Текст книги "Нам нельзя (СИ)"
Автор книги: Татьяна Анина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 10
Мы стояли в широком коридоре больницы скорой медицинской помощи. Двери всё время открывались. Ввозили больных, вкатывали на каталках. Бегал медперсонал. Жизнь била ключом.
Трэш кутал меня в белую дублёнку и прижимал к стене. Отошёл от меня только тогда, когда появился Антон Иванович в обществе молодого полицейского.
Тоша конечно с иголочки. Модная куртка на меху, джинсы, свитер тонкий. Прямо Сонькина мечта.
– Екатерина Николаевна, – обратился ко мне полицейский. – Подпишите.
Мне сунули в руку ручку.
– Что это? – ошарашенно спросила я.
– Это заявление. Вас пытались изнасиловать.
– Я не хочу, – заныла я, в надежде глядя на Антона Ивановича.
На Трэша смотреть было бесполезно, он за то, чтобы Котову досталось.
– Катя, – Тоша посмотрел на меня печальными глазами. – У Максима Котова уже есть судимость. В школе говорят, что за воровство, но на самом деле… За участие в групповом изнасиловании. Он получил условно, потому что был самый младший из участников и был несовершеннолетним.
– Она? – испуганно посмотрела я на Трэша.
– Нет, – Никита понял, о ком я говорю.
Не Сонька, и то хорошо.
– Это заявление необходимо, чтобы припугнуть его, – пояснил Антон Иванович.
– Он не хотел…
– Киса! – зарычал Трэш.
– Я правду говорю, он просил тех мужчин! Это они мне коктейль дали.
– Ты сможешь забрать заявление, но его должен увидеть отец Максима, – объяснял биолог. – Пойми, отец его оберегает. Он сможет Максиму помочь. Ещё не поздно вытащить парня из этого.
Я взяла ручку и потянулась к папочке, на которой лежало заявление. Я даже читать не стала. Так глянула, что есть результаты анализов и показания свидетелей.
– Постойте здесь, я сейчас, – сказал Тоха и отошёл вместе с полицейским в сторону.
Они разговаривали и даже обнимались. Были друзьями.
– Тоха наш крутой мужик, – сказал Трэш, тоже глядя на старых друзей. – Его здесь все знают.
Никита посмотрел на меня и опять встал рядом, спрятал от чужих взглядов.
– Маленькая, глупая Киса, – сказал он и очень нежно улыбался. – Совсем маленькая, не совсем глупая.
– Ты меня не знаешь, – посмотрела в его тёмно-синие глаза.
– Я всё о тебе знаю, – гордо заявил он.
– Да? – с подозрением натянула улыбку. – И какие мои любимые конфеты?
– Молочный шоколад, ассорти.
– Откуда? – ошарашенно удивилась я.
– Ты в первый день к нам пришла, одна на задней парте целую коробку слопала.
– Ни одна, Куча воровала, – оболдеть… Он знает! – А какие мои любимые цветы?
– Пионы. Они у тебя на заставке в телефоне.
– Точно.
Он не перестанет удивлять.
– Что ещё знаешь обо мне? – шепнул я.
– Ты любишь виноградный сок. Мы на реку ходили, я разные купил, ты выбрала именно виноградный.
– Ещё, – требовала я, понимая, что он… Я ему небезразлична, он очень внимательно ко мне присматривался.
– Ты не красишь ногти, но они у тебя ухоженные и покрыты бесцветным лаком. Ты в одежде выбираешь неброские цвета, но нижнее бельё у тебя всегда яркой расцветки.
– Откуда?! – возмутилась я.
– Дырка в стене между мужской и женской раздевалкой, в спортзале, – он довольно улыбался.
А Сонька ещё у раковины по пояс раздевается каждый раз. Вот обрадуется, когда узнает.
Я тихо рассмеялась и, ткнув его слабым кулаком, уткнулась носом в его плечо.
Запах. Его любимый, терпкий запах.
– Ещё что знаешь?
– Что ты меня любишь, как и я тебя. Но я сильнее, Киска. Я походу помешался на тебе.
Он крепко меня обнял. Мне ничего не было нужно. Я готова была так стоять всю ночь до утра.
– Но я не знал, когда тебе день рождения, – он залез в карман своей старой куртки и показал мне странное украшение. – Ты когда к нам в класс пришла и улыбнулась… Я в тот же вечер вырезал тебе подарок на день рождение.
На чёрном кожаном шнурке висела деревянная подвеска. Это была кошечка. Просто силуэт, но миленький, потому что котёнок.
До слёз!
– Никита, – выдохнула я.
Он надел на меня подарок. Кошечка висела выше подвески с брильянтами, прямо на груди.
Трэш припал губами к моей шее, и я чуть не задохнулась от волнения. Задрожала всем телом. Это было умопомрачительно, сногсшибательно! От его губ шло невероятное тепло, укрывающее меня с ног до головы мягким пологом. И я попадала в невероятное томление и желание, чтобы это не кончалось.
– Киска, – прошептал мне в ухо. – Выходи за меня замуж.
Шлагбаумом меня по голове.
Если бы не Тоша Иванов, я бы испортила с Трэшом отношения неудержимым смехом.
Мы ехали в Тохиной машине обратно в посёлок. Трэш обнимал меня, а я думала, почему предложение выйти замуж меня так рассмешило. Ведь с милым рай в шалаше. Или не так? Я не воспринимала его всерьёз? Я не любила его? Любила, но не так как он меня. В этом Трэш прав.
– Нам надо поговорить будет, – предложила я.
– Завтра в школу придёшь?
– Я на больничном. В пятницу на приём.
– Звони. Ты позвонишь мне? Я сам тебе позвоню.
– Молодец, Никита, что ко мне обратился, – Тошу пробило на разговоры. Решил, что мы начнём безобразничать на его заднем сиденье. – Оперативно всё сделали.
– Уродам мало досталось, – разозлился Трэш и ввязался в разговор с биологом.
А я смотрела в окно на освещённую трассу и пролетающий чёрный лес. И думала о том, что Светкина меркантильность мне жизнь может испортить.
Не подходит мне жених. Нищий, да маленький.
Я подняла голову, чтобы увидеть чёрное небо над лесом. Где-то там, наверху был мой папа.
Папа смотрит на меня с небес и может помочь. Он точно не стал бы смотреть на благосостояние человека, ему интересна сама личность.
Позвонил Егор, спросил, где я шляюсь. Я ответила, что в городе была и уже домой еду.
Тоша довёз меня до дома, а Трэш выбежал меня провожать.
Глубокой ночью под светом звёзд мы стояли у нашей калитки, прикоснувшись лбами.
– Ты серьёзно, предложил? – тихо спросила я.
– Замуж? Конечно.
– Я бесприданница, – тихо усмехнулась я.
– А я приданница? У меня есть комната, руки, ноги, голова. И ты! Ты – самое важное. Для тебя, Кис, я всё сделаю.
– Нам нельзя, Трэш. Пока в школе учимся.
– Жить всё равно вместе будем. Вот увидишь, я тебя добьюсь.
– Откуда ты такой взялся? – рассмеялась я и пошла домой.
Егор не спал. Уже сгонял, посмотрел, кто меня привёз. Замер в прихожей, сложив руки на груди. Вид у меня был не очень.
– Я хочу тебе кое-что рассказать, – Я расстегнула сапоги и с трудом их стащила. Они, похоже, влились в мои ноги. – Только обещай Свете не говорить.
– Когда это ты мать по имени называть стала?
А я даже не заметила. Вот так вот теряешь родственников.
– Влетела. Да?
– Не совсем.
Я рассказала отчиму, что случилось. Он долго думал, как из этого можно найти выгоду. Ничего в его ушлую голову не пришло, и он спокойно отправился спать.
Приняв душ, я тоже поплелась наверх, где рухнула на кровать.
Рядом с подушкой засиял мой телефон. На экране появились бело-сиреневые пионы.
Надо же! Заметил!
Высветился номер под названием «Трэшняк».
– Киса, приходи завтра на биологическую станцию, будем целоваться. Тоха меня с собой берёт на катере. Придёшь, селянка?
– Во сколько? – усмехнулась я.
– В четыре часа. Лядь, конечно, увяжется, она в Тоху вляпалась по самые уши.
– Это секрет.
– Кис, переезжай ко мне.
Меня пробил смех. Точно Трэш одержимый. Только это быстро проходит.
– Я серьёзно. Тебе пилить десять километров до школы. А снег выпадет?
– На лыжах, – ответила я глядя в темноту окна.
– Я даже постельное бельё постирал, ради такого случая.
Больной! С чего он решил, что я к нему переду?
Постирал бельё? То есть у него нет стиральной машины! И по рассказам, там бомжатня. Насколько сильна моя любовь, чтобы бросить этот уютный уголок на чердаке и свалить в притон? Стирать вручную постельное бельё и носки Трэша. Ходить, пи́сать под его присмотром, чтобы никто не тронул. Не спать, потому что кругом пьяные. Вздрагивать, когда бьются в дверь комнаты.
Что это, безрассудство? Глупость и неразумность? Детство в попе заиграло, что вот так в омут с головой? Трэш уже нырнул, и меня тянет на дно. И как спасательный буёк болтается на поверхности – Света, засадившая в мою голову тягу к прекрасной и сытой жизни.
– Перееду, если поклянёшься, что у нас ничего не будет в постели, – сказала я.
– Опа! Попадос! А с чего это вдруг? – возмущённый голос Трэша немного разочаровал.
– Когда тебе день рождение?
– Девятого мая, не забудешь.
– До девятого мая ничего не будет, – я его испытывала. – Трэш, я на всю жизнь хочу. Если мы не притрёмся…
– Ты меня не любишь.
– О, началось, – скривилась я, и даже было желание отключить звонок. – Живи тогда один.
– Ладно, ладно, – выпалил он. – Будем ждать до моего развращения… э-э-э, до моего дня рождения.
– Спи, давай, – тихо посмеялась я.
Анечка была в шоке, когда мы пришли на биологическую станцию, а там Трэш и Сонька таскают сено в кормушки.
Одноклассники отделились от нашего ботаника и рванули тискать весёлую Бахрю. Это Анечку вообще смутило. Он с отвращением смотрела на Трэша, на телефон Соньки. Пыталась щенка дёрнуть за поводок и спрятать за своей спиной.
Она расстроилась. Мало того, что меня приходилось делить. Я ещё рассказала Соньке, как она выразилась, про «наше место». И Бахря оказывается всем понравилась.
Щенка вместе с Анькой пришлось закрыть в домике. Потому что Бахря не пережила появление оленей, они тоже были не рады от наличия собачки. Вылупили огромные глазища на тявкающее существо.
Выпустили пленников, когда все прикормыши разошлись. Аня села рядом со мной на бревно у костра.
Над костром в алюминиевом котелке мы готовили гречневую кашу с тушёнкой.
С другой стороны ко мне присоседился Трэш и обнял. Это совсем Анечку смутило, и она перебралась напротив нас, волоча за собой Бахрю.
– Что Белая Плесень, не видала любовников? – ляпнул Трэш и тут же понял, что сморозил глупость. Понуро поднял на меня виноватые глаза, продолжая палочкой поправлять дровишки в костре. – Кис, не пугай меня.
– Для начала, Никита, у неё есть имя, – раздражённо прошептала я.
– Серьёзно? – выпрямился клоун. – И как её зовут?
– Аня. Во-вторых…
– Аня Плесень, что ты так пялишься на меня?
– Во-вторых, мы не любовники. Ты что, всем это рассказываешь?!
– Нет, – растеряно оправдался Трэш. – Ничего ни кому. Только сейчас. Но Аньке же можно знать.
– Трэш, мы не любовники! – возмутилась я, как он может не понимать, что такое не треплят.
Где-то, в стороне хихикнула Лядина.
До него что, не доходило? Я только к нему лицом повернулась, а он уже на всё село растрындел того, чего нет.
Я встала и решила уйти.
Какая же я глупая! Уже на полном серьёзе думала к нему переехать, потому что он мне можно сказать жизнь спас, а Трэш продолжал устраивать трэш в моей жизни, распуская слухи.
– Прав был Котов, ты трепло, – шла твёрдым шагом от домика среди деревьев.
– Опять он, – Трэш силой развернул меня к себе лицом. – Тебе никогда одного моего слова не хватало. Я же сказал: «Нет!». Никому не говорил такого, слухи сами поползут. Нет! Я никому не скажу про «Дали»! Нет! Я никогда не прикоснусь к другой! Нет! Я тебя не обижу! Нет! Я не дам, мелкой, глупой кошке испортить наши отношения. Да! Я безумно люблю тебя!
Трэш с силой обнял меня. И вся моя спесь слетела мигом. Бешено стучало его сердце. Он пах потом и дымом костра, по-родному.
– Прости, – прошептала я. – Просто я на пороге таких решений, что вся жизнь перевернётся. И… Я стараюсь понять тебя.
– Кать, я не тороплю. Только вот таких, как ты, мелкими расхватывают и при себе всю оставшуюся жизнь держат. Тебе только из школы выпуститься, и сразу сцапают. А мне потом всю жизнь мучаться без тебя. Такой шанс застолбить настоящую девушку, я для этого всё сделаю. – Он отпрянул и чуть нагнулся, чтобы заглянуть мне в глаза. – Я для тебя всё сделаю. Пойми, я боюсь. У меня ничего за душой, и живу я среди алкоголиков в разбитой квартире. Ты можешь не выдержать и сбежать. Ты говоришь, что мы спать не будем. А я бы тебе даже ребёнка сделал, чтобы хоть как-то рядом удержать.
– Очень много противников раннего брака, – я растерянно опустила глаза и стала тараторить, – отсутствие материальной базы, образования, идеализация отношения, в последствии разочарование, а дети вообще могут остаться в неполной семье…
– А плюсы? Киса ты, перечитала всякой фигни. Плюсы мне назови.
Я шмыгнула носом. В современном мире плюсов для раннего брака почти не найти.
– Сильные чувства, гибкость нервной системы и способность адаптироваться к партнёру, чего к тридцати годам у людей не остаётся, и они хуже притираются. – Я опять посмотрела в его красивейшие синие глаза. – Трэш, это большая ответственность. Жизнь не сказка.
– Мне об этом не рассказывай, – зло хмыкнул он.
– Ты меня пугаешь своими заскоками. Ты, как шут иногда ведёшь себя.
– Что там, – он провёл руками по моей фигуре. – Гибкость и притирание? Вот чего нам не хватает. Притирайся, моя гибкая. Обо всём остальном, я позабочусь.
– И это говорит семнадцатилетний, – я постаралась выглядеть строгой.
Ладно, что лукавить. Не видала я таких парней в семнадцать лет. Ну, не существует вот таких, как Трэш. Они где-то водятся, я нарвалась на представителя исчезающего вида под названием «настоящий мужчина». Молодняком они выглядят приблизительно так.
Мало того что это сильная личность, он ещё и милосердия не лишён. Трэш надёжно прячет Никиту Савинова, который отличный друг, надёжный товарищ и я не сомневаюсь, что он станет верным, любящим мужем.
Это сейчас он существует в злом, жестоком мире. Идёт без поддержки, натыкается на препятствия и хватается за разных личностей. Антонина Васильевна устроила его на работу. Марго вытащила его в десятый класс, заставив не бросать учёбу. Я вытащила из притона, и он точно туда не вернётся. Трэшу не избежать ошибок, потому что нет рядом отца и матери. В данный момент он ухватился за Тошу Ивановича, следующий взрослый выведет его на нужный уровень. Он не ведает пути, но знает, как идти. И он безумно одинок. Влюбился, возможно, не в первый раз. Но теперь держится за меня, как за спасательный круг в океане. Потому что увидел во мне то, чего не нашёл в других. То, что ему жизненно необходимо.
И в данный момент я обязана принять решение раз и навсегда. Либо уйти и не вернуться, как я и хотела закончить эти мучительные отношения. Либо не обмануть и остаться с ним навсегда.
В первом варианте – будущее искрит всеми цветами радуги. Я смогу и в женихах покопаться, и поступить, и работать пойти.
Во втором – я навсегда с ним с его проблемами, но и с его успехами. А они обязательно будут!
И я люблю. Уже слишком глубоко, чтобы откинуть от себя Никиту.
– Мои семнадцать много стоят, Киса, – утвердил он.
– Я с тобой, – нежно улыбнулась. – Будем притираться. О переезде пока не заикаемся, надо всё обдумать. И вообще, надо всё делать обдуманно.
– Согласен. Надо пожрать, – он потащил меня обратно к костру.
Любовь наша была уже сильной и жаркой. Но мы вели себя, как обычные друзья. И, по моему мнению, это было правильно, потому что ни мне, ни Трэшу не хотелось всё испортить спешкой и тупой юношеской влюблённостью. Этим мы и отличались от сверстников. Застолбили своё будущее на двоих, и теперь не отпустим. Не надо давать клятв и уже никаких пустых разговоров и выяснения отношений. Сейчас мы переходили к самой настоящей взаимности с нежностью и надёжностью.
Хорошо, что мне восемнадцать, а не тринадцать. А то бы мы с Трэшом убили друг друга ещё в прошлом году.
Расходились мы, когда быстро начало темнеть. Трэш захватил остатки еды, а я вынуждена была бежать за Анечкой, которую тащила Бахря на поводке.
Анечка была обеспокоена, недовольно шагала быстрым шагом вперёд. Она поджимала губы и дышала через нос.
– Аня, мы с Трэшом пара.
– Я не буду больше приходить к тебе в гости? – прямо на грани истерики.
– Аня…
– Он тебе не пара, – заявила она. – Он плохой, а ты хорошая. Если твои родители узнают…
– Ты мне не подруга, если трепанёшь, – сразу поставила все точки над «и».
Я ей буллинг устрою, если она посмеет влезть в мои отношения с парнем. Но это по-детски. Я все ж таки совершеннолетняя.
– Если мы с Трэшем будем вместе, то ты всё время будешь играть в морской бой с Шишковым.
Даже в темноте было заметно, как она покраснела. Думала, я не знаю, что для неё морской бой, как отдушина.
– Вместе будем ходить на пикники, и Трэш никогда тебя не оскорбит. Обещаю, – я взяла её за руку. Хорошо бы кожа к коже, но мы были в перчатках. – Что случилось, Ань? Расскажи, пожалуйста.
– Мама не звонит, – тихо ответила она и поспешила вперёд.
А мама, мать её, хихикала рядом с нашей калиткой и зыркала на моего отчима своими страшными глазёнками. В алом пальто у адской кровавой колесницы. Ей не хватало голого хвоста, как хлыста, и рогов. А Егор такой тупорылый голый грешник, купается в котле и щебечет демонице, что водичка уже тёплая, забывая о том, что его будут варить.
Анечка отдала мне поводок и без приглашения села в машину, низко опустив голову.
– Здравствуй, Катенька, – поздоровалась восставшая из ада.
– Добрый вечер, – прошептала я и прошла в калитку, нарочито толкнув Егора.
Тот решил попрощаться.
Пока я раздевалась, Бахря, от пуза наевшаяся гречи с тушёнкой и выгулянная на неделю вперёд, прошла в гостиную завалилась на свой коврик.
Я разделась и прошла за ней. Мимо меня в прихожую пролетела Света и с грохотом закрыла стеклянную дверь. Она начала орать на Егора. Оказывается эта херня с кровавой стервой уже неделю длится. И наш доблестный отчим прописался в отделении банка.
Я немного задержалась, потому что, если он Свету ударит, я его… убью нафиг.
Но Егор руки держал за спиной, даже, когда разъярённая мамка его била. И громко сказал. Наверно, чтобы я услышала:
– Ты мне не жена. Правильно сделал, что не расписался с тобой, истеричка.
Я этого не знала. Думала, он женился. А они так живут, сожительствуют.
Зная Свету, я оправдала её по всем статьям. Для неё ненадёжная жизненная ситуация, хуже измены. Она любит деньги, любит комфорт. Когда нет стабильности, мама Света начинает чудить. Допустим, с моим замужеством.
Света была в панической атаке и, разбив стекло в двери, перепугала щенка и младенцев в комнате.
Я поспешила к сёстрам.
Света даже не заметила, как я тащу двух малышек наверх. Она переворачивала кресла, швыряла стулья, сорвала со стола скатерть.
Перепуганная Бахря кинулась следом за мной, с трудом закидывая своё розовое брюшко на ступеньки лестницы.
Теперь я знала ещё один плюс раннего брака. По крайней мере, знаешь, с кем связываешься. А мужик с «багажом» – большая тёмная бутылка.
Мои сёстры, оказавшись в новом месте, притихли. На них были одинаковые розовые комбинезончики, как у близнецов. Но они были двойняшками. Одна белокурая и кареглазая, а другая с тёмным клочком волос и голубоглазая.
Я сфоткала их и отправила Трэшу.
«Смотри, наши дети».
«Забираю, запаковывай) Как их зовут?» – тут же пришёл ответ.
«Эвелина и Элеонора»
Такие имена, по мнению Светы, должны быть у будущих жён миллиардеров.
«Эвелина Никитична и Элеонора Никитична. Осталось ещё двух парней заделать. Эмиля и Эммануэля. Вышли селфи».
Я недолго думая, выслала ему фото, где стою в белом халатике вся красная.
«Киса! Хочу тебя!»
«Хоти».
«Погоди! Где мой подарок?»
В этом весь Трэш. Не увидел у меня на шее подаренного котёнка.
Вот, как тут не влюбиться! Когда к тебе с особым вниманием относятся!
«Это старое фото. Сейчас с сёстрами занята».
Надо уяснить, что ему лучше не врать.
Телефон гремел сообщениями. Но я прилегла рядом с малышками. Наверно, вот таким, как моя Света, достаются такие младенцы. Конечно, плачут, но не всегда. А у Светы ещё язык поворачивается, орать, что сдаст их в приют.
Они уснули, как только я дала им соски. И Бахря на полу спала.
Полная комната детей и все спят!
Света успокоилась. Выпила там чего-то. Слышны были звуки уборки, и Егор вставлял стекло в дверь. Бури улеглись, жизнь пошла своим чередом.
Когда я сидела за столом и делала уроки, маман соизволила прийти. Она выглядела побитой собачкой. Измотанной и несчастной. Села на край кровати, упёршись взглядом в спящего щенка.
– Слышала? – спросила она.
– Ну, и?
– Вылетим с тобой на улицу, если он захочет.
– Дети на него записаны?
– Да.
– Значит, имеют долю в этом доме. Или не так?
Она кивнула:
– Пусть у тебя поспят.
Я надела наушники со спокойной музыкой, потому что снизу доносились звуки взрослого примирения. Села за стол так, чтобы видеть младенцев.
За окном над густым черным лесом раскинулось красивое небо, усыпанное яркими звёздочками. Луны не было видно из моего окна, но её холодное присутствие выражалось в красках. Глубокий чёрно-фиолетовый оттенок имело небо. Завораживающе и красиво.
Перед смертью, папа мне рассказывал, что человек умирает только телом, все мысли, чувства и переживания остаются и перемещаются в другое измерение под названием «там, на небе». И я часто смотрела на небо и разговаривала с отцом.
Я уже взрослая, но чувство, что папа смотрит на меня, следит и переживает, не исчезло.
– Папа, я влюбилась, – сказала я очень тихо. – Он самый лучший. Я пытаюсь представить себя с кем-то другим и не могу. Зато, я вижу его в будущем. Пожалуйста, если ты слышишь, помоги ему.
Я сфоткала всю домашку и выслала Трэшу.
«Списывай, пусть у тебя будут пятёрки завтра».
«Моя, Киса! Сижу и думаю у кого списать. Спасибо. Целую».
«Трэш, а мы с тобой ни разу не целовались», – отправила я сообщение.
«Сбегай ко мне, всё исправим, Киска».
На этой сладкой нотке можно было бы закончить этот день, но не получилось…
Света прибежала.
– Кать, выйди. Там мужчина к тебе пришёл.
Она запахивала халат, подбежала к девочкам и аккуратно их взяла на руки.
Деловая Бахря стояла у лестницы и рычала вниз. Чужой в доме.
Не думала, что он придёт так быстро.
Ещё вчера в нашей прихожей красовался Макс Котов, теперь его старшая копия.
Это был хмурый кареглазый мужчина, лет сорока. Красиво и богато одетый. На тёмно-зелёной куртке пушистый мех. Штаны с множеством карманов и высокие ботинки. В руках од держал ключи от машины. Перебирал их пальцами, что указывало на беспокойство.
Егор вывалил в прихожую, поздоровался за руку со своим директором.
– Я могу с Катей поговорить наедине? – сухим, спокойным голосом спросил Котов.
– Да, – ответила я за отчима.
Егору ничего не оставалось, как оставить нас наедине. Уже пожалел, что оперативно вставил в дверь стекло.
Мне было интересно, что может сказать отец насильника потерпевшей девушке.
Я смотрела на него пристально, возможно, поэтому он немного смутился.
– Катя, – начал он, сделал паузу. Решился заглянуть мне в глаза. А они у него темнее, чем у сына. Похоже, дядя понял, почему тупица Макс запал на меня. Тут главное, харизма. И беспредельное обаяние. – Я пришёл попросить тебя забрать заявление.
– Я заберу, – я уже устала ждать, когда он что-то скажет. – И вот это.
Поковырялась в кармане джинсов и вытащила на свет золотую цепочку с кулоном:
– Мне не надо.
Пренебрежительно кинула дядьке украшение.
– Конфеты я съела, забирать будете? Пионы Егор выкинул, они в мусорном бачке.
Он удивлённо посмотрел на меня.
– На выходных съезжу в город и заберу заявление в участке, где подавала.
– Я могу что-то для тебя сделать? – тихо спросил он.
Он ждал, что я заломлю цену. Приехал расплачиваться за грешки сынка. Привык уже. И знал местных жительниц.
– Да, – кивнула я. – Он боится их. Там были мужчины, которых Макс просил оставить меня в покое, но они ему угрожали. Они старше на десять или пятнадцать лет. Помогите Максиму, пожалуйста.
Так ведь Тоха Иванович просил сказать? Я молодец! Где моя пятёрка и пирожок с полки…
Котов смотрел на меня таким тяжёлым, убийственным взглядом, что я вынуждена была сделать шаг назад.
Лицо мужчины ожесточилось, натянулась какая-то морщинистая маска. Заиграли мышцы, я вроде, как слышала скрежет зубов.
Я не поняла, где нахамила так, что мне это не сошло с рук.
– Ты их запомнила? – шипящим хрипом спросил он.
Я отрицательно помотала головой.
Всё-таки я много не знаю. Допустим, как отцы любят своих детей.
Макс вляпался в нехорошую компанию, и скрыл её от отца. Одно дело с ровесниками якшаться, другое со взрослыми, которые и подставят и такому научат, чего знать нам даже в восемнадцать лучше не стоит.
Прав был Тоха Иванович, ох, как прав, что необходимо папу в курс дела поставить.
Котов закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он расстегнул молнию своей куртки. Показался на свет белоснежный свитер.
Мужчина извлёк из внутреннего кармана визитку.
– Спасибо тебя, Катя, – он протянул её мне. – Если что-то нужно, я всегда готов буду тебе помочь. До свидания.
– До свидания, – потерянно прошептала я, сразу убрав визитку в карман джинсов.
Он ушёл. Остался в прихожей запах дорогого мужского парфюма, с едва заметными, тонкими нотками лесопильного комбината.
– Вух, – выдохнула я, когда вошла в гостиную.
Нет, я ещё не готова общаться вот с такими представителями крупного бизнеса. Хотя и видала их в детстве, всё же они слишком сильны и угнетающе действуют на неокрепшую психику одиннадцатиклассниц.
На диване сидели Егор и Света. По их вникающим взглядам, я поняла, что Егор уже всё всем рассказал. Затаив дыхание сидели и ждали от меня новостей.
Я бдительно молчала, они во все уши слушали моё дыхание и ждали отчёта.
– Только не говори мне, что ты деньги не взяла, – сквозь зубы процедила Света.
Офигеть!!! У меня даже мысли не было. А они уже карманы оттопырили.
Я стояла напротив них, и не верила, что такое возможно. Неужели они действительно этим живут?
Огорошенно слушала Светкин монолог.
– Маленькая зажравшаяся дрянь. Ты рождена была в роскоши и представления не имеешь, что за всё в этой жизни нужно платить. Если какой-то выродок тебя тронул, а ты смогла его приструнить, пусть платит. Такие вещи, Катя, не прощаются. Когда мужчина богат, он начинает себе слишком много позволять. И за свои ошибки такие мужики платят наличными. И нет ничего постыдного, брать их. Но ты ведь не такая. Ты упрямая, заносчивая, вся в своего уродливого папашу. Я видела, ты даже золотую цепочку с кулоном отдала. Конечно, я же обещала не покушаться на банковскую ячейку, в которой что-то лежит от Коли. Вот ты и раскидываешься направо и налево. А то, что живёшь за чужой счёт, то, что я тебя кормила и поила…
– На подарки Николая, – закончила я, чувствуя, как наваливается звериная злоба, лютая ненависть к этим людям. – А ведь ты никогда не работала.
– Я свою юность твоему папаше отдала, он мне по гроб жизни должен…
– В моём лице?! – взорвалась я. – Стерва!!! Ты мне своей жаждой наживы, всю психику переломала!!!
– Не смей с матерью так разговаривать! – влез Егор. – Она хлебнула горя с твоим бандюгой папашей!
– А ты вообще заткнись! Не смей трогать моего отца!
Егор вскочил с дивана и быстрым шагом направился ко мне.
Он был моим врагом, посмевшим оскорбить отца. Я с воплями кинулась на него и стала царапать ненавистное лицо. Он ударил меня, а я зубами закусила его ухо. Он пытался скинуть меня с себя, но я, как кошка вцепилась в обидчика и не чувства боли, до шума в ушах, билась до крови.
До своей крови тоже. Потому что Егор меня хорошенько припечатал.
– Егор!!!
– Пошла…, – вслед мне летела отборная матерщина, призывающая немедленно покинуть его дом.
Я влетела к себе на чердак и стала в спешке собирать вещи. Это не заняло много времени, потому что я была готова в любой момент свалить. Я не задумывалась, как буду выживать, чем жить и на что покупать продукты. Потому что бывают моменты, когда нужно бежать.
В сумку я скидала все учебники и тетради. В рюкзак для ноута поместились мои личные принадлежности. В другом рюкзаке уже лежали вещи, я добавила ещё кое-что.
Спустилась вниз.
Егор сидел весь исцарапанный на диване и держался за сердце.
– Посмотри, до чего ты довела человека! Отдай мою карту!
Я поковырялась в сумке, шмыгая носом, из которого лилась струйка крови и швырнула Свете банковскую карту. На ней денег не было. Я не дура, чтобы скапливать НЗ на чужой карте.
Она кричала мне что-то в след, но мне было безразлично. Куртка, шапка, перчатки. Простите меня, мои сестрёнки, прости, Бахря. Если бы я знала, куда иду, я бы взяла вас всех с собой. Потому что в этом месте живёт корысть и злоба.
На улице было холодно. Двор освещал только свет окна. А небо затянуло тучами, спрятав от меня чудесные звёзды.
– Ты не Тугарина дочь!!! Я тебя нагуляла!!! Даже не знаю от кого! А Коля поверил!
Это топор в спину. Полились слёзы, я с психу ударила калиткой со всей силы. Так, что по забору пошла дрожь.
Да, конечно, не его дочь! Размечталась. Мне было три года, это ранние воспоминание. Отец привёз меня в больницу, где мне укололи палец, а потом он радостно кидал меня под потолок, крича, что я его родная дочь. Это я теперь знаю, что он делал тест на отцовство.
Света, тебе вообще никто не верит!
Кругом темнота. Снег повали крупными хлопьями. И уже не таял на земле. Я шла наугад, по памяти, огибая ямы. Перед глазами, от пелены слёз, всё прыгало.
В сумке, что висела на шее, заиграл телефон.
– Кис, – обеспокоенно позвал Трэш в трубку. Помолчал, послушал, как я всхлипываю. – Киска, что случилось?!
– Я из дома ушла, – заревела я.
– Вот чувствовал, что позвонить надо. Ты где сейчас?
– Иду к переезду.
– Всё, Киска, не реви, я навстречу бегу.
Он отключил звонок, а я кинула телефон в сумку. Экран светился сквозь ткань, как маячок. Какой-то знак свыше, что есть свет в моей жизни.
Шла упорно вперёд. Самое неприятное, что Егор со Светой обязательно до меня докопаются, чтобы вернулась. И я не знаю почему! Почему я им нужна?! Неужели, серьёзно хотят продать?! И не различить эту грань, между заботой о ребёнке и желанием обогатиться. Надёжно застолбить себе обеспеченную старость и быть счастливым, зная, что ребёнок ни в чём не нуждается.
Я не понимала! Не хотела понимать такого! И не надо скидывать на мой возраст, как любит делать Света. Я просто другая!
Пока я шла навьюченная до переезда, Трэш пробежал весь посёлок и пролесок.
Вдалеке были фонари. Их свет отражал яркий белый снег, что покрывал чёрную землю. Становилось светло и чисто. И мне опять казалось это знаком.
Сквозь белый пушистый снегопад ко мне навстречу выскочил Никита. Он сразу сорвал с моих плеч два рюкзака и закинул себе на плечо. Обнял меня, прижал к себе, а потом торопливо стал вытирать моё лицо.
А я смотрела на него, подняв голову, и понимала, что это навсегда. Потому что…
– У меня никого нет, кроме тебя, – прошептала я.
Потому что мы одни в этом мире. Как нашли друг друга, непонятно. Но пока есть силы, я буду держаться за него.
Трэш узнал это гораздо раньше. Поэтому был такой настойчивый, поэтому боролся за меня до последнего.
Целовал.
Он зацеловывал мои щёки, мой лоб, в нос чмокнул.
