину сможешь?

– Смогу, – неуверенно ответила я и направилась к своей «Вольво», но вдруг поняла, что вижу подозрительно плохо, несмотря на довольно яркое освещение стоянки. Уяснив причину отсутствия в глазах резкости, я в ужасе бросилась назад к Женькиной машине.

– Стой!

– Подруга уже успела завести двигатель.

В ответ на мой окрик стеклоподъемник ее окна плавно пополз вниз.

– Что такое?

– Нам придется вернуться в арку.

– Спятила совсем?! Там же труп лежит. Ни за что туда не вернусь!

– Выхода нет. Я там свои очки потеряла. Наверное, соскользнули, когда падала.

– Раззява! Что ж ты сразу не хватилась?

– Так темно было. Я все равно ничего не видела, – стала оправдываться я. – Нельзя их там оставлять, оправа уж больно приметная. Любой официант ее признать может. Еще придется потом с ментами разбираться.

– Чтоб тебя черти взяли! – Женька подняла стекло и выбралась из автомобиля.

– Погоди, у меня где-то в бардачке валялся фонарик. С его помощью мы отыщем пропажу в два счета. – Я рысью метнулась к машине, после чего мы нехотя поплелись назад к арке.

– А вдруг его уже кто-нибудь обнаружил и вызвал милицию? – опасливо спросила Женька.

– Кто его мог в такой темени обнаружить? Лежит себе покойничек спокойненько, нас дожидается. И больше там ни одной живой души нету, – попробовала я успокоить подругу, но сама как раз подумывала о том, что тело пролежит спокойненько только до первого припозднившегося собачника. Любая шавка вмиг поднимет гвалт на всю округу.

– Но нам повезло. Темный двор встретил нас гробовой тишиной. Мы шли на цыпочках, стараясь почти не дышать. Фонарик я включила лишь тогда, когда мы ступили под своды арки. Пучок света весело запрыгал по грязному асфальту.

– Видишь его? – Не веря своим глазам, я понадеялась на Женькино острое зрение.

– Может, мы зашли не в ту арку? – предположила она, из чего я сделала вывод, что никакого трупа она тоже не видит.

– Кажется, здесь нет другой арки. – Но на всякий случай мы вернулись во двор и прогулялись вдоль стены дома. Вторая арка нашлась, но она была расположена почти в самом конце здания. Туда мы точно не заходили.

– Не мог же покойник так просто взять и исчезнуть? – Моему удивлению не было предела.

– А может, он того… ну, в смысле, не был покойником, – отозвалась Женька.

– Мы же его собственными глазами видели.

– Что мы видели? Лежал себе Глеб Николаевич на асфальте с сердечным приступом, например, или, скажем, в эпилептическом припадке.

– Я, конечно, не медик, но, по-моему, в таких случаях лицо больного имеет несколько иное выражение. Говорю тебе, он мертвый был.

– И куда же мертвый подевался?

– Откуда мне знать? Давай еще раз туда сходим посмотрим!

Мы прошлись назад к первой арке, и свет фонарика снова стал медленно обшаривать асфальт.

– Стоп! – скомандовала Женька. – Дай-ка сюда. – Она выхватила у меня фонарик и нагнулась возле самой стены, осветив пространство у себя под ногами. – Смотри, вот они.

Значит, это все-таки та самая арка, – задумчиво констатировала я, принимая из ее рук свои очки. Оба стекла были разбиты. Вернее, даже не разбиты, а раздавлены. При обычном падении мои довольно толстые стекла обычно не бьются, максимум появляется одинокая трещинка. Это мне доподлинно известно, поскольку я роняю очки с завидным постоянством. И вот теперь стекла представляли собой мелкую паутину трещин, к тому же при ближайшем рассмотрении одна из дужек оказалась сломанной.

– Их кто-то раздавил, – подвела я печальный итог.

– Не я, – тут же заверила меня Женька.

– Конечно, не ты. И не я. Мы с тобой не слышали характерного хруста.

– Значит, их раздавил Глеб Николаевич. Пока мы ходили на стоянку, он очухался, наступил в темноте на твои очки, а потом поехал домой.

– Женька, труп не мог очухаться!

– Ты опять за свое… Дался тебе этот труп! С чего ты взяла, что он был трупом? Давай лучше делать отсюда ноги. Завтра придем на работу, и ситуация сама собой прояснится. Выпьешь еще со своим Глебом Николаевичем на брудершафт.

– Твои слова да богу в уши. – Больше всего на свете мне хотелось, чтобы завтра замдиректора просверлил во мне дырку своими глазами-буравчиками. Я даже была согласна, чтобы он на меня накричал, отчитал на чем свет стоит за какие-нибудь несуществующие недоработки… Только бы воскрес! Но, увы, в тот момент я была абсолютно убеждена, что Глеб Николаевич мертв окончательно и бесповоротно.

Когда мы с Женькой вернулись на автостоянку, возникла проблема: без очков я не могла вести машину.

– Хочешь заночевать у меня? – заботливо поинтересовалась подруга.

– Неужели ты думаешь, что я выдержу второй день в этих проклятых туфлях? Мне нужно домой попасть.

– Ладно, я тебя завезу.

– Женечка, – взмолилась я, – останься у меня ночевать. Твои все равно уже спят. А утром мы позвоним Гришане и успокоим его. Ну, не могу я сейчас одна в четырех стенах.

– Чего ты, спрашивается, раскисла? Я-то думала, Маруська у меня железобетонная.

– Угу, только бетон весь закончился. Одно проржавевшее железо осталось. Того гляди, и оно в пыль рассыплется.

Женька заколебалась, а я заныла с удвоенной силой:

– Вдруг мне ночью покойник померещится? Знаешь ведь, у меня слабая нервная система.

– Вот заладила со своим покойником! Подумаешь, валялся себе мужик в темноте на асфальте. Может, это вовсе и не Глеб Николаевич был?

– А кто? Тебе что, совсем повылазило? То он не покойник, то вообще не Глеб Николаевич. Такими темпами через полчаса ты будешь утверждать, что там не человек лежал, а куча старой ветоши. И нас с тобой мучили коллективные глюки.

– Хоть бы и так! Какое нам до всего этого дело. – Чиркнув зажигалкой, подруга нервно закурила. – Во всяком случае, теперь точно нет необходимости вызывать милицию.

Вот в этом она, пожалуй, права. Информировать служителей правопорядка про труп, который невесть куда подевался, нет никакого резона.

– Так ты поедешь ко мне ночевать? – с надеждой уточнила я.

– Ну, что с тобой делать? Поеду, конечно. Только с Гришаней ты будешь утром объясняться.

– Нет проблем, – поспешно согласилась я. – У нас с твоим мужем полная любовь и взаимопонимание.

Не могу сказать, что ночью меня мучили кошмары, но и спокойный сон никак не шел. Я ворочалась в кровати, а из головы никак не шел Глеб Николаевич. Куда подевался его труп? Объяснение может быть только одно: убийца вернулся и спрятал тело, раздавив в спешке мои очки. Но тогда мы вполне могли столкнуться с этим человеком или даже с несколькими преступниками в арке. И появление сразу двух свидетелей никого бы не обрадовало. Значит, нас могли тоже… Кошмар какой! Все, пропади все пропадом! Не желаю больше появляться в этом ресторане. Не хочу никакой работы, не хочу никаких женихов. Уезжаю в Москву, в Крым, в Турцию, к черту на кулички, в конце концов!..

В семь утра меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Спросонья я намотала по комнатам несколько кругов, прежде чем обнаружила трубку радиотелефона, которая почему-то оказалась под диваном.

– Машка! Женька у тебя?! – Гришаня явно был взвинчен и поэтому позабыл пожелать мне доброго утра.

– У меня. – Я приготовилась произнести оправдательную речь, но он не дал мне опомниться.

– Прекрасно! Раз уж ей семья не нужна, пусть остается у тебя на ПМЖ. Вещички заберете в чемодане у консьержки. Физкультпривет. – В трубке послышались гудки.

– Это Гришка звонил? – В гостиную вплыла Женька, сладко потягиваясь.

– Гришка. Сказал, что дома ты больше не живешь, а твои вещи он оставит у консьержки.

– Совсем оборзел, придурок. Дай-ка сюда телефон!

Подруга несколько раз набрала домашний номер, но он был хронически занят. Видимо, Гришаня устроил это нарочно, демонстрируя свое полное нежелание разговаривать с непутевой женой. Женька попробовала набрать его мобильный, но безучастный металлический голос сообщил, что абонент временно недоступен.

– Думаю, тебе стоит срочно ехать домой, – обеспокоенно предложила я, пытаясь сообразить, с какой такой радости безобидный Гришаня совершил столь резвый наезд на супругу.

– Еще чего, – отмахнулась она, – не дождется. Я теперь женщина работающая, а следовательно, независимая. Где хочу, там и ночую.

– С ума взбесилась?

– Вовсе я не взбесилась. Просто пора положить конец домашней тирании.

– Ты что же, разводиться надумала? У тебя ж на руках дети!

– Успокойся, ничего я не надумала. Только Гришке не позволю обращаться с собой подобным образом.

– Каким это, интересно, таким образом? Ты и так сидишь у него на шее, свесив ножки, – вступилась я за Гришаню. – А в том, что замужней женщине положено ночевать дома, твой муж абсолютно прав. Езжай домой!

– Ни за что! Пока он сам ко мне не приедет и не покается. Будет еще в ногах у меня валяться. Я ему не собачка, чтобы меня на улицу выгонять! Ты не против, если я пока у тебя перекантуюсь? А по дороге на работу заедем за моими вещами.

– Погоди-погоди… А дети?

– Что – дети? Артемку мы на днях в летний лагерь отправили, он вернется только через месяц. А младшего Гришка все равно собирался на лето к своим родителям в Вологду отвезти. Вот пусть и отвезет.

– Ох и доиграешься ты когда-нибудь! Собственными руками угробишь свое семейное счастье. Вот возьмет Гришаня, психанет и найдет себе малолетнюю профурсетку. Они до денежных мужиков падкие, а твой муж, между прочим, в скупости не замечен.

– Не найдет он никого, – уверенно заявила подруга. – У него на это просто времени нет. Он погряз с ушами в бизнесе и ничего, кроме своей финансовой отчетности, в упор не замечает.

– Никогда не говори «никогда», – скептически заметила я.

– Да что ты заладила! Сказала же: ноги моей дома не будет, пока он не вымолит прощения, осыпая меня сиренью, как на нашем первом свидании.

– С ума сошла! Где он возьмет сирень в конце июня?

– Это его проблемы! Пусть хоть костьми ляжет, хоть в лепешку расшибется, но засыплет меня белой махровой сиренью. Давай поспим еще пару часиков, а то будем на работе, как две сонные курицы. У меня от недосыпа мешки под глазами появляются.

– Женька, а может, мы того… ну… на работу больше не пойдем?

– Ты что, белены объелась?! От страху все мозги потеряла? Я не позволю тебе лишить меня честного трудового заработка. Меня муж только что выгнал. Оставил, можно сказать, на улице без средств к существованию. Или ты уже обо всем позабыла?

– Бедненькая ты моя, – хихикнула я, – если не ошибаюсь, у тебя в кошельке три банковские карточки имеются. При разумном подходе тебе денег на пару лет хватит.

– На карточках – неприкосновенный запас. А так я смогу сама себя содержать.

– Ага. Только твой парикмахер берет по сорок долларов за стильную укладку. Маникюрша довольствуется лишь двадцаткой, а абонемент в тренажерный зал обходится больше сотни баксов в месяц. Я уже не говорю про мартини, креветочный мусс и суши. Ты готова без всего этого обходиться? Если нет, то должна тебя предупредить, что на доходы администратора ты особо не разгуляешься.

– Плевать. Главное, я докажу этому самодуру, что смогу обходиться без его жалких подачек. – Женька явно вошла в раж. В данный момент бесполезно убеждать ее в том, что четырехзначные суммы в твердоконвертируемой валюте, исправно оседающие на ее банковских счетах, грешно обзывать подачками. Поэтому я не стала биться лбом о глухую стену, а спокойно проговорила:

– Я не пойду на работу. Все. Точка. Можешь считать меня конченой истеричкой, но трупы своих начальников я нахожу не каждый день, вернее сказать, не каждую ночь.

– Нет, ты не истеричка, ты предательница. Из-за какого-то валявшегося на асфальте мужика бросаешь лучшую подругу на произвол судьбы, да?

– Вовремя предать – это не предать, а предвидеть! А мое шестое чувство предвидит неприятности. И боюсь, что безвинно погребенные тараканы нас от этих неприятностей не спасут. К тому же ноги у меня в кровь растерты, а старые очки годятся только для домашнего употребления: оправа потертая, стекла в царапинах. Да в них я вообще похожа на черепаху Тортилу.

– Ты в любых очках похожа на Тортилу.

– Спасибо на добром слове, – проворчала я. – Умеешь поднять настроение в трудную минуту.

– При чем тут трудная минута? Я тебе давно талдычу, что с твоей внешностью нужно что-то делать.

– Оставь мою внешность в покое! И все равно в ресторан я больше не пойду. Ни за какие коврижки!

– Дело хозяйское, – фыркнула напоследок Женька и, надувшись, удалилась на кухню.

Оттуда незамедлительно долетел грохот кастрюль. Никакие переживания не заставят мою подругу отказаться от сытного завтрака.

* * *

В начале двенадцатого мы уже загружались в Женькину машину. По пути заехали к ней домой, вернее, даже не домой, а в ее подъезд. Естественно, никакого чемодана с вещами у консьержки не оказалось. Для Гришани произнесенные вслух угрозы сами по себе – сверхгероический поступок. Глупо было ожидать, что он действительно выставит за порог Женькины вещи. Правда, этот факт ничуть не уменьшил ее воинственного настроения. Она наотрез отказалась подниматься в свою квартиру, смирившись даже с тем, что ближайшее время ей придется провести в униформе, которая могла принадлежать покойнице.

Затем Женька довезла меня до стоянки, где осталась с ночи моя «Вольво», после чего наши дорожки разошлись. Я порулила на поиски ближайшей оптики, а моя подруга поспешила в ресторан.

Магазин, торгующий очками, отыскался практически сразу. Я выбрала симпатичную оправу и присела в кресло, ожидая, пока мастер вставит в нее стекла. Не прошло и десяти минут, как пиликнул мой мобильный.

– Маруська, ты где? – провизжала в трубку Женька.

– В оптике. Чего тебе надо?

– Давай там завязывай быстрее и дуй сюда, в ресторан. И бутылку коньяка купи по дороге.

– Зачем?

– Ну, я же тебе обещала, что будешь еще со своим замдиректора на брудершафт пить.

– Он что же, объявился на работе? – отказалась я верить собственным ушам.

– Явился не запылился твой покойничек. Демонстрирует лошадиное здоровье и махровую паскудность. Представляешь, углядел на ковролине одну несчастную соринку и потребовал от уборщицы пропылесосить весь зал по новой. А до открытия ведь всего несколько минут осталось. Так ты приедешь?

– Ладно, уболтала. Сейчас подъеду.

Правда, согласилась я вовсе не потому, что снова пошла на поводу у подруги. Мне просто необходимо было своими глазами увидеть человека, который вчера был безнадежно мертв, а сейчас раздает ценные указания уборщице.

Едва дождавшись, пока мастер закончит возиться с очками, я впрыгнула в машину и вернула свою «Вольву» на все ту же автостоянку неподалеку от ресторана.

Женька обнаружилась на кухне, поглощенная дегустацией какого-то аппетитного на вид блюда под чутким руководством добродушного шеф-повара.

– Уже добралась? – обрадовалась она. – Ух ты, наконец-то ты себе стильную оправку подобрала. Сразу на пару лет помолодела. Открывай рот. – С этими словами она затолкала в меня приличный кусок нежнейшего мяса с каким-то мягким, сладковатым соусом.

– Ладно тебе подлизываться, – пробурчала я с набитым ртом. – Потрясающе вкусно. Что это?

– Ты сначала проглоти. – Какое-то странное беспокойство закралось в душу, но я все же дожевала, после чего вопросительно уставилась на нее.

– Проглотила?

– Ага.

– Поздравляю. Мы теперь с тобой настоящие лягушатницы.

– Кто-кто? – в ужасе выдохнула я.

– Лягушатницы.

Лягушачья лапка, уже успевшая плюхнуться в желудок, активно запросилась назад, посягая на девственную чистоту кафельного пола и угрожая нанести сокрушительный удар по самолюбию шеф-повара. Женька, прекрасно осведомленная о моих проблемах с вестибулярным аппаратом, довольно ухмылялась, наблюдая, каких трудов мне стоит укрощение бунтующего организма. Но, следует отдать себе должное, – сила духа все же возобладала над зовом моей обманутой плоти.

Немного отдышавшись, я потянула Женьку в крохотную комнатушку, предназначенную для переодевания и отдыха персонала. Попутно высказала ей все, что думаю о ней самой, ее родственниках и о пращурах современных земноводных, французами-извращенцами превращенных в кулинарный изыск.

К счастью, никого из сотрудников в комнате отдыха в данный момент не было. Убедившись, что мы действительно наедине, я недоверчиво поинтересовалась:

– Ты Глеба Николаевича собственными глазами видела?

– Вот как тебя сейчас.

– И как он выглядит?

– Как живой. Вернее, он и есть живой. Хочешь, сама пойди убедись. Он у себя.

– Как ты себе это представляешь? Не могу же я просто так, без всякой надобности, взять и вломиться к нему в кабинет.

– Ты коньяк купила? – уточнила Женька.

– Разумеется, нет. Какой начальник одобрит пьянство в начале рабочего дня? Или ты предлагаешь мне зайти к нему с бутылкой и честно признаться, что вчера ночью мне померещился его труп.

– А почему бы и нет? Юмор сближает.

– Что ты нашла в этом смешного? Да и кто тебе сказал, что я намереваюсь с ним сближаться?

– Ну, ты прям точно собака на сене, – ворчливо отозвалась она, – сама не знаешь, чего хочешь.

– Я всего лишь хочу его увидеть. Если с ним все в порядке, то, следовательно, что-то не в порядке со мной. Галлюцинации – это тревожный звоночек.

– Успокойся, не было у тебя никаких глюков. Я ведь тоже видела этого мужика в арке. Отсюда напрашивается вывод: либо тот мужик был просто похож на нашего замдиректора, либо это действительно был он, но совсем не мертвый. Мало ли, какие припадки с людьми случаются. Полежал себе человек немножечко на асфальте, потом отряхнулся и поехал домой.

– Глупости! Труп не мог никуда поехать, – отрезала я.

– Тоже мне, докторша нашлась. Ты что, страшных историй не читала о том, как люди, которых дипломированные врачи признали умершими, в морге приходили в себя. Это, как его… сон литургический называется.

– Летаргический, – машинально поправила ее я, подумав о том, что, в общем-то, при нынешней безалаберной медицине от летаргии до поминальной литургии дорожка всего-то в полвершка. Открываешь себе глаза, потягиваешься спросонья, а вокруг темень кромешная и деревянная крышка сверху прочно заколочена. Может, поэтому у нас принято хоронить покойника на третий день? Дают люди новопреставленному последний шанс оклематься. Главное, не злоупотребить терпением родственников, а то могут второпях и на второй день закопать, не разобравшись.

– Чем это вы тут занимаетесь? – В дверном проеме невесть откуда образовался Глеб Николаевич собственной персоной.

Если он и пребывал прошлой ночью в состоянии летаргического сна, то на его здоровье это никак не отразилось. Он выглядел свежим, подтянутым и, по обыкновению, крайне раздраженным.

– Мы ту-у-ут… – затянула было Женька, но он не дал ей договорить.

– Почему не в форме? – Глеб Николаевич уставился на меня испепеляющим взглядом, а я только теперь сообразила, что благополучно пребываю в джинсах и футболке. Вот Женька, не имевшая возможности сменить одежду, не в пример мне, выглядит как порядочный администратор. А в моей голове нет ни одной умной мысли в свое оправдание. К счастью, вместо меня заговорила подруга, справедливо рассудив, что лучший способ защиты – это нападение.

– А почему вы нас не предупредили о том, что у вас умерла некая Юля? – скороговоркой налетела она на замдиректора. – Виданное ли дело, выдавать новым сотрудникам униформу, принадлежавшую покойнице. Маша у нас – человек впечатлительный. И по вашей милости ее всю прошлую ночь кошмары мучили. Даже вы ей мертвым пригрезились.

– Чего-чего? – опешил от такого напора Глеб Николаевич.

– Я говорю, Маша настолько распереживалась по поводу униформы, что вы ей привиделись мертвым в темной арке.

– Где-где я привиделся?!

– Да не важно где! Важно, как ей бедной работать после бессонной ночи? Еще толком и к обязанностям не приступили, а уже такие моральные издержки с трупом. Маш, скажи! – Женька требовательно глянула в мою сторону.

– М-м-мы, – красноречиво поддержала я ее выступление.

– Погодите-погодите, – в голосе Глеба Николаевича почувствовалась некоторая растерянность, – чей труп ты видела? Юли? Ты была с ней знакома?

– Да нет же! – принялась вместо меня объяснять Женька. – Никакой Юли мы знать не знали. Просто вчера выяснилось, что эта самая Юля умерла, а нам в наследство осталась ее униформа. Вот Маша и разнервничалась.

– А при чем здесь труп?

– Ни при чем! – Подруга начала раздражаться от его непонятливости. – Я говорю, у Маши на нервной почве галлюцинации. Ей привиделось, будто вы в темной арке мертвым лежали. Понятно?

– В какой арке? – Здесь уж нам стало понятно, что ему совершенно ничего не понятно. Вечно Женька суется, куда ее не просят, со своими объяснениями. Нет бы просто сказать ему, что униформу я нечаянно утюгом сожгла. Кому, спрашивается, нужна голая правда во всей своей неприглядной красе? Нагишом и женщина-то не всякая хорошо выглядит, а уж нагая правда… Теперь, чего доброго, замдиректора запишет меня в неврастенички. Я сочла необходимым вмешаться:

– Глеб Николаевич, простите, пожалуйста, мой внешний вид. Я правда не могу заставить себя надеть одежду после покойницы. Сейчас быстренько съезжу домой и надену какой-нибудь подходящий костюмчик. Можно?

– А арка? – На физиономии начальника застыло отрешенное выражение.

– Так не было никакой арки, – заверила я, повесив на лицо виноватую улыбку, – и никакого трупа тоже не было. Мне ночью приснился обычный кошмар. До сих пор не могу в себя прийти.

– Ну вы, блин, даете, девки. Ты, – он ткнул пальцем в Женькину сторону, – живо марш в зал. А ты, – Глеб Николаевич развернулся ко мне, – отправляйся домой. Как хочешь разбирайся, но чтоб завтра я тебя в таком прикиде не видел.

Изобразив раскаяние, я прошмыгнула к выходу, попутно соображая, означает ли это, что сегодня на работе можно больше не появляться.

* * *

Покинув ресторан, я забрала машину со стоянки и направилась в Центральный дом тканей, где мне удалось подобрать ткань, отдаленно напоминающую ту, из которой пошита униформа. Купила сразу лишние метры и на Женькину долю. Потом поехала к портнихе. За утроенную плату договорилась с ней, что завтра в одиннадцать я заберу готовый костюм.

Дома меня поджидал надрывающийся телефон.

– Где она? – буркнул вместо «здрасьте» Гришаня. Однако в сравнении с утренним звонком в его голосе было уже куда меньше боевого запала.

– На работе.

– Почему мобильный не берет?

– Не знаю. Но раз уж ты выставил ее из дому, какое это имеет значение? Кстати, она собирается жить у меня, пока ты не засыпешь ее белой сиренью, как на вашем первом свидании.

– Твою мать… – скорее не выругался, а пожаловался он в поисках сочувствия.

– Сам виноват.

– Знаю. Но у меня тут мелкие неприятности. Я утром нечаянно вспылил. И еще Женька куда-то все документы засунула, а мне срочно нужен паспорт. Позвони ей, а то она, наверное, на мой номер откликаться не желает.

– А зачем это тебе паспорт понадобился? – подозрительно поинтересовалась я, вспомнив, что документы требуют в ЗАГСе при подаче заявления на развод.

Любой другой мужик на месте Гришани после такого вопроса немедленно бы разложил по понятиям, что он ни перед кем не обязан держать отчет о своих намерениях. Тем более не должен отчитываться перед лучшей подругой своей жены. Любой другой, но только не Гришаня. Не зря я убеждена, что Женьке сказочно повезло в личной жизни. Таких покладистых мужиков, по моему мнению, нужно вообще заносить в Красную книгу и бережно охранять, как исчезающий вид.

Вот и сейчас Гришаня, вместо того чтобы послать меня куда подальше, спокойно пояснил:

– Я малого обещал к родителям на месяц-другой привезти, а билеты на самолет без паспорта не продадут.

Повод серьезный, и, пожалуй, авиаперелет в Вологду особого урона Женькиному семейному благополучию не нанесет. Но я решила это самое семейное благополучие немного подстраховать.

– Я постараюсь узнать, где лежит твой паспорт, а ты немедленно займешься проблемой с белой сиренью. Может, удастся ее как-нибудь заказать в Голландии?

– Сомневаюсь. – Он издал протяжный жалостный вздох и повесил трубку. А мне стало ясно, что проблема белой сирени автоматически ложится на мои плечи. Зная характерец подруги, без этих чертовых цветов Гришане перемирие никак не светит.

Угораздило же Стрельцова притащить Женьке на первое свидание именно сирень. Нет бы купить банальные розы или хотя бы орхидеи. Подозреваю, что великий бизнесмен просто закрутился тогда на работе и ухватил по дороге первую попавшуюся охапку цветов. И вот теперь мне придется расхлебывать его безалаберность. Хуже сирени посреди лета могут быть разве что подснежники.

Можно даже не пытаться заказывать весенние цветы у нас. Местные торговцы наверняка примут меня за полоумную. Остается – позвонить родственникам в Москву. Мужчины, конечно, заняты работой, но мама и невестка вполне смогли бы подсуетиться и раздобыть сирень. Но сначала следует позвонить Женьке насчет паспорта. Негоже ребенку все лето париться в душной квартире. А под Вологдой у родителей Гришани отличная дачка, самое место выпасать внука.

Женька немедленно откликнулась на мой звонок. Вероятно, Гришаня прав: его звонки она игнорирует сознательно.

– Как дела? – зазвенел в трубке ее жизнерадостный тенорок.

– У меня в порядке. А вот твой благоверный затосковал.

– Он тебе звонил?

– Звонил. Его раскаянию нет предела. Может, хрен с ней, с сиренью? – Я сделала вялую попытку избавиться от лишней головной боли.

– Никогда! – безапелляционно заявила подруга. – Не будет ему прощения без сирени.

– Как знаешь. Только он паспорт свой не может найти. А без паспорта ему билеты в Вологду не, продадут.

– Где ж ему паспорт-то найти… – злорадно хмыкнула Женька. – Все наши документы хранятся в правом верхнем ящике комода. Причем лежат они там с момента покупки новой мебели. Улавливаешь?

– Что? Какая такая новая мебель? – удивилась я, поскольку всю обстановку в квартире Женька: сменила довольно давно и ничего нового, насколько мне известно, не покупала.

– Вот и я о том же, – подтвердила она мою мысль. – Наши документы лежат в комоде последние четыре года. Но если рассматривать дом как ночлежку, а жену как няньку, то вовсе не обязательно забивать свою голову такими глупостями. Паспорт – это еще ничего. Вот посмотрю, как он ребенка соберет в дорогу.

– А ты бы взяла и помогла, – не удержалась я.

– Фигушки! Пусть хлебнет самостоятельности. Назвался груздем – полезай в кузовок.

Она еще немножко похихикала на тему бытовой бестолковости своего мужа, после чего мы простились, а я перезвонила Гришане и сообщила ему, где искать паспорт. По ходу дела выяснилось, что он планирует вылететь в Вологду в пятницу и вернуться в понедельник. Хорошо бы примирить их с Женькой сразу по его возвращении.

Не откладывая дела в долгий ящик, я набрала московский номер своих родных. Трубку сняла жена брата. Не вдаваясь в детали, я попросила ее любой ценой добыть к условленному сроку белую махровую сирень. Светку моя просьба несколько удивила, но, будучи человеком воспитанным, лишних вопросов она задавать не стала. Еще невестка пообещала о моей просьбе никому не рассказывать. Меньше всего мне хотелось бы нарваться на ехидные насмешки брата.

На работу я решила больше не ездить и провела остаток дня, вплоть до Женькиного полуночного возвращения, на диване перед телевизором.