Текст книги "Избранная страны драконов (СИ)"
Автор книги: Тася Тараканова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– Я уснул, – Добромир присел рядом.
– Поздравляю, – с трудом разлепил губы.
Как в немой сцене мы смотрели на озеро. Вроде рядом, но совершенно далеко друг от друга.
– Что ты знаешь о дверниках? – вопрос Добромира вывел меня из ступора.
– Мой дед был дверником.
– Как они… перемещаются?
Мне не хотелось говорить.
Зачем? Пусть уходит.
– С помощью ключей.
– Все ключи из Хранилища уничтожили по приказу Ильзы.
– Мне всё равно.
Пружина, ранее взведённая во мне до предела, сломалась. Не хотелось ни говорить, ни думать, ни видеть. Мы живы, а её нет. Я чувствовал себя развалиной, не человек – лишь оболочка. Добромир кинул камешек в озеро, по воде побежали круги.
– Соня – дверница?
Вопрос – утверждение вырвал меня из оцепенения. Я повернулся к Добромиру, туман во взгляде рассеялся.
– Что?
– Она дверница, значит, спаслась, – Добромир кинул ещё один камень в озеро, намного дальше от первого, – она не могла погибнуть.
– Почему ты назвал её дверницей?
– Когда тебя ночью притащили на Высотомер, пришла Ильза, и начался допрос, никого вокруг не было, я стоял за шторой в одиночестве, а потом появилась Соня… из ниоткуда. Только дверники могут так перемещаться. Думаю, она вывалилась из седла, но не упала в озеро.
Сонную тишину утра разорвал резкий звук расправленных крыльев и громкий рык Грома. С верхушек деревьев сорвалась стая птиц, с испуганным криком разлетевшись по сторонам. Не успел стихнуть птичий гомон, как Гром ещё раз всколыхнул застывший воздух тяжёлыми крыльями. Вскочивший Добромир сделал несколько шагов к дракону, но тот присел на широких когтистых лапах и взмыл в небо.
– Стой!
Гром даже не повернул головы в сторону хозяина. Бесполезность криков чемпион осознал почти сразу.
Добромир застыл. В его пристальном взгляде я чувствовал приказ дракону. Чемпион рассказывал про ментальную связь, которую он много лет тренировал с Громом. Но сейчас эта связь рассеялась как дым. Дракон с лёгкостью порвал призрачную нить единения, не дрогнув ни единым мускулом.
Не поднимаясь с места, я наблюдал, как изменилось лицо Добромира, услышал мысленный приказ, мелькнувший в голове чужой мыслью.
… Гром, назад!
Фраза полыхнула в моей голове, приоткрывая сознание чемпиона, но я не удивился. Почувствовав мой пристальный взгляд, Добромир опустил напряжённые плечи и перевёл дух.
У чемпиона не получилось.
С противоположного берега в небо взмыл дракон, бросаясь наперерез Грому. Я напряг зрение, всматриваясь вдаль. Уже через пару минут два дракона встретились на середине озера. Незнакомец тут же с рёвом налетел на Грома, который увернулся от столкновения. Маневр Грома привёл дракона в бешенство. Он гораздо меньше Грома и как будто слабее, но его мощные резкие атаки сказали, дракон будет биться до последнего. Мы переглянулись, скорее всего, нападавший – дикарь.
– Он кого-то защищает, – Добромир следил за боем в небе, приставив ладонь ко лбу – это не тот дракон, на котором летела Соня?
– Стрела! – сердце пустилось вскачь. Если там Стрела, значит, там и Соня.
Не сговариваясь, мы бросились к Ларе. Одним махом я прыгнул в седло, Добромир уместился сзади. Команда на взлёт, и Лара присев на задние лапы, распустила крылья, с усилием подпрыгнула, поднялась в воздух.
Я прикипел взглядом к схватке над озером, опасаясь за Стрелу. Характер Грома соответствовал кличке, в драку с ним кинулся бы только бешенный. Ни один дракон из ездовых не пытался померяться с ним силой. Даже такой задира и буян – Марс – главный соперник на гонках.
До середины озера Лара долетела быстро. Стрела, действительно, не подпускала Грома к противоположному берегу, защищая его от вторжения на свою территорию. Теперь против дикарки было двое ездовых. Расклад не в её пользу, правда, без учёта характера драконицы. Она отчаянно зарычала, резко поднялась вверх и спикировала на Лару, её мощные лапы с острыми когтями нацелились прямо на наши головы.
– Стрела, стой! Стрела! – заорал я, видя, как громадная туша стремительно падает с высоты.
– Вниз! – мой вопль всколыхнул спокойную гладь воды. Инстинкт сработал мгновенно, и мы сиганули в воду. Лара, извернувшись в последнее мгновение, уклонилась от удара Стрелы.
Мы вновь, как ночью с головой ушли в ледяную воду. На нас не было защитной одежды и обуви, которую мы растеряли в ночной буре, и это сыграло на руку. На поверхность вынырнули почти одновременно и взглянули в небо. Лара выпустила шипы и с рёвом бросилась в бой. Её атака не напугала Стрелу, и две драконицы яростно сцепились в небе над нашими головами. Вода жгла не хуже каленого железа. Берег далеко, нам долго не продержаться.
– Гром, ко мне, ко мне, – кричал Добромир, в то время, как обезумевшая Стрела рвала зубами и когтями бедную Лару, пытаясь схватить её за самое уязвимое место, за шею. Добромир сделал выбор, собираясь оставить Лару один на один с дикаркой.
Неопытная дракониха могла полагаться только на свои инстинкты и смелость. В боях прежде ей биться не приходилось. Зато Лара знала, что такое боль и умела терпеть её. Дикарка нанесла ездовой несколько болезненных ударов, но Лара с душераздирающим криком ринулась на противницу, пытаясь нападением отпугнуть бешеную вражину. У молодой самки не было опыта, но сила и стать никуда не делись.
В небе бились две самки, но Гром, которого без устали призывал Добромир, спланировал на воду рядом с нами. Я погрёб к нему, краем глаза заметив какое-то движение на противоположном берегу.
Знакомый рык огласил окрестности.
– Горыныч, – от переизбытка чувств я полным ртом хлебнул воды, с головой уйдя под воду. Вынырнув, я нашёл глазами своего серебристого маломерку. Горыныч летел неровно, заваливаясь на бок, слишком низко над водой, почти цепляя её крыльями. Стрела, последний раз, налетев на Лару, после атаки спланировала в сторону и повернула к берегу. Окровавленная, но не побежденная Лара, с порезами на шкуре, осталась парить над нами.
Приблизившийся Горыныч плюхнулся на воду рядом со мной, и я с утроенной силой погрёб к нему. От нахлынувших чувств, я чуть не расцеловал его бугристую чешуйчатую морду. Одно крыло Горыныча неестественно полоскалось в воде. Дракон, рыкнув рядом плывущему Грому с Добромиром на спине, погрёб к берегу. Не с первой попытки, но Гром поднялся в воздух.
– Сядь в стороне, – крикнул я Добромиру, – там Стрела, она снова нападёт.
Согласно кивнув, Добромир направил Грома в сторону, подальше от стоящей на берегу дикарки. Лара послушно летела вслед за Громом. Она, как и все ездовые команды Светозара, беспрекословно признавала его лидерство. Боевой дух покинул Лару, она отчаянно махала крыльями, стремясь быстрей добраться до земли.
Я приближался к берегу, жадно обшаривая взглядом полоску каменистой суши, всей душой стремясь туда. Раз Горыныч здесь, значит, Соня где-то рядом. Возможно, она укрылась в лесу, может, спит после ночной бури. Горыныч нашёлся, Стрела здесь, Соня тоже должна быть с ними. Мокрая одежда прилипла к телу, меня била дрожь, зубы отбивали чечётку. Страх не найти Соню мучительной судорогой крутил мышцы.
Берег приближался. Стала отчётливо видна Стрела в боевой стойке с распахнутыми крыльями, пригнувшая голову к земле. Мудрый Горыныч, оценив кровожадное настроение подруги, решил причалить в стороне от разбушевавшейся дамы. Бежать к вышедшему на берег самцу Стрела не стала. Вот тогда-то я заметил драконёнка, который прятался за матерью и жался к ней. Приземлившийся на Громе Добромир тоже, наконец, углядел причину ненависти дикарки. Она защищала своё чадо, стараясь не подпустить чужаков к нему. Горыныч, несмотря на ощетинившуюся невдалеке Стрелу выбрался на берег.
Потоки воды с отряхнувшегося Горыныча полетели в меня, добавочная порция ледяной воды не остудила моё расходившееся сердце.
– Где Соня? – я лихорадочно оглядывал берег, ринулся в лес, вернулся обратно, – Соня! Соня! Соня! – я сорвал голос и уже хрипел, как полоумный. Мой зов подхватил Добромир. Он старательно обследовал берег и прибережные кусты. Наконец, смолк и он.
– Сони здесь нет, – ровный голос Добромира, проник в моё сознание, и я рухнул на колени, закрыв лицо руками.
– Её вообще нет? – сдавленно прохрипел, по лицу катились слёзы. Я не стеснялся своей слабости, плевать, как выгляжу в глазах Добромира. Ледяной панцирь сдавил грудь неумолимой рукой. Мой мир рухнул. Если её нет, зачем жить?
– Эрвин, послушай, – Добромир приблизился ко мне, – дверники могут исчезать в одном месте и появляться в другом, ты же знаешь, – чемпион наклонился ближе, – мы не должны…
– Уйди.
Слова бесполезны. Он ничего не поймёт.
В молчании прошло несколько минут. Добромир отвернулся, наверное, чтобы не смущать меня, не видеть моих слёз. Круг отчаяния замкнулся, превратив меня в остывающий камень.
– Нам надо найти решение, – бормотал Добромир, глядя вдаль. Его драконы мирно лежали в отдалении. У любимца Богов всегда всё хорошо, что он тут делает?
Провались ты в драконью пустошь со своим решением.
– А Горыныч как-то чувствует Соню?
– Что?
Не хотел его видеть. Он мешал мне.
– Как Горыныч прилетел в Овечечку? Он же не знал, где Соня.
Качнувшись, я посмотрел на Добромира. Надежда, вспыхнув в груди, запустила моё скукожившееся сердце.
– Горыныч всегда находит её, – с трудом поднялся на ноги, – мой чешуйчатый друг, тяжело дыша, распластался на каменистом берегу. Сделал несколько неуверенных шагов в его сторону, – Горыныч, где Соня?
Немигающие глаза в кожистых веках глядели прямо в душу. В его взгляде осмысленность с непониманием.
– Ты неправильно спрашиваешь, – Добромир медленно подошёл ко мне, – он же говорит только «да».
– Помню.
Я боялся, что Горыныч прямо сейчас оборвёт тоненькую нить надежды. Хотя… минутой раньше, минутой позже, всё равно придётся узнать правду.
– Соня жива? – голос Добромира не дрогнул. Он решился первый.
Горыныч, шатаясь, приподнялся на лапах, утробно зарычал, не раскрывая пасти. Его глухой низкий рык отозвался дрожью в моём теле. Каждая клеточка вибрировала вместе с рокочущим драконом, меня била неконтролируемая дрожь.
– Р-р-р-р – да, – выдал Горыныч, и я осел на землю.
– Жива, жива!
Рядом облегчённо выдохнул Добромир, Горыныч же свалился на брюхо.
– Эрвин, – голос чемпиона вернул меня к действительности, – у Горыныча крыло повреждено. Что-то произошло в тот день, потому они с Соней не вернулись.
Нахлынувшая эйфория отступила. Воспоминания жгучей волной стыда накрыли меня. Это ведь я велел Добромиру не беспокоиться, когда беспокоиться требовалось с утроенной силой. Как быстро я превратился в бессердечного, неблагодарного тупицу, озлобившегося на весь мир.
Взгляд, покрытый паутиной и пылью, очистился, как зеркало, протёртое заботливой рукой. Все события встали на свои места. Соня никогда бы не предала нас, разозлившись. В её характере не было ни капли мстительности. С Горынычем случилась беда, лететь он не мог, и Соня осталась с ним или с ними. Горыныч прилетел к Стреле, сюда он и рвался из Овечечки изо всех сил, потому что у пары появился малыш. Разрозненные элементы мозаики сложились в цельную картину, но легче не стало.
Судьба Сони по-прежнему осталась неизвестной.
Глава 19. В гостях
Соня
Противный запах старых тряпок, вонючего дыма, скреб горло, я закашлялась и открыла глаза. Где я? Оказывается, на земляном полу в старой хибарке со слюдяными оконцами, почти не пропускающими свет. Голова раскалывалась от едкого запаха, тело ломило, будто его били палками, волосы свалялись от грязи, даже на губах скрипел песок.
Физическая боль привела меня в чувство, и мои мысли под воздействием увиденного заскрипели как ржавые шестеренки. Что произошло? Я выпала ночью из седла над озером, упала на дерево (откуда взялось дерево?), сейчас лежу в старой халупе на полу.
Стоп!
В больной голове возник мотивчик, и пальцы рук слегка дернулись в танце.
Дальше я даже мысленно петь не могла. Чтобы хоть немного облегчить боль, уставилась на маленькое окошко, стараясь неглубоко вдыхать спёртый воздух. Окошко не ответило взаимностью, не приоткрылось, не впустило в хибару свежий ветерок, зато заскрипела деревянная дверь, и в комнату вкатилась бабка кругляшка.
Бабка – кругляшка?
Птичья голова с острыми чертами лица, злые глаза, тонкие губы, лицо, испещрённое морщинами.
– Чего разлеглась, бродяжка неблагодарная, – заворчала старуха, я в изумлении уставилась на неё. Эта та самая бабка из Поваринска? Пусть вызовет скорую помощь, и меня отвезут в больницу.
– А-а-а-а, – просипела, но голос не слушался.
– Сарай мой разнесла, злодейка. Кто дыру заделает? Ты? – бабка, выплёвывая ругательства, прошаркала рядом со мной, наступив на мои разметавшиеся волосы. Я непроизвольно дёрнулась, бесполезный порыв только добавил боли раскалывающейся голове. Гневное бормотание бабки вместе с мигренью вдруг пробудили во мне неведомое чувство.
При всей странности момента я и не думала возмущаться, подтянула вверх покрывало, закрыла пол лица, как медицинской маской, и продолжила наблюдение за старухой, которая двинулась к закопчённому очагу, а от него к деревянной колоде, служившей столом. Сквозь дым от очага я внимательно следила за кругляшкой, от которой стоило ожидать любой пакости. Как же упросить её позвонить маме? Прошептала:
– Хочу домой.
Да что ж бабуся меня не слышит. Ходит, полощет грязным подолом по полу.
– У, оторва! – продолжала зудеть бабка, – выдрать бы тебе волосёнки, ишь распустила, бесстыжая. Чего нос морщишь? Не нравится у меня? Разлеглась, барыня. Тут прислуживать некому.
От дребезжащего бабкиного голоса моя голова готова была разлететься на куски, как тыква, грянувшая об пол.
…хоть бы замолчала ненадолго. Замолкни уже. Замолчи!
От моего мысленного стона бабка, действительно, захлопнула рот, всем корпусом медленно развернувшись ко мне.
– Ах, негодяйка, приказывать мне в собственном доме! – визгнула старуха.
…я же слова не сказала
Посмотрела на бабку, та в свою очередь на меня.
– Я тебя слышу, мерзавка, – бабка растерялась, – в гляделки со мной не шути. Я ведьма, меня не уговоришь, сожрут твоё тело грызли, я пальцем не пошевелю.
– Кто такие грызли?
Мой испуганный тонкий голосок достиг ушей старой хрычовки.
– Коли такая умная, сама дознайся. Молчать мне командует. Волосы распустила и голос подымает.
…отстаньте, бабуся, от моих волос. Чуть все не выдрали. Лучше о своих заботьтесь
Мысленный монолог, не успев родиться, радостно взвизгнув, ринулся вперёд.
– Ох! – бабка упала на деревянную колоду, схватилась за голову, – змеюку пригрела. Она мне в голову лезет.
…хватит меня оскорблять. Я к вам не лезу. Никто раньше моих мыслей не слышал
– Ох, головушка моя. Что делать? Чур! Чур! – бабка грозно вскинулась, позабыв про стоны, – замолкни, девчонка, а то кочергой так огрею, маму родную не узнаешь.
…ничего мне не сделаете
Новая мысль и вопль бабки. Ага! Меня разобрал азарт. Раз бабуленция слышит меня и боится, надо это использовать.
Бабка подскочила, кинулась к двери. Через миг и след простыл. Довольная произведенным эффектом я потянулась, сбросила покрывало, попробовала пошевелиться и тут же застонала от боли. Полежав немного, аккуратно попыталась перевернуться на бок, но ярость неведомых грызлей уложила обратно. Любое движение, вызывало в теле нестерпимую боль, оставалось только лежать, не шевелясь. Успокоив расходившееся от страха сердце, я возобновила попытку двигаться. Со спины решила перевернуться на живот и встать на четвереньки.
Боль оказалась сильнее моих жалких попыток, грызли одержали победу. Ничего не оставалось, как опять лечь на спину. Никогда еще я не чувствовала себя такой беспомощной и жалкой. На пороге, будто выжидая, появилась ведьма.
– Не можешь встать, голуба? – бабка прошлёпала к очагу, взяла выдолбленную из дерева поварёшку, помешала варево, добавила туда щепотку травы, – а не надо бабушку хаять. Я, может, пригодилась бы.
– Простите, – со слезой в голосе пролепетала я, попытки встать больше не предпринимала, – пожалуйста, уймите грызлей.
– Ты еще поплачь, девчонка. Свалилась на мою голову. Вот постучала бы в дом, может я и открыла, – колдунья, бухтя, налила в щербатую чашку своё варево и пошаркала ко мне, – на, выпей, – ведьма сунула плошку с мутной жидкостью, от вида и запаха которой замутило, – нос заткни и пей, а то дальше, как бревно будешь валяться.
– Спасибо, бабушка, – я часто-часто заморгала, чтобы не показать своих слёз.
Стараясь дышать ртом, глотнула лекарство. На вкус оно оказалось таким же противным, как на запах, я с трудом протолкнула в себя несколько глотков. Лёжа пить было неудобно, напиток тонкой струйкой лился по подбородку.
– Неумеха, держи сама, – бабка пихнула мне плошку так, что я еле успела ухватить её ослабевшими руками. Взяв плетёную корзину, старуха вернулась к очагу и загремела там, набирая что-то тяжёлое в кошёлку.
Не успела я опомниться, как ведьма была снова рядом. Она наклонилась, скрюченными пальцами вытащила чёрный камень из корзины и положила мне на грудь. От жара, исходившего от камня, я ойкнула, но бабка так цыкнула на меня, что пришлось прикусить язык.
Нагретыми камнями ведьма покрыла почти всё моё тело, накинула на меня одеяло с прорехами и велела лежать смирно. Я боялась шелохнуться, чтобы не потревожить горячие камни, которые были разложены не абы как, а в специальном порядке.
– Эти камни лечат?
– Умная, однако, девчонка.
– Излучением или теплом?
– Чего? – бабка обернулась ко мне, смерив взглядом василиска, – говорить с камнями надо, дурында.
Я молча проглотила ругательство. Профессиональный вампир и тот обзавидовался бы умению старухи пить кровь.
– Разве они услышат? – смиренно спросила я, внутри пылая праведным гневом.
– Стань камнем, тогда услышат.
В бабкиной хижине я могла хоть сто лет скрежетать зубами, но…. Раз ведьма говорит, что камни услышат, так тому и быть.
– Э… вы покажете, как стать камнем?
– Показать, показать, – бабка передразнила меня, – чего тут показать? Чувствовать надо.
– Что чувствовать, бабушка? – как можно вежливее спросила я. Разговор с колдуньей напоминал хождение с голыми ногами в чаще крапивы, куда не ступишь, везде жжётся.
– Дракониха хромая тебе бабушка. Смотри глазами камня, и весь сказ.
Пустая болтовня со мной утомила старушку. Бросив корзину, она брякнулась на возвышение из горы тряпок, которое служило ей кроватью. Движения бабки – кругляшки показались мне замедленными, как в кино, когда герой движется, будто в толще воды. Свою немощность ведьма скрывала злобным бормотанием, хотя сил у неё хватало сейчас только на ругань. Через несколько минут с ведьмовского ложа послышалось сопение, перешедшее в громкий старческий храп.
Я осторожно погладила камни, лежащие у меня на груди.
– Где глаза камня, как он смотрит, – потихоньку заговорила себе под нос, аккуратно перекладывая два камня с груди на глаза, – он мудрый, он все знает. Я – камень. На мне мох, я неподвижна, смотрю прямо, вот она вечность, – слова легко придумывались, лились как вода из крана, – камень без пищи живёт, он любит осень, жёлтые листья падают сверху и прикрывают взгляд неподвижный. Камень всё видит, камень внутрь себя смотрит, – моё невнятное бормотание становилось всё тише, и постепенно смолкло.
Под аккомпанемент рулад из бабкиного носа и собственной тарабарщины я незаметно уснула. Колдовской напиток и тёплые камни утянули в дрёму, я поплыла по течению сна. Жуткие картины, которые мозг безудержно рисовал, пугая телесной беспомощностью, остались за гранью восприятия, и я вплела свой негромкий храп в сольное исполнение ведьмы.
– Ась?
Из глубоко забытья меня выдернул бабкин вскрик. Кругляшка поднялась, заковыляла к двери, распахнула её, и вечерние сумерки слизнули её. Напряжение, вмиг охватившее меня, наэлектризовало пространство.
На нас напали? Как я могу постоять за себя, валяясь батоном на полу?
Сделав несколько вдохов, я медленно повернулась на бок, камни с негромким перестуком свалились с меня. Теперь откинуть одеяло и аккуратно через боль сесть. Помогая себе руками, я поднялась. Нормально двигаться было больно, семенить короткими шажками, придерживаясь за стеночку, получилось. За дверью, на полянке слышались голоса. Выходить или нет? Визгливый голос ведьмы перекликался с низким мужским баритоном.
Я подобралась к двери, и, придерживаясь рукой за притолоку, стараясь разобрать слова. Дверь распахнулась, чуть не врезав мне по лбу, на пороге стоял Зарх.
– Ага!
Он впился взглядом в моё лицо,
– Врала, что её нет, – удар клюкой по голове сзади прервал реплику прорицателя, и он рухнул к моим ногам. От переизбытка чувств я чуть не свалилась сверху. Несколько секунд длилась эффектная пауза.
– Негодяй, перегородил тут, – ведьма перешагнула через Зарха, вошла внутрь лачуги и изъявила милость заметить меня.
– Чего вскочила, болезная? – вопрос бабки застиг меня врасплох, я как рыба открывала, закрывала рот, не произнося ни слова, – язык проглотила? – ехидный бабкин голосок вывел меня из ступора.
– Вы его убили?
– С чегой-то? Прилёг отдохнуть чуток. Сейчас оклемается. У него башка, что чурбан, крепкая.
Действительно, через несколько минут послышался шорох, потом стон. Зарх зашевелился, открыл глаза, ощупал голову и сел прямо на пороге.
– Тебя в гости не звали, злодей, – заворчала ведьма.
– Мара, – застонал Зарх.
…так тебя Мара зовут
Злорадно взглянула на старушку и тут же словила грозный взгляд ведьмы.
– Замолкни! – ведьма замахнулась клюкой на Зарха, – не смей произносить моё имя.
Я кусала губы, стараясь не допустить ни единой мысли. Странное внутреннее родство с ведьмой пугало меня не меньше, чем неведомые грызли.
– Девушка пойдет со мной, – просипел прорицатель, приходя в себя. Он посмотрел на ведьму странным затаённым взглядом, удивившим меня.
…он её любит?
Не успела удержать эту мысль и замерла, – сейчас ведьма задаст мне жару своей клюкой.
– Слепой дракон! Отключи мозги, – зарычала ведьма, и я сжалась в комок, стараясь уменьшиться в размере.
– О чём ты? – Зарх зорко глянул на кругляшку.
– У, зараза, – ведьма подошла ко мне, больно ткнув пальцем в лоб, – залезла мне в голову.
– Я не знаю, почему, – залепетала, втянув голову в плечи, – я не хотела, бабулечка. Моя родная бабулечка всегда таяла, когда я её так называла, и я постоянно пользовалась этим приёмчиком для собственной выгоды.
– Ага, – Зарх уже встал во весь рост, – вот и отпусти её со мной.
– Провалитесь пропадом, кровопийцы, – ведьма замахнулась на меня («бабулечка» не прокатила), но в последний момент остановила замах (может, подействовало?) и оглянулась на Зарха, – забирай, если дотащишь.
На меня смотрели две пары глаз, и я замерла в испуге.
– Я не пойду с вами, кругляши меня убьют!
– Они тебя не тронут, – мрачно проговорил Зарх.
– Как же, верь ему, вруну, – прокомментировала бабуся.
– Ведьма, – вскрикнул Зарх, но от резкой боли сморщился и сбавил обороты, – она всё равно тебе не нужна.
– Раз мне на голову свалилась, значитца, моя добыча.
Стараясь не стонать, я медленно осела на землю. Два кругляша делили меня, как трофей. По странному стечению обстоятельств я нужна была всем.
Ведьма ерничала, Зарх упрямо стоял на своём.
– Этот задохлик, – ведьма глянула на меня, – может отправиться в драконью пустошь в любой момент, и что ты сделаешь?
Из этой фразы, я поняла только, что задохликом назвали меня.
– А ты у нас, значит, главная знахарка? – спросил Зарх, – то сглаз, то порча, про острый понос, я вообще молчу. Одного на сотню, может, и вылечила, только никто к тебе за помощью не идёт.
– Боятся сердечные, не хотят играть в ведьмовскую рулетку, – самодовольно осклабилась милая старушка.
Я поёжилась: острый понос, действительно, кого угодно испугает. А если на пару недель?
– Уважаемая Мара, – Зарх решил умаслить бабусю, но старуха злобно визгнула, из-под крыши на голову прорицателя спикировало несколько летучих мышей, – ведьма! – в сердцах крикнул он, отмахиваясь от острых когтистых лапок.
– Так вот лучше, милок. Фью-ить, – свистнула старуха, маленькие монстры как по команде рванули вверх и повисли на перекладине вниз головой милыми безобидными комочками.
Прорицатель перевёл дух, оглядываясь по сторонам. Рано он потерял бдительность.
– Отпусти её, карга, – то ли попросил, то ли прорычал Зарх, – и вылечи.
– А что мне за это будет? – старуха демонстративно уселась, из складок юбки извлекла мешочек с рунами и занялась гаданием. До меня донёсся зубовный скрежет прорицателя. Я приятно удивилась. Руны Зарха в руках колдуньи? Не одна я должна хлебать драконье дерьмо, которое, походя, выплёскивала ведьма. Зарх сипло втягивал воздух, будто у него начался приступ удушья. Старой хрычовке любой был по зубам, даром что она стёрла их до чёрных пеньков.
– Что молчишь, торгаш? Язык проглотил, тютя, – бабка бросала руны, почти не глядя на них, демонстрируя явное презрение.
– Что хочешь?
– Волос твой хочу.
– Что? – взревел Зарх, секунду назад взявший контроль над своими эмоциями.
– И кровь, дурень, – хихикая, ответила ведьма, – привязку сделаю, а то всё помоги да помоги. Будешь меня до самой смерти любить, – хмыкнула она, – чего стоишь, шевелись!
Я испуганно замерла, хотя давно уже убралась с дороги двух чародеев, стараясь не привлекать их внимание. В воздухе заискрило, казалось, еще мгновение и двое колдунов сойдутся в смертельной схватке. Зарх был взбешен, а ведьма с виду хоть и наслаждалась его реакцией, крепко ухватила деревянную клюку. Я, как предмет их спора предусмотрительно жалась в углу, чуть слышно постанывая от страха.
– Кровушки что ли пожалел? Смотри, как набычился, сейчас лопнешь, пузырь, – ведьма с лёгкостью поднялась, шагнула к Зарху, приосанилась, как молодуха на свидании, – руку дай.
Два колдуна с минуту сверлили друг друга взглядом. Ввинтиться в мозги ведьмы прорицателю не удалось, он подтянул рукав балахона и вытянул руку. Ведьма клюкой пододвинула, стоявшую на полу чашу и жестом фокусника извлекла из неведомого кармана небольшой клинок. Зарх не дрогнул, когда его кровь медленно потекла из раны в чашу.
– Густая, – удовлетворённо хмыкнула ведьма. Она подождала немного, потом дунула на порез, тот затянулся на глазах. Выдернув волос, старуха оттолкнула Зарха в сторону, кряхтя, наклонилась, подняла чашу и пошаркала с ней к очагу, – отвернись, – неожиданно гаркнула Зарху, и тот повиновался. Ведьма наклонилась над очагом, свет озарил её лицо, на секунду оно подернулось рябью, мелькнула внешность молодой кругляшки, и морок тут же исчез. Колдовством пропитался сам воздух, я закрыла глаза, чтобы хоть немного успокоиться.
– Пей, – голос ведьмы вывел меня из оцепенения, старуха стояла передо мной, тыча в лицо выщербленную чашу.
– Что это? – я, судорожно вздохнув, отшатнулась от чаши.
– Лекарство.
– Из крови Зарха? – мой голос выдал меня с потрохами, я трусила бесконечно.
– Пей и уходи. Не уйдёшь, твою кровь выпью, я же душегубица.
Чаша больно ударила по губам, я перехватила черепок, чтобы ослабить бабкин напор и сделала глоток. Ощущения вязкой крови, как и запаха не ощущалось. Скорей травяной настой, горький, терпкий, вяжущий.
– Залпом! – скомандовала ведьма, и я в несколько глотков выпила лекарство, – а теперь убирайтесь.
Ведьма шаркающей походкой пошлёпала к своей лежанке, села на неё, сбросив с ног потертые башмаки.
– Забирай девчонку, надоела она мне своим нытьем. Вон отсюда! чего ждёте?
Я осторожно поднялась и, потупив глаза, посеменила к Зарху.
– Зипун возьми, – ведьма смотрела на меня, прищурившись, – поясницу закрой, зазря я чоли тебя лечила.
– Спасибо за всё, – я подхватила куртку, – до свиданья, бабушка, – повернувшись к старухе, слегка поклонилась.
– К дохлому дракону твои свиданья! Чтобы духу твоего здесь не было, – полетел в спину негодующий голос ведьмы, и дверь избушки захлопнулась за нами.
Глава 20. Ступени
Соня
Прошло несколько дней, как я очутилась в доме у Зарха. Кругляши из деревни мрачными, настороженными взглядами встретили меня, когда я, опираясь на сучковатую палку, прихромала из леса вместе с прорицателем. Никто слова не сказал вслед, но невидимое напряжение грозовой тучей повисло над моей избранной головой. Моё присутствие вызвало глухой ропот среди кругляшей, и только Зарх знал, как успокоить соплеменников. Мой защитник устроил большой шабаш с костром на площади, ритуальные подвывания и пляски, которые ближе к ночи, охладили пыл воинственных кругляшей.
Несколько пожилых селян посетили дом Зарха, посидели в комнате прорицателя, за разговором внимательно приглядываясь ко мне, даже принюхиваясь, как подсказало мне разыгравшееся воображение, и, напившись травяного отвара, удалились.
Хрупкое равновесие было установлено. Дышать стало легче, постепенно возвращалась подвижность. Одно тяготило, прорицатель постоянно исчезал, оставляя меня наедине со своими мыслями.
Вынужденное одиночество погружало меня с каждым днём всё глубже в омут собственных мыслей. Всё, что я делала прежде: убегала, спасалась, пряталась, не дало мне ни силы, ни ясности. Пришло время остановиться и оглянуться.
Я мучилась вопросом, как очутилась в лесу, если слетела с седла над озером? Почему так легко снова попала в Верховию? Словно слепой котенок я торкалась по углам в поисках истины, но никто не торопился меня просвещать. Зарх молчал, хмуро поглядывая в мою сторону, он чувствовал, сила цветка пробуждалась во мне. Иногда моя кровь вскипала от мысли, что мне подвластно здесь всё.
Раньше я думала, что всё происходит случайно. Но сейчас многое изменилось. Я, с детства боявшаяся высоты, стала наездницей. Без подготовки, верхом на дикой драконице одолела Огненную змею. Цветок дал мне волшебную силу, Великая Вершина открыла тайну, Ледяное озеро помогло спасти Горыныча, а я даже не заметила эти дары. Не заметила, потому что мои мысли были заняты душевной болью, суетой и выживанием.
Вынужденное затворничество принесло плоды. Я больше не хотела болтаться, как щепка в океане, я желала полной, осмысленной жизни. Всему есть объяснение. Разгадка есть, только надо найти её, понять этот мир, почувствовать его, слиться с ним, стать его частью.
С тех пор как я немного окрепла, стала осторожно выходить на улицу. Смотреть на Зарха в трансе надоело очень быстро, молчание тяготило меня, как и низкая хибарка прорицателя, где потолок лежал на голове. Не хватало воздуха, солнца, запахов земли, травы. Я решилась выйти на волю.
При встрече со мной кругляши перестали сплёвывать через плечо и складывать пальцы охранным знаком. Хотя, возможно, делали это за моей спиной. При всей благостной картине, которая с виду царила вокруг, я ощущала общее напряжение. За мной постоянно наблюдали. Какой бы дорожкой я ни ходила, кто-то негласно следовал по пятам. Поговорить с кругляшами не получалось, Зарх тоже был немногословен, даже про цветок и его силу мне ничего не удалось узнать.
