Текст книги "Поцелуй Ледяной розы"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
– Вот как… – покачал головой Рене. – Магия… Из-за Мэрион тебе кажется, что лучше не знать, кто истинный виновник смерти твоей матери, Анри? Я думаю, ты ошибаешься. Пока не узнаешь наверняка, это так и будет стоять между тобой и Мэрион. Невнятно, в глубине души, но будет. Другое дело, если, зная правду, ты сможешь сказать себе: дочь не отвечает за грехи своего отца. Она будет носить твое имя, не его. Леди Мэрион де Дюньер. Забавно, что Беннет – если выживет, конечно, – должен будет тебе низко поклониться за то, что ты снизойдешь до его дочери.
– Отец! – возмутился Анри.
– Тихо, тихо! Это мы знаем, как все обстоит на самом деле, но люди будут говорить именно так. Сейчас я оставлю вас, у меня есть дела здесь. Увидимся завтра, на турнире.
– Знаете, Хьюго, – сказал Анри, когда Рене вышел, – я думал не только о Мэрион. Ее мать, брат, сестры – все будут опозорены.
– Что поделаешь, – вздохнул тот. – Это не их вина, и они действительно не отвечают за грехи мужа и отца. Но тень все равно ляжет на них, хотим мы этого или нет.
Ночью Анри лежал на скамье без сна, прислушиваясь к вою ветра за окном.
Завтра все изменится. Независимо от того, чем закончится Божий суд.
Ему не хотелось думать, что высшие силы могут принять сторону зла. Но как знать? Возможно, Беннет еще для чего-то нужен в этом мире, а его время уже истекло. Ведь если ему не удастся оправдаться этим поединком, его тут же схватят и, скорее всего, казнят за убийство шерифа.
Нет, об этом лучше было не думать. Лучше думать о Мэрион. Как она живет в аббатстве. Сейчас наверняка крепко спит. А может, и нет. Может, думает о нем. Молится за него.
Анри как наяву увидел ее прозрачно-голубые глаза, призывно приоткрытые губы, золотистые волосы, водопадом сбегающие на спину из-под покрывала. Вспомнил ту ночь, которую провел с ней один на один в монастырской келье в качестве служанки Анриетты. Как кружилась голова и мутилось сознание от того, что она так близко – только руку протяни. Как благоразумие боролось с желанием и все же смогло одержать верх.
Уснул Анри ближе к утру. Показалось, что не прошло и минуты, как Хьюго разбудил его.
– Вставайте, де Дюньер! Нам надо быть готовыми задолго до полудня.
– Скажите, Хьюго, – Анри сел на скамье и обхватил голову руками, – вам не страшно? Божий суд – это ведь не бой для забавы. Это удар, который наносится боевым оружием с намерением убить.
– Страшно, Анри, – Хьюго опустился на скамью рядом с ним. – Но я верю в высшую справедливость. А еще… Вы же знаете, Мэрион дорога мне. И я искренне хочу, чтобы она была счастлива. Пусть даже не со мной.
Анри растроганно обнял друга, и волнение его стало еще сильнее.
– Я думаю, вам стоит появиться перед всеми, не дожидаясь начала, Анри, – подумав, сказал Хьюго. – После мессы Уолтер скажет речь и объявит турнир открытым. Сначала будет жюст – поединки на копьях, потом меле – сражения отрядов. Перед жюстом вам и надо будет обратиться к нему. Если вас попытаются остановить, кричите, что требуете Божьего суда. Чтобы все слышали.
День выдался ясный и холодный. Ветер, накануне разогнавший тучи, стих, и казалось, что все вокруг замерло в ожидании. Рыцарские турниры в Англии не проводились восемь лет. Отец короля Ричарда Генрих II запретил их после смерти сына Джеффри, погибшего на турнире в Париже. Первый разрешенный турнир, согласно королевскому ордонансу, должен был пройти неподалеку от дворца юстициария Уолтера, однако в дальнейшем для них отводились специальные места за городскими стенами. За участие в турнире граф должен был заплатить двадцать марок серебром, рыцарь, владеющий земельным наделом, четыре, а безземельный – две.
Вдоль огражденного ристалища были сколочены деревянные помосты с местами для знати и отдельно для дам. Простолюдины толпились поодаль. Сам наместник сидел на возвышении под балдахином, рядом с ним расположились его советники и приближенные.
Дожидаясь окончания мессы, которая служилась за переносным алтарем, Анри разглядывал зрителей на помостах. Среди них он увидел отца, а чуть дальше Беннета.
– Дьявол! – прошипел Хьюго, проследив его взгляд. – Я не думал, что он притащит сюда мальчишку.
Рядом с Беннетом сидел миловидный юноша, скорее, подросток лет пятнадцати, лицом похожий на Мэрион.
– Джеффри? – спросил Анри.
– Да. Жаль, что придется убить отца на глазах сына. Не перепутайте копья, Анри. Острое, не тупое!
– Но Беннет не собирается участвовать, иначе он не сидел бы там.
– Неважно. Если вы потребуете судебный поединок, ему некуда будет деваться. Он не женщина и не старик, чтобы выставить кого-то за себя. Вы – как обвинитель – можете. А для обвиняемого это позор.
Как только закончилась месса, рыцари выстроились в колонну и выехали на ристалище под восторженные крики зрителей. Возглавляли ее герольды и судьи, с боков следовали музыканты, жонглеры и шуты. Когда колонна объехала место будущего сражения кругом, главный герольд зачитал королевский указ о возобновлении турниров, после чего со своего места встал юстициарий. Он произнес напутственное слово и поднял руку. По его взмаху трубач должен был подать сигнал к началу. Но опустить руку Уолтер не успел. К помосту выбежал Анри.
– Юстициарий Уолтер! – крикнул он. – Я – рыцарь Анри де Дюньер. Требую судебного поединка с Чарльзом Беннетом, графом Скайвортом. Требую Божьего суда!
31.
Сначала, всего на одно мгновение, воцарилась мертвая тишина. Потом все вокруг загудело – как будто пронесся порыв ветра перед началом грозы.
– Де Дюньер! Беннет! – раздавалось отовсюду.
Беннет вскочил со своего места – бледный, как полотно. Уолтер медленно встал и поднял руку.
– Подойдите ближе, де Дюньер, – приказал он. – В чем вы обвиняете графа Скайворта? Говорите громче, чтобы все вас слышали.
– Я обвиняю его в убийстве Джилфрама Готерта, шерифа Гэмпшира.
Как будто молния ударила в землю, и тут же раздался раскат грома. Сотни голосов сливались в мощный гул. Уолтер подал знак одному из герольдов, и тот громко протрубил сигнал: «Внимание!»
Дождавшись, когда шум уляжется и воцарится напряженная тишина, юстициарий кивнул Анри:
– Продолжайте!
– В мае этого года Беннет столкнул шерифа с галереи Портчестерского замка в Портсмуте, когда король дожидался отплытия в Нормандию. И обвинил в этом меня. Он видел, что я нахожусь неподалеку, на галерее. И знал: я не смогу опровергнуть его обвинения, поскольку никто не сможет подтвердить, что я был в то время в другом месте. Мне пришлось скрываться в надежде, что правда восторжествует. Но этого не произошло. Поэтому я требую поединка, чтобы свершилось высшее правосудие. Кроме того…
Анри хотел добавить к своему обвинению то, что Беннет совращал юношей, однако словно почувствовал спиной взгляд Джеффри – полный ужаса и стыда.
– Я все сказал, – он поклонился.
– Чарльз Беннет, граф Скайворт, – Уолтер повернулся к Беннету. – Есть ли хоть один человек, который подтвердит, что убийство было совершено рыцарем Анри де Дюньером? Или человек, который подтвердит, что во время убийства шерифа вы находились в его обществе? Отвечайте – как перед богом.
– Нет, ваша милость, – после долгого молчания сказал Беннет.
– Есть ли причина, по которой вы можете отказаться от поединка? Болезнь, немощь, увечье?
– Нет, ваша милость.
– В таком случае ваш отказ будет воспринят как признание своей вины.
Беннет молчал. В ожидании замерли и все остальные. Только всхрапывали и били копытами кони, возбужденные не меньше, чем всадники.
– Я принимаю вызов де Дюньера, – ответил он наконец.
– Де Дюньер, будете ли вы сражаться сами? – Уолтер снова повернулся к Анри, и это движение повторили все собравшиеся.
– Нет, ваша милость. Я намерен жениться на леди Мэрион Беннет, поэтому не могу убить ее отца. Вместо меня выступит сэр Хьюго де Деньян.
И снова над ристалищем прокатился гул изумления.
– Вы в своем праве, – кивнул Уолтер. – Лорд Скайворт?
Теперь в шуме появился оттенок насмешки. Добровольно выступить за обвиняемого в убийстве? Да еще за такого человека, как новоявленный граф? Дураков нет.
– Я буду сражаться сам, – Беннет с трудом проглотил слюну.
– Тогда у вас есть время подготовиться. Вам подберут доспехи. Когда закончится меле, вы выйдете с де Деньяном на жюст. Если же вы попытаетесь скрыться, этим подтвердите свою вину. И тогда будете считаться вне закона. А теперь…
Уолтер сделал знак герольду, и тот протрубил, объявляя турнир открытым.
На противоположные концы дорожки, разделенной вдоль невысоким барьером, выехала первая пара рыцарей со щитами и длинными копьями. Опустив забрала шлемов, они ждали сигнала от дамы, которая – за неимением супруги у архиепископа – была объявлена хозяйкой турнира.
Упавший платок, короткий сигнал трубы – и рыцари понеслись навстречу друг другу, целясь копьями в щиты, так, чтобы выбить противника из седла.
Анри стоял в углу ристалища рядом с Хьюго и пытался отдышаться.
– Я как будто пробежал несколько миль, – сказал он.
– Успокойтесь, Анри, – Хьюго похлопал его по плечу. – Вы свое дело сделали. Молитесь теперь за меня. Если вдруг Господь отвернется от нас, то и вам будет худо. К обвинению в убийстве добавится еще и клевета. Скажите лучше, вы остановились на полуслове. Пожалели щенка Беннета?
– Да, – кивнул Анри. – Может, он и знает о паскудных привычках своего отца. Но одно дело знать, а другое – когда об этом объявляют во всеуслышание. Ему достаточно того позора, которого он уже хлебнул сегодня. И, надеюсь, еще хлебнет, если… когда вы победите.
Подбадривающие крики сменились разочарованным воплем толпы: щит одного из рыцарей разлетелся на обломки, но всадник усидел в седле. Такой удар оценивался в одно очко и не мог принести победы. Рыцари снова разъехались к началу барьера.
– Хьюго, не забудьте о том, что я вам сказал, – напомнил Анри. – Ваша лошадь на быстром скаку будет смещаться вправо, к барьеру. Держите ее чуть левее, иначе можете промахнуться и не попасть в щит.
На втором съезде удача улыбнулась рыцарю, который сменил разбитый щит. От его удара противник вылетел из седла и мешком упал под ноги лошади. Судьи турнира с длинными белыми шестами – знаками своего отличия – бросились проверять, жив рыцарь или нет, а если жив, может ли продолжать схватку. Просто выбить соперника из седла означало получить два очка, но это еще не означало победу, если тот был в состоянии сражаться дальше. Смерть или увечье оценивалась в три очка, и тут уже вопросов быть не могло.
Оруженосец и слуга унесли своего господина за пределы ристалища. Победитель кивнул своему оруженосцу, который подобрал копье и щит проигравшего и поспешил туда, где с того снимали доспехи. Слуга увел под уздцы лошадь.
– Кажется, жив, – заметил Хьюго. – Конь неплох. А вот доспехи дрянь, ничего за них не выручить.
– Отец рассказывал, что знал когда-то бедного рыцаря, который странствовал от одного турнира к другому. Везде побеждал и здорово разбогател, продавая выигранных лошадей и доспехи. Хватило на приличный надел земли.
– Ну, сейчас бы он вряд ли так обогатился, – Хьюго одернул сюрко. – Учитывая пошлины, которые надо заплатить за участие.
Когда схватки в жюсте закончились, настал черед меле – общего сражения, больше похожего на свалку. По знаку командиров две группы сошлись и смешались в кучу. Каждый пытался спихнуть противника с коня на землю, руками или с помощью оружия. Шум стоял такой, что у зрителей закладывало уши, но они с радостью добавляли в него своих криков.
Упавшие на землю пытались снова вскочить в седло и вернуться в битву, рискуя попасть под копыта или получить серьезную рану. Хотя копья и мечи использовали тупые, это не слишком помогало. Пострадавших после меле всегда было больше, чем после жюста, но это мало кого останавливало. Судьи сновали между рыцарями, рискуя не меньше, а может, и больше. Почетный судья с дамским головным украшением на копье служил посредником между дамами и участниками схватки. Когда дамы со своих мест видели, что кто-то из рыцарей ослаб и может пострадать, они подзывали судью и указывали на несчастного. Судья направлял на него конец своего копья, и никто не смел прикоснуться к бедолаге, пока тот не покидал ристалище.
Хьюго в сражениях не участвовал. Он стоял поодаль, рядом со своим конем, полностью готовый к поединку. Анри держал его шлем и копье – опасное, с острым наконечником. В таких схватках обычно все решал один удар, второго уже не требовалось.
Жюст считался самым сложным из всех видов рыцарских поединков. Копье в правой руке и щит на сгибе левой сильно уменьшали возможность управлять конем. Обучаясь рыцарским премудростям, юные оруженосцы чаще сражались без щитов, лишь обозначая тупым копьем удары в корпус или по шлему, но даже это было очень опасно. Удар боевым копьем чаще всего нес с собой смерть или тяжелую рану.
Наконец меле закончилось. Раненых унесли, обломки доспехов подобрали, барьер, снятый на время, вернули обратно. Герольд протрубил, и все замерли в напряжении таком сильном, что оно ощущалось всем существом – как приближение грозы.
Сев с помощью Анри в седло, Хьюго опустил забрало шлема, надел щит взял копье.
– Боже, не оставь нас своей милостью, – прошептал он, направляясь к барьеру.
К противоположному концу подъехал на черном жеребце Беннет. Несмотря на годы, он был вполне в силе, ростом и крепостью превосходя Хьюго, еще не перешагнувшего за порог юности.
– Рыцарь Хьюго де Деньян вызывает на поединок Чарльза, графа Скайворта, – опустив после сигнала трубу, провозгласил герольд. – Да свершится Божий суд и воцарится справедливость.
Упал платок, и еще не смолк звук трубы, как оба всадника сорвались с места, устремившись навстречу друг другу. Только топот копыт раздавался над ристалищем. В следующее мгновенье тишина сменилась ревом толпы. Анри закрыл лицо руками.
Хьюго промахнулся. Его копье даже не коснулось Беннета. Но и сам он остался в седле. Лишь на щите красовалась борозда, вскользь прочерченная острым наконечником.
32.
– Второй поединок! – объявил герольд, когда Хьюго и Беннет, переведя дух, снова приготовились пустить коней вскачь навстречу друг другу.
Упал платок хозяйки турнира, короткий возглас трубы – и всадники помчались вдоль барьера, нацелив копья. Зрители взревели, пожалуй, даже громче, чем во время меле. Все понимали, что сейчас решается судьба противников, третьей возможности уже не будет. Первый промах мог быть случайностью. Но никто еще не слышал о судебном поединке, который потребовал бы трех схваток.
– Хьюго, левее! – крикнул Анри.
Сначала ему показалось, что тот не услышал. Или не понял. Но в тот же момент он увидел, как рыжий конь, почувствовав давление ноги, едва заметно сместился левее.
Беннет оказался проворнее, но его копье снова лишь коснулось щита Хьюго. Покачнувшись в седле, тот нанес удар, всего на одно короткое мгновение позже. Как будто ахнул один человек – но звук этот издали одновременно сотни глоток.
Зацепившись за седло, Беннет свесился с него вниз головой. Он еще пытался удержаться, но лошадь, всхрапнув, встала на дыбы и сбросила его спиной на барьер. Беннет сдавленно вскрикнул и упал на взрыхленную копытами мокрую землю. Судьи с белыми шестами поспешили к нему.
Анри издали поймал взгляд Хьюго, полный отчаянья. Если Беннет поднимется и будет способен продолжать поединок…
Нет, не может быть! Не может бог быть так жесток.
Судьи, склонившиеся над Беннетом, поднялись во весь рост. Один из них повернулся к Уолтеру и опустил свой шест. Другой сделал знак слугам, которые бросились к лежащему без движения телу. Юстициарий встал со своего места и кивнул герольду. После короткого сигнала трубы он поднял руку и провозгласил:
– Божий суд определил, что правда на стороне рыцаря Анри де Дюньера. Чарльз Беннет, граф Скайворт, признается виновным в убийстве шерифа Готерта и в клевете.
Толпа гудела и ревела, как чудище из ночных кошмаров. Анри запрокинул голову, задыхаясь от подступивших слез. Бросивший коня на ристалище Хьюго подбежал к нему, снимая на ходу шлем, и крепко обнял. Рене, кое-как протиснувшись между вскочившими на ноги зрителями, спрыгнул с помоста и поспешил к ним. Поравнявшись со слугами, которые несли Беннета, он приостановился взглянуть на него, но только рукой махнул.
– Он жив? – спросил Анри, когда отец выпустил его из крепких объятий.
– Да. Еще да. Впрочем, это уже неважно. Похоже, он сломал спину или шею и вряд ли долго протянет. Жаль мальчишку, лучше бы ему всего этого не видеть.
Анри повернулся и посмотрел туда, где в последний раз видел Джеффри, но не смог разглядеть его за скоплением народа.
– Интересно, как скоро эта новость доберется до короля? – усмехнулся Рене. – Его любимец…
– Видимо, так скоро, как до короля доберусь я, – устало вздохнул Хьюго. – Я задержался только из-за турнира. Теперь вы оправданы, Анри. Что будете делать? Вернетесь на королевскую службу?
– Нет, – покачал головой тот. – Отец, вы поможете мне выплатить щитовой сбор, чтобы не возвращаться в войско? Я намерен поехать в Нормандию с Хьюго и привезти сюда Мэрион.
– Не торопись, – остановил его Рене. – Сбор я за тебя заплачу, разумеется. Но отец Мэрион еще жив… к сожалению. И даже если умрет, ты все равно не сможешь на ней жениться без позволения короля и герцогини Алиеноры. Она еще не вошла в возраст совершеннолетия, а знатные сироты могут вступать в брак лишь по королевскому разрешению. Как и вдовы.
– Герцогиня возражать не будет, я уверен. Но вот король…
– Пока не встретишься с ним, не узнаешь. Значит, тебе придется отправиться не в аббатство, а к Ричарду. Только сначала получить письменное свидетельство о том, что Божий суд тебя оправдал.
Турнир был окончен, и еще предстояли выборы красивейшей дамы, но, кажется, это уже никого не интересовало. Люди собирались группами и возбужденно обсуждали судебный поединок. Граф Скайворт, бывший приближенным короля больше двух десятков лет, оказался убийцей и клеветником!
Когда толпа поредела, Анри наконец увидел сына Беннета, которому что-то говорил один из советников Уолтера. Джеффри покачал головой и покорно пошел за ним к выходу с ристалища. Рене пристально смотрел ему вслед, о чем-то задумавшись.
– Отец? – Анри тронул его за плечо, и тот вздрогнул.
– Надо узнать, где он. Беннет. И что с ним.
– Зачем? – удивился Хьюго. – Что вы задумали, сэр? Надеюсь, не собираетесь его пытать?
– Нет. Но кое-что задумал. И, возможно, мне понадобится ваша помощь.
Анри смотрел на отца и не узнавал – таким жестким, почти незнакомым, стало его лицо. Резкие черты, сощуренные глаза с ледяным блеском…
– Он состоит при наместнике, – сказал Хьюго. – Значит, живет во дворце. Туда и понесли. Я знаю, как пройти с хозяйственной стороны. Вот только как там его найти? Разве что подкупить слуг?
Он кивнул Джошу, который вернулся из Хайбриджа вместе с Рене, и тот поспешил заняться конем и доспехами.
Во дворце хватило пары мелких монет, чтобы узнать все, что было необходимо. Беннета отнесли в его комнату и приставили к нему стражу – на тот случай, если выживет. Тогда ему предстояло отправиться в тюрьму и ожидать решения юстициария. Судебные поединки чаще всего оканчивались смертью одного из участников, но если побежденный все же оставался в живых, его поражение считалось бесспорным доказательством вины. И тогда дело было лишь за приговором.
Впрочем, приглашенный лекарь сомневался, что Беннет доживет до вечера, и настоятельно советовал пригласить священника, дабы умирающий смог покаяться в своих грехах и упокоиться с миром.
– И что, отправили за священником? – поинтересовался Рене.
– Да. В ближайший монастырь, – слуга, обрадованный неожиданным прибытком, готов был рассказать все, что знал и чего не знал.
– А разве здесь не нашлось ни одного священника? Во дворце архиепископа?
– Но он же преступник, – удивился слуга. – И умирает после Божьего суда. А таких исповедуют только монастырские.
– Прекрасно, – бросил Рене, торопясь к выходу. – Стоит поспешить.
– Отец, вы можете объяснить, что собираетесь делать? – Анри и Хьюго едва поспевали за ним.
– Надеюсь, пришло время узнать все тайны Чарльза Беннета, – глаза Рене опасно блеснули. – А дорога к монастырю, насколько мне известно, идет через лес.
Рене и Хьюго переглянулись, но ничего не сказали.
Правило турниров, по которому все вооружение и конь проигравшего достаются победителю, не работало во время судебных поединков. Тем более, доспехи для Беннета одолжили у других рыцарей. Но про его черного коня все забыли, и Хьюго решил, что вполне может забрать его себе. Таким образом Анри наконец-то мог ехать верхом так, как подобало его положению, а не на осле, вроде слуги, монаха или женщины низкого происхождения.
Небольшой лес подступал почти к самым стенам города. Проехав меньше мили, Рене, Анри и Хьюго спешились и отвели лошадей за деревья – так, чтобы их было не видно с дороги.
– Теперь остается только ждать, – Рене сел на ствол поваленного дерева. – Будем надеяться, что монах поторопится и мерзавец Беннет не умрет без покаяния.
– Вы так заботитесь о его душе? – усмехнулся Анри, который понемногу начал понимать, что задумал отец.
– Скорее, о своей. И о твоей. Некоторые тайны не дают покоя и ведут к унынию, а это большой грех.
Наконец издали донеслись голоса и чавканье копыт по раскисшей земле. Для того чтобы схватить и увести в чащу пожилого монаха и тщедушного дворцового слугу, не понадобилось много усилий.
– Прошу прощения, святой отец, – Рене стащил с монаха хабит и плащ с капюшоном. – Не пройдет и пары часов, как мы вернемся, и я покаюсь в этом грехе. Надеюсь получить от вас отпущение. А до тех пор, чтобы не замерзнуть, возьмите мой плащ.
Пока Рене надевал поверх своей одежды широкую темно-серую рясу и возился с поясом, Анри и Хьюго привязали монаха и слугу к толстому дереву – благо в седельной сумке Беннета нашлась веревка. Чтобы не кричали и не звали на помощь, рты им заткнули разорванным надвое полотенцем, которым был обернут ларец со Святыми дарами.
– Причащать его мы, пожалуй, не будем, – усмехнулся жестко Рене. – Только исповедуем. Ну, не скучайте!
Оставив Хьюго сторожить пленников, Рене и Анри взгромоздились на ослов и отправились обратно к дворцу архиепископа.
– Все просто, – сказал Рене. – Я священник, отец… ну, допустим, отец Томас. А ты служка из монастыря.
– А если спросят, где слуга, которого за нами послали?
– Остался помолиться.
– Отец, капюшон! – спохватился Анри, когда они уже подъезжали к воротам.
Быстрым жестом Рене надвинул капюшон, скрывая отсутствие тонзуры.
– Из монастыря, – сказал он стражнику. – Исповедовать графа-убийцу.
– Проезжайте, – кивнул тот.
33.
Стражники у двери комнаты с сомнением посмотрели на Анри.
– Это служка, – пояснил Рене. – Поможет мне подготовить умирающего, а потом выйдет, когда я начну исповедь.
Беннет неподвижно лежал на постели с закрытыми глазами, и только по частому дыханию можно было понять, что он еще жив. Джеффри стоял у окна, скрестив руки на груди. Обернувшись на звук открываемой двери, он сказал срывающимся, хриплым голосом:
– Он ослеп. И еле говорит. Вам надо поторопиться.
Как только Джеффри вышел, Рене наклонился над Беннетом и коснулся его плеча:
– Сын мой, вы слышите меня?
Тот приоткрыл глаза с расширенными неподвижными зрачками и пробормотал с трудом:
– Святой отец?
– Да. Я пришел принять у вас исповедь, чтобы вы отошли к Господу с миром. Откройте мне все, что тяготит вас. Не скрывайте, не стыдитесь, я лишь свидетель, и да не останется ничего тайного, что омрачает вашу душу. Я помогу вам. Случалось ли вам, сын мой, вступать в греховные, противоестественные связи с женщинами, мужчинами, детьми или животными?
– Да, – простонал Беннет. – С мужчинами. С мальчиками.
– Вы принуждали их? Причиняли им боль?
– Да.
– Случалось ли вам убивать людей? Не на войне?
– Да.
– Расскажите подробнее. Кого?
– По приказу короля. Кастеляна в Анжу. Барона Довиля. Рыцаря Роджера Уайтмена. Графа де Фортени. Женщину в Акко.
– Зачем? Женщину?
– Она видела, как я убил графа. Я заколол ее ножом и забрал ее украшения.
– Кого еще?
– Шерифа Готерта.
– Шерифа вы убили тоже по приказу короля? – Рене задавал вопросы быстро, не позволяя Беннету задуматься, зачем священнику на исповеди знать, кого именно и почему он убил.
– Нет. Он знал мою тайну.
– Какую?
– Я оклеветал леди Сибил де Дюньер. Донес на нее. Она вынуждена была скрываться. И умерла.
– Зачем? – голос Рене дрогнул, и Анри положил руку ему на плечо.
– Я ненавидел ее мужа.
– Кого еще вы оклеветали?
– Ее сына, рыцаря Анри де Дюньера. Это он вызвал меня на судебный поединок.
– Ну что ж, Беннет! – Рене встал. – Я узнал все, что мне было нужно.
– Кто вы? Кто ты? – Беннет пытался кричать, но из его горла вырывался только хриплый шепот, похожий на клекот хищной птицы. – Ты не священник!
– Конечно, нет. Я – Рене де Дюньер. И Анри рядом со мной.
– Ненавижу тебя! Ненавижу! – шипел Беннет, брызгая слюной и сжимая одеяло скрюченными пальцами. – Если бы все вернуть, сделал бы то же самое.
– Спасибо, Чарльз! – холодно рассмеялся Рене. – Ты снял камень с моей души. Теперь мне не придется самому исповедоваться в том, что по моей вине ты умер без покаяния. Напротив, я не позволил тебе совершить еще один грех. Обмануть священника и причаститься Святых даров, не очистив душу. Прощай!
Беннет вытянул руку, как будто хотел схватить его, но она бессильно упала. Дернувшись и вздохнув судорожно, он замер, глядя незрячими глазами куда-то в другой мир. Перекрестившись, Рене закрыл их одним быстрым движением. Затем снял с руки Беннета кольцо с сапфиром, лучившимся ярко-белой звездой.
– Надо отдать его Джеффри. Иначе мгновенно исчезнет в чьих-нибудь жадных руках.
– Не знаю, отец, – пожал плечами Анри. – Стоит ли. Беннет тоже снял его с мертвого тела. Убитой им женщины. Как и те чертовы браслеты, которые носила Мэрион.
– Пусть сам решает, нужно ли ему это кольцо. Он теперь лорд Скайворт.
Выйдя из комнаты, Рене сказал стражникам, что граф предстал пред Всевышним, не успев исповедаться. Один из них вошел, чтобы убедиться, а второй поспешил известить тех, кому необходимо было об этом знать.
Джеффри стоял чуть поодаль, прислонившись к стене – бледный, с покрасневшими глазами.
– Значит, он умер…
– Да, – кивнул Рене. – Теперь вы… – он подчеркнул голосом это «вы», – граф Скайворт. Хотя вы должны знать, Джеффри, что ваш отец получил этот титул за грязное дело. За убийство.
– Я не удивлен, – юноша запрокинул голову, не позволяя слезам стечь по щекам. – Мы все знали, что он негодяй. Я, мать, сестры. Я узнал вас, – он повернулся к Анри. – Даже в капюшоне. Вы тот рыцарь, который вызвал его на Божий суд. И вы тоже не священник, сэр.
– Да, я рыцарь Рене де Дюньер, а это мой сын. Мне пришлось выдать себя за священника – это была единственная возможность узнать тайны, которые он едва не унес с собой в могилу. Но могу вам сказать одно. Ваш отец не раскаивался в совершенных преступлениях. Даже если бы на моем месте был настоящий священник, эта исповедь не имела бы силы. И причащение Святых тайн без покаяния стало бы для него еще большим грехом.
– Понимаю, – кивнул Джеффри. – Вы ведь собираетесь жениться на моей сестре, сэр Анри? И вас не пугает родство с семьей преступника?
– Нет, милорд, – склонил голову тот. – Ни Мэрион, ни вы ни в чем не виновны. Но теперь для этого мне нужно не только ваше разрешение, но и короля, ведь Мэрион – дочь графа. Для кого-то, возможно, было бы достаточно и разрешения юстициария, однако ваш отец много лет входил в ближний круг Ричарда.
– Мое у вас есть, – твердо сказал Джеффри. – А к королю мы можем отправиться вместе. Если, конечно, вы согласны задержаться до похорон. Я намерен отказаться от титула.
– Вы с ума сошли? – не слишком почтительно поинтересовался Рене. – Это глупо. Никто не отказывается от титула только потому, что отец был негодяем и преступником.
– Я не хочу носить имя, которое опозорено.
– Вы все равно Беннет, – возразил Анри. – От этого никуда не деться. Вы же не женщина, которая переходит в семью мужа и принимает его имя.
– Фамилия – да. Но титул… Вы сами сказали, что отец получил его за грязное дело.
– Отец – не вы. Не совершайте опрометчивых поступков. Теперь у вас на руках мать и сестры. Титул – это не только имя, но и владения, приносящие доход. От позора никуда не деться, однако пройдет время – и это забудется. Вы еще слишком молоды, Джеффри, чтобы обеспечить сестер приданым своими силами.
– Мои сестры красивы, – уже не так уверенно возражал юноша.
– Вы не только молоды, но и наивны, – покачал головой Рене. – Красота быстро проходит. В знатных семьях большую часть наследства получает старший сын, а младшие сыновья и дочери довольствуются крохами и тем, что оставляет им мать – ее приданое. Анри возьмет Мэрион, даже если из всего имущества у нее будет один платок. Но у вас еще две сестры, у которых, насколько мне известно, нет женихов. Поэтому не торопитесь. Мой добрый совет – смирите гордыню ради своих близких. Они привыкли к роскоши, не обрекайте их на бедность.
– Отец, нам пора, – Анри коснулся его руки. – Монах нас, наверно, уже отлучил от церкви, пока стоит привязанным к дереву.
– Да, поторопимся, – Рене положил руку на плечо Джеффри. – Крепитесь. Вам придется нелегко, но вы все это перенесете. И помните, несмотря ни на что, мы оба не испытываем к вам ни вражды, ни неприязни. И я рад, что вы ничем не похожи на своего отца. И вот еще что. Я снял с его руки, – он протянул юноше кольцо Беннета. – Возьмите. Хотя, на вашем месте, я не стал бы его носить. Ваш отец снял его с тела женщины, которую убил.
Покинув дворец, Рене и Анри поспешили к лесу, где оставили монаха и слугу. Уже стемнело и ощутимо похолодало.
– Боюсь, наша епитимья будет непростой, – заметил Анри. – Наверняка монах страшно зол.
Однако, вернувшись на то место, где оставили своих пленников, они обнаружили дивную картину. Хьюго, монах и слуга сидели вокруг костра, жарили на прутиках грибы и по очереди отхлебывали нечто из глиняной бутылки.
– Я рассказал отцу Брендану обо всем, – пояснил Хьюго. – Он уже дал мне отпущение грехов. Надеюсь, даст и вам. Как, удалось что-то узнать?
– Все, – устало сказал Рене, присаживаясь к костру и протягивая к огню замерзшие руки. – Беннет умер. Но рассказал все, что я хотел знать. Думая, что я священник. И, кстати, святой отец, он ни в чем не раскаивался. Так что я уберег Святые дары от недостойного причащения.
– За это я отпускаю тебе грехи, сын мой, – кивнул монах и коснулся рукой его лба. – Данной мне от Господа властью вязать и решить. Каждый сам определяет свою участь – на земле и за гранью этого мира. А теперь давайте допьем этот достойный всяческих похвал напиток, веселящий душу и тело, и разойдемся.
