Текст книги "Обмануть судьбу"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Днем, когда она забегала в конюшню проведать Гордого, Лина видела, что старший зоотехник, переодеваясь после смены, оставил в подсобке свою старую кожаную куртку.
Воровать нехорошо... А кто ворует? Она просто возьмет, а потом вернет.
«Когда все кончится, – подумала Лина, – я не только верну, но и куплю Ивану Петровичу новую. Накоплю денег и куплю».
Она заперла Сергея на ключ и тихонько выскользнула на улицу.
В деревнях по ночам темно, хоть глаз выколи. Нет здесь городских фонарей, неоновых вывесок, подсвеченной рекламы. А у них в поселке, где все жители работали в основном на конезаводе, спать ложились рано, чтобы чуть свет встать на работу.
Лина, как воришка, пробиралась по задворкам к конюшне. Она не боялась темноты, наоборот, молила Бога, чтобы не вышла из-за тучи луна, чтобы не осветила хозяйка ночного неба неприглядную картину: молодой специалист Полина Бахорева перелезает через ограду, поднимает с земли камень и...
Жалобно дзынькнув, разлетелось на кусочки стекло подсобки.
Лине показалось, что этот звон услышали в самом отдаленном доме, да что там доме – в соседней деревне, наверное, слышно было. Она сжалась в комочек и присела.
Нет, все тихо. Сторож дядя Саша не проснулся. Она влезла в подсобку, взяла куртку и не удержалась, толкнула дверь, ведущую в конюшню. Гордый спал чутко. Он моментально различил в тишине знакомые шаги и радостно заржал.
– Тихо, милый, тихо...
Лина обхватила руками его морду, прижала к себе, крепко поцеловала в умные янтарные глаза.
– До свидания, мой хороший. Не скучай без меня, ладно? Я тебя не бросила, я скоро вернусь.
Она почувствовала, как в глазах у нее закипают слезы, и решительно пошла прочь. Гордый проводил ее взглядом.
Куртка пришлась Сергею впору. Без усов он изменился, нельзя сказать, что до неузнаваемости, но достаточно.
Лина посмотрела на него и фыркнула:
– Словно чего-то не хватает.
– Да? Мне тоже... – он смущенно провел рукой над верхней губой.
Лина завернула в дорогу кое-какую еду, достала из ящичка все свои деньги. На первое время хватит.
– Ну что, присядем на дорожку?
Они опустились на табуретки. Помолчали.
Что их ждет за порогом?
Глава 24
БИФШТЕКС ДЛЯ ДОГА
Никаких известий об исчезнувшем Грачеве не поступало, преступник как сквозь землю провалился.
И Дементьев не усидел в своем кабинете. Осмотр жилища убитой он решил произвести сам, питая слабую надежду на то, что там обнаружится хоть какая-нибудь зацепка.
В качестве понятых при вскрытии квартиры Екатерины Петровны Семеновой пригласили ее соседей по лестничной площадке: пенсионера Невьянцева и домохозяйку Чупрыкину.
Если старичок отозвался на просьбу следователя без особой охоты, то дама, напротив, стремилась в помощники, несмотря на то что она недавно вымыла голову и волосы ее еще не просохли. Следом за ней с лаем рвался из прихожей ее огромный дог, и Чупрыкиной стоило немалого труда затолкать зверюгу обратно:
– Назад, Кристи! Кому сказано – назад!
Она захлопнула плотнее шелковый халат и оживленно защебетала, вертя мокрой головой и обдавая следователя брызгами:
– Такое гордое породистое животное, знаете ли! Меня просто обожает. Вот увидела незнакомых мужчин – и сразу меня защищать! А вы следователь, да? Я удостоверение плохо разглядела. Вы к Катюше, да? А что она натворила?
Они вошли в Катину квартиру, и Геннадию пришлось едва ли не силой усадить понятую на стул. Спокойно стоять на месте она была не в состоянии, так и норовила, опережая сыщиков; заглянуть в каждый уголок.
В отличие от нее, пенсионер Невьянцев степенно остановился у ковра, висевшего на стене, и не проронил ни слова.
Чупрыкина же не унималась:
– Проворовалась Екатерина, да? Но вы этому не верьте. Катюша не такая, она чужого не возьмет, это ее подставили, это уж точно! А ведь я предвидела. Я ей говорила: нельзя тебе, Катя, работать с деньгами, больно уж ты доверчивая.
Сотрудник уголовного розыска, осматривавший дальнюю комнату, позвал оттуда:
– Геннадий Иванович!
Чупрыкина смолкла и, вытянув шею, пыталась увидеть, что там обнаружили.
Геннадий прошел на зов: на тумбочке возле кровати в пластмассовой рамочке стояла фотография, цветная, сделанная уличным фотографом на Арбате. На ней в полный рост, в летней одежде стояли трое. В центре – собственной персоной Сергей Грачев. Он стоял рядом с рыжеволосой молодой женщиной. Это была Екатерина Петровна Семенова. По другую сторону от подозреваемого – маленький мальчик, тоже рыжий, с живой обезьянкой на плече.
– Ясно, – удовлетворенно кивнул Дементьев.
Фото показали понятым:
– Вы узнаете кого-нибудь из этих людей?
Невьянцев коротко буркнул:
– Все знакомые.
Чупрыкина же затараторила, не давая соседу продолжить:
– Я Екатерину предупреждала: не держи этот снимок на виду. Так нет же, она его, как нарочно, напоказ выставляла. Я, говорит, не боюсь. Я, говорит, ничего плохого не сделала, и бояться мне нечего.
Дементьев насторожился: похоже, из этой болтушки можно будет вытянуть немало ценной информации. Оказывается, Семенова должна была чего-то бояться, причем ее боязнь как-то связана с этой фотографией.
– Извините, Тамара Васильевна, – мягко прервал он понятую, – все, что вы сообщаете, чрезвычайно интересно. Если не возражаете, мы после окончания осмотра пройдем к вам и побеседуем.
– Я? Возражаю? Да что вы! – обрадовалась Чупрыкина.
Следователь рассчитывал выудить у нее какие-то сведения, она же – у него.
– Вот и замечательно, – кивнул Дементьев. – А теперь я попрошу вас просто назвать всех, кто здесь изображен.
– Ну, Катьку вы сами узнали. А это Сережа.
– Так, Сергей, значит. Отчество, фамилия вам известны?
– Отчество... – она задумалась. – Нет, отчества не знаю. Сережа и Сережа. А фамилия – Грачев.
«Значит, подозреваемый контактировал с жертвой под собственным именем», – сделал вывод следователь.
– А мальчик? – спросил он.
– Так это же Ванечка, Катюшин сын! Конечно, он с тех пор подрос, это они летом снимались. Ох и содрали с них за эти фотографии – жуть как дорого. Но Сережа, конечно, заплатил, а Катя ужасно расстроилась: она ведь у нас гордая. Вот и подставили ее теперь под статью, гордую-то.
«Не забыть заняться сыном убитой, – отметил про себя Дементьев. – Интересно, где он сейчас? Хотя вряд ли такой маленький ребенок может сказать что-нибудь дельное. А вообще-то – кто знает?»
Пенсионер распространяться о фотографии не стал, только хмуро глянул в сторону говорливой соседки и скупо проронил:
– Подтверждаю.
Помимо означенной фотографии, осмотр квартиры убитой ничего особенно интересного не дал. Отпечатки пальцев Грачева были тут наверняка повсюду, но это уже никого не могло удивить и не прибавляло к известным фактам ничего нового.
Дементьев, правда, обратил внимание на ряды странной рассады на кухонном подоконнике: толстенькие экзотические пальмочки выпустили корни в банках с водой. Но это, видимо, было просто хобби Екатерины Семеновой и к преступлению отношения не имело.
Да еще он кинул понимающий взгляд на полку с хрусталем. Всевозможные вазочки и фужерчики были, пожалуй, самыми дорогими предметами в этом скромно обставленном жилище.
Хрусталь в московских квартирах – не редкость, и следователь задержался возле полки лишь потому, что в сумке подозреваемого нашли целый набор из этого материала: менажницу и шесть салатниц.
Возможно, Грачев и проник в кассу обменного пункта именно благодаря той сверкающей посуде. Зная пристрастие Семеновой, он, наверное, попросил ее отпереть решетчатую дверь, чтобы та могла рассмотреть комплект – на предмет приобретения. Уверяет же соседка, что Екатерина Петровна была очень доверчива.
Правда, по-прежнему масса неясностей. Где были сообщники Грачева? И что делал в этот момент охранник валютного пункта? Все это выяснится позже, когда Грачева схватят. Уж на допросах-то Дементьев сумеет заставить его расколоться.
А пока Геннадий Иванович сидел в уютной кухоньке Тамары Васильевны Чупрыкиной, обставленной изящной импортной мебелью, и ему наливали фруктовый чай из белого электрического чайника «Филипс» в испанскую небьющуюся чашку.
– Кристи, не слюнявь гостя! – то и дело одергивала хозяйка собаку, норовящую дружески положить свою массивную голову следователю на колени. – Видите, она вас признала, вы ей понравились!
– Я очень рад, она такая симпатичная. – Геннадий пытался вести себя непринужденно, однако не мог не держать в поле зрения влажную пасть с огромными клыками. – Но давайте вернемся к нашему разговору.
– Вернемся. Непременно вернемся. Катюша, знаете ли, такой человек, такой человек, золото просто. Вы обязаны ее отпустить. Лучше уж других проверьте – тех, кто там над ней стоит. Главбух или директор, я уж не знаю кто. Наверняка ведь нахапали, а как ревизия – так кому отвечать? Стрелочнику. Уж я знаю, поверьте, я в торговле двадцать лет.
– А Грачев?
– А при чем тут Грачев? Он ведь физик. Хотите бифштекс? У меня мясо отличное, парное. Я его задешево покупаю в собачьем клубе. Для Кристи по два килограмма в день выписывают, догам положено. Она ведь у меня не простая, с королевской родословной.
Для наглядности Чупрыкина вытащила из холодильника кусок свежайшей розовой вырезки и помотала перед носом следователя.
Геннадия передернуло. Он представил себе, как это мясо сперва гложут и лижут псы, а после этого отнятый у них кусок предлагают ему, не терпящему антисанитарии.
Однако, подавив в себе отвращение, он сумел все-таки сосредоточиться на нужной ему теме:
– Кем приходится Грачев Екатерине Семеновой? Сожитель?
– Вот! – Чупрыкина торжествующе взмахнула собачьим бифштексом. – И вы так подумали! Я же ей говорила: Катенька, ты дура. Всякий нормальный человек, увидев вас на фото вместе с ребенком, решит, что ты с ним живешь.
– А это не так?
– Что вы! Сережа не такой. Это другие мужики, знаете ли, за каждую мало-мальскую помощь требуют... сами понимаете чего. А Сережа – просто по дружбе, от всей души. За это я головой ручаюсь. Катюша от меня ничего не скрывает. Она чуть что – бежит к нему. Мужских-то рук в доме никогда не было. Он и мне помогал, когда плиту газовую меняли. Вот видите, у меня теперь «Индезит». И все – только за спасибо.
«Это и подозрительно», – отметил про себя следователь.
А вслух бесстрастно произнес:
– Допустим. А теперь, Тамара Васильевна, давайте вернемся к следующему факту. Вы упомянули о том, что Екатерина Семенова должна была чего-то опасаться.
– Конечно. Недостачи. Я ведь вам уже...
– Да нет, я не об этом. Вы считали, что она не должна была держать эту фотографию на виду. Почему?
– А, вот вы о чем! Так это совсем из другой оперы.
– А все-таки?
Чупрыкина вдруг сердито вскрикнула:
– Кристи, Кристи! Не отгрызай Геннадию Ивановичу шнурок! Место, плохая девочка!
Вздрогнув, Геннадий поджал ноги. Ему не терпелось поскорее закончить разговор и удалиться в свой тихий, чистенький, гигиеничный кабинет, где приходится общаться с убийцами, насильниками и грабителями, но это гораздо безопасней, чем с этим своевольным слюнявым зверем.
– Итак?
– Ну так она же хочет замуж выйти!
– За Грачева?
– Да нет же, за Юрочку.
– Поточнее, пожалуйста. Кто такой Юрочка?
– А! Ну его-то отчество я знаю: Юрий Андреевич. Варламов. Ему нравится, когда его по отчеству называют, вот я и запомнила. Но он не старик, вы не думайте. Он молодой, только важный очень. Замечательная партия. Катюше просто повезло. Сама-то она такая... – Чупрыкина умолкла, подбирая не слишком обидное слово, – простенькая. А Юрочка, видно, из верхов. Образованный и с достатком. Вот я и говорю: Катя, он же сумеет тебя обеспечить, не ходи ты на эту банковскую работу...
Слова сыпались из нее, как орехи из дырявого мешка, и Дементьеву стоило немалого труда не терять нить разговора.
– Так мы насчет фотографии...
– А! Ну ясно же – ревность!
– Ага... Грачев ревновал Екатерину к Варламову?
Вот и дополнительный мотив для убийства: не будь ревности, возможно, дело ограничилось бы простым ограблением, без крови...
– Да нет же! – Чупрыкина подошла к Геннадию с тряпочкой и принялась стирать с его наглаженных брюк собачьи слюни. – Наоборот. Юрочка мог ревновать к Сереже. Он, правда, виду не подавал, сдержанный. Но уж в глубине души-то наверняка... Рассудите сами: если хочешь выскочить замуж, то зачем нервировать жениха? Смысл какой?
– Никакого, – согласился Дементьев. – А скажите, Тамара Васильевна, Грачев был знаком с Варламовым?
– Да уж наверное. Катя без Сережиного совета – ни шагу. Как кто замаячит на ее горизонте – ну, вы понимаете, я имею в виду мужчину, – Катюша тут же к нему: что он скажет? Вроде смотрины устраивает, а Сергей на них – как бы за родителя. Так что как пить дать он Юрочку видел, раз свадьба назначена была. Одобрил, значит.
Вдруг она испуганно схватилась за мокрую голову:
– Ох! А теперь свадьбу придется отложить, да? Вы небось Катюшу долго продержите, пока до конца все не раскопаете? Она где? Неужели в тюрьме?
– Нет, Тамара Васильевна, вы случайно адреса Юрия Варламова не знаете?
– Вроде он где-то в Перово... – Вдруг Чупрыкина нахмурилась и косо, с подозрением глянула на следователя. Собака, уловив настроение хозяйки, глухо зарычала. – Вы что, собираетесь ему сообщить, что Катя под следствием? Бога побойтесь! Он же ее сразу бросит. Юра такой... респектабельный. Пачкаться с подсудными делами не станет. А Кате двадцать шесть лет, и она мать-одиночка. Думаете, легко женщине в такой ситуации создать семью?
Чупрыкина так разволновалась, что псина, приняв агрессивную позу, явно приготовилась к нападению на обидчика. Дементьев попытался встать, однако догиня преградила ему путь к выходу. Окрики хозяйки на нее уже не действовали: видно, в Кристи заговорила кровь ее королевских предков, возможно участвовавших в травле крупных хищников.
– Я объясню, – сказал напуганный следователь. – Екатерина Петровна, ваша соседка... она не в тюрьме. Она убита.
– Как убита? – тоненьким голоском спросила Чупрыкина, вдруг лишившись своего напористого красноречия. Опустилась на табуретку и протяжно, жалобно заплакала.
Собака отвлеклась от следователя, сочувственно лизнула хозяйку в щеку и, усевшись у ее ног, завыла. Дементьев на цыпочках покинул кухню.
Глава 25
УГОН
Вернувшись в свой родной и любимый следовательский кабинет, Геннадий тут же запросил адрес Юрия Андреевича Варламова, надеясь разузнать у жениха убитой какие-то новые детали о взаимоотношениях кассирши Семеновой с предполагаемым преступником Грачевым.
Варламова, однако, дома не оказалось. Соседи, чьи номера телефонов установить было несложно, сказали: он уехал на конференцию до понедельника.
Но Дементьев не хотел терять времени. Грачев, улизнув прямо из-под носа, задел его за живое, и Геннадию не жаль было потратить на его поиск выходные. Пусть Анжелика поскучает, ничего страшного. Все равно она собиралась в парикмахерскую, делать «химию», а это процедура на весь день.
«Фу, какое неприятное слово – химия, – поморщился следователь. – Что-то в нем есть уголовное, как будто моя Анжелика – условно осужденная. А и вправду, женщина, выйдя замуж за человека моей профессии, наверное, иногда чувствует себя отбывающей наказание. Ночевать не прихожу, в выходные отсутствую. Химия! Кто только придумал так нехорошо обозвать очаровательные женские завитушки. У моей матери, помнится, в ходу было более красивое слово – перманент...»
От размышлений о дамских прическах его оторвала очередная оперативная сводка:
– Геннадий Иванович! Тут заявление об угоне поступило.
– Это не ко мне. Пусть район занимается.
– Район-то район... Да номер угнанного автомобиля – Н 25—50 МО, «Жигули» пятой модели, белого цвета.
– Что?
– ...Зарегистрированы на имя Грачева Сергея Николаевича. Мы потому вам и звоним: машину ведь, кажется, уже нашли?
Следователь никак не мог сообразить, что происходит. Машину действительно нашли. Разбитую. В районе Звенигорода. Выходит, ехал на ней кто-то другой? Некто Икс угнал у Грачева машину и расколотил ее? А хозяин, обнаружив пропажу, заявляет... Хозяин ли?
– Кто заявитель? – спросил Дементьев.
– Дударенко Антон Антонович, механик автосервиса номер шестнадцать. Говорит, «Жигули» были оставлены владельцем у него во дворе, возле дома для ремонта. Вчера, в конце рабочего дня.
– ...А утром выхожу – как корова языком слизала! – Антон стоял перед следователем и с жаром докладывал о случившемся. Красные пятна на лице и шее говорили о его крайнем возмущении.
Он явился в городскую прокуратуру моментально, по первому зову: чувствовал себя виноватым перед приятелем, не уследил за собственностью Сергея.
– Мы еще вчера потешались с Серегой: кто ж ее угонит, такую потасканную! Ан, видать, нашлись любители. Не завидую я им, правда: тормоза ни к черту. Можно сказать, тормоза вообще отсутствуют. «Жигуль» этот – не средство передвижения, а орудие самоубийства. Особенно если ледок. До первого столба.
– Спокойнее, спокойнее, Антон Антонович, давайте по порядку. Не волнуйтесь, разберемся. – Дементьев старался придать своему голосу как можно больше уверенности, так как сам уже сильно сомневался в том, что удастся быстро разобраться.
Антон сел и улыбнулся.
– А вы молодцы. Я и не думал, что вот так сразу отреагируете. Тачка-то никакая – не правительственная, обыкновенная, старенькая к тому же. Обычно милиция на такие развалюхи чихает с высокой колокольни...
Он был прав. Дементьев не мог с ним не согласиться: действительно, не случись убийства, вряд ли кто стал бы всерьез заниматься стареньким «жигуленком».
Он придвинул к Дударенко бланк протокола для свидетельских показаний:
– Если не трудно, вы тут изложите все подробно.
– Ой, трудно... – скривился Антон. – Я писать-то не мастер, все больше по железякам. Лучше я так, на словах. А вы это... зафиксируйте, я потом подпишу.
– Ну хорошо. Итак, Грачев явился к вам с просьбой отремонтировать автомобиль. В котором часу это было?
– Да что-то около пяти.
– Он просил выполнить работу срочно?
– Да, было. Торопил.
– Уточните: срочно – это тут же, немедленно?
– Просил к понедельнику. А я говорю – ну ты и наглец, у меня же грядет уик-энд.
– Он продолжал настаивать?
– Ага. Настырный. Ну, я и не смог отказать, черт бы его подрал! Пусть бы лучше в будни, как положено, подогнал к автосервису, я бы его все равно бесплатно обслужил, по знакомству.
«Так-так-так, – подумал следователь. – Выходит, бегство было запланировано на послезавтра. А до понедельника, в выходные, преступник думал отсидеться. Награбленное с сообщниками поделить, то да се...»
А вслух спросил:
– Вы давно знакомы с Грачевым?
– С детства. Потому и согласился на этот, так сказать, внеплановый ремонт.
– Вы не заметили вчера в его поведении чего-нибудь особенного? Может быть, он казался возбужденным, взволнованным?
– Да нет вроде. Выпить, правда, со мной отказался.
– Интересно. Он как-то это объяснил?
Антон удивился:
– А зачем это объяснять? Думаете, все кругом алкоголики, что ли? Серега – он вообще не слишком-то по этому делу. Так, для компании...
– Ну да, конечно, это я просто к слову.
– Хотя нет... Вчера как раз объяснил: дело у него намечалось.
Следователь затаил дыхание.
– Дело?
– Ага. Мебель переставить подруге одной. Замуж она, рыжая, собралась.
– Екатерина Петровна Семенова?
– Угу, – подтвердил Антон и запнулся. – А вы откуда знаете?
Красные пятна, совсем было исчезнувшие с его лица, вдруг отчетливо проступили вновь. Он перегнулся через стол и, казалось, вот-вот схватит следователя за лацкан:
– С Серегой что-то случилось, да? Говорите!
– Тише, тише, Антон Антонович.
– Вот я и думаю: чего это вы так резко за работку взялись? – Его тон стал просительным. – Что с ним, скажите, а? Не скрывайте...
Дементьеву растерянность свидетеля была на руку. Он продолжал гнуть свое:
– Как вы считаете, Грачев мог сам ночью забрать свою машину?
– Да что он, придурочный, что ли? Кто ж по ночам без тормозов разъезжает? К тому же и права его у меня остались, и техпаспорт. Он бы поднялся ко мне, забрал бы.
– А он не поднимался?
– Нет.
– И не звонил?
– Нет.
– Эти документы у вас с собой?
– С собой. Вот пожалуйста.
– Благодарю. Подошьем к делу.
Антон откинулся на спинку стула, оттянул ворот свитера, дышать вдруг стало трудно.
– Понятно. Значит, никто машину не угонял. Сам он, выходит... Разбился, да? Насмерть?
Следователь ответил уклончиво:
– Автомобиль найден за городом, в кювете. Перевернутый и весь покореженный.
– За городом... к матери, значит, ехал, – тихо произнес Дударенко. – Вот тебе и пирожки с яблоками... Бедная Надежда Егоровна.
Следователь насторожился:
– К матери? У Грачева мать за городом проживает?
– Ну да. В Мамонтовке. Только вы ей сообщите как-нибудь поаккуратнее. Женщина пожилая, а он у нее единственный. Или, если хотите, я сам...
– Да нет, спасибо, не беспокойтесь. Значит, вы говорите, Мамонтовка? Это, кажется, по Ярославской дороге?
– Да, не доезжая до Пушкино.
– Не знаете, это случайно не третья зона?
– Понятия не имею. Я на электричках не езжу, у меня свои колеса есть.
«Вот и разгадка железнодорожной сезонки, найденной в сумке грабителя», – обрадовался Дементьев.
– Чего это вы улыбаетесь? – насторожившись, спросил автомеханик.
– Я не улыбаюсь. Это гримаса скорби, – брякнул следователь первое, что пришло на ум. – Распишитесь, пожалуйста, вот тут, внизу: с моих слов записано верно. Вашу фамилию и дату... Благодарю.
Поднимаясь, Антон еще раз попросил:
– Вы уж постарайтесь поделикатнее с матерью. Такое известие...
– Приложим все усилия, – заверил Дементьев, пряча от свидетеля ликующий взгляд.
Глава 26
ДУРАК ДУРАКОМ...
– Кто? Кто там?
– Откройте! Милиция!
– Иду! Бегу! Сейчас, милые.
За дверью домика кто-то на что-то наткнулся, громыхнули ведра, послышалось кошачье мяуканье, последовала суетливая возня с замком, и наконец на пороге перед следователем возникла пожилая женщина с заплаканным лицом.
– Нашли? – с ходу спросила она.
Дементьев опешил: уже все знает. Откуда? Он-то рассчитывал застать мать Грачева врасплох, а если повезет, то с ней и его самого. Конечно, мала вероятность того, что преступник скрывается у матери, но вдруг? Тем более что, как теперь выяснилось, машина могла быть угнана в сторону Звенигорода не Сергеем, а кем-то другим.
В саду под каждым из окон домика уже находились омоновцы – на тот случай, если преступник вздумает сигануть в окошко. Еще один оперативник, отстранив хозяйку, прошел в сени.
– Вы – Грачева Надежда Егоровна? – спросил Дементьев.
– Ну да, ну да, дура я старая, прости Господи, – перекрестилась она и подняла на посетителя покрасневшие от слез глаза. – Где он?
– Давайте пройдем в дом.
– Ради Бога... – проговорила женщина упавшим голосом, пропуская Дементьева в горницу, где омоновец уже заглядывал в шкаф, под кровать, за печку. – Не тяните. Говорите уж всю правду. Недоглядела я... Завозилась с пирожками. Сережа просил испечь.
«С комфортом хотел бежать, гад, – подумал следователь. – Пирожки домашние в пути трескать».
Выпечка лежала тут же горкой на противне, накрытая чистым полотенцем. Дух от нее исходил домашний, сытный. Дементьеву вспомнилось: так пахла рука Анжелики – там, в «Пирожковой», где они познакомились.
Геннадий невольно проникся симпатией к Надежде Егоровне. Несомненно, эта женщина не в курсе событий, она бы не стала покрывать преступника, даже если тот – ее сын.
«Прав был свидетель Дударенко, – решил он. – С ней нужно поделикатнее. Она не виновата, что отпрыск оказался выродком. Однако и не расспрашивать ее нельзя. Может дать ценные сведения».
А Надежда Егоровна смотрела на него со страхом – и с надеждой.
– Что же вы молчите? – сказала она. – Неужели... Боже, что я скажу Кате!
«Так. Она знакома с Семеновой, но еще не знает, что та убита. Однако ей откуда-то известно, что Грачева ищут. Значит, он заезжал сюда и что-то ей наплел. Интересно, что? И, видимо, должен был зайти сюда еще раз – за пирогами».
Что ж, нужно брать быка за рога. И Дементьев спросил в упор:
– Когда Сергей собирался заехать к вам снова?
– В понедельник.
«Логично. Все сходится. Машину он тоже оставлял у Дударенко до понедельника. Но если так, почему пироги мать пекла заранее, за два дня? Ведь сегодня только суббота. Они за двое суток подсохнут. Тут что-то не так. Не сходится. Однако не похоже, чтобы эта женщина темнила...»
– Скажите прямо, Надежда Егоровна: вам известно, где он сейчас?
Глаза ее наполнились ужасом. Побелевшие губы еле слушались.
– Он такой маленький...
Следователю на секунду стало страшно: «Вот оно какое, материнское сумасшествие. Не вынесла удара, а ведь она, кажется, далеко не все знает о злодеяниях сына. Видимо, он ей и теперь кажется младенцем».
– Такой рыженький, – выдохнула Надежда Егоровна.
– Постойте... Кто это – маленький, рыженький?
– Да Ванечка же. Кто ж еще?
«Ванечка... Что-то знакомое. Рыженький? Ну конечно: сын убитой», – Дементьев вспомнил мальчонку с цветной фотографии с обезьянкой на плече.
– Ванечка Семенов?
– Ну да.
– Он что, был у вас? И где он? Исчез?
– А я о нем толкую. Хотела накормить пирожками, дрожжи завела, пойди, говорю, погуляй полчасика в саду. Пока управилась – ни в саду нет, нигде. Так вы его не нашли?
Она вдруг глянула на Дементьева строго, точно учительница на провинившегося ученика.
– Так что ж вы расселись? Идите! Ищите!
– Мальчика мы обязательно найдем, – заверил Геннадий. – Только вы опишите его поточнее. Примета первая: рыжий. Дальше?
– Курточка у него такая особенная. Большая мышь на спине. Из мультфильма.
– Микки-Маус?
– Он. Глаза у Ванечки – голубенькие, ясные такие, большие. И веснушки даже сейчас, осенью. Росточку он, – она приложила руку к бедру, – вот такого. Еще... больше не знаю, что и сказать. Стихи любит. Чуковского.
«А что, если... – догадка посетила следователя, у него даже дыхание перехватило. – А что, если преступник забрал мальчика заложником? Поэтому и собственную мать обманул, обвел вокруг пальца. Рассчитывал сбежать в понедельник, а пришлось сматывать удочки раньше. Подстерег ребенка в собственном саду... Но если машину под Звенигородом разбил все-таки Грачев, то ребенок... Что стало с ребенком? Не исключено, что на счету преступника теперь не две, а три жизни, и одна из них – детская. Нет, не будем впадать в панику. Действовать нужно так, будто Ваня Семенов жив и здоров. И, не откладывая, объявить розыск».
– Я сейчас, минуточку, – сказал он Надежде Егоровне и вышел в сад.
Подозвал ближайшего милиционера из тех, что сидели в засаде, отдал ему распоряжение немедленно связаться с МУРом, с отделом розыска пропавших детей. А также срочно увеличить и размножить подшитую к делу фотографию мальчика – цветную, ту, что с мартышкой.
Теперь предстояло, вернувшись в дом, приступить к самой сложной части разговора: сообщить матери о тяжком подозрении, падающем на ее сына. «Поаккуратнее... поделикатнее...» Тут соблюдай не соблюдай деликатность, а придется нанести женщине жестокий удар.
– Надежда Егоровна, – начал он, – вы только, пожалуйста, держите себя в руках... Крепитесь.
Она глядела на него просительно, словно молила о пощаде.
– Видите ли... мать Вани, Екатерина Петровна Семенова, была убита вчера вечером.
– Катюша? О Господи, Господи, упокой, Всеблагой, ее светлую душу. Прости ей прегрешения, вольные и невольные. И у кого же это рука не дрогнула? У какого ирода?
Как он жалел сейчас, что приехал в Мамонтовку. Неужели нельзя было поручить это местному отделению? С преступниками разговаривать – это одно, с матерями преступников – совсем другое. Постарался ответить на ее вопрос спокойным, отстраненным голосом:
– Подозрение падает на Грачева Сергея Николаевича. Увы, все улики против него. – Он сжалился и добавил: – Пока...
Надежда Егоровна молчала и только мелко крестилась, будто защищалась.
– Нет, – наконец промолвила она, и сказано это было твердо, без тени колебания. – Не верю. Этого не может быть. Бог не допустил бы.
Дементьев чувствовал себя чуть ли не виноватым.
– Следствие, конечно, еще не окончено, но...
– Вот и расследуйте, – на удивление очень спокойно сказала она. И даже перешла на «ты». – Иди и расследуй. Хватит языком чесать. Глупости всякие городить мне тут. Дурак дураком.
Геннадий убрался из домика Грачевой, как побитая собака.
Засада осталась на месте. На случай, если подозреваемый все-таки явится, как собирался, в понедельник. Или еще раньше.
Возвращаясь в Москву, Дементьев ловил себя на том, что мысленно все чаще называет Грачева «подозреваемым», а не однозначно – «преступником», как до встречи с его матерью. Странно, но спокойная уверенность Надежды Егоровны в невиновности сына поколебала его, обычно не склонного поддаваться чувствам. Более того: женское сердитое – «дурак дураком» – почему-то не показалось ему обидным.
Глава 27
ПОБИРУШКА
Вот и пролетел уик-энд.
У кого-то выходные прошли в тяжких трудах и заботах – как, например, у следователя Дементьева.
Кому-то, как Сергею Грачеву и Надежде Егоровне, принесли неожиданные потрясения.
Но основная масса людей все-таки в эти дни, как и положено, отдыхали. И теперь, к утру понедельника, находились в отличном настроении.
Вот и Юрий Андреевич Варламов, вернувшись из поездки, весело насвистывал, пока лифт поднимался на шестой этаж. Но глаза этого человека оставались, как обычно, холодными.
Прежде чем отпереть обитую дерматином стальную дверь с фигурным глазком, он позвонил в квартиру соседки. Выглянула та же неопрятная тетка, что два дня назад разговаривала с Сергеем и Ваней. Теперь она не сердилась. Ее лицо при виде Варламова расплылось в радушной улыбке.
– Новостей нет? – сухо поинтересовался Юрий.
– А вот и есть! – гордо доложила тетка.
– Ну?
– Значит, так. – Она вытянулась перед ним, как солдат перед генералом. – В пятницу, только вы уехали, в вашу дверь ломились.
– Так уж и ломились? – Юрий оставался невозмутимым, и это соседку уязвило: она рассчитывала на другой эффект.
– Еще как! Ногами колотили, – обиженно говорила она. – Чуть обивку не попортили.
– Ну, обивка не самая большая драгоценность, – заметил Варламов.
– Кому как, – поджала губы соседка. Ей ужасно хотелось обзавестись такой же красивой обивкой.
– Кто это был?
– Парень помоложе вас. Усатый, высокий.
– Усатый, высокий, – задумался Юрий. – Гм...
– Пуховик еще у него был чем-то испачкан. И с ребенком.
– Парень с ребенком? Колотили в дверь? Квартирой ошиблись, что ли?
– А вот и нет. Я спросила: чего, мол, тут расхулиганились? Я ведь, Юрий Андреич, как вы велели, ваше имущество стерегла, оберегала.
– Ну спасибо, спасибо.
– А они говорят: мы к Юрию Андреичу. И фамилию вашу правильно назвали. А мальчонка говорит – мы к дяде Юре. Может, родственники?