Текст книги "Кассиопея- Москва"

Автор книги: Татьяна Лыткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Настолько не совпадают, что ты готова инсценировать собственную смерть? – снова спросил Павел.

– Готова, – резко ответила Лиэлл. – Настолько не совпадают. Он не понимает, вернее, понимает, но не принимает, что для меня выполнение его требований равносильно медленной гибели. Уж лучше пусть он меня похоронит сразу. А я при этом останусь жива и свободна!

– Серьезно… – протянул Федор. – И ты согласишься жить на Земле? На чужой планете?

Павел отметил про себя, что они тоже перешли на «ты».

Лиэлл улыбнулась, кажется, с облегчением, на секунду прикрыла глаза и неожиданно мечтательным тоном ответила:

– На Земле? Конечно, соглашусь. Вы представить себе не можете, как у вас хорошо, после нашего спокойного, размеренного и до чертиков скучного мира.

– Только не говори, что ты это тоже увидела в моем сознании, – поморщился Павел.

– Ой, ты не думай, что я все твои мысли изучила! – виновато спохватилась Лиэлл. – Это была не телепатия, это совсем другое! Я понимаю, вы все опасаетесь, что я сейчас перекопаю у всех вас мозги, прочитаю все ваши мысли. Только я не телепат. И даже если бы была им – никогда не стала бы это делать с вами!

– Почему? – задумчиво спросила Варвара.

– Потому что читать мысли других людей без их согласия – неприемлемо, – твердо, как заученное правило, отчеканила Лиэлл. – Для телепата это первый закон. Использовать телепатию можно только с согласия того человека, чьи мысли нужно прочесть, или у того, кто угрожает жизни самого телепата или других людей.

– Первый закон роботехники, – кивнул Михаил. – Только телепаты – не роботы, они могут этот закон запросто преступить.

– Никому из моих соотечественников в голову бы не пришло его нарушать, – помотала головой Лиэлл. – Это как… Не знаю. Это не просто закон, это моральные нормы нашего общества. Табу, если хотите.

– Табу – пережиток прошлого, – покачал головой Лобанов. – Не вяжется с обществом высшего порядка.

– Знали бы вы, насколько скучно живется в обществе высшего порядка, – вдруг с тоской сказала Лиэлл.

– Что-то мне все это сильно напоминает счастье в понимании роботов с Варианы, – задумчиво сказала Катя. – Отсутствие эмоций, размеренность, отсутствие любопытства и все такое…

Павел скорее почувствовал, чем увидел, как передернулась Варвара и вздрогнула Юля. Сам он испытал похожее – страх за девчонок, которые подверглись смертельной опасности на Вариане, так и не забылся. Лиэлл, сидевшая рядом, успокаивающе дотронулась до его руки.

– Я понимаю. Мне же рассказали о тех роботах. Нет, конечно – нет. Мы испытываем те же эмоции, что и вы. Мы любим, страдаем, радуемся и печалимся. Только все это… Не так бурно. Мы погружены в себя, и внешне чувства демонстрируем крайне редко, – Лиэлл помрачнела, будто что-то вспомнив.

Федор неожиданно хлопнул в ладоши.

– Все, хватит грузиться. Шашлык доедаем, или выбрасываем?

Все зашумели: как это – выбрасываем! – и спустя пару минут увлеченно поедали остатки мяса.

Когда шашлык исчез, Федор снова развел костер, купальщики посовещались, решили, что в ближайшее время больше в воду не полезут и все дружно отправились одеваться. Вернувшись, Виктор сообщил, что они сидят всего три часа, и еще столько же у них есть, чтобы отдохнуть, потом он лично разгонит всех спать, а Копаныгина завтра в шесть утра ждет вахта. Возражений не последовало, Михаил взял гитару, и они с Катей спели еще несколько песен.

Все тихо подпевали, а Павел обратил внимание на Лиэлл. Она сидела все такая же сумрачная и, казалось, совсем не слушала пение. Павел тихонько коснулся ее плеча и показал глазами в сторону. Девушка молча встала, и они отошли от костра. Похоже, на их передвижения никто не обратил внимания.

– Что-то случилось? – спросил Павел.

Лиэлл покачала головой.

– Нет. Просто я слишком увлеклась рассказами о своем ближайшем родственнике. Спасибо, что спросил, – в целом, все в порядке.

– У вас такая взаимная нелюбовь? – сначала спросил он, а потом подумал, что, наверное, не стоило так уж настаивать на объяснениях.

– Как тебе сказать… По-своему он меня любит. И я его. Наверное… – Лиэлл, казалось, сама сомневалась в своих словах. – Я не хочу в это углубляться, давай, как-нибудь позже? Не здесь и не сейчас, когда нас все ждут, – неожиданно закончила она и вернулась к костру.

Там уже все молчали, и только тихонько звучала гитара. Павел поймал вопросительный взгляд Виктора, покачал головой и сел на место. Лиэлл не садилась, а подошла ближе к Кате.

– Ли, может, сейчас? – тихо спросил Михаил, казалось, только и дожидавшийся их возвращения.

Девушка кивнула.

– Самое время, – без улыбки ответила она.

Катя поднялась.

– Мы тут немножко порепетировали, – сказала она негромко, но все прислушались. – Ли, как выяснилось, хорошо поет. Давай, Ли, – и опустилась обратно на песок.

Лиэлл встала рядом с Михаилом, достала из маленького кармашка на груди небольшой кристалл и передала его Кате. Наверняка они все это уже отрепетировали в классной.

– Я сегодня позанималась одной песней. Миша помог мне подобрать музыку и согласился аккомпанировать, – она кивнула, а Михаил начал играть, но как-то не совсем обычно, такой игры от него здесь не слышали. Катя перехватила кристалл в ладошке, и вдруг к гитаре присоединились совсем неожиданные здесь, у костра, звуки то ли свирели, то ли еще какого-то инструмента, так на нее похожего.

Павел не ожидал, что из их гитары можно извлечь такие непривычные звуки. Вообще, наигрываемая мелодия очень напомнила какие-то средневековые баллады из фильмов о рыцарях, вольных стрелках и прочих красивых вещах. И тут запела Лиэлл. Как ни странно, пела она по-русски, а голос ее оказался мягким, но удивительно сильным.

«Налей еще вина, мой венценосный брат.

Смотри, восходит полная луна…

В бокале плещет влага хмельного серебра

Один глоток – и нам пора умчаться в вихре по Дороге Сна…

По Дороге Сна

Пришпорь коня, здесь трава сверкнула сталью,

Кровью алый цвет на конце клинка…

Это для тебя и для меня,

Два клинка для тех, что стали призраками ветра на века.

Так выпьем же еще, есть время до утра,

А впереди дорога так длинна…

Ты – мой бессмертный брат, а я – тебе сестра.

И ветер свеж, и ночь темна, и нами выбран путь – Дорога Сна.

По Дороге Сна

Тихий звон подков, лег плащом туман на плечи,

Стал короной иней на челе…

Острием дождя, тенью облаков,

Стали мы с тобою легче, чем перо у сокола в крыле.

Так выпьем же еще, мой молодой король,

Лихая доля нам отведена…

Не счастье, не любовь, не жалость и не боль —

Одна луна, метель одна, и вьется впереди Дорога Сна.

По Дороге Сна —

Мимо мира людей, что нам до Адама и Евы,

Что нам до того, как живет земля…

Только никогда, мой брат-чародей,

Ты не найдешь себе королеву, а я не найду себе короля.

И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,

Прошу тебя, налей еще вина!

Смотри, на дне мерцает прощальная звезда…

Я осушу бокал до дна… и, с легким сердцем, – по Дороге Сна!»

^[1]

Лиэлл умолкла, гитара медленно затихала, и только тут все осознали, что из кристалла в пальцах Кати звучала теперь и скрипка, голос которой тихо исчезал вдали.

– Ничего себе, немножко порепетировали! – как всегда, первым нарушил волшебство момента Федор. – Откуда вы скрипку-то взяли?

Катя протянула ладонь с кристаллом вперед.

– Это кристаллический синтезатор звуков, – пояснила Лиэлл. – Он работает на очень сложном для объяснения на пальцах принципе… Если коротко – синтезатор настраивается на музыканта, который будет играть, а управление и непосредственно синтез звуков происходит под влиянием сознания исполнителя. На нем может играть любой человек со слухом, который отчетливо представляет, что именно он хочет услышать. В принципе, теоретически возможно извлечь из кристалла звучание целого симфонического оркестра, но для этого надо долго учиться. Катя вот осознала, как трудно извлекать звуки хотя бы одного инструмента…

– Да уж, – подтвердила Катя, – я могу или свирель, или скрипку, а все сразу – никак.

– А в целом ведь неплохо получилось, – чуть вопросительно заметила Лиэлл. – Мы старались.

Все наперебой заговорили, восхищаясь, а Павел хотел спросить, откуда она взяла такие красивые стихи – неужели сочинила за несколько часов? – но передумал. Зачем портить вечер лишними вопросами, успеется еще. Поэтому он ограничился тем, что тоже восхитился и песней, и музыкой, и голосом певицы.

Когда уже расходились, Павел догнал Лиэлл и попросил ее остаться ненадолго. Отмахнулся от укоряющего взгляда Середы, и они вернулись на побережье.

На его вопрос Лиэлл некоторое время не отвечала, просто молча смотрела в небо.

– Я знала, что кто-нибудь спросит, – наконец произнесла она, когда Павел уже отчаялся услышать ответ. – Могла бы сказать, что написала, перевела наскоро одну из наших старых песен. Но тебе скажу, как есть, потому что ты – единственный из вас, кто не будет докапываться глубже, чем я смогу объяснить. Песня целиком не моя, ее написала ваша, земная девушка. А мне эта песня просто очень нравится, потому что она про меня.

– И про твоего брата? – осторожно уточнил Павел.

– Да, и про него. Можно, мы не будем обсуждать эту тему дальше? Пока?

– Давай не будем, – согласился он, хотя все не только не прояснилось, а и еще больше запуталось. Но уж очень умоляющий был у нее взгляд. – А вот что ты Мишке сказала? Он из нас самый подозрительный!

– Правду, – чуть поколебавшись, ответила Лиэлл. – иначе он не стал бы мне помогать.

– А Кате?

– Катя пришла позже. И она не задавала вопросов. По-моему, она решила, что это Миша показал мне песню. Пошли, а? – попросила Лиэлл, и вышла, не дожидаясь его реакции.

Павел задержался, чтобы очистить память «Сюрприза», а сам, нажимая на кнопки, думал о том, какую же правду Ли рассказала Мишке, если тот ей поверил. И почему она не стала рассказывать эту правду ему самому? И почему у нее с братом ассоциируется такая печальная и мистическая песня? И откуда она знает эту песню, написанную на Земле? Короче, вопросов было слишком много, чувства от вечера у него остались самые растрепанные, но, в целом, праздник, кажется, удался.

Следующее утро началось с того, что Павел по просьбе Середы зашел в скаф-бокс на пять минут, проверить, как идет профилактика. Вышел оттуда через полтора часа, сильно удивляясь, как он в очередной раз купился на умозаключения Федора и столько времени потратил на отладку трех герметизаторов. Тут же, не успел он дойти до классной, где хотел немного позаниматься, как его вызвал Середа к себе в рабочий отсек. Отсек этот давно уже называли просто «кабинет» – там Виктор работал, если не находился в рубке или библиотеке.

По дороге Павел прикидывал, что ему могло так срочно понадобиться. По всему выходило – либо что-то с Лиэлл, либо Копаныгину в рубке срочно нужна помощь.

Середа открыл дверь, пропустил Павла, махнул рукой в сторону кресла.

– Как Лобанов? – сам Виктор уселся в кресло напротив.

– В норме, – пожал Павел плечами. – Говорит, что со скафандрами, если ничего серьезного не найдет, сегодня закончит. А завтра возьмется за антенну, – он задумался, стоит ли сейчас говорить о том, что Федор приглашал его с собой, если не будет других дел.

– Помочь просил? – проницательно поинтересовался Середа. На красноречивое молчание Павла кивнул. – Помоги, если не занят. Его лучше подстраховать. Только смотри, чтобы он тебя работать за себя не заставил.

– Что-то мне подсказывает, что ты меня не за этим звал, – после паузы осторожно заметил Павел.

– Не только за этим, – как-то не совсем уверенно ответил Середа. Будто все еще раздумывал, а не стоит ли именно сейчас Павла отпустить. – Вечер вчера хороший был, да?

– Вполне, – удивился Павел такому странному началу.

– Паш, что она пела? – спросил, наконец Виктор. – Ты это когда-нибудь от Мишки слышал?

– Нет, – покачал головой Павел, на ходу соображая, стоит ли говорить Середе то, что сказала Лиэлл, и что может ответить на этот вопрос Мишка. – Ну и что?

– Странно… Знаешь, я думаю, что она все-таки очень много недоговаривает. Мы вчера, пока ты спал, с Федькой на эту тему говорили, и я вслух засомневался, что она могла вот так моментом выучить наш язык. С такими нюансами и подробностями.

– Да она же объяснила, – начал Павел, но Виктор его перебил:

– Она объяснила, что ничего не может объяснить. Или не хочет. Так вот, Федька подтвердил, что да, у нас здесь явно информации для изучения языка было недостаточно. Я тупо спросил, а где было достаточно. А он моментально вполне серьезно сказал интересную фразу, которую потом сам за шутку выдал.

– Какую фразу? – начал терять терпение Павел.

– Он сказал, что информации для изучения языка на улице Горького в Москве много. Там, где тот инопланетянин из его любимой книги газированной водой в киоске торговал для маскировки. Потом он долго сам веселился, поражаясь своему остроумию. Но я Федьку знаю. Чувствую, он не прикалывался. Просто и он, и Мишка… как бы это правильнее сказать… подозрения свои почему-то при себе держат.

– Ты думаешь, что она про Землю так много не только из закромов моего сознания узнала?

– Точно. Только если Лобанов и правда эти подозрения всерьез не принимает, то Мишка меня настораживает. То, что смутило меня, его должно было смутить намного раньше – он же с самого начала ее в вакуум выкинуть хотел. А тут ему такие козыри в руки плывут, а он молчит, как будто так и надо.

– Ты же сам говорил, что он начинает ей доверять.

– Это-то меня и настораживает. Все слишком быстро. Еще пару суток назад вы стояли в защитных костюмах с излучателями, когда вскрывали ее скафандр. А сейчас Варя проводит с ней времени больше, чем со мной, Юлька консультируется по вопросам косметики, Федор ее покрывает, а Мишка вообще играет серенады на гитаре с Катей на подпевках. – Середа потряс головой, будто пытаясь избавиться от кошмарных видений. – Самое печальное то, что я и себя ловлю на желании ей безоговорочно поверить.

– А я? – заинтересовался Павел. – А я что делаю?

– Ты? – Виктор оценивающе посмотрел на него. – О тебе мы, вроде, уже говорили. И я тебя предупреждал. Кажется, мы друг друга поняли, и к тебе у меня, как раз, вовсе нет претензий.

– Хм… Знаешь, Витя, а ведь я, в отличие от всех остальных, верю ей с самого начала. Не пугает?

– Ты постоянен, стабилен и трезво мыслишь.

– Спасибо. А что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Я хочу… Паш, просто будь повнимательнее. Пообщайся с ними, просто поболтай, послушай, о чем они говорят. Черт, если бы я знал, чего хочу, и чего опасаюсь, все было бы просто.

– Ладно, не переживай. Разберемся.

От Середы Павел вышел, чувствуя себя, как минимум, Штирлицем, как максимум – агентом 007. Ощущения ему не нравились, подозрений Витькиных он не понимал и не разделял, но от этого легче не становилось. Ладно, в конце концов, ничего особенного делать все равно не надо. Так, только через пару дней успокоить командира. Или не успокоить. Вот ведь, и не знаешь – а вдруг Витька прав? Ладно, успеется. А сейчас – в библиотеку, ту книжку по психологии, которую он еще в прошлый раз приглядел, и запереться в классной.

Конечно, за пару дней ничего не изменилось. Разве что Михаил с гитарой больше рядом с Лиэлл замечен не был, а когда во время работы с антенной Павел задал прямой вопрос Федору про его подозрения, тот развеселился.

– Паш, не умничай. Откуда ты знаешь, каков механизм изучения языка при ее-то способностях? Я думаю, она говорит правду. А песню либо, и правда, Мишка показал, либо она в твоих воспоминаниях ее нашла. И не говори, что ты ее раньше не слышал. Сто процентов, слышал, только мимолетом, может, даже во сне.

– Ага, – сумрачно подтвердил Павел, – и она у меня на подкорочке записалась. Только я подкорочку свою не вижу и не слышу. Так?

– Приблизительно. Хватит болтать, лучше придержи эту железяку, она мне мешает.

Днем, после очередного дежурства Козелкова в рубке, Середа попросил его зайти для обсуждения какой-то проблемы, с которой он в одиночку опять справиться не мог. Зайдя в «кабинет», Павел с порога увидел совершенно потрясающую картину: на полу были пластиковыми простынями разложены чертежи (по первому, и как оказалось, правильному, впечатлению – развернутые чертежи двигателей и двигательного отсека), над которыми склонились золотистая головка Лиэлл и темноволосая – Виктора. Оба сидели прямо на полу же, а Виктор вообще только что вернулся в сидячее положение из положения на четвереньках.

– О, Пашка, заходи, – обрадовался Середа. – Мишка с Лобановым в рубке, а нам срочно нужна третья светлая голова.

– Мы приняли за аксиому то, что у нас-то обоих они точно, светлые, – улыбнулась Лиэлл.

Павел некоторое время соображал, стоит ли все происходящее принимать, как попадание командира корабля под пагубное влияние инопланетного шпиона, вслед за всем экипажем, и не остался ли он, Козелков, последним нормальным человеком на корабле. Потом вспомнил, что он-то как раз был вообще самым первым, и терять им всем уже нечего, поэтому с энтузиазмом уселся рядом с Лиэлл.

– Ну, и что вы тут нашли?

– Ли мне объясняет принцип действия их генератора защитного поля, я его почти понял. – Середа выкопал из-под чертежей свой компьютер и протянул Павлу. Посмотри, там нужные формулы и расчеты. Ли довольно талантливо изобразила этот процесс графически. Посмотришь два файлика. Я тут пытаюсь понять, реально ли его совместить с нашим силовым генератором, и как это сделать, если реально. Короче, отползай в угол, – Виктор махнул в угол кабинета, где можно было даже сесть в кресло, – и изучай. Когда ознакомишься, начинай думать, что ты по этому поводу можешь сказать. А потом мы подключим аналитический ум Копаныгина. Но это потом, он сейчас малость перегружен другими вопросами.

Павел компьютер взял, но перед тем, как ретироваться в кресло, серьезно спросил Лиэлл:

– А что случилось с преждевременными знаниями? Вдруг это все принесет страшный вред? Например, у Середы задымятся мозги.

– Они у меня уже дымятся, – сообщил Виктор, не отрываясь от чертежа. – Но это правильно.

– Я знаю, что в очередной раз нарушаю все правила и законы, которые не я устанавливала. Но в данном случае знания достаточно обрывочные и узкоспециальные. И вообще, жизненно необходимые на данный момент, – Лиэлл выглядела так, будто уговаривала сама себя. Павел ее понимал, возражать не хотелось. – Разве вам не надо вернуться домой как можно скорее, чтобы рассказать о своих открытиях и успеть воспользоваться возможностью совершить еще парочку путешествий к другим планетам. Ну, или успеть прожить половину жизни на Земле?

Где-то глубоко опять заныл внутренний голос с занудными копаныгинскими интонациями – она же вас соблазняет, как Мефистофель Фауста, а вместо души хочет Землю. Тьфу на тебя, мстительно подумал Павел. Что-то ты молчал, когда я на астероиде не своими эмоциями переживал. Тогда бы и нудил, а сейчас поздно.

– Думаю, мы все уже решили еще около Беты, когда согласились привезти твои генераторы с ускорителями на «Зарю», – успокоил он Лиэлл. – И мы никогда не станем отказываться от дополнительных знаний, да еще от таких… актуальных.

Сидя в кресле, Павел погрузился в изучение файлов настолько, что вообще перестал замечать происходящее вокруг. К реальности его вернул громкий спор. Подняв глаза от монитора, он увидел, что оба сидели по-турецки прямо на чертежах, Лиэлл пальчиком указывала на какой-то узел, а Виктор отчаянно отмахивался.

– Ли, ты умная, я верю, но сюда нельзя!

– Давай посчитаем? – упрямо постучала пальцем по чертежу Лиэлл. – Паша, отдай нам мозги.

– Чего? – изумился Павел.

Лиэлл легко поднялась на ноги, подошла к нему и решительно забрала ноутбук.

– Когда не хватает своих мозгов, надо пользоваться электронными, – сообщила она. – Ты не волнуйся, мы твои файлы закрывать не будем. Смотри, Витя, это просто…

– Элементарно, Ватсон, – прокомментировал Павел, и устроился в кресле, тоже по-турецки скрестив ноги, подпер щеку рукой и терпеливо стал ждать, когда освободится компьютер.

Спустя десять минут терпение закончилось, он не выдержал, подошел к увлеченной парочке на чертежах, понаблюдал за раскладкой формул, неожиданно осознал, что уже что-то понимает. Через полчаса пришел Михаил, а еще через час они дружным коллективом перебрались в рубку к Лобанову.

В течение всего этого дня и еще пяти последующих Лиэлл устраивала им в доках лекции на темы: «Как называется эта железка и где она на чертеже». Заодно все генераторы и пара ускорителей были разобраны до последнего винтика. Через две недели, когда теория была разжевана и понята даже Катей, которая присутствовала почти на всех собраниях кружка «Собери генератор», они приступили к расчетам.

Виктор, Михаил и Лиэлл выходили из рубки, только если их выгоняли Варвара или Юля, Федор копался в доках, собирая генераторы обратно по чертежам, сделанным Лиэлл. Павел, как всегда, работал везде – на него повесили расчеты скорости, траектории и приблизительных сроков полета после установки необходимой аппаратуры. Когда голова начинала пухнуть, он шел в доки к Лобанову, отвлечься на физическую работу и пообщаться. Иногда к ним в качестве подсобного рабочего заходила Юля, а Катя в это время помогала в расчетах. Варвара целиком взяла на себя все заботы об экипаже – готовила еду, следила за тем, чтобы ребята не переутомились, выгоняла всех посменно спать и заставляла делать перерывы. В доках она не появлялась, Юля на вопрос Федора коротко ответила, что нечего экзобиологу делать в ремонтных доках.

– А врачу? – серьезно спросил Федор и неожиданно притянул Юлю к себе поближе, приобняв за талию. – Что делать врачу в ремонтных доках?

Павел смутился, хотя подобные сцены в последнее время в принципе не были редкостью, попытался отвернуться, рука с магнитной отверткой соскочила, и он умудрился красиво порезать себе ладонь. Юля высвободилась из рук Федора, бросилась к Павлу, и, доставая лейкопластырь из аптечки, укоризненно заметила:

– А врачу работу вы везде придумаете, – и занялась порезом. Наложила повязку и просто прогнала Павла обратно к расчетам.

Он немного повозмущался, но вернулся в классную, где его ждала Катя.

– Я сделала, Паш, – сообщила она. – Надеюсь, все правильно.

– Я посмотрю, спасибо, – кивнул он, и вдруг заметил, какая Катя грустная.

Чуть задумавшись, сообразил, что она приходила ему помогать уже пятый день подряд, но за все это время он ни разу не видел ее улыбки. Наверное, он был слишком занят, чтобы обращать на это внимание.

– Кать, ты не уходи, посиди со мной, а то Федька с Юлей меня выгнали, а я общаться хочу, – Павел сделал вид, что погрузился в проверку сделанного Катей, а про себя судорожно соображал, как ее разговорить.

– Из меня сейчас плохой собеседник, – покачала Катя головой. – Считать я могу, а вот развлекать не получается. Я лучше пойду, Варе помогу.

– Погоди! – Павел поймал ее за руку. Думать было уже некогда. – Вы с Мишкой поссорились?

Катя помолчала, глядя в стену.

– Да нет, – неохотно ответила она наконец. – С ним тяжело поссориться.

– А помириться еще труднее? – Павел представлял, как ей вообще трудно с жестким и непробиваемым Мишкой, который совершенно не умеет идти на компромисс, и который убежден, что он один всегда прав. И неизвестно, станет ли он когда-нибудь мягче.

– Да, но мы же не ссорились.

Павел почувствовал, как колеблется Катя – уйти или остаться, сказать или промолчать.

– Катюша, – как можно мягче попросил он, – если ты хочешь и дальше переживать одна, я же не заставляю тебя. Расскажешь потом, и не мне, если так будет лучше. Но если я могу помочь сейчас…

Внезапно у Кати задрожали губы, и она, не отнимая руки, шагнула к Павлу и уткнулась лицом в его плечо.

Плачет. И чего теперь делать, психолог-самоучка? – сам себя сурово спросил Павел, а руки уже успокаивающе гладили девушку по спине. Как ни странно, тактика «без слов и активных действий» оказалась правильной, и уже через пять минут они снова сидели рядом за столом с компьютером, Катя вытирала слезы платочком, а Павел просто ждал, захочет ли она говорить.

– Он всегда во время работы такой, – успокаиваясь, сказала Катя. – Просто давно уже не было так, чтобы он из рубки только ночевать уходил. И, конечно, он падает и засыпает. Если вспомнил и зашел сказать «Привет!» – уже праздник.

Павел понимал, о чем она говорила так тихо и печально. Михаил в работу уходил с головой, глаза у него делались слегка затуманенные, а общение свое он ограничивал компьютером и теми, кто занимался с ним той же работой. Исключение в обязательном порядке делалось для командира, его нельзя игнорировать. Как это состояние называл Федор: «Мишка переключился в электронный режим работы». Ребята, в общем-то, привыкли, потому что когда «электронный режим» выключался, Михаил делался нормальным. Ну, просто не умел он по-другому работать. Середа откровенно им восхищался, а Федор так же откровенно прикалывался. Остальные немного удивлялись, Юлька даже тестировала Копаныгина на предмет каких-то отклонений, но ничего не нашла. И только сейчас Павел подумал, что Катя-то от этой суперработоспособности просто страдала.

– Утром встает – и опять работать, – тоскливо продолжала она. – Я специально пораньше просыпаюсь и стараюсь ему где-нибудь навстречу попасться.

– И что? – тихо, чтобы не спугнуть и подтолкнуть, спросил Павел. Катя коротко взглянула на него зелеными глазами, такими огромными на худеньком лице.

– И ничего. «Привет!», – и все. – Неожиданно она повысила голос. – Я же перед тем, как тебе начать помогать, в рубку заходила. Тоже предложила помощь. Ты бы видел, как он на меня посмотрел!

Павел растерялся. Он-то совершенно точно знал, что этот «рабочий период» пройдет, и все будет нормально, как всегда… Нормально?

– Кать, – вдруг стукнуло его, – а вы хоть раз обсуждали, что между вами вообще происходит?

– Вообще? Нет почти. А чего тут обсуждать? И так все понятно, непонятно только, что с этим делать.

Павел понял, что тут ему будет проще с Мишкой поговорить. А на Катю… На Катю надо Юльку напустить. Она в меру серьезная и романтичная, что-нибудь придумает. Черт, если бы кто знал, как у них все запущено!

– Ладно, Паш, спасибо тебе. – Катя вздохнула и поднялась. – Пойду. Если что, я с Варей, зови.

– Конечно, – кивнул Павел.

Когда Катя вышла, он проверил ее работу. А она молодец, за эти пять дней ни разу не нашлось, к чему придраться. Зря Мишка с ней так. В принципе, Катя запросто могла бы помогать ему вместо самого Павла. Кстати, надо будет обдумать эту мысль.

Павел собрал свои вещи, компьютер, и отправился в рубку – сдавать работу. Как ни странно, Виктора и Лиэлл там не было.

– А где все? – поинтересовался Павел, оглядывая непривычно тихую рубку.

– Лиэлл вызвала Кутейщикова, какие-то мелкие проблемы, а Середа пошел проконтролировать Лобанова, – отозвался Михаил, поворачиваясь с креслом. – Ты уже все сделал, что ли? – с ноткой восхищения в голосе спросил он.

– Сделал, – Павел решил, что железо надо ковать, не отходя от кассы. – Но я только половину разработал.

– А остальное будет Пушкин считать? – удивился Копаныгин. – Ну, давай, я посмотрю. Там что, какие-то трудности? Сейчас вместе подумаем.

Павел молча протянул компьютер, и Михаил развернулся с ним обратно к пульту.

– Не понял? Тут же все шикарно расписано?

– Вторую половину делала Катя, – Павел с интересом наблюдал за реакцией. Молчание.

– А ты сам не справлялся, что ли? – непонимающе спросил, наконец, Михаил, не отрывая глаз от монитора.

– Нет, я задымился. У меня мозги живые, не электронные, – не удержался и съязвил Павел. – И я пошел помочь Федьке, а Катя считала. Ей тоже хочется быть при деле.

Михаил поставил компьютер перед собой и медленно повернулся к Павлу.

– Судя по тону, ты считаешь, что я намеренно зажимаю талант великого физика и математика Панферовой? – тихо спросил он.

– Не надо передергивать, Мишка, – поморщился Павел. – Я понимаю, что сейчас не время обсуждать ваши проблемы, но раз уж начали, я отвечу. Думается, ты мог бы пойти ей навстречу, и не потому, что она твоя девушка, а потому, что она, действительно, хороший математик. И то, что я считаю для наших разработок, она могла бы считать также легко и быстро. А я бы освободился для помощи Федору.

– А кто тебе сказал, что она моя девушка? – казалось, Михаил вообще не слышал окончания речи Павла, а зациклился на ее середине.

– Мишка, давай сейчас оставим это, я не хочу с тобой ругаться только потому, что у тебя рабочее настроение. Именно потому, что оно у тебя рабочее, я тебе совершенно серьезно предлагаю задействовать Катю вместо меня, а я пошел к Федьке.

– Копаныгин, – неожиданно включился по командирской связи Середа, – найди мне Козелкова, пусть спустится в док к Лобанову, он тут нужен.

– Есть, – откликнулся Михаил. Немного помолчал и спокойно сказал: – Иди в доки, я позову Катю. Только я тебя очень прошу, Пашка…

– Я понял. Вы во всем разберетесь сами, – понимающе кивнул Павел. Он был рад, что Мишка вовремя остановился, и не начал выяснять отношения. – Спасибо, что прислушался.

– Да не за что, – пожал плечами Михаил и начал разворачивать кресло обратно к пульту.

– Миш, – спохватился Павел и тот замер. – Только ты не думай, я сам решил с тобой поговорить, Катька совершенно не при чем. Просто она ходит, как в воду опущенная, а когда я ее помочь мне попросил, просто расцвела. Я и подумал…

– Ладно, понял я, – не оборачиваясь, ответил Копаныгин. И, когда Павел уже почти вышел, с неожиданной тоской добавил. – Если бы я мог хоть что-то изменить!

Павел подумал, не вернуться ли, но Мишка нажатием кнопки закрыл двери. Заблокировался, понял Козелков. Что ж, лишь бы не оказалось, что он все испортил.

После того, как Павел присоединился к Федору, он тоже перестал выходить из рабочего состояния дольше, чем на ночь. Вдвоем они за пару дней закончили весь монтаж, а тут и в рубке завершились расчеты. Виктор объявил выходной день.

– Ребята, мы все молодцы, но нам надо передохнуть, – скомандовал он. – В конце концов, у нас нет жестких временных рамок, и один день ничего не решит. Так что всем отсыпаться, в рубке подежурю сам.

– А автопилот нельзя? – не согласилась Юля. – Прости, но тебе надо отдохнуть в первую очередь.

– Спорить с командиром? – переспросил Виктор, но нельзя было сказать, что он сильно недоволен. – Увы, на приборах впереди метеоритное облако. Мы с Мишей рассчитали отклонение от курса, чтобы пройти его с наименьшим сопротивлением, но опасность все равно остается, нельзя надеяться на автопилот.

Павел вздохнул. По логике, сегодня была его вахта, и он даже умудрился немного поспать днем. А Витька и вправду, нужен в полной боевой форме.