Текст книги "Контрабанда и контрабандисты: Наркотики, антиквариат, оружие"

Автор книги: Татьяна Ревяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

ВЛАД НА КРОВИ

В конце 1993 г. – 3 декабря – в берлинской квартире, на Ансбахерштрассе был обнаружен труп одного из крупнейших в Европе коллекционеров и торговцев русским антиквариатом – 55-летнего Виталия Ляховского, также известного под прозвищем Виктор. Уроженец Харькова, бывший гражданин Советского Союза был найден уткнувшимся простреленной головой в груду икон, сваленных в угол комнаты. И никаких следов борьбы: судя по всему одиночный выстрел был произведен в затылок в тот самый момент, когда коллекционер преспокойно рассматривал иконы, никак не ожидая подвоха со стороны убийцы. Стреляли же из пистолета не совсем обычно для нас калибра – 7,65.

Одна из основных и наиболее логичных версий – ограбление – на первых порах не нашла никакого подтверждения, поскольку при осмотре квартиры покойного не было обнаружено пропажи каких-либо ценных вещей. И все же вскоре к этой версии пришлось вернуться. Выяснилось, что за несколько дней до смерти Ляховский под большим секретом сообщил своим друзьям о намерении заключить очень выгодную сделку. Разумеется имя партнера при этом не упоминалось: продавцы икон традиционно держат в секрете фамилии своих клиентов, поставщиков, курьеров. Косвенно подтверждало эту информацию и то обстоятельство, что в эти же дни Виктор снял со своего счета достаточно крупную сумму. Однако ни денег, ни своих «досок» (так называют иконы в мире ан-тикварщиков), прибытия которых так ожидал Ляхов -ский, криминальной полиции обнаружить на месте преступления не удалось. Значит, они попали в чьи-то руки?

Другая версия – ликвидация Ляховского конкурентами. Нц для кого не было секретом, что Виктор контролировал значительную часть контрабандных каналов, по которым иконы, церковная утварь, старинные книги стекались из России в Западную Европу. В 1993 году Федеральная служба контрразведки России даже завела на него уголовное дело, и на повестке дня уже стоял вопрос об экстрадиции Ляховского из Германии в Москву. Так что возможный арест, как и смерть крупного торговца русской стариной, был без всякого сомнения, выгоден его коллегам по бизнесу.

Однако вскоре берлинскую полицию отвлекло новое не менее громкое убийство: 24 января 1994 года в своей галерее на Кудаме был застрелен из пистолета с глушителем еще один из китов антикварного мира – 55-летний Абрам Глейзер, известный среди коллекционеров по прозвищу Абик. Погиб Глейзер, судя по всему, как и Ляховский, во время сделки по купле-продаже икон, и опять на месте преступления полиция обнаружила стреляные гильзы от пистолета калибра 7,65: В Берлине началась настоящая паника: хозяева крупнейших галерей бросали свой бизнес, разбегаясь до лучших времен кто куда – в Бельгию, Францию, Израиль. Никто не желал стать очередной жертвой таинственного охотника на коллекционеров...

А в это самое время в Москве, на пятом, этаже знаменитой Петровки, 38, сотрудники 9-го отдела МУРА ломали голову над не менее запутанной задачей: 18 мая и 12 октября 1993 года в столице при крайне загадочных обстоятельствах погибли два авторитетнейших в России знатока русской старинной иконописи: Александр Степанов по прозвищу Грек и Андрей Коган. Даже для России, не говоря уж о благополучной Германии, эти убийства стали настоящим ЧП, переполошившим весь мир отечественных антикварщи-ков. И вдруг – уму непостижимо! – аналогичная ситуация, словно срисованная под копирку, возникает в Берлине.

– Как только мы узнали о серии убийств в Германии, то срочно по каналам Интерпола сделали запрос об обстоятельствах и деталях преступлений, – рассказывает сотрудник 9-го отдела МУРА Евгений Тараторин. – Интуиция подсказывала, что берлинское и наше дело как-то связаны между собой. Причем очень плотно.

Ответ германской криминальной полиции не заставил себя ждать.

Прочитав полученную информацию, муровцы чуть не остолбенели – в обоих случаях убийца действовал по той же схеме, что и в Москве. Во-первых, все его встречи с покойными проходили в исключительно конфиденциальной обстановке, не терпящей посторонних глаз и ушей, во-вторых, убийства всегда совершались в момент сделок по купле-продаже икон, в-третьих, преступник пользовался одним и тем же пистолетом калибра 7,65. Если же к этому добавить, что все жертвы прекрасно знали друг друга, пусть не напрямую, но хотя бы заочно, то вырисовывалась достаточно любопытная картина, дающая основания делать уже более конкретные выводы и предположения.

Поэтому уже через несколько дней в Берлин полетела ответная шифрограмма, рекомендующая местной полиции более внимательно приглядеться к одному из наших бывших соотечественников, осевших в Германии. Еще через несколько недель этот человек был арестован по подозрению в совершении сразу трех преступлений только на немецкой территории: убийстве уже упомянутых Виталия Ляховского и Абрама Глейзера, а также пропавшего без вести в 1990 году танцора Большого театра Александра Са-марова. Во время обыска на его квартире было обнаружено 107 икон, оцененных германскими экспертами в сумму не менее миллиона марок, причем среди них опознали и вещи покойного Когана. Так, не покидая Москвы, столичные сыщики помогли берлинской полиции обезвредить опаснейшего преступника.

Задержанным оказался 43-летний Владимир Свинтковский, профессиональный контрабандист, один из лучших знатоков западного рынка икон. Многим в России он был известей только по прозвищам – Володя Мытищинский, Рыжий. Этот человек, родившийся в семье военного прокурора в Польше, выросший в подмосковных Мытищах, был великолепно знаком как столичной милиции, так и сотрудникам КГБ. Еще в 1976 году он получил свой первый срок по 88-й статье УК РСФСР – нарушение правил о валютных операциях. Однако «закосил» под душевнобольного и с диагнозом «вялотекущая шизофрения» был отправлен на лечение в чеховскую спецбольницу. В 1985 году – новая судимость. На этот раз Свинтковского приговорили к 8 годам заключения за незаконное хранение оружия и покушение на спекуляцию. Правда, уже через 3 года он оказывается на «химии» в городе Шуе Ивановской области. Еще через 2 года переезжает в Польшу, а оттуда – в Западный Берлин. С этих пор Владимир пропадает на некоторое время из поля зрения ’российских спецслужб. Известно лишь, что он обосновался по адресу: Шарлоттен-бург, Раушенер аллея, №1, и что теперь в его распоряжении появился шикарный «Порше» зеленого цвета № ЕР 2498, записанный за компанией «Свив-лаимпорт-экспорт-ГМБХ ».

С самого начала ни у кого и в мыслях не было заподозрить Свинтковского в целой серии кровавых убийств. Ведь основное его занятие – «гнать доски за речку», то есть контрабанда икон – носило хоть и преступный, но все же достаточно мирный характер.

К тому же надо было видеть Свинтковского: худощавый, с неразвитой мускулатурой, с исключительно интеллигентными манерами и тонкими чертами лица. Казалось, такой человек не способен и муху обидеть.

Хотя вокруг него всегда происходили какие-то загадочные, а то и просто страшные вещи. Так, в 1984 году в районе Егорьевска погибает ужасной смертью близкий приятель Владимира, Шиткин. За 4 тысячи рублей его буквально забивают в местном лесу ножами. Ехал же покойный по поручению Свинтковского, за иконами. В 1988 году не менее кошмарно заканчивает свою жизнь отец Владимира. И опять косвенно в его смерти повинен сын. Дело в том, что Свинтков-ский, находясь на «химии», неоднократно хвастался перед своими друзьями по несчастью, что будто бы буквально перед самым арестом сумел спрятать от ментов целую кучу драгоценностей и шикарных икон, которые схоронил дома в надежном месте. На самом деле это была выдумка чистой воды. Однако, наслушавшись таких рассказов, двое приятелей контрабандиста сразу же после отсидки рванули к Владимиру домой. Все перерыв и ничего ценного, кроме пары новых кедов и 10 рублей на сберкнижке, не обнаружив, они запытали до смерти ничего не понимавшего старшего Свинтковского. После чего бросили окровавленный труп посреди комнаты, предварительно завернув его непонятно с какой целью в ковер... Кстати, это, на первый взгляд, малозначительное обстоятельство в конце концов и вывело столичных сыщиков на след Владимира.

Долгое время в распоряжении муровцев не было ни единой зацепки, с помощью которой можно было бы выйти на возможных убийц Грека и Когана. В обоих случаях преступники сработали исключительно чисто, словно братья-близнецы; никто их не видел, никаких явных следов не оставили. Уже тогда появилась версия, что за этими убийствами стоит один и тот же человек.

– Мы прокручивали десятки вариантов, сбились с ног в поисках свидетелей – все напрасно, – говорит Евгений Тараторин – И вдруг как-то случайно обратили внимание на одну деталь, которой раньше не придавали большого значения, – труп Степанова был тщательно закутан в плед. Так, так, так – сразу же заработал компьютер в голове, где-то уже что-то подобное было. Конечно! Дело отца Свинтковского! Однако как эти два случая связаны между собой, мы тогда еще не знали.

Надежды на успех, по словам Тараторина, практически не было. Две сходные детали могли быть не более, чем совпадением. К тому же Свинтковский в убийстве своего отца участия не принимал. Это был абсолютно доказанный факт. Кроме того, по предварительной информации, Владимира в это время в России не было, он находился в Германии. И все же решили еще раз как следует перепроверить эти факты. Первые же результаты оказались ошеломляющими для муровцев: накануне убийства Грека, как выяснилось, Свинтковский был в Москве. Причем вел себя исключительно странно: пользовался париками, по нескольку раз на день переназначал встречи своим доверенным лицам, подолгу колесил по Москве, видимо, проверяя, есть ли за ним «хвост». И, само собой разумеется, держал свой визит в Россию в совершенном секрете. Однако за несколько дней до убийства Степанова Свинтковский все же «засветился». Во время одной из встреч Владимира с Греком на снимаемой квартире антикварщика туда неожиданно заехала жена покойного, Светлана, чем вызвала бурю негодования со стороны конспираторов.

– Сейчас уже точно установлено, что Степанов готовил для Свинтковского на вывоз в Германию крупную партию икон XVI—XIX веков, – рассказывает Тара-торин. – Причем все доски подбирались под конкретный заказ. По нашим данным, их было не менее 30. Все они были упакованы в три объемных чемодана. На месте преступления, разумеется, обнаружить их не удалось.

По версии муровцев, Грек был убит как раз во время этой сделки. Он сидел на кушетке, где под подушкой на всякий случай всегда лежал заряженный газовик, когда его сзади ударили по голове каким-то тяжелым предметом. Судя по всему, бронзовой статуэткой оленя, поскольку, кроме этой вещи, ничего из квартиры Степанова не пропало.

Как думает Тараторин, Свинтковский сначала не планировал это убийство. Однако во время сделки между партнерами вышел конфликт на финансовой почве – такое и раньше случалось. Тут-то и подвернулся под руку злополучный олень. Что касается пледа, то Свинтковский мог завернуть в него покойного в состоянии аффекта – смерть отца настолько потрясла Владимира, что он, безусловно, помнил до мельчайших подробностей детали, связанные с его убийством, в том числе и ковер, в который преступники упаковали тело замученного старика.

Дальше расследование пошло куда легчен Муровцы уже не сомневались: в день смерти Когана – 12 октября 1994 года – Владимир находился в Москве. Так оно и оказалось. Причем обстоятельства его визита были весьма сходны с поведением Свинтковского во время предыдущего приезда в Москву. Те же бесконечные переодевания и парики, строжайшая конспирация, занавес секретности.

Убийство Андрея случилось уже по знакомому нам сценарию: в момент, когда он возился с иконами, Свинтковский выстрелил ему в затылок из германского пистолета «Вальтер» калибра 7,65. Затем с помощью одного из знакомых, которого, кстати, наметил следующей жертвой, вынес около 40 икон из квартиры покойного и на машине перевез на свою московскую квартиру на Садовом кольце. Сам же в этот же день вылетел в Варшаву, а оттуда – в Берлин.

Почувствовав вкус легких денег, Владимир решил провести серию подобных операций и в Германии. Причем на прицел взял крупнейших и, разумеется, самых богатых коллекционеров. Кстати, найти подход к таким людям очень и очень сложно. Однако удача была на его стороне. В этот самый момент Виталий Ляховский испытывал огромные затруднения с контрабандной поставкой икон из России: раз за разом усилиями ФСК на границе провалились три его курьера. Кстати, среди конфискованных у них вещей находились бесценные иконы, недавно переданные директором ФСК Степашиным Русской православной церкви: «Тайная вечеря», «Сретенье», «Апостол Павел», «Богоматерь Владимирская», «Тихвинская Богоматерь с чудесами от иконы». И тут, как по заказу, возникает Свинтков-ский с предложением надежно и быстро доставить в Германию любой груз.

Аналогичная ситуация и в случае с Глейзером. Без всякого сомнения, этот скорбный список неминуемо пополнился бы новыми фамилиями, если бы в далекой Москве своевременно не вычислили убийцу.

«МАРКИ НЕ МОИ...»

В море капитан теплохода «Иван Ползунов» неожиданно получил радиограмму с берега: остановиться на рейде Феодосии. Как только на теплоходе застопорили машины, к его борту подошел катер Феодосийского порта, и стала известна причина непредвиденной остановки: нужно было заменить штурмана теплохода Яч-ника. Он требовался на берег для дачи показаний в связи с автомобильной катастрофой. Смена штурманов на феодосийском рейде не заняла много времени. Вновь набрали ход машины теплохода, и он лег на свой курс в один из портов Италии. Катер доставил штурмана Яч-ника на берег, где его встретили таможенники. Хотя «Иван Ползунов» еще не покидал свои территориальные воды и шел вдоль родных крымских берегов, он уже находился в «загранке». При досмотре багажа снятого с рейса штурмана Ячника была обнаружена иностранная валюта и контрабанда – марки.

Объяснения штурмана не были оригинальны. Он заявил, что валюта «накоплена» им в прежних рейсах за границу...

– А контрабанда?

– Марки не мои...

Ответ рождал следующий вопрос: чьи же марки? Однако крупное уголовное дело по контрабанде филателистическим материалом началось все же не с этого черноморского эпизода, а несколько раньше. Работники таможни на Ленинградском почтамте обратили внимание, что почти каждый день за редким исключением, – уходят заказные письма в США по одному и тому же адресу на имя одного и того же человека – некого Якова Лурье. Причем обратный ленинградский адрес его корреспондентов всякий раз был другой. Складывалось впечатление, что пишут ему, отправляют письма в порядке установленной очереди, а может быть и скорее всего отправитель – одно и то же лицо. Что же могло заставить его писать вымышленные адреса? Предположения таможенников полностью подтвердились, когда они сделали выборочную проверку подозрительных писем – в них были обнаружены незаконные вложения – марки.

В письмах содержалась главным образом деловая информация: «Отправляю «северный полюс», как идет «архитектура», нужна ли «лимонка»? Сообщалась конъюнктура – что сколько стоит, каким спросом пользуется в СССР и в США. Письма свидетельствовали о том, что отправитель из Ленинграда также получает марки из США.

Среди знакомых Лурье обратил на себя внимание некто Ячник, штурман Северо-западного пароходства, регулярно уходивший в «загранку». Образ жизни этого «без пяти минут капитана», бывшего на отличном счету в пароходстве, требовал денег куда больше тех, которые он получал на службе. Такой «нужный» Лурье человек мог быть партнером в контрабандных операциях.

Представился и случай проверить версию. Ячника, действительно попавшего в автомобильную катастрофу, сняли с теплохода на феодосийском рейде, когда он меньше всего опасался встречи со следственными органами и никак не ожидал таможенного досмотра на берегу. Контрабанда и валюта оказались при нем.

Уже на первом допросе в Феодосийском порту Ячник дал показания следователю из Ленинграда. Да, по просьбе своего ленинградского знакомого Александра Лурье он неоднократно вывозил из страны марки и затем отправлял их бандеролями по указанному адресу в США. За каждую отправку получал от Лурье 400 рублей. Рассказал Ячник и о других контрабандных операциях с марками, в которых он участвовал. Теперь у следствия было достаточно материала для серьезного разговора с филателистом Лурье, который по-прежнему приносил на почтамт письма своему брату в США.

Человек неглупый, Александр Лурье быстро понял, что отрицать очевидное бесполезно. Контрабандная филателистическая фирма братьев Лурье начала работать с 1981 года, когда старший из братьев, Яков, перебрался на местожительство в США.

Технология «производства» была проста: братья обменивались марками. Те, что ценились дороже в США, отправлял младший брат из Ленинграда. А те, что стоили дороже у нас, он получал из США.

Дела шли успешно. В США переправлялся дорогой, уникальный филателистический материал. Так, например, в один из рейсов штурман Ячник переправил за рубеж два листа редких марок Тувы. В листе сто марок. В США одна такая марка стоит 350 долларов. «Обменная» операция принесла сразу 70 тысяч долларов.

Несколько тысяч рублей в месяц, которые «зарабатывал» на «обмене» Александр Лурье, были лишь оборотным капиталом, который тратился на покупку редких марок, на оплату услуг сообщников и на довольно беспечную жизнь. Основная прибыль оседала у старшего брата в Америке, куда, закончив контрабандные операции, собирался и младший, Александр.

В Ленинграде оставались еще немалые ценности. Вот почему так усердно вел переписку с братом Александр Лурье. Последние пять лет он жил только этим. Правда, он еще служил инженером в Ленинградском спецмонтаж-ном наладочном управлении «Союзавтоматстрой».

...В тот раз расстроенным вернулся Лурье из Москвы. И не только потому, что сделка, которую он провернул там не сулила больших барышей. За дюжину конвертов и открыток пришлось отвалить 15 тысяч рублей. Угнетало и мучило другое.

Честолюбивый Лурье гордился репутацией «акулы» в кругу ленинградских филателистов, его тешили глухая зависть и почтение дельцов помельче. А в Москве он получил болезненный урок – понял, что по сравнению с настоящей «акулой» он не больше «щуки». Его поразило не только богатство московского «собирателя», но главное – он понял, откуда оно у него. Все, чем владел москвич, принадлежало архивам. Лурье не мог простить себе, что не ему первому удалось застолбить столь богатую золотую жилу.

Человек дела, он не долго предавался бесполезным переживаниям, а решил повторить московский опыт у себя в Ленинграде. Для внедрения в какой-либо архив Ленинграда был найден некто Файнберг. Этот «надежный и верный» человек сумел окончить три курса ленинградского мединститута и, может быть, получил бы диплом врача, если бы не непредвиденный случай. Свинья, которую попытался утащить с колхозной фермы студент-стройотрядовец Файнберг, подняла такой оглушительный визг, что пришлось отчислить его из института. Бывший студент-медик стал шофером такси. Теперь ему вновь предложили сменить профессию.

Желание шофера такси послужить архивному делу никого не растрогало – в нем не нуждались. Но хождения по архивам не пропали даром. Выяснилось: чтобы попасть туда, не обязательно состоять в штате. Файнберг едет в Москву и возвращается оттуда с бумагой, которая открывает ему двери в Центральный государственный исторический архив СССР. На фирменном бланке журнала «Театр» была изложена просьба редколлегии разрешить Файнбергу пользоваться архивными материалами, необходимыми ему для написания очерка о провинциальных театрах России. Как показал на следствии Файнберг, обошлась ему эта бумага недорого – в 50 рублей.

Так как аванса в журнале «Театр» под будущую публикацию получить не удалось, материальные заботы берет на себя Лурье. В связи с уходом из таксопарка Файнбергу ежемесячно выплачивается 300 рублей. За 7200 рублей Лурье в комиссионном магазине покупает «Жигули» и выдает Файнбергу доверенность, чтобы после работы в архиве тот мог подрабатывать на машине. И главное условие: все, что удастся заполучить из архива, поступает в собственность Лурье. Выручка от похищенного делится честно – пополам.

Файнберг проходит ускоренный недельный курс начальных знаний по филателии. Таксист покупает польский дипломат и на машине работодателя отправляется на Красную улицу для сбора материалов о провинциальных театрах России.

После первого дня работы в читальном зале архива Файнберг растерянно докладывал Лурье:

– Писем там, как на почтамте!

– Тем лучше, – успокаивает его Лурье, – бери.

И Файнберг берет. Он доставляет Лурье десятки конвертов с марками России, прошедшими почту в начале нынешнего и в середине прошлого века, 15 синих почтовых карточек без марок, датированных 1800 годом, и множество других.

Файнберг наглеет. Похищаются ежедневно десятки писем и карточек. Компаньоны входят во вкус, аппетиты растут. Главное, все проходит без сучка и задоринки. Но Файнберг нарушает конвенцию. Он начинает продавать часть похищенных материалов на сторону. Лурье прекращает выдавать зарплату и отбирает «Жигули».

На Лурье начинает работать другой человек, некто Михаил Поляков, подсобный рабочий Ленинградского государственного архива на Псковской улице. А когда он вскоре вынужден был сменить работу, то знакомит Лурье с сотрудницей архива Наташей. Цепочка не прерывается, филателистические архивные материалы попадают в руки Лурье.

По следам Лурье ленинградские чекисты вышли на группу филателистов-грабителей, орудовавших в архивах столицы. Бригада следователей выехала в Москву. Первый, довольно ранний утренний визит они нанесли Петухову – «акуле», опыт которого попытались использовать в Ленинграде Лурье и его сообщники. Однокомнатная квартира этого тридцатилетнего коллекционера была сплощь заставлена ящиками и картонками, папками, альбомами с конвертами, открытками и другими филателистическими материалами.

Но откуда же поступал этот уникальный «товар» к Петухову? В посредниках Петухов не нуждался. Он сам был штатным сотрудником Центрального государственного архива Октябрьской революции, а затем Исторического архива Московской области.

В Центральном государственном архиве города Москвы промышлял еще один его сотрудник – некто Соколов. Он работал в основном на Уткина, самого респектабельного. Уткин скупал краденое. Группа орудовала в архивах Москвы не год и не два, и только разоблачение Лурье положило конец их бизнесу. Против них также были возбуждены уголовные дела.

Много интересного и редкостного можно увидеть в кабинете следователя, который ведет уголовное дело по контрабанде. Что только не проходит через этот кабинет. Слитки золота и платины, бриллиантовые колье и редкостные камни – ценности на сотни тысяч рублей. И вещи еще более дорогие, цены которым, собственно, и нет. Это уникальные произведения живописи, древние иконы, изделия знаменитых мастеров из золота, серебра, камня, предметы антиквариата, ставшие памятниками нашей истории и культуры. И все это перехвачено на пороге нашего дома, из которого пытались их умыкнуть, переправить за рубеж.

На этот раз в кабинете следователя были марки, конверты, открытки – то, что называется филателистическим материалом. Внешне этот материал явно проигрывает в сравнении с другими предметами контрабанды. Но, оказывается, ценится он на вес золота. А такая легкая как перышко марка тяжелее иного золотого слитка или бриллианта. Ведь речь идет не об обычных, привычных нам копеечных почтовых марках.