Текст книги "День дурака (СИ)"
Автор книги: Татьяна Матуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Верю, – отозвался Вязов, – Верю, Антон. Скажу больше. Я даже знаю, как эта штука называется. Это Росумэ. Летающая Крепость Вечных Королей. И ни хрена у них там не пушки, а лазеры, – по мере того, как он говорил, глаза летчика становились все больше и почти вылезли на лоб. Он бы давно схватился за мобилку, чтобы вызвать добрых санитаров. Да только мобилка уже больше суток молчала, санитары остались где-то в прошлой жизни, а громадное, железное полуяйцо с пушечными портами он видел своими глазами.
Тут одно из двух: либо санитары нужно им обоим… Либо она действительно летает.
– И… что она здесь делает?
– А вот это я и сам бы хотел знать, – задумчиво проговорил Вязов, – но вот как это выяснить? Разве что залезть и спросить.
– Да ну тебя к черту, – отмотался летчик, – я до сих пор как вспомню, так жопа мокрая.
Вязов покивал, соглашаясь. И, нелогично, спросил:
– В каком направлении эта дура висела, скажешь?
– Раздвоенный хребет видишь? Да, вот тот, на перевернутый зуб похож. Вот как раз между пиками и висела.
– Между прочим, там и сейчас облака…
– А в облаках – эта зараза, – кивнул Антон, – свой собственный зуб даю!
– На кой мне твой зуб. Оставь себе. А мне… ну, компас не поможет. Если эта штука, как ты говоришь, железная – я сам все зубы заложу, что тут магнитная аномалия. Поэтому у тебя и навигация отказала.
– Да понял уже, не дурак.
– Ладно… Ты что, вообще, делать думаешь?
Антон почесал бровь и растерянно взглянул на нового знакомого.
– Без понятия. Если честно, думал – посижу тут, вдруг оно само как началось, так и закончится.
– Хороший план, – похвалил Вязов, – главное – энергосберегающий. Значит так, ты, Антон, как задумал – так и делай. Только, если через пару дней не «рассосется», и я не вернусь… попробуй завести свой агрегат и добраться до Арса. Это городок такой маленький, ты его ни с чем не спутаешь, он тут один. А как доберешься, спросишь Уста Дракона.
– Кого? – вылупился Антон.
– Уста Дракона, – терпеливо повторил Вязов, – Он тебе поможет. Наверное, с ними и домой вернешься. Только по земле не ходи. Здесь война, Арс в осаде.
– А ты?
– А я попробую подняться. Чем черт не шутит, когда Бог спит. Может, чего и увижу… интересное.
– Я с тобой!
– Нет, Антон, не стоит. У тебя в твоей этажерке керосин еще плещется?
– Ну, есть немного.
– Значит, нельзя ее без присмотра бросать. Может быть, понадобится.
– В смысле?
– Пока безо всякого смысла, – открестился Вязов, – так, исключительно туманные предчувствия, основанные на интуиции. Но своему загривку я привык верить, он у меня просто так не чешется, только к грандиозному шухеру. А сейчас он не просто чешется – свербит так, что сил нет. Так что карауль эту табуретку как алмазный фонд. И – жди меня. Если через пару дней не вернусь… ну, ты знаешь, что делать.
Еще километра через три Степа проклял свой героизм и чувство долга такими словами, которые не употреблял уже лет пятнадцать. Три километра в гору – это совсем не то, что те же самые три км по утоптанной лесной тропинке. Одолев на четвереньках очередной участок пути, Вязов присел отдышаться на небольшой выступ, который показался ему крепким, и глянул вниз. Кукурузник Антона ярко выделялся на общем буро-зеленом защитном фоне яркой заплатой. Самого летуна было не разглядеть. Зато отлично просматривалась дорога, лесная опушка и, чуть правее, пологая излучина Ресы. Какие, к черту, перевалы? Так он уйдет к тем самым пирамидам, которые тут, если верить палачу, еще только заложили…
Сзади темнел зев пещеры.
Степа посмотрел вверх. Козья тропа, которой он то ли шел, то ли полз, как офигевший мартовский кот, вроде бы продолжалась. И коту бы вполне подошла. Может быть, ее даже одолел какой-нибудь особо продвинутый горный баран. На свой счет Степа не обольщался – без снаряги, даже без веревки – верная смерть, и к бабке не ходи!
С другой стороны, заблудиться в пещере – тоже мало радости. Хоть бы какую-нибудь путеводную нить!
Степа посмотрел вниз. И вдруг заржал в голос. И нервы тут были совершенно не при чем. Потому что, практически, прямо от порога в глубину пещеры тянулись… трамвайные рельсы. Самые обыкновенные рельсы от самого обыкновенного городского трамвая.
– Эй, наверху! – Вязов поднял глаза к небу, где не было ни единого облачка, видимо, все они кучковались у «зуба», прикрывая железное полуяйцо, – Может быть, еще и расписание подскажете? Долго ждать на этой остановке?
Где-то под ногами родился пока тихий, но тревожный гул. Земля завибрировала, передавая дрожь подошвам, и Степа вдруг вспомнил, что орать в пещерах как бы ни к чему.
– Понял, – кивнул он, – пешком пойду. – И на всякий случай добавил, – Спасибо.
Небо, похоже, больше не сердилось. Гул прошел. Земля под ногами была абсолютно твердой.
Степан встал и потихоньку пошел, углубляясь в темноту, и стараясь не думать о том, что загадочные рельсы могут растаять так же внезапно, как и появились. Или о том, что здесь вдруг появится трамвай, несущийся с крейсерской скоростью. Через пару десятков шагов темнота стала абсолютной, хоть глаз коли. Вязов сбавил темп и вытянул руку вперед.
По случайности, или по наитию, в его руке оказалась зажата «Перунова стрела». Поэтому горы расступились и пропустили его. А сам он даже не заметил препятствия.
И когда непроглядная чернота сменилась вполне уютным сумраком, Степа почти не удивился, различив насквозь знакомые контуры старого трамвайного депо города Калинова.
Глава 12 «Изумрудное» дело
– Вот такие пироги с котятами, товарищ полковник. Их едят, а они мяукают, – не по уставу закончил Вязов.
Сторожев смотрел на него своими неправдоподобно голубыми, выпуклыми глазами и тяжело молчал. К усталому недовольству в глазах начальства Вязов привык. Но сейчас в них была какая-то странная растерянность. Не обычная, бытовая, типа «очки пропали». Нет. Здесь было что-то близкое к тому, словно час назад по телевизору объявили войну. С марсианами.
– Ясно, Степан, – наконец заговорил Енерал, кивнув каким-то своим мыслям, – показания свидетелей ты получил?
– А как же? – едва не обиделся Степа, – и чистосердечное признание преступника, оформил, как явку с повинной. Только все в папке, папка в башне, башня в Арсе, а Арс – в осаде.
– Ты мне тут из себя Ивана Царевича не строй, – поморщился полковник, косясь на неуместный средневековый наряд Вязова, – а то приказом по подразделению женю на лягушке.
– На лягушке можно, – неожиданно согласился Степан, – они помалкивают, шубу в пол не требуют. Только водичку в баночку подливай… Вы мне скажите, Игорь Олегович…
– Ну, – подтолкнул Енерал.
– Я тут, когда шел… странное видел…
– Странное, – кивнул Енерал мягко поощряя Степу колоться дальше.
– Чего-то не хватает в городе. И что-то лишнее. Пару зданий я на привычном месте не увидел, крыши незнакомые торчат. И… улицы как-то не так разбегаются. Я с Шумилова на Погорельскую выйти хотел, а оказался сразу на проезде генерала Любимова. И – площадь вдали просматривалась. Я, конечно, мог и ошибиться в темноте, только, сдается мне, здание администрации как-то изменилось. Я с роду не помню, чтобы оно у нас было деревянным и дранкой крытым.
– Вот-вот, – кивнул Енерал, – с тех пор, как старик Шелин потерпел от стрелы неизвестного происхождения… хотя, что это я, уже известного. Стало быть, от стрелы колдуна – Сторожев помотал головой, словно ему в ухо попала вода, – вот с этого дня странности и начались. Сперва трамвай пропал. Вместе с рельсами…
– Рельсы я нашел, – скромно вставил Степа.
– Молодец, – кивнул полковник, – Потом твоя группа исчезла, в полном составе. На следующий день… вернее, с ночь со второго на третье музей краеведения растворился в тумане. Пришли утром сотрудники на работу, а работы нет, вместо нее место ровное. – Сторожев забавно развел короткими руками с широченными, как лопаты, ладонями, – и тревожную кнопку никто не нажимал. Потом на ручье водяная мельница появилась. Забавная такая, со здоровенным колесом. Возле нее уже полгорода сфотографировалось. Ну… остальное – сам видел. Заявлений о пропавших без вести три стопки, скоро подшивать некуда будет.
– Товарищ полковник, а вы… – Степан замялся, – в область докладывали?
– А как же, – поморщился Сторожев, – на второй день. В аккурат после музея. И фотографии приложил. Сначала у меня пытались выяснить, как здоровье и как давно я в последний раз был в отпуске, – полковник махнул ладонью, – ну а потом… Интернет же у всех. «В городе Калинове на средней Волге обнаружилась загадочная природная аномалия» – процитировал Сторожев кривясь, словно ел лимон и запивал уксусом. – Первыми телевизионщики примчались с тарелками на крышах. Поносились тут, поснимали, достали всех, кого смогли. К ночи почти все убрались, а две группы остались. Заночевали в общежитии медиков…
– Пропали только группы или вместе с общежитием? – обреченно уточнил Вязов.
– На этот раз общагу оставили. Да кому она нужна, тридцать лет без капремонта. В общем, сейчас Калинов на карантине. Чрезвычайное положение объявлено. Войска сюда стягивают, так-то. – закончил Енерал.
– Весело, – хмыкнул Вязов, не зная, что еще тут можно сказать.
Повисло молчание. Не прерывая его, Сторожев шагнул к сейфу, молча достал пистолет, проверил. Степан следил за товарищем полковником глазами, гадая, не собирается ли Сторожев его пристрелить, чтобы не ломать себе голову: то ли к награде представить ретивого подчиненного за раскрытие сложного дела, то ли служебное расследование открывать по факту утери документов, оружия и всей опергруппы.
– У тебя ведь неучтенный ствол имеется, – как бы между прочим спросил… даже, скорее, не спросил просто уточнил Сторожев.
– Как можно! – привычно возмутился Вязов.
– Вот-вот, без оружия нынче никак не можно, – согласился полковник, – так что доставай его… И приступай к работе. Дело тебе поручу сложное.
На стол легла тоненькая пластиковая папка, а поверх нее горсть каких-то тусклых булыжников, шершавых, болотного цвета.
– Что это? – не понял Степа.
– Это – необработанные изумруды. Минимум – карат по двадцать пять…
Вязов изумленно присвистнул.
– Откуда?
– Вот именно, откуда? Здесь не Колумбия. И даже не Урал. Гор нет.
– Может, гидротермальные? – щегольнул познаниями Степа, но, увидев как полковник поморщился, быстро поправился, – искусственные.
– Вот ты и выяснишь. Знакомься с делом, запоминай. Записи делать разрешаю только на встроенный носитель. Вот сюда, – Полковник стукнул согнутым пальцем по лбу, – папку из кабинета выносить нельзя. Дело на контроле у Главка.
– Так точно, – машинально отозвался Степан, но полковник его уже не слушал. Заперев сейф, он сунул пистолет в кобуру и вышел из кабинета. Снаружи щелкнул замок.
Степан придвинул папку, стряхнул изумруды на полированную столешницу и, косясь на них, как конь на пожар, углубился в чтение.
Прославленный полководец и герцог в шестнадцатом поколении, заходя в шатер Дающего, слегка пригнулся – герцог был высок, а тот, чье имя даже воины, поседевшие в походах, не любили поминать к ночи, ростом не удался. И глядел на Медведя снизу вверх.
Впрочем, сейчас оно было и к лучшему. Герцог Игор не любил, когда ему сообщали о неудачах, так что немного лести было именно тем, что знахарь прописал.
Под утро снова раззуделись ночные звонари и Великий Дающий, злобно помянув Тварь Неназываемую, залепил сам себе хлесткую пощечину – аж треск пошел. Игор невольно улыбнулся. И спросил, коротко и по существу:
– Где?..
– Увы мне, – Наваир поднял на герцога виноватый взгляд, – Я не могу ответить на твой вопрос, повелитель.
– Что это значит? – спокойно, пока спокойно переспросил Медведь, рука на рукояти старинного родового ножа слегка, самую малость, сжалась, в голосе прорезались рычащие ноты.
– Я не вижу нашего беглого гостя, – признался Наваир, – пелена застит мне глаза.
– Как это может быть? – удивление герцога Игора было таким глубоким, что даже гнев потонул, – ведь ты знаешь его имя. Ты следил за ним и сказал, что он не лгал. Значит, лгал ты?
– Казни меня, повелитель. Не лгал я. И он не лгал – в этом я ошибиться не мог.
– Что же произошло? – похоже, герцогу и впрямь стало любопытно. Он шагнул к дающему, одним движением преодолевая расстояние от входа до стены и, не чинясь, присел рядом на походную койку.
– Причин может быть две, – задумчиво произнес Наваир. Сообразив, что гроза прошла стороной, он расслабился. – Возможно, беглец далеко отсюда. Живая железная повозка, на которой он сбежал, двигается невероятно быстро.
– Быстрее коня?
– Думаю, да, повелитель.
– Хм, – герцог в задумчивости прикоснулся пальцем к носу, дурная детская привычка, которая никак не хотела оставлять Медведя, – а почему ты подумал об этом только сейчас, а не тогда, когда велел снять «табунщика»?
– Не понял, что живая повозка побежит без хозяина,– повинился Наваир,– не гневайся, великий герцог.
– Да я и не собирался, – пожал плечами Игор, – я тебе, колдун-самоучка, без гнева, спокойно голову оторву и к штанам приставлю. А потом скажу, что так и нужно. Вторая причина какая?
– Возможно, наш невольный гость сам считал свое имя истинным, а иные сведения были от него скрыты.
– Как это могло получиться? – второй раз поразился герцог, – ведь имя – это твоя суть. Не зная его, ты не выберешь правильной дороги.
– Что мы можем знать о чужих обычаях, великий герцог, – задумчиво возразил Наваир, – быть может, в их землях считается, что лучшая защита тайны – забвение.
Игор в задумчивости постучал ногтем по голенищу высокого сапога.
– Наваир, прикажи сейчас доставить мне этого чернявого, который издалека. Хозяина повозки.
– Зачем он тебе, Повелитель?
– За тем, – туманно ответил Игор, но, взглянув на расстроенное лицо мага, все же пояснил, – перед тем, как посылать поисковые отряды, я хочу точно знать, как высоко в горы может подняться его живая повозка.
– На таких коротких лапах? – вскинулся Наваир, – да она уже у границы предгорий встанет…
– «Подумал Великий Дающий», – хмыкнул Медведь, – а на деле опять все оказалось не так. Ты слишком много думаешь, вот что. Это вредно. От этого заводятся мысли. И они прогрызают в мозгу извилины, – герцог выглядел грозно, но глаза его смеялись.
Кажется, он больше не сердился.
Наваир украдкой перевел дух. Великий Дающий, способный в одиночку сладить с парой десятков хорошо вооруженных бойцов и чуявший в себе готовность пободаться на равных с любым из подданных Твари Неназываемой, боялся своего сюзерена до мокрых штанов. Не смотря на то, что знал его лучше любого приближенного. А, может, как раз поэтому и боялся.
Небо полыхало необыкновенно ярким, оранжевым рассветом над серебристыми крышами Арса, кое-где неприятно обугленными, но, в целом, не сильно пострадавшими. Часть расторопные хозяева уже починили.
На западном склоне всю ночь не смолкал стук топоров. Оттуда несло дымом: не от пожаров, их давно потушили. От факелов. Стену чинили, не прерываясь на ночь. Пока Медведь стоял под городом, права на отдых не было ни у кого, кроме тех, кто уже сделал в этой жизни все, что мог – и сейчас ждал погребального костра, который запалят для него ближайшие родичи или сослуживцы с первым золотым лучом.
Шели так и не успела переодеться. В потной алой рубахе, пропахшей гарью и кисловатым запахом Драконовой смеси, она ступила под высокий свод огромного дома Белой Даянире и, не говоря ни слова, протянула свой боевой лук и короткий меч немым служанкам. Те приняли оружие, кивком выразили почтение госпоже и бесшумно исчезли.
В доме было нехорошо. Это Шели поняла сразу, с первых шагов.
Герцогиня поднялась по широкой пологой лестнице на второй этаж, светильники Благого Тара отмечали ее путь, сигнализируя хозяйке: кто идет, куда и с какими намерениями. Шели это не волновало ни на юс. Ее тут ждали.
Она толкнула тяжелую дверь хозяйской спальни.
Первое, что бросилось в глаза – силуэт женщины, словно вырезанный на фоне уже просветлевшего неба в большом окне. Нос и подбородок заострились, плечи поникли.
– Здравствуй, девочка, – голос прозвучал ровно, доброжелательно и, как всегда, уверенно. Что бы не чувствовала и не думала Даянире, «держать лицо» это ей не мешало. Ну и славно. Может быть, все и не так плохо, как вопил перепуганный гонец.
Но, подойдя к огромной кровати, застеленной беленым льном, Шели поняла всю тщетность своих надежд.
Все было плохо.
Все было – хуже некуда.
Барон Нортунг дышал тяжело, на скулах горел нехороший румянец, предвестник Серой Госпожи, Что Всегда Приходит Незваной, полные губы обметало белым налетом. Глаза в полумраке блестели слишком ярко.
Даянире только что напоила его кислым ягодником.
– Доброе утро, дядя, – Шели не стала улыбаться с фальшивой бодростью. Барон был воином. Она тоже. Случившееся было ясно, как день – лекарь закрыл рану, но кровь все же загорелась, не смотря на зелья. Теперь оставалось лишь ждать, выдержит ли грудная жила. Но выживали после такого считанные единицы, а большинство восходило с дымом по Дороге Предков. Думать, что барону повезет больше, чем остальным, было, по меньшей мере, наивно.
– Как там? – спросил он слабым, но довольно уверенным голосом.
– Стену почти починили, – Шели поднялась по ступеням и, на правах .ближайшей родственницы, присела на край ложа, – троха перевернули и заманили во внутренний двор. Пошел на капустные листья, – Шели невольно улыбнулась, – сейчас поел и спит.
– Надеешься его использовать?
– Было бы неплохо. Если наши Дающие найдут способ. Но Трей принципиально против Диктата Воли, а Марх… у него все же немного другой профиль.
– Трей, – барон поморщился, – любишь брата?
– Руда – не вода, – Шели пожала плечами. Спорить с умирающим было глупо. Соглашаться – еще глупее. Поэтому она ограничилась известной пословицей.
– Ты должна сейчас принять решение, – барон на мгновение прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Даянире поняла его правильно и поднесла к губам поильник. После пары глотков больному полегчало. – Помнишь предсказание Кары?
– Что мой супруг погубит Арс? – уточнила Шели, – конечно. А и забуду, так найдется, кому напомнить.
– Загляни в свою душу, спроси себя и ответь – только честно, чего ты хочешь от судьбы. Сейчас тот редкий миг, когда смертный может выбирать. Если манит венец герцогский, прими как данность – ни женой, ни матерью тебе не быть. Но владеть городом будешь.
Шели кивнула, спокойно ожидая продолжения.
– Вижу, не манит, – сообразил барон, – жаль. Я надеялся. Тогда… Если замуж и дите хочешь – выходи за Игора. Но, сперва, честь по чести, передай венец брату. Если он спасет Арс – народ его примет, не посмотрит, что бастард. А что колдун, так по нынешним временам, даже и лучше.
– Третий путь есть? – ровно спросила девушка, помня о том, что в клепсидре барона заканчивается вода, и гнев у его ложа неугоден Благому Тару.
– Какой третий путь? – по-настоящему удивился барон, даже попытался привстать, да железная рука любовницы прижала его к перине. Барон смотрел на Шели с удивлением, честно не понимая, что хочет сказать девушка.
– В Раскин, – пояснила она, – в Усадьбу Мастеров. Я учиться хочу, дядя.
Тронутое лихорадкой лицо перекосило от гнева.
– Еще новое дело! – сдавленно прорычал Нортунг, – И думать забудь! Чтобы второе дитя владетелей – в Мастера!!! Раньше умру!
– Хорошо, дядя, – спокойно промолвила Шели, – Умирай. Я подожду.
И, не прибавив ни пол слова, поднялась, игнорируя и хрип барона, и осуждающий взгляд Даянире.
– Стой, упрямая! Не за тем звал… Крепость… Росуме… – Шели мгновенно сделала уши «топориком» и обернулась, – знаешь, зачем она здесь летает?
– Откуда? – по-настоящему удивилась Шели, – Разве можно постичь Вечных Королей?
– Все можно… Если постигать, а не с луком бегать и о неподобающем мечтать, – дыхание барона становилось все тяжелее, и Даянире тревожно привстала, – Гора… Гора, Шели… В ней все дело… Без них она летать не может… Никогда… Никогда, что бы ни случилось, не убирай патрули с горы. Пообещай мне!
Барон приподнялся со странной настойчивостью, не отводя взгляда, требуя, моля.
– Обещаю, – сказала Шели, – дядя, а почему?..
Глаза барона закатились, и Даянире захлопотала вокруг, выдавливая на мокрые полотенца дорогое, в цену крупных алмазов, масло сагриса. В комнате запахло свежестью и силой. Нортунг сделал несколько судорожных вдохов и, успокоившись, затих. То ли уснул, то ли впал в беспамятство.
Даянире с сомнением посмотрела на барона, но, понимая, что сделать больше ничего не может, плотно укупорила флакон и спрятала его в рукаве.
– Зря ты так, – она покачала головой, глядя не на Шели – на барона.
– А как еще? – удивилась девушка. – Сам-то он, интриган, родня Твари Неназываемой! Одной ногой в рассвете, а туда же! Не морковкой, так веревкой, а все по его воле быть должно. Хорошо придумал: я отдаю венец Трею, выхожу за Игора, тот раскатывает Трея в тесто, садится на трон, и все равно мне – венец, брату – костер.
– Он умирает, – тихо промолвила Даянире, безо всякого выражения в голосе.
– Так что, для того, чтобы, наконец, хоть что-нибудь по-моему свершилось, мне тоже умереть? – с вызовом спросила Шели. – Зачем оно мне тогда?
