Текст книги "День дурака (СИ)"
Автор книги: Татьяна Матуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 10 В плену
Голова ощутимо побаливала, и осторожно потрогав лбом шершавую кору дерева, к которому его прислонили, Степан почувствовал здоровое такое утолщение: видно, шишка вскочила знатная. Хвала местному святому покровителю, Благому Тару, что воин ударил плашмя, и – в лоб, а не в затылок. Состояние, впрочем, было препоганым. Кроме тупой тянущей боли в месте удара, была какая-то общая слабость и дурнота. Попытка пошевелиться – и Степу вывернуло прямо на зеленый мох и торчавшие из него корни. Стало легче, но не намного. Плохая новость, похоже – сотрясение мозга. Но есть и хорошая – значит, мозг имеется.
Лагерь для военнопленных, так, про себя Вязов окрестил место, куда попал, был небольшим: поляна в лесу, в окружении здоровых растений чем-то напоминающих знакомые ели, но выше и толще, и с семью иголочками, растущими из одного семени. Никаких вышек с часовыми и прочих "ужасов плена" Степа не заметил, поляна была весьма условно огорожена... пеньковой веревкой, старой и местами потертой. Лапин увидел бы здесь прямую аналогию с полигоном, и объявил круг из веревки "заявленной условностью, символизирующей непреодолимое препятствие". Степан в своих умозаключениях так далеко не заходил, лишь лениво подумал, что не так просто здесь эта веревочка брошена, какую-то функцию она, несомненно, выполняет, и вряд ли – защиты от насекомых. Стали бы воины Медведя так беспокоится о здоровье своих врагов! Впрочем, если здесь практиковался выкуп пленных...
Самих пленных, кстати, было немного – всего семь человек. То ли Медведь приказал врагов в плен не брать, то ли они сами не сдавались. У небольшого, бьющего из-под мшистой кочки, ключа, сидели и лежали воины Арса. Раненые, сообразил Вязов, все. Пожилой мужчина с пробитой грудью, скорее всего, не жилец – вон, синий уже, хоть товарища и меняют ему на груди промокшую от крови повязку, и вытирают выступившую на губах кровь, но вряд ли ему суждено выкарабкаться. Степан знал такие ранения, правильно понял, что означают красные пузырьки в уголке сухих губ – пробито легкое. Своевременная операция в условиях госпиталя – и можно надеяться. А так, в лесу под деревом, шансов нет. Остальные были в лучшем состоянии: у кого перехвачено тряпкой плечо, у кого – бедро, молодой паренек, лет четырнадцати – шестнадцати, как и Степан, красовался здоровенной шишкой на голове – тоже оглоушили и повязали, пока был без сознания.
Оружия у них, понятно, не было. А вот прочих признаков неволи Степа как-то не углядел. Во-первых, ни на ком из пленных не было пут. Во-вторых, нигде видно никакой охраны. Вместо того, чтобы воодушевить, это обстоятельство здорово смутило Вязова. Наглядевшись на странности этого мира, он сообразил, что если пленных не караулят, как положено, значит, уверены, что те не сбегут. А уверенность эта на чем-то, да основана.
Внезапно Вязов почувствовал на себе пристальный взгляд. Он осторожно повернулся, чтобы не провоцировать новый приступ боли и головокружения. На него в упор глядел мужчина, моложе него, в просторной рубахе, таких же штанах и башмаках, сработанных из грубой кожи. Русые волосы были перевязаны тонким ремешком.
– Ваша Милость пришли в себя? – осторожно спросил он и улыбнулся, не заискивающе, но все же как подчиненный – начальнику. Большому начальнику, уточнил Степа. Вспомнив, что шмотки, в которые его здесь обрядили, по местным обычаям означали принадлежность к дворянскому сословию, Степан сообразил, что его товарищ по несчастью из крестьян, либо ремесленников. А, судя по ширине плеч и развитым рукам, при небольшом росте – вернее всего, лесоруб. Тут они почти все – лесорубы.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Варек, Ваша Милость.
– Сделай одолжение, без "милости", – буркнул следователь, – Степан я.
Лицо лесоруба вытянулось.
– Но вы же благородный господин!
– Не благороднее тебя. А тряпки можно и на пугало огородное натянуть, какие угодно, хоть с герцога, – доверительно сообщил Степа, – скажи, а кормят здесь когда?
– Кормят? – Варек, услышав, что имеет дело не со знатным горожанином, а с таким же, как он, заметно расслабился, – кого кормят? Воинов?
– Понятно, – кивнул Вязов, – то есть кормежка пленных не предусмотрена... Медицинское обслуживание – тоже. Да, о Женевской конвенции тут пока не слышали. Веревка эта – к чему?
– Ты, видно, издалека, – покачал головой Варек, – это ж "табунщик"! Колдун медведев протянул, чтобы мы не убегли.
– И... удержит?
– Лошадей держит, – пожал плечами Варек.
– А если попробовать перешагнуть – что будет?
– Ничего не будет, – удивился Варек, – она ж не за тем, чтобы ноги отрывать.
Не слушая дальше, Степа поднялся на непослушные ноги и сделал несколько шагов по направлению к веревке. Не то, чтобы он не поверил новому знакомому, просто привычка все проверять самому оказалась сильнее даже инстинкта самосохранения.
Варек не соврал. И в самом деле, ничего не случилось. Но не успел Степан обрадоваться, как сообразил, что ни на шаг не приблизился к краю поляны. Он прибавил ходу, сколько мог, потом почти побежал. Тошнота усилилась – но это был единственный результат, которого удалось добиться. Пытаться подойти к "табунщику" оказалось примерно тем же самым, что бегать за радугой. Вспомнив, что при сотрясении мозга, вообще-то, рекомендован постельный режим, Степан повернул назад, и совершенно без проблем добрался до "своей" елки и до Варека.
– Занятная штука, – признал он, – а сами-то они как сюда заходят?
– Зачем им? – Варек пожал плечами, – если кого выкупят, или помрет, так придут с колдуном, разомкнут. А так они и не ходят...
Вязов прикрыл глаза, пытаясь если не избавиться, то хотя бы уменьшить доставшую его боль, но не преуспел. В голове, такое впечатление – бригада узбеков организовала пилораму. Трудились, сволочи, добросовестно, без перерывов, перекуров и перепивов.
– Ты как сюда попал? – спросил он, отчасти, чтобы отвлечься, отчасти потому что и вправду было любопытно.
– Комин решил вылазку сделать, – поведал Варек, которому скрывать было совершенно нечего, – думали, что сможем хоть одну боевую черепаху остановить. Они ж не лошади, безмозглые совсем, за них колдун думает. Тот, который направляет. Его убрать: черепаха встанет как миленькая и начнет клевер щипать. Но там же тоже не дураки, они колдуна до последнего щитами прикрывают... Мы на них – они успели выстрелить по разу, мы щиты вскинули. Потом рванули вперед... в общем, пока бежали, они еще пару раз стрельнули. Чем эта хня с черепахой закончилась – я не знаю, потому что споткнулся, упал и покатился вниз со склона. А потом меня, верно, кто-то еще по котелку тюкнул. Очнулся – поляна, Хар помирающий, а вокруг – эта дрянь.
– Надежда есть, что выкупят?
– Да откуда? – Варек усмехнулся, – был бы рабом, хозяин не оставил свое имущество врагам. А я человек вольный, так что вызволять меня некому.
– Один мудрец сказал, что свобода всегда стоит дороже, чем за нее заплачено, – припомнил Степан.
– Ага... Этого бы мудрого – сюда.
Степан постарался устроиться поудобнее. Ни еды, ни расстрела в ближайшем, да и, похоже, отдаленном будущем не предвиделось. Ожидание смерти предстояло долгое и скучное.
– Хотя... – Варек задумался, – был тут один, тоже издалека. Может, земляк?
Степан секунду подумал и сдержался – смеяться не стал. Наивная душа... Если "издалека", то уж непременно земляк!
– А с чего ты так подумал, – все же уточнил он.
– Так тоже про "табунщика" ничего не знал. Не знал и – перешагнул. И удрал, как Тар ему лампаду держал!
– Постой, – вскинулся Степа, – так что, если не в курсе про это колдовство, то оно на тебя не действует?
– Откуда же мне знать, – развел руками лесоруб, – я не чародей. Но, по всему видать, так.
– Тогда большое спасибо тебе, родной, – буркнул Вязов, снова закрывая глаза. Злиться не было настроения. Строго говоря – он сам виноват. Развел турусы на колесах вместо того, чтобы действовать.
Ночь прошла беспокойно. Рядом ворочались и стонали. Потом все прекратилось, и до утра было тихо, но сон пропал с концами, хоть в розыск его объявляй. Утром выяснилось, что суета была по печальному поводу: тот незнакомый воин с пробитым легким все-таки умер. Его товарищи отнеслись к смерти то ли с потрясающим мужеством, то ли с убойным пофигизмом. Беднягу переложили в тенек, и на этом все погребальные мероприятия закончились. Завтрак, понятно, не принесли. Это было плохо. Голова болела уже гораздо меньше – это Вязову понравилось.
Он дремал, привалившись спиной к дереву, под которым уже успел "нагреть место", когда его вытащили из нирваны пинком в бок. Это было не больно. Но обидно. Степан приоткрыл один глаз и увидел сапог. Хороший такой коричневый сапог из отлично выделанной кожи. В этом он разбирался: как то вел дело о мошенничестве как раз в этом бизнесе. Сапоги в этом мире, однозначно, были признаком важной шишки. Степа приоткрыл и второй глаз – на чуть-чуть, только чтобы узреть знакомые рейтузы и отороченный мехом фартук с веревочками. Красный. Бархатный. Наверное... Все хозяева ателье в Калинове с законом дружили, и поэтому в тканях Степа разбирался хуже. А вот за ножик, который болтался у визитера на поясе, он бы с удовольствием нарисовал ему пять лет общего режима.
– Встань, – приказал тот, не подозревая о том, что мысленно Степа его уже определил "к хозяину", и даже статью подходящую припомнил.
– Голова кружится, – ответил Степа. Между прочим – чистую правду. И протянул руку куда-то вверх, – помоги...
Тот, видно, от такой наглости опешил. Но ненадолго. Рука, больше всего похожая на железные клещи, взяла его ладонь... И сжала ее так, что Вязов подскочил с воплем:
– Ты... ....! В...! И мать твою..! И бабушку! Конем бронзовым в позе лотоса! И чтобы при этом лондонский симфонический оркестр играл тяжелый рок... – и внезапно осекся.
Перед ним стоял Орландо Блум из фильма "Царство небесное". Ей-крест, одно лицо, только этот был малость посветлее, да в кости пошире. Он смотрел на Степана, не скрывая удовольствия, и, наверное, попросил бы повторить под запись, если б уже не успел запомнить.
– Кому я понадобился? – буркнул Степа уже гораздо сдержаннее, фильтруя базар.
– Мне, – ответил Блум.
– Очень лаконично. Но малоинформативно. Может, конечно, здесь тебя каждая собака знает в лицо и по фамилии, но я – то в этих местах новенький. Так что для начала – с кем имею честь беседовать?
Рыцарь усмехнулся, в целом одобрительно, потом выпрямился, сделал "протокольное" лицо и с убойным достоинством произнес:
– Мое имя Игор, герцог Тамрийский.
– Медведь? – изумился Степа.
– Можно и так, – не обиделся герцог, – Медведь изображен на гербе, который висит над воротами моего замка вот уже шестнадцать поколений, так что обижаться тут не на что.
Неумолимый "табунщик" разомкнулся, подчиняясь знаку субтильного молодого человека из свиты герцога, похожего на студента, и Степа покинул "лагерь для военнопленных", провожаемый взглядами, полными сочувствия. К чему бы это? Наверное, к дыбе, решил Вязов.
Они шли через лес, обжитый давно и основательно. Похоже, герцог Тамрийский был настроен на серьезную осаду, и неудача со штурмом его ничуть не обескуражила. Лагерь Медведя мог бы потрясти... но только того, кто никогда не видел "Грушенку". Вязову тут потрясаться было нечем. Поэтому он спокойно смотрел, как воины герцога, разбитые на группы, примерно по десять (где-то больше, где-то меньше) человек чистили оружие, чинили обувь, занимались плотницким ремеслом. Завтракали... Сволота! Вот так и зарождается национальная ненависть, подумал Вязов, сглатывая слюну.
Их было много, это правда – траву вытоптали как стадо бизонов. И что?
– Ты меня не боишься? – вдруг спросил герцог.
– А надо?
Игор на секунду обернулся, бросил на своего пленника короткий, но ОЧЕНЬ внимательный взгляд и зашагал дальше.
– Мне – нет, – ответил он, – но тебе это могло бы пойти на пользу.
– Хорошо, – кивнул Степан, – если ты так считаешь, я могу притвориться испуганным. Подойдет?
Медведь больше не оборачивался. Так, в молчании, они дошли до навеса, под которым народ суетился вокруг сломанной баллисты. То ли починить пытались, то ли доломать. По мнению Степы, это было однофигственно, успех этой войны определяла не артиллерия. Степа бросил в ту сторону скользящий взгляд... и едва не сбился с шага. Неимоверным усилием он удержал на лице равнодушное выражение, вознеся хвалу всем местным святым, что в этот момент никто на него не смотрел.
Возле здоровенного валуна, похоже, отмечавшего выход на дорогу, стояла... машина. Самая настоящая, четыре колеса, кузов, предположительно – мотор. Шильдика Степа не разглядел, да и плевать ему было на шильдики – появление в армии Медведя тачки из его мира шокировало Вязова. Неужели они и ЭТО умудрились как-то освоить? Если так, то нужно сдаваться.
Ставка верховного главнокомандующего союзной армией размещалась в самом сердце... или в другой анатомической части, короче, на краю небольшого хвойного леса, у излучины ручья или небольшой речушки, впадавшей в Ресу. Стратегически позиция выгодная: ни с какого боку не подберешься. Наверняка и караулы стояли, только Степа их не увидел.
На небольшом пятачке размещались палатка типа шатер, несколько шалашиков, крытых лапником и сколоченные из подручных материалов грубовато, но основательно стол и пара лавок под навесом из плотной ткани. На двух скрещенных... оглоблях (ни одной телеги Вязов не видел, но ни с чем другим эти здоровенные деревянные штуки у него не ассоциировались) висел щит герцога Тамрийского: серебряный фон, алая лента, увенчанная короной и под этой гламурной виньеткой – оскаленная медвежья морда. Клыки – ровно с зубцы короны, до миллиметра! У художника было неплохое чувство стиля, подумал Вязов, да и с чувством юмора проблем не было.
Ничего похожего на стойку с топорами он не заметил, видимо, приближенные герцога свое оружие хранили ближе к телу, в своем временном жилище.
Заметив его интерес, Игор улыбнулся:
– Вот на такие ленточки вы обещали меня порвать?
– Не помню, – покачал головой Степа. Брови герцога взлетели вверх в веселом изумлении, – не помню, чтобы обещал порвать одного тебя, – невозмутимо продолжил Вязов, – все войско – да, было дело. Так я и не отказываюсь. Еще не вечер, Ваша Милость, солнышко не зашло.
Медведь спрятал улыбку, как того требовал этикет: когда поверженный враг хамит прямо в лицо, полагается облить его холодным презрением победителя.
– Подождем заката, – спокойно сказал он.
...Рыбу подали прямо в глине, источающую жар, изумительно пахнувшую смесью кострового дыма и рыбьего жира. Медведь плеснул в кубки вина на самое дно, и щедро долил водой, а потом сам, тяжелой рукоятью ножа, разбил глиняную корку. Когда она треснула, горячий жир брызнул на руку герцога Тамрийского. Но он даже не поморщился, и преспокойно запустил пальцы в белое мясо.
–Ешь, – сказал он, – Пей.
Степан не заставил себя долго просить, и в мгновение ока от здоровенной рыбы осталось одно воспоминание да глиняные черепки.
– Что за новое колдовство применил против нас барон Нортунг? – спросил Игор, словно бы между прочим, – Его снаряды перевернули одну из боевых черепах.
– С чего ты взял, что я знаю об этом? – сделал удивленное лицо Степа, – я не колдун.
– Ты издалека. Это новое колдовство тоже пришло издалека. Раньше мы его не знали.
– Почему ты решил, что я издалека? – Степан поднял глаза, – Варек? Он – подсадная утка?
– Забавное сравнение, – кивнул герцог, – ты прав. Варек – мой человек.
– Следовало мне догадаться. Уж больно он был общительным.
– Так что это за колдовство? – Игор выпрямился и выложил руки на стол, давая понять, что шутки закончились, и он намерен добиться ответа любым способом. Включая пресловутую дыбу.
– "Есть такой порошок. С ним взлетать хорошо. Называется – порох", – процитировал Степа детскую песенку, – Но у него сложный состав. Мне он неизвестен.
– Мой господин... Он не лжет, – тихо проговорил тот самый молодой паренек, которого Степа обозвал студентом.
– Но в Арсе есть человек, которому известен секрет изготовления пороха? – новое слово Игор произнес немного неправильно, – Это так?
– Нет. Порох прибыл сразу, готовым.
– Это ложь, – так же негромко и так же уверенно отметил молодой.
– Я хочу говорить с этим человеком. Я готов своим словом пообещать ему неприкосновенность и королевскую награду. Арс падет – вы не удержите его, – Степа хотел что-то сказать, но герцог вскинул руку и Вязов, неожиданно для себя, прикусил язык. С аристократией крови он раньше не общался, и был неприятно поражен тем, какой властью обладает даже безмолвный приказ человека, рожденного и воспитанного, чтобы отдавать приказы, – Твой ответ мне неинтересен. Я хочу знать ответ того, кто начинил обычные глиняные горшки этой смесью, словно зачерпнутой из жерла горячей горы.
– Это будет трудно, – заметил Вязов.
– Нет, – герцог пожал плечами. – если ты назовешь мне имя.
– А если откажусь?
– Умрешь. Прямо сейчас. У нас нет с собой ритуального топора, но, полагаю, любой сгодиться.
Степе стало слегка не по себе. Но он постарался отогнать пораженческие мысли, убеждая себя, что Медведь просто "берет его на понт".
– Все когда-нибудь умрут, – пожав плечами, произнес он, надеясь, что лицо не выдаст, – сегодняшнее утро ничем не хуже завтрашнего вечера.
– Лжет? – Игор обернулся к своему юному помощнику.
– Лжет, – кивнул тот, – Смерти он не хочет и боится, – герцог уже, было, улыбнулся, но юноша добавил, – только ничего этот страх не значит. Он все равно тебе имени не скажет.
– Умрет? – удивился Игор.
– Умрет, – подтвердил юноша.
– Ты же говорил, что он боится?!
– Очень боится. Но не отступит... Он... Ваша милость, он применяет какую-то очень сильную технику для подавления страха...
– Эта техника называется совесть, – буркнул Степа, раньше других сообразивший, что топор и плаха откладываются, и испытавший неимоверное облегчение. Умирать ему совсем не хотелось.
– Как тебя зовут? – запоздало поинтересовался герцог.
Вспомнив всю ту лабуду, которую Вязов слышал от палача с чародеем, относительно имен, он секунду поколебался... но представился. Все же с герцогом разговаривает, не с продавцом в ларьке.
– Степан.
На сей раз "детектор лжи" ограничился кивком.
– Ты не веришь в то, что, зная имя, с человеком можно сделать все, что угодно? – улыбнулся герцог.
– В том месте, откуда я родом, имени недостаточно. Чтобы что-то сделать, нужна еще фамилия, номер паспорта и карточка социального страхования. А с одним именем ничего не сделаешь – не одну собачку Шариком зовут...
– Здесь хватит имени, – сказал юноша.
Степан пожал плечами не то, чтобы совсем уж не веря – все же за эти дни кое-что он повидал… Но всякие «куклы Вуду», иголки, завернутые в воск волосы вызывали в нем даже не брезгливость – недоумение.
– А что, дыба у вас совсем не в тренде? – поинтересовался он.
Герцог Игор усмехнулся:
– Можно и дыбу. Ее собрать – как в воду плюнуть. Только есть такие упертые головы, которых и дыба ни в чем не убеждает. А против Дара никакое упорство не сыграет…
– Ну-ну, – усмехнулся Степан, дивясь такой наивности аборигена… и вроде бы не темного селянина, – видал я тут на днях одного фрукта, он и дыбу, и плети – и Дар ваш хваленый переупрямил.
– Кто таков? – спросил Медведь как будто без особого интереса, чисто разговор поддержать. Но Степа и сам был мастером таких вот разговоров… после которых один из собеседников отправлялся в камеру. Герцога Игора всерьез зацепило.
– Да так, один, – Степа сыто зевнул, – тоже говорил: имени у него нет, и поэтому смерть его никогда не найдет. Потом оказалось – дал ложные сведения. И имя свое вспомнил как миленький, и смерть за ним явилась – не заблудилась, только рановато.
– Кто?! – выстрелил Медведь, подаваясь вперед, – КЕМ ОН НАЗВАЛСЯ?!!
Вязов мысленно скрутил перед носом уважаемого герцога фигуру из трех пальцев и сокрушенно признался:
– Вот этого я узнать не успел.
Глава 11 «Свобода – Это Рай»
Степа проснулся до рассвета. Сколько было времени? Тварь его знает. По звездам определять не выучен, а мобильник при обыске нашли и конфисковали. Обидно, конечно. Но не смертельно. Для того, что Степан задумал, ему подходил почти любой час, лишь бы спал весь лагерь, кроме часовых. И, самое главное, чтобы его медвежья светлость, герцог Игор подушку давил. Интересно, полагается герцогам в походе подушка? Или как все – сидор под голову? Если так, может и не спит, на сидоре-то неудобно, шея затекает.
Занятой этими насквозь житейскими мыслями, Степан выбрался из шалашика, куда его определили по приказу герцога.
– Куда? – спросил паренек-часовой строго, но не злобно. Похоже, он уже не первый час маялся от скуки, и решение Степы немного прогуляться пришлось как нельзя кстати.
– Отлить.
– А до утра потерпеть?
– Да я и здесь могу…
– Даже не думай. Это ставка герцога, он за такое на месте казнит.
– Просвещенный монарх, значит, – Степан почесал нос, – знаешь, мне как-то плевать. Меня и так казнят, так можно и сейчас, мне без разницы.
– Торопишься?
– Да нет, – честно сказал Вязов, – но и цепляться за жизнь не стану.
– Не боишься, стало быть, смерти?
– А чего ее бояться? – удивился Вязов, – какая бы она не была страшная – жизнь – то, всяко, страшнее.
Это был наглый плагиат, но сейчас Степану было плевать на авторское право, ему было нужно, во что бы то ни стало, завязать с этим пареньком хоть какое-то подобие знакомства.
– Если я тебя провожу, глупостей не наделаешь?
– Это в смысле побега?
– Это в смысле головой вниз с обрыва, или еще что-нибудь. Сбежать не выйдет. Во-первых, кругом посты. А во-вторых, лагерь обнесен «табунщиком», который наговаривал сам Дающий Наваир, Левая Рука Его Милости Герцога Игора Тамрийского.
– Зашибись, – «впечатлился» Вязов. Уже второй раз при нем поминали эту удивительную личность, и второй раз так, что подразумевалось: вот сейчас у всех присутствующих поджилки превратятся в кисель. Что, и в самом деле такой страшный дядька? Или это имидж у него такой зловещий, а сам он вполне ничего?
Проверять не хотелось.
– Даю слово благородного воина барона Нортунга, – легко сказал Вязов, отлично понимая, что никаким благородным воином отродясь не являлся, да и в дружину барона его никто не принимал.
– Иди за мной.
– Что у них всех за манера такая пленникам спину подставлять? – размышлял Вязов, пробираясь сквозь лес за своим проводником и по совместительству, конвоиром, – сначала герцогиня Шели, потом этот. Просто напрашивается на хороший удар в основание шеи «с учетом кратковременного рауша». Или все-таки есть тут телепатия?
Про телепатию неизвестно, но везение, определенно, присутствовало. И Степе в эту ночь фартило. «Эрмитаж» мог располагаться на другом конце лагеря. Но паренек вывел его в аккурат туда, куда нужно. Это было так хорошо, что Степа даже насторожился. Догадался? Но о чем?
– Иди прямо, – сказал часовой, – там увидишь. А еще раньше – учуешь. Не появишься вовремя, дам сигнал тревоги. «Табунщик» тебя все равно не выпустит, а за попытку побега будет тебе не просто топор, а кол или четвертование.
– За попытку поссать не вовремя? – хмыкнул Степан, – суровые нравы.
И пошел вперед, неспешно и спокойно, всей спиной выражая политическую благонадежность и отсутствие диссидентских настроений.
…Интересно, дверца машины закрыта или открыта? Но даже если закрыта, сильно она его не задержит. «Перунова стрела», вещдок по «Делу о странном трупе», все еще была с ним и, приближаясь к привету со своей далекой родины, Степан достал ее из кошеля и сжал в руке.
Выбить стекло, открыть дверь, закоротить провода и услышать, как в лесной тишине сыто заурчал очень приличный немецкий движок – все это заняло не больше трех секунд. Счастье, что машинка старая. С новыми, чипованными, такой фокус бы не прошел.
Степа аккуратно добавил газу, отжал сцепление и вырулил на лесную дорогу. Сзади послышался резкий свист какой-то дудки, видимо, тот самый обещанный сигнал общей тревоги.
– Тревога, тревога, волк унес зайчат… – пропел Вязов, врубая дальний свет.
В то, что какая-то там средневековая наговоренная веревка может остановить агрегат, снабженный двигателем внутреннего сгорания в 180 лошадиных сил, Степан не верил. Ну вот, хоть четвертуйте его, хоть на кол сажайте – не верил.
И поэтому, конечно, никакой «табунщик» его не остановил.
Лагерь Медведя очень быстро остался сзади, спустя минут пятнадцать-двадцать (по внутренним часам) закончился и лес, а Степан все еще давил на газ, не то, чтобы опасаясь погони, а просто шалея от того, как легко получился побег.
О том, что происходило в лагере Медведя, он, понятно, не знал и знать не мог. А творились там вещи занятные. «Студент», злой и растерянный, как кот, от которого сбежала полудохлая мышь, рычал на часовых, обещая им кары небесные и земные. И при этом отлично понимал, что главному виновнику набить морду не сможет. Потому что поход, а в походе удобства минимальные. Зеркал, например, в обозе не везут.
– Это ведь была твоя идея, дать сбежать и проследить, куда он пойдет и с кем встретится, – озвучил его мысли герцог Игор, – посмотрел?
– Ну, имя его мы знаем, – воспрянул духом «студент», – так что не все потеряно. А если и потеряно – найдем.
– Смотри, Наваир… Не головой отвечаешь, тем, что более ценно.
И Великий Дающий вздрогнул, не смотря на то, что в лесу было скорее жарко, чем холодно.
Лес сменился предгорьями. Под колеса все чаше попадались камни, и после одного особенно крупного валуна, лязгнув зубами, Вязов с сожалением заглушил мотор. Дорога круто забирала вверх, в гору. Дальше – только пешком.
Пешком – так пешком. Жаль, конечно, что, делая ноги из плена, не сподобился захватить с собой пару-тройку запеченных рыб, каравай хлеба или хотя бы флягу с водой. Да хоть и без воды. Тихое, какое-то умиротворенное журчание по правую руку сказало Степану, что ручей тут имеется, и, скорее всего, не один. Вершины гор покрыты снегом. Под лучами солнца снег тает каждый день. Должна же эта вода куда-то деваться?
Через четверть часа и полкилометра Степан убедился, что вода не только есть, а еще и необыкновенно вкусна. Когда от холода заломило зубы, а в желудке забулькало, Вязов разогнулся и, окинув взглядом окрестности, впервые позволил себе подумать о том, что его невероятное везение, в принципе, могло быть и чуть побольше. На самую малость… Например, эта тачка могла бы стоять передним бампером в другую сторону. Тогда он был бы уже у стен Арса, а там, кто знает, может и смог бы перебраться к своим.
Сейчас от смешного деревянного городка его отделяла армия герцога Игора, кол, дыба и что еще там могла родить буйная средневековая фантазия. А сам он забирался все выше и выше в гору. С той стороны течет Реса, и если сделать плот, можно добраться в аккурат до Арса. Но есть ли в этих горах подходящие перевалы? Сможет ли он их взять в одиночку, без альпинистского снаряжения. А вдруг они высоко, и нужнее снаряги теплая одежда и обувь?
Существовал, конечно, альтернативный вариант – пересидеть на этой горе осаду, питаясь яйцами горных орлов. Подумав об этом Вязов хихикнул – попробуй найди горного орла… А если и найдешь, так там такая птичка, что неизвестно, кто кому яйца оторвет. С самооценкой у Вязова все было в порядке, но в этой схватке он бы самокритично поставил на орла.
Нет, к черту орлов. Домой надо.
…Между прочим, кажется, он заодно раскрыл еще одно дело. Об исчезновении хозяина магазина «Фрегат». Ну, почти раскрыл. Машинка, на которой он сделал ноги, по ориентировкам-то проходила. И тот товарищ «издалека», который так удачно бежал от герцога прямо перед Степой – сто пудов, пропавший и был. Значит, где-то тут болтается, если в этой свалке случайно не пришибли. Так что отыскать либо его, либо тело – и домой, за квартальной премией.
Рассуждая таким образом, Степан забирался все выше и выше в гору и в какой-то момент поймал себя на том, что бездумно разглядывает детали пейзажа: буро-зеленую траву, лохматые шапки пушистых желтых цветков, редкие пихты. А там, вдали, у самого горизонта, голубели хрустальные снега. Сколько до них дней пути?
Внезапно тропа сменила наклон, обернувшись плоским плато. А на нем… Вязов даже глаза протер, решив, что: либо напекло голову, либо ручей, из которого он напился, содержал галлюциногены. Потому что на поляне сидел «на вынужденной» самый обычный «кукурузник». Бело-синий АН-2, судя по цветущему виду, абсолютно целый. Ну, то есть, крылья, ноги и, главное, хвост – были в полном порядке. Что с движком и навигационным оборудованием, Степа, понятно, не смог бы разобраться и под угрозой четвертования, потому что ни бельмеса не смыслил в авиации. Но кое-что он проверить мог.
Вязов подошел к самолету, подпрыгнул, зацепился руками, рывком подтянулся и заглянут вовнутрь. Летчика не было. Вышел погулять? Видимо, так. Не мог же «кукурузник» прилететь сюда сам. При полном невежестве, одну вещь Степа все же знал – самолет может лететь на автопилоте. Но сажать его должен специально обученный человек. И где же он, этот специально обученный?
– Эй, кто-нибудь, отзовись!!! – заорал Вязов, сложив руки рупором.
– Я сгожусь? – совершенно спокойно спросила, как показалось следователю, бурая кочка неподалеку от самолета. Вязов шатнулся назад, машинально нашаривая то ли пистолет, то ли удостоверение. Кочка села, и оказалась белобрысым коренастым мужичком в расстегнутом камуфляже, грязной белой майке и босым. Высокие берцы с аккуратно расправленными носками стояли рядом. Вязов не заметил их от удивления.
– Закурить есть?
– Ни закурить, ни выпить, ни пожрать, – отозвался Степа, подходя ближе.
– Откуда ты, такой нарядный? – полюбопытствовал новый знакомый, – кстати, я Антон.
– Степан, – Вязов пожал протянутую руку, соображая, что можно рассказать, а что является информацией для служебного пользования, – из Калинова. Шел с работы. Ну и пришел… Кажется, не совсем туда.
– Ага, – кивнул Антон, – В целом сходится. Одна поправка. Я – летел. Сначала навигация взбесилась, потом мотор чихнул. А потом… – Летчик запнулся и с явным сомнением посмотрел на Вязова.
– Говори, – поощрил Степа, – я тут в последнее время такого насмотрелся, что удивить меня очень проблематично.
– И Летучую Крепость видел?
– Кого?..
– Летучую Крепость, – как-то обреченно повторил Антон.
– Самолет что ли? В-17?
– Яйцо. Здоровое. Железное. Точнее, пол-яйца. Метров пятьдесят в диаметре. Или мне она с испугу показалась такой здоровой? Закончил маневр, вырулил, осмотрелся, а тут… Висит, понимаешь, в облаках такая хрень – и пушечными портами на меня щерится. У меня руки дернулись, машинка в штопор… Едва у самой земли выровнял. Думал – все, пушной зверь пришел, воротник принес. Не веришь?
