Текст книги "Аркан"

Автор книги: Татьяна Русуберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Ему показалось, что учитель подавился ветром, и он отважился переспросить:

– Ды… что?

– Дхьяна, – терпеливо пояснил Огонь, прогуливаясь по краю бассейна. – Это древнее мингарское понятие, значение которого сложно перевести как на церруканский, так и на тан. Внимание, осознавание, готовность, присутствие, все это – дхьяна. Идеальная добродетель. Свет, не дающий тени.

Фаворит пустился в более подробные объяснения, но Кая как заклинило. Перед глазами стоял освещенный неверным огоньком светильника карцер, оранжевое снизу и черное сверху лицо Скавра, в ушах звучал вкрадчивый голос: «Какое значение это имеет для воспитанника Мингарской школы? Я сразу понял, кто ты». И потом, в конторе мясника, награда за первый выигранный бой: «Адепт. Фламма».

Теперь, по прошествии месяцев, одно слово «мингарский» породило бурю внутри Аджакти. Каждый раз, приходя на занятия с фаворитом, он надеялся услышать хотя бы намек на загадочную школу, принадлежность к которой объединяла учителя и ученика. Но Фламма обходил этот предмет стороной, а спрашивать напрямую Кай не решался: как бы он объяснил, что знаком с техникой, о происхождении которой не имеет ни малейшего понятия? Как бы рассказал о своем первом учителе – духе мертвеца, навечно закованном в мифриальную броню?

И вот – бац! Ни с того ни с сего Фламма запел соловьем на нужную тему. «Дхьяна, дхьяна… Нет, Ментор Рыц точно не упоминал ничего подобного! Может, Скавр все-таки ошибался насчет меня?»

– Ой! – Удар пришел так неожиданно, что Аджакти не смог сдержать возгласа боли и ухватился за голову.

– Что-то заставляет меня думать, что я пытаюсь научить осла летать, – учитель стоял перед ним, опершись на уже знакомый Каю бамбуковый шест, неизвестно как появившийся в короткой руке. Ветер хлопал широкими рукавами туники, круглое лицо было мрачно, как набухшая снегом туча.

Кай склонил голову, не решаясь извиниться за свою невнимательность. Каждый урок у Фламмы начинался и кончался тем, что он бормотал: «Простите, сетха», – и уже начал опасаться, что запас терпения учителя подошел к концу. Он ожидал нового удара палкой, но вместо этого Огонь только тяжело вздохнул и сказал:

– Идем. Я хочу тебе кое-что показать.

Аджакти расслабился и поспешил за фаворитом. Они подошли к большому камню с плоской макушкой, в которой было выдолблено мелкое, но обширное углубление, заполненное водой. Кай предположил, что это поилка для птиц. Церруканцы, почитавшие диких пернатых как посланников богов, часто ставили такие в своих садах. Водоемчик выглядел совершенно обычно, и ученик недоумевал: «Что еще задумал старый пердун?»

Фламма ткнул пальцем в прозрачную воду и обернулся к Аджакти:

– Что ты видишь?

Ответ «поилку для птиц» был слишком очевидным, и, помня прошлые выверты наставника, ученик напряг мозги:

– Э-э… Благословенную влагу премудрости.

Глаза Огня стали еще уже, чем обычно:

– Не старайся поразить меня своей глупостью, мальчик. Тебе уже удалось это сполна. Просто опиши, что ты видишь.

Кай вздохнул:

– Камень, воду. – Он бросил быстрый взгляд на учителя. Тот ждал продолжения. – Э-э, вода чистая, через нее видно дно, на дне улитка. Я вижу свое отражение, сизое небо, ветви деревьев, которые качает ветер.

К его удивлению, Фламма удовлетворенно кивнул, зачерпнул горсть влажной земли и бросил в поилку.

– Что ты видишь сейчас?

Аджакти пожал плечами:

– Немного. Грязь замутила воду, сетха. Надо подождать, пока все уляжется.

– Вот именно! – Фаворит постучал твердым пальцем по лбу ученика. – Твой рассудок также полон мути. Пока ты не перестанешь отвлекаться на мысли, впечатления и воспоминания – всю ту грязь, которая заполняет тебя, ты никогда не сможешь видеть ясно! Ты будешь следовать снам наяву, вместо того чтобы присутствовать в реальности «сейчас».

– Грязь?! – возмутился Кай. Полагалось бы придержать язык, но гладиатор не мог больше сохранять спокойствие. – Да что вы знаете обо мне?! Что вы вообще знаете о том, что происходит за пределами этих стен?! – Он сделал широкий жест, обводя рукой ограду, скрывавшую сад фаворита от посторонних глаз. – Устроились тут, как отшельник, в вашем идеальном мирке, разводите кур и розы, достигаете совершенства. А что творится у вас под носом, скажем в Танцующей школе, об этом вы и понятия не имеете. Еще бы! Это же грязь, муть! Отвлекает от созерцания вечности и собственного пупка! – На всякий случай он зажмурился, ожидая нового удара палкой. Но его не последовало.

– Что же такое творится в Танцующей школе, что это занимает все мысли моего ученика, не оставляя места для – как это ты сказал? – благословенной влаги премудрости? – прозвучал язвительный голос Фламмы.

Отступать Аджакти теперь было некуда. Он принялся рассказывать о последних играх и судьбе Лилии:

– Скавр собрался вышвырнуть ее, как сломанную куклу, но мы ему не позволим. Братья решили скинуться, чтобы оплатить лечение Тигровой. Она, конечно, ничего об этом не знает, а то бы ни за что не согласилась, гордячка. Один из наших, Аркон, попробует договориться с мясником. Лилия – отличный боец, ребята уверены, что она и с одним глазом справится, лишь бы у нее было время восстановить форму.

– Я помню рыжеволосую, – задумчиво протянул Фламма. – Прекрасный «жнец». Жаль, что с ней случилось несчастье.

– Думаете, – нерешительно спросил Аджакти, – она сможет снова выйти на арену?

Покряхтывая, фаворит опустился на землю рядом с каменной поилкой и сделал приглашающий жест рукой. Ученик последовал его примеру.

– Возможно, – глаза под тяжелыми веками отразили рябь на воде. – Я слышал легенды о слепом воине, сражавшемся на слух. Я знаю историю о девушке, которой отец с детства связывал руки за спиной, заставляя исполнять все домашние обязанности ногами. Именно Юфенг изобрела новый стиль боя, носящий ее имя и основанный на ударах ног. Все возможно. Но скажи, – Фламма поймал взгляд ученика, – размышления об этом… Помогут ли они сейчас Лилии?

Кай печально покачал головой. Он прекрасно понимал, что судьба сестры теперь была в руках Скавра и ее собственных.

– Вот ты сказал, что я понятия не имею о том, что происходит за пределами моего дома и сада, – продолжал Фламма, – что я сам отгородил себя от жизни и этого города. Ты ходишь по его улицам каждый третий день, сюда и обратно в школу. Заметил ли ты сегодня что-нибудь особенное на своем пути?

Аджакти напряг память, одновременно стараясь разгадать, куда на этот раз клонит учитель, но ничего дельного на ум не приходило. Наконец он сдался:

– Все было как обычно.

– Ты заметил двух нищих, что всегда сидят у сырной лавки?

– Один хромой, а у второго вся рожа в язвах? – уточнил Кай и уверенно кивнул: – Ну да, попрошайки торчали там, как всегда.

– Как примечательно, – сощурился Фламма. – Я проходил мимо сегодня утром и видел только одного нищего.

– Что с того, – пожал плечами ученик. – Значит, второй приполз позже.

– А вот это было бы еще более удивительно, – растянул улыбку шире фаворит. – Приятель хромого рассказал, что несчастный встретил ледяного великана минувшей ночью и почил в бозе. Очевидно, сырную лавку посетил его призрак.

Кай задумался. «Было ли попрошаек действительно двое? Или я только думал, что их двое, потому что, занятый собственными мыслями, не обратил на них внимания?» Наконец он тряхнул головой:

– Ну, может, тот, в язвах, подпирал стену и один. Да какая разница? Хромой мне не сват и не брат, такой швали, как он, тут на каждом углу полно.

– А что, если их все-таки было двое? Что, если тот, кто занял место хромого, – наемный убийца, посланный выследить тебя и отправить в мир иной?

Аджакти уставился в безмятежное лицо Фламмы округлившимися глазами:

– Но… Кому бы это могло понадобиться? В смысле заказать меня?

– Ты знаешь своих врагов лучше, чем я. – Фаворит как ни в чем не бывало расправил складки туники на коленях. – И ты не ответил на мой вопрос: исходя из нарисованной мною возможности, какова была бы вероятность того, что ты не явился бы сегодня на урок?

Кай смущенно откашлялся:

– Гм, зависит от искусности убийцы. Но, учитывая эффект неожиданности… Да, наемник имел бы преимущество.

Фламма только коротко кивнул:

– Теперь вернемся к нашим курам. Что там пошло не так?

– Да в этих бестий как демон вселился! – раздосадованно пробормотал ученик. – Они метались повсюду, в сарае темно, поди там разбери, кто где. Я же не мог разорваться на дюжину кусков! Ну или сколько их там.

– Тебе приходилось сражаться против нескольких противников одновременно, так?

Аджакти кивнул.

– Ты видел, как замирает в воздухе стрела? Как едва различимое мелькание лезвия распадается на отдельные движения? Чувствовал, что времени между ударами сердца достаточно, чтобы убить, и не однажды?

Кай снова кивнул. Теперь он внимал Фламме с таким напряжением, что в ушах звенело. Описанные учителем ощущения были ему знакомы, очень знакомы.

– Тогда почему этого не случилось, когда я дал тебе простое задание? Почему этого не случилось сейчас?

Аджакти только захрипел в ответ. Пальцы Фаворита сомкнулись на его горле. Дав ученику помучиться пару мгновений в борьбе за воздух, железная хватка разжалась.

– Я не… – просипел Кай, пробуя определить на ощупь, на месте ли кадык, – я не был готов. В бою… На меня вроде как находит. Как будто некая сила движет мной: время замедляется, обостряются зрение и слух. Я вижу капельки пота на лице врага, малейшее движение его зрачков, дрожь мышц – все сразу и по отдельности. Я не могу это объяснить. Да и случается так не всегда.

– Ты входишь в поток, – кивнул Фламма. Создавалось впечатление, что он прекрасно понимал, о чем говорит ученик. – Твое внимание предельно фокусируется, ты становишься прозрачным, – фаворит указал на водоемчик для птиц, муть в котором осела на дно. – Но если последует внезапное воздействие извне, скажем, хм, лучник на галерее вдруг нацелится тебе в спину, то… – Огонь внезапно пнул поилку. Вода выплеснулась из углубления, грязные струйки побежали по бокам камня. – Теперь представь себе, что ты находишься в дхьяне. – Он легко поднялся на ноги и направился к бассейну.

Аджакти последовал за учителем.

– Твое внимание не сфокусировано, но рассредоточено вокруг, разлито в пространстве. Ум, лишенный обычного пережевывания собственных мыслей, образов и настроений, чист, – Фламма указал на водоем, в котором ясно просматривалось мозаичное дно, – и дает тебе возможность реагировать на самые слабые сигналы, поступающие от мельчайших частей тела, сигналы, которые раньше попросту терялись в постоянном мысленном шуме. Твои нервы способны реагировать на пятьдесят пять импульсов в секунду, пальцы ощущают вес в десятые доли грамма, глаз различает свет самой отдаленной звезды. И так – всегда.

Кай недоверчиво покачал головой и усмехнулся:

– Всегда? Или великому воину не нужно спать?

Фаворит усмехнулся в ответ:

– Великий воин способен практиковать дхьяну даже во сне. Когда он достигнет высшей ступени мастерства, он будет способен видеть сны Ясного Света. Он станет бодрствующим спящим.

Аджакти задохнулся от открывшейся ему перспективы. Всегда находиться в потоке. Нет! Самому быть потоком, разлитым повсюду! Сохранять остроту восприятия даже во сне, так что ни один враг не сможет подкрасться незамеченным.

– Как… Как я могу научиться дхьяне, сетха? – спросил он, едва справившись с нетерпеливой дрожью в голосе.

– Многое ты уже знаешь. Правильное дыхание, мантры – все эти элементы Танцующей школы помогают достичь полного внимания. Тебе остается только научиться удерживать его, сделать дхьяну твоим естественным состоянием. Я не знаю, как много у нас времени, а потому хочу подобрать практику, лучше всего подходящую именно для тебя. – Внезапно Фламма повернулся лицом к ученику и взглянул ему прямо в глаза: – Тебе придется уснуть.

– Что? – Кай думал, что ослышался.

– Я хочу, чтобы ты уснул и увидел сон, – пояснил фаворит. – Под моим руководством, конечно. Когда ты проснешься, то расскажешь мне все, что запомнил.

– Но… – Аджакти обреченно развел руками, – сетха, я не вижу снов! Никогда. – Тут он припомнил странное видение с колокольней накануне боя Токе с Клыком и поправился: – То есть почти никогда.

– Все люди видят сны, – категорично отрезал Огонь. – Таково устройство человеческого разума. Просто большинство тут же их забывает. Я проведу тебя путем, который позволяет запомнить сновидения. Ты просто должен следовать моим указаниям. Итак? – Учитель приглашающе махнул в сторону небольшой беседки у виноградных шпалер. – Думаю, спать на голой земле будет холодновато.

Кай вздохнул и послушно потопал к шпалерам. «По крайней мере хоть высплюсь как следует».

Глава 8
Достигая ясности

– Главное – все время помнить, что спишь и видишь сон, – бубнил сверху тихий голос Фламмы. – Только сохраняя это сознание, ты не будешь вовлечен в события сновидения, но, напротив, сможешь управлять ими.

Аджакти покоился на толстом ковре, покрывавшем пол беседки. Ладонь уютно подложена под щеку, ноги чуть согнуты в коленях. Поза, указанная учителем, была так удобна, а его голос звучал так монотонно, что Кай с трудом удерживался от зевка.

– Вот, это поможет тебе, – Фламма положил что-то перед лицом ученика. Рука фаворита исчезла из поля зрения, и Кай увидел хрустальный шарик размером с грецкий орех. Его вид и слова Фламмы мгновенно прогнали сонливость. Он снова был ребенком, и Мастер Ар испытывал его, предлагая остановить крутящиеся в воздухе зачарованные сферы. «Я тебе помогу», прикосновение холодных пальцев, боль, боль… Усилием воли Кай затолкал непрошеные воспоминания в ту темную дыру, откуда они выползли. «Учитель не желает мне дурного», – успокаивал он себя, прислушиваясь к инструкциям Фламмы.

– Это Тигле, – пояснял тем временем тот, указывая на сверкающую сферу. – Рассмотри ее внимательно и запомни расположение лепестков.

«Лепестки?» Аджакти еще раз глянул на шарик. Хрусталь был прозрачным, но падавший на него свет странным образом преломлялся, отбрасывая на ковер продолговатые цветные блики, как будто Тигле лежала в чашечке раскрывшегося цветка. Ближайший к Каю лепесток имел желтый цвет, потом шли зеленый, красный и синий. Сама сфера сияла нежно-голубым оттенком небесной чистоты.

– А что такое Тигле? – поинтересовался он.

– Тсс! – Фламма приложил палец к губам. – Уже забыл?! Никаких разговоров! Ты слушаешь мой голос и следуешь моим инструкциям. Все вопросы – потом.

Аджакти послушно вытаращился на хрустальный шарик, даже моргать перестал. Видимо удовлетворенный рвением ученика, фаворит сжалился и снизошел до объяснения:

– Тигле – это защитница и охранительница священного сна, Та, Кто Проясняет Вне Понятий. Она – светоносность, которая кроется во тьме обычного сновидения. Некоторые считают ее богиней и предпочитают представлять себе прекрасной женщиной, сотканной из лучей. Но сфера показалась мне лучшим решением – ведь Тигле происходит из мира чистых энергий, где нет форм.

Кай старался слушать голос учителя, внимая, но не реагируя на слова, не размышляя над ними, а просто регистрируя звуки и их значение. Весь его мир сжался до четырех лепестков и голубоватого сияния между ними.

– Тигле будет твоим проводником по вселенной сна. Когда закроешь глаза, представь себе, что она перенеслась с пола внутрь тела, туда, где у тебя сердце. Затем следуй моим указаниям. Ты будешь погружаться в сон глубже и глубже, и под конец связь с этим миром пропадет, ты перестанешь слышать мой голос. Поэтому помни: твоя цель – слиться сознанием с Тигле так, чтобы ее голубое сияние стало тобой, а ты – стал ею. Только в этом случае путешествие удастся.

Фламма умолк, но Кай не ожидал новых объяснений или инструкций, не удивлялся, почему учитель медлит. Тигле парила перед ним, лепестки сверкали: желтый, зеленый, красный, синий.

– Закрой глаза.

Аджакти по-прежнему видел голубую сферу – нет, чувствовал ее внутри себя – на лотосе, плывущем во тьме.

– Теперь представь, что твое сознание едино с теплым желтым цветом.

Получилось у Кая не сразу, но учитель дал ему достаточно времени. Это было странное ощущение – он чувствовал свое тело, грубую шерсть ковра там, где его касалась кожа, жесткость досок под ним, прохладу от задувавшего в беседку ветра; слышал шорох ветвей по крыше, собственное ровное дыхание, поскрипывание пола, когда Фламма менял положение. И в то же время его «я» парило в пустоте, слившись с желтым светом, который становился все ярче.

– Теперь перемести свое сознание в зеленый сектор.

Впервые в жизни Кай осознавал погружение в сон.

Внешние ощущения слабели, смазывались, пока от них не остались только теплая тяжесть и тихий голос, ведущий его из зеленого света в красный, а затем в синий. Ультрамариновое сияние затопило все, и контакт с окружающим миром полностью прервался. Аджакти остался один.

Небесно-голубая сфера парила перед ним в месте, не имевшем границ. Из любопытства он повернулся вокруг своей оси, чтобы увидеть, было ли что-то у него за спиной. Сфера, казалось, переместилась вместе с ним и снова приглашающе сияла впереди. Кай сделал шаг в ее направлении и… поплыл в пустоте. Только теперь он понял, что у него не было тела. Голубое свечение окутало его. Он напряг память. «Я должен раствориться в Тигле, стать единым с ней».

Аджакти попытался представить себя прозрачным и чистым, как вода, как воздух, как пустота. Пустота, наполненная светом. Вне формы. Вне понятий. Без границ. Эйфория пронзила его внезапно, как удар молнии. Солнце зажглось внутри, такое яростное, что его сущность взорвалась и разлетелась на миллионы осколков – хрустальный шар, внутри которого вспыхнула звезда. Вспыхнула и тут же начала угасать. Сила свечения упала до голубоватого сияния, и сознание вернулось к Каю. Вернее, оно и было этим сиянием. Аджакти стал светом.

Он готов был отправиться в путешествие, но один в своем новом качестве не знал, с чего начать. Или… «Я и Тигле теперь едины. Значит, ее мудрость и сила теперь мои. Почему же я не вижу, куда идти?» Понимание пришло незамедлительно. «Конечно! Собственный свет ослепляет меня!» Кай попробовал вобрать его в себя, как человек подбирает полы длинного плаща, шагая через лужи. Мгновение – и он схлопнулся – солнце внутри уплотнилось настолько, что стало черным. Аджакти понял, что падает в темноту, но у него не было рук, чтобы ухватиться за мрак, не было рта, чтобы кричать.

Вокруг колыхалась непроглядная ночь. Ночь пахла йодом, водорослями, мокрым камнем и временем. Черный воздух рассекало движение, будто невидимое крыло било темноту, снова и снова, механически, без надежды взлететь. Пространство подавалось почти бесшумно, только далеко внизу раздавался всхлипывающий, влажный звук, который повторяло эхо. И звук, и запах показались Каю странно знакомыми. Воображение живо нарисовало прикованного в башне гигантского дракона, лижущего ее подножие длинным раздвоенным языком.

«Бред! Мне нужно увидеть, где я, а не придумывать небылицы!» Он попробовал сделать шаг вперед и замер с колотящимся сердцем. В одно мгновение он понял, что каким-то образом вернулся в свое тело и стоит на краю каменной площадки, за которой разверзлась бездна. Кай набрал полную грудь воздуха, остро пахнущего морем, и отчетливо произнес:

– Свет.

«Фламма говорил, что если я сохраню сознание того, что это сон, то смогу управлять происходящим». Мгновения шли, все оставалось по-прежнему: с равными интервалами махало в темноте «крыло» да хлюпало безутешное эхо. Но Аджакти не готов был сдаться. Он представил себе хорошенько пропитанный смолой факел в держателе на стене, готовый ярко вспыхнуть от малейшей искры. Представил эту искру на кончиках своих пальцев и щелкнул ими:

– Свет!

С шипением пламя озарило мрак, жар лизнул щеку Кая, заставив отдернуть голову. Его воображение не ошиблось в одном – он действительно находился внутри башни. Вдоль покрытой слизистыми потеками стены вилась винтовая лестница, настолько древняя, что некоторые ступени обвалились, а оставшиеся были истерты ногами тех, кто ходил по ним на протяжении многих веков.

В полом центре башни ходил взад-вперед гигантский стержень, выраставший из невидимого во мраке купола и исчезавший во тьме под ногами Аджакти – там, где безутешно всхлипывало эхо и мерцали красноватые блики. «Стоп! Это же отражение света факела! Значит, подножие башни затоплено! А эти звуки… Волны… Прилив… Море! Башня стоит на берегу!» Под ложечкой засосало от невероятного подозрения. Кай выхватил факел из держателя и посветил вокруг. «Возможно ли, что я оказался в Замке? В тайном помещении, в котором никогда не был, наивно полагая, что Мастер Ар открыл для меня все запертые двери? Что ж, я смогу выяснить это, только последовав вверх по лестнице».

Он развернулся, высоко подняв пламя над головой. «Троллья отрыжка!» Целая дюжина ступеней отсутствовала, отрезав дорогу в эту сторону. Оставалось только направиться вниз. Кай ступал осторожно, освещая путь факелом и пробуя надежность опоры, прежде чем перенести на нее вес. Он знал, что, если умрет, проснется – совсем или в другом сне, а это его совершенно не устраивало. Хотелось разгадать тайну башни – ведь неслучайно же Тигле привела его именно сюда?!

Еще пара выщербленных ступеней – и он оказался на площадке, подобной той, с которой начал свое нисхождение. Разница была только в том, что на этот раз в стене вместо факела торчал дверной проем. «Возможно, он ведет в другие помещения Замка, которые я смогу узнать? Ведь всегда можно потом вернуться обратно». Не колеблясь больше, Кай толкнул тяжелую дверь, почти не надеясь на то, что она не заперта. К его удивлению, створка бесшумно распахнулась.

Анира никогда раньше не видела моря. Она вообще никогда не видела столько воды сразу. Лазурная стихия простиралась до самого горизонта, дышала, как живая, и ее дыхание было наполнено незнакомыми будоражащими запахами. Море старалось поймать девушку за ноги, щекотало подошвы, бросало соленые капли в лицо, и она не могла понять, что оно такое – бог или чудовище преисподней.

Принцесса смутно помнила, как оказалась здесь, на пустынном пляже. Она пришла в подземный храм, чтобы завершить посвящение. Жрецы оставили ее наедине со статуей Иш-таб. Вуаль, полная звезд, упала, впервые открыв лик богини. Ее глаза сияли и были голубыми, как море.

Волна перед Анирой вскипела пеной, зашипела и высунула длинный язык. Подол платья тут же промок до колен. Принцесса взвизгнула и испуганно отскочила на безопасное расстояние. Мелодичный смех, раздавшийся за спиной, заставил ее вторично взвизгнуть и совсем не по-королевски крутануться на месте.

– Поразительно! Старая шутка, а все еще срабатывает, – женщина на золотом троне, ножки которого утопали в песке пляжа, снова хихикнула.

– А вы все так же ржете до коликов, – произнес второй, ухающий, голос. – Как последняя смертная, ей-богу.

– По-твоему, Ферруциана, лучше с каменным лицом годами сидеть под тряпкой, как последний попугай?

– На кого это вы намекаете? – обиженно осведомилась крупная сова, которая сидела на плече говорившей.

Теперь Анира была уверена – ухающий голос исходил из ее крючковатого клюва. Хозяйка птицы подмигнула принцессе и сделала невинную мину.

– Мне солнечный свет вреден, – ворчливо продолжила сова, встопорщив перья. – А вуаль, между прочим, предохраняет от пыли и мимических морщин.

Женщина посмотрелась в серебряное зеркало, которое она держала в правой руке, попыталась нахмуриться и разочарованно вздохнула:

– Да, будто ботоксом накачали. Попробуй теперь, изобрази гнев божий. – Зеркало, пуская зайчики, полетело наземь и осталось лежать, полупогребенное в песке. Голубые глаза обратились на Аниру, с разинутым ртом застывшую у кромки прибоя. – Довольно пререкаться, Ферруциана. У нас посетитель.

– Да я вообще молчу! – нахохлилась сова, закрыв круглые желтые глазищи.

Иш-таб – а принцесса теперь поняла, что это была именно она, – вздохнула и возвела очи к небу:

– Подбери слюни, дитя мое.

Анира не сразу сообразила, что богиня на сей раз обращается к ней. Спохватившись, принцесса захлопнула рот, украдкой утерев подбородок.

– Не будьте с ней жестоки, экселенц, – ухнула Ферруциана, приоткрыв один глаз. – Девица никогда не видела говорящую сову.

– Как насчет говорящей богини? – скосилась на птицу Иш-таб. – Придержи клюв, символ мудрости, и знай свое место. Мы и так уже выбились из регламента.

Ферруциана возмущенно гукнула и спрятала голову под крыло, превратившись в пушистый серый шар. Богиня снова обратила голубой взор на Аниру и очаровательно, но несколько напряженно улыбнулась:

– Итак, что привело тебя сюда, дитя?

– Я п-пришла, ч-чтобы… – Анира собралась с духом и спокойнее закончила ритуальную фразу: – Чтобы задать вопрос. – На всякий случай девушка склонилась в глубоком поклоне.

– Фиг тебе, – по-прежнему нежно улыбаясь, промолвила Иш-таб и сложила красивые белые пальцы в неприличном жесте.

Выражение лица принцессы, очевидно, стало настолько ошарашенным, что богиня, не сдержавшись, прыснула. Сова неодобрительно ухнула под крылом. Анира беспомощно осмотрелась вокруг. «Может, это вовсе не Иш-таб? Но как же зеркало, сова, трон?! Все сходится. Да и нет тут больше никого. То есть почти никого». Только сейчас принцесса обратила внимание на мальчишку лет семи, строившего песчаный замок у самой воды дальше по пляжу. Ребенка всецело увлекла игра. Казалось, он не обращает никакого внимания на троицу Анира – богиня – сова. «Кто бы это мог быть? Один из младших богов? Возможно. Но кем бы ребенок ни был, он не может мне ничем помочь».

После секундного колебания принцесса рухнула на колени. Песчинки больно впились в колени через мокрую ткань:

– Величайшая, если я чем-то прогневала тебя, скажи, как я могу исправить ошибку.

Иш-таб резко оборвала смех. Тонкие рыжеватые брови сдвинулись, но на мраморном лбу не образовалось ни единой морщинки.

– Ты пришла неочищенной! – Пальцы богини порхнули вверх по высокой груди и сжали изумрудную гемму, изображавшую глаз.

– Но я постилась! – вскинула голову Анира. – Я не вкушала пищи три дня и три ночи.

– Три дня?! Ты слышала, Ферруциана? – Иш-таб передернула плечиками, и сова захлопала крыльями, пытаясь удержать равновесие. – Сначала смертные постились десять дней, потом пять, а теперь…

– О, времена, о, нравы, – птица патетически закатила глаза.

Богиня удовлетворенно кивнула:

– Напомни мне послать жалобу пантеону. – Ее палец обвиняюще уперся в Аниру. – Тебя запятнал нераскаянный грех.

Девушка упрямо тряхнула головой:

– Верховный жрец, ваш служитель, отпустил мне грехи перед инициацией.

– Нераскаянный грех никто не в силах отпустить! – воскликнула богиня, топнув изящной сандалией в песок. – Кроме меня, конечно, – она нежно почесала сову под подбородком.

«Да какой грех-то?» – уже собралась спросить принцесса, но в последний момент прикусила язык. «Проклятие! Так вот к чему все это… светопреставление! А я-то повелась, как дурочка. Ведь я могу задать только один вопрос, верный вопрос. Ведьма просто хочет запустить когти в мою душу! Но нет, не дождешься, голубушка!»

– Если Величайшая укажет недостойной, в чем заключается этот грех, обещаю, я тут же покаюсь в нем, – Анира стукнула себя в грудь. – Глубоко.

Иш-таб и Ферруциана переглянулись. Сова глухо ухнула и кивнула. Богиня сняла гемму с золотой цепочки и бросила на песок. Круглый камень покатился к принцессе и замер в паре шагов от ее ног. С ужасом Анира увидела, что это вовсе на драгоценность, а живой зеленый глаз, яростно уставившийся на нее. С трудом сдержав рвущийся из груди крик, девушка выдавила:

– Я велела Шазии… моей телохранительнице… пощадить ее. В конце концов, это всего лишь рабыня.

– Гладиатрикс! – поправила ее Иш-таб. Сова угрожающе захлопала крыльями. Глаз недобро прищурился. – Она лила кровь на алтарь моего брата, а значит, служила мне!

– Скоро на ваш общий алтарь прольется столько крови, что Ягуар и Иш-чель будут посрамлены и забыты! – Анира сделала шажок в сторону трона, стараясь не обращать внимания на изумрудное пятно на песке. – Я снова зажгу огонь в ваших храмах, принесу великую жертву. Все, чего я хотела – ускорить события, породить недовольство среди гладиаторов, чтобы ими было легче управлять. Это, – принцесса ткнула в злобно вращающийся глаз, – только первое приношение.

Иш-таб задумчиво облокотилась на ручку кресла:

– Ты говоришь правду, но не всю правду.

Сова, перебирая лапами, нашла новую точку равновесия:

– Бурная ревность совершает больше преступлений, чем корысть, – изрекла мерзкая птица и уставилась на Аниру пронзительными желтыми глазищами.

«И как это они смогли столько рассмотреть из-под своего покрывала?! – мелькнуло в голове у Аниры, пока она лихорадочно обдумывала ответ. – Одно ясно – отрекаться теперь бесполезно и даже опасно».

– Да, я была слаба, – призналась принцесса, выдавив слезу из уголка глаза. – Но, Величайшая, которой известно все, поймите меня, как женщина – женщину! Эта рыжая все время была рядом с ним, все время на глазах, соблазняя, виляя своим бесстыжим задом, когда я, – Анира всхлипнула, – должна была довольствоваться Аджакти только урывками, все время опасаясь за свою жизнь, за его жизнь, прячась по углам. Я ничего не планировала, все произошло… Ну просто произошло, – принцесса потерла глаза, надеясь, что веки покраснеют. – Рыжая появилась у Сиаваши, стреляя глазками, хорошенькая, уверенная в себе. Мне так захотелось стереть эту улыбку с ее губ, – Анира пошарила по боку в поисках носового платка, но костюм неофитки не предусматривал карманов, и она сморкнулась в мокрый подол. – Я приказала Шазии изуродовать девчонку.

Глаз на песке часто заморгал, из него потекли слезы, тут же превращавшиеся в жемчужины.

Принцесса поспешно отвела взгляд:

– Он все равно никогда об этом не узнает. Никто не узнает. Я была в маске, лицо Шазии скрывал шлем. Но я раскаиваюсь, глубоко раскаиваюсь. «Что не велела мтехе прикончить тварь!» – прибавила она про себя.

Мальчишка у кромки прибоя глянул на Аниру так, будто это она только что разрушила его замок, а не набежавшая волна. «Что за глупость, строить так близко от воды?» Как бы быстро дурачок ни возводил свои башни, море смывало их одну за другой, пока не оставалась только одна, самая высокая, и тогда ребенок терпеливо начинал свой труд сначала. На мгновение принцессе показалось, что он слышал их разговор с Иш-таб. «Но нет, это невозможно. Он слишком далеко».

– Ее зовут Тигровая Лилия, – голос богини вернул принцессу к действительности. – Мой брат к ней равнодушен, впрочем, как и к тебе.

Улыбка сидела на лице Иш-таб криво, как неумело повязанная алая лента.