Текст книги "Нам нельзя (СИ)"

Автор книги: Татьяна Анина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 6

Проснулась после обеда.

Сразу протянула руку к градуснику. Температуры не было. Мама очень беспокоилась, напоила чаем с малиной, и лимоном, и мёдом, и зверобоем и всё, что нашла, запихала мне в чашку. Скормила пару колёс.

Что-то из этого списка сработало.

Сладко потягивалась, слушая, как внизу ревут два младенца. Отчима нет, он на работе сегодня.

Благодать!

Посмотрела на телефон. Он молчаливо лежал на краю стола, поверх методичек. Я знала, что Трэш не ответит, а всё равно ждала.

Никто не писал, никто не звонил.

Аккуратно вставила свою перевязанную руку в толстовку, потом только здоровой залезла. Натянула джинсы и тёплые носки.

Раз я прогуляла школу, то пойду в лес, отдыхать дальше.

Почистила зубы, завязала две косы, как раньше любила. Из-за Трэша перестала их носить. Дёргал, как маленький. При этих воспоминаниях, я неожиданно улыбнулась. Действительно, он какой-то маленький. И при этом очень взрослый.

Мама с трудом успокоила девочек и в тишине пила чай. На лице отображалось блаженство от вырванного у этой жизни перерыва. Она позволила себе шоколадные конфеты, почему-то мои. Но жадничать я не стала, присоединилась к матери.

Она потрогала мой лоб и осталась довольна.

Мама! Мне надо с тобой поговорить. У меня есть одноклассник, которого заочно ненавидит твой поганый Егор. Никита классный парень, он потрясный художник. Но у него сложная жизненная ситуация. Давай пожалеем его и заберём к себе жить. Мы же не обнищаем? Он работает, будет хорошо учиться. Каждый вечер в своей комнате, я буду его подтягивать по предметам. А потом скопленные деньги я потрачу ему на комп. Я вообще его к себе спать заберу. Только отмыть его надо и переодеть. А, мам? Можно?

В комнате закричали младенцы. Мама неспешно сполоснула за собой чашку и ушла.

Вот и поговорили.

Приблизительно так и происходило моё общение с мамой, после смерти отца. Я могла ей очень много сказать, но не вслух.

После завтрака, я накинула на себя плащ, вступила в сапоги и пошла на прогулку в лес.

Только открыла калитку, как рядом с юзом остановилась задрипанная машина. Из неё вышла Сонька Лядина. Она расплатилась с таксистом и перекинулась с ним парой слащавых фраз.

На ней были светлые джинсы, кожаные ботинки коричневого цвета и коричного цвета кожаная курточка. Расстёгнута, естественно, чтобы был виден бюст, обтянутый тонкой трикотажной кофтой. Лицо отполировано лучшей сельской косметикой, и алая помада на губах. Она небрежно поправляла пряди распущенных волос, и я тут же поняла, что в лес она пойдёт со мной. Видно, для этого и вырядилась. Ха!

– Привет, Тугара, – поздоровалась Сонька, помахав таксисту, который развернулся у ворот в заповедник и на полных скоростях погнал в посёлок.

– Привет, – я направилась в сторону леса.

– Погоди, – растерялась Лядина. – Я сегодня подъехала к Тохе Свину, а он типа недовольный, что я в понедельник не пришла. Ничего мне не дал, послал к тебе. Говорит: «Катя добрая, у неё проси». Тугара! Я в лес не пойду!

– Пойдёшь, – загадочно улыбнулась я. – Я тебе такое покажу.

– Что там смотреть? – с отвращением наморщилась Сонька. Вступала в лес, как в потусторонний мир.

– Телефон готовь, – так же таинственно протянула я.

Мы шли по тропинке между могучих деревьев. Лядина немного расслабилась и решила получить удовольствие. Пофоткала пейзажи, сделала селфи.

– Сегодня Сифиличка хотела чморнуть нашу Белую Плесень. Прикинь, малолетки охамели.

– Нельзя Аньку отдавать, у неё мамаша тиран.

Блин, как там Анечка? Не спокойно сердце на её счёт.

– Не отдали. Куча как матернулась, так коридор опустел, – Лядина хитро покосилась на меня. – Трэш весь день поникший ходил, остался без кисы, и даже учиться начал.

Как я была довольна от этих слов! Улыбку не смогла сдержать! Наверно, речь приготовил, на мои сообщения ответить хотел. А я не пришла. Пусть помучается.

– Что о нём думаешь? – спросила я, пряча явную заинтересованность.

– Стараюсь не думать. Он вообще нормальный, но родня капец попалась. Папаша его ментом был. Погиб при исполнении служебных обязанностей. Грохнули его, когда террарюг обезвреживал. У мемориала доска есть с афганцами и соотечественниками погибшими. Он там отдельной строкой выделен.

– Вот это да! – ахнула я.

– Да, – кивнула Сонька. – Мать вдовой осталась, ей пытались помочь, а она такая… без мужика не смогла, вот и влипла. Поговаривают, тоже пить начала. А Трэш парень красивый.

Она опять кинула лукавый взгляд на меня.

– Очень, – согласилась я. – А ещё дикий, гордый и дурак.

– Ну, да, – пожала плечами Лядина.

Я напрягла слух. Слышался стук топора.

Это же заповедник!

Я побежала вперёд туда, где находилась биологическая станция.

Мы с Сонькой вывалились из кустов к той самой поваленной ели, за которой пряталась я с Анечкой. Дерево уже было наполовину без веток.

Раздетый по пояс, её корнал здоровый дровосек. Волосы темно-русые были собраны в хвостик на макушке, открыв взгляду интересное, симпатичное лицо с широкими бровями. Играли крепкие мышцы на руках и торсе. Пресс, как на картинке. И шикарная наколка ревущего медведя на плече. Между прочим, цветная и качественная.

В общем мужчина был слишком идеальный телом. Мы с Сонькой рассматривали его во все глаза.

– Здорово, Лядина, Тугарина, – усмехнулся Антон Иванович.

Вот недаром я подумала, что он не толстый. Он накаченный. И не Свин он, а Медведь.

Всё! Сонька поехала!

– Здрасте, Тоша Иванович, – офигевши прошептала она.

– Гуляете, к экзаменам готовитесь? – он ещё и улыбался, как фотомодель.

Наверно зря я Соньку сюда притащила. Ох, зря! Я тыкала её локтём. Она, совсем осоловевши, смотрела на учителя, который решил быстро одеться, потому что девушка рядом со мной ему не понравилась, точнее не понравился её взгляд.

– А чего вы здесь делаете? – простонала Лядина, присев на одно бедро. Рот её не закрывался, она облизывала губы.

– Егерь уехал, подменяю, – ответил Антон Иванович, и нахмурился.

Ага! Спохватился мачо! Уголовную ответственность ещё никто не отменял.

– Ну, раз пришли. Будете комбикорм таскать, – он на Соньку больше не смотрел. Вообще!

– Конечно, щаз, – фыркнула Лядина.

Тоша Иванович пошёл к домику, мы за ним. Точнее попрыгала следом Сонька, я догоняла.

Вниз от домика вела узкая тропинка, там, у реки болтался на лёгких волнах катер биолога.

Тоша вытащил деревянные кормушки, поставил прямо на тропу. Все его движения были пойманы вострым Сонькиным взглядом. Она не выдержала и приклеилась к нему, помогая таскать соль, сено и комбикорма.

А куда бы она делась? И наряд у неё как раз, зажигать на биологической станции, вокруг сосен.

Потом они били в большой медный колокол. Призывали животных.

Я наблюдала за ними, понимая какую ошибку совершила, притащив сюда Лядину.

Забыла обо всём, когда к домику вышли пятнистые олени. Живые! Настоящие! И лосиха с лосёнком!

Сонька хрюкала, как вепри, которые опасливо подходили к кормушкам. Потом вытащила свой телефон и…

Дура!

Вот же дура. Она встала впереди Тоши и нагнулась. Ноги не сгибала, фотографировала вот в такой адской позе.

Я быстро подошла к биологу, у которого на лице было написано, что он ужасно несчастен.

– Простите её Антон Иванович, – прошептала я и коленкой заехала Соньке под зад. – Нам пора.

– Тугара, охринела! – она, дрянь выпрямилась и кричала на меня, стоя впритык к нашему учителю, который уже перестал улыбаться и смотрел в синюю даль. Выглядел беззащитным. Жалко даже мужика стало, видать не знал, что такое преподавать в одиннадцатом классе.

Я вела бровями, знаками показывая, что пора сваливать. А когда отупевшая Соня решила сопротивляться, взяла её под руку и потащила за собой. Игривая девка прощалась с учителем, прощалась, прощалась… Пока я не швырнула её в кусты.

Сонька даже не заметила, что я её толкаю. Лицо её было глубоко влюблённым, она вдохновенная уже строила планы.

– Тугара, – выдохнула она у тонких рябин. – Он моя мечта!

– Лядина!

– Катька, – она схватила меня и обняла. Мой взгляд зацепился за что-то ярко-оранжевое у ёлок, но Лядина повернула мою голову к себе. – Спасибо, дорогая. Это было… Я в общем…

Я ударила её по щеке. Сонька очнулась.

– Лядина! На меня смотри! А теперь слушай, – с рыком говорила я. – Ты покалечишь человеку жизнь. Он не мажор из клуба, он преподаватель в школе. Он лишится работы из-за тебя, ему припишут статью. Уголовная статья! Соня! Возьми себя в руки. Ты ж не малолетка. Ты же сможешь подойти к этому вопросу с мозгами.

Заработали мыслительные процессы. Расплавившиеся извилины, стали появляться вновь.

– Что мне делать? – она казалась потерянным ребёнком.

– Для начала, остынь, – мне самой не помешало бы остыть.

У меня чесались руки подсмотреть в интернете, что там надо в такой ситуации делать.

– Как же остынь, когда я его люблю. Он мне всегда нравился, потому что не такой, как все мужики. А теперь…

– А теперь ты берёшь себя в руки, – старалась говорить грозным голосом. – Твоя задача не навредить Тохе.

– Да, – согласилась она, но немного растеряно.

– Он уже всё понял. Значит, тебе будет легче.

– Он меня не захочет?

– Ты не о том думаешь! Твоя задача вести себя прилично, переведя всё в учёбу и нормальное общение!

– Да, да, – закивала Соня. – Какая учёба, я и так тяну по всем предметам.

– У вас со второго курса латынь пойдёт. Начинай учить. Соня мужики истеричек и навязчивых не любят. Никаких задниц под нос, никаких взглядов неоднозначных. Покажи себя, как трезвомыслящую. Тебе когда восемнадцать?

– В следующем году.

– Вот в следующем году все свои фокусы и покажешь ему, а пока только общение.

– Я не выдержу, – заныла Лядина.

– Тихо, скромно признайся ему в любви и спроси совета.

– А так можно? – выпучила Сонька глаза.

– Он взрослый человек, он либо уволиться, либо поставит ваши отношения на нужные рельсы. Будешь латынь зубрить, комбикорм таскать, флору фауну изучать.

– Тугара, тебе однозначно надо идти в психологи, – она тихо рассмеялась.

Вот ведь стерва!

Я вытерла пот со лба и пошла домой, чувствуя, что сильно устала. Как же я Тоху Ивановича подставила! Надеюсь, Лядина не тупая овца и поняла, о чём я ей втирала.

Мы шли молча, покидая лес. Добрались до ворот и таблички. Уже оттуда я увидела, что напротив моего дома стоит Трэш.

Меня тряхануло, ударило по всему телу в пятки. Так непривычно было видеть Савинова рядом с моей обителью.

Он вставал на носочки, выглядывал что-то за забором.

Холодало, а он всю также таскался в одной толстовке, у которой рукава уже были малы, в потёртых джинсах и дырявых кедах. Заметив нас с Сонькой, он натянул коронную ухмылку.

– Вини пух и день забот. Только что Белую Плесень видел, тоже тебя искала. Ты популярная, киска.

– Пришёл в любви объясняться? – рассмеялась Лядина. – Или серенады под забором петь?

– Пришёл ответить на многотомное смс, – усмехнулся Трэш.

Сонька отошла в сторону, вызывая такси. А на дороге появился автомобиль отчима.

– В общем я тебя прощаю, давай обниматься, – улыбнулся Никита, протянув ко мне руки.

– А ты прощение не хочешь попросить? – поинтересовалась я, склонив голову на бок.

– За что? А… Ну, да. Прости, что назвал шлюхой. Это я со зла, – он стал протягивать ко мне руки.

– Не надо, отчим едет, – я отступила на шаг назад.

Трэш посмотрел на приближающуюся машину. В глазах его мелькнуло то, чего я раньше не видела. Брови съехались, на лбу проступила морщина. Он напряжённо сжал губы. Это была боевая готовность. Наверно, так выглядит зверь перед битвой.

Ого! Так реагировал мой отец на неприятности. Поэтому я узнала этот жест.

– Он тебя колышит? – спросил Никита, не глядя на меня.

И я поняла, что нахожусь под защитой. Это было чем-то тёплым, надёжным. Как укромный уголок, в котором можно спрятаться. Вот он рядом, если мне что-то угрожает, я смогу укрыться в его тени.

Мой взгляд впился в профиль парня. Красивый, живописный профиль. Ничего не портило его красоту. Ни царапина на скуле, который ещё вчера не было, ни густые сальные пряди волос, что ложились одна на другую, словно нереальные, нарисованные кистью художника.

– Всё в порядке. В школе увидимся, – я улыбнулась Трэшу, потому что его, как Соньку, пришлось успокаивать.

– Со мной на такси поедешь, – предложила Лядина.

– С тобой в одну машину не сяду, Лядь, – зло огрызнулся Трэш.

Он накинул свой капюшон, укрыв от взгляда своё залипательное лицо, Нахохлился, как воронёнок и, сунув руки в карманы, пошёл прочь.

Переглянулся с моим отчимом.

Уходил. Куда? На работу? В притон? На улицу, жарить сосиски?

Никита! Блин! Я не могу тебе помочь, но я очень хочу! Я хочу тебя к себе забрать жить, котик…

Я тебя хочу.

И тут я поняла, что со мной происходит. Я хочу его рядом. Чтобы всегда мы были вместе.

Нет, нет, нет… Не влюбилась… но где-то рядом блуждаю.

Впилась в его фигуру взглядом. А он, не вынимая рук из карманов, повернулся и шёл спиной по дороге. Помахал мне рукой. И я ответила тем же. Кротко, несмело.

Отчим открывал ворота недовольным взглядом смотрел на Соню и уходящего Трэша.

– Иди домой, – строго велел он.

– Пока, Кать.

Соня специально это сказала, чтобы не нарываться на конфликт.

– Пока, – мрачно ответила я, сдерживаясь от порыва догнать Никиту.

Побежала домой со всех ног.

Меня ничего не волновало, тем более семья матери. У меня свои отношения, и я уже понимала, что мои одноклассники, особенно один, мне дороги.

В своей комнате, я завалилась на кровать с телефоном и перевела на номер Трэша нормальную сумму денег. Облегчённо вздохнула.

Звонок раздался через три минуты. И даже не глядя на номер, я знала, что звонит Трэш. Улыбнулась этому.

Возмущённый, гордый, недовольный, что я за него плачу. Но звонит! Не пересылает деньги обратно. Потому что деньги пустое, а главное общение!

– И что это было? Зачем деньги мне положила? – крысился.

Голос хриплый, недовольный. Я даже представила, как светятся его глаза от досады, что он сам не может оплатить разговор, и в тоже время от счастья, что может позвонить мне.

– Чтобы говорить с тобой. У тебя даже входящие заблокированы, – тихо, нежно и ласково прошептала я.

Там, на другом конце замешательство. Он шёл, я слышала его тяжёлое дыхание. Далеко идти до посёлка.

– Говори, – бросил он мне. – Ты боишься своего отчима?

Трэш защитник.

Назвал меня шлюхой, я его дебилом и уродом, а всё равно считает меня своей и готов защищать.

– Нет. Ему не нравятся мои одноклассники. Не хочу матери портить погоду в семье, – я не могла избавиться от идиотской улыбки на лице.

– Слышь, Кис. Если какие проблемы, ты мне говори.

– У меня есть проблема. С одним очень странным типом, который вначале мне жвачку в волосы налепил, а потом просил волосы больше не прятать.

Трэш заржал.

– Киска, у тебя больше не будет с ним проблем.

– Обещаешь?

– Ага. Ты платила, ещё будем говорить?

– Нет, – я отключила звонок.

Ко мне наверх поднимался Егор.

Встал в лестничном пролёте. Я его слишком сильно во всём подозревала, поэтому он ко мне в комнату боялся заходить. Хоть и рычал, но на своей территории. Чердак я отвоевала себе, недовольными взглядами, и молчаливым угнетением.

– Я просил тебя с ним не общаться, – зло бросил он через весь чердак.

Не долетело.

Мне на телефон пришло смс.

– Ещё раз повторяю, это мои одноклассники, – шипя, ответила я.

– Тебя изнасилуют, убьют, а мне Свете объяснять, почему я за семьёй присмотреть не могу.

– Вот когда изнасилуют и убьют, тогда и приходи.

Пришло ещё одно смс.

– Ты становишься невыносимой, Екатерина, – он сложил руки на груди. А я так и не удосужилась встать с кровати.

– Невыносимая у нас только вонь от твоих ботинок в прихожей, – бесил. Когда я уже уеду от них?

– Я скажу матери, что ты мне нагрубила.

– Беги, жалуйся, – не сдержала смешок.

– Пока тебе нет восемнадцати, я тебя высеку.

– Скину на попытку изнасилования, – предупредила я. – Егор, потерпи меня ещё полгода, я свалю отсюда и не увидишь.

– Глупая ты и мелкая, – вздохнул мужчина. – Не в доме дело, а в том, как опасно с неадекватными подростками связываться. В посёлке нет нормальных парней.

– Знаешь, потому что сам отсюда?

– Именно, – он стал спускаться с лестницы, исчезнув из вида.

Я рванула к телефону.

«Ты чего трубку так бросаешь?»

«Ты тапкам по попе получишь, киса».

Всем хочется меня отшлёпать, но у всех руки коротки.

Глава 7

Утром было темно и холодно. Я ехала к школе, не замёрзла, но на руках уже были перчатки, а на голове чёрная шапочка.

Мокрую землю, засохшую траву и увядшие кусты трогал иней. А на лужицах появлялись сахарные кромки льда. Колёса скользили, но я упорно буду ездить до снегопадов. Ходить пешком в такую даль меньше всего хочется.

У школы было шумно. Я приковывала своего двухколёсного коня к стойке. Подняла глаза, когда увидела рядом с задним колесом рваные кеды.

Трэшу хорошо, он рядом со школой живёт. Ему и нарягаться не нужно. Я сразу стащила с головы шапку. Кто далеко живёт, вечно упакованный и не модный.

Сегодня с утра мама заплела мне две косы. Её пробило на воспоминания. Долго и нудно рассказывала, как она меня провожала в первый класс. Оказывается, тогда у меня было три волосины, и ей хотелось меня остричь.

– Здоров, кис, – Никита внимательно на меня смотрел с улыбкой.

– Привет, Трэш, – я выпрямилась, поправив на плече ремень сумки.

Мы в школу пошли не сразу, постояли, помолчали.

– Ну что, сумку мою носить будешь, как перваклашка? – усмехнулась я.

– Давай, – протянул он руку.

– Да, ладно, – я направилась в школу, а у самой бабочки в животе, крылышками «бяк-бяк-бяк-бяк». – Что у нас алгебра первая?

– Угу, – он шёл за моей спиной в интимной близости. И наша пара от этого привлекала внимание.

Всё. Теперь поженят. И мне не обидно, я почему-то рада этому.

Анечка скромно стояла у гардероба, поникнув головой. Заметив меня, расцвела.

– Привет, Ань, – я её обняла. Вычитала, что это обязательно для забитых. Вот прямо, как чистый воздух и вода.

– Привет, Кать. Я вчера к тебе приходила, а ты с Сонькой гуляла.

Вот этого мне только не хватало! Она что, ревнует? Приехали.

Улыбка не пропадала, потому что Трэш даже куртку вешать увязался за мной. От него пахло чем-то знакомым, и я бы даже сказала родным. Его горячий взгляд от меня не отрывался, и я ощущала его чуть ли не физически.

Его пальцы тронули мои. По телу пробежала дрожь. Волнительное состояние окутало с головой. И это одно прикосновение, что будет, если я его поцелую?

А вот не поцелую! Я игриво подмигнула Савинову и отвернулась. За руку взяла Аньку.

Мы поднимались на второй этаж втроём. Трэш, как личная охрана, как курица над цыплятами возвышался над нами и закудахтал матерщиной, когда увидел Котова.

– Кэт, привет! – крикнул через весь коридор Макс, приблизиться побоялся.

– Привет! – весело помахала ему рукой, и Анька тоже.

Раздражённый Трэш влез между нами и, обидевшись, первым зашёл в класс. Это вызвало у меня смешок. Забавно, когда вот так ревнуют. Правда забавно было только до того, пока я не увидела, что Трэш позирует Ложке.

Он парень красивый, и улыбка у него ослепительная. Ложка многих гоняет, чтобы фотки ей не портили, а тут и обниматься полезла и в щёку… поцеловала.

Я резко отвернулась и села на последнюю парту.

Сонька пришла без грамма косметики и с убранными волосами.

– Лядь, ты с похмелья что ли? – заржал Трэш и был послан на три буквы.

Лядина наклонилась ко мне, и решив, что Анечка пустое место, прошептала:

– Не выдержала вчера, нашла его в соцсети. Прикинь, он мне ответил! Я ему фотки с оленями выслала.

– Сонь, не перегни палку, – испугалась я.

– Ты что! Я с мамкой поговорила, она тебя поддержала во всём, так что я теперь отличница и на косметике сэкономлю. Тоха сказал, что слишком много её.

– Капец, – тихо рассмеялась я. – Это всё равно игра с огнём.

Сонька чмокнула меня в щёку и пошла толкать Трэша, чтобы освободил место рядом с Ложкой. Вот лучше б меня Вася поцеловал, тогда бы было интересно.

Савинов показал взглядом Анечке, чтобы сдрыснула, та не поняла, зажалась вся. Так Трэш её за шиворот взял и отсадил к Шишкову за парту насильно.

– И чё мне с ней делать? – возмутился Ромка.

– Научи в морской бой играть, по моське видно ни разу не пробовала. Будь, так сказать, первым, – веселился Трэш и грохнулся рядом со мной.

– Скажите сыр, – протянула дура Лера.

Трэш оскалился на камеру, я быстро спрятала лицо ладонями.

Пришла долговязая математичка, алгеброичка, геометричка, в зависимости какой урок. В классе стояла относительная тишина. Кто бы куда не вздумал поступать, математику придётся сдавать всем.

Я не поняла, на какой минуте урока, мы остались с Трэшом вдвоём в своём собственном мире. Звуки извне стихли, и я слышала только стук своего сердца и его дыхание рядом.

На моей руке ещё была повязка, я аккуратно выводила простым карандашом на полях завитки и листики. Загибала виноградные лозы, рисовала крохотные ягоды.

Трэш присоединился ко мне.

Начало происходить волшебство.

Из-под грифеля его карандаша являлись невероятно красивые линии. Мои заросли с листьями медленно перетекали в локоны вьющихся волос. Волосы стелились, как на ветру, а потом из леса вышла я.

Появился лоб и нос, как на парте, которую Никита ковырял ножом. Только в этот раз Трэш навёл светотень. Подышал мне в ухо, а потом нарисовал его между клеточек тетради по алгебре.

Ухо моё от такого пристального внимания сильно покраснело и, казалось, начало плавиться.

Я видела, что карандаш тщательно вырисовывает серёжку в мочке. Это серебряные серьги с сердечками, папа подарил на первое сентября, когда я пошла в школу. Поэтому они маленькие и еле заметные.

А рисунок проявлялся. Глаза девушки были закрыты. Губы приоткрыты. К её губам вдруг были пририсованы другие губы.

Я начал краснеть, как будто в этот момент, мы с Трэшом целовались.

Но это так и было!

Вот его волосы отдельными прядями, прямой нос. Голова склонилась набок, чтобы было удобно целоваться. На лице девушки вдруг появились пальцы, и я словно почувствовала прикосновение.

Трэш рисовал правой рукой, а левая рука под партой тронула мою коленку. Это было невероятно развратно. Само собой не в жизни, а в распустившихся мыслях, где мы уже целовались и прижимались друг к другу.

И спасибо Трэшу, что он рисовал на нас одежду.

Я сжала ноги и отстранила его руку. Никита тоже улыбался и краснел, как и я.

Нарисованная пара нежно обнималась и целовалась. Ладони парня держали лицо девушки. А её пальчики покоились на его талии.

Мои губы зудели, стали тяжёлыми, требуя этого. В коленях появилась дрожь, и я уложила руки на них. И мою левую руку накрыла рука Трэша. Ладони его вспотели, и мы слиплись пальцами.

Был невероятный трепет в теле. Бабочки в моём животе натужно пытались вырваться на волю.

Мы с Никитой встретились взглядами и утонули.

Дышать было сложно, но нужно было что-то сказать иначе…

Трэш чуть-чуть склонил голову на бок.

Только не на уроке алгебры!

– Здесь надписи не хватает, – еле слышно сказала я.

Никита ещё мгновение смотрел мне в глаза, опускал взгляд на губы, а потом вернулся к рисунку. Он быстро вывел: «Туга…». Потом передумал. Длинными пальцами перевернул карандаш и резинкой стёр, что написал.

Он медлил.

А потом решился. Очень быстро начертал размашистыми буквами: «Я люблю тебя».

– Тугарина!

Я вскочила на ноги, делая неглубокие вдохи, стараясь успокоиться и вздохнуть полной грудью. Получилось не сразу.

– Вы чем там с Савиным занимаетесь?

Класс заржал, стали высказывать мнения, чем мы тут занимаемся.

Я прикрыла свою тетрадь и выдала:

– Если показатель корня целое чётное число, то подкоренное выражение не может быть отрицательным.

– Савинов! – крикнула алгебраичка.

Трэш тоже вскочил с места и протараторил:

– Если показатель корня целое нечётное число, то подкоренное выражение может быть отрицательным.

Я, открыв рот, уставилась на Трэша, кто-то присвистнул.

– Сава, Леся сядьте на заднюю парту, – попросила учительница. – А вы, сладкая парочка, вперёд.

Класс опять заржал. Сквозь хохот, я слышала слова Анечки:

– Е – три.

– Ранила, – отвечал Шишков.

– Е – четыре.

– Убила. Пля, научил на свою голову.

– Есть, – Анечка сжала кулак и повела локтем вниз в знак торжества победы.

Хоть кому-то удастся оторваться на свободе – задних партах.

В коридор вываливал шумный народ из всех кабинетов.

Моё настроение было отличным, я порхала от навалившегося счастья. Шла, подпрыгивая в другую часть школы ближе к кабинету литературы. Трэш немного отстал, когда я вышла на перемену.

Зато Котов догнал меня на лестничной площадке, где росли цветы в кадках, и стоял бюст какому-то старику, очень напоминающего Ленина. Наверно, он и был. Наша Жопа-Голова коммунистка, так что не удивительно.

– Кэт, – вид у Котова был немного растерянный. – Придёшь завтра ко мне? Народу будет! Все свои.

– Макс, послушай, – надо было прекратить эту фигню и сказать, что я не буду с ним гулять. И плевать мне на машину и его деньги. И клуб со странным названием «Дали», тоже нафиг нужен.

– Это ты послушай, – он взял меня за плечи и заглянул в глаза. – Он наркоман. У Него друг, цыган Колька Арбузов. Это бараки на выселках. Слышала?

– Их же разогнали, – ошарашенно прошептала я.

Историю про наркоманский притон знали многие.

– Не всех. Трэш торчок. У него поэтому денег нет никогда. Сколько бы не заработал, всё спускает.

– Не верь, Кис!

Трэш подлетел к Максу и ударил его кулаком в нос без предупреждения.

Котов от неожиданного удара отлетел в сторону и рухнул лицом в декоративную пальму, что росла в белом старом горшке. Горшок от веса парня раскололся на несколько частей.

Из носа Котова полилась алая кровь. Но Макс не футболист, которому нужно сыграть на публику, он популярный парень школы. Вытерев кровь рукавом, он плюнул на осколки горшка и кинулся на Трэша, свалив того с ног.

Пол был выложен гранитовой плиткой, и когда парни бились головами об неё, я содрогалась и, казалось, слышала, как со звоном вываливаются на пол и бьются алгебраические функции и химические формулы.

Верещала от вида крови Ложка. Довольная Лядина снимала видео.

– Жопа-Голова! – выкрикнула Верещагина.

Котов и Савинов метнулись в разные стороны, в мгновение ока, скрывшись в толпе.

Меня потащила за собой Сонька, уводя подальше от места битвы.

– Сонь, Трэш наркоман?

Лядина скривилась, оторопело оттянув нижнюю губу.

– Правда? – ошарашенно уставилась на неё.

– Ну, как сказать, – мялась Сонька, подбирая слова. – Тугара, курнул парень пару раз, с кем не бывает.

– Да, пошли вы все, – обиделась я.

Трэш меня догнал у самого кабинета.

– Ещё раз с ним увижу! – орал он. На скуле темнел синяк.

– То, что?! Нарик!

– Ты охренела?! Вот так ему и поверила?

Он хотел меня схватить, но я увильнула и забежала в класс, где Анечка нам уже заняла последнюю парту среднего ряда, как я люблю. А Трэшу пришлось довольствоваться второй партой у входа.

Вошла Маргарита Петровна. Мы, как всегда, встали, приветствуя классного руководителя. Она ничего не сказала.

В руках у неё не было ни журнала, ни тетрадей. Выглядела она плохо. По лицу и шее бежали красные пятна. За стёклами очков сверкали слёзы.

Мы все тихо уставились на неё. Замерли в ожидании.

– Ребята, – голос её срывался. – Я так была рада, что мне дали…классное руководство над вами. – Она стала говорить с трудом, сжимая кулаки. Не смотрела на нас, и это напряжённостью отразилось на всех. Мы даже дышать боялись. – Сегодня утром, в стопке тетрадей вашего класса… я хотела сегодня их проверить… Я обнаружила… мерзкую, гадкую, – она стала визжать, захлёбываясь рыданиями. – Просто отвратительнийшую карикатуру на себя. Я думала, вы взрослые люди. Я очень хотела быть с вами одной семьёй…

Она не выдержала и метнулась к двери, где столкнулась с деректрисой.

– Савинов!!! – заорала Жопа-Голова. – В кабинет ко мне.

– Я ничего не рисовал, – озлобленно оправдался Трэш. – На кого угодно, только не на Маргариту.

– Ублюдок, – выдохнула Ложка.

Трэш окинул наш класс синим взглядом, на мгновение, задержав его на мне. И ушёл.

Стояла гробовая тишина.

– Сидите, я узнаю, – сорвалась я с места.

– Почему ты? – возмутилась Сонька, она же староста класса. Я всё время забывала об этом.

– Мне скоро восемнадцать, – это мой любимый способ указать Лядиной место.

Я бежала со всех ног в кабинет директора. Концентрировала внимание на сложившейся ситуации. Было необходимо трезво подойти к этому конфликту.

Я не верила, что Трэш мог так поступить с Марго. Это исключалось сразу. А это значило, его нужно защитить любой ценой. Не получилось из меня художника, но стиль Трэша я отличу, если что.

Влетела в кабинет, игнорировав секретаршу. За её спиной трудовик капал капли в столовую ложку, и спаивал это всё Маргарите Петровне, которая рыдала навзрыд.

– Тугарина, – только открыла рот директриса, как я нагло подлетела к её столу.

Там лежал рисунок. Точнее сказать, отличная компьютерная работа. Картинка была откровенного содержания, восемнадцать плюс. Группа самцов и наша Маргарита Петровна. Всё было так отлично заретушировано, что у меня косички от позора чуть вверх не поднялись.

Я, покраснев до кончиков волос, быстро свернула лист до маленького прямоугольника и спрятала омерзительную гадость в карман джинсов. Взяла себя в руки.

– Антонина Васильевна, – строгим голосом заявила я. – Это не Савинов. У него нет компьютера, принтера тем более с печатью. И редакторов он не знает.

Нависла пауза.

Трэш за моей спиной перестал дышать. Аргумент был веский, поэтому директорша нахмурилась.

– Кто горшок сломал? – сурово спросила она.

– Это я, – выпалила, не дав Трэшу и звука произнести. – Поскользнулась и рухнула. Не призналась, потому что… Не говорите родителям. У меня есть карманные деньги, я сегодня же куплю новый.

Она внимательно меня изучала. Я смотрела на неё и тихо произнесла:

– Антонина Васильевна, мы выясним, кто нашу любимую классную руководительницу оскорбил. Обязательно выясним и вам сообщим.

– Никакого самоуправства, Тугарина, – недовольно сжала губы Жопа-Голова.

– Я поняла, – кивнула и пошла из кабинета.

Марго продолжала выть белугой. Похоже, уроков у нас сегодня не будет.

Я быстрым шагом возвращалась в класс. Коридоры были пустыми, в рекреации с большими окнами слышались голоса учителей. Отопление включили, в школе стало жарко, и на уроках часто открывали двери.

Трэш догнал меня. Забежал вперёд, вынудив остановиться.

– Катя, не верь Котову никогда, – он говорил мягко, потому что я его только что спасла.

– Мне надо вернуться в класс, – тихо прошептала я.

– Всё? – у него на лице отобразилось горе. – Мы расстаёмся?

– Малолетка, – вырвалось у меня. – Мы и не встречались.

Во что я вляпалась? От него ведь одни беды! Теперь любой рисунок в посёлке будут скидывать на него. А потому что, нефиг было себе такую репутацию делать! А мне бегать вытаскивать его?! И нет в Трэше ничего, что могло бы мне понравиться.