Текст книги "День дурака (СИ)"
Автор книги: Татьяна Матуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Пойдемте, гражданин оперуполномоченный.
– Куда? – вскинул брови Митя.
– Грибы собирать, – огрызнулась девушка, – на задний двор, понятно. Вам же все равно нужно место происшествия осматривать. А там все так и осталось, мы ничего не убирали.
Место, названное "задним двором" и впрямь тосковало без женской руки... Твердо сжимающей пятикилограммовый ломик. Со дня исчезновения хозяина прошло больше суток, за это время по двору проехали несколько машин, прошла куча народу, тонкий слой снега превратился в сплошное бурое месиво, кое-где сохранявшее остатки рисунка протекторов или отпечатки острых каблучков. У стены павильона обтаивал небольшой сугроб, похожий на прямоугольный бублик. С дыркой посередине.
Митя подошел и недоверчиво заглянул туда. Края сугроба словно слегка сползли вовнутрь.
...Допустим, машина тут действительно стояла. Хотя, чтобы воткнуть ее в таком месте, нужно быть отмороженным на всю голову. Размер...э...площадки позволяет предположить, что 320-я "бэха" тут вполне поместится. Если сугроб сошел на нее, то сейчас она должна отдыхать в автосервисе с "косяками по кузову". Вряд ли с машиной произошло что-то сильно нехорошее, старая немецкая "лошадка" была сделана из хорошего, крепкого, а не "консервного" железа, как современные дамские "косметички на колесах". Могло и вообще обойтись. Но тогда как ее оттуда извлекли? На сугробе никаких следов. Подогнали кран и вытащили через верх? Но где осыпавшийся с крыши снег? Выехала сама, а сугроб потом восстановили? Так ювелирно? Но тогда зачем врут девчонки? Да еще так халтурно...
– Вы ее найдете? – тихо спросила высокая.
– Машину? – удивился Митя.
– Марью Палну, – пояснила маленькая, – найдете?
– Если действительно инопланетяне похитили – найдем, – уверенно ответил Митя. – А вот если сами сбежали и все деньги фирмы прихватили... тут возможны варианты.
– Совершенство, – выдохнул Валера. Он держал на ладони вынутый из трупа гражданина Шелина наконечник стрелы и смотрел на него, как Степа на девушек, когда только пришел из армии. Едва не целуя. Причем, Степа был готов позакладывать свое удостоверение и табельное оружие, не целовал не потому, что каменную капельку только что вынули из мертвого тела. Видно, не считал себя достойным... – Слушай, – музейщик поднял на следователя горящие глаза, – а... куда ты ее деть собираешься?
– Вообще-то это вещдок, так что он будет приобщен к делу.
– А потом? Ну, после суда?..
– Если никто не предъявит права, – протянул Степа, – да что такое с этим булыжником? Ты глядишь на него, как хохол на сало!
– Что значит какое-то пошлое сало, по сравнению с этим шедевром, – Валера еще раз сжал ее в ладони, почти нежно, и с сожалением положил на край стола.
– У тебя ведь машина.
– Ну... да. Если эти дрова можно назвать машиной.
– А у моего папы автосервис. На Садовой. Хороший, между прочим.
– Знаю, – поморщился Степа, – туда очередь на два месяца вперед.
– Хочешь, – Валера хитро прищурился, – для тебя там никогда не будет очереди?
– Камешек после суда тебе? – "угадал" Степа.
– Не мне. В музей.
– Так он что, редкий? – сообразил Степа.
– Ну, не так, чтобы очень. С достаточной долей вероятности можно предположить, что, судя по размеру, весу и...аккуратности обработки, этот наконечник стрелы может быть отнесен... с некоторыми оговорками, конечно... Вообще, это дичь полная, так определять. Мне бы нужно захоронение увидеть. И, желательно, до того, как наши "черные" коллеги все там расковыряли!
– Слушай, а колесико от троллейбуса тебе не нужно? – съязвил Степа, – сначала – наконечник, теперь – могилу. Может, тебе еще и следственные показания с трупа снять?
– С этого? – Валера мотнул головой в сторону "холодильников", откуда красивая и усталая пани Зося вынесла наконечник стрелы, – А кто он?
– Местный алконавт, – хмыкнул Степа, – дедушка-одуванчик. Бывший герой труда, труженик тыла и почетный гражданин города Калинова.
– Шелин? – вскинулся Валера.
– А что?
– Странно. Он никогда никаким боком к этой лиге не подъезжал. Ни к археологам, ни к реконструкторам. Абсолютно нормальный дед, с четко выраженной телевизионно-самогонной ориентацией.
– Ты его знал?
– Немного, – Валера снова потянулся к каменной "капле", видно не давала она ему покоя. Но в руки не взял, осторожно провел мизинцем по меленьким, аккуратным сколам, опоясавшим каплю по периметру, – близко мы не общались, если ты об этом. А последний раз я его видел года полтора назад. Но с нашими у него никаких дел не было.
– Наконечник, – напомнил Степа, – он старинный? Или все-таки новодел?
– Вот если бы я его достал из раскопа... – снова огорчился Валера.
– Хотя бы примерно. Год и месяц не нужен.
– Ну... двести пятьдесят тысяч лет туда, двести пятьдесят тысяч лет сюда... – протянул историк, – аналогичные наконечники, вынутые из раскопа в Гаврилов-Яме были классифицированы как изделия эпохи развитого неолита.
– Кого? – опешил Степа, – это ж... каменный век!?
– Ну, так перед тобой камень, а не компьютерный чип. Что тебя смущает?
– Да брось, – запротестовал Вязов, – это же такая красивая вещица. Тут на шлифовальном станке так не обработаешь, а ты говоришь – камни.
– Я говорю – совершенство, – тихо поправил Валера и мечтательно улыбнулся, – их называли "перуновы стрелы", оправляли в серебро и носили, как украшения. Ты представляешь, сколько труда и умения нужно было мастеру, чтобы сделать сколы так ровно, так остро.
– Постой... а крепеж?
– Ну, никаких выемок тут, как ты видишь, нет. На том образце, который я лично держал в руке, и на тех, которые видел в музее, датированных примерно тем же периодом, их тоже нет. Значит, можно предположить, что наконечники вставлялись. Вы ведь когда стрелу дернули, наконечник остался в теле?
– Так и было, – кивнул Степа. – Но, выходит, охотнику тоже нужно было лося как минимум, завалить. Если не с одного выстрела, то с двух. Чтобы со стрелой не ушел. Если с этими наконечниками все было так серьезно, думаю, они ценились.
– Ну, наверное, не так, как у вас патроны, каждый под роспись. Но как-то в эту сторону, – кивнул Валера.
– Теперь я понял, что означали все эти рисунки на стенах пещеры, – с серьезным видом проговорил Вязов, – там, где охотники сообща валили медведя. Это же отчеты об истраченных боеприпасах!
Секунды две в кабинете висела напряженная тишина... которая вдруг разразилась оглушительным хохотом на два голоса. Таким громким, что в двери влетела пани Зося и зашипела на мужиков, как болотная змейка:
– Совсем крышу снесло? Хотите ржать, как кони гортоповские, идите куда-нибудь за угол и ржите там, сколько влезет. Тут люди прощаются, между прочим!
Валера, смущенный, а Степа, все еще хихикающий, прихватив наконечник стрелы, покинули помещение городского морга. Глядевшая им вслед пани Зося неодобрительно качала головой, когда телефонный звонок прервал ее размышления.
– Вязов там? – услышала она знакомый голос дежурного.
– Только что ушел.
– Елки! Тут его ищут.
– А... что-нибудь случилось?
– Еще как, – подтвердил полицейский, – трамвай угнали.
– Что? – пани Зося решила, что не расслышала, но знакомый парень невозмутимо подтвердил, – трамвай пропал. Вместе с водителем, кондуктором, и, предположительно, пассажирами. Маршрут-то бойкий, там порожняком не ходили.
– Да ладно! – Зося хлопнула по столу маленькой, крепкой ладонью, и рассмеялась, – тебя тоже с Днем Дурака!
– Да не шутка это! Он, реально, пропал. Не веришь мне – позвони Сторожеву.
– Ну, куда мог деться трамвай, он же только по рельсам ходит, – Зося, сообразив, что ее не разыгрывают, раздраженно пожала плечами, – здесь где-нибудь. Небось, на Заручье сковырнулся. Не путай меня, и так с этой каменной стрелой морока. Подожди, сейчас выйдет твой Вязов, я его в окно крикну, скажу, чтоб в контору ехал.
Аккуратно положив трубку, Зося выглянула в окно. Прямо напротив, была аккуратно припаркована машина Степана. По идее, через минуту мужички должны были нарисоваться в поле зрения. Но прошла минута, потом вторая. Потом еще пять. Ни Вязов, ни второй так и не появились.
Курят где-нибудь на углу, решила пани Зося, и вернулась к делам, которых у нее всегда было в достатке. Немножко меньше – и в самый раз. О звонке на счет пропавшего трамвая она вскоре напрочь забыла. И лишь поздно вечером, собираясь домой, вдруг бросила взгляд в окно и невольно вздрогнула. На дорожке сиротливо стояла синяя "пятерка", слегка припорошенная недавно выпавшим снегом.
Глава 2. От тюрьмы до апартаментов.
Тюрьма – она и в Африке тюрьма. Впрочем, каземат, где полицейский с историком коротали уже вторые сутки, был очень даже неплох. Степе было с чем сравнить, и доведись выбирать, он, не задумываясь, предпочел бы здешнюю «кичу» родному «обезьяннику». Судите сами: камера довольно просторная, примерно десять – двенадцать метров, с окном, хоть и забранным железным «намордником», но зато на уровне глаз, с дивным видом на кусочек реки, трудолюбиво вращающей огромное колесо водяной мельницы. Два топчана, матрацы, набитые, кажется, мхом, или чем-то похожим. В «спальный набор» входили одеяла, пахнущие псиной, но легкие и необыкновенно теплые. В углу – люк «для естественных надобностей», прикрытый деревянной крышкой. Как ни странно, оттуда совсем не пахло.
Стола и стульев заключенным, а вернее, как надеялся Степа, все же пока лишь задержанным, не полагалось. Еду приносили два раза в день: утром и вечером, и ее скудность – единственное, что печалило Вязова.
Его товарищ по несчастью первые сутки провисел на подоконнике, до одурения вглядываясь в мельничное колесо, а сейчас с энтузиазмом студента на практике пытался наладить контакт с аборигенами. Пока безуспешно. Парни, приносившие баланду, видимо, получили приказ – с "одетыми камнем" в разговоры не вступать. Они ставили миски на пол и исчезали в проеме дверей раньше, чем Валера успевал завязать знакомство.
– А что ты делаешь? – поинтересовался историк, наблюдая, как Степа пытается с помощью подручных средств, весьма, надо сказать, скудных, расковырять небольшой стальной цилиндрик. Без труда Валера опознал в нем патрон.
– Так, дурью маюсь, – пожал плечами Степа, – на всякий случай.
...Это было не столько страшно, сколько странно. Выйдя из морга, полицейский с историком направились к машине. Сунув руку в карман за сигаретами, Степа, неожиданно для себя вытащил пакет с вещдоком.
– Показалось, – ответил он на вопросительный взгляд Валеры, – почему-то вдруг почудилось, что она – теплая... Дичь какая-то.
Вязов сжал стрелу в ладони, и даже глаза прикрыл, сосредотачиваясь на своих ощущения.
– Ну?
– Да черт его знает, – с досадой отозвался Степа, – не понять.
– Дай мне.
Валера потянулся к наконечнику, но вдруг заметил, что мир вокруг странно неподвижен. Стих ветер, еще мгновение назад обжигающий холодом босые уши, исчез привычный уличный шум. Вернее, не исчез полностью, а словно какой-то чародей взял и смешал отдельные звуки в однородную массу, превратив шум машин, голоса прохожих, мелодии мобильников и карканье ворон – в одну длинную, тягучую ноту. На этом фоне как-то совсем не удивило, что вещдок неторопливо просочился сквозь дно полиэтиленового пакетика, задумчиво повисел в воздухе, а потом, словно что-то для себя решив, двинулся вниз и слегка наискось. По пути, не напрягаясь, он просочился сквозь Валеркину ладонь, не оставив на ней не то, что дыры, но даже шрама...
– Твою фамилию, – потрясенно вымолвил Валера.
– Совершенно, пардон, ага, – согласился Вязов, наблюдая округлившимися глазами, как привычный мир вокруг сначала сходит с ума, а потом и со сцены, сменяясь сероватой дымкой без звуков и ощущений.
Сколько он проторчал в "безмирье", Степа не смог бы сказать и под угрозой лишения квартальной премии. Внезапно его сбил с ног сильный толчок, он повалился вперед, инстинктивно группируясь, и, спустя мгновение уже стоял на широкой каменной площадке, высоко, почти под самой острой крышей... А вокруг кипела драка. Драка всерьез, это Степа определил мгновенно. Люди, сцепившиеся у него на глазах, не просто "мяли бока для аппетита", они пытались убить друг друга. Сначала Степа отметил это. А уж потом: странные одежды, прически. Нетипичные "орудия преступления". Шум, лязг, гортанные вопли, буквально, взорвали мозг, в ноздри ударил острый, тревожный запах дыма. Обернувшись, Степа сообразил, что секунду назад сбило его с ног. Прямо перед ним поднимался скат острой крыши, крытой дранкой. В нем, на уровне Степиной груди, торчала здоровенная, даже на вид тяжелая стрела. Клок пакли, который макнули во что-то вонючее, горел яростно и дымно, крепко примотанный к наконечнику. Огонь уже перебрался на сухую крышу и, охватив пространство величиной с ладонь, бодрыми ручейками побежал вверх, к шестиугольной башне. Оттуда, из узкого окна, похожего на бойницу, вдруг высунулась лысая башка, потом показалась лука арбалета и короткая стрела со свистом ушла в полет. Степа инстинктивно метнулся под защиту крыши, и чуть не столкнул Валеру.
– Что происходит? – заорал Степа.
– Кажется, штурмуют замок, – Лапин повел носом, тоже заметил дым и, сдернув с плеч кожаную куртку, подскочил к занявшейся крыше.
– Ты что, сдурел? – рявкнул Степа, – Пожарник-доброволец, мать твоя... была порядочной женщиной... На кой банан тебе сдалась эта долбанная крыша?
– Так ведь сгорит!
– Ну и хрен с ней! Это не наша крыша, пусть хоть серебром рассыплется. Нас сейчас прибьют тут, к чертовой бабушке. Мотать отсюда надо.
– Куда? – на удивление здраво спросил Валера, не переставая хлопать курткой, отвоевывая крышу у огня.
– Да какая, к лебедям, разница, везде будет лучше, чем здесь!
– Да? – Валера на секунду прервался, потер нос и оч-чень спокойно произнес, – Не уверен.
Слегка отойдя от шока, Вязов огляделся вокруг. И понял, что историк прав: идея мотать отсюда была здравой, но невыполнимой. Кругом кипела даже не драка – месиво. Буквально, в четырех шагах сражались двое. Над выступом стены показалась голова, и тут же здоровенный мужик, косая сажень в ушах, ловко повернулся на носках и, длинной железякой развалив башку надвое, как переспелый арбуз, вернулся к прерванной драке: той же железкой по ногам, на развороте пинка под зад, и – за стену, пусть полетает... Чуть поодаль лежал неподвижный парень: из правой глазницы торчало оперенное древко. Двое тинейджеров, не обращая на труп никакого внимания, сосредоточенно кантовали к краю стены какую-то тяжеленную байду, утыканную железками. Доволокли и, согласно крякнув, ухнули вниз. Оттуда послышался треск дерева и долгий, протяжный вопль.
Скрипнув зубами, Степа освободился от верхней одежды, и, дивясь своему идиотизму, встал рядом с историком.
Крышу они потушили, но рядом вспыхнула еще одна. В нее воткнулись сразу три "зажигалки". Курток не хватило. Степа растерянно оглянулся. Мужик, тот самый, со шкаф размером, поймал его взгляд и концом своей железки указал на... пожарный ящик: лопаты, ведра, песок – все по-взрослому. Степа благодарно кивнул, нырнул вниз по лестнице, прижимаясь к стене и стараясь не думать о летающих тут стрелах.
...Дверь неожиданно открылась. Степа никак не мог привыкнуть к тому, что она не скрипит в петлях. В камеру уверенно, по-хозяйски, шагнул... шагнула... шагнуло белокурое видение: ростом метр шестьдесят в прыжке, но с таким повелительным взглядом, что Степе невольно захотелось вскочить и отдать честь. Остановило его только то, что "к пустой голове руку прикладывают только пустоголовые американцы".
– Вас желает видеть Белая Даянире, – бросило видение.
Лапин тоже встал.
– Она придет сюда? – с любопытством спросил он.
Видение дернуло уголком пухлых, почти детских губ. Видимо, сочло вопрос шуткой. Глупой. Но простительной.
– Следуйте за мной, – бросила девушка. И двери каземата раскрылись перед узниками. К добру или к худу?
Девушка вела их длинным, довольно широким коридором, освещенным странными приборами. Ни полицейский, ни историк ничего похожего никогда не видели – примерно через каждые двадцать метров стена была украшена выступающей квадратной колонной с полуутопленной в ней каменной статуей. Вроде мужчина. Судя по одежде, сильно смахивающей на рясу, монах или что-то в ту сторону. Примем, как версию... Каменные монахи держали перед собой руки, сложенные "лодочкой". И вот там-то, в ладонях зарождался, вспыхивал теплый оранжевый свет. Ярким он не был, но каким-то образом высвечивал каждую трещину в камнях. Свет вспыхивал в ладонях монахов, когда к ним приближалась девушка, и гас сразу за ней. Степа обернулся назад – коридор был темным, как прямая кишка африканца.
– Валера, – вполголоса поинтересовался он, – я, конечно, не историк. Но, по-моему, это все не слишком похоже на неолит, даже развитой.
– Да уж, – согласился тот.
– Тогда где мы?
– Пока у меня слишком мало информации, чтобы уверенно определить исторический период...
– А неуверенно?
– Похоже на прошлое. Хотя... могут быть варианты.
– Спасибо, приблизительный ты мой, – ехидно ухмыльнулся Степа, – хорошо все-таки, что ты не артиллерист. С такой точностью наводки только облака разгонять.
Девушка, шагающая впереди, не услышала, а скорее, сделала вид, что не услышала их переговоров. Отвлекшись от хитрых светильников Вязов переключил внимание на очаровательного конвоира: в том, что она была именно конвоиром, Степан не сомневался.
Странно она себя вела. Во-первых, девушка явилась за ними одна. Во-вторых, шла впереди, словно нарочно подставляя под удар узкую, беззащитную спину. А в-третьих, у нее совсем не было оружия. Никакого – даже ножа. А было... Была короткая, довольно симпатичная стрижка, темно зеленая, немаркая блуза, брюки из мягкой кожи, сапожки без каблуков, напоминающие мокасины, плотный жилет на шнуровке. И никаких дюралевых лифчиков, лат со стразами и прочих "гламурных" доспехов.
Почему она совсем, ну совершенно не боялась, что двое здоровых мужиков нападут на нее в этом темном коридоре, свяжут или даже пристукнут и сбегут на все четыре стороны?
Едва Степан подумал об этом, как видение чуть повернуло голову, и с непередаваемой усмешкой бросило:
– Попробуйте, если хотите. Надолго это нас не задержит, а небольшое опоздание Даянире простит.
– А кто такая Белая Даянире? – спросил любопытный Лапин. И получил в ответ взгляд полный, нет, не презрения – скорее, безмерного удивления. Словно спросил: что такое красно солнышко или черный хлебушек.
Как должен выглядеть кабинет начальника разведки? Потому что к кому ж еще могли привести двух подозрительных типов, неизвестно как попавших вовнутрь осажденной крепости во время штурма. Разумеется, в горячке боя с ними церемониться не стали, а надежно изолировали... в тюрьме. Спасибо, что «на всякий случай» не спрятали на два метра в землю.
Через минуту Вязов ответ получил. Исчерпывающий.
Видение провело их коридором в... наверное, в соседний корпус и сделало знак остановиться и подождать, а само скрылось за дверью. Видимо, для доклада.
Степа обвел глазами... холл? Вестибюль? Словом, комнату размером с хороший спортивный зал высоты такой, не слабой. У самых ног начинался красивый орнамент, выложенный из черно-белой отполированной плитки. Ближе к середине в черно-белый узор вплетались светло-серые и темно-серые тона, и у противоположной стены каменный ковер уже был полностью серым. По правую руку гости увидели камин – вычурное, но довольно громозкое сооружение с большой прожорливой топкой и исполинским полукруглым колпаком дымосборника. По обе стороны от него располагались небольшие и, по виду, жутко неудобные кресла. А чуть поодаль – перегородка, забранная витражом. Историк, как увидел его, так и вцепился глазами – картина изображала семибашенный замок над озером, вокруг – лес, а прямо над ним, в небе, в перине из белых облаков... еще один замок! Летающий!..
Наверх, на галерею, обнесенную резными перилами, вела пологая лестница, а с потолка свисала люстра величиной с обеденный стол персон на сорок.
В холл выходили два арочных проема, один широкий и квадратный, выложенный белым камнем, вел, как сейчас говорят, в "зону отдыха" – небольшую уютную нишу с тремя плетеными... диванчиками, что ли, вокруг стола. Над столом горел светильник уже знакомой, но непонятной конструкции, и висела картина – такой пейзаж для релаксации, кажется, горный. Из-под лестницы еще один проем, полукруглый, вел... куда-то. Гости не смогли рассмотреть – куда.
– Уютненько, – оценил Лапин, – дорого и достойно.
– Я рада, что вам нравится...
Голос прозвучал сверху. Гости (или все-таки пленники) повернули головы и уставились на женщину, которая, не торопясь, спускалась по лестнице к ним. Ей было лет сорок или около того. Высокая. Конечно, не такая, как Степа (тот ухитрился вырасти до метра девяносто), в синем платье с высокой талией и длиннющими, в пол, рукавами. Насколько Степан разбирался в средневековой жизни, такие рукава были привилегией исключительно знатных дам, знаком, что им, дескать, "ничего не приходится делать руками". Все за них слуги делают. Темные, с сильной проседью волосы убраны под узкий серебряный обруч, надо понимать, чтобы в глаза не лезли. Красивая? А, пес его знает. Дамочка выглядела настолько умотанной, что не разобрать: хороша как маков цвет, или страшна, как атомный гриб.
Белая Даянире спустилась, подошла к ним почти вплотную и внимательным, оценивающим взглядом окинула сначала одного, потом второго. Подчиняясь скорее наитию, чем какому-то знанию, Степан склонил голову.
Женщина молчала долго. Так долго, что у Вязова с непривычки затекла шея – давно не гнул, да еще так откровенно и буквально. Плюнув на последствия, он выпрямился – и встретился взглядом с темно-золотыми, насмешливыми глазами.
– Я вот все думаю, мужики... как же Благая сила Тара вас с драконом перепутала? Пьян был, что ли, наш святой покровитель, или с похмелья? – спросила она.
На стол накрыли две девицы в длинных белых рубахах, проворные и молчаливые. Поймав любопытный взгляд историка, Белая Даянире кивнула:
– Правильно догадался, немые они. Служба у меня такая – лишнего трепа не терпит. Нет, языки им никто не рвал, Благой Тар их такими сотворил, я лишь подобрала.
На столе оказались два кувшина: один с водой, другой со слабеньким вином, судя по запаху – яблочным, серый хлеб, запеченный с какими-то сухими фруктами и целое блюдо белого кислого сыра, нарезанного такими тоненькими ломтиками, что гости подивились мастерству немых служанок. И пригорюнились, сообразив, что на этом разносолы закончились.
– Сейчас везде так, – пожала плечами хозяйка, – у барона Нортунга и невладетельной госпожи Шейлин на столе то же самое. Арс в осаде, продовольствие экономим.
– Да мы, собственно... – смутился Валера.
– Не голодные, – хмуро закончил Степа.
Начало разговора, такого интересного, вдруг перебил негромкий голос за стенкой, задавший какой-то вопрос, и тяжелые шаги. Хозяйка усмехнулась. Из-под арки, прямо к столу, уверенно, по-хозяйски шагнул мужчина, больше всего похожий на большого, упитанного кота: походка мягкая, взгляд ленивый и вальяжный, когти спрятаны, но до поры до времени. Опасен, решил Степа, и весьма...
Мужская мода в этих краях оказалась дикой: узкие штаны, похожие на рейтузы, какая-то цыганская рубаха с широченными рукавами, а поверх всего этого безобразия что-то типа парчового фартука в складочку, густо-красного цвета, отороченного белым мехом. Фартук этот, одинаковый что спереди, что сзади, чтобы не свалился, был привязан кожаным шнурком.
... Стрижен коротко, волосы каштановые, слегка вьющиеся, глаза карие, выпуклые, нос прямой, с небольшой горбинкой, щеки полные, губы узкие, подбородок скошенный, над правой губой родинка в форме паучка, – довершил словесный портрет Вязов.
– Его милость, барон Нортунг, регент герцогства Арского, – отрекомендовала его Белая Даянире.
Немые служанки, подчиняясь ее знаку, так же расторопно дополнили сервировку еще одним прибором.
Его милость, похоже, был слишком хорошо воспитан, чтобы сразу начинать хамить первым встречным драконам, даже если начальное впечатление оказалось не слишком выигрышным. Вместо этого он пригубил вина и уставился на женщину взглядом удава. К ее чести, Даянире, ни мало не смутившись, ответила тем же. Безмолвный поединок мужик позорно продул.
– Кто они? – тяжело уронил барон.
– Те, кого мы ждали, – спокойно и даже несколько торжественно произнесла женщина, – те, кого обещал чародей.
– Чародей обещал дракона. А я вижу перед собой двоих подозрительных оборванцев. Ты не могла ошибиться, Даянире?
– Он обещал помощь, – возразила женщина, – и это – она. А внешность... Вам как никому другому должно быть известно, что внешность может быть обманчива. Враг может притаиться под личиной друга, любимой и даже...
Спокойствие не изменило пришедшему, на его лице не дрогнул ни один мускул. Но, похоже, мужик слегка расстроился. Потому что здоровенный кубок из какого-то мягкого металла в его руке превратился в бесформенную лепешку. Вино плеснуло на каменную столешницу. Слава богу, скатерти тут были не в моде, пришлось бы спешно присыпать солью, а солонки Степа что-то не приметил.
– А могучий защитник может явиться в облике ничем не примечательного путника, – как ни в чем не бывало, закончила Даянире и протянула барону салфетку. Промокнув руку, его милость все же повернул голову и удостоил Степу и Валеру долгим пристальным взглядом.
– И чем ЭТИ могут помочь? – спросил он, даже не пытаясь скрыть или чуточку приглушить пренебрежение.
Поведи Его Милость себя по-другому, Степа ни за что бы не полез в бутылку с узким горлом. Взрослые, умные мужики вполне могут договориться, тем более за стаканчиком (в данном, случае, за кубком). Но такие, с позволения сказать, нача-а-льнички, его еще "в прошлой жизни" достали до печенок.
Он повернулся к барону, смерил его ровно таким же взглядом – не будь Степа чуть выше, более узколицым и русым, Нортунг мог бы принять его за зеркало...
– Так мы пошли тогда, – бросил он. И, поднявшись из-за стола, почтительным кивком попрощался с хозяйкой, намеренно игнорируя мужика в парчовом фартуке.
– Дыба, колесо, веревка?.. – спросил Нортунг у Даянире.
– А у вас есть предпочтения? – женщина пожала худыми плечами, – хотя, сомневаюсь, что Медведь будет вас спрашивать.
Степа, меж тем, шагнул к камину, где довольно слабо теплился живой огонек.
– Дымоход в порядке, хозяйка?
– Что? – переспросила Даянире.
– Труба, говорю, чистая?
– Ах... О, да. Вполне...
Напрочь игнорируя и нарастающий гнев барона, и удивление Лапина, Степа наклонился над камином и... смачно рыгнул.
Стоял он чуть сбоку, и лишь поэтому сам не пострадал. В топке что-то треснуло, потом еще раз... Грохнуло. Не слабо так, аж посуда слегка звякнула. Из зева взметнулось мощное пламя, лизнуло кирпичи, изнутри вылетела здоровенная кость и вдребезги разнесла витражное стекло. Дождь осколков с жалобным плачем ссыпался вниз.
– Ой, – смутился Степа, – простите. Я как-то не рассчитал...
– Ничего, – невозмутимости у Даянире мог поучиться любой посол, – мне никогда не нравилась эта мозаика. Слишком ярко.
С мужика в фартуке можно было скульптуру ваять: "Пришибленный веслом". Его темные глаза, и так на выкате, выкатились еще больше, он флюгером повернулся к разнесенному витражу и с присвистом прохрипел:
– Драко-о-он! Тар Благой... Этот недоучка все-таки притащил нам на помощь настоящего дракона.
– На счет помощи, – повернулся Степа и дернул кадыком.
Демонстрируя отличную реакцию, барон мгновенно отпрянул.
– Я просто не понял, с какого перепугу мы с... коллегой будем вам помогать? Я пока не вижу в этом для нас никакого реального интереса.
Лицо Его милости медленно меняло цвет с белого на красное. А в глазах Белой Даянире на мгновение мелькнуло и тут же пропало настоящее веселье.
– Видал фрукта? – спросил Лапин, едва мужики остались одни. В уютную, обжитую и уже почти родную камеру они не вернулись. То помещение, куда их, в конце концов, поселили, историк обозвал покоями, а Вязов более привычным словом – апартаменты. Было все. В том числе и небольшой бассейн с фонтаном, художественно поросший зеленым мхом – роскошь эта располагалась, хвала Господу, не в холле, а посреди небольшого крытого дворика, вымощенного цветной плиткой. Скамеек, кстати, проект не предусматривал. Видимо, архитектор решил, что посидеть можно и на бортике бассейна, тем более, что солнце нагрело его до температуры, которую гости из будущего сочли комфортной.
– Фрукта? И не таких видал, – пожал плечами Степа, – мужик как мужик. Сытый. Наглый. В бубен давно не получал. Но как это бывает – еще не забыл.
– То есть – раньше его били? – уточнил Лапин.
– Еще как, – уверенно подтвердил Вязов, – поверь моему опыту. Возили Его Милость моськой по грязи знатно... Так что с ним легко будет, – неожиданно закончил Степа.
– Почему? – удивился Лапин.
– Потому что за одного битого двух небитых дают, – туманно пояснил полицейский и резко поменял тему, – ты лучше скажи, ученая голова, как так получается, что аборигены говорят на нашем языке?
Валерий задумчиво потер нос.
– Не уверен, – наконец выдал он.
– Что ты хочешь этим сказать? Ведь мы с тобой сейчас говорим по-русски?
– Безусловно, – кивнул ученый.
– Ну так... с Даянире и с этим фруктом мы тоже говорили по-русски. И с мужиками на стенах.
– А вот тут я бы поспорил.
Степа фыркнул:
– Валера, я тебе скажу под большим секретом, что кроме родного чуть-чуть розумию украинску мову. Бывшая жена у меня была из под Николаева. А все остальное – глухо. Что пытался в школе английский учить, что не пытался – без толку. Видно, способностей нет. Так что говорили мы по-русски.
– Не скажи, – Валера вскочил с бортика и сделал несколько шагов сначала в одну, потом в другую сторону.
– Понимаешь, – заговорил он, тщательно подбирая слова, – вот мы сейчас говорим с тобой и не испытываем никаких затруднений.
– Ну да. Не столько выпили, чтобы затруднения испытывать, – хохотнул Вязов.
– Да с этого лимонада не напьешься, хоть целую ванну выдуй, – отмахнулся Валера, – я о чем сказать хотел – с этими мужичками на стенах у меня так гладко не получалось. Иногда все в порядке, вот как с тобой. А потом слышу фразу – и одного, а то и двух слов как будто не хватает. И, больше того, вместо них словно шум какой-то. Не замечал?
Степа добросовестно задумался. И вспомнил, что что-то такое было. Насторожил его акцент – не акцент, но какая-то легкая неправильность речи туземцев. Так мы воспринимаем речь иностранца, который учил русский, потом долго стажировался "в языковой среде", и, наконец, овладел им почти как родным. Но все же что-то он делает слегка, самую малость, по-своему. Слова интонирует, или предложения строит... И придраться как будто не к чему. И с коренным русским все равно не спутаешь.
