Текст книги "Аркан"

Автор книги: Татьяна Русуберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

Часть 2
ПОВЕШЕННЫЙ

Повешенный – это учащийся: ведь учение – всегда принуждение, ограничение свободы, хоть и временное. Этот аркан указывает на необходимость жертвы во имя достижения цели.

Толкователь арканов Эвана

Глава 1
Взаперти

Токе проснулся среди ночи, как от толчка. В комнатушке стояла темень хоть глаз выколи. Несколько минут он лежал тихо, не двигаясь. Внутри росло тревожное чувство: что-то было не так. Он напряг слух. Нет, ничего подозрительного: ни шороха, ни вздоха… Вздоха! Конечно! Он не слышал дыхания товарища на соседней койке.

– Кай! – позвал Токе негромко. – Ты спишь?

Ответа не последовало. Тишина была такой давящей, что он повторил громче, чем собирался:

– Кай? Кай!

С таким же успехом он мог взывать к подушке друга, которая – показал быстрый осмотр – была пустой и холодной, как, впрочем, и сама постель. Токе в недоумении сунулся под койку соседа, затем под свою, но обнаружил только пыль и липкую паутину. Больше прятаться в каморке было негде. Токе в растерянности уселся на пол.

Холодная пустота вокруг напомнила ему ночи, когда Кай сидел в карцере, наказанный за убийство Буюка. Но с тех пор многое изменилось. Кая теперь звали Аджакти, что значило по-церрукански «Деревянный Меч». Он завоевал это имя на арене и стал восходящей звездой Танцующей школы. Токе и сам имел на счету несколько побед в играх и начинал все больше и больше привыкать к данной ему в школе гладиаторов кличке – Горец. Неизменным осталось только одно: он и Кай по-прежнему делили каморку в казармах, теперь уже в крыле ветеранов. И каждую ночь Аджакти мирно дрых на той самой койке, которую Токе сейчас подпирал спиной. Как и куда товарищ мог деться среди ночи из запертой комнаты без окон, больше всего похожей на тюремную камеру? Если только…

Парень бесшумно поднялся с пола и приблизился к двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Осторожно кончиками пальцев он толкнул тяжелую створку – и чуть не подпрыгнул от удивления. Дверь поддалась, приотворившись тихо, без скрипа. Значит, Каю удалось открыть замок! Но как?! Следов взлома не видно, к тому же Токе – и охрана – услышали бы шум. Значит, Аджакти раздобыл ключ или отмычку, или подкупил стражника, или… Да какая разница! Как бы Каю ни удался этот номер, цель у него могла быть только одна – побег! Но почему он ничего не сказал о своих планах? А еще, называется, друг!

Закусив губу от обиды, Горец осторожно высунулся за дверь: с Каем или без, он воспользуется шансом! Галерея первого этажа тонула во мраке, но пустынный плац был залит лунным светом, преобразившим песок в мерцающие алмазные россыпи. Тишину нарушали только раскаты молодецкого храпа, доносившегося из-за дверей дальше по коридору. Сердце Токе колотилось так, что он боялся, как бы его бешеный стук не разбудил храпунов. Хорошо хоть стражи не видно: солдаты собрались в караулке, спасаясь от холода осенней ночи. Косясь на одинокое желтое окошко у ворот, Горец накинул плащ и шагнул на галерею.

Ночной воздух защипал щеки, с каждым выдохом изо рта вырывалось белесое облачко. Ледяной ветер норовил пробраться под полы плаща и запустить холодные пальцы сквозь малейшую щель в одежде. Единственная ведущая из школы калитка была прочно заперта, а ключи болтались на поясе начальника караула, сейчас наверняка коротавшего время за игрой в кости со своими подчиненными. Если Кай действительно задумал побег, ему пришлось бы найти другой путь.

Осторожно ступая, чтобы не скрипнули деревянные половицы, и прячась в тени, Токе прокрался к лестнице и поднялся на верхний ярус галереи. Пока что он не обнаружил ни следа товарища. Вокруг были только холод и тишина, такая полная, что Токе казалось, будто он слышит, как в бездонном черном небе звенят, дрожа, замерзшие кристаллики звезд. Даже храпун ниже по галерее унялся, видно перевернувшись на другой бок. Горца била мелкая дрожь, идущая изнутри и не имеющая ничего общего с пронизывающим ледяным ветром. Впервые за долгое время Токе поверил в близость свободы, а единственный путь наружу лежал прямо перед ним.

Казармы Танцующей школы представляли собой квадрат с тренировочным двором внутри. Двухэтажное здание без окон было одновременно крепостной стеной с единственным надежно охраняемым выходом. Даже если бы какому-нибудь безумному беглецу удалось взобраться на крышу школы, он бы непременно переломал себе ноги, спрыгнув вниз, в Журавлиный переулок. Но Кай не был ни безумцем, ни дураком. Если он решился на побег, то уж точно запасся надежной веревкой. И если Токе повезет – а, кажется, сегодня как раз его день, точнее, ночь – то он найдет на крыше если не самого Аджакти, то оставленную им снасть.

Снизу, со двора, донесся слабый звук, и Горец мгновенно вжался в стену, ожидая услышать звон оружия и топот солдатских сапог по галерее. Кто-то действительно шаркал по песку плаца, не слишком уверенно переставляя ноги. Шаги остановились, послышалось журчание тугой струи и вздох облегчения. Токе расслабился и отер выступивший на лбу холодный пот. Одному из солдат приспичило отлить. Снова шарканье, скрип закрываемой двери. И вот в казармах восстановилась тишина.

Что ж, лучшего момента, пожалуй, не представится. Недолго думая, Токе отлепился от стены и полез по одному из опорных столбов наверх. Тяжелый теплый плащ путался в ногах, парень изо всех сил старался не шуметь, поэтому дело шло медленно. Наконец он вскарабкался достаточно высоко, чтобы заглянуть через конек. Увиденное заставило его сердце сбиться с такта, а потом припустить еще быстрее.

На плоской, как блин, крыше восседала, скрестив ноги, закутанная в плащ фигура. Лицо скрывал капюшон, но Горец безошибочно опознал Кая: кому бы еще пришло в голову выйти среди ночи через запертую дверь для того, чтобы в собачий холод морозить зад, поджидая товарища? Токе искренне надеялся, что Аджакти все еще тут только потому, что не хотел бежать в одиночку. Иной расклад означал бы, что план Кая не сработал.

Из-под плаща тем временем высунулась затянутая в митенку рука и приглашающе махнула. Пыхтя и обливаясь потом, Токе перевалился через конек и, брыкнув в воздухе ногами, втянул себя на крышу. Кай не смотрел в его сторону. Глаза товарища были устремлены на купавшиеся в лунном свете крыши Церрукана. Согнувшись в три погибели и косясь вниз, на желтую лампу стражи, Токе подобрался к Аджакти и присел на корточки.

– А где веревка? – настороженно прошептал он, оглядываясь по сторонам.

– Я решил погодить вешаться, – сухо оповестил голос из-под капюшона. У Кая была раздражающая привычка шутить в самое неподходящее время. Или… это не было шуткой? Ну почему товарищу всегда удавалось заставить Токе чувствовать себя идиотом?

– Почему ты ничего не сказал?!

– О чем? – В тени капюшона приподнялась белая бровь.

– Ты меня правда за дурака держишь?! – начал заводиться Горец. – О побеге, о чем же еще! Ты ведь не воздухом подышать сюда взобрался?

– А что, если подышать?

– Ага, держи карман шире! Как тебе удалось отпереть дверь? Ты задумал спуститься со стены? Почему один? И если у тебя нет веревки, то как, во имя Ягуара…

Кай жестом прервал поток вопросов и печально покачал головой:

– Дверь была не заперта, Токе.

– Что?!

– Дверь была не заперта, – мягко повторил Кай.

– Не может быть! Не поверю, что Зейд мог забыть…

– Он и не забывал.

Токе быстро соображал. Он знал, что в крыле ветеранов большинство дверей не закрывали на ключ. Многим гладиаторам разрешался выход в город, а некоторые имели семьи за пределами казармы. Но Горца с Аджакти перевели в ветераны совсем недавно, так что дверь их каморки и клетушки других новоселов продолжали запирать на ночь. Так было, во всяком случае, сразу после переселения. Сколько же времени прошло с тех пор? В казармах оно измерялось играми, дни между которыми, заполненные выматывающими тренировками, тянулись однообразной чередой. Аджакти успел поучаствовать в пяти поединках, сам Токе – в трех. По спине прошел холодок. Неужели минуло уже два месяца?! А по церруканскому календарю, где месяц состоял всего из двадцати дней, даже больше? Когда он в последний раз слышал поворот ключа в замочной скважине, прежде чем провалиться в сон? Когда он в первый раз забыл прислушаться?

– Когда нас перестали запирать? – спросил Токе упавшим голосом.

Кай пожал плечами:

– Где-то неделю назад.

– Неделю?! И ты молчал?! – Токе просто не мог поверить своим ушам.

– А что бы это изменило?

Горец задохнулся от возмущения:

– Все! Может, Скавр и считает, что мы теперь у него на коротком поводке и кусаемся только по приказу, но уговор «семерки» никто не отменял! Помнишь: валим отсюда при первой же возможности? Целую неделю! Четыре дня назад были игры, кто-то мог с них не вернуться. Стражу холод загнал в караулку. Мы могли бы собрать остальных, спуститься со стены, нас хватились бы только утром!

– Тебе не терпится внести вклад в развитие инженерной мысли Церрукана?

Токе моргнул, не уловив связи, но тут же сообразил, что Кай имеет в виду судьбу беглого гладиатора из Лунной школы. Его история еще недавно была у всех на устах. Новобранец заколол одного из стражей его собственным мечом и укрылся в городе у своей семьи. Кто-то из соседей выдал раба, польстившись на вознаграждение, и беднягу использовали на очередных играх, чтобы прилюдно опробовать новую пыточную машину. Говорили, сам наследный принц Омеркан в тот день удостоил арену своим присутствием.

– Тот парень был просто глупцом и неудачником, – буркнул Горец сердитым шепотом. – К тому же – одиночкой. Нас семеро, и в этом наша сила. Мы не будем прятаться в проклятом городе по углам, как крысы. Аркон знает путь через пустыню, он провел бы нас…

– Токе, – прервал его Кай, – последний караван покинул Церрукан четырнадцать дней назад.

– Мы не нуждаемся в караване! Нам бы только раздобыть приличных лошадей… – Горец осекся. До него дошел смысл слов товарища. – Ты сказал «последний»?

Кай вздохнул и снова обратил взгляд на раскинувшийся под ними лунный город.

– Холодные Пески непроходимы с ноября по февраль. Помнишь ту песчаную бурю, что накрыла наш караван? Это легкий бриз по сравнению со штормами, которые терзают пустыню зимой. Ветер несет песок с такой скоростью, что плоть, вставшую на его пути, обдирает до костей. Если, конечно, она сначала не превратится в лед. Холодные Пески не зря так назвали. Ледяные великаны скоро начнут заходить в Церрукан, и тогда даже в черте города будет опасно на улице ночами.

Токе поежился. Внезапно он снова ощутил кусачий холод, заставлявший его дрожать под теплым плащом. Одежда Кая побелела от инея, глаза в тени капюшона поблескивали, как осколки черного льда. Надежда погасла так же быстро, как вспыхнула. Главным врагом, стоявшим теперь на пути к свободе, была не присяга на верность Скавру, хозяину школы, не солдаты, не высокие стены, а сама природа, и этого врага не одолеть мечом. Плоские крыши и круглые купола внизу образовывали мистический голубой ландшафт, прорезанный черными расселинами улиц. На миг город показался Горцу лабиринтом, из которого нет выхода.

– Ты сейчас думаешь, сколько наших доживет до весны? – внезапно разбил тишину Кай, и Токе вздрогнул от знакомого ощущения, что товарищ читает его мысли. – Не стоит. Никому не дано знать, что ожидает его завтра. Многое еще может случиться.

Горец попытался поймать взгляд Кая, надеясь, что за этой фразой последует продолжение, которое вернет ему надежду. Но Аджакти снова смотрел вдаль. Большая круглая луна висела за его спиной, окутывая хрупкий силуэт серебристым сиянием. Облачка дыхания поднимались вверх мерцающими призраками и растворялись в холодном свете. Некоторое время они сидели молча, пока голос Кая не вырвал Токе из его мыслей:

– Этой ночью впервые за долгое время мне приснился сон. Такой реальный, что, проснувшись, я не могу успокоиться, все думаю о нем.

– На крыше что, лучше думается? – фыркнул Горец, поеживаясь. – И чего ж тебе такое снилось? По мне, так нет кошмара страшнее, чем вид собственного члена, превратившегося в сосульку.

Плечи Кая передернулись под плащом:

– Брр! Типун тебе на язык, – он зашевелился. – Пожалуй, пора возвращаться в казарму, а то как бы и вправду что не отмерзло.

– Нет, все-таки! Мне хочется знать, что могло лишить сна непобедимого Аджакти, рожденного из семени Бога-Ягуара, павшего на песок Минеры? – подначил Горец, подражая глашатаю, расхваливающему достоинства гладиаторов перед началом боя.

Лунный свет мазнул лицо под капюшоном – лицо без тени улыбки:

– Мне снилась Рыночная площадь. Люди на ней.

– И чего тут такого? – удивился Горец. Он побывал на площади только однажды, в тот день, когда его вместе с Каем продали в рабство пустынные псы-гайены. Воспоминания об этом дне не относились к категории приятных, и все же… Лично его на крышу они бы не загнали.

– Я видел толпу с высокого места. Всю разом. И меня поразила одна вещь.

– Какая? – прошептал Токе, почему-то затаив дыхание.

– Только третья часть в ней была свободными горожанами.

Горец утер нос посиневшим от холода пальцем:

– Ясно дело, рабов-то нет только у последних бедняков. Ну и? – Он ожидал более эффектного продолжения. Но его не последовало. Кай только пожал плечами и, пригнувшись, бесшумно двинулся к внутреннему краю крыши:

– Просто раньше я не задумывался об этом.

– Мудрые слова! – пробурчал себе под рассопливившийся нос Токе. – Теперь остаток ночи глаз не сомкну, буду голову над ними ломать. – И пополз следом.

Глава 2
Игры с огнем

– Ты что, Горец, всю ночь на койке дрочил? Теперь руки трясутся? – Наставник отряда «жнецов», [10]10
  Жнец– гладиатор, сражающийся изогнутым мечом-целуритом и имеющий круглый щит с острым режущим краем.


[Закрыть]или, по-простому, казарменному, доктор Фазиль, не стеснялся в выражениях. Никто не заржал только потому, что ветераны успели слишком хорошо познакомиться с его четыреххвостой плетью, нежно называемой кошкой. – Поработай-ка над атакой, пока остальные отдыхают. Позиция один и два. Па-ашел!

Увесистый пинок отправил Токе к тренировочному столбу-пэлу. С этим бессловесным противником ему предстояло развлекаться следующие четверть часа, в то время как товарищи могли перевести дух и напиться. Утяжеленный вдвое по сравнению с обычным весом меч-целурит был особенно неповоротливым в руках после бессонной ночи. Да и мысли бродили вовсе не вокруг столба, который Горец прилежно рубил затупленным клинком. После событий на крыше Токе требовалось серьезно поговорить с остальными членами «семерки». Проще всего было бы начать этот разговор с Тигровой Лилией – благо они в одном отряде. Но парень скорей позволил бы Фазилю исполосовать себя кошкой, чем стать посмешищем в глазах рыжеволосой красавицы-гладиатрикс. А именно идиотом он и выставит себя, если признается, что проспал первую представившуюся возможность побега.

С этими мрачными мыслями Токе кое-как дотянул до перерыва на обед. Вместе с усталыми товарищами он поплелся с плаца под ворчание доктора, эбонитово-черное лицо которого без слов говорило: Горец не стоил кислого молока той ослицы, что его породила. В обеденной зале парень высмотрел Аркона и кое-как протолкался к столу «длинных мечей». [11]11
  Длинный меч,или Длинный Дик, —гладиатор, сражающийся прямым длинным мечом и имеющий небольшой прямоугольный щит.


[Закрыть]

– Ты тоже все знал и молчал? – перешел он прямо к делу, плюхая миску с ячменной кашей рядом с Арконовой.

– Ничего я не молчал! – возмутился блондин, дуя на обжигающую еду. – Я сам только что от Папаши узнал.

– И что думаешь делать?

– А чего тут сделаешь? – пожал плечами Аркон. – Остается только ждать, когда Скавр объявит испытания.

Мгновение Токе сидел, тупо пялясь на усердно работавшего челюстями товарища, – он был совершенно сбит с толку.

– Какие испытания? – наконец выдавил Горец, запихивая в рот ячмень. – Я говорю, нас на ночь запирать перестали!

– А-а, это вчерашняя новость, – отмахнулся «длинный меч». – Погоди, еще один выход на арену – и Скавр будет проводить испытания на первый пэл. [12]12
  Пэл:1) деревянный столб для упражнений с мечом в гладиаторских школах; 2) ранг гладиаторов. Всего существует пять пэлов, где пятый – высший уровень боевого искусства. Чтобы перейти на новый уровень, гладиатор должен пройти испытание. Успешно его выдержавшие получают отметку – полоску на бровь, выжигаемую каленым железом. По количеству отметок можно определить пэл гладиатора.


[Закрыть]Получим отметку, а там – увольнительная в город, одна – сразу, а потом – за каждую победу. Папаша подслушал разговор мясника [13]13
  Мясник– владелец школы гладиаторов.


[Закрыть]и доктора «черепах», [14]14
  Черепаха– гладиатор тяжелого типа, вооруженный длинным прямым мечом и большим прямоугольным щитом, защищающим весь корпус.


[Закрыть]они говорили…

– Не рано ли победы считаешь? – мрачно прервал товарища Токе. – Да и что с них проку, если мы заперты зимой в этой сраной дыре под названием Церрукан, как пауки в банке? Или Аджакти врал, что караванный путь откроется только в марте?

Оптимизм Аркона было не так-то легко погасить:

– На этот счет наш белогривый друг прав. Но что такое пара месяцев? Мы же «семерка», неприкасаемые! Со дня победы в Минере никто из нас и ранения серьезного не получал – так, царапины. Погоди, к весне мы еще станем грозой всего Церрукана! Звезды Танцующей школы, Неприкасаемые Семеро. Тач, – Аркон вывернул кисть в пародийно-светском жесте, указывая через стол на длинного парня с отсутствующим выражением лица, – последний романтик арены. Вишня, – отмашка вправо выявила среди дружно чавкающих «ловцов» [15]15
  Ловец —гладиатор легкого типа, вооруженный сетью и копьем.


[Закрыть]невозможно-бордовую, торчащую щеткой шевелюру, – зачарованный принц чудесной страны ОЗ.

– Принц? – недоверчиво прищурился Токе, разглядывая украшенную синяками физиономию озиата, по степени лиловости соперничающую с шевелюрой.

– Папаша, – как ни в чем не бывало, продолжал презентацию Аркон, – церруканский жеребец, чресла которого так же неутомимы в бою, как его рука.

Смуглый гладиатор с курчавой бородой, щедро украшенной цветными ленточками и бусинами, заметил их взгляд и на всякий случай ощерил в улыбке желтоватые зубы. Токе едва сдержался, чтобы не прыснуть в кашу.

– Тигровая Лилия, – вздохнул Аркон и блаженно зажмурился, – благоуханный цветок, выросший на окровавленном песке Минеры.

Токе обернулся, проследовав взглядом за жестом товарища. Лилия сидела спиной к ним, целиком поглощенная болтовней с двумя «сестрами», то и дело хихикавшими и стрелявшими глазами в… его сторону! Парень крутанулся на месте, снова оказавшись нос к носу с Арконом, который, ничего не заметив, продолжал:

– Порождение горного тролля и пустынной демоницы, леденящее кровь в жилах Аджакти. Кстати, а где он? Ну и скромные мы с тобой. Непобедимая «семерка»! Мы купим свою свободу, да еще и на комфортное путешествие домой останется.

Токе закатил глаза к закопченному потолку:

– Гроза Церрукана?! Непобедимая «семерка»?! Аркон, тебе что в голову ударило, моча или семя? Да, у нас всех за плечами по паре побед, но каких? На мелких аренах, в боях против гладиаторов никому не известных школ. Что, если нас снова бросят в Минеру, на какие-нибудь Большие Игры в честь очередной свадьбы, амирова юбилея или чествования одного из бесчисленных церруканских богов – их тут на каждый день месяца по десятку? Ты уже забыл мясорубку? [16]16
  Мясорубка– групповая схватка на арене, в которой побеждает сторона, уничтожившая всех гладиаторов противника.


[Закрыть]

Жизнерадостность слетела с Аркона, как шелуха с луковицы:

– Забыл?! Да Бекмес мне каждой ночью снится! И жена его – в белом, с вымазанными пеплом щеками – вроде она по нему плачет, а вроде – по мне.

Токе отвел глаза. Он не знал, что Бекмес был женат. Но не для того он затеял этот разговор, чтобы теперь отступать:

– А кто тебе следующим сниться будет? Принц ОЗ или Церруканский Жеребец? Надо что-то делать, Аркон. Пока еще не поздно.

Бывший охранный вскинул на него серьезные синие глаза:

– Что ты предлагаешь?

Токе быстро огляделся по сторонам. Вроде он не сказал ничего особенного, но все-таки лучше быть настороже, в школе уши даже у стен. Парень понизил голос:

– Собрать «семерку». Поговорить. В тихом месте.

Горец понимал, что теперь, когда они как ветераны разделены по разным отрядам, чертовски сложно будет собраться вместе, не привлекая внимания докторов, стражи или наушничавших Скавру прихлебателей. Но ему было просто необходимо услышать мнение остальных, узнать, верны ли они данному когда-то друг другу обещанию, скрепленному кровью товарища, пойдут ли до конца.

Аркон кивнул:

– Предупреди Лилию и Аджакти. Я и Тач возьмем на себя остальных. Будем ждать первого подходящего момента. Может, ближе к играм…

Слова Аркона заглушил грохот опрокинутого подноса с чисто вылизанными плошками. Источник беспорядка, коротконогий новичок в пропотевшей серой униформе, выкатился на центр столовой залы и завопил во всю силу легких:

– Фламма! – и снова, набрав воздуху: – Фламма на плацу!

Стол новобранцев мгновенно опустел. Многие из них еще не видели легендарного фаворита в деле и теперь не хотели упустить шанс. Ветераны, переговариваясь, тоже тихонько потянулись к выходу. Появление чемпиона Минеры, имевшего собственный дом с садом и тренировочной площадкой в городе, всегда становилось событием в казармах. Одни видели в нем воплощение удачи и богатства, к которым сами стремились; для других Фламма – гладиатор, завоевавший свободу собственным мечом, был символом надежды; третьи смотрели на него как на героя, усовершенствовавшего воинское искусство до степени, бросающей вызов самим богам.

На Токе Фламма всегда производил странное впечатление, заставлявшее задуматься о бродившей по школе легенде о пустынном демоне, заключенном в человеческом теле. Насколько медлительными, даже неуклюжими были движения Огня в обычной жизни, настолько точны и быстры становились они в бою: глаза Горца с трудом успевали фиксировать его выпады. Тяжелый и основательный, словно бронзовый божок, Фламма во время поединка казался сотканным из воздуха: куда бы противник ни направлял удары, они не достигали цели. Атаки же фаворита были неотразимы. Токе не знал бойца, который мог бы справиться с этим человеком.

В Танцующую школу фаворит ходил, скорее, по старой памяти и неписаному договору со Скавром. Фламма наблюдал за тренировками и брал в спарринг бойцов, которых считал перспективными. Любой ветеран отдал бы все до последнего заработанного потом и кровью циркония за возможность учиться у фаворита, но Фламма отказывал всем просителям, включая владельца школы, не раз предлагавшего ему место стратега – старшего доктора. Получил отказ и Аджакти, хотя, по мнению самого Токе, парень был единственным, достойным стать последователем Огня. Он был также единственным, кто с отказом не смирился.

В груди Горца шевельнулось смутное беспокойство. Он поднялся из-за стола и направился к дверям. Новобранцы в серых униформах галдели под навесом, бесцеремонно тыкая пальцами в низенького плотного и безволосого человека, неспешно следовавшего через плац в сопровождении Скавра. Многие из них, очевидно, не верили, что этот кажущийся полусонным и вялым чужак и есть великий Огонь. Токе, усмехаясь, обернулся к Аркону с язвительным комментарием на языке, но товарищ смотрел на что-то дальше по галерее и к возне новобранцев был равнодушен. Горец перевел взгляд в том направлении, и охота пройтись на счет наивных новичков у него пропала.

Кумал и Аджакти стояли в проходе друг против друга, окруженные клеймеными дружками церруканца. Токе не мог расслышать, что говорил Скавров любимец-димахер, [17]17
  Димахер– гладиатор, сражающийся двойными мечами.


[Закрыть]но напряженные позы гладиаторов и взрывы издевательского хохота, доносившиеся от Кумаловой свиты, наводили на нехорошие мысли.

До появления Кая в отряде димахеров сложенный как полубог церруканец был несомненным лидером и кандидатом в фавориты. Ему пророчили славу нового Фламмы. И вот никому не известный северянин, худосочный и страшный, как ночная пурга, одним поединком снискал расположение публики и самого амира. Более того, Деревянный Меч [18]18
  Деревянный Меч– «аджакти» по-церрукански, значение прозвища Кая в Танцующей школе.


[Закрыть]увел из-под носа Кумала приглянувшуюся ему Тигровую Лилию и, еще будучи новобранцем, открыто бросил вызов ветерану. Неудивительно, что Кумал видел в Аджакти соперника.

Каждое достижение Кая на плацу или арене, даже самое незначительное, церруканец воспринимал как личную обиду, и счет северянина постоянно рос. Кумал покалечил бы его на спарринге, если б мог, если б Аджакти не оказывался каждый раз быстрее и техничнее. Поняв, что ему не справиться с врагом самому, расчетливый церруканец решил сделать это чужими руками. Кумал с приятелями делали все, чтобы спровоцировать «выскочку» на какую-нибудь глупость, заставить нарушить кодекс, когда солдаты или доктора находились поблизости. Ветеран быстро обнаружил слабость новичка, одержимого идеей ученичества у великого Фламмы, и стал играть на этом, прозвав ненавистного северянина Фламм-а-джа – Тень Огня.

Токе догадывался, что был свидетелем далеко не всех кумаловых выходок. Кай никогда не говорил о происходящем внутри отряда димахеров, хотя и знал, что всегда мог рассчитывать на поддержку «семерки». Или, возможно, он молчал именно поэтому? Но сейчас, когда другу приходилось туго прямо у него на глазах, Горец не собирался оставаться в стороне. Во взгляде Аркона он прочел ту же решимость. Не сговариваясь, товарищи протолкались через толпу новобранцев и направились вдоль галереи.

– Ну и когда ты начнешь тренировку с новым сетхой, Фламм-а-джа? – Кумал ухмылялся, но его выпуклые темные, словно вишни, глаза пылали злобой. Кай представил, как это лицо будет выглядеть дважды перечеркнутое лезвиями мечей, и ему стало чуть легче. Он попытался пройти мимо церруканца, но приятели того заступили дорогу, взяв северянина в плотное распаленное кольцо.

– Может, Огонь слишком горяч для нашего Деревяшки? – Вокруг с энтузиазмом заржали, хотя шуточки Кумала насчет имени Аджакти успели отрастить приличную бороду. – Пламя закаляет только сталь! Такую, как эта! – Церруканец выбросил перед собой руку, сжатую в кулак. Мускулы вздулись под гладкой бронзовой кожей, демонстрируя безупречный рельеф. Именно это значило имя Кумала по-церрукански – «кулак». – Берегись, урод! – прошипел димахер, неуловимым движением ухватив кисть Кая. – Не играй с огнем, а то как бы тебе не сгореть!

Со стороны могло показаться, что ветеран пожимает руку брата-гладиатора. На самом деле Кумал давил на болевую точку в основании большого пальца. Но Аджакти владел своей болью, а не она – им. Он стоял, спокойно глядя, как капли пота выступают между глубоко вытравленными в бронзовой коже линиями, составляющими букву «М» – клеймо убийцы на лбу Кумала. Кай мог остановить его прямо сейчас, остановить навсегда, но жесткий кодекс гладиаторов, который он поклялся соблюдать, запрещал драки в казармах. Драка означала суровое наказание – плеть, возможно карцер или что-то похуже, – все будет зависеть от фантазии Альдоны, доктора димахеров. Но что бы ни решил Альдона, Кай сможет на сегодня забыть о Фламме – и о своей миссии, о которой Мастер Ар так ненавязчиво напомнил во сне.

Горячий спазм, начавшийся в шраме на спине – давнем «подарке» мага, – накрыл Аджакти огненной волной. Кумал, видимо, заметил что-то в его глазах, принял это на свой счет и вспыхнул торжествующей улыбкой. Склонившись так близко к Каю, что тот почувствовал на щеке жар чужого дыхания, церруканец прошептал:

– Я смешаю твой пепел с грязью последней городской трущобы – той грязью, откуда ты выполз!

– Интересно, в каком это местном дворце раздают такие медали на лоб? – Хотя голос Аркона был весел, в нем звучала неприкрытая угроза. «Длинный меч» легко скользнул между церруканцем и Аджакти, разбивая захват. – Похоже, Кумал, тебя там заждались, чтобы навесить еще одну.

– За то, что я выпущу тебе кишки? – прищурился на Аркона клейменый. Его дружки приблизились, плотнее сжимая кольцо.

– Нет, – вставил Горец, занимая место рядом с Каем. – За длинный язык, который ты суешь в Скаврову задницу.

От групповой свалки прямо на галерее их спас сигнал гонга, возвещающий начало послеобеденной тренировки.

– Чего вы ввязались? – бросил на бегу Кай, спеша занять свое место в шеренге.

– Похоже, тебе нужна была помощь, – выдохнул Токе, провожая Кумала и компанию настороженным взглядом.

– Я бы сам справился, – отрезал Кай.

– Да уж, видели мы, как ты с проблемами справляешься, – невесело усмехнулся Аркон. У многих еще не стерся из памяти эпизод с Буюком, стоивший новобранцу жизни и чуть не отправивший в мир иной самого Кая.

Грянули барабаны. Туго натянутая воловья шкура вибрировала под ладонями рабов, посылая в воздух над плацем звуки, заставлявшие кровь бежать быстрее в жилах бойцов, а их сердца биться в едином ритме – ритме Танца.

– Рен! Сен! Тха-а! – выдохнула сотня глоток, как одна. Ветераны всех отрядов начали общее упражнение, повторяя вслед за докторами базовые движения, лежавшие в основе стиля боя, практикуемого только гладиаторами Танцующей школы. После последних Больших Игр – лучшей гладиаторской школы Церрукана.

– Суа! Ра-а! – Губы Кая заученно твердили мантры, призванные соединить дыхание, душу, дух и движения в единое совершенное целое. Тело так же заученно повторяло выпады, серии и блоки, то атакуя невидимого противника, то уклоняясь от ударов. Аджакти следовало полностью сконцентрироваться на упражнении, позволить ритму вести себя, но краем сознания он все время чувствовал присутствие Фламмы. Фаворит участвовал в тренировке наравне с простыми гладиаторами – то ли находил традиционную технику полезной и для себя, то ли присматривался, кого выбрать для спарринга.

Кай обливался потом, стараясь добиться четкости и скупой точности каждого движения, и надеялся. Все еще надеялся.

Он помнил тот первый и единственный раз, вскоре после своей невероятной победы в Минере, когда он напрямую обратился к Фламме:

– Позвольте мне учиться у вас, сетха.

Круглая бритая голова повернулась к нему, глаза-маслины под тяжелыми веками с любопытством уставились на просителя:

– Почему ты спрашиваешь у меня позволения?

Голос у Огня был низкий и мягкий, он говорил с едва заметным плавным акцентом, которого Кай никогда раньше не слышал. Вопрос поставил его в тупик:

– Говорят, вы не берете учеников, сетха.

Черные маслины скользнули по лицу Аджакти, круглое лицо растянулось в улыбке:

– Тогда зачем ты спрашиваешь?

У Кая создалось впечатление, что он разговаривает с каменной стеной, от которой все слова отскакивают, как горох.

– Возможно, вы передумаете.

Фламма удивленно поднял надбровные дуги: брови были сбриты, что делало безбородое лицо еще более голым:

– И что заставляет тебя так думать?

Этого вопроса Кай ожидал:

– Вы видели меня на арене.

Брови, которых не было, опустились на положенное место, лицо разгладилось, улыбка исчезла:

– Нет.

Фламма отвернулся. Каю не требовалось объяснений, чтобы сообразить, к чему относился этот ледяной ответ. Тогда, впервые за долгое время, у него защипало шрам на спине.

– Рен! Сен! Тха-а!

Быстрый вдох, медленный выдох, контроль. Ритм. Вперед, вправо, удар, страховка, обратно в стойку. Вдох.

– Суа! Ра-а!

«Может быть, сегодня наконец это случится. Фламма обратит на меня внимание. Выделит среди сотни бойцов. Возьмет в спарринг. Поймет, как это важно для меня. Единственного, за исключением Скавра, кто видит, чемон владеет».

Наблюдая за Фламмой в последние месяцы, Кай убедился в одном: живой легендой немолодого гладиатора делало не многообразие стилей и техник боя, которые тот мог менять так же быстро, как пламя – цвет своих языков. Аджакти пробовал перенять мастерство Огня, следя за его поединками в школе и на арене, пытаясь вычленить, а потом повторить новые движения и элементы. Часы, отведенные для отдыха, Кай проводил в бесконечных упражнениях, не обращая внимания на боль в растянутых связках и перенапряженных мышцах, снова и снова толкая тело за грань. Но не добился ничего, кроме косых взглядов товарищей и понимания: в его исполнении техника Фламмы всегда будет искаженным отражением, пародией, как попытки ребенка, только что научившегося ходить, подражать искусному танцору.