Текст книги "Хрусталь и стекло (СИ)"

Автор книги: Татьяна Ренсинк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 18

Яркие, как звёзды, взгляды сияли друг для друга... Очнувшись вместе в объятиях, Алекс и Кэтрин улыбались тому счастью, что ощущали вновь.

– Вчера был просто дурной сон, – склонившись над милым, Кэтрин ласково смотрела. – Не надо дуэлей и смертей больше. Иначе я спрячу все оружия, заставлю сломать шпагу, я не знаю, я придумаю что-нибудь, но ты будешь более сдержанным! Я первой должна уйти.

– Что ты выдумала теперь? – засмеялся Алекс, прижимая её за бёдра крепче к себе. – Вечно ты со своими страхами. Первая она уйдёт. Я тебе уйду!

– Но ведь может случиться, – удивлялась шутливо она.

– Я не переживу без тебя. Так же, как и ты без меня, – подмигнул Алекс и стал строже. – Не говори на эту тему больше никогда.

– Мужчинам нельзя без ласки и любви. Если не будет меня, будет иная, – хотела Кэтрин договорить, но милый прервал речь сладким поцелуем в губы:

– Никогда... Я останусь лучше один. Вот, не успел тебе в день Валентина исполнить песню. Уезжали тогда в Венецию, но...

Он поднялся с постели и, взяв стоящую в углу гитару, сел рядом. Проиграв несколько нежных аккордов, Алекс взглянул проникновенно на любимую. Приятные мурашки пробежали по её телу и от этого взгляда, и от голоса, каким он запел свою новую и вновь невероятно красивую песню. Песню, которая вновь была посвящена ей...

Да, солнца луч ласкает нас,

А ветра касание – нежно-нежно.

Да, они ключ любви подарили нам,

И мы в объятиях счастья неизбежно.

Когда душа проснулась вдруг от света,

Света любви, которым так богата планета;

Света добра, радости смеха, поцелуев,

Мы знаем – нет прекрасней любви кружев.

Да, сегодня, в этот день любви,

С тобой мы вспомним, что уже прошли.

А после – в нежных танцах до зари —

Отпразднуем... Молю, вечно живи!

Когда душа проснулась вдруг от света,

Света любви, которым так богата планета;

Света добра, радости смеха, поцелуев,

Мы знаем – нет прекрасней любви кружев.

Души наслаждались от звучавшей песни. Слушая исполнение Алекса для Кэтрин, Эльвира и Густав находились внизу, в гостиной. Они молча сидели друг перед другом за столиком и невольно улыбались. Чай стоял перед ними с угощениями. За окном уже было темно, но здесь, в этом замке, где находились, было светло не только от освещения хрустальных люстр, в которых играли огни множества свечей... Души пели. Души сияли. Радость переполняла...

– У них всё будет чудесно, – молвил наконец-то Густав, когда песня затихла.

Только тиканье часов у стены и было слышно.

– Я верю, – улыбнулась Эльвира.

– А второй, или даже первый, Ваш сын приносит столько же переживаний? – поинтересовался Густав, а в голосе была уловима дрожь волнения.

Эльвира выдержала паузу. Она тяжело вздохнула и отошла к окну. Оно было закрыто, словно её душа. Густав наблюдал за нею, а странное чувство тревожило, пока нежный голос собеседницы не прозвучал:

– Может даже больше, чем Алекс сейчас. Мой Грегор в плавании вновь. Со своей супругой. Вы знаете, что у них уже два сына и может третий скоро будет? – повернулась она с улыбкой. – Я так часто с ними. Играем вместе, гуляем, учимся. Они замечательные!

– Верю, – улыбнулся с восхищением Густав. – Даже завидую Вам. У Вас есть дети и внуки. Вы выглядите счастливой с ними.

– Не в детях ли счастье? – встретил он снова улыбку Эльвиры.

Подойдя ближе, Густав сложил руки за спину, чтобы спрятать желание прикоснуться к её плечам:

– Вы... Вы должны думать и о себе. Дети уже имеют свои семьи, своих детей. Муж Ваш в ином мире, скажем так. Зная, каков он был, я жалею лишь об одном... Что он не ушёл туда раньше, чем мы встретились.

– Вы, оказывается, опасный человек, – прищурилась шутливо Эльвира.

Густав невольно и кратко засмеялся, но снова смотрел более серьёзно. Он выдержал паузу, выискивая подходящие слова, чтобы не спугнуть ненароком или не обидеть как, и сказал:

– Я осмелюсь сказать, что Ваш сын Грегор куда опаснее. Он ведь корсар, не так ли? Вантала?

– Я горжусь им. Он многого добился, руководит кораблём и таким количеством людей, – с восхищением о сыне ответила она. – И кличка его, Вантала, мне по душе. Она означает Одиночка. Он уже не один, но... Мы все всё равно одиноки, если посмотреть иначе. Мы пришли в мир одни и уйдём одни. Без детей или кого родного. Без вещей...

– Но желательно с чувством удовлетворения,... счастья, – сглотнул Густав.

– Вы обрели это счастье? – поинтересовалась Эльвира, тоже став более серьёзной и пытающейся скрыть подступившее волнение.

Их взгляды не отрывались... Почему-то обоим было трудно прервать ту создавшуюся невидимую, но будто очень нужную нить. Видны были во взглядах и дрожь, и грусть, и трепет. Но не тот трепет, что был бы, если бы были молодыми и желающими познать те самые сокровенные чувства, к которым бы рвалась душа. Однако оба поймали себя на мысли, что хотелось бы вернуться в то канувшее время и... встретиться там...

– Я не имел возможности обрести то счастье, о котором говорим, – наконец-то тихо произнёс Густав. – И Вы, кажется, тоже его ещё не обрели. Нет, – мотал он головой, свято в то веря. – Не с тем мужем, какого имели.

– А теперь возраст не позволит, – хотела через улыбку ещё что-то сказать Эльвира, как крик Алекса заставил выбежать из гостиной:

– Врача! Роды! Скорее!

– Роды?! – переглянулись Эльвира и Густав, одарив при том друг друга улыбкой радости...

Глава 19

Позолота рамок висевших на стенах картин нежно отражала свет горевших в королевской спальне свечей. Подсвечники стояли на комодах, на будуарном столике или ночном,... а то – на столике у окна. Там же рядом было и два мягких кресла с гобеленовой обивкой, на которой вышиты замысловатые узоры и различные птицы.

Только взгляд вошедшего сюда этим вечером Криса сначала остановился на другом... Здесь, в его с супругой комнате, любимая лежала на боку на постели и что-то разглядывала в своих руках. Она была ещё одета в будничное платье, не менее роскошное, чем всё вокруг. Она увлеклась и не услышала приход мужа.

Крис с наслаждением улыбался, задержавшись у двери. Он любовался ею, потом взглянул на свечи, на золотистые рамки картин и на те пейзажи, которые были там изображены. Всё только добавляло нежности к романтическому настроению...

– Вики, – прошептал Крис и лёг рядом с милой рассматривать раскрытый в её руках медальон. – Наши детки.

– Да, наша девочка Кристина и ещё малыш Карл, – улыбалась она, поглаживая изображения детей. – Ещё бы гравировку сделать. Я у Кэтрин на перстне видела, очень красиво и аккуратно сделано.

– Скоро придётся заказывать иной медальон, – обняв за плечи, с вожделением молвил Крис. – На большее количество наших деток.

– Они будут? – с ноткой обиды улыбнулась Виктория.

Крис сразу почувствовал, что её сомнения не ушли, как не испарилось и разочарование в том, что у него, как оказалось, была связь с дочерью трактирщицы, и та родила ему сына...

– Вики, – вздохнул с тем же сожалением он. – Я должен навестить этого мальчика. Да, я был в отчаянии тогда и использовал её. Послушай, – видел он нежелание любимой говорить об этом. – Мальчик не виноват, но я не могу отказаться от него, если он действительно мой сын.

– Я понимаю, – усмехнулась Вики. – И когда ты решил навестить её?

– Мы сделаем это вместе, – робко погладив по спине и плечам, сказал Крис. – Не оставляй меня... Я с тобой и только с тобой хочу быть всю жизнь. Никаких других.

– Тебя будут пытаться отнять. Ты молод, красив и король, – смотрела Виктория вновь на изображение детей в своём медальоне.

– Этого не будет, – сказал Крис под уже раздавшийся к ним в дверь стук.

Явившийся слуга сообщил, что хозяин стекольного завода, Барон Дершау, просит принять. Удивившийся тому Крис оглянулся на поднявшуюся с постели милую. Оба были ещё одеты. Вечер был не поздним. Только такая просьба всё равно вызывала настороженность.

Не отказав, Крис сказал слуге, что скоро будет в своём кабинете. Взяв любимую под руку и взглянув в глаза, Крис спросил:

– Ты ведь и сейчас не откажешься быть рядом?

Виктория улыбнулась. Она улыбнулась так, что всё было ясно без слов: любит безмерно и навсегда. Подарив друг другу нежность поцелуя в губы, они скоро пришли к кабинету, где ждал тот самый Барон Дершау.

Этот молодой человек, примерно того же возраста, что и сам король, гордо стоял посреди кабинета и ждал. Он сразу смотрел в глаза правителя, согласившегося принять в час, когда приёмы все закончены, и не терял веру в своё...

– Джозеф Дершау, – кивнул в приветствие Крис и проводил супругу сесть в кресло. – Ваш вопрос, полагаю, крайне важен.

– Я рад, что Вы не на балу, – кивнул в ответ тот.

– Нет, в виду некоторых обстоятельств мы решили не идти на бал, но и не отменили его для гостей, – кратко пояснил Крис.

– Надеюсь, Вы в курсе моих дел с Блэкстоном, – строго смотрел барон, получив тут же знак руки короля сесть в одно из свободных кресел.

– Да, да, слышал что-то. Вы боитесь, Ваши права владения стекольным заводом отнимут.

– Назовут поддельными бумаги, – добавил Джозеф. – Поймите, Ваше Величество, я с рождения вовлечён в стекольное дело. Вы знаете, что мой отец много открытий совершил, но этот человек... Этот Пьер, стекольщик... У него лавка в центре.

– Да, знаю, – снова кивнул Крис и всем видом был внимательным и ждущим продолжения.

Сглотнув мешающее волнение, Джозеф продолжил:

– Мы с ним оба французы. Он вечно соперничает со мной во всём.

– Вы же были друзьями? – будто вспоминая историю, о которой кратко знал, удивился Крис.

– Да, давно, – подтвердил тот. – Пока он не предал. Такому человеку я доверять не могу. Он занят заговором, а Блэкстон не действует! Я плачу Блэкстону большие деньги, как защитнику, а результатов нет.

– Блэкстон спокоен, значит спокоен и я. Нет повода волноваться, Джозеф, – был Крис уверен.

– Вы его не знаете, – не соглашался собеседник, и тогда он удивился вновь:

– А Вы знаете?

– Я уезжаю в Турцию. Мне совершенно не до интриг. Завод достался мне честным путём, а не как пытается доказать Пьер.

– Расследование ведётся насчёт Пьера, но Вас хочу заверить, что всё будет хорошо и никто не лишит Вас завода. Вы можете спокойно уезжать. У Вас в Турции есть друзья?

– Есть друг, да. Именно с ним я хочу поделиться некими наблюдениями и узнать нечто новое, что поможет заводу стать лучшим. А если Пьер, как бывший работник завода, устраивает что за моей спиной, меня могут упрятать в крепость, а завод погибнет, – так и волновался Джозеф.

– Вы слишком уж, – не удержался и улыбнулся Крис, веря в иное.

– Я хочу просить лишь об одном, Ваше Величество. Обратите внимание на него и подействуйте на Блэкстона.

Крис лишь развёл руками и легко вздохнул:

– Обещаю.

Легко на душе хозяина стекольного завода явно не стало. Он уходил, а взгляд показал всё: неуверенность, недоверие,... страх... Крис смотрел ему вслед, как и сидевшая всё это время молча Виктория. Когда дверь закрылась, она сказала:

– Мне его жаль. А этот Пьер? Он действительно опасен? Это же из-за него и из-за его дочери неприятности у Алекса с Кэтрин?

– Да, – подтвердил Крис. – Из-за них...

Глава 20

– Пьер хочет, и правда, захватить стекольный завод? – удивлялась Виктория дальше.

– Я в их истории ещё мало что знаю, но она явно может быть связана с Алексом, что мы точно не можем оставить без внимания, – скорее высказал Крис и позвонил в колокольчик со стола, вызывая слугу.

Казалось Виктории, любимый давно не был таким озадаченным. Она видела, что знает он больше, чем она, в данной истории, но теперь чувствовала, что Крис посвятит её во все секреты. Чувствуя себя более важной и нужной, она наблюдала, как прибывшему слуге Крис приказал передать Блэкстону явиться немедленно сюда, в кабинет.

Блэкстон, как Крис и был уверен, ещё находился во дворце. Тот работал в своём кабинете, когда слуга сообщил, что король желает срочно говорить. Блэкстон тут же оставил всё, чем занимался, и поспешил явиться к правителю...

– Простите, дорогой Уильям, что в столь поздний час вынужден отвлекать, – сразу извинился Крис, всегда уважая данного человека и желая, чтобы и дальше между ними были доверительные и дружественные отношения. – Прошу, – пригласил он Блэкстона сесть в одно из кресел.

Тот кивнул с добродушной улыбкой, и, сразу став серьёзным, понимая важность дела, сел во внимании.

– Вы ведёте дело барона Джозефа Дершау. Его конфликт с Пьером, со стекольщиком, который имеет лавку в центре города, пора бы прекращать. Имеются некие подозрения, но я не посвящён во всё происходящее, – сразу сообщил Крис. – Это давно у них?

– Да, Ваше Величество, давно, – подтвердил Блэкстон. – Сами оба не сознаются, но Густав для меня уже провёл расследование однажды и выяснил, что Пьер женат был на женщине, которую любил Джозеф.

– Дело в любви?! – усмехнулся Крис с удивлением.

– Между ними была неприязнь с тех пор, – кивнул Блэкстон. – Доказать пока, что Пьер пытается склонить на свою сторону больше людей и выкупить завод, при том разорив Джозефа, не удаётся. Но и я, и Густав с агентами держим всё под контролем. Да, Пьер копит деньги и уже в банке имеется приличная сумма. Но на что он копит – не сознаётся. Джозеф же в панике и боится потерять всё. Многие из рабочих устраивают забастовки, но не признаются, кто ими руководит. Джозеф уверен, что всё это дело рук Пьера.

– Но ведь бумаги на завод в порядке? – снова поинтересовался Крис.

– Разумеется. Завод куплен честным путём. Однако страх у Джозефа есть и мысли все его сводятся только к Пьеру, – развёл руками Блэкстон.

– Что ж, – тогда вздохнул Крис. – Будем ждать. Тем временем Джозеф собрался уехать в Турцию. Там у него некий друг. Они собрались обменяться знаниями в стекольном деле. Думаю, следует продолжать следить за ним, как и за Пьером. Прошу, постарайтесь сделать так, чтобы Джозеф отправился туда именно на корабле Ванталы.

– Это брат Алекса? – уточнил Блэкстон.

– Да, именно. Вантала уже как-то просил патент, что хочет отправиться именно туда. Я подпишу патент. Готовьте бумаги и сделайте всё, чтобы Джозеф попал только на его корабль. Вантала возьмёт его с собой, как и наших тайных агентов, я уверен. Надо будет, пусть сложится так, чтоб другой корабль не взял, чтоб Джозеф отправился именно к Вантале.

– Всё будет сделано. Наши агенты позаботятся обо всём, – обещал Блэкстон.

Крис верил, так и будет. На Блэкстона всегда можно было рассчитывать. Это был ответственный человек, отдающий всё время лишь службе... Честный. Строгий. Неподкупный...

Блэкстон родился в Англии и служил, как и большинство его родственников, именно барристером, адвокатом. Он знал законы. Он умело управлял знаниями и применял их в любом деле, от чего ему сопутствовал успех. Будучи уже опытным в свои тридцать, он женился на женщине, с которой связывали дружественные отношения. Ради того, чтобы спасти её материальное положение в обществе, чтобы не дать прекрасному человеку, как она, пропасть. Только совместная жизнь продлилась недолго. Судьба взяла своё и эта милая женщина умирает при родах вместе с только родившимся сыном...

Эта трагедия наложила большой отпечаток в душе Блэкстона. Он помнил всё, что случилось, и пережить подобное, знал, уже не сможет. Желая изменить многое, уйти от мест, где всё напоминало о личной драме, Уильям покидает Англию. Так он прибыл к отцу Криса, нынешнего короля, и тот принял его в свои барристеры. Жизнь началась будто заново, но только для службы и ради службы...

– Ему можно доверять, – уверилась и Виктория, когда Крис рассказал ей после ухода Блэкстона его историю.

– Да, – заключил милый её вновь в объятия и одарил губы ласковым поцелуем. – Потому я хочу сделать всё, чтобы потом не хотеть повернуть время вспять и изменить то, что можно было. Я хочу быть всегда с тобой. Наша любовь истинная, и без тебя я мёртв.

– И я без тебя мертва, – только произнесла со слезами на глазах Виктория, как любимый долго стал целовать в губы, передавая веру в прекрасное совместное будущее вместе вопреки всем интригам или ошибкам прошлого...

Глава 21

Алекс испугался за любимую, когда она несколько раз почувствовала тем утром, как тянет в спине, как боль вокруг живота стала увеличиваться. Зная, что роды могут начаться в любой момент, и ожидая появление малыша или малышки, Алекс как никогда следил за самочувствием любимой.

Для Кэтрин же было впервые ощущать именно такие перемены в себе, поскольку при первых родах, которые были около пяти лет назад, схваток не было. Кэтрин была тогда замужем за человеком жестоким, яростным: бывшим королём и братом Криса... Подняв на неё руку и избивая, он вызвал её падение, и роды пришли внезапно...

Теперь же Кэтрин сомневалась, что ощущает схватки. Казалось, это просто боль в спине или мышцах. Когда же боль то утихала, то возвращалась минут через десять, постепенно нарастая в силе, Алекс сделался более серьёзным. Кэтрин отрицала всё, но он испугался, что доктора не получится позвать вовремя.

Выскочив в коридор из их спальни, Алекс тут же стал кричать:

– Врача! Роды! Скорее!

Слуги засуетились, как и находящиеся в доме Эльвира с Густавом. Доктор прибыл быстро. После проверки Кэтрин сразу стали готовить всё к начинающимся родам... Суета, волнение. Усиление боли Кэтрин и переживания Алекса...

Эльвира пыталась увести сына, но всё равно он остался подле любимой, как бы ни было шоком всё, что далее происходило у него на глазах: как милая страдала, как до боли сжимала его руку, которой он пытался её поддержать, и как после мучительных часов показалась головка их ребёночка...

Чем-то магическим и несказанно волшебным в воцарившейся тишине наполнилось всё вокруг. Алекс с полившимися по щекам слезами радости смотрел на родившуюся... дочь... Это маленькое и хрупкое создание казалось сказочным. Словно родилась самая ласковая, самая прекрасная и самая хорошая девочка мира.

Эльвира была рядом. Она видела его взгляд и как застыл на месте. Пока Алекс не замечал ни своих слёз, ни улыбающуюся счастливую возлюбленную, Эльвира поднесла малышку к нему. Доктор взял его руки и сложил их так, чтобы правильно принять дочь. Алекс же заворожённо смотрел на малышку,... плакал, плакал от переполняющей радости...

Вскоре счастливые и успокоившиеся Алекс и Кэтрин, когда малышку покормили первым материнским молоком и уложили под тепло одеяла в люльку рядом, ещё некоторое время любовались ею. Они были оставлены одни. Они обнимались, сидя на постели в объятиях друг друга, и никогда не ощущали того умиротворения, как теперь...

– Она, – выдохнул еле слышно Алекс и покачал головой. – Она и вера, и любовь, и надежда... Что-то светлое и самое лучшее.

– Ты оказался прав, – с умилением смотрела в ответ милая. – Это дочь.

– Да, я говорил, – засмеялся тихо он, взглянув на спящую малышку. – Только имени мы так и не придумали.

– А вот, как ты сказал, так и назовём, – прошептала Кэтрин. – Назовём в честь Святой Софии? Она мать Веры, Надежды и Любви.

– Ангел мой, – с восхищением взглянул Алекс. – Да! Да! София!

Бессонная же из-за счастья ночь всё же взяла власть... Кэтрин уснула под утро после следующего кормления малышки, которую решила вскармливать грудью сама вопреки правилам и законам, что для этого существуют специальные кормилицы. Почему-то ту связь, что создалась между нею и дочуркой никак не хотелось прерывать, а наоборот – укрепить...

Встав с постели, пока милая спала, Алекс надел праздничную одежду. Обычно любил одеваться в тёмные наряды, а здесь надел более светлый, украшенный вышивкой золотыми и серебряными нитями. Так хотелось показать, насколько полон в душе праздником. Спрятав в кармане камзола коробочку, покрытую бордовым бархатом, Алекс дождался, когда любимая проснётся.

Видя милого таким красивым и праздничным, Кэтрин, хоть и не могла ещё вставать с постели на долгое время, всё же оделась при помощи служанок в лёгкую, но не менее праздничную одежду. Эльвира сама уложила её волосы красиво и тихонько, в предвкушении праздника для сына и невестки, снова ушла из спальни.

Дочурка ещё сладко спала. Будто чувствовала покой и что не стоит переживать ни о чём. Взглянув снова на неё, Алекс и Кэтрин со счастливыми улыбками встретились взглядами...

– Я спешу устроить великий праздник, – воодушевлённо прошептал Алекс. – В честь рождения нашей дочери и тебя!

– Милый, – наблюдала за засуетившимся возлюбленным Кэтрин. – Любимый,... хороший мой...

Алекс помог ей сесть на краю постели, а сам встал на колени перед нею. Он смотрел проникновенно. Сладкая истома ласкала души обоих. Достав из кармана припрятанную там коробочку, Алекс протянул её любимой:

– Спасибо, что ты есть и что подарила не только сына, но и дочь...

Кэтрин со счастьем в глазах опустила взгляд на подарок и открыла его. Прекрасным светом заблестело лежащее там нежное колье. Алекс взял колье бережно в руки и застегнул на её шейке.

– Не стоило, – смутилась она. – Это же...

– Это особенное колье, – прервал он.

– Оно было сломано, – смотрела с печалью от неприятных воспоминаний Кэтрин. – Да, я его сама разорвала у стекольщика и бросила там на пол.

Только Алекс нежно улыбался и мотал головой:

– Судя по записям архива, оно было сломано ещё когда жили твои родители.

– Что? – насторожилась Кэтрин, не понимая, что происходит.

– Это колье когда-то принадлежало твоей матери, – сразу признался любимый. – Оно сделано из хрусталя и стекла. Его нашёл Крис и передал мне, чтобы сделать тебе сюрприз. Я уносил ювелиру его чинить... Потом захотел ещё один подарок заказать в таком же стиле у стекольщика. Заказал, но... столько неприятностей...

– Моей матери? – приложив руки к колье, Кэтрин разрыдалась. – О, если бы она и отец были живы!

Алекс заключил её в объятия. Ничего пока больше не было сказано. Душа разрывалась и была полна и любви, и тоски по дорогим людям, с которыми никак уже не разделить минуты счастья.

...Делясь друг с другом похожими переживаниями, тем временем прогуливались в саду замка Эльвира и Густав... Густав так и не смог уехать. Да и сама Эльвира не хотела прощаться с таким внимательным и интересным человеком. Оба как-то и не думали даже о том, чтобы расстаться, что уже второй день на исходе, а они всё вместе.

– Да, тяжело Вам приходилось в разлуке с сыновьями, – поддержал Густав, узнав более подробно о том, как Эльвира жила с супругом, а сыновья один за другим покинули дом и не возвращались, не желая иметь никаких дел и отношений с жестоким родителем.

– Если бы они знали, что я им мать, с самого начала, может всё сложилось бы иначе, – вздохнула с сожалением Эльвира.

– Не корите себя, – остановился Густав перед нею и осторожно взял за руку, прикоснувшись к той теплом не менее осторожного поцелуя. – Такими были обстоятельства. Вы были обязаны скрывать это. Ваш супруг был бы куда более опасным... Как же я счастлив, что Вы теперь вдова... Но как же жаль, – смотрел он глубоко в глаза, встречая такую же тоску. – Как жаль, что не встретил Вас раньше.

– Что поделаешь, – улыбнулась со слезами Эльвира.

– Многое можно сделать, – не соглашался Густав и снова поцеловал её руку. – Вы молоды ещё. Безумно прекрасны.

– Перестаньте, мы уже не в том возрасте, – улыбнулась она, словно не хотела погружаться в мечты. – Нам надо заботиться о внуках.

– У внуков есть родители. Ни Алекс, ни Грегор, то есть Вантала, не принуждают же Вас думать и заботиться лишь о внуках? – удивился Густав.

– Нет, что Вы! Грегор весь в море, туда же берёт и жену, и детей иногда, – засмеялась Эльвира.

– Значит, я не ошибся в своём мнении о Ваших детях, – снова одарил он её руку поцелуем. – Вы дороги им, и они желают Вам счастья, как и я.

– Вы сумасшедший. Вы так спешите со словами, – отвела взгляд Эльвира, стараясь держаться строже, но Густав был серьёзен, как никогда:

– Время терять уже бессмысленно, а то, что я говорю, не просто слова. Но то время, которым я располагаю, позволит доказать Вам всё, – поклонился он. – Я вынужден покинуть Вас совсем ненадолго, но вернусь!

Густав улыбнулся, оставил во взгляде намёк на то светлое и нужное, о чём пела в молитвах душа, и Эльвира, оставаясь в саду одна, робко улыбнулась на прощание в ответ...