Текст книги "Анатомия страха"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Олег потряс головой.

«Ну же! – Локи уже не шептал, он ревел и завывал: – Чего ты медлишь? Возьми нож!»

Чтобы завести себя, чтобы решиться, Олег начал рассказывать Ирине о Генке. О его любовнице, грудастой моське Жене. И о том, что было до того: о проститутках, о грязных денежных делишках, которые они проворачивали вместе. И о Светлане. Ирина плакала и никак не могла поверить, что ее благоверный, рейтинг которого после смерти поднялся до небес, на самом деле был таким… Ну, неважно кем. Локи пожирал ее отчаянье и рос, рос, а вместе с ним росло желание стать подобным богу. Стать сильнее бога – отнять данную им жизнь.

Локи расправил сложенные, перепончатые, как у летучей мыши, крылья, собираясь взлететь. Олег коснулся его рукой и быстрым движением полоснул Ирину ножом по горлу.

Она лежала на полу в быстро чернеющей луже, Локи пил теплую, сладко пахнущую кровь, а Олег стоял и смотрел, не в силах пошевелиться. Но вот умиротворенный, сонный от сытости Локи снова стал маленьким и снова устроился не его плече – спать.

Положив в карман конверт, Олег вышел из квартиры. Неожиданно он обнаружил, что сидит на скамейке и смотрит на подъезжающие поезда. Как-то незаметно он спустился в метро. Ему было холодно, и казалось, что больше он никогда уже не согреется. Локи крепко спал. Может быть, поэтому Олег мог соображать относительно здраво.

Он болен. Давно и серьезно болен. Локи – это он сам.

Стоило ему подумать так, спящее божество зашевелилось и приоткрыло желтый глаз с кошачьим вертикальным зрачком.

«Ш-ш-ш! – стал успокаивать его Олег. – Спи, малыш, спи! Баю-баюшки-баю! Ш-ш-ш!».

Локи засопел снова.

Он – убийца. Сумасшедший убийца. Неважно, что он убивает не по своей воле. Что же делать? Вика исчезла… Может, это и к лучшему? Он спрячется в клинике и убьет… (Локи заурчал во сне) убьет сразу двух зайцев: скроется от милиции и подлечится. А потом найдет Вику. Непременно найдет. Кого угодно в задницу поцелует, все отдаст, но найдет. Они уедут. И никакой Сиверцев его уже не достанет.

Все эти дни после смерти Илоны Олег изображал добропорядочного обывателя, у которого погибла жена и пропала дочь. Каждый день звонил следователю, интересовался, как продвигаются дела. Он знал, что Алла девочку не обидит. Ему нужно было выждать время. Что, если Вику найдут, а он неизвестно где? Или еще хуже – известно где, в психиатрической клинике. Локи не отходил от него ни на шаг. Чаще всего он спал на левом плече, но иногда просыпался и пел боевые песни. Пару раз, видимо, для разнообразия, он принял вид викинга в полном боевом облачении.

А потом был человек в маске, пистолет с глушителем, нацеленный прямо в лоб. Олег не понимал, почему остался жив, как оказался в квартире и позвонил в милицию. Опергруппа обшарила в подъезд и двор, опросила жильцов. Никто ничего не видел и не слышал. Все тот же черноусый капитан устало грыз ручку.

– Да я говорю вам, это был Сиверцев! – вопил Олег.

– У Сиверцева стопроцентное алиби. Он до сих пор в агентстве. И никуда не выходил.

– Значит, нанял кого-то.

– Послушайте, а вам не показалось? Так бывает, на нервной почве. Мы не нашли ни гильзы, ни пули.

– Осечка!

– Осечка? – с улыбкой переспросил капитан. – У киллера? Он, наверно, так удивился, что раздумал вас убивать..

– Что же получается, – ядовито поинтересовался Олег, – я все придумал? Чтобы поразвлечься?

– Олег Михайлович, мне неприятно об этом говорить, – капитан отвел глаза, – но мы выяснили, что вы обращались в частную клинику «Валерия». Сначала к невропатологу, потом к психиатру. Скажите, какой диагноз вам поставили?

Он отказался отвечать, но какая разница. Кто им мешает взять постановление о выемке карты.

Короче, ему не поверили. А потом и сам Олег начал сомневаться: были ли это на самом деле? Или воспаленное воображение опять сыграло с ним злую шутку. Он спрашивал Локи, но тот молчал.

А потом позвонила Ирина…

Люди входили в вагоны, выходили, платформа пустела, снова наполнялась. Было уже поздно, но Олегу казалось, что кругом бушует людское море, сотни тысяч глаз смотрят на него. Они знают. Все знают…

Он бросился к выходу, но забыл, что эскалатор на «Чернышевской» – самый длинный в городе. Секунды растягивались в тысячелетия, а впереди по-прежнему были только уходящие в серый потолок ступени. Олег почувствовал, что задыхается.

Наконец он снова оказался на улице, добрел до бульвара и шлепнулся на мокрую скамейку. Проходящая мимо парочка брезгливо обошла его подальше.

– Локи, проснись! Что делать? – шептал он.

Локи молчал. Наконец он потянулся, зевнул, похлопал крыльями.

«Что делать? Да ничего. Ждать понедельника»

– И… что?

«Совсем одурел от страха? – скептически поинтересовался Локи. – В клинику, что! В воскресенье тебя туда никто не примет, не государственная, чай, больница. Надо найти, где отсидеться. Какой-нибудь чердак, подвал, сарай».

– Какой еще сарай! Ты что?! – возмутился Олег.

«Ты будешь еще со мной спорить, идиот?!»

Голос Локи звучал так грозно, что Олег задрожал. Подчиняясь чудовищной воле, он помахал медленно ползущему в поисках клиента такси.

Выйдя из машины у «Елизаровской», Олег долго еще шел пешком по темным закоулкам, пока не оказался на заброшенной стройке. Здесь был сарай, пустой сарай – он знал его и поэтому приехал именно сюда. И вот сидит теперь на грязном холодном полу и, как Золушка, перекладывает секунды из одной кучки в другую, отделяя те, которые уже прошли, от тех, которые еще предстоит томительно долго пережить.

Весь день и всю следующую ночь Олег пролежал, скрючившись за ящиками, не чувствуя холода, не испытывая ни голода, ни жажды. Он будто впал в оцепенение. Все чаще и чаще возвращалась мысль о смерти. И только Вика своими маленькими ручками держала его в этой жизни.

Рано утром в понедельник Олег отряхнул куртку, пригладил кое-как волосы и вышел из сарая. Устроившись на заднем сидении такси, он вытянул шею, пытаясь разглядеть себя в зеркале, и тут ему стало плохо. В тусклом свете уличных фонарей мелькнувшее в зеркале изможденное существо показалось выходцем с того света.

На его звонок вышла заспанная медсестра и удивленно вскинула выщипанные бровки. Ей никак не хотелось верить, что этот бомжеватого вида мужик может иметь что-то общее с их респектабельным заведением. Но, в конце концов, их клиенты были… не вполне нормальными людьми. Девушка сдалась и разрешила Олегу дожидаться заведующего в вестибюле.

Отари Георгиевич появился только в начале десятого. Олега он не узнал, и тому пришлось напомнить о своем визите. Прищелкнув языком, Хахиашвили пригласил Олега в кабинет. выслушав его, дал указание готовить отдельную палату.

– Не волнуйтесь, голубчик, – сказал он с подбадривающей улыбкой. – Все будет в порядке. Здесь вас никто не потревожит. Вам очень повезло, теперь у нас есть замечательный специалист, именно по таким, как у вас, случаям. Наталья Николаевна – очень милая женщина. Сейчас вы в палате освоитесь, а потом она вас навестит. Да, кстати, вы у нас будете «пациент номер восемь» – по номеру палаты. Но мы должны к вам как-то обращаться. Обычно пациенты сами придумывают себе… имена.

– Хорошо, – ответил Олег. Локи царапнул его когтистой лапой. – Зовите меня Локи.

Глава 27.

– Честно говоря, я просто не мог в это поверить, – сказал Дима. – Костя был такой… злостный холостяк. Вот уж не думал, что он остепенится.

– Да, он говорил, что вы – последний из могикан, – улыбнулась маленькая хорошенькая Светочка, ставя на плиту чайник.

Наконец-то он решил познакомиться с Костиной семьей, позвонил, договорился, а когда пришел, Малинина не оказалось дома. «Скоро появится. У них там на работе запарка какая-то», – сказала Светлана.

Сначала Дима чувствовал себя идиотом, но потом освоился. Света хлопотала на кухне. Из-за двери время от времени выглядывали любопытные детские мордашки. Скоро ему стало скучно в гостиной, и он отправился в путешествие. Квартира была большая, с длинным коридором и высоченными потолками. На кухне вполне можно было танцевать.

– Помощь нужна? – спросил он.

– Нет, спасибо, – отказалась Светлана. – Морсу хотите?

Дима прихлебывал из большой глиняной кружки кисло-сладкий напиток, разглядывал потихоньку хозяйку. Надо же, какая милая. Не красавица, но какая-то теплая, светлая. Действительно Светлана. И все в этой старой квартире казалось таким же теплым. Он снова позавидовал Косте. И снова стало грустно.

Когда-то он сидел на такой же большой кухне и смотрел, как Света – его Света – готовит ужин. Ему нравилось наблюдать за ней, а она сердилась: не любила, когда кто-то смотрел, как она готовит…

Видимо, почувствовав его взгляд, Светлана обернулась, и Дима снова залюбовался ею. Темные волосы до плеч, карие глаза, чуть смущенная улыбка и ямочки на щеках. Пестрый кухонный фартук поверх синего платья, красиво облегающего стройную фигурку. Костик говорил, что ей двадцать семь. А выглядит совсем девчонкой. Вот ведь два сапога – пара!

– Костик говорил, вы в областной больнице работаете? – спросил Дима.

– Да, в сосудистой хирургии. Но я недавно туда перешла.

– А раньше?

– Сначала, после училища, в психиатрической больнице, на Фермском. А потом в частной клинике, медсестрой у психиатра. Врач мой ушел, а с другим не сработались.

– Свет, я вот о чем хочу спросить, – «кто о чем, а вшивый о бане!». – Вы все-таки с психиатрией близко знакомы. Скажите, можно здорового человека с ума свести?

– В принципе, да, хотя и непросто, – она посмотрела на Диму испытующе. – У каждого есть свое слабое место. Психическое здоровье – это так относительно. Надо только знать это слабое место. А почему вас это интересует? Надеюсь, не по личной надобности? А то Ваня Логунов меня недавно о том же спрашивал. Вы ведь его знаете?

Но ответить Дима не успел – в квартиру, как всегда, вихрем влетел Костя.

– Дим, здоров! – с порога выпалил он. – Извини, что так вышло. Потом расскажу.

Они пили вино, если мясо «в платочке» и картошку с грибами. «Теща» Костика Тамара Сергеевна рассказывала забавные истории из тех времен, когда она преподавала в Горном институте. Витя и Костя, похожие, как близнецы, с плутовскими мордахами, изображали примерных мальчиков. Светлана и Костя-старший посматривали друг на друга, как влюбленные школьники. Дима подумал, что среди его знакомых действительно больше не осталось холостяков, разве что Стоцкий, да и тот спит и видит, как бы затащить свою Инну в загс. Если бы после развода кто-то сказал ему, что он будет завидовать своим семейным друзьям, Дима долго смеялся бы. И полгода назад – тоже.

Перед чаем они с Костей вышли покурить на балкон. Внизу по Сампсониевскому грохотали трамваи. Костя зябко передернул плечами:

– С ума сойти, как похолодало. Ну, что скажешь? Как тебе моя Света?

– Света – что надо. Учти, будешь обижать – отобью.

– Только попробуй! – Костя показал кулак. – Ладно, слушай, пока не задубели. Дела, как ты говоришь, – полный фанс. Дружок твой Свирин снова выпендрился. Это уже пятый эпизод, по которому он проходит.

– Пятый? – удивленно переспросил Дима.

– Это только свежих пять. Смотри: Балаев и Калинкин – два, твой киллер – три, жена -четыре…

– Подожди, – перебил Дима. – Ты говорил, что с женой несчастный случай, дело возбуждать не стали.

– Ни фига! Завтра с утреца возбудят. Потому как он ее убил. А еще – Ирину Емельянову. Знакомое имечко?

– Жена Геннадия?

– Она самая. Вчера вечером анонимный звонок: труп по такому-то адресу. Приехали – дверь открыта, хозяйка с перерезанным горлом, кот кровищу лижет. Пальцы Свирина везде. И на ноже.

– Он что, нож оставил? – поразился Дима.

– Ну! Форменный псих. Но это что! Нашли конверт со снимками. Свирин толкает жену на край балкона. Я так думаю, Емельянова хотела Свирина шантажнуть, а тот обиделся. Не знаю, откуда у нее снимки, но не суть важно.

– Подожди, – нахмурился Дима. – Свирина же ведут. Куда «наружка» смотрела?

Костя оглянулся на приоткрытую дверь балкона и вполголоса объяснил – куда. Дима фыркнул.

– Эти козлы упустили его во второй раз. Темно, говорят, было. Короче, Свирин растворился в воздухе. «Всем постам» и тэ дэ. Но и это еще не все. Заказал тебя действительно Свирин. Во-первых, в той самой газетке, где киллеру весточки посылали, свиринское объявление нашли в архиве телефонной службы. Дал по телефону, а потом сообразил, что так его можно вычислить, и заказ снял. А оно все равно осталось. Это раз. А во-вторых, не поверишь, нашли того водителя «москвича», который Свирина в Лахту подвозил. Вот с ним я сейчас и общался. Все сходится – чистый Свирин. Эх, если бы на него еще и Балаева с Калинкиным повесить, вот загремел бы он по полной программе.

– Куда? На принудительное лечение? – бросив вниз окурок, Дима смотрел, как красная искра тает в темноте. – К тому же его для начала еще найти надо.

– Найдем, – Костик лучился оптимизмом. – Ладно, пошли чай пить. Светка знаешь какие пироги классные печет! Будешь смеяться, но у меня начало расти брюхо!

– Ну вот, Наталья Николаевна, вы и с нами, – заведующий клиникой прямо-таки светился радостью. – Документы свои оставьте Даше, секретарю, она все оформит.

– Отари Георгиевич, если вы не возражаете, я пока ограничусь паспортом. Моя трудовая… в другом месте. А диплом…

– Ну Наталья Николаевна, дорогая, о чем речь! Я же вас знаю. А племянник ваш?

– Племянника тоже можно не оформлять. Разве что по трудовом договору, – Наталья искоса взглянула на топтавшегося в углу Глеба.

В субботу они забрали Вику с Аллой и перевезли ее в другое место. Ей с трудом удалось убедить Глеба, что оставить их в Горбунках – слишком опасно.

– Ну пойми же ты, – уговаривала она его, – их там слишком многие видели. Алла в розыске, фотографию по телевизору показывали. А в том месте не то что милиции, вообще людей нет.

В конце концов Глеб сдался. Житье Алле с Викой на новом месте предстояло несладкое. Большой холодный дом, в котором печку надо топить сутками. Два обогревателя мало чем помогали – электричество частенько выключали. Вода в обмелевшем колодце, щелястый туалет на улице. Но рядом действительно не было ни души. На всякий случай Наталья выкрасила Алле волосы в каштановый цвет, научила пользоваться контактными линзами.

На обратном пути Наталья думала об Алле. И о Глебе. Она видела, как Алла смотрит на него. Ей было жаль девушку. Вряд ли из этого что-то выйдет. Живому человеку трудно соперничать с умершим, которого смерть освобождает от всех недостатков, наделяя мыслимыми и немыслимыми недостатками.

На въезде в город ей почему-то стало не по себе.

– Давай-ка навестим Свирина, – сказала она. – Что-то мы слишком надолго его бросили.

Удивительно, но они успели как раз вовремя. Окна на шестом этаже погасли, а через пару минут Свирин, подняв воротник куртки, бочком выбрался из подъезда и нырнул в стоящее у крыльца такси.

Они долго стояли на Кирочной, недалеко от странной, похожей на аппендикс, подворотни. Глеб успел задремать. Наконец со двора вышел Свирин. Он шел медленно и неуверенно, как пьяный. Наталья толкнула Глеба.

– Я за ним. А ты поднимись. Двенадцатая квартира. Позвони. Если Ирина откроет, наври что-нибудь. Ошибся адресом. Если нет, звони в милицию. Скажи, по такому-то адресу труп. Себя не называй. Стой где-нибудь неподалеку, поглядывай, что будет. Да, если дверь открыта, ни в коем случае не заходи. И руками не лапай. Я тебе позвоню.

Она проводила Свирина до самого сарая. И слышала его достаточно громкое бормотанье о понедельнике и о клинике. Убив Ирину, Олег избавил их от сложной инсценировки. По плану после усиленной «артиллерийской подготовки» он должен был совершить убийство. «Убийство» Глеба. Все нужно было провернуть так, чтобы Свирин был уверен в том, что действительно убил и что единственный выход для него – клиника. Излучатель работал круглые сутки. По расчетам, в его башке должны были быть настоящие сумерки. Но, видимо, там произошел форменный закат, если он решил убрать Ирину в тот момент, когда ему по имиджу полагалось быть ниже травы, тише воды.

Хахиашвили был в восторге. Наконец-то Наталья Николаевна осчастливила его своим появлением! Даже ее малахольный племянник, которого она настойчиво просила принять санитаром, не омрачил радости.

– Вы, молодой человек, идите к старшей сестре, она скажет вам, что делать, – сказал он Глебу. – А для вас, Наталья Николаевна, маленькая экскурсия.

Они прошли через кухню с маленькой буфетной для персонала, потом через склад и бельевую, где Наталье выдали накрахмаленный халат салатного цвета.

– Вон там процедурная, – махал руками Хахиашвили. – А там палаты. Но туда мы пока не пойдем. А теперь ваш кабинет.

Кабинет обнаружился на третьем этаже, под самой крышей. Его предстояло делить с другим врачом по имени Марк Исаакович.

– Но у вас с ним будут разные смены, – успокоил заведующий, – так что тесниться не придется. Работаем мы так: три дня в неделю утром, с восьми до двух, три дня вечером. А ночи и воскресенья – по графику. Напряженно, но что делать. Вот возьмем еще пару врачей…

Кажется, вы, господа, зажрались, подумала Наталья. Пять врачей на десяток пациентов – это уж слишком. Даже если и с амбулаторным приемом.

Кабинет был небольшой, длинный и узкий, как пенал. Стол, стул, кушетка, шкаф. Во всю узкую стену – окно, забранное решеткой. На потолке в углу большое сырое пятно. Хахиашвили проследил ее взгляд.

– Крыша протекла, – вздохнул он. – В следующем месяце будем ремонтировать. Что-то со сливом. Решетка проржавела, еле держится. Да, кстати, в шкафу – скелет, не пугайтесь.

– В каком смысле скелет? – уточнила Наталья.

– В прямом, – Хахиашвили открыл дверцу – в шкафу действительно стоял пожелтевший человеческий скелет. – Это один наш бывший пациент зачем-то подарил, ничего умнее не мог придумать.

– Наверно, недолечился.

– Наверно, – кивнул заведующий и посмотрел на часы. – Ну что, пора на обход.

Спустившись на второй этаж, они прошли в холл, где сидели две женщины в таких же салатных халатах.

– Вот, прошу любить и жаловать, – Хахиашвили взмахнул рукой, как конферансье. – Наталья Николаевна Гончарова. Я вам о ней говорил. А это Анна Альбертовна.

Высокая полноватая брюнетка лет сорока, с усиками и шерстистой родинкой на подбородке, протянула Наталье руку.

– Альбина, – сама назвалась вторая, молодая и стройная, с копной медных химических завитушек. – Старшая сестра. Парня вашего я отправила полы мыть, ничего?

– Разумеется, – кивнула Наталья.

– Вот, Наталья Николаевна, – рассказывал Хахиашвили, – больные наши везде записаны по номерам палат, но сами они придумывают себе всякие дурацкие клички. Конечно, мы знаем, как их зовут на самом деле, но они об этом догадываться не должны. И упаси вас Бог кому-нибудь хоть слово сказать, кто у нас тут обитает. Вот здесь девушка Мерилин, надо думать, Монро. Дочурка депутата. Мания грязи. Без конца стирает белье. Настоящий енот-полоскун. Больная вашего сокамерника Марка Исааковича.

Слово «сокамерник» Наталью оцарапало, но она сделала вид, что не заметила.

– Мерилинка у нас единственная, кто официально на инвалидности, – шепнула ей на ухо Альбина. – Остальные здоровенькими прикидываются. Представляете, что было с почтальоншей, когда она ей в первый раз пенсию принесла? Молодая девка, кровь с молоком, красивая.

После енота Мерилин они посетили известного адвоката, лечившегося от наркомании, потом популярного певца, страдавшего навязчивой идеей, будто кто-то втихаря поет его песни. Зашли к жене провинциального губернатора, которая настолько погрузилась в депрессию, что даже не шевельнулась при их появлении. И к бизнесмену, уверенному, что его хотят отравить конкуренты. Напротив обитал бывший кандидат в Законодательное собрание, который лишился рассудка, когда понял, что не набрал нужного количества голосов.

– Вот здесь у нас мягкая палата, но сейчас там никого. Хотите посмотреть? – Альбина открыла дверь.

Наталья заглянула во внутрь. Обитые мягкой зеленоватой тканью стены и пол, окошко под самым потолком, топчан в углу.

– Здесь больная Анны Альбертовны, – сказал Отари Георгиевич, подходя к двум последним дверям. – Редкий экземпляр. Жена банкира. Ее бросил молодой любовник, и она уже третий год не может думать ни о чем другом.

Когда они вошли, с кровати вскочила пухлая белокурая женщина лет сорока пяти, похожая на увядшую Людмилу Целиковскую.

– Отари Георгиевич, мне опять сегодня снился Алик, – затараторила она. – Я знаю, теперь все будет хорошо, он меня любит, он так мне и сказал. Но я знала, что должен появиться муж, и назначила ему встречу в кафе, но и там появился муж, тогда я передала Алику записку в разрезанном огурце…

– Записку лучше передавать в яблоке, – перебила Анна Альбертовна, – в огурце размокнет. Я к вам зайду попозже, и вы мне все расскажете.

Выйдя из палаты, она тяжело вздохнула:

– Не знаю, что с ней делать. Сколько ни бьюсь…

– Может, гипноз попробуем? – предложил Хахиашвили.

– Но вы же знаете… – побагровела Анна Альбертовна.

– Знаю. Мы попросим Наталью Николаевну помочь. Она прекрасно владеет гипнозом. Правда, Наталья Николаевна?

Анна Альбертовна побагровела еще больше и посмотрела на Наталью с неприязнью.

– А там кто? – быстро спросила Наталья, чтобы отвлечь внимание.

– А там ваш, – улыбнулся Хахиашвили. – Новенький. Только сегодня поступил. Шизофрения. Назвал себя Локи. Наверно, интеллектуал.

Наталья знала, что Олег уже в клинике, но сердце все равно подпрыгнуло.

– Сейчас мы к нему не пойдем, пусть осваивается, – продолжал заведующий. – А через полчасика загляните к нему, побеседуйте.

Закончив обход, он направился в свой кабинет. Анна Альбертовна ушла, не попрощавшись. Альбина предложила выпить кофе и поболтать. Они спустились в буфетную, налили по чашке из кофейного автомата и сели за столик.

– Вы с Анной поосторожнее, – предупредила Альбина. – Она дама ядовитая. Врачи за каждого больного получают, процент от оплаты. А если ее больная к вам перейдет… сами понимаете. А вы правда можете… гипноз?

– Могу, – Наталья обожгла язык и поморщилась.

– Как экстрасенс?

– Да какой там экстрасенс, – усмехнулась Наталья. – Обычный лечебный гипноз. Конечно, способности нужны, но больше – знание техники и опыт.

– И вы можете заставить человека сделать все, что захотите?

– Не совсем. Лечебный гипноз обычно идет на средней стадии погружения. Пока пациент под воздействием, он будет выполнять команды. Но чтобы он продолжал выполнять их и потом, нужна глубокая степень погружения. И нет гарантии, что человек сделает то, что противоречит его убеждениям. Например, загипнотизировать человека так, чтобы он покончил с собой, очень сложно. Сначала нужно как-то убедить его, что это необходимо.

– Вы можете?

– Могу. Но гипноз – не единственный способ. Есть еще нейролингвистическое программирование, нарковоздействие, технотронное воздействие, зомбирование.

– И вы все это можете? – девушка смотрела на Наталью горящими глазами, забыв о кофе.

– Нет. НЛП, нарковоздействие и кое-какие технотронные способы. А вот для зомбирования, особенно жесткого, нужна специальная техника и специальные навыки. Я знаю, как это делается, но никогда в этом не участвовала. Вообще-то это страшно. Полное разрушение психики, практически необратимое.

– А можно заставить человека… полюбить?

Наталья засмеялась.

– Возьмите лягушку, живую, бросьте в муравейник. Только следите, чтобы не выбралась. Когда останется один скелет, найдите косточку, похожую на крючок, и зацепите ею свой предмет – он будет ваш.

– Я серьезно, – обиженно надула губы Альбина.

– А если серьезно, то зачем вам это нужно? Ну заставите вы его, но ведь это будет против его воли. На самом деле он не будет вас любить. Так, наваждение, морок.

Девушка вздохнула:

– Наверно, вы правы. А что случилось с вашим племянником? Отарик сказал, у него личные проблемы, поэтому вы за ним присматриваете.

Наталья отметила это ласковое «Отарик», сказанное с ноткой грусти. С ума сойти, какие страсти бушуют в этом королевстве! Странно, но в последнее время она эгоистично отказывалась признавать в «обычных» людях способность к чувствам, выходящим за рамки повседневного.

– От него ушла жена, – ответила она. – Поэтому, сразу предупреждаю, он ненавидит женщин. Надеюсь, временно.

– Какая жалость! Такой красавец. И чем он жену, интересно, не устраивал? Ладно, вам пора с больным знакомиться. Верочка, сестра, которая ночью дежурила, говорит, такое чудище. Но с деньгами и с рекомендацией, у нас других не бывает. Вот вам его карта.

В коридоре к Наталье подошла девушка, которая встретила ее в приемной, наверно, секретарь заведующего.

– Наталья Николаевна, я совсем забыла, – виновато сказала она. – Где-то пару недель назад, или даже раньше, звонили из милиции и спрашивали, работаете ли вы у нас. А я не знала, сказала, что нет.

– Ничего страшного, – ответила Наталья, успевшая в долю секунды испугаться и обрадоваться. – Это по поводу одного моего больного. Меня уже нашли.

Отлично, значит, здесь ее уже искать не будут!

Она взяла у дежурной медсестры ключ и медленно пошла к палате номер восемь.

– Ну, здравствуйте, Олег Михайлович, – сказала она, открывая дверь.

Глава 28.

Прошло две недели. Свирин резко ухудшался. Чтобы не ставить под удар свою репутацию, Наталья быстренько подлатала банкиршу. Это оказалось совсем несложным, достаточно было внушить безутешной дамочке, что молокосос Алик ее совершенно недостоин, – и дело пошло на поправку. Анна Альбертовна с Натальей даже не здоровалась. А потом появилась еще одна пациентка, молодая девица, страдавшая анорексией. При росте 178 сантиметров она весила 49 килограммов и считала себя жирной коровой, постоянно сидела на всевозможных самоизобретенных диетах и довела себя до стойкого отвращения к любой еде. К тому же были еще амбулаторные пациенты. Поэтому дело с Олегом продвигалось не так быстро, как хотелось бы. Но она не спешила. И осаживала Глеба, которому не терпелось покончить со всем побыстрее. «Ты, Наташа, как кошка, которая поймала мыша и играет с ним, удовольствие растягивает», – говорил он.

Излучатель, спрятанный в палате № 8, работал в импульсном режиме. Звук был достаточно слабым, он должен был просто поддерживать Свирина в «заданном» режиме. Но это был только фон.

Теперь уже Наталья наслаждалась слабостью и беспомощностью Олега. Она пила его страх, который давал ей силы. Свирин был смят, раздавлен, уничтожен. Гипноз пока был ни к чему. Она внушала, она проникала в его сознание, просачивалась между его мыслями, она становилась им и заставляла хотеть того, чего хотела сама. Копирование жестов, интонаций, манер было лишь самым начальным, примитивным этапом. Гораздо сложнее было подобрать нужные слова-коды, заставляющие потоки сознания течь в нужном ей направлении. Это был ее выход, ее бенефис, она должна была употребить все свои знания и возможности, чтобы свершить правосудие.

Свирин снова и снова твердил о призраках, о тенях. О прошлом, которое затягивает, как трясина. Он раскрывался медленно и трудно. Однажды, когда Наталья вошла к нему, Олег с плутоватым выражением прижал к губам указательный палец:

– Тс-с! Он спит. Говорите шепотом. И я тоже буду говорить шепотом.

– Кто спит? – вполголоса спросила Наталья.

– Локи. Когда он спит, я как будто начинаю… со мной как будто просветление. Я сознаю, что болен. Я знаю, Локи – это я сам. Он – часть меня. Но он… сильная моя часть. Я боюсь его.

– Хотите, я усыплю Локи? Я загипнотизирую его, и тогда вы сможете лечиться по-настоящему. Вам ведь надо искать свою дочь.

– Откуда вы знаете? – вскочил с кровати Свирин. – Я не говорил об этом!

– Тише! – прошептала Наталья. – Вы разбудите Локи. Конечно же, вы говорили. Иначе откуда бы я узнала? Вы просто забыли.

– Да, наверно, – растерянно сказал Свирин, и взгляд его стал похожим на взгляд близорукого человека, который постоянно носит очки и вдруг снял их. – Я все время забываю что-то. Я помню только то, что хотел бы забыть. Мне все время что-то кажется. Мне кажется, что я где-то видел нашего санитара. Того, который водит меня гулять. Мне кажется, что я где-то видел вас.

– Конечно, видели, – кивнула Наталья. – Мы разговаривали с вами в машине, когда вы шли с пустыря, где должны были оставить информацию для киллера.

– Я не говорил вам об этом! – закричал Олег.

– Говорили, Олег Михайлович. Не тогда, сейчас. Совсем недавно.

– Вы разбудили Локи, – в отчаянье простонал Свирин.

– Ничего, я сейчас усыплю его. Локи, смотри сюда! – она качнула перед его носом серебряный маятник на цепочке. – Это Мьольнир, серебряный молот рыжебородого Тора. Смотри, как на нем играют блики молний.

Всего за несколько минут Наталья ввела Олега в глубокий транс. Ей без труда удалось растормозить его подсознание и установить связь-раппорт.

– Локи, ты здесь? – спросила она.

– Да, я здесь, – замогильным голосом отозвался Свирин.

– Локи, ты должен спать и не мешать Олегу говорить со мной и выполнять мои команды!

Локи действительно был той стороной Свирина, которая сосредоточила в себе всю его искусственно взращенную силу. Локи был существом, которое сопротивлялось ее воле, и его надо было подавить, уничтожить.

– Локи, ты понял меня?

– Да!

– Ты будешь спать?

– Да!

– На счет «десять» ты уснешь и будешь крепко спать. До тех пор, пока я – и только я – не разбужу тебя. Олег, ты проснешься на счет «десять». Раз, два…

Когда Олег очнулся, Наталья поинтересовалась, что делает Локи. Свирин прислушался к себе.

– Спит, – ответил он.

– Попробуйте разбудить его.

После нескольких попыток Олег покачал головой.

– Не просыпается. Он не умер?

– Вы боитесь этого?

– Он – это я. Если он умрет, значит, умру и я.

Вот оно! Вот он, ключик! Но пока еще рано.

– Нет, Олег Михайлович. Локи не умер, он просто крепко спит. Теперь мы с вами будем работать по-настоящему. Он не будет мешать, и дела пойдут на поправку.

Когда Наталья вышла от Свирина, ее поджидал Глеб.

– Ну как? – спросил он.

– Уже скоро.

– Наташа, у меня уже сил нет мыть полы и водить психов на прогулку. И бабы меня достали.

Глеб действительно стал местной достопримечательностью. Он пользовался повышенным вниманием всего женского персонала, от суровой Анны Альбертовны до молоденькой медсестры Верочки, которая носила такой коротенький, облегающий и прозрачный халатик, что из-под него то и дело показывались кружевные трусики. И даже мадам банкирша погладывала на него игриво-умильно. Но Глеб держался со всеми одинаково угрюмо.

А на следующий день произошло ЧП. Была ее очередь дежурить в воскресную ночь, и Наталья вышла из дома около семи. Во дворе было темно, накрапывал дождь, и она не сразу заметила стоящего у машины мужчину. Он посмотрел на нее и вдруг крикнул: