Текст книги "Всё хорошо!"

Автор книги: Татьяна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Как вы так можете не вникать в литературную ценность моей работы!

– А я как раз вник, Чесноков!

Назревающую ссору прервало появление известного писателя Куприна в его дежурной тюбетейке. Он снял пальто и молча уселся рядом с Сомовым. Тот, так же молча, подвинул ему наполненный стакан. Куприн выпил.

– Константин Андреич, что ж ты мне иллюстрации обещанные не несешь? – попенял другу Куприн, разглядывая наброски карикатуры.

– А я, Александр Иванович, ожидаю, когда вы мне должок отдадите, – парировал Сомов.

– Издатель, гад, гонорар не платит! – гневно возразил писатель.

– Как так «не платит»? Третьего дня заплатил-с! – возмутился книгоиздатель Сойкин.

– Так он уж пропил все! – восторженно воскликнул Чесноков. – Хотите, эпиграмму расскажу? Гиляровский написал, не я, – предупредил он, опасливо взглянув на Сойкина.

Если истина в вине,

Сколько ж истин в Куприне?

Скучающая публика с удовольствием рассмеялась.

Писатель Куприн отодвинул стул, подошел к Чеснокову, взял вилку со стола и принялся накалывать на нее пельмень.

– Неужто вы, Александр Иванович, закусить решили? – хохотнул Чесноков, отчего его круглый животик смешно затрясся.

Куприн посмотрел на пельмень, потом на животик и аккуратно приколол к последнему вилкой на славу слепленный давыдовский продукт.

Чесноков заверещал.

Петух Будимир, все это время наблюдавший за залой из приоткрытого окна, не мог уже переносить такого бедлама и влетел в помещение. Надо было остудить пыл писателя, а то, не ровен час, в участок заберут! Кто ж ему зерно на подоконник сыпать будет? Будимир подлетел к разгоряченному автору и точным движением подхватил с его головы расшитую тюбетейку. Писатель отвлекся и бросил ошалевшего Чеснокова, пытаясь поймать птицу. Будимир ретировался к окну. Все повскакивали и давай кто чем размахивать. В суматохе выронил наш крылатый герой тяжелый головной убор, да и упал тот прямо на голову черту лысому, что под окошком в кресле от хохота крючился. Черт, не будь дурак, вскочил в окно, за Будимиром вслед, да и был таков.

Публицист Валдазов вдохновенно дописывал заказную статью:

«Еще один пример беспробудного пьянства пришлось мне наблюдать вчера в ресторане „Капернаум“, что на Владимирском, 7. Писатель Куприн, известный своим пристрастием к зеленому змию и крутым нравом, приколол к животу коммерсанта Чеснокова пельмень в ответ на неуважительное поведение последнего. По словам бармена упомянутого заведения, „писатели – пьют зло-с. Злее писателя один только мастеровой пьет-с“.

Зеваки же на Литейном наблюдали в тот вечер удивительное зрелище – белый голубь летел через весь прошпект необыкновенно низко и как будто что-то синее и тяжелое в клюве нес. Другие, видимо только вышедшие из питейных заведений, уверяют, что голубь ничего не нес, просто следом летел, а головной убор с синими звездами, похожий на тюбетейку, плыл по воздуху сам по себе до самого моста, а потом поплыл через Неву, но уж не над мостом, а под ним. Самые отчаянные фантазеры уверяют, что в это время у Литейного появился мост-двойник, который вырастает из тумана раз в сто лет и ведет то ли в ад, то ли в рай, то ли в прошлое, то ли в будущее».

Глава вторая

МИЛЛИОН

Александр Иванович Добряков, кандидат и даже без пяти минут доктор математических наук, не всегда был Александром Ивановичем и кандидатом. Буквально вчера, каких-то два десятка лет назад, он еще был Сашкой, Санькой, Алексом или просто Добряком, любил пирожное «картошка», кино «Назад в будущее» и соседскую дворнягу по кличке Компостер. Еще он любил ходить в поход, группу «Наутилус Помпилиус» и книжку «Золотой теленок», которую подарил отец. А еще… Впрочем, проще перечислить то, что он не любил: всего две вещи – скрипку и отсутствие логики.

Его родитель, скрипач знаменитого оркестра знаменитой филармонии Иван Сергеевич Добряков, а впоследствии Джон Добрякофф в другом оркестре и другой концертной организации, мечтал о лаврах отца Моцарта, но вскоре испытал глубокое разочарование. Сын не то чтобы не имел слуха или был туп. Он был категорически неартистичен и катастрофически несговорчив. Жили они не богато и не бедно, отдельная «двушка», не коммуналка, на Гороховой, иногда гастроли, и тогда в квартире появлялась новая мебель, телевизор, даже магнитофон «Sony» – предмет зависти всего класса. Все было бы ничего, если бы не эта проклятая скрипка. Маман, Александрина Давыдовна, преподавала в музыкальном лицее, куда, естественно, заперли и Сашку, видимо для того, чтобы каждый день ездить по ушам этим проклятым смычком, проколупывая в мозгах дырку, в которую, как кипяток, вливали всех этих Паганини, Брамсов и Гайднов, приговаривая: «Ничего из тебя не выйдет».

«Где же логика? – спрашивал отупевший от гармонии Сашка. – Если из меня все равно ничего не выйдет, зачем мучиться?» Вопросы зависали в воздухе, как капли осеннего дождя, который не проливается на землю, а пропитывает все вокруг, и вдруг ты уже не понимаешь, где дом, а где отражение, где река, а где мост, где ботинки, а где лужа. Маман поставленным голосом доходчиво объясняла, что он обязан соответствовать своей фамилии и не подрывать ее авторитет, а также репутацию отца.

Однажды, когда город окончательно размяк, как хлеб в киселе, отец вышел из дома с потрепанным гастрольным чемоданчиком и футляром, надежно прикрывающим уникальную скрипку, единственное приданое Александрины Давыдовны, и превратился в отражение, в неясный скрипучий голос на другом конце телефонного кабеля, соединяющего континенты. Спина Маман стала еще прямее, голос еще увереннее, а объяснения еще непонятнее. Сашка не мог взять в толк, как можно было уехать на другой конец света, бросить его и мать от большой к ним любви?

«Где же логика? – рассуждал озверевший от трех часов в очереди за колбасой неудавшийся скрипач. – Если любит, стоял бы сам за продуктами!» Муки Сашки усугубляли внезапно нахлынувшие пубертат и капитализм. И то и другое противоречило здравому смыслу и было под стать охватившей всех подружек Маман эпидемии слабоумия с заряженной магами водой, телегипнозом и снятием порчи.

Алекс уже не искал логику в компоте из пустых обещаний и смешных иллюзий, который в небогатом меню из двух блюд называется «жизнь». Однако второе блюдо было еще менее привлекательным, и Алекс после школы, задвинув консерваторию, поступил на матфак, закончил аспирантуру по кафедре логики и теории систем и был направлен в «Холодильник» – Институт низкотемпературных технологий на улице Ломоносова. Законсервированный и гармоничный, жил он себе и не тужил особенно ни о чем, кроме категорической нехватки двух вещей – любви и денег.

Женщин Александр Иванович не понимал. Неадекватность их реакций предлагаемым обстоятельствам препятствовала устойчивой коммуникации, а уж тем более женитьбе. Впрочем, еще в тот хлюпающий затихающими шагами отца вечер он понял, что не станет так рисковать. Завести ребенка и бросить? Где же логика? А если жизнь с чужой теткой станет адом? Единственная женщина, которой прощалась невыносимая легкость ее бытия, – Маман.

Будучи Сашкой, он мечтал накопить много денег, чтобы купить ей заграничные духи и блестящие сапоги на шпильке, Алексом – стиральную машину-автомат и путевку в Италию. Став Александром Ивановичем, он перестал мечтать, но продолжал копить деньги. Так, со времен Сашки и до сегодняшнего скучного дня, он накопил ровно один миллион рублей, исполнив мечту свою и товарища Бендера.

Александр Иванович медленно продвигался от «Холодильника» к месту приработка – элитной гимназии на Морской улице. Замороженные слезы ангелов мелкой крупой бились в лицо и застревали в еще густой шевелюре, импозантно тронутой инеем времени. На углу Ломоносова и Фонтанки, возле огромного парадного подъезда Центробанка, он встретился взглядом с бронзовым Александром II. Тот укоризненно покачал головой, видимо не одобряя упаднического настроения тезки. Или это дрожал зыбкий осенний туман? С макушки императора взмыл грязно-белый голубь.

«Может, школу бросить? Нет, мать в Италию свозить, а потом школу бросить. Одна поездка – и нет миллиона. А вдруг штат сократят?..»

Ноги привычно мерили получасовой маршрут, который различался лишь мостами. Хорошему настроению полагался Лештуков мост с перспективой на Суворинский театр (БДТ) и чудесным видом на соседний Чернышев (мост Ломоносова), нейтральному – прямой путь к бюсту основателя Российской академии наук по одноименному мосту. Сегодня маршрут был проложен через Семеновский – на оси Гороховой улицы, что соответствовало самому дурному расположению духа.

– Александр! – Звонок Маман ничего хорошего не предвещал. – Ты опять забыл зонтик! Зайди домой и возьми зонт и бутерброды!

– У меня урок.

Но попытка соврать не удалась. Маман знала расписание наизусть, так же как и маршрут. Еще на середине моста, в окружении банально-свинцовой ряби он увидел решительный силуэт, выплывающий из арки дома номер 28. Он шел по воде, как Христос, направляясь к неизбежному, чтобы взять в руки свой старомодный крест в виде черного потрепанного зонтика и пары бутербродов с паровыми котлетками. Шел наперекор логике, подсказывавшей, что уже не Маман должна готовить бутерброды… Именно в этот миг ему улыбнулся скелет. Скелет был бел, как мечта о снеге. На шее у скелета висела черная металлическая цепь, а в руках – проклятая скрипка и смычок. Вспыхнул и погас потусторонний свет в пустых глазницах. Смычок взлетел над скрипкой, пристроенной к лицевой кости, и принялся ее пилить, точно Шура Балаганов гирю…

– Ничего, что я тут без прически и макияжа, как лавочница, уже полчаса дожидаюсь?

Маман бесцеремонно ткнула в бок колючим концом зонта, запихала контейнер с котлетками в его карман и гордо удалилась в арку. Александр Иванович огляделся. Скелета не было. Только откуда-то доносился стук барабанов. Это стучало сердце миллионера.

Гимназия нравилась Александру Ивановичу тем, что в отличие от проклятого лицея там играли разве что на модных ныне недокомпьютерах и перетелефонах, ну и, банально, на нервах.

– Александр Иванович! Не могли бы вы уделить мне пару минут? – Растрепанная дылда, классная руководительница 6 «г», нависла над ним в школьной арке.

Отодвинувшись подальше, чтобы не смотреть снизу вверх, он задал вполне логичный вопрос, замечая время:

– А вы успеете сформулировать?

– Успею! Мне кажется, что работать без учебного пособия достаточно сложно и для детей, и для родителей. Не могли бы вы скинуть мне электронный вариант домашних заданий? Мне без конца звонят родители и требуют. К тому же из-за технологии логики у нас в классе нет ни одного отличника! Даже Вадик Четвертаков! Пожалуйста…

– Осталось двадцать секунд! Вы хотите услышать ответ или будете продолжать?

– Я вас слушаю…

– Удивительно! Обычно меня в этой школе никто не слушает. А вы и ваш класс в особенности! Я уже объяснял, что даю задание по мере освоения материала детьми на уроке. Разве я могу предугадать заранее, сколько они осилят? Может, мне давать заведомо невыполнимое задание ради вашего пособия? Вы, Мария Николаевна, первая жаловаться побежите! Ну, где же логика?

– Да, с логикой плохо. – Ноги удалились, оставив шлейф дорогого французского аромата, напоминавшего духи, которые он регулярно дарил Маман на Восьмое марта.

Александр Иванович раздраженно поспешил на урок. В коридоре, у гардероба, он споткнулся об огромный баул, из которого торчала хоккейная клюшка.

– Никакой логики. Дождь на дворе, а они в хоккей играют, – пробормотал он, пытаясь обойти преграду.

– Алекс, приветствую! – Какой-то расфуфыренный хлыщ протягивал ему руку.

Александр Иванович автоматически пожал конечность и продолжил движение.

– Сашка! Добряков! Неужели не узнал? – Мужчина не сдавался.

Александр Иванович внезапно почувствовал себя Сашкой. И тут же понял, что хлыщ – не хлыщ, а Митька Четвертак из параллельной группы.

– Митька! Да тебя и не узнать! Привет! Ты чего тут делаешь?

– Да вот, сыну форму привез. Хочу на вахте оставить. Ему на тренировку после уроков, а я занят буду.

– Постой, так это твой оболтус у меня в классе балду гоняет?

– А ты, значит, и есть Иа-Иа?

– Кто-кто?

– Не важно. Слушай, давай-ка вечером посидим где-нибудь! Я так рад, ты не представляешь! Про логику свою мне расскажешь! Ты там же, на Гороховой?

Александр Иванович насупился и хотел было отказаться, но отчего-то лишь послушно потряс головой, сам себе напомнив персонажа знаменитого мультфильма.

– Так я зайду за тобой часиков в семь? Ну, до вечера! – Четвертак затащил баул в подсобку к охраннику и удалился.

Учитель технологии логики поспешил в класс. Весь урок он думал о странной встрече, а в конце урока дал странное задание. Конечно, никто не выполнит… Зачем он тратит здесь время?

«Где же логика?» – привычно спрашивал себя наш герой, жуя на ходу паровую котлетку по дороге обратно в «Холодильник».

Дождь надоедливо приставал к щекам. Когда капли стали скатываться за ворот, Александр Иванович остановился, открыл зонт, постоял немного на углу Фонтанки и Апраксина, закрыл зонт и аккуратно поставил возле урны у ресторана «Тритон». Глупые рыбы в окне удивленно всплеснули плавниками.

– Мальчик мой! Ты не забыл, что сегодня мы идем в филармонию? – Маман стояла в дверях гостиной на высоких каблуках, в длинном красном платье и длинными пальцами с красными ногтями держала красную губную помаду.

– Забыл, – буркнул Александр Иванович и попытался прошмыгнуть в свою комнату, будто «двойку» по специальности схлопотал.

– Я не понимаю такой безответственности! Сегодня гастроли оркестра, в котором твой отец проработал столько лет. Кстати, я тебе забыла сказать: вечером к нам заглянет его друг, Мишель Ковальский. Он привез тебе скрипку отца. Это было его последнее желание, последний подарок…

– Не нужны мне от него подарки. Ни от живого, ни от мертвого.

– Ты жесток и несправедлив. Отец всегда думал о тебе. Ты же сам после школы не пожелал ехать учиться в Америку. Ладно, времени нет. Одевайся. Кстати, а где ты опять забыл зонт?

– Я не пойду. А зонт я выбросил. – Чувство триумфа и удивительной свободы охватило Сашку. – Вы-бро-сил!

Спина Маман ссутулилась, начес обвис, и она стала вдруг похожа на поганку на тонкой ножке в пустом осеннем лесу.

– Извини, мам. Я правда очень устал. К тому же я Митьке Четвертаку обещал сегодня с ним встретиться. У меня его телефона нет. Он придет, будет неудобно…

– А мне гадости говорить удобно! Ну да ладно. Рада, что ты решил встретиться с другом. А то, как сыч, один. – Маман уже набирала номер. – Верунчик, собирайся. Через час концерт. Жду тебя возле Филармонии на Невском…

Александр Иванович добрался, наконец, до своей комнаты, закрыл дверь, открыл книжный шкаф. Там, на нижней полке, стоял сейф. Задернув поплотнее гардины, он набрал код, открыл металлический ящик и удовлетворенно оглядел свое состояние – две весомые пачки по сто купюр самого высокого достоинства. Он достал одну пачку и пересчитал. Ветер в душе утих. Чудесная, плотная, тяжелая – как шоколадка на день рождения. От нее исходил тонкий аромат печатной краски и чего-то еще.

Кто-то позвонил в дверь. Деньги вернулись на место, Александр Иванович поспешил в прихожую, но Маман, как всегда, была первой.

– А, Димочка, проходи, проходи, дорогой!

– Александрина Давыдовна, да вы просто красавица! Все моложе с каждым годом!

Митька церемонно шаркнул ножкой и приложился к ручке. Маман шутливо присела в книксене, накинула кроличье манто и царственно удалилась.

– Алекс, блин, у вас тут что, заповедник? Я будто в прошлый век попал. Класс! Ну давай пойдем, вискаря хлебнем где-нибудь.

Митька вывалился в подъезд. Александр Иванович послушно отправился следом. На Гороховой было людно. Четвертак остановился и долго ловил противно щелкающий телефон в карманах черного велюрового плаща, потом так же долго что-то объяснял в трубку. Александр Иванович, от нечего делать, ловил губами дождь и разглядывал кусочки полной луны, временами выползавшие из-за туч. Они медленно двигались к Фонтанке. Фонарь, воспетый Блоком, раскачивался на растяжке, фокусируя в рассеянном свете суть пословицы «Капля камень точит». Точеные каменные уступы домов окружали тесный каньон Гороховой улицы. Вдруг вспомнилась и зазвучала в ушах «Прелюдия» Рахманинова, да так явственно, что захотелось поискать глазами исполнителя. Он был тут как тут. Знакомый скелет самозабвенно играл на скрипке. Александр Иванович остановился. То есть он бы, может быть, и не хотел останавливаться, но ноги увязли в асфальте, как в болоте. Взгляд скелета, как рентген, просвечивал тщедушную плоть Александра Ивановича, зубы подло скалились, а скрипка звучала все сильнее. Алекс закрыл глаза и начал медленно опускаться в болото, которое призывно шелестело шорохом шин. Сильная рука подхватила Сашку и выдернула из трясины.

– Алекс, ты куда улетел?

– Там скелет, – стеснительно признался Александр Иванович, не в силах оторвать глаз от зловещего оскала.

– Ну скелет, и что? У меня возле офиса метровый член в витрине секс-шопа. Кстати, раньше тут ничего такого не было. Давай зайдем посмотрим.

Скрипка утихла, и Александр Иванович с некоторой неловкостью осознал, что и вправду ничего. Всего лишь витрина нового кафе «Ротонда», скелет из магазина школьных товаров, скрипка вообще бутафорская. Вот только музыка? Музыка время от времени, как болезнь, появлялась в голове преподавателя логики, препятствуя логичному ассесменту ситуации. Тяжелое детство и дурная наследственность. Отряхнув морок, он последовал за бывшим другом. Кафе как кафе. Только на стенке огромный рисунок с «храмом Сатаны» – их Ротондой. Сашка долго рассматривал знакомый подъезд. На изображении он выглядел таинственнее, чем в жизни.

– Помнишь, как мы ночью по «лестнице дьявола» поднимались с завязанными глазами?

В центре Ротонды, круглого подъезда, вписанного в жилой дом, находилась лестница. Ходили слухи, что если идти по ней с закрытыми глазами, то она никогда не закончится, и можно подняться на небеса или спуститься в преисподнюю. Они проверяли много раз, но то ли подглядывали, то ли вранье все, но поднимались только до маленькой площадки под куполом. Там весь потолок был исписан разными желаниями – от эротического бреда до революционных лозунгов. Однажды Санька в уголке ручкой приписал: «Хочу, чтобы отец вернулся», – но он не вернулся – и Санька больше в Ротонду не ходил. После перестройки, когда стало можно ездить за кордон, Маман раз в год уезжала к мужу на пару недель. Млея от великодушия, Алекс уговаривал ее остаться там, с отцом. Но у Маман было много странностей, и одна из них – любовь к кладбищам. Санька не видал никаких бабушек и дедушек, дядей и тетей. Все они поумирали до его рождения или в годы его бессознательного детства. Кто после блокады, кто во время, кого-то расстреляли… Маман каждое последнее воскресенье месяца брала сумку с тряпкой и веником и ехала на одно из трех кладбищ, где убирала могилки раскатанной временем большой семьи. Но в глубине души Санька знал: причина в нем, Маман никогда его не оставит – и был ей благодарен за это.

– А помнишь, как мы черта ловили? – Митька рассматривал меню. – Ты еще с него тюбетейку стащил, а там рога.

– Ну да, только это не рога оказались, а пластырь. А мужик мне по шее вдарил так, что я потом неделю на скрипке играть не мог, рука не поднималась.

– Тут круто все. Глянь, коктейль «Бессмертие» или вот: «Исполнение желаний». Давай-ка по «Бессмертию», пока еду ждем.

– Я вообще-то не пью, – робко попытался возразить Александр Иванович, но не был услышан.

Они заказали «филе трупа северного оленя» и принялись за коктейль. Похож на дайкири. Алекс помнил рецепт еще с тех пор, когда Хэм был в моде. Потом попробовали «Путь в преисподнюю» и запили классической «Кровавой Мэри». Митька почти не изменился – такой же хохмач и циник. Только вот где-то в глубине точно нарыв у него. А так мужик классный, фирма строительная, машина, и без понтов. Вспомнили Универ, поржали над преподами… После «Мэри» и филе Сашка совсем размяк и даже рассказал про свой миллион. Митька задумался. А потом сказал:

– Слушай, на кой хер тебе этот миллион? Лучше машину купи, девушек на свидания возить будешь, Маман на дачу, в клуб автолюбителей запишешься. Мы же с тобой вместе в автошколе учились. Вспомнишь на счет «раз». У меня у друга, Сереги Козлова, может, помнишь, с физфака, автосалон в Лахте. Поедем выберем. Еще и деньги останутся. А летом можем в Финку вместе рвануть, ты – с Александриной Давыдовной, а я Вадьку прихвачу.

– Почему только Вадьку, а жена где? – Сашка сразу понял, что задал не тот вопрос.

Четвертак сник и сухо сказал:

– Умерла. Два года уже. Рак, – потом опрокинул стакан, хлопнул друга по плечу и с напускным весельем воскликнул: – А давай-ка по девчонкам! Гляди, какие красотки, вон там у стойки.

– Какие красотки? Это ж Дылда, классная шестого «г», а вторая…

– Вторую я знаю: Джинсовая Леди – крутая писака из журнала «Жираф». Ладно. Держи стакан, желание загадаем, все-таки мы в Ротонде почти. А потом по бабам! – Митька налил, поднял бокал нетвердой рукой и торжественно сказал: – Хочу жить вечно, чтобы Вадька больше никогда никого не хоронил! Теперь твоя очередь.

– Хочу, чтобы мой миллион деревянных превратился в миллион долларов! Чтобы мать по урокам не бегала, а жила бы у теплого моря в красивой вилле. Хочу быть таким богатым, чтобы никогда о деньгах не думать!

– Как много у вас желаний, молодые люди! – Костлявый тип в тюбетейке остановился у столика. – А что взамен предложите? У нас тут, знаете ли, «Храм Сатаны», а не благотворительная организация!

– Да что хочешь забирай! – Митька широко махнул рукой, указывая на стол, и плеснул вискаря в лишний бокал.

– Я подумаю.

Странный тип заковылял к выходу. Из одной брючины торчал ботинок на высоком каблуке, а из другой – копыто. Александр Иванович протер глаза. Оба ботинка были на месте. И это были обычные Митькины ботинки.

Вечер он помнил смутно. Джинсовая Леди кружила его в танце, скелет заговорщицки кивал черепом, Митька хлопал по плечу и обещал забрать из школы и отвезти на Лахту за машиной, Джинсовая Леди обещала весь выходной кататься с ним на новом авто, а Дылда удивленно хмурилась и на Митьку поглядывала.

По возвращении он, конечно, не смог достойно поддержать беседу Маман с виолончелистом Ковальским. Лишь мельком взглянув на отцовский старый футляр, отметил, что вещи долговечнее и постояннее своих хозяев. Скрипка вернулась, а отец нет.

К счастью, в институте у него был методический день, а в школе только четвертый урок. Поэтому он спал долго. Он слышал, как Маман, собираясь в лицей, напевает куплеты Тореадора, как хлопает входная дверь, как цокают ее каблуки по ступенькам потрескавшейся лестницы в ободранном подъезде… Что-то очень важное случилось вчера. Митька? И он тоже. Но главное… Александр Иванович вскочил с кровати. Надо было проверить, что та самая Джинсовая Леди была не мороком, не сном, что сегодня он купит машину и непременно будет катать ее по паркам весь выходной…

Он схватил телефон и в небогатой номерами записной книжке отыскал новое имя – Станислава. Осмысленность и логичность вдруг замаячили среди океана хаоса. Александр Иванович открыл сейф, аккуратно уложил пачки в портфель, подумал и выложил обратно. Потом. Нельзя же в самом деле тащить это в школу. Полный любви к людям, Александр Иванович отправился на урок.

К его удивлению, задание было решено. Четвертаков определил в произвольном множестве связанные элементы и выделил формулу Е=mc² из набора цифр, написанных на кирпичах башни Грифона на Васильевском острове. Это было задание вступительного теста по логике, который они в Универе писали. Молодец парнишка! На перемене Мария Николаевна как-то особенно неловко зашла в класс и, пряча глаза, попросила мобильный телефон Митьки. Он дал. Не жалко. Просил только взамен передать привет подруге. Обещала. На душе было тепло, а на улице холодно. Александр Иванович поджидал друга уже минут пятнадцать, когда зазвонил телефон.

– Алекс, извини гада, у меня тут запарка, клиент сложный, никак не успеваю. Я тебе скинул адрес салона и телефон Сереги Козлова – директора. Он тебя встретит и в лучшем виде все оформит. А я подскочу вечерком. Удачи! Марии Николаевне от меня привет, если увидишь.

– Видел уже и телефон твой дал. Не против?

– Ну дал так дал. Разберемся. Гони уже к Козлову, а то передумаешь.

– Ладно. Поеду.

Александр Иванович шел домой. Он старался не глядеть по сторонам. Ему не хотелось встречаться взглядом с неприятным соседом в витрине.

Маман, судя по запаху обеда, уже вернулась. Она лежала на диване и была похожа на восковую куклу – маленькая, все еще стройная и очень бледная. Это было странно. Он редко видел ее в горизонтали. От этого стало как-то не по себе.

– Мам, ты в порядке?

– Если не считать огромного разочарования от твоего поведения!

Маман отчитала его за пьянство и отправила в магазин. Александр Иванович решил, что купит продукты на обратном пути, зашел в свою комнату, снова открыл сейф, сложил пачки в портфель и хотел было вызвать такси, но передумал. На метро и быстрее, и дешевле.

– Александр, нам надо серьезно поговорить! Теперь, когда у нас есть скрипка…

– Опять скрипка? При чем здесь скрипка? Я в руки ее не возьму. Никогда! Я все детство с этой вашей скрипкой промучился и теперь опять?

– Мальчик мой! Выслушай меня! Нам пора поменять нашу жизнь!

– А вот тут ты права! Именно этим я собираюсь заняться! Я еду покупать машину. Буду ездить в Финляндию, буду катать красивых девушек, буду чувствовать себя человеком!

– Зачем? Автомобиль в нашем городе-это так опасно и так дорого! Куда тебе ездить? Везде пешком два шага. Нет, ничего покупать не нужно. Сядь и выслушай меня. – Маман торжественно открыла футляр.

И тут внутри Александра Ивановича случился пожар. Он вдруг вскочил, стукнул кулаком об стол, так что ненавистный инструмент подпрыгнул в коричневом гробике.

– Оставь меня в покое! Слышишь? Оставь в покое! Мне сорок три года! Я взрослый человек. Сколько можно за меня решать? Ты… Ты мне всю жизнь сломала!

Александр Иванович выскочил из квартиры и быстрым решительным шагом направился к метро.

В вагоне почти никого не было. Только странно знакомый тип в тюбетейке. Александр Иванович смутно припомнил что-то про благотворительную организацию и хотел было поздороваться, но на том месте уже сидела стайка молодняка, уткнувшись в гаджеты. Видимо, тип вышел на предыдущей остановке.

В салоне стандартно милые девушки напоили его кофе и отправили на тест-драйв новенького «Шевроле Каптива». Поначалу вести машину было трудно, но мысль о выходных со Станиславой придавала ему сил. Телефон звонил раз десять. Маман. За рулем нельзя отвлекаться. Алекс выехал по Приморскому за город. Давил на газ и всем телом ощущал мощь мотора, работающего в унисон с его сердцем. Давно он не был так счастлив. Новое для него ощущение скорости, власти над пространством и защищенности пьянило. Алекс не мог расстаться с машиной, но выяснилось, что ее выдадут только завтра, после предпродажной подготовки. Он внес залог в размере пятидесяти процентов и поехал домой. Мерный стук колес так не похож на шелест резины по асфальту, а темнота за окном – на гирлянды новогодних огней, которые уже начали развешивать в городе. Стало грустно и страшно. Почему-то припомнилось дурацкое название из вчерашнего меню – «Путь в преисподнюю». Поднявшись по бесконечному эскалатору на «Садовой», Александр Иванович вздохнул с облегчением и решил прогуляться. Остатки денег в портфеле, казалось, притягивали взгляды окружавших его прохожих, странная тревога поселилась в душе. Надо бы убрать подальше. Зашел домой. Дверь в комнату Маман была закрыта. Потихоньку проскользнул к себе, открыл сейф и освободил портфель. Его охватила паника. Миллион, такой круглый, красивый и нежно пахнущий, перестал существовать. Миллион, который с небольшой доцентской зарплаты он собирал по крохам, чтобы потом быть свободным и независимым, был разбит, растерзан, раздавлен металлической громадой «шевроле». Александр Иванович обхватил голову руками. Нет. Мать была права. Не нужна ему никакая машина. Парковать негде, денег на бензин не напасешься. А Стася? Ну что ж, если ей нравится он, так и пешком пройдется, а если автомобиль, так и бог с ней. А вдруг ему деньги не вернут? Надо позвонить Митьке. Телефон молчал. А что, если весь вчерашний странный вечер – маркетинговый ход салона, чтобы покупателя заманить? Скорее! Надо успеть до закрытия! Не заглядывая к матери, Александр Иванович спешно направился к метро, вскочил в переполненный вагон и через сорок минут уже доходчиво объяснял Козлову всю нелогичность своего скоропостижного решения. Серега был не против. Он велел выдать деньги, пожал руку и передал привет Митьке. Александр Иванович торопился. Только сейчас вдруг стало стыдно и жалко Маман. Что на него нашло? Но он все объяснит. И даже попросит прощения.

Маман в комнате не было. Не было и на кухне, только кастрюлька с консоме и паровыми котлетками. В туалете, ванной, в его комнате – нигде. В дверь постучали. Сосед, ветеран с трясущейся головой, сказал, что Маман увезли в дежурную больницу. Что-то с давлением. Сашка дрожащей рукой схватился за телефон, набирая все номера сразу. Ветеран забрал трубку, позвонил в 09, потом в справочную «скорой помощи» и сказал Сашке ехать в Мариинскую больницу.

По выделенной для общественного транспорта полосе не ехал ни один троллейбус, не спешили маршрутки, не двигались такси. По полосе торжественно шествовала пара грязно-серых лошадей. За ней со страшным грохотом тащилась карета. Карета была черного цвета и напоминала катафалк. Александр Иванович вытащил из кармана новенькую купюру, сунул извозчику и заорал:

– Гони в Мариинскую больницу на Литейный!

Извозчик внимательно изучил купюру, посмотрел сквозь нее на раскачивающийся фонарь и кивнул.

Черная карета неслась по Семеновскому мосту, расталкивая автомобили и пугая прохожих, по Гороховой до Загородного, потом по Владимирскому мимо собора и, сопровождаемая колокольным звоном вместо сирены, перелетела через Невский, затормозив у чугунных ворот.

– Где… Где здесь приемный покой?

– Мы после двух часов дня трупы не выдаем. – Охранник смотрел увлекательную передачу «6 кадров». Отвлекаться не хотелось. Но долг прежде всего. В нижнем правом квадрате поделенного на секторы экрана он заметил, как гражданин тихо сползает со стойки на пол. – Нажрутся как свиньи и шастают. – Грузное тело охранника нехотя развернулось, рука ухватила страдальца за шиворот. – Вроде не пьяный. Вы, гражданин, больной, что ли? А на катафалке зачем приехали? На карете? Ну так вам не сюда. У нас тут простая больница, а вам в психическую.