Текст книги "Кассиопея- Москва"

Автор книги: Татьяна Лыткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Ли, ты знаешь, что это за корабль?

– Знаю, – она подалась вперед, словно загипнотизированная. – Корабль нашего, соэллианского флота. Это боевой крейсер Правителя.

Некоторое время все молчали.

– Я думаю, нам пора воспользоваться ускорителями, – первым высказал общую мысль Михаил. – Мы все равно собирались это делать. Последствия пожара не мешают включить генераторы. Федор, я думаю, тоже не возражал бы. Что скажете?

– Я согласен, – Павел даже не раздумывал. Лиэлл не должна встречаться с этим… императором Вселенной. Она так этого боится!

– Конечно, – подхватила Катя. – У нас ведь все готово.

– Витя, надо спросить Юлю, и стартовать, – согласилась Варвара. – С Сережей все будет нормально, я уверена.

Виктор некоторое время молчал. Лиэлл тоже молча смотрела на изображение крейсера на мониторе, и на ее лице Павел прочел непонятную борьбу самой с собой. Казалось, ее изнутри разрывает напополам нечто непонятное. Она не уверена в ускорителях?

– Сможем ли мы от них оторваться? С их способностями к гиперпрыжкам? – также с сомнением сказал, наконец, Середа. – Лиэлл, это имеет смысл?

– Имеет, – чуть хрипловато ответила она. – Они не ожидают рывка, и, если мы отклонимся от курса одновременно с ускорением, они могут нас потерять. А потом мы вернемся на прежнее направление, но наша скорость уже не будет так предсказуема и легко рассчитываема для них. Можем оторваться. Только…

– Только – что? – вырвалось у Павла.

– Подождите. Я хочу связаться с ними, – решительно выпрямилась Лиэлл. – Нам есть, что обсудить.

– Ты думаешь, он на корабле? – негромко спросил Павел.

Сердце сжал непонятный страх. Холодное лицо Лиэлл, ее неузнаваемый голос, что-то еще неуловимое, чему не было названия, наваливалось на сознание. Павел вспомнил, что точно такое же ощущение было у него там, под ледяным завалом, у Гаммы, когда ему казалось, что его вот-вот раздавит.

– Он там. Я чувствую его. А он уже давно чувствует меня. Мне нужна связь. Если вы пустите меня к передатчику, я смогу найти нужную волну. Матиэллт знает, что у вас используются радиоволны, не знает только частоты.

– Иди сюда, – Виктор освободил свое кресло. – Ты уверена, что хочешь с ним говорить?

– Конечно. Мальчики, а вы готовьте ускорители. Если эти переговоры закончатся не так, как я хочу, придется удирать.

– Хорошо, кивнул Виктор. – Миша, рассчитай возможное отклонение.

– Уже считаю, – отозвался Копаныгин своим прежним, электронно-автоматическим голосом.

Павел понял, что Мишка, как ни невероятно звучит, испугался, его что-то встревожило. Только не туманные ощущения, а то, что он знал, в отличие от самого Павла. Или догадался сейчас.

– А все остальное у нас давно готово, Ли. Мы как раз после пожара проводили дополнительную профилактику оборудования.

– Да, я помню.

– Я пойду, поговорю с Юлей, – поднялась Варвара. – А потом, если она не будет возражать, я пойду к Сереже. Предупредите о включении, пожалуйста.

– Спасибо, Варюша, – отозвался Виктор.

– Удачи, Ли, – и Варвара стремительно покинула рубку.

Виктор встал рядом с Михаилом, проверяя расчеты.

Павел знал, что именно ему сейчас надо делать, но не мог сосредоточиться. Его взгляд был прикован к серьезному и отстраненному лицу Лиэлл. Девушка была занята настройками передатчика, и ни на кого не обращала внимания. Неожиданно Павел понял, что так холодило при взгляде на ее лицо. Она решила для себя что-то, чего не хотела принимать ее душа. Павел осознал – что бы это за решение ни было, оно ему тоже заранее не нравилось.

– Есть, – тихо произнесла Лиэлл. – Ребята, пожалуйста, оставьте меня на пару минут. Я не хочу, чтобы он видел вас, а говорить мы все равно будем на эллане. Но я буду чувствовать себя свободнее.

– Хорошо. Козелков, Копаныгин, Панферова, на выход, – скомандовал Середа.

Пришлось выйти, хотя больше всего на свете сейчас Павлу не хотелось оставлять Лиэлл.

Двери закрылись, похоже, Ли их заблокировала. Павел прислонился к стене и прикрыл глаза.

– Спокойно, Пашка, не психуй, – положил ему руку на плечо Виктор. – Ли знает, что делает.

– Это-то меня и пугает, – неожиданно отозвался Михаил. – Уж слишком у нее знающее лицо.

– Что случилось? – к рубке подошла Варвара с проснувшимся Сережей на руках, за ней – бледная до синевы Юля, с отрешенным лицом.

– Ничего. Лиэлл связалась с крейсером. Сейчас они о чем-то разговаривают. Нас попросили выйти. Конфиденциальность, – раздраженно бросил Михаил.

– Спокойно, Мишка. Не забывай, там сейчас происходят переговоры на супервысшем уровне, – не открывая глаз, сказал Павел.

На него накатило ледяное спокойствие. Хотелось только одного – чтобы скорее открылись двери, и все стало, наконец, понятно.

– Между прочим, пара минут уже прошла, – подала голос Катя.

Словно отвечая ей, резко раскрылись двери рубки. Лиэлл сидела к ним спиной перед погасшим только что монитором – Павел еще успел заметить, как он мигнул перед выключением. Виктор первым вошел внутрь, Павел – за ним. То, что она так и не оборачивалась, настораживало.

– Ну, что, Ли? Включаем? – мягко спросил Виктор, вставая за спинкой ее кресла.

– Нет. Готовимся к стыковке, – глухо ответила Лиэлл. – Я ухожу.

Отдавай мне душу, гость, мою… (окончание)

В молчании, повисшем после этих слов, можно было задохнуться. В рубке, казалось, воцарился абсолютный вакуум. Даже Сережа молчал, не издавая никаких звуков.

– Как? – первой заговорила Катя.

– Ножками, по шлюзовому переходу, – отозвалась Лиэлл, поднимая голову. – Крепко стиснув зубы, чтобы не оскорблять соотечественников нецензурными словами.

– А ты их знаешь? – как-то неожиданно буднично спросил Михаил.

– Смеешься? Прожить энное количество веков в России и не знать русского языка во всем объеме? – прищурилась Лиэлл.

Павлу захотелось крикнуть им, что они несут чушь, что они не о том говорят, но как-то понял, что сейчас он способен выдать что-нибудь из тех русских слов, о которых они так спокойно беседуют. Поэтому воздержался от реплик на некоторое время.

– Ли, что случилось? – Виктор вышел из-за спинки кресла и силой развернул его вместе с Лиэлл к дверям.

– Я должна вернуться, – неохотно ответила Лиэлл. – Мое присутствие в кои-то веки понадобилось реально для дела. На наши границы дальних колоний напали рэтвеллы… те, базу которых я разнесла у Беты. Их много, и они впервые нападают подозрительно организованно и слаженно. Матиэллт летит туда сам во главе нашего боевого флота. На Соэлле должен остаться член Правящего Дома, потому что с братом может там случиться все, что угодно. Государство нельзя оставлять без правителя. А я – единственная кандидатура.

– Ты же не умеешь этого делать? – вырвалось у Павла.

– Пашенька, не «не умею», а «не люблю», – вздохнула Лиэлл. – Это не одно и то же. Кроме того, я официальный действующий соправитель. Это уже государственный долг, вы должны понимать. Для нас это нападение слишком серьезно – хотя и не угрожает нам захватом, это нереально, но организованные пираты – это не игрушки, их надо истребить всех, как это у вас говорят… Выжечь каленым железом.

– Кровожадно… – вздохнула Варвара.

– Не менее кровожадно, чем их нападения на наши колонии, – голосом, не терпящим возражений, ответила Лиэлл, и тут Павел узнал в ней ту величественную королеву из миража о Соэлле.

Судя по тому, как выпрямился Середа и посерьезнел Михаил, они тоже увидели перемену в их обычно мягкой и веселой Ли.

– Так что я прошу вас готовиться к стыковке. Я очень благодарна вам за вашу помощь, за то, что вы приняли меня, за вашу дружбу и за вашу любовь, – последнее Лиэлл произнесла так тихо и печально, что Павел почувствовал, как его начинает трясти. – Но в этой жизни все так непостоянно. Особенно хорошее.

– Сколько у нас времени до стыковки, Мишка? – переключился Середа на Копаныгина.

– Минут сорок есть, – ответил Михаил.

– Ли, мы поняли. Стыковка состоится. Сейчас все подготовим, а ты иди, собирайся. Паш, мы справимся, Катя тебя заменит. Помоги Лиэлл.

– Витя, мы примем на борт двоих соэллиан, – неожиданно добавила, поднимаясь, Лиэлл. – Это было мое условие Матиэллту для возвращения.

– Условие? – повернулся к ней Виктор.

– Я так и думал, – вздохнул Михаил.

– Условие. Я давно уже могу пережить без Соэллы, а если она без меня не может – пусть платит, – пожала плечами Лиэлл. – Не могу же я вот так уйти!

– Кто они?

Виктор не был встревожен. Павлу показалось, что он знает ответ, и Мишка тоже. Да и ему становилось все очевиднее.

– Медики, конечно, – мотнула головой Лиэлл. – Мы уйдем только после того, как они сделают все возможное для Феди.

В углу вдруг тихо заплакала Юля, Варвара ее успокаивала.

– Ну, не могу же я вот так просто уйти! – повторила Лиэлл.

Павел понял, что она сейчас тоже заплачет. Пропала властная императрица, и перед ним снова стояла его Ли. Он подошел к ней, обнял за плечи, она тут же прижалась к нему всем телом, которое била мелкая дрожь. Павел, забыв обо всех, подхватил ее на руки и вынес из рубки.

Он нес ее почти тем же маршрутом, что и в первый раз, после ледника. Только на этот раз Павел осознавал каждый шаг, сделанный им, каждый вдох Ли у своей щеки, каждое движение ее нежной руки на своем плече.

Он вошел в каюту, и некоторое время просто держал ее на руках.

– Я же тяжелая, – вдруг тихо выдохнула она ему прямо в ухо, щекоча теплым прерывистым дыханием. – Поставь меня на пол, ты устал.

– Я не устал, – откликнулся он.

– Уверен? – они оба понимали, что не смогут просто так расстаться. В конце концов, еще целых полчаса.

Спустя полчаса они стояли перед открывающимся шлюзом, к которому снаружи пристыковался крейсер соэллиан.

Лиэлл стояла чуть впереди и в стороне от ребят. Юля ждала в медотсеке, а Варвара так и не отнесла Сережу в каюту – то ли боясь за него, то ли желая, чтобы он тоже присутствовал при встрече с соотечественниками Лиэлл.

Люк открылся, и на «Зарю» вошли двое высоких стройных мужчин, оба – голубоглазые блондины, только у одного глаза были совсем светлые, а у второго – как будто на голубое небо наползли серые, хотя и прозрачные, тучи. Конечно, все это они разглядели потом, потому что пребывание соэллианских врачей на корабле затянулось на двое суток. А поначалу показалось, что они – близнецы.

В медотсек они никого не пускали, кроме Лиэлл, Юля тоже ждала вместе со всеми в рубке. Изредка то один, то другой соэллианин выходили, чтобы поесть и отдохнуть. Хотя к разговорам они явно не были расположены, но рассмотреть их было вполне реально.

Эти два дня ребята практически не видели и Лиэлл, а когда она выходила из медотсека, чтобы рассказать Юле об изменениях, она выглядела такой же отстраненной, как и ее соотечественники. Павел не подходил к ней, только вспоминал, как она прощалась с ним на пороге своей каюты.

– Наверное, они задержатся тут, это не пятиминутное дело, – сказала она о соэллианских медиках. – Пашенька, я не хочу, чтобы они поняли, как вы… и ты особенно, как вы все мне дороги. Это совершенно не нужное им знание. Поэтому я хочу попрощаться с тобой сейчас. Когда они придут сюда, я буду уже не член вашего экипажа, я буду Первой Дамой Правящего Дома. Понимаешь?

– Понимаю, – он готов был согласиться с чем угодно, только бы она не плакала, а слезы у нее опять были совсем близко.

– Если бы ты знал, как я не хочу уходить! Я ведь без тебя просто не могу жить, это так тяжело… Я все сделаю для того, чтобы вернуться. Ты будешь меня ждать?

– Конечно, буду, – Павел не понимал, как она может спрашивать. Неужели она не видит, что он без нее точно так же не может жить вообще? – Хоть всю жизнь. Только нужен ли я буду тебе лет через тридцать?

– Ты мне всегда будешь нужен, – твердо ответила Лиэлл. – Я люблю тебя далеко не только за твои красивые глаза… какие же они у тебя… красивые… – и тут она заплакала уже совсем по-настоящему, навзрыд.

Павел долго успокаивал ее, и не веря ей, и отчаянно желая верить.

Неужели она скоро оставит его? Не хотелось думать о долгих годах жизни в одиночестве, пусть и с надеждой на встречу.

К вечеру второго дня в рубку, где уже привычно собрались все, включая Сережу, для разнообразия – на руках у Виктора, вошли Лиэлл и светлоглазый соэллианин.

– Юля, ты можешь зайти в медотсек, – едва дрогнувшим голосом сообщила Лиэлл.

Юля, не задавая лишних вопросов, стремительно вышла в коридор. Повинуясь кивку Лиэлл, за ней последовал светлоглазый.

– Как там? – задал мучивший всех вопрос Виктор. – Юлька эти два дня нам ничего не рассказывала.

– Все в порядке, жить будет, – с видимым облегчением ответила Лиэлл. – Я потому так и переживала, что для наших врачей эти повреждения – достаточно легкие, хотя и не самые пустячные. Было очень горько сознавать, что будь я чуть более образована в медицинском плане, справилась бы сама. А так – он же умирал у меня на глазах, – и Лиэлл даже содрогнулась от пережитого.

– И что теперь? – Михаил спросил то, что боялся спросить Павел.

– Теперь… – она прислонилась к стене, долгим взглядом посмотрела в иллюминатор, на нависающий над рубкой небесно-голубой крейсер-гигант. – Теперь Риаллт покажет Юле, как ухаживать за Федей, и мы уйдем. Пора.

Некоторое время все молчали. Потом Лиэлл вздохнула.

– Ребята, мне даже нечего подарить вам на память… Разве что – вот, – она достала из кармашка на груди сверкающий кристалл звукового синтезатора. – Я не перенастраивала его, Катюша, он ждет тебя.

Лиэлл быстро подошла к Кате, вложила в ее руку кристалл и порывисто обняла, прижавшись щекой к щеке. Тут же к ним подошла Варвара, и обхватила руками обеих. Естественно, высвободившись из девичьих объятий, Лиэлл не смогла не обнять и Михаила. Подошла к Виктору, взяла на руки Сережу.

– Надеюсь еще встретиться и поболтать с тобой, дитя космоса, – сквозь слезы улыбнулась она.

Неожиданно Сережа подарил ей ответную улыбку, вполне осмысленную.

– Ну, вот, – изумленная Варвара подошла принять сына у Лиэлл. – Первая в жизни улыбка – и не мне!

Виктор сам притянул к себе девушку, тихо сказал:

– Спасибо тебе за все, Ли, особенно за Сережу.

– Да что я-то? Вы все сами, я только вас успокаивала, чтобы не нервничали зря, – рассмеялась она, отстраняясь. – Это вам спасибо.

Когда Лиэлл подошла к Павлу, он еще успел заметить, как все сделали вид, будто сильно заняты разглядыванием кто мониторов, кто иллюминаторов, а потом ему стало все равно, потому что целовать любимую женщину, расставаясь навсегда, и наблюдать за окружающими – совершенно несовместимые занятия.

Соэллианский крейсер оттолкнулся от «Зари» и медленно начал удаляться, открывая привычный обзор звездного пространства. Виктор, стоя около иллюминатора, некоторое время наблюдал за расстыковкой, а потом быстро вернулся в свое кресло.

– Все. Теперь осталось только включить ускорение. Все по рабочим местам. Юля, – наклонился он к микрофону громкой связи, – сообщи, когда вы будете готовы – включаем ускорители. Варя, – повернулся он к Варваре, – бери Сережу, и иди на твое рабочее место, я хочу, чтобы вы оба находились в кресле, как при старте. Мишка, заводи в компьютер программу первого этапа. Пашка…

Павел туманно слышал все, что происходило в рубке, отреагировал и на свое имя – повернулся к Виктору, надеясь, что его лицо ничего особенного не выражает. Видимо, и правда, ничего не выражало, потому что Виктор даже вздрогнул.

– Паш, может, тебе к Юльке зайти? Она уже в состоянии выдать тебе что-нибудь… успокоительное.

– Да я в порядке, Витька, – заставил себя ответить Павел. – Мне лучше поработать.

– Хорошо. Тогда проверь автоматику и ручное управление. Будете готовы – сообщите, будем включать.

Как ни удивительно, но разгон прошел, действительно, совершенно незаметно для восприятия. Как Павел ни прислушивался к ощущениям, ничего необычного не заметил. Стрелка доплерометра застыла, не доходя каких-то миллиметров до магической цифры 300000.

– Потрясающе, – покачал головой Виктор. – Вышли на расчетную скорость!

– У меня чувство, как после старта, – признался Михаил. – Не бывает.

– Ничего нового и неожиданного, – не согласился Середа. – Все-таки, все это уже было. Только тогда мы не могли процессом управлять. – Он склонился к микрофону громкой связи. – Внимание по кораблю! Мы достигли расчетной скорости, все системы функционируют нормально, никаких отклонений не наблюдается. Всем доложить, как самочувствие и обстановка на рабочих местах, после этого можете быть свободны.

– У меня все в порядке, – первым отозвался Павел. – Я могу идти?

Виктор внимательно посмотрел на него, но он старательно избегал встречаться с командиром глазами.

– Иди, конечно, – тот вздохнул. – Отдыхай.

Павел кивнул и молча вышел, так и не посмотрев ни на Виктора, ни на Михаила, провожающих его встревоженными взглядами.

Куда пойти? В каюту возвращаться не хотелось, потому что там останется только упасть на кровать и думать. Последнее дело. В «Сюрприз»? Чего он там теперь не видел? В тренажерный? А это мысль. Павел повернул к жилому отсеку – дойти-таки до своей каюты, переодеться и, правда, податься к тренажерам.

В коридоре перед каютами встретил Варвару с Сережей на руках.

– Ой, Паш, – обрадовалась ему Кутейщикова. – Ты не занят? Выручай! Мне срочно надо к Юле, ей там с Федей надо помочь, Витька занят, а я боюсь Сережу одного оставлять. Посидишь с ним, а?

Павел молча протянул руки и принял малыша, Варвара открыла детскую каюту, быстро показала, где лежат всякие мелочи, могущие понадобиться в любой момент, клятвенно пообещала отсутствовать не дольше получаса и убежала.

Зайдя в каюту, Павел некоторое время просто стоял посередине и думал, что лучше – положить Сережу в кроватку и сесть рядом, или подержать его на руках? В итоге они вместе опустились на кожаный диванчик в углу, и некоторое время сидели молча.

– Ну, что, Сергей Викторович? – наконец нарушил молчание Павел. – Мы с тобой теперь будем вместе? А что нам еще делать? Мама и папа сильно заняты, им не до тебя. А до меня тоже теперь никому дела нет. Да ладно, мне-то не привыкать, а вот тебе в одиночку совсем нельзя.

Сергей Викторович некоторое время блуждал взглядом по потолку, потом неожиданно нашел глазами Павла и сказал нечто непереводимое, что тот воспринял, как согласие.

– Ну, и хорошо. А теперь спи, что ли, – и откинулся на спинку, осторожно прижимая к себе удивительно спокойного мальчишку – после буйных братьев очень странно было наблюдать в столь нежном возрасте такого уравновешенного ребенка.

Варвара отсутствовала не полчаса, а почти час. Все это время Павел не вставал с диванчика, и старался поменьше шевелиться – Сережа все-таки заснул, и не хотелось его будить.

…Не привыкать. Только когда не знаешь – как это бывает, что ты не один, что рядом есть близкий человек, что сердце готово выпрыгнуть из груди от счастья, что Она есть, что можешь обнять ее, почувствовать ее дыхание, услышать ее голос, ее смех, – тогда можно жить спокойно и легко, как будто так и надо, что ты сам по себе. А вот когда Она пролетала мимо, как падающая звезда, позволила подержать себя в руках и улетела, унеся с собой загаданное желание – вот тогда одиночество становится просто невыносимым.

Он так отчетливо себе все это представил – все длинные годы полета, всю свою жизнь без нее, – что захотелось что-нибудь разбить, развалить, расплющить, а потом еще кого-нибудь убить, для комплекта… Но на коленях лежал маленький спящий ребенок, который не позволил вскочить и бежать крушить все прямо сейчас. Постепенно от его тепла и спокойствия жажда разрушения куда-то плавно испарилась.

Так Варвара их и нашла – на диванчике в углу детской каюты, обоих спящих и спокойных, как удавы – один большой удав, и второй – маленький.

Аквариум

Потом время шло тягуче и однообразно. После первого торжественного выхода Федора из медотсека, сопровождавшегося фейерверками и карнавальными шествиями… ну, просто все были очень рады. Так вот, после этого события жизнь на «Заре» вошла в привычную колею. Павел наблюдал со стороны и даже с некоторым интересом, как в аквариуме наблюдают жизнь красивых рыбок, жизнь своих спутников. Точнее, в герметичный аквариум он поместил сам себя, и из-за бронированного стекла отстраненно смотрел в окружающий мир. Нет, он иногда улыбался, даже шутил, присутствовал на всех вечеринках, дежурил на вахте, помогал Середе решать разные сложные проблемы, один раз выходил на обшивку – проверял первую внешнюю антенну – но при этом все это делал не совсем Павел, а какая-то автоматизированная, запрограммированная на «нормальную» жизнь его часть. А все остальное внутри будто застыло и омертвело. Он сначала пугался сам себя, хотел было пойти к Юльке, а потом решил, что психолог на корабле был только один, и тот – внештатный, и тот – он сам, поэтому идти ему, в общем-то, и не к кому.

И только Сережа не позволял совсем замкнуться в себе. В три месяца он улыбался уже всем подряд, а Павлу – в первую очередь. Поскольку Варвара была долгое время занята вместе с Юлей в медотсеке, а Виктор никогда особо свободным и не был, предложенная Павлом помощь (как самого опытного в общении с детьми) была принята на ура, и он проводил почти все свободное время с мальчиком. Правда, когда Лобанов окончательно покинул белые стены медотсека и вернулся к работе, Варя стала свободной, и необходимость в помощи Павла отпала. И вот тогда началась та самая жизнь, которой он больше всего боялся.

Ребята, конечно, понимали, что с ним происходит неладное, но понять – что именно и как помочь, – никто из них не мог. Виктор несколько раз порывался завести дружескую беседу «а давай поговорим о тебе», но Павел мягко его обрывал. Лучше всех происходящее понимал Михаил, который просто грузил его всей возможной, находящейся в их распоряжении, работой. Помогало. Катя тоже постоянно была рядом – все-таки, пережитое в первые месяцы с Лиэлл их здорово сблизило.

Когда Сереже исполнился год, это дело решили отметить. Собрались в «Сюрпризе», причем Павел ради такого события открыл для всех до сих пор тщательно оберегаемую поляну в Шервуде. После долгих восторгов решили не портить природу варварским костром, а устроить пикник без огня и вожделенных шашлыков – поговорить, спеть, просто помолчать.

Самого именинника унесли спать спустя пару часов после начала, а все остальные просто сели вокруг огромного дуба. Михаил, как всегда, не расставался с гитарой, Катя негромко напевала, Варвара, полностью положившись на датчики, спокойно дремала на плече у Виктора, Юля с Федором тихо переговаривались и улыбались чему-то своему. Павел слушал Катино пение, и ему неожиданно стало казаться, что он тут лишний. Не просто лишний, а сильно мешающий. Абсолютная идиллия, если бы не его присутствие – такого… неприкаянного. Никогда раньше он не испытывал настолько острого осознания смысла собственного выражения «седьмой – лишний». Некоторое время он молча лежал с закрытыми глазами, пытаясь справиться с нахлынувшим отчаянием, потом осторожно поднялся, на тревожный вопросительный взгляд Виктора негромко ответил:

– Я на Сережу посмотрю… – и, как можно медленнее и спокойнее, направился к выходу.

Из «Сюрприза», как во сне, добрел до жилого отсека, даже смог честно заглянуть в детскую. Конечно, Сережа мирно спал. Павел закрыл двери, сел в коридоре прямо на пол, закрыл глаза и замер, пытаясь ни о чем не думать. Да… Пора, наверное, все-таки податься к Юльке. За антидепрессантами. А то так и с ума можно сойти. Прав был Витька. Самое кошмарное – не разборки с Мишкой, не ревность и не неопределенность, самое ужасное – это вот такое беспросветное одиночество после того, как ты был кому-то нужен.

Павел очнулся от легкого прикосновения к плечу. Открыл глаза, поднял голову. Рядом, также, на полу, только на коленях, сидела Катя, внимательно глядя на него непонятными потемневшими глазами. Не сочувствие, не тревога… Странный взгляд.

– Кать, ты что? – спросил Павел неожиданно охрипшим голосом.

– Ты ушел, а у тебя был такой вид… Я захотела тебя найти, – уклончиво ответила она. – Им там не скучно, Мишка с гитарой – и ему сейчас не до меня.

– Опять? – устало поинтересовался он. – Опять не до тебя?

– Нет, что ты, – тихо засмеялась Катя в ответ. Помотала головой, и по-новому распущенные пушистые волосы легко взметнулись и мягко улеглись обратно на плечи. – Что ты… Все замечательно. Не волнуйся, наши проблемы ты уже достаточно решал. У тебя теперь своих много.

Павел пожал плечами.

– У меня теперь опять ничего нет, Катюша. Теперь, когда…

Ее рука взлетела к его волосам, осторожно погладила висок, щеку, скользнула к губам, заставив замолчать.

– Не говори только сейчас ничего, хорошо?

Удивительно теплый шепот, такой близкий, такой ласковый… Все ближе и ближе. Тонкие пальцы скользнули обратно к его волосам, а мягкие нежные губы коснулись рта…

Нет, конечно, надо было ее оттолкнуть, железным тоном сказать, что она сошла с ума, что этого не должно быть, что не здесь, не сейчас… Только так это все было внезапно и так нужно, что вместо сопротивления он с неожиданной для самого себя силой притянул ее к себе, отвечая на поцелуй так, как будто это был последний раз в жизни, когда он целует женщину. Спустя несколько секунд они уже стояли на ногах, а еще через минуту Павел вносил прильнувшую к нему Катю в свою каюту, оставляя все сомнения, страхи и угрызения совести в пустом тускло освещенном коридоре.

Он так ничего и не сказал – как она и попросила, только потом, уткнувшись в ее удивительно сильное и нежное плечо, тихо выдохнул:

– Спасибо тебе, если бы ты только знала…

– А я знала, – так же тихо перебила Катя. – Я была нужна, поэтому и пришла. Я не могла оставить тебя одного.

– Не пожалела, что пришла? – приподнялся он на локте, по-новому изучая точеный Катин профиль.

– Нет, – улыбнулась она и повернулась к нему лицом. – С тобой было хорошо.

Павел некоторое время смотрел в ее улыбающиеся глаза, а потом его неожиданно осенило.

– Мишка знает, где ты? – спросил как можно небрежнее.

– Конечно, – спокойно кивнула Катя. – Он сказал, что если я на самом деле хочу так поступить – значит, это правильно.

Павел почему-то даже не удивился. Прислушался к себе – а нет ли там, внутри, какого-то проснувшегося комплекса, а не появилось ли чувство, что его обманули. Должно ведь быть такое чувство! Ведь Катя пришла не потому, что любила его, не потому, что ей это было очень надо, а потому, что это было надо ему. Странно, но ничего подобного ни в глубине души, ни на поверхности, не нашлось.

– Обдумал? – серьезно поинтересовалась наблюдавшая за его глубокомысленным лицом Катя. – Сам-то не пожалел?

Павел тряхнул головой и улыбнулся так, что ей неожиданно захотелось влюбиться в этого сероглазого темноволосого красавца.

– Нет. О таком нельзя жалеть, – решительно заявил он.

– Тогда я пойду? – окончательно смутившись своих глупых мыслей, спросила Катя. – Если все в порядке?

Павел осторожно притянул ее к себе и снова поцеловал – на этот раз нежно и легко, совсем не так, как целуют женщину в своей постели, и отпустил. Честно закрыл глаза и дождался, пока Катя тихо сказала:

– Я ушла. Спокойной ночи, не грусти!

Он еще успел увидеть ее ласковую прощальную улыбку, и двери закрылись.

Утром Павел встал еще до будильника, оделся и, не заходя в столовую, пошел в рубку, отчаянно надеясь, что там именно Мишка. Угадал.

– Доброе утро, – сказал он с порога.

Михаил медленно развернул кресло к дверям, несколько секунд серьезно изучал его лицо, потом улыбнулся.

– Доброе. Теперь точно, доброе. Только, Пашка, – предупреждающе перебил он Павла, открывшего для объяснений рот, – ничего не говори. То, что было вчера, меня не касалось. Давай не будем все это обсуждать, хорошо? Я рад, что ты пришел в себя, а то меня терзали неясные опасения за твою голову в последнее время.

– Я сам опасался, – согласно кивнул Павел. – Хорошо, обсуждать не будем. Хотя тебя это тоже касалось.

Михаил издал непереводимый звук – то ли фырканье, то ли пыхтение, – и отвернулся обратно к пульту.

– Ты работать в состоянии? – поинтересовался он. – Мы тут приближаемся к одной системке интересной. Спектры бы посмотреть, прикинуть состав и прочее…

– В состоянии, – мысленно махнул рукой на завтрак Павел.

Пообедать можно и потом, вместе с завтраком.

Ему самому долго казалось удивительным, как легко они втроем пережили эту сложную, с любой точки зрения, ситуацию. Павел готов был отдать на отсечение голову, что никто другой, кроме Михаила, не смог бы настолько искренне принять поступок своей подруги. Больше Катя никогда не приходила, но не потому, что ее сковывали условности. Просто это больше никогда не понадобилось. Ощущение одиночества и собственной ненужности больше не возвращались к Павлу. Во многом благодаря именно Кате и ее дружеской любви, и Михаилу с его пониманием. Одно время Павел думал, что понимание это получилось только благодаря уникальной способности Копаныгина все анализировать и раскладывать на составляющие бесстрастно и отвлеченно от собственных желаний и амбиций. Однако потом он понял, что дело тут было далеко не только в этом. Мишка действительно совершенно искренне отпустил тогда Катю, понимая, что никто, кроме нее, не в состоянии вернуть Павла в нормальное состояние. Что он при этом чувствовал, для Павла осталось загадкой, которую он не стремился разгадать. Главным было то, что следующие несколько лет прошли в светлой дружеской обстановке, которая помогла ему жить, не чувствуя себя чужим и лишним.

Однажды после очередной вахты Павел возвращался в свою каюту. Он уже расслабился в ожидании теплого душа и долгожданного сна, и совершенно не ожидал найти около своих дверей сидящего на полу Сережу. Сначала он подумал, будто мальчик так долго ждал, что заснул. Тот сидел, уткнувшись лицом в согнутые и подтянутые к груди колени, а руки были, казалось, скрещены на груди.

Странная поза, неудобная, – подумал Павел и только тут понял, что мальчик не просто сидит, а прижимает что-то к груди.

– Сережа, – негромко окликнул его Павел, уже предчувствуя что-то не особенно приятное, и сделал еще один шаг.

Только теперь он заметил белый хвост под левой рукой мальчика. Барсик никогда не позволял так себя тискать…

– Он был совсем холодный, когда я его нашел, – не поднимая головы, глуховато сказал Сережа. – Он умер, да?

Павел присел рядом и осторожно положил руку на его плечо. Все было настолько очевидно, что не нуждалось в подтверждении. Пушистый член экипажа не долетел до Земли.

– Ему было почти пятнадцать лет, – наконец сказал Павел, чувствуя, как сдавливает горло. Ведь Барсик летел с ними с Земли, это не просто кот, это друг, связывавший их с Филатовым, с домом, с детством. – Он был старенький, – продолжил он, понимая, что для мальчика, рожденного шесть лет назад на космическом корабле среди двадцатилетних оболтусов, это только слова. – Его организм состарился, и он больше не мог жить. Так умирают все существа, никто не живет вечно. Когда-нибудь обязательно настает время, и жизнь прекращается.