Текст книги "Утилизация (СИ)"

Автор книги: Тася Тараканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 23. Матчество

Неделя для меня прошла как в тумане. Напряжение, не дававшее отвлечься от дочери, держало стальным капканом. Машеньку беспокоил животик, я прикладывала к нему теплую пеленку, делала массаж и целыми днями носила дочь на руках. Мне кажется, мы не расставались с дочкой ни на минуту, даже ванну, куда я добавляла отвар ромашки, принимали вместе. К концу первой недели я поняла, что дико устала, и что пора пополнить запасы еды.

Одежда болталась на мне как на вешалке, я готовила себе в основном гречку и овсянку на воде, молоко давно закончилось. Ещё выручал чай, запасы которого подходили к концу.

Телефон разрядился, и я благополучно забыла про него, поэтому неожиданностью стал визит матери. Она появилась через три дня, до крайности возмущённая моим «отвратительным» поведением. Вполне приемлемым, по её мнению, было то, что она явилась с пустыми руками, не принесла даже булку хлеба, не говоря о подарках для внучки.

– Ты пустоголовая! – заявила мать с порога. – На что ты собираешься жить? Мы сейчас не можем помогать, у нас ипотека.

Ну, да, всё правильно. Булка хлеба с пакетом молока легли бы неимоверным бременем на их семью.

Ипотеку мать с отчимом выплачивали за квартиру, купленную для сестры. Как объяснила мама, мне досталась квартира бабушки, а сестре тоже вскоре понадобиться отдельное жильё. Будучи школьницей и студенткой, я всегда была на остаточном финансировании. Мать считала, что живя на пенсию бабушки, школьница и пенсионерка могут себе ни в чём не отказывать, поэтому в финансовых вопросах я давно научилась полагаться на себя.

– Отец ребёнка звонил, сказал, ты не хочешь с ним общаться. Ты в своём уме? Он обязан вас содержать!

Уснувшая после кормления дочь лежала в слинге, а бабушка совсем не торопилась познакомиться с ней.

– Прекращай ерепениться, переезжай к мужу, а квартиру сдавай. Будут дополнительные деньги. Ремонта здесь нет, квартирку не жалко. Думаю, за двадцать пять вполне можно сдать.

– Пожалуйста, тише, Машенька недавно уснула.

Мать, выплеснув фонтан возмущения, притормозила.

– Зачем ты таскаешь её на себе. Положи в кроватку, пусть спит самостоятельно. Нечего ребёнка баловать, потом вообще с рук не слезет. – Мама подошла ближе, заглянула в лицо своей внучки, в этот момент Машенька пошевелила тонкими длинными пальчиками. – Как из фильма ужаса, – прокомментировала бабушка. – Сколько она родилась?

– Два с половиной.

Маша ещё не дотянула до этого веса, но рассказывать правду, чтобы выслушать ещё тонну негатива, я не готова. Привычка молчать о своих проблемах, похоже, образовалась у меня ещё в младенческом возрасте. Мать рассказывала, что не брала меня на руки, когда я плакала, потому что это было неправильно.

– Ты кормишь грудью?

– Нет. Молоко пропало.

– Понятно, почему ребёнок такой худой.

Мать зашла на кухню, проследовала в спальню, проинспектировав моё хозяйство.

– Кроватку не купила?

– Ещё нет.

– Пусть твой почешется, скажи ему.

Чтобы не ввязываться в словесную баталию, где главнокомандующий раздавал указания, я тихо улизнула на кухню. Мама последовала за мной. Спасибо, что не стала рыться на полках.

– Хоть чаем угости.

– Уже ставлю.

– Как ты собираешься пить чай? Положи ребёнка на кровать.

– Хорошо.

Шальная мысль выскочить в магазин, пока мама побудет с малышкой, мгновенно исчезла. Меня передёрнуло от ужаса, представив, что Маша проснётся и заплачет, а бабушка спокойно будет цедить чай, глядя в окно.

Машеньку я отнесла в спальню, с мамой бесполезно спорить.

– Телефон заряди. Твоя рассеянность не признак гениальности.

– Да, уже.

– Хоть бы спасибо матери сказала, что она тащилась к тебе через весь город.

– Спасибо, мама. Я очень ценю твоё участие.

Визит матери закончился быстро, что, несомненно, радовало. Мать исполнила свой родительский долг, теперь нравоучения будут происходить в формате телефонных разговоров. Конечно, не асфальтоукладчик проехался по мне, не близко к этому. Мать положила дивиденды в банк и скоро потребует с меня проценты. От коллег проценты накапают ей в понедельник, когда она соберёт восторги и восхваления, как замечательная мать и бабушка.

Давно приняв как должное отношение матери к себе, я почти не обижалась, тем более, когда сама стала мамой. Маша стала для меня целым миром, безусловной любовью, невероятным чудом, всей моей жизнью. Когда я прижимала крохотное тельце к себе, мы как два сообщающихся сосуда перетекали друг в друга: малышка успокаивалась, меня покидала тревога.

Продукты закончились, я решила выйти в магазин, естественно, вместе с малышкой. Надев шапочку и костюмчик для прогулки, уложив дочь в слип, я вышла из квартиры. Тёмный асфальт, нагретый солнцем, издалека светился и искрил как зеркало. От жары и слепящего солнца захотелось защитить глаза, накрыть голову панамкой и укрыться в ближайшем теньке под деревом. В такой день не стоило гулять с ребёнком, поэтому я поторопилась к ближайшему магазинчику около дома.

То, что я выползла из квартиры на белый свет, наполнило сердце неимоверной радостью. Меня словно держали взаперти, и сейчас разрешили покинуть темницу. Машенька тоже гуляла первый раз в своей жизни, не считая коротких перебежек в такси и обратно. Всё вокруг неожиданно наполнилось невероятными запахами, звуками и красками. Лёгкая эйфория кружила голову, я блаженно улыбалась, глядя на мир, действительно, лучший из миров.

Набрав полную матерчатую сумку продуктов, с той же дурацкой улыбкой на лице, я вышла из магазина, заботливо поправив съехавшуюся шапочку на голове дочери. Сердце сделало кульбит, когда я подняла голову. К нам во двор въезжала знакомая чёрная иномарка.

*

Радость мгновенно сменилась паникой. Сумка с двумя бутылками молока, тремя литрами чистой воды для приготовления смеси, килограммом гречки, пачкой масла и куском сыра стала в два раза тяжелее, когда я ринулась к подъезду, чтобы успеть скрыться, прежде, чем он увидит и догонит нас.

– Зайка, не волнуйся, – шептала я дочери, заёрзавшей в слипе, – сейчас придём домой, я тебя раздену, умою. Вспотела моя девочка, устала.

Разговор с дочерью отвлекал от зашкаливающего страха. Перебросила сумку в левую руку, судорожно нашарила ключи в кармане спортивных штанов. Я не добежала трёх шагов до двери подъезда, когда твёрдая мужская ладонь легла поверх моей, больно сжав её.

– Я помогу.

Тяжело дыша, я дёрнулась от него.

– Убери руку. Мне больно!

Он прекрасно видел, что напугал меня. В глазах вспыхнуло возбуждение, когда я посмотрела на него. Он ловил кайф, наслаждался моим смятением и страхом.

– Пусти! – я задёргалась сильней.

Он разжал пальцы, притушил огонь в глазах, без усилий сменил маску.

– Юля, послушай, прости меня, я был не прав.

Сердце барабанило в груди, дыхание сбилось, ноги ослабли. Из меня будто насосом откачивали энергию. А ведь этот человек просто стоял рядом! Кривая улыбка перекосила моё лицо, глаз задёргался в тике.

– И всё исправишь…да? Пойдёшь к психологу, изменишься, больше не потребуешь на коленях просить прощения за невымытую тарелку…

Зря я вступила с ним в диалог, мне никогда не переиграть его по части манипуляций.

– Ты мне не веришь? Хочешь, я встану перед тобой на колени? Я всё для вас сделаю, только вернись.

Физически тошнило от его спектакля. Как я раньше принимала этот наигрыш за чистую монету, в каком мороке жила? Что он готов сделать, если ни копейки не дал на ребенка, зато беззастенчиво пользовался моей карточкой. На глаза чудовища навернулись… слёзы? Хорошо, что я поняла цену этим слезам. Покачивая Машу, которая нервно вздрагивала во сне, я прошипела, стараясь держать себя в руках.

– Боюсь, мне не расплатиться за твои колени. Ты слишком дорого берёшь.

Короткий оценивающий взгляд на меня, на ребёнка и более жёсткий тон.

– Я отец и хочу видеть свою дочь. Воспитывать её.

– А я не хочу рядом тварь, которая меня жрёт, – добавила свистящим шёпотом. – Я не хочу тебя. – Взяла дыхание и вдруг сорвалась на крик. – Уйди с дороги!

От бешеного ора, Маша резко проснулась и заплакала. Шапочка сползла ей на глаза, ручки и ножки задёргались, рот некрасиво раскрылся, издавая громкие визгливые звуки.

– Что ты творишь, истеричка! Напугала ребёнка! Тебя в психушку надо!

Последняя фраза разом отключила мои тормоза.

– Ты нам никто! Ящер! Гад! Не прикасайся ко мне!

Подъездная дверь неожиданно отворилась, из неё вышел сосед-пенсионер в растянутом трико и майке, мгновенно сориентировавшись, я ринулась мимо него в спасительную темноту.

– Зачем девушку обижаешь? – услышала за спиной басовитый голос соседа, который так удачно вышел покурить на лавочку около подъезда.

Стуча зубами, я добралась до своей двери, дрожащими руками открыла её, ввалилась внутрь, шмякнув сумку об пол, осела рядом с ней. Маша плакала, я качала её, не в состоянии успокоить дочку, не в силах успокоиться самой. Я чувствовала себя загнанным зверем, которого обложили красными флажками.

Если бы он начал снимать меня на камеру, у него уже были весомые аргументы для психиатрической экспертизы.

Опять не справилась. Не получилось ни холода, ни безразличия, которое требовалось при встрече. У меня оказалась такая же тонкая ранимая кожица, как у новорожденной дочери. Появление этого человека ввергло меня в неконтролируемый страх, и всё, что мне оставалось с животным бешенством кусаться и защищать своё потомство.

Сидя на полу, трясясь от пережитого стресса, я поняла, что делать.

Надо посетить загс, выписать свидетельство о рождении, я и так затянула с этим. Оформить его требовалось в течение месяца со дня выписки из роддома. Свидетельство позволило бы получить пособия, полис и другие плюшки. Раньше смущало то, что я должна была принести паспорт родителей новорожденной и их совместное заявление. После встречи с бывшим у меня не осталось сомнений, в графе отец будет прочерк.

Признать чудовище отцом, снова попасть в адскую мясорубку зависимости. Не допущу! Надежда на то, что жадность победит желание доминировать (отцовские инстинкты были только на словах) давала мне призрачный шанс на спокойное существование.

Узнав расписание загса, я подготовилась к визиту и в приёмные часы вместе с дочерью явилась туда с нужными документами и заранее заполненным заявлением. Три папаши недоумённо воззрились на меня с ребёнком в слинге и рюкзачком на спине. Оглядев мужчин, смущённо спросила, кто последний, и они почти сразу предложили пройти без очереди. Заметно нервничая, я поблагодарила папаш и вошла в кабинет.

За столом сидела ярко накрашенная девица лет двадцати двух, длинными ногтями что-то выстукивающая на клавиатуре компьютера. Её удивление прошло мимо меня, когда она пролистала паспорт, ища упоминание о браке, и ознакомилась с моим заявлением. Мужчины, не ведая того, оказали мне моральную поддержку, этого хватило на короткий срок.

– Вы не замужем?

– Нет.

– У вас в графе отец прочерк, – прокомментировала девица, подняв брови домиком. – Я правильно поняла?

– Да.

– Отчество Марии – Юлиановна? Отец Юлий?

– Это не отчество, а матчество.

– В смысле…?

– Матчество. Производное от Юлия. У моей дочери матчество.

Девица вытянула губы трубочкой. Её удивление было неподдельным.

– Первый раз слышу, – пробормотала она под нос. – Извините, проконсультируюсь с начальницей.

Девица подняла трубку, цокнула по кнопкам ногтем двузначный стационарный номер.

– Ираида Павловна, у меня вопрос. Женщина просит внести в свидетельство матчество. Матчество, – повторила громко по слогам, – по имени матери. Так можно вписать? – прослушала ответ и кивнула головой. – Спасибо, – положила трубку, переключилась на меня с неестественной улыбкой. – Сейчас всё сделаю.

Через несколько минут я вышла из кабинета со свидетельством о рождении дочери, сделав, как я полагала, ещё один шаг к свободе. В молодости я даже представить не могла, что буду, как чумы бояться отца своего ребёнка. Белые единороги на полном скаку пронеслись мимо, оставив меня в куче дерьма от своей жизнедеятельности.

Варианты развития событий я знала. Спасибо девчонкам, просветили. Если новоявленный папаша пойдёт войной, то меня ждёт суд по установлению отцовства, генетическая экспертиза и наезд от органов опеки. Если это произойдёт, я должна представить доказательства, по которым суд может отклонить притязания отца.

Хотелось мне этого или нет, но я стала во главе своей маленькой семьи. Какой бы жалкой и слабой я не была, как бы не корчилась в сомнениях, не стонала и не плакала, не тряслась от надвигающегося ужаса, я обязана принять вызов.

**

Больно и обидно сознавать, что никто не поможет, не возьмёт часть забот на себя, не пожалеет. Одинокой путницей с младенцем на руках придётся брести среди толпы, изображая уверенность, которой нет и в помине. Опустошение погребло все мои благие намерения: искать подработку, предложить услуги бывшим коллегам, подать на выплаты, посмотреть, какие льготы положены матери – одиночке. Ничего из этого списка я не сделала, провела весь день рядом с дочерью на кровати. Меня словно отбросило в начало игры в прежнее состояние.

Бродить внутри себя, как топтаться в трансе по кругу под зомбирующие удары бубна. Ощущение вины, никчёмности, бессилия, опустошённости накатывали мутными волнами снова и снова. Требовалась хоть какая-нибудь поддержка извне, чтобы разорвать парализующий волю круг.

Я набрала Лизу. Она почти мгновенно взяла трубку, словно ждала звонка.

– Привет. Что случилось?

Сразу в яблочко. Я ещё слова не сказала, а она уже поняла, без причины не позвоню.

– Бывший приходил. Боюсь, снова появиться. Он на меня как пылесос действует. Сил нет, ничего делать не могу.

– Не хочешь созвониться с Андреем?

На секунду я замерла. Странное предложение.

– Зачем?

– Андрей хоть рядом постоять может, если что. Пуганёт твоего, тот и свалит в закат.

Лиза, видимо, забыла, при каких обстоятельствах мы познакомились с Андреем. Он не сделал для неё ровным счётом ничего. Откуда такое доверие?

– С ним опасно связываться. Служит охранником, водится с этими…

Лиза неожиданно перебила меня.

– Юля, он тренер по греко-римской борьбе, просто летом в лагере подрабатывает.

Новость поразила. В моём воображении Андрей как минимум был из органов или работал в пенитенциарной системе.

– Он детей тренирует?

Я вспомнила спортивные кульбиты Андрея у костра.

– Конечно. А ты его в монстры записала?

Доверять словам Лизы было так же опасно, как нырять в незнакомом месте. Мама рассказывала, как мой дядя – отличный пловец залихватски нырнул перед толпой девушек и сломал шею. И всё же…

– На всякий случай сбрось контакт.

Зря попросила, Андрею я не позвоню.

– Он, кстати, спрашивал про тебя. Переживал. Я сказала, что ты в порядке.

– Балаболка ты, Лизавета.

– Ага. Девчонки чат организовали, делимся там друг с другом. Не хочешь к нам?

Конечно, хочу! Но…опять это ненавистное «но». Там Ирочка! Она будет читать мои стенания и злорадствовать. Одна эта мысль отбивала всякое желание быть в чате.

– Думаю, не стоит.

Известие о чате вывело из равновесия. Опять я оказалась за бортом, хотя к девчонкам питала самые тёплые чувства.

– Ой, у меня звонок на проводе, – затараторила подруга. – Перезвоню.

– Не надо. Пока.

Находясь в угнетённом состоянии, Лиза умудрялась поддерживать меня, спасла от насилия, в любых обстоятельствах оставалась на моей стороне. Наша случайная встреча обернулась привязанностью, эмоциональной близостью, душевной заботой. Не так давно я скрипела зубами, глядя на её картофельное платье, а сейчас расчувствовалась как сентиментальная столетняя старушка, вспоминая наши похождения в заброшенном лагере.

Простой разговор с Лизой потушил костёр сомнений, разогнал мысли – зомби вокруг него. Пространство внутри очистилось. Ещё толком не зная, с чего начну строить свой мир, я увидела мостик над пропастью, по которому шаг за шагом буду идти к незнакомой, но такой желанной твердыне.

Тёмно-лиловые сумерки окутали пространство за окном фосфорическим светом, скрыв чёткие очертания, оставив огни освещения как призраки, блуждающие в заколдованном царстве.

Глядя на мирно спящую дочь, я ощутила тихое умиротворение. Мы справимся. Мы обязательно справимся.

Глава 24. Незавершённый гештальт

Никогда я не мечтала о супер – пупер самостоятельности и независимости, как и не воображала, что буду сидеть за спиной мужа и вести домашнее хозяйство. Я по-обывательски хотела обычную семью и детей, но где-то в мечтах допустила ошибку, как говорят гуру, не конкретизировала картинку. Дочь появилась, но все заботы легли на меня одну.

Пособие составляло чуть больше четырёх тысяч, накопления таяли как снег на весеннем солнышке. Остро встал вопрос финансов. Я перешла на овсянку и гречку, два памперса днём и один ночью для Маши, но это не решало проблемы. В моём случае отказ от алиментов не был упрямством или актом зашкаливающей гордости, речь шла о нашей безопасности, как ни прискорбно об этом говорить.

Меня колотило от одной мысли о появлении этого человека в моём пространстве. Мистические раздумья о привороте, колдовстве и прочих оккультных ритуалах не раз посещали голову. Но ответственность за жизнь ребёнка требовала забыть о бесполезных, отнимающих силы «почему и за что». Время лежания на кровати безвозвратно ушло в прошлое, туда не стоило ни возвращаться, ни заглядывать. Получилось так, как получилось.

Когда я немного пришла в себя, закинула на сайты фрилансеров свою анкету и предложение: я готова была писать тексты, сценарии, корректуры, посты для соцсетей, составлять резюме и придумывать слоганы. Чем-то подобным я уже занималась, а если не занималась, так собиралась освоить.

Цену поставила минимальную. Первый заказ поднял во мне бурю восторга, я хотела прыгать и орать от счастья, как когда-то я прыгала до потолка от известия о том, что мою детскую пьесу захотел поставить профессиональный театр. От бешеного порыва спасла беззаботно агукающая Маша, я не хотела испугать её.

Жизнь налаживалась. Заказы стали поступать, прежняя тревога, дамокловым мечом висевшая над головой, ушла, я понемногу справлялась с новым расписанием. Свободного времени оставалось чуть, пришлось поступиться прогулками с дочерью, они стали кратковременными до магазина и обратно, плюс на лавочке перед домом, если погодка шептала.

Машенька мало капризничала, она вообще была спокойной, тихой девочкой. В нашем доме не звучали раздражённые голоса, громкая музыка, бьющие по ушам рекламные паузы из телевизора. Жизнь понемногу входила в спокойную колею. Кроме редких звонков матери никто не беспокоил, кажется, у бывшего к моей искренней радости появился другой объект интереса. Надо сказать, девушка возникла на горизонте еще в мою бытность рядом с сожителем. Думаю, кольца, которые он купил на нашу свадьбу, ему вскоре пригодятся, если и не уже.

Тёплое, благодатное лето перевалило зенит, ночи стали холоднее, бабушек со свежей малиной стало на порядок больше, на развалах южных продавцов появились арбузы и дыни. Когда случались лишние копеечки, я радовала себя маленькой дыней-колхозницей, стаканчиком малины или двумя персиками. Однажды купила недорогую колоду метафорических карт, чтобы изредка поразмышлять над картинкой, выпавшей на мой животрепещущий вопрос.

Неожиданно позвонил Андрей. После разговора с Лизой, я внесла его контакт в телефон, поэтому ответила ему, хоть и с небольшой заминкой. Жить в одиночестве оказалось совсем не так радужно, как казалось сначала. Бесконечный лабиринт отражений самой себя, когда бродишь по цепочке преломлений и вновь натыкаешься опять на себя, никогда не являлся моим вариантом. До семейной тяготы с бывшим я любила общение, вечеринки, новые локации, знакомства с людьми. После воссоединения с грандиозным нарциссом у меня остался только он, поглотивший без остатка моё время и мысли.

Разговор с Андреем и напугал, и воодушевил. После ничего не значащих фраз о погоде и самочувствии, от него поступило предложение, ввергнувшее меня в ступор.

– Не хочешь прогуляться в парке в воскресенье?

Моё лицо в этот момент являло одновременно маску ужаса и восторга.

– Э…можно, – выдавила я после некоторой паузы, решаясь на эту авантюру.

– В два часа в Сосновом бору подойдёт?

Этот парк был недалеко от моего дома, Андрей предложил самый удобный вариант для прогулки.

– Лучше в четыре.

– Хорошо. Встретимся у входа.

*

В назначенный час я стояла около главных парковых ворот с дочерью в слинге. Машенька уже набрала вес, пока я дошла, плечи и шея затекли и причиняли неудобство. Я морщилась и жалела, что согласилась на эту прогулку.

Когда Андрей в светлых брюках и белой рубашке вышел мне навстречу, я смутилась как девица на выданье от его внимательного взгляда на спящую дочку и на одном дыхании выпалила:

– Собственно, я не планировала долго гулять. Привет.

– Привет. Наверное, тяжело будет без коляски.

– У меня нет коляски. Думаю, дотяну до зимы, потом санки, весной возьму с рук прогулочный вариант.

Не так давно я решила говорить правду, не юлить, не оправдываться, не врать. Игра в хорошую девочку не принесла дивидендов, наоборот обошлась слишком дорого. Такова цена незабываемого опыта, который я выбрала по собственной воле.

– Отлично выглядишь, – переменила тему разговора. – Прямо жених, весь в белом.

Андрей смутился, не удержался от неловкого смешка.

– Ты тоже. Извини, я не мастер комплиментов.

На самом деле я ожидала услышать что-то подобное. Перед встречей с мужчиной вдруг всколыхнулось желание нравиться и удивлять. В лагере я редко думала об этом, являя собой измученную гусеницу, с трудом выползшую на свет. С того времени кое-что изменилось, я медленно стала возвращаться к прежней жизни. Сегодня надела тюлевую розовую юбку чуть выше колен, светлую блузку без рукавов и сандалии – гладиаторы на плоской подошве, которые, как я думала, никогда не пригодятся. Мне нравился этот образ легкомысленной девчонки.

Мы с Андреем являли классическую пару на первом свидании, но малышка в слипе путала всю картину, делая из нас женатиков со стажем. От этой мысли в груди вспыхивали щекотные искорки, вгонявшие в непонятную незавершённость. Я хотела продолжения? Сейчас вдруг осознала. Да, хочу.

Кажется, зря я клеймила себя одиночкой с ребёнком, приучала к мысли, что должна научиться жить вдвоём с дочерью, думать только о нас. Андрей своим присутствием рушил мои с шаткие убеждения. Кого я обманываю? По-настоящему я не считала себя недостойной нормальных отношений, не хотела затеряться в массовке на заднике сцены, не желала лишить себя полноты жизни. Мне как воздух необходим душевный подъём, нужен мужчина, понимающий и принимающий меня. Мужчина, которому я нравлюсь такая, какая есть. Меня в себе я больше ничего не хотела.

– Прости, чувствую себя олухом. Можно я понесу ребёнка?

Мне нравился его тёплый, спокойный взгляд, серые глаза с серебристыми всполохами – смешинками на радужке.

– Своя ноша не тянет.

– А я бы потренировался…

В лагере я избегала глядеть Андрею прямо в глаза, стараясь мимолётно пробегаться по его лицу. Сегодня у меня не было иррационального страха, вызывающего скованность. Взгляд Андрея завораживал, манил довериться, предлагал мне место в его вселенной.

– Такая жара сегодня. Хочешь мороженое?

– Можно.

Мы шли по аллее к центральной площади, где по кругу располагались павильончики, киоски и палатки. Солнечный день играл в пятнашки на зеленой траве между стволов деревьев, ветерок шевелил листья клёнов и берез, обдувал моё разгоряченное лицо от жара, накатывающего волнами, когда Андрей смотрел на меня. Киосков с мороженым оказалось несколько, мы подошли к ближнему.

– Какое будешь?

– Шоколадное в стаканчике без заменителя жира.

Мы стояли в небольшой очереди из двух человек. Отец с сыном лет восьми набирали целый пакет разного мороженого, наверное, для большой семьи. Андрей, повернулся к плакату на киоске, рассматривая ассортимент, мне же вдруг захотелось оглянуться.

Взгляд пришёлся ровно в цель. На противоположной стороне площади около тележки – холодильника стоял бывший с девушкой в коротких голубых шортах и сиреневом топике. Она держала в руках три эскимо на палочках и звонко смеялась.

Улыбка сползла с моего лица. Когда-то этот человек купил мне тоже три эскимо, считая это удачной шуткой. Я и одно мороженое доедала с трудом, а тут целых три. Мороженое таяло, капало на руки, а он подшучивал, не желая освободить меня от липкой гадости. Своё глупое неловкое хихиканье я помню до сих пор, хотя мне хотелось с размаху выкинуть растаявшее эскимо в урну.

В тот раз мороженое просто упало с палочки на землю одно за другим, и мне пришлось делать круглые глаза, изображая неловкость. Сейчас тот же финт бывший проделывал с новой жертвой. Она в отличие от меня искренне смеялась над размахом кавалера, принимая чужую глупость за внимание и щедрость. Абсурд и дикость были на поверхности, которые она (как и я в прошлом) игнорировала. Салют, крошка! Ты в мышеловке.

Сколько раз он проделывал этот незамысловатый трюк, прощупывая границы намеченной жертвы? От воспоминаний почти явственно затошнило. Андрей уже купил мороженое, повернулся ко мне с непонятным выражением лица. Тоже заметил товарища?

– А себе? – спросила Андрея, прерывая неловкую паузу.

– Я не люблю. Пойдём на лавочку, там тебе будет удобнее.

Радужное настроение, ранее раскрасившее всё вокруг изумительными красками, исчезло. От приступа злости на свою глупость, на потерянное время и несчастную судьбу матери – одиночки хотелось взвыть в голос. Девочка лет трёх на детском самокате чуть не наехала на меня, тут же голос мамы – хабалки обрушился на ребёнка грубым потоком.

– Стой! Куда помчалась! Ты будешь слушаться!

От громкого крика Машенька вздрогнула. Подхватив под локоть, Андрей увлёк меня на боковую аллею, где было меньше народа. Мы подошли к лавочке, я тут же села. От пережитого стресса дрожали ноги, до сих пор стучало сердце.

– Юль, прошу тебя. Дай мне Машу, а то капнешь ненароком. Мороженое подтаяло.

Сглотнув вязкую слюну, я понимающе взглянула на Андрея.

– Хорошо.

Мороженое только предлог, чтобы забрать у меня ребёнка, дать мне отдохнуть от ноши.

– Держи.

Аккуратно вытащив спящую Машу, я просто передала её в руки Андрея, предварительно забрав у него мороженое. От мерзких воспоминаний, сейчас я могла бы отравиться ни в чём не повинным сладким лакомством. Посмотрела отрешённо на упаковку, повертела в руках.

– Выбрось его, если не хочешь.

– Не хочу, ты прав.

Поднялась со скамейки, оглядываясь по сторонам, ища урну. Она была в нескольких шагах от меня. Незавершенный гештальт завершился броском мороженого в кипу оберток, пластиковых стаканчиков и прочего мусора. Хорошо бы избавиться от прошлого так же просто, как от мороженого.

Я вернулась обратно, плюхнулась рядом с Андреем.

– Расстроилась?

– Да.

– Ревнуешь?

– Глупости. Злюсь на себя. Из пустоты сотворила иллюзию, это ж надо так уметь. Дура.

– А мне нравишься….