Текст книги "Избранная страны драконов (СИ)"
Автор книги: Тася Тараканова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Моё сердце обливалось кровью, но я отгоняла страшные мысли. Нет, не буду бояться. Полёт опять неровный, с каждым взмахом Горыныч проседает всё сильней.
Перед глазами плывет туман. Я птица с огромными крыльями, которая летит снизу и своими равномерными взмахами помогает дракону. Видение удерживаю несколько секунд, оно помогло. Горыныч, действительно, летел, потом еще немного, после чего поймал поток и снизился.
Ледяное озеро! Мы опять приземлялись на его поверхность, но сейчас Горыныч не падал камнем, дёргано парил, стараясь дотянуть до берега.
Я приготовилась. Знала: если упадём в озеро – вода обожжёт, ледяными иголками вопьётся в тело, Горыныч сможет перенести холод, лапы у него должны грести.
Посадка наступила неожиданно, и дракон с головой ушёл под воду. Я соскользнула с его спины, умудрившись остаться на поверхности. Горыныч вынырнул и погрёб к берегу, от страха я, кажется, даже не чувствовала ледяной воды. Придерживаясь за гребень дракона, плыла рядом. Только бы добраться до берега. За Горынычем по воде тянулась кровавая полоса, я сглотнула ком в горле. Гребки дракона становились все медленней.
– Ещё, ещё немного, потерпи, скоро берег, – шептала, чувствуя, как силы покидают моего любимца.
Страх за Горыныча, мысли о спасительном береге вытеснили ужас перед ледяной водой. Горыныч заскрёб когтями по камням, остановился, сделал несколько нетвердых шагов и, не проронив ни звука, рухнул, как подкошенный. Крылья Горыныча полоскались в воде темными тряпками, а сам он в одночасье превратился в огромный прибрежный валун.
Я, торопясь, выбралась на берег, голова дракона лежала в воде, но ноздри и глаза были на поверхности. Захлебнувшись в крике, я упала на колени, обхватила голову любимого чудовища. Неужели он, собрав последние силы, дотянул до берега, спас меня, а сам умер?
Минутная пауза показала – Горыныч дышит, значит, не всё потеряно. Повторяя про себя как молитву, что драконы живучие, я по воде обошла дракона. Из его бока торчала толстая стрела, окрашивая воду в бурый цвет. Руки замерзли, я ожесточённо растёрла синие от холода пальцы. Нож у меня есть, я вытащу стрелу.
Чуть не завыв от ужаса, глядя на израненный бок дракона, я прикоснулась к шкуре ножом. Он даже не порезал её. Нож надо было вонзать со всей силы. Сделав три коротких выдоха, я сделала глубокий вдох и резко воткнула нож в бок дракона. Он вздрогнул всем телом, а я, судорожно дернувшись, надавила на нож. Крупная дрожь сотрясала меня. Вдруг я делаю хуже?
Со всей силы укусила себя за ладонь. Резкая боль помогла прийти в чувство, наконечник стрелы поддался, я потянула его на себя, цепляя живую плоть Горыныча и содрогаясь от страха. Кровь брызнула из открытой раны. Последний рывок и стрела оказалась в моей руке, я с отвращением отбросила её в сторону.
Как же не подумала, что края раны надо стянуть. Чем это сделать? Я почти не чувствовала тело от холода, стоя в ледяной воде по пояс. Какие-нибудь скобы, что-нибудь? Что можно придумать?
Что?
Отогревая дрожащие ледяные руки дыханием, я притоптывала ногами, почти не чувствуя их. Мозги тоже заледенели. Серёжки! Трясущими руками не сразу удалось расстегнуть сережку. Получится ли проткнуть шкуру Горыныча? Мои девичьи небольшие сережки без всяких камушков казались совсем миниатюрными рядом с кровоточащей раной дракона. Пытаясь проткнуть шкуру дракона, я уронила серёжку в воду. Вторую скрепку серёжку я сумела прицепить. Одной серёжки недостаточно, она стянула рану немного у края.
– Ты у меня красавчик, – ободрила я бесчувственного дракона, – я ещё что-нибудь придумаю, подожди.
Стуча зубами от холода, сняла притороченную с седла сумку. Здесь было немного продуктов, спички, сухое горючее. Выбралась на берег, дрожащими руками разожгла огонь, грела руки, смотрела на Горыныча. Как вытащить его из ледяной воды.
Эрвин говорил, что драконы живучие. Я гладила бугристую морду, наросты на лбу дракона.
– Не умирай, Горыныч. Как я без тебя? – говорила ему, плакать не было сил, – как тебя вытащить, такую тушу, ты ведь замёрзнешь здесь. – Горыныч, ползи на берег! – сорвавшись на крик, я завопила ему в ухо, – ползи вперёд! Вперёд!
Кожистые веки дракона дрогнули, на миг приоткрылись щёлочки глаз и тут же закрылись.
– Ползи вперёд! Соберись, это приказ!
Дракон дёрнулся, но тут же обмяк.
– Давай, давай, ты сможешь, – я громко повторяла в ухо дракона, и он, будто очнувшись, заскреб лапами, но ни на сантиметр не продвинулся на берег.
Через несколько мгновений Горыныч прекратил сражаться и отключился. Отступать было некуда. Раз дракон смог очнуться, значит должен выползти. Если он останется в ледяной воде, озеро довершит дело, начатое наёмниками. Я начала трясти дракона за гребень.
– Горыныч, шевели лапами! Работай, ещё, ещё, – твердила как заведенная, – ты можешь, я знаю.
Дракон не отзывался, я бес сил свалилась рядом.
– Что с тобой делать, чудовище?
Сидя на камнях, взлохмаченная, вымазанная в крови дракона, я раскачивалась как в трансе, мычала что-то невнятное, глядя на Горыныча. Что делать? Как вытащить?
Взгляд переместился на озеро.
– Помоги, – сказала, глядя на неправдоподобно гладкую поверхность воды, и бухнулась на колени. Мне представилось, как озеро дышит, слышит меня. В тёмной глубине впадины таится огромная мощь, перед которой мы с Горынычем лишь малые песчинки.
– Помоги, – прошептала и лбом коснулась камней в поклоне, – помоги Горынычу, помоги. Помоги!
Шум ветра, который шевельнул кроны деревья, заставил меня поднять голову. Озеро взволновалось, ветер заиграл на поверхности воды, заставив очнуться сонное царство. Издалека поднималась волна. Она как гигантский монстр набирала силу и высоту, двигаясь к берегу.
– Мамочки, – прошептала я и ухватилась за гребень дракона. Онемев от ужаса, смотрела на приближающуюся массу воды. Что я наделала! Миг, и волна, накрыв с головой, подхватила Горыныча и меня, прильнувшую к нему, вынесла на берег, бросила под деревьями и отступила обратно.
Дракон, не открывая глаз, вдруг заскреб лапами. От нахлынувшего облегчения я заплакала.
– Очнулся, мОлодец, когда всё позади!
Полежав немного рядом с драконом, поднялась, сняла и отжала одежду, развесила её на кустах. Нашла неподалёку сумку, шлем, даже смертоносную стрелу, милостивое озеро доставило вместе с Горынычем. Продукты в сумке намокли, но несколько кубиков сухого горючего, завёрнутые в непромокаемую плёнку остались сухие. Ещё у меня был нож, его я не выпустила из рук.
Ножом срубила несколько огромных листьев, похожих на папоротник, и накрыла Горыныча, нацепив листья на костяной гребень. Чуть слышное дыхание пробивалось из ноздрей дракона. Рана на боку кровоточила, но уже не так сильно. Жаль, я не знала лечебных растений, чтобы помочь своему любимцу.
– Подорожник, подорожник, – бормотала, – рассматривая травы под ногами и прислушиваясь к себе, – что-нибудь похожее на подорожник.
Нога запнулась о выступающий корень, и я плашмя свалилась на землю, ударившись коленями. Перед носом закачался голубенький цветочек с листиками, похожими на детскую ладошку.
– Это ты? – от наивного вопроса почувствовала себя несколько глупо, – лечебный? – цветочек закачался под лёгким ветерком, давая утвердительный ответ. – Я стала лесной феей, – облегчённо вздохнула, цветочек опять заколыхался. – Дашь мне несколько листочков? – аккуратно оборвала три листочка, – спасибо, надеюсь на твою помощь.
Листики цветка легко прилепились к ране, сверху для надежности придавила их ладонями, да так и осталась с прижатыми руками сидеть рядом. Кончики пальцев начало пощипывать, а вскоре ладони превратились в маленький костерок.
Сидя около Горыныча, я не ощущала времени. Прошёл час, а может три.
Ночные сумерки подобрались внезапно, выпрыгнув из лесной чащи, как тать из-за угла. Я очнулась, поняв, что дракона почти не видно. От воды тянуло стужей, я натянула высохшую одежду и снова заняла свой пост, застыв безмолвным стражем около неподвижного дракона. Никто не рассказывал мне, как лечить больного дракона, но я знала, главное – быть рядом.
Я склонила голову на спину Горыныча и прижалась к нему щекой. Так гораздо легче. Так я чувствую его тепло, дышу вместе с ним. Тук-тук неровно стучало сердце дракона. Тук-тук-тук – отзывалось моё. Ночное небо завораживало, баюкало, качало нас в огромных ладонях. Всплеск воды, шелест травы, скрип одинокого дерева вплетали свои звуки в дивную красоту ночи. Тихая музыка вселенной дарила ощущение покоя, незыблемости и умиротворения.
Проснулась я глубокой ночью. Горыныч пошевелился, я поняла, что уснула. Спина замёрзла, от неудобного положения кололо в боку, ноги прострелили острые иголки. Дракон чуть шевельнул крылом, я, вспомнив об укрытии, вползла в тесную нору и растянулась на жёстких камнях. «Взять под крыло», – вспомнила фразу и усмехнулась своим мыслям. Дыхание дракона оставалось прерывистым, но то, что он дышал, было колыбельной надежды для моей измученной души.
Мы выкарабкаемся. Нас найдут. Всё будет хорошо.
Хорошо не стало.
Наутро, осмотрев рану, я пришла в ужас. Бок раздулся, рана гноилась, вокруг неё плоть будто омертвела. В голову закралась мысль, стрела была отравлена, дракона хотели убить наверняка.
Я притащила в шлеме воды, попробовала напоить дракона, но он даже не шелохнулся, когда я попыталась влить немного воды ему в пасть. Горыныч умирал. Меня вновь затрясло от страха. Никто не знает, где мы. Никто не придёт на помощь. Некого позвать, не у кого спросить совета.
Я нарвала целый букет голубеньких цветов с зелёными листиками. Прикладывая листочки к ране, считала, что помогаю Горынычу, и отёк спадает. Для пущего эффекта решила размять листочки, а потом, чтобы улучшить их свойства пожевать. «Слюна лечебная. Все звери зализывают раны» – рассуждала я, тщательно пережёвывая маленькие листики.
Сначала боялась их жевать, но страх за Горыныча перевесил все другие мысли. Листочки на вкус слегка горчили, приложив зелёную массу к ране, я подождала немного и решила продолжать. Весь день я обмывала рану, прикладывала к ней листки и цветочки, которые, жевала без остановки. Горынычу становилось всё хуже. Листочки не помогали.
Сквозь пелену слез я смотрела на умирающего дракона.
Что еще можно сделать? Как помочь?
Переливание крови!
Как сомнамбула я подняла нож и резанула ладонь. Мгновенно выступила кровь. Недолго думая, прижала ладонь к распухшей ране дракона.
– Знаешь, Горыныч, моя кровь волшебная, ты поправишься, всё будет хорошо. Цветок не даст тебе умереть. Я помню, на тебя тоже упала его пыльца. Живи, Горыныч. Пожалуйста.
Красные капли смешались с бурой кровью, выступившей из раны дракона. Горыныч судорожно вздохнул, будто почувствовал облегчение. Через некоторое время, порезав вторую ладонь, я вновь приложила её к ране Горыныча. Когда ему станет легче? Неужели моя кровь не помогает?
Вскоре мысли улетучились. На смену им пришла боль. Тело прошило молнией боли, я скрючилась и застонала. За первым приступом последовал второй, потом ещё и ещё. Они то нарастали, то отступали. Стараясь дышать, как можно глубже, я отдыхала во время кратковременного затишья, пытаясь удержаться в сознании. В моменты особо острой боли я кусала ладонь, чтобы заглушить крик, потому что от крика приступ просто разрывал тело.
Я потеряла счёт времени. Дышать, стонать, отдыхать, кататься по траве, корчиться от боли, нести несуразный бред, в момент затишья спеть дурацкую песенку. Я не сопротивлялась боли, разговаривала с ней, старалась понять её, договориться.
Постепенно всплески боли стали реже, стоны глуше, удары сердца тише, и, наконец, я смогла расслабиться. Лёжа на траве, глядя на бездонное ночное озеро, в котором отражались звёзды, я ощутила мгновение ясности. Если мой организм справился с ядом, то, что это был яд, я не сомневалась, значит, и Горыныч справиться. Он зверь, он сильнее человека, он будет жить.
Хоть ночь и вымотала меня болью, уснула я совсем ненадолго. Встретила серый рассвет, и продолжила дежурство. Как в трансе я сидела, привалившись к умирающему дракону, бормоча невнятные просьбы о помощи. Силы покинули меня, хотелось лечь рядом с Горынычем, уснуть и не проснутся. В голове клубился туман, я не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Плакать тоже не могла.
На шум, который поднялся сзади, я даже не оглянулась. Только когда в меня почти уткнулась драконья морда, я очнулась.
– Стрела? – чуть слышно прошептала, вглядываясь в чёрный вертикальный зрачок, – Горыныч умирает.
Потянувшись к израненному боку Горыныча, дракониха зашевелила ноздрями. Она, нервно подрагивая, изучала запах раны. Я безучастно глядела на Стрелу. Дракониха резко толкнула меня своим твёрдым боком. От падения я пришла в чувство. Гнев, с которым Драконица зарычала мне в лицо, испугал не на шутку, я очнулась.
Ярость плескалась в глазах дикарки, она жаждала расправы. Я медленно, не отводя взгляда, начала пятиться от драконицы. Агрессия зверя сменилась удовлетворением, Стрела отвернулась, будто минуту назад не намеревалась меня сожрать, хлестнула хвостом, чуть не попав мне по голове, яростно зарычала, и сноп огня из её пасти рванулся в сторону Горыныча.
Нет! Уйди! Хотела закричать, но голос был слишком тих. Даже шепота не последовало.
Запахло паленым мясом, дракон дернулся и на мгновение пришел в себя. Следующая струя огня последовала за первой. Я упала на землю, закрыла голову руками и завыла по-звериному. Как остановить Стрелу? Кинуться на неё с ножом? Причинить вред своей спасительнице? Я не смогу, я обязана ей жизнью.
Рычание драконицы смолкло, в наступившей тишине слышались только прерывистые хрипы Горыныча. А потом раздались странные чавкающие звуки. Подняв голову, я увидела, что драконица вылизывает обгоревшие края раны дракона.
– Стрела, – позвала дикарку, та и ухом не повела, – спасёшь его? Стрела, спасибо, спасибо, спасибо – забормотала, как помешанная. Дикая мысль, что драконица хочет добить Горыныча, отступила. Любимый дракон будет жить, он не умрёт. Совершенно измученная, обессиленная, я свернулась калачиком на земле и провалилась в чёрный колодец забвения.
Я проспала весь день и всю ночь. Под утро приснился сон, всё тот же сон, будто во тьме ночи я падаю с огромной высоты. Ничего не видно вокруг, падение может закончиться в любую секунду ударом, а я всё падаю и падаю. Странный полёт перестает пугать меня, слишком нереально долго он длится.
Когда я проснулась, занимался рассвет. Безмолвной горой рядом высился Горыныч. Я подползла к нему, приложила ухо к груди. Стук сердца. Внутри будто кто-то с трудом качал мехи. Стрелы не было. Я погладила серебристую шкуру дракона. Мой любимый зверь с жёсткой шкурой и нежной душой. Мы еще поборемся. Нельзя отчаиваться.
К вечеру появилась Стрела. Она подошла к израненному боку Горыныча и со всего маху отрыгнула в него что-то ядовито-коричневое. Мерзкая зловонная слизь сползла по гладкому чешуйчатому боку на землю. Я без отвращения подобрала вонючую субстанцию и аккуратно залепила рану, для надежности несколько раз прихлопнув ладонью.
Стрела улетела. К ночи Горыныч открыл глаза, я притащила ему в шлеме воды, он немного попил. Больше ничего добрая хозяйка не могла предложить своему любимцу. Драконьих лекарств я не знала, еды достать не могла. Ледяная вода озера была сейчас единственным спасением.
Сколько дней прошло, как мы улетели? Что в Муравке? Мы не вернулись, а нас никто не искал. Неужели парней подкараулили? За горами засада. А Добромир и Эрвин не знают.
Рой мыслей кружился в голове, но как не крути, я не могла сейчас лететь в Овечечку и предупредить. И этот жуткий сон. Опять этот сон. Леденящая душу тьма, падение в пустоту с огромной высоты. Сбудется? Беспокойство с новой силой охватило меня. Сидя у озера, я чувствовала себя беспомощной и несчастной. Моё разыгравшееся воображение раз за разом рисовало страшные картины расправы над обитателями Овечечки.
Утром следующего дня появилась Стрела с новой порцией вонючей жижи. Горыныч приоткрыл глаза, когда она шумно опустилась рядом. Очередное втирание в рану он принял с облегчённым вздохом.
– Стрела, мне надо в Муравку, – драконица повернулась, внимательно вслушиваясь в звуки моего голоса. Горыныч слегка заворчал, Стрела незамедлительно развернулась к нему.
– Эрвин и Добромир в опасности. Их надо предупредить.
Стрела чуть повела ушами, всё внимание, сосредоточив на Горыныче. Пролепетав ещё раз свою просьбу драконице, которая не обращала на меня внимания, я замолкла. Конечно, Стрела никуда не полетит, у меня нет с ней связи, как с Горынычем, да и под седлом дикарка не летает. Что ей моя просьба, которую она не понимает.
Я до сих пор помнила, как Стрела, первый раз подставив спину для полета, через несколько часов спокойно изменила курс и направилась к пещере с Бурым. На дикарку трудно рассчитывать. Я даже облегчённо вздохнула, когда Стрела поднялась и улетела. Бросать обездвиженного Горыныча не придётся.
К вечеру моё беспокойство приняло угрожающие размеры. Раз меня никто не ищет, значит, произошла беда. Почти всю ночь я провела без сна, только на рассвете сомкнув глаза.
Глава 16. Новая вера
Эрвин
Тени за окном становились всё длинней, последний тренировочный день перед гонкой прошёл так же, как и предыдущий.
Никак.
Мы с Добромиром дожёвывали поздний ужин, избегая встречаться взглядами. Мы курировали друг друга в небе, но дальше этого общение не шло. Ужин мы готовили попеременно, и в полном молчании поглощали его. Хорошая традиция. Но сегодня Добромир нарушил её.
– Как думаешь, я просто так выигрывал гонки?
Я вообще сейчас не думал о гонке. Мысли с трудом ворочались в голове, такие же вязкие как каша.
– Порог боли низкий, – я подцепил ложкой надоевшую кашу.
– А если скажу, что иногда могу уменьшить боль? – Добромир механически жевал горячее варево, чтобы просто набить живот.
– Серьёзно? – я плюхнул кашу обратно в тарелку, посыпал сахаром, попробовал. Вкус не изменился.
– Да. Получается, если хорошо настроиться.
– Ерунда, тело не обманешь, – и каша, и чемпион нервировали меня. Не хотелось ни есть, ни говорить.
– Боль – это… самосбывающееся пророчество, – выдал Добромир уверенно и отложил ложку
– Из дерьма пулю не слепишь, – я с усмешкой откинулся на спинку лавки, хотя минутой раньше хотел уйти. Добромир раздражал меня – огреть его увесистой табуреткой было бы лучшим событием за сегодняшний вечер. – Считаешь, мы испытываем боль, потому что хотим её?
– Думаем, что так заведено, и так будет всегда. Нужно освободить голову. Сделать шаг в будущее.
– От тела тебе её мигом освободят и от будущего в придачу.
– Реальность та, в которую мы верим. Я не считаю, что боль неизбежна. Когда получается удерживать новый образ, мне легче.
– Ты напоминаешь Ларри, у него тоже полно завиральных идей. – За бравадой я хотел скрыть смятение. С самого начала чемпион казался странным. А сейчас признался, что верит в то, что существует нечто вне человека. Дверники тоже владели тайным знанием, которое так и не смогли объяснить людям, поэтому их дар приравняли к тёмной магии.
– Завтра гонка, у нас настроение не победное, – Добромир исподлобья взглянул на меня.
С того дня, как исчезла Соня, мы почти не общались, сосредоточившись на тренировках. Короткие незначащие фразы да общий молчаливый ужин – вот всё, что происходило между нами.
– За твое настроение я не отвечаю, – ответил безразлично, хотя так мерзко я не чувствовал себя очень давно.
Мне было по-настоящему плохо. Добромир замешкался, рывком расстегнув верхние пуговицы своей куртки, одна из них, не выдержав напора, сиротливо повисла на толстой серой нитке.
– Мне жаль, что я послушался тебя и не полетел на поиски Сони. Ни одного дня без неё я не был спокоен. Даже Огненная змея перестала волновать меня, – сказал Добромир.
Какое мне дело до его волнений.
Когда Соня исчезла, я злился, негодовал, плевался ядом, но потом злость сменилась отчаянием. Страх скручивал узлом мои внутренности, я ни о чём другом не мог думать. Я засыпал с мыслью о Соне и просыпался, думая о ней. Невмоготу стало тренироваться, делать вид, что всё в порядке, но признаться Добромиру, что я готов выть на луну от отчаяния, не позволяла гордость.
Только не ему.
– Когда Соня победила в индивидуальной гонке, увела победу у меня из-под носа на последних метрах дистанции, я спрыгнул с седла, еле стоял от боли, так было плохо. – Добромир хмурился, подбирая слова, – а потом этот танец…, Соня стала танцевать с драконом прямо на помосте, меня словно волной накрыло. Боль ушла. Невероятное ощущение. Невероятное. Поразительное. Соня…, – голос чемпиона дрогнул, – каким-то образом открыла мне дверь в новое состояние, и как она это сделала, я до сих пор не понимаю. Вижу, тебе неприятно слушать, я говорю как есть. Она… она…, её надо беречь, охранять, защищать.
– Я тебя не держал, надо было найти её.
– Надо было…
Я не отрицал своего участия в бегстве Сони, но и Светозаров, поющий дифирамбы, не кинулся за ней. И зря.
– Тебе стало хуже на тренировках? – спросил я.
На секунду мне показалось, что собеседник скорчился, словно в муке, но видение мгновенно исчезло. Передо мной как будто сидел тот же Добромир, но я не ошибся: он стал другим. Сколько дней мы избегали друг друга, стараясь не сталкиваться, не смотреть, не говорить?
– Не хуже и не лучше. А тебе? – чемпион поглядел на меня в упор.
Он догадался. Понял.
– Ну….
– Что? – Добромир непроизвольно наклонился ко мне, – ты чувствуешь боль?
– С чего ты взял? Все нормально, – с трудом вытолкнул слова. Ложь противной жабой застряла в груди. Все потому, что Светозаров, будь он неладен, соперник не только в гонках.
– Точно, в порядке? – чемпион пристально посмотрел на меня, – ты ведь раньше был под защитой Сони.
– Я под её защитой? Что за бред?
– Правда, – выпалил Добромир, – она… не такая, как все. Тогда на Высотомере, Соня возникла… внезапно и, – чемпион выдохнул, – спасла тебя, потому что вовремя появилась.
– Что? – мой голос дрогнул, – вы были не вместе? – Я чувствовал себя, как приговоренный к смерти, которому объявили амнистию, сняли кандалы и отпустили на свободу
– Я же говорил, что видел, как на площади тебя взяли люди Ильзы. Я понял, тебя потащат на Высотомер, и явился туда раньше. Когда Мерин начал подниматься, я заметил Соню, – Добромир замолчал. – Тогда около Мерки я возблагодарил судьбу за её появление.
Возблагодарил? У меня потемнело в глазах.
– Жаждал узнать про Великую Вершину?
Взгляд Добромира поплыл в сторону, словно потеряв нить разговора. Чемпион много хотел сказать, но я не хотел слушать. Как он смеет благодарить судьбу, говоря о моей девушке! Я не слепой и не глухой. Добромира тянет к Соне, даже вопреки голосу разума. Интуиция пугает меня, но не обманывает.
– Ты обидел Соню, – сказал Добромир.
– Горыныча тоже я обидел? – с усилием погасил напряжение, которое, как пар под крышкой, желало вырваться на волю.
– Гонщик должен сохранять холодную голову.
– Помедленнее на виражах, уравновешенный, – я непроизвольно сжал кулаки. Врезать бы этому выскочке как следует.
– Я не бросаюсь на людей, как полоумный.
– А я бросаюсь, имей в виду.
– В ледяном озере пора искупаться. Будет меньше ряби в голове, – Добромир смотрел на меня исподлобья. Я знал, богатеи учат сынков драться не хуже заправских бойцов, – хочется уже тишины.
Я развалился на стуле и широко зевнул.
– Только Сони не хватает для полной гармонии, запал на неё, вот и суетишься, – подытожил я и растянул губы в злобной улыбке. Всё-таки достал чемпиона, его глаза вспыхнули от гнева.
– Ты прав. Запал и очень сильно, – ответил Добромир, – завтра после гонки полечу её искать, – чемпион встал, сделал глубокий вдох, – Огненная змея ближе к вечеру, мне надо выспаться.
Сумерки окутали окрестности, а я всё сидел за столом, не в силах подняться. Сколько не пыжился перед Добромиром – легче не стало. Соня вернулась ко мне, а я потерял её.
В мире, пронизанном болью, она воспринимается как данность. Я, как и все жил по этим законам. С появлением Сони всё перевернулось с ног на голову. Она не чувствовала боли. Разве такое возможно?
Оказывается, запросто.
И Добромир – единственный, ничего не зная о девушке, ощутил её силу. Светозаров озвучил то, о чём я постоянно забывал. Мой дракон и даже дикарка Стрела готовы были служить Соне. Я удивлялся их привязанности, не находя объяснения, а оно было на поверхности, как высшее проявление мудрости, не замутнённое играми разума. Все они чувствовали в Соне новую, ни с чем несравнимую иную энергию.
Соня
Когда появилась Стрела, я не услышала, провалившись в чёрный колодец сна. Пробуждение оказалось резким, что-то больно царапнуло по голове, и я открыла глаза. Спросонья моргая и не понимая, кто передо мной? Кто шевелит маленькими ноздрями, принюхиваясь к моему лицу? Негромкий рык заставил любопытное существо отпрянуть.
Неужели! Милый маленький дракончик со зрачками, точно сливовые косточки, обрамлёнными желтоватыми радужками с коричневыми крапинками.
– Горыныч, Стрела, – меня затопила радость, – это ваш малыш? Лапочка! – я готова была расцеловать дракончика с его мягким гребнем и совсем нежёсткой чешуйчатой шкуркой. Вот оказывается, куда рвался Горыныч, вызывая гнев Эрвина. А я не прислушалась к желанию дракона, не защитила бедное животное, о свободе которого якобы так пеклась.
– Горыныч, прости, – мой голос дрогнул, – прости, что не отпустила тебя, не поняла.
Жаль, что всё так произошло. Я готова была взять на себя боль Горыныча, но исправить произошедшее, была не в силах.
Внезапно к моим ногам упало седло, валявшееся неподалеку.
– Ты хочешь лететь? – я испуганно взглянула на хмурую морду драконицы, – а малыш останется с Горынычем?
Перспектива лететь на Стреле напугала. Как дракониха определит курс? Сейчас предлагает оседлать, а через минуту умчит за тридевять земель. Неожиданная слабость в ногах дала понять: я трушу. Это с Горынычем можно не думать, куда и зачем он направляется. Кредит доверия у него был бессрочный. И даже его несуразный выбор всегда оказывался наилучшим вариантом. Интуиция зверя странным образом всегда побивала логику человека.
А вот Стрелой я ни разу не управляла. Настороженно взглянула в лениво полуприкрытые глаза драконихи. Придётся выбирать. Прочь дурные мысли и сомнения. Стрела – подруга Горыныча, лучшая дикарка во всей Верховии. Она всегда являлась вовремя. И сейчас Стрела рискует гораздо больше меня, ведь у неё малыш. Драконица привела свое чадо на попечение Горыныча, чтобы в случае чего… В случае чего? Мой лоб мгновенно покрылся испариной.
Может не стоит?
Время на раздумья кончилось вместе с требовательным рыком Горыныча, дракон призывал лететь. Я согласно кивнула. Раз он благословляет, тогда вперёд.
Немного пришлось повозиться с седлом, хорошо, что Стрела была худая и подпруга на ней застегнулась. Поводья, которые крепились на липучках с крючками, тоже подошли дикарке. Правда седло село плохо, гребень у Горыныча был более низкий, и впадины не соответствовали. Подумав немного, я срезала верхнюю жесткую часть седла, оставив только небольшую мягкую подкладку. При такой неудобной посадке я уже летала на Стреле, поэтому без лишних эмоций уместилась между гребнями, водрузила на голову шлем, толкнула дикарку в бок.
Неохотно, словно под давлением, Стрела взлетела. Не её желание сейчас двигало крыльями, а безмолвная просьба Горыныча, о которой я догадалась только в небе.
Глава 17. Огненная змея
Стрела, немного размявшись, развила крейсерскую скорость, от которой у меня дух захватило. Высоту она набрала предельную и сейчас мчалась, действительно, как Стрела. Я только сейчас ощутила, на что способна дикарка. Таких полётов с Горынычем у меня не случалось, даже когда он нёсся на пределе возможности. Стрела оказалась просто великолепна. Направление, которое она выбрала, с высоты я не могла разглядеть, но упорно твердила: «Муравка, Муравка». Как будто это слово могло помочь Стреле выбрать правильный курс.
Главное не бояться, не думать, что невозможно. Холодный ветер бил в пылающее лицо, и я с наслаждением дышала. Этот мир наполнял меня силой и верой. Был ли это дар цветка или сам воздух Верховии источал волшебство? Мной двигало желание попасть в Муравку в поместье Овечечка и убедиться, что там всё в порядке. Совсем скоро показалось знакомая долина, я заставила Стрелу снизиться и сделать облёт над усадьбой. Обжечь дракониху о купол я не хотела, поэтому держалась на высоте; усадьба просматривалась хорошо, но она пустовала: ни людей, ни драконов. В небе над Муравкой тоже никого не наблюдалось. Стало трудно дышать.
Где они? Что случилось?
Мы приземлились рядом с усадьбой.
Неожиданно долину потряс низкий утробный звук, как будто громадный зверь огласил окрестности долгим призывным рыком. Зов пролетел над долиной, смолк и вновь повторился, эхом отдаваясь у меня в голове. Огненная змея! Как же я забыла – решила не участвовать и выкинула из головы. А если Эрвин и Добромир там, живые и невредимые?
Новый призыв тугой волной протяжно ударил в уши. Возвращаться к Горынычу, не предупредив друзей? Я посмотрела на хмурую морду Стрелы, переводчика на драконий рядом нет. Как я объясню свою просьбу? Стрела, не моргая, впилась в меня взглядом.
– Полетим на гонку? Там полно людей. Я знаю, ты их не любишь. Мы только глянем и сразу назад к Горынычу.
Стрела шумно задышала. Опасность всегда исходила от людей – безжалостных мучителей. Единственная из всех, кому доверяла дракониха, была я, но есть ли предел у веры? Стрела хлестнула хвостом, я взбежала по хребту до седла и мы поднялись в небо.
Доносившийся издалека гул указал направление. Стрела, не торопясь, набрала высоту и, неохотно, повернула на звук. Вечерело. Приближающий с каждой минутой шум страшил дикарку, непривычную к человеческим крикам. Ни гром, ни хлесткие струи водопада, ни злобное рычание врагов не пугали её. Люди, главные враги драконихи, могли заставить её дрожать. Истошные вопли трибун, заглушали все остальные звуки.
В наступающих сумерках показалось огромное поле, над которым парили драконы. Они сбились в одну большую хаотичную кучу, как будто огромный котел бурлил разноцветным варевом. В такой толкучке невозможно было разглядеть хоть кого-нибудь, ведь в гонку допускались все желающие. Огненная Змея принимала всех. И там каждый сам за себя.
Многочисленная группа наездников – профи оказалась в середине колышущейся массы, я узнала их по блестящим шлемам и защитным кольчугам. Все остальные сгрудились вокруг них, крутя головами в разные стороны. Кого тут только не было: зелёная молодёжь, мужчины, женщины, ветераны, наверное, из верхотуров. Главный приз в виде кругленькой суммы манил наездников, как синиц на сало в мороз. Гонка под названием Огненная змея случалась один раз в два года. Её устраивал Светозар, и сейчас сюда съехалось куча народа со всей Верховии. Зрелище стоило того.
