Текст книги "Цвет ликующий"

Автор книги: Татьяна Маврина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

В пятидесятые годы земля и небо стали темой пейзажей и книжек. Пленяли дороги – в голубых глазах по весне, когда небо из звуков и грачиных крыльев стекает на розовеющие деревья. Дни прилета и отлета грачей – каждый год самые приметные, очень шумные весной, приметные осенью. Живые графические узоры на небе. А дорога сама, как живая, бежит – „мелкие ручейки – бродом брела, глубокие реки плывом плыла, широкие озера кругом обошла“ (это из сказок, которыми я в то время увлеклась).

Так старинная архитектура породила увлечение фольклором. Сказками я занялась после войны. Стала делать книжки в детских издательствах».

В 60–70-е годы Т. Маврина много путешествовала по ближнему и дальнему Подмосковью, «на одно и на два поприща от Москвы» и «за Золотые ворота» Владимира, как она писала в своей книге «Пути-дороги». В ее архиве хранятся десятки альбомов, любовно сброшюрованных и оформленных как книги, в которых собраны работы, привезенные из этих путешествий. Это своего рода лирические дневники, передающие впечатления художника от увиденного в пути. Ее книги-альбомы «Ярославль», «Вологда», «Москва – Тутаев», «Кострома», «Чудо-города», «Угличское шоссе», «За журавлями», «К Блоку», «Метель», «Снег» и др. еще ждут своего издателя.

Интересное замечание по поводу жанровых картин Т. А. Мавриной сделал А. Рогов в своей статье «Этюд к портрету Мавриной»: «Думаю, что пройдет всего еще лет двадцать, тридцать, многое из жизни провинции канет в Лету, и люди уже тогда смогут черпать из мавринских „Чудо-городов“ так же много, как мы сегодня черпаем из „малых голландцев“. Кому нужно, найдет в них уйму исторически-документального, кому нужно – подлинно философские раздумья, но главное, каждый почувствует душу сегодняшнего человека, всю глубину его чувств, узнает, что его волновало и радовало, как он относился к своей земле и своему народу, ко всему, что рождено его умом, сердцем и руками».

Т. А. Маврина – художник, то, что называется «от бога», но вот что она писала о своей работе

«…муки творчества, что нам приписывает литература, – мне просто непонятны, я человек рабочий. Если трудно – то не нужно, сказал еще давно философ Г. С. Сковорода. Повторю за ним и я!

Я не берусь „определить“, что такое творчество и что ремесло, мастерство, уменье, „самовыражение“ и т. д. Пишу, когда светло. Живет довольно самостоятельно рука. А когда я пишу, ей владеет даже не воля и мысль, а нечто вроде Сократовского „деймона“. Но руке нельзя все же давать полной воли, и надо „учить“, чтобы не была „вялой“, не было бы „чистописания“ и не форсила бы своим уменьем.

„Чистописание“ и „лихописание“ – одинаково плохо.

Это правило скромности руки, может, не все принимают и понимают. Но! Как хорошо принял это Боннар и из умелого рисовальщика японского типа стал нежнейшим живописцем, будто и „рисовать“-то совсем никогда не умел.

Ну а духовная сторона – что она собой представляет? – То, не ведомо что…»

В послевоенные годы сказочные темы заняли главное место в творчестве Т. А. Мавриной. Юмор и поэзия русских народных сказок, сказок А. С. Пушкина были близки ей с детских лет.

«…Уже и не вспомнишь, когда выучила наизусть пролог к „Руслану и Людмиле“, кажется, с ним и родилась. Сначала был Пушкин, потом уже сказки, – писала Т. Маврина в одной из журнальных статей. – Задумала я делать сказки еще во время войны, пленившись загорскими розовыми башнями, мысленно рисуя на обломанных тогда шпилях вместо простых флюгеров – пушкинского „золотого петушка“.

Но пока вдоволь не набродилась по московским улицам, разглядывая всякую старину, не поездила по старым городам; не посмотрела вдосталь народное искусство в музеях, книгах, в деревнях; не нарисовалась всего этого всласть, я не принималась за сказки».

Первой была «Сказка о мертвой царевне», вышедшая в 1949 году, затем был мультфильм «Сказка о рыбаке и рыбке» с рисованной заставкой «Лукоморье». Затем было много книжек русских сказок, иллюстрации к поэме «Руслан и Людмила», получавшие медали ВДНХ и Международной книжной ярмарки в г. Лейпциге.

В 1974 году Т. А. Маврина снова проиллюстрировала все сказки А. С. Пушкина для издательства «Детская литература».

В 1975 году за иллюстрации к детским книгам Т. А. Маврина была награждена Государственной премией СССР, в 1976 году она получила золотую медаль Г. X. Андерсена за международный вклад в дело иллюстрирования детских книг.

В 1978–1989 годах Т. А. Маврина в содружестве с писателем Ю. Ковалем выпустили в издательстве «Детская литература» серию книг для юношества: «Стеклянный пруд» (1978), «Заячьи тропы» (1980), «Журавли» (1982), «Снег» (1985), «Бабочки» (1987), «Жеребенок» (1989).

Итогом многолетних поездок по блоковским местам Подмосковья стал альбом путевых зарисовок: «Гуси, лебеди, да журавли…», выпущенный издательством «Московский рабочий» в 1983 году.

«Любовь к Блоку с юных лет долго пролежала на дне памяти. Вхутемасовские увлечения Маяковским, Каменским, Уткиным меня не коснулись. Блок остался. А строчки Ахматовой: „…И помнит Рогачевское шоссе разбойный посвист молодого Блока…“ заманили разыскать Рогачевское шоссе, а там и самого поэта, и нарисовать все, что увидишь», – написала Т. А. Маврина об этой своей работе.

В конце 1980-х и в 1990-е годы основной темой в творчестве художницы стали цветы. На листах, соединяющих жанр пейзажа и натюрморта, цветы часто соседствуют с предметами быта, на фоне городского пейзажа с кусочком дневного или ночного неба за окном московской квартиры. Смелость цветовых решений, богатство палитры и, наконец, женственность буквально захватывают зрителя.

Т. А. Маврина чудесным образом соединила в своих работах сказку и быль, век нынешний и век минувший, создала свой мир, в котором особая красота, воздух, цвет, простодушие, духовность, русская широта, человечность, любовь к нашей земле и людям, ее населяющим. Ее работы хранят аромат эпохи, тот особый тип духовности, времени уже «унесенного ветром», чего-то такого, что может быть утрачено навсегда, не сохраненное современной живописью.

А. Г. Шелудченко

Дневники

1930-е – 1940-е годы

1930 год

Работа над «Онегиным». Ученые разговоры. Симонов монастырь. Весна. Воробьевы горы. Новодевичий м-рь. Пешком до Арбата. Первое звуковое кино. Грели руки в моей хомяковой шубе. Выставки. Первые ласточки сквозь руки на Сретенском бульваре. Лавочка в Останкине. Кунцево. Пляж. Ямы. Первый романс. Обида. Разлука, встреча. Павшино. Мыльники. Судак. Письма. Павшино. Прогулки весной с Семашкевичем. Обеды в ПКО. Гулянье и песенки там же. Встреча Н. В. у Цявловских. Кам. уезжает осенью в колхозы! Коллекционные вина. Голод. Отсутствие сладкого. Я гуляла одна по Измайлову. Гуляла и с К. [2]2
  К., Н. В. – Николай Васильевич Кузьмин.


[Закрыть]«Еноты». «Чижи». Лето. В гостях у К. в Черном все «13».

1931 год

Владимирское шоссе. Стружки. Ручьи. Сосны. Зайцы. Прогулки по Александровской ж. д. Ранняя весна и ранние романсы. Подготовка к выставке. Ильин. Ранняя весна. К. в Рязани в лагерях. Большой разлив на Дорогомиловке, гуляли. К. живет с какой-то балериной. Рассказ о свидании М. И. с Кат. и стихи. Гиря по этому поводу. М.И. на выставке гордая с брюхом. Влад, шоссе, ручьи, щепки, сосны. К. семейство в Сер., я на даче.

Стихи К.:

 
Как солнце, вы скорей на дачу,
А я сиди и волком вой!
Не то чтобы я плачу,
Но право около того.
 

Редкие встречи. Встреча с Древ. у К. Возвращение на рассвете. Чужое парадное на Сретенке.

1932 год

Зима на Кавказе с Кам. «Если не увижусь, не поеду сегодня» – в письме. Трогательный случай из французского романа.

«13» в гостях на Истре. Я незаметно передала К. записочку. Пляж. Рыба. И К. ходил вверх ногами. Уехали очень поздно.

Весна. Романс. «16 лет веселая резвушка». Останкино. Молодые березки.

1933 год

Лето у попа. Друзья К. и слава Онегина. К. уезжает. Засуха. Деревенские акварели. Переписки нет. Неожиданный приезд. Дорожка в сосенки. Смущение. Я обернулась и упала в объятия К.

Зима. К. ходил на вечер Кончаловского. Весна. Поп. Нервы. Школа. Собака Шарик. Расписание дней. По ночам я хожу по лесу и плачу. Шарик пердит и толстеет, сожрал сыр, объел мясо, но все же удалось его зажарить для гостей: Даран, Докукин и Алешка. Они ухаживали за поповнами. Букеты, луга. К. уезжает ненадолго в лагеря, возвращается на пароходе с цыганами. Осень. К. уехал в Сердобск. У меня личные отношения с Иваном. Вызвала его письмом, болел малярией Мишка и он не приехал. Уехали, оставив вещи у молочницы, Шарика тоже. Потом вернулись и ушли. Осень. Долго. Опята, расставание с Шариком и горькие слезы о нем всю зиму. Москва. Редкие встречи. Хвойные ванны. Каток в ЦДКА.

По весне в Измайлове неосторожность. Лето на Истре. В большой комнате у попа. Ссора и примирение. После долгой разлуки. В лесу на дорожке. К. приезжал утром и уезжал вечером. Расписание. Осенью оставался. На островке над оврагом, над Истрой целый день купанья. После Гильдебрандихи в грозу под дождем, во ржи, унося картины цветущих лугов. Жил Алешка. Уезжала в «Сормово». Летом Останкино. Ямки. Мрачные сосны в Мамонтовке. Пастухи.

1934 год

«Жук, жук, я тебя не вижу!» Весной я захворала – грипп, голова, бессонница. Надо поехать на Кавказ, и мы поехали. Сочи, Гагры, Афон. Приезд с цветами. Опять бессонница. Весна. Реутово, под смоковницей, слух. Измена и пр.

2.9.34.Лагерь у К. Поцелуй на прощание при Даране на Садовом кольце. К. бегом побежал на вокзал. Новелла. Осень, захворал скарлатиной Иван. Родился Мишка. К. небритый, встречи на улице, разлука.

1935 год

Снимали дачу по снежку в Кочаброве, накинули сотню, перебили у кого-то. Переехали рано. Клятвы верности – расписки. Лагеря с 16 августа. Я махаю шляпой на вокзале. В Москву. Проводы с Казанского вокзала в жару, бессонная ночь. Бутылка боржому. Творец Онегина или быстрое возвращение с обязательством отработать осенью в Ногинске. Написана девушка в красном, пейзажи, букеты. Осень. Обираловка. Романсы. Ногинск. Разлука, нервы. Хв. ванны у обоих. Живем врозь, видимся каждый день. К. ругали в газетах и на диспутах. У меня Золя.

1936 год

Кат. завел девушку, ездил с ней в Питер. Театр. «Дубровский», весна в Москве. Кочаброво. Засуха. Зной. Все сожгло. Жара. Вонь пожарищами. Из-за театра часто в Москве. Спасение в Сандуновских банях. Голые девушки – живопись. Под звездами. Несчастье. Не видала ни лета, ни осени. Москва. Мученье. Мы вместе.

1.12.36.Две волны, два гребня, 9-й вал. Хорошо ли, это надо обсудить.

 
Судьба наша зла.
Если завтра не будет,
То как же холодно
Спать буду без К.
К. – теплый, не прижаться,
Не обнять за мягкие плечи
Я не могу отказаться,
Душу свою не калеча.
 

Хорошо живем с К. целую неделю.

6.12.36.Хотели идти на каток, да все растаяло.

1937 год

10.3.37.Весь день вместе. На улице вьюга. Казалось, что все это снежное и летнее небо свалилось на меня.

17.3.37.Сон: влезли на высокую горку и оттуда трахнулись. Второй раз К. втащил меня на веревке и сам свалился, а я осталась на вершине.

22.4.37.Сквозь тяжелую занавеску на белую печку ложатся голубоватые отсветы, значит, день солнечный. 11 часов. Раньше подниматься у нас не получается. Растираемся джином, которым вчера поили дорогого гостя, и красавица, подобно ветреной Венере, идет к зеркалу созерцать свою красоту и мазать йодом узоры на разных местах. Из дому мы выезжаем только полтретьего. Сперва завтракаем, потом К. занимается газетами, ждет вдохновения. День голубой, жарко, как летом. Троллейбус до Ржевского вокзала, затем 19-й до Ростокина. Кондуктор с лицом Химеры с Notre Dame.Идем берегом Яузы. К. предлагает идти по шоссе до окружной дороги. На шоссе пыльно, под ногами камни, автомобили воняют. К. начинает ворчать и проявлять малодушие. «Овраги, насыпи, заборы, рельсы, свалки». Но вот эта скука кончается. Налево поселок, в лесу сосновом церквушка, болотца, в которых возятся мальчишки. По ж. д. мосту мы переходим через Яузу и спускаемся к затончику. Мы сидим на пеньке, трава растет у нас на глазах, ключик воды блестит под солнцем.

Цветут желтым пухом вербы, и при некоторых точках зрения это даже напоминает совсем дикую природу. Потом мы идем к Останкино. У берега речки наламываем себе букет из веток цветущей вербы. Сейчас 6 часов, воздух золотой. Тени лиловеют, останкинский лес весь в пуху. Под ногами серые червяки опавшего осинового цвета. При выходе из парка нам читают нотацию за наломанный букет. Потом мы обедаем. Черный хлеб с маслом и строганой брауншвейгской колбасой, потом грибной суп и гречневую кашу с молоком… и аминь. С Останкиным у нас связано много приятных воспоминаний «воздушных и земных».

20.6.37.Я надела голубой туалет и поражала К. Были на бельгийской выставке. Пейзажи на черном грунте. Самоучка Тевенэ. Цирковой номер и пейзаж. Титгат. Вот все «честные» живописцы. Отправили родителей на дачу.

21.6.37.Переехали на дачу в Грибаново. Спали, вернее не спали, в сенях у родителей. Ели клопы. Щип, щип.

23.6.37.Васильев враг. Я обожаю. Дед [3]3
  Отец Т. А. Мавриной.


[Закрыть]и мальчик. Букет колокольчиков. И новая хата без хозяев.

26.6.37.Жара продолжается. Дед гонял нас по лесу. Я очень устала. К. бросил курить и ест много.

28.6.37.Я красивая, хожу дома a’Naturele и любуюсь на себя в зеркало. «Хочу идти в б…»

 
Погода, увы, благодатью не дышит,
И нет уже нам благодати,
И солнце уже раскаленное пышет,
И нас заставляет страдати.
 

29.6.37.Приехали хозяева «нас проверять». Прятание ню’шек.

30.6.37.Гости. Хозяева: «Нам культура нужна. Ну, книжки, конечно их „проверят“, в библиотеке».

1.7.37.Ссорились из-за пустяков, о живописи. «Катись, катись». Купались врозь. Потом помирились. Я написала луг, К. – букет.

2.7.37.К. уехал в Москву в 6 часов. Я целый день писала «рыжую Ольгу».

3.7.37.Похолодало. От земляники чудно, чудно. Я не все записываю. Мной написана булочница. К. – букет с ромашками.

7.7.37.У К. несчастья в «Academia»; вместо 28 томов – 16. К. сразу похудел. И я, нарядившись на выставку, встретила его в вестибюле Кооператива Художников совсем обсосанного. Боря. Пишет «кету» (рыбу) со спотыкачом в графине. Вечером усердные звонки по всем К. знакомым. Охота показать свою «красоту», а главное – «туалеты», которых стало много. Но ничего не вышло. Тогда решили сделать ремонт и начали таскаться.

8.7.37.Таскание и маляры, и опять таскание.

9.7.37.Уехали обратно в Грибаново. Липа цветет и пахнет Фетом. «Жизнь налаживается, творчество налаживается», т. е. вставши, позавтракавши, попевши, поевши земляники, написала я букет с мальвами на глухом зеленом. К. на голубом. Мальвы мы накануне нарвали в Уборах. Там церковь того же мастера, что и в Филях, Бухвостова. Такой же балкон, как в Филях, памятный бесчисленными поцелуями, во время оно. Сегодня опять пошли туда же посмотреть внутри. В 6 часов. Алтарь до неба и там распятие – очень эффектно.

12.7.37.Началось опять самолюбование, из чего получилась «жидовка в желтом халате». Я страдаю нарциссизмом, уже 5 ню за дачное время. Одна краше другой. К. написал грозу и два букета. Букетами завесил всю стену. Один другого хлеще. Даже смущается такой темой. Ходили купаться. Нарвали массу мыльников. Новелла о мыльниках будет когда-нибудь написана, равно как и новелла о церкви в Филях, и галифе, и о Бетховене. Ночь я не спала. К. называл меня жалкой.

14.7.37.У нас жил Кот [4]4
  Кот, Кайман – прозвище Юрия, племянника Т. А. Мавриной.


[Закрыть]. Дед уехал. Вечером пошли в лес с Котом. И наконец мечта К. исполнилась. Он лазал по деревьям и даже… с дерева к удовольствию Кота и тетки, т. е. моему. Потому что я «тетка-тетенька», а К. – «дядька-дяденька».

 
«Идет по селу молодуха,
Несет поддекретное брюхо» – афоризм.
 

16.7.37.Новелла о К.

Я случайно приехала с Истры, на столе у меня записка. Я ухожу в уединенное место и там ее читаю, чтобы не видел никто. «Я на день или два в Москве, в отпуску из лагерей. Хотел бы Вас видеть. Буду дома весь день. Дай бог чтобы Вы были дома». Я села на первый попавшийся трамвай до площади Революции, изнемогая, доехала. 3 звонка и я. Он был в военной форме и в казенных галифе. Детские воспоминания. Первая любовь. Забыла весь мир. 8 космических потрясений. Ночь проходила и стыдно было так поздно возвращаться домой. Тошнило от голода. Жевали мышиные обгрызки из шкафа. Потом пошли по пустым улицам. Невыносимое расставание.

19.7.37.Дождя нет. Опять лето. Мы на опушке леса. Трава блестит от воды и всюду бабочки, бабочки. Оранжевые перламутровки вроде перьев. Совершеннейшая благодать, мы сняли ненужные макинтоши и калоши и ругались «пешехония». Заботы с души свалились. Дома К. орет. Вечером ели грибы. «Этот дядька д’водяной!»

20.7.37.Опять солнце. Пейзажи Клода Моне. Мы с К. идем в Уборы и рассуждаем о Клоде М. Как воздух Иль-де-Франса создал его живопись. Если бы в нашем лете было много таких дней, то декоративности в моих картинках было бы меньше. Очень тянет к себе эта воздушная мягкость. Обратно прошли опушкой весь лес, у выхода ловили бабочек. Вчерашней прелести «после дождя» уже нет. Два махаона. Я пришла в совершеннейший азарт, бегала за ними, но безуспешно.

21.7.37.Бабочный азарт. Мы из ухвата (хозяйского) сделали сачок еще вчера и в самое пекло пошли на опушку леса. Мечтали встретить махаона, но увы!..

 
Поехал я на дачу!
И взял Кота в придачу!
И вот теперь я плачу:
Зачем я взял Кота!
Зачем я взял Котишку,
Противного мальчишку,
Он не читает книжку,
Хоть книжка и взята – не взята, не взята, не взята.
 

Эти стихи распеваются нами, когда идем с Кайманом, равно как и этот дядька д’водяной! Мы работаем и тоже их орем. Кот пасет божьих коровок на полыни.

22.7.37.Собралась гроза. Я залюбовалась с нашего бугра и написала исключительной красоты картинку с тучей и желтыми бабочками. Впервые в моей палитре английская красная. К. – бело-голубой букет. Быстро собрались и уехали в Москву. Всю дорогу пейзажи Клода М. Москва, никакого очарования. Одна серость и духота. Григорьяновская девушка поспешила сообщить, выпучив свои красивые глаза, что звонила М. И. и просила передать Н. В., что умер его отец. Мы собрались идти куда-нибудь, разоделись, но это сообщение нас пришибло. У меня заболела голова от сидения в гостях у Дарана и стало еще хуже. Так что мой первый выход в свет после трехлетнего сидения был тяжел. И до утра не смогла заснуть.

23.7.37.К. уехал к семейству на дачу. Повез Ивану бабочек и сачки. Но оказалось, что мальчишки и без нас занимаются этим, и махаоны – наша мечта – у них идут за обыкновенные. Я, преодолевая усталость, ходила в Academia’ю. Отношение ко мне какое-то враждебное. Очень противно. Вечером, надев самый роскошный туалет (голубой), пошли в гости к С. поражать! Поражение удалось. Очень скучно ходить в гости.

26.7.37.К. написал один плохой и один выдающийся букет. Последний надо еще посмотреть завтра, при свете. Кажется, хорош. Вчера ходили в Васильев враг за цветами. Написала «Олимпиаду» с белыми волосами. К. читает. Привезли много книг, его не оторвешь. Все горит, и трясется, и вытягивает душу.

27.7.37.Букет-то хорош. К. увлекся и сделал еще два, и погулять не успели до дождя. Опять ливни. Спать плохо. Одолевала сырость. Пахло тетками, т. е. гнилью. Уже давно просыпаемся с головной болью и говорим, надо взять кровать. На этой спать вредно! Идти за кроватью невероятная лень. А у меня еще людебоязнь. Надо что-то говорить. Так страдали от дурного воздуха целый месяц. Я пытаюсь свалить все на К. Пусть он идет за кроватью, но он тоже не хочет. Пошли вместе. Идти-то всего несколько сажен. Но главное, надо говорить. В минуту опасности энергия у меня появляется, и я говорю хоть куда. Взяли кровать. Привезли кровать на тележке. Установили кровать, привязали все веревками. К. своими нежными руками гвозди таскал из щитов, чтобы забить доски. Кровать хоть куда! На такой только детей делать. Нас это развлекало.

30.7.37.К вечеру пошли в дальнюю прогулку. Разговоры об искусстве. Чудное место для бабочек – опушка леса от Дмитровского. Я написала впервые закат, и мы с К. идем. «Мальвы». К. делает ерунду, подражая японцам. Я его звала «творушка».

31.7.37.Сегодня утром К. рассердился, что уже 12 часов, а у самого ячмень на глазу. Ворчит и пишет букеты. Старые выправляет. Гуашью. Небо сверкающее, ноздрявое, любимое. Я вышла на бугорок, цветы и дали. Вокруг махаоны. Сачок уже не из ухвата, а купленный в Москве. Несу с торжеством. На нашем бугре махаоны!! Еще один носится. Я умаялась, за ними гоняясь. Но не дался. Очень мешают бегать каблуки и пр. Пусть себе летает. К. все хвастает своими букетами. Я тоже любовалась. Пошли в лес за вечерними траурницами. Всю дорогу пели глупости на мотив марша сочинения К.:

 
Тетка вышила рубашку, да не ту.
Оказалося рубашка, да не та.
Наступает она на ноги Коту,
Огорчает она бедного Кота… нечаянно!
 

или старую песню. Кот приплясывает и изображает на лице – «И этот дядька д’водяной!» Вечером расправляли бабочек.

1.8.37.Утром солнце. Бабочки на нашем бугре. Надвигается гроза. Бугор в цветах, и мы с сачками. Приехала Катька [5]5
  Сестра Т. А. Мавриной.


[Закрыть], пришла к нам.

2.8.37.Чудный опять день. Наконец-то я поймала третьего махаона, за которым гонялась 2 дня. Катька тянет гулять, но мы, хоть это и не очень любезно, отвильнули и пошли с сачками одни. Опять пейзажи Клода Моне. Синие дали, никакой близи. Наш бугор необъятен. В лесу бабочный бал, но больше все мелкие. Один траурман на водопое – и все. Опушкой прошли до Дмитровского. В тени устроили роздых и нюхали дух жизни. Небо начало закрываться облаками, и зной спал. Махаона не поймали из-за туч. Надвигались 2 грозы. С двух сторон. Пришлось скорее уходить быстрым шагом с сачками на голове, под розовым зонтиком. Ели вкусные шампиньоны с мясом в сметане. После дождя похолодало, и мы с К. занялись живописью. Я меняю фоны на тех букетах, которые не жалко. Зеленый вышел очень удачно. К. уже акварели переделывает на гуаши, что мне не очень нравится. Электричества вечером не было. Дед был настроен очень мрачно и рисовал печальные картинки Каймашкиного будущего. Велел ему есть кашу, а Кот просил яичницу. Бабушка, на зло Деду, сделала ему яичницу. Но зато не велела есть на ночь варенье. Педагоги не сходятся во мнениях. Дед за спартанское воспитание. Я не люблю дедовы мрачные картинки будущего, они меня расстраивают. В голове запрыгали мысли, и блеск жизни потускнел.

3.8.37.Погода серая. К. вялый. Я забыла утром растереться, вспомнив, опять разделась и растерлась водкой. Изгладила вчерашнее недоразумение. Скучно писала букет в поисках новых сочетаний, потом пошли за грибами с Дедом, Котом и Катькой. Вечером помидоры с луком. Наконец лук в нашей жизни опять появился. Потом грызла семечки, чтобы не читать на ночь, и писала дневник.

4.8.37 [6]6
  Записи за 4, 5, 6 и 7 августа 1937 года принадлежат Н. В. Кузьмину.


[Закрыть]. Ветер сильный. Т. писала ромашки, ничего не вышло. Я сперва сделал букет на красном фоне. Потом этот же букет в стиле раннего футуризма. Т. очень нравится, мне тоже. Я гордый.

5.8.37.Я уезжаю в Черное. Атлас бабочек. Вечером в Москве. Перед сном романсы. К.

6.8.37.Выходной день. Я иду менять дефектные книги и в Сандуны. Т. делает покупки, потом лакирует картинки. На вокзале едим пирожки с сосиской и мороженое. Грибаново, тихий вечер. Жареные грибы. У Т. болит голова. К.

7.8.37.В 6 утра Т. побежала в сарай. Во сне видела, как меня приговорили к смертной казни, а она меня превратила в котеночка и звала «Барсиком». К.

9.8.37.Ветер на нашем плоскогорье и мгла. Пошли на кладбище. С Котом и Катькой. У пьяного дерева махают черными крыльями траурманы. Выглянуло солнце, прилетели две Ванессы – углокрыльницы. Коллекция разрастается. Надо красивый ящик со стеклом.

10.8.37.Теплый день. Гуляли с Котом. Зашли на кладбище, но кроме пьяных траурниц – никаких бабок. Спустились к Истре. Две антисемитки «купались à la naturelle». К. кое-чем успел полюбоваться. Вода по колена. Я сачком в голом виде ловила коромыслов. Купанье буйволячье. К. перенес Каймашку, и мы пошли опушкой леса. Пахло запоздалым сенокосом. Кот забавно дрожал, переходя обратно речку. Чудная прогулка, чудный день!

11.8.37.Суховей. Проснулись хорошо оба, поэтому пели в свое удовольствие. Гулять так и не собрались. Я сижу целую неделю и проклинаю чтение, в которое влипла с головой. Всасываю тыняновского Пушкина, и как всегда с азартом. Живописью не занимаюсь и холодно гляжу, как творит К. А он сотворил всякие роскошные букеты. Надо мной то издевается, то ругает, то ласкает. У него болит живот, а у меня от запойного чтения – голова. До смерти хочется идти далеко гулять. Но как-то весь день прошел и не выбрались. К. один день не курил, а сегодня опять купил папиросы и обдает меня противным табачищем. Я настроена нервно. Морду мажу березовой эмульсией от загара, делаюсь белесая, как шкетовка. Спим после обеда и купаемся до. Вечером гуляем, обнявшись, а Котишка впереди. Он нам не мешает. Сидели на крылечке и кормили кур. Приехала хозяйкина дочка с громадным брюхом, впряженная в белые шелка и с портфелем. Пишу. Деревня орет песни. Сегодня под выходной.

12.8.37.Мне все куда-нибудь хочется идти, а К. – «творушка» пишет свои «букеты» в стиле иконописи старинной и сидит дома. Гулял насильно. К вечеру его посетила удача. Явился на свет 101 букет, приятных форм и цветов – красный, синий, желтый. Достоин жизни вечной. К. весь вечер хвастался и любовался на него и так, и этак, и без огня, и при огне. Свои успехи померкли, а я тоже кое-что сделала. Ленясь, нехотя проходя мимо мольберта, я взяла кисть, чтобы потыкать в стоящий на нем цветущий луг, сто лет назад начатый, и увлеклась. Цвета стоящего на столе букета: желтые, теплые розовые, серый и память о сверкающем небе, бывшем когда-то давно, и горящих на солнце пижмах две недели назад. На небе бабочки. Написалась картинка хоть куда.

13.8.37.3 ночи сплю плохо. Настроение плоховатое. Елена [7]7
  Младшая сестра Т. А. Мавриной.


[Закрыть]живет здесь. Ходит в моей рубашке, стирает и вешает на виду без всякого стеснения, полное ко мне презрение. Цинизм. А сказать я, конечно, не могу, только ругаюсь про себя. Какая-то «клептомания». К., окрыленный успехом, пишет и пишет. Я занимаюсь баловством на старых холстах.

14.8.37.Мне хочется идти куда-нибудь. Жара и суховей. К. творит. Я ною. Наконец, часа в 3 собрались и пошли в Уборы. Никаких бабок, конечно, нет. К. меня дразнит за поздние вставания, я его ругаю за неподъемность и туго…ство. Говорим, говорим и все врозь. Сели у пруда. К. срисовывал себе вид, я ничего не доглядела. Дома по моему совету К. повесил свои новые букеты фризом над окнами. Они похожи на народное искусство, очень идут к бревнам простой нашей хаты. К. очень горд, но мы все «ссоримся» и даже, ложась спать, не говорим.

15.8.37.Мне кажется, что К. на меня сердится, отодвигается, брюхо завязывает, на мои вопросы не отвечает. Я пошла за бабками. Чудное утро и ветру нет. Вышли с Котом часов в 11. Жара, кругом выгоревшее поле и бабки. На кладбище лет, как во сне. Надо добавить, что, выйдя из дому, на бугре поймала чудного махаона, потом идет адмирал, белая, красная и синяя орденские ленты. Соблазнилась и на 5 траурниц. Ночницы летают, как воробьи, сначала загадочные и чужие. Потом мы изучили их обычаи и научились их глядеть. Я погналась за адмиралом, вдруг волшебная громадина пронеслась стремительно в сторону – серая – голубая. Потом опять, опять. В глубине этого крохотного кладбища, из 10 берез, они садились, когда ветер сгонял их с высот, на темную северную сторону стволов, совсем сливаясь с корой, и стало ясно, что это синяя орденская лента, только когда научились смотреть. Кот ныл и тянул купаться, время шло к обеду. К. с Котом купались в Истре. Я сидела на бережке и лишь намочила голову. Шли обратно низом, по ручьям. Измазались. Дома пели, потом долго и с упоением расправляли бабок. Любовались и восхищались, хорошо их посадить в ящик с золотым дном и черными краями. Старых я всех посадила в чемодан, и они стоят теперь в углу под мокрым полотенцем от жары. Вечером, уже спать пора, в открытые окна влетают тучи ночниц. 5 взяли, остальных выгнали.

18.8.37.Уехали в Москву. Увезли в чемодане бабочек. Со страхом и трепетом глядели в поезде, не упали ли булавки. Не решились ехать на трамвае. Взяли такси для мягкости. Но вышло много хуже, потому что был Авиадень и Тверская была для проезда закрыта. Мальчишка-шофер неумело вез по переулкам, натыкаясь на углы, и не смотрел на светофоры. Чемодан я держала на пружинных руках всю дорогу. Привезли благополучно.

19.20.21.22 авг.В Москве. Дождь и дождь. Наделали массу хозяйственных усовершенствований комнаты. Ели досыта «бекон» с луком. Я посильно хвасталась бабочками. Ходила даже в гости с К. Попросту места себе не находила.

24.8.37.На даче. Жемчуговое небо. Купались. К. опять сотворил красивые иконные букеты. Мы привезли с собой два старых французских журнала. Очень нравится испанец Коссио. К. меня ругает, что я не люблю Сера. Мне даже во сне снится это.

26.8.37.Гонялась за адмиралом. Но так, от жадности. Их легко ловить только у «пьяного дерева». Пейзажи с дымкой, с соснами. Вернулись через кладбище. Но сегодня пьяное дерево ничем не порадовало. Летают ошалелые траурманы, и лежат трупы «воробьев» (синих орденских лент). Их жизнь окончилась. Новых сортов никаких не попадается. Тетя Тоня рассказывала, как они моются в русской печке после родов. Потом, как наша хозяйка родила в лесу «барышню Ольгу»: «Такая здоровая барышня! Я эту барышню приняла, скинула нижнюю юбку да фартук, положила около и жду. Послала в деревню, чтобы ножницы да нитку принесли. Обрезала пупочек, прибрала. Положили ее на телегу, повезли домой, в реке уже я руки вымыла». Она все про себя говорит: «Невры у меня болят. Мне об этом бумажку докторша дала». К вечеру написался пейзаж с соснами. Домовой ушел ко мне, у К. удачи в его живописи не было.

30.8.37.«И льется чистая и ясная лазурь на отдыхающее поле». Все ушли за грибами, а мы на кладбище. Бабочный лет. Я зарисовала пейзаж – березы с бабками. Потом пошли обратно через живописный Тимашкинский овраг, через лес с тонкими березками и елками до Ивановского. С бугра видно всю Павлову слободу, но мы до нее уже не дошли. Было как-то скучно, а после прогулки опять хорошо. Я написала пейзаж с бабочками.

31.8.37.День чудный. Прогулка с Дедом и Котом на озеро. Масса грибов. Сердитая бабушка, она очень не любит грибы и когда опаздываем к обеду. К. меня любит.

2, 3, 4.9.37.Москва. Хозяйственные заботы. Я сплю плохо. К. грустит непрестанно. Прежняя гадость. Вчера смотрели журналы. Скорее бы уехать и работать, в 3 часа уехали. Опять Грибаново. К. написал чудный натюрморт в кубистическом плане. Мы в восторге от Пикассо.

5.9.37.Хмуро. До обеда успели сходить прогуляться в Уборы. Я нарисовала это архитектурное чудо XVIII в., не знаю, сумею ли сделать из него что-нибудь. Дождь. После обеда легли спать, потом стало так темно, что работать не пришлось. Пели песни.