Текст книги "Контрабанда и контрабандисты: Наркотики, антиквариат, оружие"

Автор книги: Татьяна Ревяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

ТРУДНО ЛИ СТАТЬ КОНТРАБАНДИСТОМ?

Формально эта история началась в 1991 году. Ее точные день и час известны благодаря дотошности чешских таможенников. Именно в тот день и час у советского гражданина Игоря Влодковского на пограничном с Австрией пункте Гате были изъяты 40 картин и несколько десятков рисунков и эскизов русских художников XIX века, не предъявленных к таможенному досмотру. Особняком в списке изъятого антиквариата значилась бронзовая статуэтка неизвестной девушки.

Суд близлежащего городка Зноймо не стал занимать свое время выяснением того, как означенный гражданин Влодковский со своим объемистым багажом пересек советско-польскую и польско-чешскую границы. В соответствии с законами тогдашней Чехословакии местный судья просто приговорил незадачливого контрабандиста к шести месяцам тюрьмы, а весь его ценный груз, включая неизвестную бронзовую девушку, хотя и не конфисковал, но объявил непринадлежащим гражданину Владковекому. Посему все картины, эскизы и бронза были сданы на хранение в местный нотариат.

Так началась уникальная и единственная в истории отечественной культуры операция, которая привела к возвращению по суду в Россию наших художественных ценностей, оказавшихся в результате контрабанды на чужой земле.

Юридическая система Запада, в лоно которой к тому времени вернулась Чехословакия, не терпит бесхозных ценностей. Информация о случае с Владковским была переправлена на родину задержанных ценностей – в Россию. Здесь не понадобилось много времени, чтобы выяснить достаточно пикантные подробности происшедшего.

Игорь Владковский оказался достаточно известным человеком не только в среде московских коллекционеров живописи, но и в столичном истеблишменте. Уроженец молдавского города Бельцы, он был сыном заместителя министра внутренних дел Молдавии, погибшего вместе с женой в автокатастрофе. После этого, юноша Владковский был усыновлен другом отца, всесильным главой МОД СССР Николаем Щелоко-вым. Женитьба на внучке бывшего министра культуры и члена Политбюро Екатерины Фурцевой придала еще больше лоска имиджу Владковского в глазах собирателей живописи.

Картины Владковский собирал много лет, приобретая или выменивая их у коллекционеров. То есть вполне законным путем. Формально задержанные в Чехии ценности действительно принадлежали ему. До тех пор, пока Владковский не нарушил советские, а затем и чешские законы, пытаясь без необходимого оформления вывезти свое собрание в третью страну.

Против Владковского в России возбудили уголовное дело. Это дало возможность обратиться в суд города Зноймо с иском о возвращении в Россию задержанного антиквариата, который по российским законам после акта контрабанды мог быть обращен в собственность государства. Владковский, к тому времени уже отсидевший свой срок в чешской тюрьме и оставшийся на Западе, также предъявил свои права на ценности. Он представил доказательства того, что законно приобрел все картины и рисунки.

Суд Зноймо исходил только из буквы закона. Да, спорное имущество некогда принадлежало Владковскому. Актом контрабанды он по законам России и Чехии потерял на это имущество право. По законам той же России это имущество могло быть обращено в собственность государства. Чешские законы такому повороту дела не препятствовали. И судья решил вернуть ценности России. В октябре 1994 года все картины, рисунки и бронзовая девушка были переданы российской стороне.

Чешский судья наказал не коллекционера. Он наказал контрабандиста, чье преступление было совершено на территории Чехии. Если бы удалось доказать факт контрабанды во всех других случаях незаконного вывоза из России предметов антиквариата – а их и сейчас тащат из нашей страны вагонами, – то любой судья любого самого маленького европейского городка принял бы точно такое же решение, как и судья города Зноймо.

Советское государство так и не смогло наладить отношения с частными коллекционерами. Все, что могла предложить последним власть, – регистрация собраний. Но и этого собиратели предпочитали избегать. Так как из-за безумия коммунистической системы коллекционера монет могли объявить валютчиком, собирателя живописи – спекулянтом антиквариатом.

Это приводило к тому, что коллекции старались спрятать от государства. А в среде многих отечественных собирателей стало расхожим представление о том, что тайный вывоз коллекций за пределы страны – не криминальный поступок, а акт спасения произведений искусства для мировой культуры. Учитывая склонность коммунистической системы к уничтожению не укладывающихся в ее рамки культурных течений, во многих случаях такая позиция коллекционеров была оправданной. Хотя и помогала наживаться откровенным контрабандистам.

Именно с этим психологическим феноменом во многом связана другая, пожалуй, одна из самых громких и масштабных историй по вывозу из России ценнейших произведений искусства и собрания документов.

С 1994 года Минкульт России пока безуспешно пытается хоть как-то сохранить для России ценности, покинувшие ее в конце 1993 года в составе архива и собрания полотен всемирно известного филолога и искусствоведа Николая Харджиева.

История Харджиева является зеркальным отражением случая с Владковским. Владковский – человек, успешно реализовавший себя в советской системе и благодаря этому составивший коллекцию. Харджиев – изгой системы, всю жизнь прятавший свои сокровища от власти. Владковского интересовала в картинах их рыночная цена. Харджиеву собранные им документы и картины были дороги, как дети. Но коллекцию Владковского, которая была оценена в полтораста тысяч долларов, удалось задержать и по суду вернуть в Россию. Харджиев вывез ценностей на миллионы долларов, его собрание с трудом может быть подвергнуто юридической процедуре возвращения.

Наконец история Владковского – исключение. Происшедшее с собранием документов и картинами Харджиева – пока правило.

«РЫЦАРЬ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ» – КОНТРАБАНДИСТ?

Николай Иванович Харджиев родился 13 (26) июля 1903 года в украинском городе Каховка. Его отец Иван Егорович Харджиев (родом из обрусевшей армянской семьи) до 1917 года был служащим банка, после революции стал работником по снабжению. Мать Хрисиклия Мильтиадовна Василопуло – дочь греческого коммерсанта из Измира. В семье Харджиевых было четверо детей: трое сыновей и дочь.

В возрасте 9 лет Николай Харджиев поступил в гимназию, которую окончил в 1920 году. Через год он уезжает из Каховки в Одессу и учится на юридическом факультете института народного хозяйства. В своей автобиографии он пишет: «В 1925 году я окончил институт, но юристом не стал, так как более всего интересовался литературой. По окончании института был принят в члены литературной секции одесского окрполитпросвета и читал лекции о советской литературе в рабочих клубах, был преподавателем одесского техникума кинематографии. Осенью 1928 года уехал из Одессы в Москву, где и началась моя научная и литературная работа».

В 1934 году Н. И. Харджиев был принят кандидатом в члены Союза советских писателей. В январе 1940 года стал его членом. Характеристику ему, как следует из официальной справки, давали Шкловский и Брик. В бюрократических анкетах, которые постоянно требовалось заполнять в Союзе писателей, отчитываясь за количество изданного, Харджиев называет себя историком литературы и беллетристом. «Моя литературная работа, – подчеркивает он, – состоит из 3 основа ных разделов – стихотворения, история литературы и историческая проза». <

В 30—40-е годы он жил в Марьиной роще в Александровском переулке в деревянном доме на первом этаже с низким окном во двор, в комнате неполных 9 метров. Анна Ахматова называла ее «убежищем поэтов», а Надежда Мандельштам – «деревянной шкатулкой». Здесь в 1933—4941 года бывали Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Крученых, Петников, Хармс, Введенский, Олейников, Зенкевич, Нарбут, Цветаева, Малевич, Татлин, Суетин, Пунин, Святополк-Мирский. Дом этот не сохранился. 28 мая 1967 года Надежда Мандельштам писала Харджиеву, вспоминая 1939 год: «...B день, когда я получила обратно посылку «за смертью адресата», я зашла сначала к брату Жене и толкалась, как слепая, по светлому коридору, не находя двери. Узнав о посылке, они мне сказали, что у Лены сейчас будут люди по делу (режиссеры!), попросту выгнали, и я ушла. Во всей Москве, а может, во всем мире, было только одно место, куда меня пустили. Это была Ваша деревянная комната, Ваше логово, "Ваш мрачный уют».

Ахматова называет Харджиева «другом многих горьких лет». «Харджиев сыграл большую роль в жизни Анны Ахматовой, – пишет в своих мемуарах Надежда Мандельштам. – Все трудное время она не делала ни шагу, не посоветовавшись с ним... И многие стихи появлялись в связи с разговорами с ним». Вспоминает Надежда Мандельштам и об отношении к Харджи-еву Осипа Мандельштама. Он сказал, что у Харджи-ева «абсолютный слух на стихи» и что «он хотел бы, чтобы именно такой человек издал его стихи».

Главные труды Н. И. Харджиева: редактирование и комментарий к полному собранию сочинений Маяковского, которому он отдал более 15 лет своей жизни, книги – «Неизданные произведения» В. Хлебникова и «Поэтическая культура Маяковского», историческая повесть о художнике Павле. Федорове, исследование, написанное для Института мировой литературы «Маяковский и Хлебников», первое в России издание Мандельштама, опубликованный в Стокгольме в 1976 году сборник «К истории русскою авангарда». В нем такие слова литературоведа Романа Якобсона о Харджиеве: «На редкость чуткий к языку пера и кисти, неотступно верный летописец русского культурного авангарда, неутомимый искатель и бережный хранитель опытов и памяток мятежного прошлого, заживо похеренного...».

Писатель и переводчик Андрей Сергеев, хорошо знавший Харджиева, называет его «рыцарем русской культуры». «Николай Иванович, человек неистового темперамента, крутого нрава, до отвращения не терпевший власть, – говорит он, – был для тех, кого любил, бескорыстным и преданным другом».

По словам архитектора Анатолия Попова, племянника Н. И. Харджиева, выбором своей профессии он обязан дядё. У Николая Ивановича, считает он, было лишь одно желание: рассказать о людях, которых он знал и любил. К сожалению, многое из задуманного и написанного им осталось невостребованным, ненужным.

В апреле 1993 года за шесть месяцев до отъезда Н. И. Харджиева и JI. В. Чаги в Голландию в России вступил в силу закон Российской Федерации «О вывозе и ввозе культурных ценностей», который устанавливает процедуру оформления вывоза личных коллекций в таких случаях, как у Н. И. Харджиева и JI. В. Чаги. Они в соответствии с законом (статья 30, часть 3) могли бы вывезти свой архив и коллекцию на неопределенно длительное время с одним ограничением – продать, подарить, завещать и т. д. произведения из коллекции или документы из архива они могли бы только таким образом, чтобы ценности вернулись в Россию.

ДРАМА В АМСТЕРДАМЕ

На Запад в 1993 году нелегально были переправлены литературный архив Харджиева и собрание живописи. В архиве хранились письма, рукописи, прижизненные издания и каталоги, личные документы Ахматовой, Маяковского, Хлебникова, Малевича,

Эль Лисицкого, братьев Бур люков, Крученых. Предполагается, что в коллекции картины и рисунки Малевича, Розановой, Ларионова и других известных мастеров. Племянник Харджиева Анатолий Попов вспомнил, что когда-то видел у дяди рисунки раннего Филонова.

Министерство культуры РФ начало переговоры с Лидией Васильевной Чагой, имевшей доверенность на ведение всех дел от имени Николая Ивановича Харджиева, о возвращении в Россию нескольких произведений из их собрания классики русского авангарда. Предполагалось, что в Москву вернется работа Малевича – доска, покрытая белым маслом с изображением креста и наложенным на него квадратом.

Но переговоры оборвались из-за неожиданной смерти Чаги в ноябре 1995 года: якобы спеша на зов тяжело больного Николая Ивановича, не выходившего из своей комнаты, она упала с лестницы, ударилась и умерла. Ä через два дня после ее смерти, 9 ноября 1995 года, в Амстердамской торговой палате был зарегистрирован фонд Чаги– Харджиева. Его главой стал сам 93-летний Николай Иванович, а членом фонда – бывший москвич, давно живущий в Голландии, Борис Абаров. Его Харджиев назначил своим доверенным лицом, им он был и у Лидии Чаги. Абаров получил во владение московскую квартиру супругов, которую вскоре продал.

Российское министерство культуры обратилось к господину Ризенкампу, генеральному директору департамента культуры Министерства образования, науки и культуры королевства Нидерландов, с просьбой «взять под свой контроль дальнейшую судьбу коллекции и архива Харджиева и в случае возбуждения дела об установлении над ним опеки предпринять возможные меры к тому, чтобы это была опека российского либо нидерландского министерств культуры. Это позволило бы спасти для будущего собранные Харджиевым культурные ценности, а также обеспечило бы его личную безопасность». Ответ официальных голландских властей был однозначным: никто не поднимал вопроса об опеке – следовательно, Хард-жиев дееспособен, в регистрации же фонда нарушений нет.

По словам Михаила Швыдкого, зам. министра культуры, который вел переговоры с Чагой, ему позвонила Кристина Гмужинска, владелица известной кельнской галереи. (Кстати, она, как говорила Чага одному из представителей Минкульта, взяла на себя перевоз архива и коллекции на Запад, она же и купила у Харджиева и Чаги шесть работ Малевича за

2,5 миллиона долларов. Возможно, именно эти работы позже приобрел Фриц Гербер, глава химического концерна в Базеле.) Гмужинска передала Швыдкому устное приглашение Виллема Русселя, голландского адвоката фонда Чаги—Харджиева, на встречу с ним и с советником фонда Яном Бусе в Амстердам. Позже от них пришло письменное приглашение. В редакции газеты «Московские новости» ждали новостей после этой поездки в Голландию, однако информация оттуда неожиданно поступила гораздо раньше. 17 апреля в редакции объявился гость из Амстердама, когда-то советский гражданин, а ныне подданный Нидерландов господин Дмитрий Шушкалов.

Первое, что заявил Дмитрий Шушкалов: Борис Аба-ров – его ближайший друг. Был им в Москве, остается и в Голландии. Настоящая его фамилия Петкер. Он племянник актера МХАТа Бориса Петкера, игравшего часовщика в знаменитых «Кремлевских курантах». Фамилию сменил перед тем как уехать в Голландию. Борис Абаров – выпускник ГИТИСа, где и познакомился с Михаилом Швыдким, дружеские отношения с которым поддерживал, и после переезда в Голландию.

Шушкалов в последнее время активно занялся бизнесом и полгода не был в Голландии. Вернувшись месяц назад, как обычно, повидался с другом Борей. Пошли в ресторан «Де Бак». Борис, между прочим, сказал, что недавно побывал в Швеции, Германии и Англии. «Мило посидели, – говорит Дмитрий Шушкалов, – обменялись впечатлениями й расстались».

На следующий день Шушкалову позвонил еще один его русский приятель, хорошо знающий и Абарова, Евгений Скобликов и договорился о встрече. На нее он пришел с тремя соотечественниками из России, не скрывавшими, что занимаются они на чужой стороне отнюдь не законным бизнесом. От Скобликова (его Шушкалов не видел лет восемь) он узнал о «деле Харджиева, которое Скобликов по крупицам собирает уже два года».

«Оказывается, – восклицает возмущенный Шушкалов, – мой друг Боря, с которым я недавно общался, стал миллионером, наследником крупного состояния. Он! Бывший инструктор по культуре в райкоме комсомола! А мне об этом ничего не захотел сказать! Я бы порадовался вместе с ним!»

После встречи со Скобликовым и его немногословными спутниками Шушкалов понял, что друг Боря находится под пристальным вниманием неких групп бывших соотечественников, готовых в определенный момент предъявить ему свои требования. С другой стороны, Шушкалов обнаружил, что в оформлении дел Харджиева и Чаги, устройстве их фонда Абарову помогли нотариус де Хрун и «пенси-онадвезер» (человек, занимающийся организацией пенсиона обеспеченным людям) Ян Бусе. Оба блестящие профессионалы с безупречной репутацией, услугами которых сам Шушкалов пользовался долгое время.

«Самое же главное, – продолжает свой рассказ Шушкалов, – через несколько дней после смерти Чаги Боря встречался со Скобликовым и как бы в истерике признался, что он нечаянно толкнул Лидию Васильевну во время ссоры, из-за этого она сильно ударилась... Не это ли стало причиной ее смерти? Ссора случилась после возвращения Абаро-ва из Германии. Чага обвинила его в том, что он ограбил ее и мужа».

Потрясенный всем услышанным, жаждавший объяснений от ближайшего друга Бори, Шушкалов встретился с ним и с Бусе. Абаров сказал ему: «Старик, ну, мне повезло!» – и ушел. Тогда Шушкалов заявил Бусе, что «развалит их фонд, учрежденный на нелегально вывезенных ценностях». В ответ он услышал от Бусе, что «искусство не может быть контрабандой!». А фонд организован так, что даже сама королева вместе с премьер-министром, если захотят, не смогут найти в нем какие-то правонарушения...

Выпивший «несколько скотчей со льдом» Бусе слегка посвятил Шушкалова в устав фонда: после смерти его председателя (Харджиева) этот пост переходит к другу Боре, который назначит по собственному усмотрению остальных членов. Ими могут быть видный политический деятель и известный искусствовед.

Шушкалов провел собственное блиц-расследование. Он подсчитал: Абаров уже израсходовал около пяти тысяч долларов на «сиделок», которые круглосуточно дежурят у постели Николая Ивановича Харджиева. Среди них старый эмигрант, безработный музыкант Костя Рухадзе и сын поэта Пригова Алексей. «Откуда, – восклицает Шушкалов, – у Бори, который перебивался в Голландии случайными заработками и часто сидел на пособии по безработице или на иждивении у подруги Беллы, такие деньги? Не стоит забывать, что он должен еще платить за услуги Бусе и де Хруну!»

Шушкалов также выяснил, что опись коллекции и архива, под которые объявлен фонд находится в Торговой палате Амстердама. Проверить ее содержание по закону можно только через год после регистрации фонда. К тому времени он вероятнее всего, может развалиться, считает Шушкалов, и никто так и не узнает, что же было вывезено из России.

Благодаря Шушкалову известно: в коллекции Харджиева примерно 70 произведений живописи. Дело в том, что некоторое время назад подруга Абарова Белла Бейкер-Тимофеева, преподаватель Амстердамского университета, попросила одного своего приятеля сфотографировать какие-то живописные работы. У того испортился фотоаппарат, и он воспользовался камерой, которую ему дала жена Шушкалова. Проявленные снимки, наверное отдали Белле, а несколько негативов приятель по рассеянности оставил в доме Шушкалова.

Скобликов представился экспертом по голландским делам. В Голландии живет 15 лет. Окончил истфак МГУ. С разрешения Скобликова были опубликованы несколько отрывков беседы с ним, записанной на пленку.

– Абаров на самом деле признался вам, что нечаянно толкнул Чагу?

– Не нечаянно. У них была ссора. Я не хочу прямо говорить о том, что он спустил ее с лестницы. Она упала с лестницы, дотащилась до ванны, ванна была вся в крови. Борис ее якобы спрашивал, не нужно ли вызвать врача она отвечала: «Не нужно». Когда она потеряла сознание, врач был вызван, но она уже умерла. После этого Борис с Беллой около месяца сидели одни в доме Харджиева, а в конце декабря начали нанимать людей, чтобы те за ним ухаживали.

– Николай Иванович не ходит?

– Это просто живой труп. Он лежит, у него сильные боли при любом движении. Жизнь ему не дорога. Но первое время он пытался сопротивляться. Тогда Боря грозил ему больницей.

Старик ее панически боялся. Мне рассказывали друзья, которые там, в доме, что сейчас, по словам Харджиева, ему уже все равно. Он говорит: «Быстрее бы это все кончилось».

– Вы о рассказе Абарова заявили официальным властям?

– А зачем мне это делать? Зачем мне влезать в эту историю? Я не сотрудничаю с властями. Когда я узнал, что Боря становится очень богатым человеком, и ему, возможно, придется отсюда убежать с «кассой», я понял, что мне выгодно выпустить эту историю из себя. И я ее выпускаю официально. Мой интерес к «делу Харджиева» чисто спортивный.

– Вы говорили Шушкалову, что несколько картин из коллекции оказалось в Стеделик музее?

– Я слышал эту информацию от мальчика Сережи, который жил у Харджиева несколько месяцев. Четыре картины отданы при жизни Чаги. Но она была не Бог весть в какой форме! Боря проводил там просто духовный шантаж, он держал стариков под страшным напряжением. Они боялись, что их могут в любой момент выслать. Представьте себе, они жили со всеми своими вещами на десятидневной визе. И тут появился Боря с рассказом о том, что «мы все устроим, все сделаем, наши люди здесь, наши люди там», это его стихия...

После того как старики оказались в руках у Бориса и Беллы и все бумаги были подписаны, встал вопрос, как не платить налоги. Дело в том, что если налоговая инспекция начнет расследовать, какие гонорары были «в руку» и что было продано и не заявлено, то здесь это хана. Лучше старушку??? Думаю, Борис сейчас снимает деньги со счета Харджиева и переводит в другие банки на свое имя. Возможно, одновременно ищет покупателей на вещи из коллекции и архива.

Сережа мне говорил, что крест Малевича, который Харджиев считает самым ценным в своей коллекции, был у них в доме. Но это информация апреля – мая 1995 года.

– А бумага, архив?

– Думаю, что Борис вывез их и где-то прячет. Не исключаю, что архив распыляется. Тем более при его болезненных литературных и художественных амбициях. Поначалу здесь, в Голландии, он представлялся соавтором Тарковского, читая Бродского, выдал его стихи за свои. К живописи он относится спокойно. Он никогда здесь ни в одном музее не был. Вермеера от Рембрандта не отличит! Но литературные вещи... Выдать, например, автограф Мандельштама – для него это удовольствие. Харджиевы сделали ошибку, когда расстались с профессором Вестстейном (ректор института славистики Амстердамского университета, который организовал выезд Харджиевых). Может, он не подходил им эмоционально, но он был поприличнее.

– Действительно ли за Абаровым следят бывшие соотечественники?

– Естественно, вся эта история вызывает интерес очень многих людей. Речь идет о недвижимости и денежном счете около 3 миллионов долларов. И Борис со всей известностью вокруг себя, по нынешней терминологии, мясо...

Какой будет развязка этой драмы, предугадать невозможно. Но, очевидно, она близка. Сотрудник российского посольства в Нидерландах позвонил в дом Харджиева и справился о его самочувствии. В ответ женский голос сказал: «Николай Иванович сейчас произносит лишь одно слово – «помогите».

КОММЕНТАРИЙ: Давид Аксельбант, член Московской коллегии адвокатов юрисконсульт Музея изобразительных искусств имени Пушкина:

– Я считаю контрабандой нелегальный вывоз живописи и литературного архива Николая Ивановича Харджиева за границу. По закону, предметы искусства, имеющие большую художественную ценность и принадлежащие частным лицам, покидают Россию с разрешения соответствующих органов. Подобный принцип действует и за рубежом.

Я не могу категорически утверждать, что, если бы Харджиев обратился к властям с просьбой вывезти коллекцию и архив, ему бы отказали. Может быть, ему бы предложили подарить какую-то часть своего собрания России, что дало бы право увезти все остальное. Так было с коллекционером Георгием Коста-ки, который лучшие работы из своей коллекции русского авангарда подарил Третьяковской галерее, но многое забрал в Грецию.

С моей точки зрения, Россия не имеет права требовать возвращения коллекции и архива Н. И. Харджиева, хотя положение о вывозе было нарушено. Хард-жиев продолжает сохранять свое право собственности на владение ими.