Текст книги "Смоль и сапфиры. Пара для герцога (СИ)"

Автор книги: Таня Нордсвей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

В голове вспыхивают лица моих биологических родителей, а когда видения рассеиваются – вижу перед собой лицо командира. Он задирает мой подбородок и внимательно вглядывается в моё лицо. Непростительно долго.

Только не на скотобойню! Только не туда!

– Эту забираю, – наконец выдаёт он и я выдыхаю.

Видя, что я обрадовалась его словам, он чуть тише добавляет:

– Не радуйся, девочка. Тебе только предстоит узнать, что было бы для тебя хуже.

От этих слов я содрогаюсь и всю дальнейшую дорогу прокручиваю в голове эти слова. Думаю о том, что меня ждёт. Отметаю самые радужные варианты и понимаю всю обречённость своего положения.

Когда меня и ещё нескольких пленников привозят в полупустой клетке в богатую усадьбу, я уже практически ничего не соображаю от тревоги. Меня моют, расчёсывают волосы, а после отводят на осмотр врачу. Кормят хорошо, аж до спазмов в животе. Дают удобную комнату без окон на троих девушек. Учат правильному поведению и показывают, как правильно есть с вилкой и ножом.

И в последующие дни становится понятно: нас приводят в порядок, чтобы продать подороже и поэффектнее. Окончательно лишив всего, что принадлежало только нам.

Глава 2. Аукцион

В ослепительном блеске зала играет музыка. Везде снуют официанты в масках и однотонной форме, разнося еду и напитки. Богатые и именитые гости плавно вальсируют, знакомясь и флиртуя друг с другом. Здесь также присутствует и особая делегация Империи, которая явно решает на этом балу свои тёмные делишки. Официальность этого мероприятия изначально была снижена в виду аукциона, однако это не ничуть мешает членам Имперского совета продолжать крутиться в своём деловом кругу. Слышен смех, разговоры и шепотки.

Весь этот помпезный шик я вижу через иногда распахивающиеся шторы, которые отделяют нас от шумного зала. Я и ещё четырнадцать девушек и юношей стоим в ожидании начала аукциона, который является главной «изюминкой» этого мероприятия.

На каждом из нас золотой ошейник с выбитым номером лота. Только это отличает нас от гостей в зале, ведь наша одежда ничуть не уступает в роскоши.

Моё платье сделано из легчайшей золотой ткани и плавно подчёркивает все изгибы тела. Оно красиво и элегантно, но я его ненавижу. Ведь в это платье меня одели чтобы выгоднее продать.

Все мы здесь оказались не по собственной воле, хотя графиня, в чью усадьбу нас привезли, буквально пятнадцать минут назад всем присутствующим на балу утверждала совсем обратное. С её слов каждый из нас желает найти своего покровителя, а «скромная» сумма выкупа – наше приданное, что обеспечит нам беспечную жизнь. Но это уже в корне не так.

Мы не увидим ни таллина из тех средств, что за весь «товар» выручит сегодня графиня. Мы рабы, и сегодня нас продадут самым богатым и успешным людям Империи.

– Уважаемые дамы и господа, – снова звучит мелодичный голос графини Бонтьемэ, и музыканты перестают играть кадриль, погружая зал в тишину. – Надеюсь, вы уже потанцевали и отведали напитков, в том числе и лучших вин из моих собственных погребов. Сейчас же я, как гостеприимная хозяйка, предлагаю вам принять участие в увеселительном мероприятии, которое скрасит наш сегодняшний бал. Для тех гостей, кто пришёл сегодня в одиночестве – это будет прекрасной возможностью найти себе спутника или спутницу для времяпрепровождения. Итак, я объявляю сегодняшний аукцион открытым, и передаю слово моему другу Леопольду для оглашения первых лотов!

– Дамы, – раздаётся баритон Леопольда, – господа, – он выдерживает паузу, прежде чем продолжать свою речь, – очень рад всех вас видеть сегодня в столь восхитительных образах, которые вам крайне к лицу. Мы с графиней Бонтьемэ слышали о вашей щедрости и безупречном вкусе, поэтому отобрали для вас лишь самые эксклюзивные лоты, достойные вашего внимания.

Я стою в очереди последней, но волнение от тех, кто передо мной, мне передаётся в полной мере. В ближайшие сорок минут должна решиться наша судьба, а мы – окончательно лишиться всех прав свободных людей.

По моей спине пробегают мурашки, когда занавес перед началом очереди открывается, и нас обдаёт прохладным воздухом. Чуть подавшись в сторону, я вижу, что у ног первого лота начинается балкон, по которому мы должны пройти и спуститься на позолоченный подиум ниже. Меня тут же одёргивает слуга и заставляет встать ровно. Мои руки дрожат, и я не знаю куда их деть.

– Первый лот – восхитительная леди Йелейский кровей!

Девушка, что стоит первая в нашей очереди, выходит на балкон и сразу получает громкие овации. На ней тончайшее платье из зеленоватой змеиной кожи и лёгкий шарф из невесомой материи. У первого лота идеальная, золотистая кожа и поразительно глубокие глаза. Её мягкие черты лица делают её ещё более притягательной в глазах участников аукциона. Она уходит с молотка за семьсот тридцать шесть тысяч таллинов – невиданный ценник. За такие деньги можно кормить город в течение года, не меньше.

– Лот номер два для дам – горячий Вэльский юноша!

Ему около двадцати двух лет, и он самый старший из нас всех. Однако его мускулы не помогли ему сбежать от толпы головорезов, что графиня приставила к нам для охраны. Я знаю, что на спине, что сейчас скрыта под тканью, у него остались не до конца зарубцевавшиеся раны, которые были нанесены ему пару дней назад. За это двое охранников лишились головы, ведь избранному товару графини нельзя было причинять вред. Но я уверена, что эти раны выставят как показатель силы его силы и мужской обаятельности.

– Пятьсот десять таллинов. Ставка принята. Ставок больше нет. Продано! Лот номер три – дева из заморского оазиса с непередаваемым певчим голосом!

У каждого лота оказывались свои преимущества, которые выставлялись напоказ весьма искусным образом. Мои кулаки сжались на ткани платья. Какой преподнесут меня? Уж явно не обычной дворовой девчонкой, какой меня выловили несколько недель назад.

Если до этого мои волосы были похожи на спутанную и грязную мочалку, то теперь они лучились здоровьем. Ногти были ухоженными и подстриженными, а раны – залеченными. Две недели могут сотворить чудо даже из совсем пропащего случая.

Я погружаюсь в свои мысли, поэтому не сразу понимаю, что впереди меня никого нет. А когда голос Леопольда прорезает тишину аукциона, я дёргаюсь от него, словно от пощёчины:

– Ииии… жемчужина нашей коллекции…

Моя нога, обутая в туфельку на высокой шпильке, ступает на балкон.

– … юная дриада, лот номер пятнадцать!

Свет тысячи ламп на секунду ослепляет меня, когда я выхожу в зал. Я иду ровно, с гордо распрямлёнными плечами, показывая, что я не испуганный оленёнок, и что я не боюсь всех этих жестоких людей в маскарадных масках, покупающих себе живые игрушки. Пытаюсь показать, что мне не страшно за своё будущее, но на самом деле всё моё нутро сковано из-за неизвестности. Что со мной будет? Как будут издеваться? И, наконец, почему именно мне выпала такая судьба?

Слёзы я уже выплакала, оставив себе лишь гордость. Хотя, сколько я на ней продержусь? Увидев зал, полный горящих от предвкушения глаз, мой внутренний запал потухает. Однако я уже на подиуме.

Моё тело уже перестало выглядеть щуплым и непропорциональным как у подростка, но мне всё также нет и семнадцати лет. Правда, это никого не волнует. Я знаю, кого они видят перед собой (мне посчастливилось краем глаза рассмотреть себя в зеркале): юную девушку, которая имеет обворожительный взгляд и красиво уложенные волосы. Румяна действительно мне к лицу, вот только подведённые сурьмой глаза делают меня старше.

– Пятнадцать тысяч!

– Первая ставка принята. Мужчина из первого ряда – пятнадцать тысяч.

Пятнадцать тысяч? Неужели моя жизнь стоит столько?

Я вспомнила начальные ставки других лотов и во мне забурлила горечь. Неужели я настолько непривлекательная?

Самая минимальная ставка была в сто восемьдесят тысяч таллинов, а самая большая – семьсот тридцать шесть тысяч. Предпоследний и первый лот. Что же, закономерность нашей очереди прослеживалась.

– Двадцать тысяч!

– Тридцать!

– Пятьдесят.

– Семьдесят.

– Ставка принята. Седовласый господин: семьдесят тысяч за юную дриаду. Кто желает стать её хранителем? Не стесняйтесь.

Леопольд приближается ко мне, и я вижу его отвратительную улыбку. Его волосы уже тронула седина, но он ещё не растерял своей мужской привлекательности.

Правда, в моих глазах он охотник, продающий дичь мяснику на разделку. И от одного его взгляда меня тошнит.

– Покрутись, пройдись и вильни бёдрами. Что замерла как ледышка? – шипит он мне на ушко, взяв мою руку в перчатке в свою и легко коснувшись её губами.

– Восхитительное, нежное создание, дамы и господа! Семьдесят тысяч – раз, – говорит Леопольд так громко, что у меня закладывает уши. Однако я подчиняюсь, и делаю то, что он просит. Ведь если ценник на меня будет низок, то и жизнь моя будет хуже. Кто же станет беречь дешёвую игрушку? – А как она элегантна, вы только посмотрите!! Сто семьдесят тысяч – два.

– Сто тысяч таллинов, – возвещает мужчина с животом, обтянутым в бордовый костюм. – Она и правда хороша.

Я обворожительно улыбаюсь, видя результат, и воздух пронизывает новая ставка:

– Сто пятьдесят тысяч.

Я посылаю этому молодому мужчине воздушный поцелуй. Из всех он мне хотя бы нравится тем, что он не брюзжащий слюной старик.

– Сто шестьдесят, – перебивает его толстый мужчина.

– Сто шестьдесят пять!

Заметно, что средств у юного участника аукциона не так много. Но я тихо надеюсь на его победу. Быть может, он будет не так плох, как остальные?

– Сто семьдесят и не таллином больше, – снова возвещает толстый.

– Ставка принята. Советник Оллинз: сто семьдесят тысяч. Раз.

Когда минута молчания повисает в зале, я решаюсь на самый опасный эксперимент. Схожу с подиума под поражённый взгляд Леопольда и подхожу к юноше, что делал до этого на меня ставки. От него приятно пахнет чем-то терпким, и он смотрит на меня во все глаза. На вид он чуть старше меня.

– Сто семьдесят тысяч. Два.

Улыбаюсь кокетливо и беру двумя пальцами веточку от вишенки, плавающей в его рюмке. Обворожительно надкусываю ягоду, медленно её жуя. Смотрю прямо ему в глаза. Он сглатывает.

– Сто семьдесят тысяч – три.

«Ну давай же!!» – наверное, в моём взгляде проскальзывает мольба, потому что он медленно выдыхает:

– Прости.

– Сто семьдесят тысяч. Четыре.

– Да перестань ты играть в официальность, Леопольд! Девчонка моя, заканчивай, – кричит, прыща слюной во все стороны советник Оллинз. Его явно взбесила моя выходка. – И оттаскивай её от сопляка леди Ашервли!!

Я оборачиваюсь на Леопольда и вижу его сочувственный взгляд. Каждый в Империи знает, какой на самом деле советник. И Леопольду меня жаль. Внутри меня всё опускается, когда он начинает завершать аукцион:

– И… сто семьдеся…

Но его обрывают. Слуга подходит к Леопольду и что-то шепчет ему на ухо. Выражение лица аукциониста меняется так быстро, что никто в зале не понимает в чём причина. А советник начинает терять терпение:

– В чём дело, Леопольд?! Почему остановился?

Аукционист кивает слуге и только тогда обращает внимание на советника, расплываясь в улыбке.

– Что улыбаешься? Девчонка моя?

– Нет, господин советник. Есть новая ставка.

– НОВАЯ СТАВКА?!

– Да. Миллион триста таллинов за дриаду. Раз.

Зал взрывается бурным обсуждением. До меня доносятся отголоски фраз: «Кто это может быть?», «За что такая сумма?». Советник меняется в лице, становясь красным как рак.

– Кто?! – его возглас заставляет шепотки в зале умолкнуть.

– Анонимный покупатель, который сейчас находится в зале.

Я озираюсь в его поисках, хотя понимаю, что это может быть обманкой. А что, если графиня решила сделать фарс со мной из-за того, что её не устроила столь низкая цена? Я слышала слухи, что за каждого она планировала получить хотя бы двести тысяч.

– Кто эта крыса?! Кто?!

– Советник, потише.

– КТО Я СКАЗАЛ?!

Но ответом ему служат лишь переглядки дам зале, да суровые взгляды мужчин. Советник Оллинз стоит недалеко от меня и мне невольно становится страшно за свою жизнь. И тут я встречаюсь глазами с ним.

Он стоит у самой стены и не сводит с меня взгляда своих сапфировых глаз. Одет во всё чёрное, а в петлице алая роза. На его лице железная маска с чёрной эмалью.

– Миллион триста – два. Три. Четыре. Пять. Продано!

Прежде, чем меня уводят из зала, я успеваю увидеть его улыбку, которую он прячет за бокалом вина.

Кто же ты, мой анонимный покупатель?

Глава 3. Танец

В коридоре меня уже ожидает служанка, держа в руках горящую лампу. Я запоздало оглядываюсь на двери, что отрезали меня от шума зала, и понимаю, что теперь моя жизнь точно никогда не будет прежней. Вновь перевожу взгляд на служанку, что сверлит меня своими карими глазами. Тени от пляшущих на стенах свечей в позолоченных настенных канделябрах делают её лицо ещё смуглее.

– Надеюсь, что ты прямо здесь не рухнешь в обморок, потому что нам надо спешить, – выдаёт она и кивком показывает следовать за ней.

Только когда я делаю первый шаг прочь от дверей зала, на меня накатывает ужасающая волна осознания того, что произошло.

Меня только что продали с молотка за баснословную сумму денег.

Я начинаю дышать чаще, пытаясь сдерживать подкатывающую истерику. Живот сводит судорогой, но благо с утра нас совсем не кормили, а день мы провели в подготовке к аукциону.

Всё произошедшее в зале в моих воспоминаниях превратилось в одно сплошное пятно. Я не помнила ни как выглядел зал, ни гостей, ни даже то, как сошла с лестницы вниз, чтобы попытаться подтолкнуть того юношу перебить ставку советника.

Я не запомнила ничего, кроме его глаз, смотрящих на меня. Идя по коридору, продолжала как наяву видеть этот взгляд и помнить его образ.

Миллион триста тысяч таллинов.

Эта сумма колоколом отдаётся в моей голове, пока мы не заворачиваем за угол и проворная служанка не вталкивает меня в одно из помещений для слуг. Я не успеваю закричать – лишь до чёртиков пугаюсь, а после чихаю от запаха трав и чеснока, плотным слоем повисшем в запертом воздухе небольшого помещения.

– Не вздумай орать, глупая, – предупреждающе шикает служанка, проворачивая ключ в замочной скважине. – Это для твоего же блага, я пытаюсь помочь тебе, дурочка!

Я ошарашено смотрю на неё, потирая нос и пытаясь сдержать очередной чих. Тем временем служанка быстро зажигает от лампы свечи в комнатушке, рассеивая мрак и тени. Я замечаю над дверью висящий оберег из трав и сушёного чеснока – скорее всего, от него и идёт этот раздражающий ноздри запах.

– Что со мной будет? – запоздало спрашиваю я, наблюдая, как служанка выуживает из большой плетёной корзины пышное платье.

– Удосужилась, наконец, спросить, – бурчит себе под нос девушка, разворачиваясь ко мне. – Выдохни и поблагодари богов за то, что сегодня явно твой день. Мой господин выкупил твою свободу.

Моё дыхание перехватывает, и я цепляюсь за стену рядом, чтобы не осесть на пол. Это безумие, это не может быть правдой.

– Я…

– Не смотри на меня как умалишённая. Я знаю, как это звучит, но это чистая правда, – служанка помогает мне сесть на корзину и упирает руки в бока. – Вот только из-за этого у нас куча проблем, которые надо срочно решать. Да, мой господин выкупил тебе свободу, но просто так тебе отсюда не выбраться. Поэтому у нас мало времени, чтобы привести тебя в порядок и дать тебе надлежащие инструкции.

– Что? – я выдыхаю из лёгких весь оставшийся воздух.

– Сделаешь так, как я скажу, – обрывает девушка, жестом показывая, чтобы я поднялась с корзины. – Если отдохнула – вставай, иначе не успеем. И снимай с себя эту простынку, смотреть на тебя даже стыдно. Срам, да и только!

На мой непонимающий, полностью дезориентированный взгляд, она закатывает глаза.

– Хорошо-хорошо, сейчас всё разъясню, только пожалуйста, сними с себя эту срамоту и позволь мне надеть на тебя корсет, – служанка проворно подскакивает ко мне, стягивая лямки платья с моих покрывшимися мурашками плечей и заставляя ткань скользнуть к ногам, обнажая мое тело. – Надевай давай, я попутно тебе всё расскажу.

Я покорно выполняю приказ, а когда служанка начинает шнуровать на мне корсет, туго затягивая его вокруг моих рёбер, ахаю. Не обращая на это ни толики своего внимания, девушка начинает быстро пояснять ситуацию, не забывая методично выбивать из моих лёгких воздух туго стягивающей рёбра шнуровкой:

– Тебя хотел заполучить советник, и он пришёл в ярость от того, что его ставку перебили. Его подчинённые рассредоточились по поместью, получив приказ не выпускать тебя живой или мёртвой. Ему нужно конкретное имя того, кто тебя выкупил, чтобы понять, что это не очередной трюк графини Бонтьемэ. Но моему господину не нужна огласка, иначе тебя придётся вести в его поместье. Уж не знаю зачем ему надо отпускать тебя, – фыркает служанка, – но ты явно ему запала в душу. Поэтому, по его приказу, мы выведем тебя отсюда крюком. Но для этого нам придётся пойти на обманку, ради которой я тебя и переодеваю.

Она огибает меня и начинает одевать меня в пышные юбки поверх корсета.

– Ты вернёшься в зал как дама из высшего общества и станцуешь один танец с господином. После этого к тебе подойдёт слуга, который шепнёт тебе на ухо фразу «Вас дожидается посыльный в саду» и выведет тебя из поместья безопасным ходом. Ни в коем случае не снимай с лица маску, что я тебе дам, и не иди за слугой, если он скажет тебе неверный пароль. Поняла?

Я киваю, всё ещё пытаясь переварить услышанное.

Меня и правда отпустят? Вот просто так? Но куда я пойду и что мне дальше делать? Я понятия не имею, где нахожусь и как отсюда идти до столицы.

Видя смятение на моём лице и будто читая мысли, служанка успокаивает меня:

– Тебя доставят в столицу и пристроят в храм Пяти. Ни о чём переживать не стоит. Далее ты сможешь через жреца Анатолио связаться со своими родными. Но до этого тебе надо всё сделать правильно, чтобы не было проблем.

– Хорошо, – мой голос охрип и звучит сухо, но моего согласия достаточно, чтобы позволить ей дальше колдовать над моим внешним видом.

– Повтори пять раз фразу «Вас дожидается посыльный в саду», чтобы я была уверена, что ты не забудешь слова.

Пока я повторяла фразу вслух, служанка принялась укладывать мои волосы, собирая их в сложную причёску и рассыпая по ним украшения из мешочка, снятого с её пояса. Когда я закончила, она обошла меня со всех сторон, поправляя локоны.

– На аукционе на вас были надеты буквально ночные сорочки, чтобы было видно тело, которое покупают. И там ты была рабой, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но это и не нужно. Главное, чтобы ты держалась увереннее, и… – она окидывает меня взглядом. – Взрослее. Сколько тебе лет?

– Шестнадцать. Зимой исполнится семнадцать.

В Ладоргане замуж могли выдать и в шестнадцать, но обычно в хороших семьях считалось, что благовоспитанная девушка должна достигнуть возраста восемнадцати лет, чтобы успешнее найти себе хорошую пассию.

На лице служанки впервые появляется подобие сочувствия.

– Ты слишком юна для участия в аукционе, – озвучивает мои мысли она. – Но графиня никогда не чуралась марать руки.

Через мгновение её лицо вновь приобретает обычное выражение, и она, будто очнувшись от наваждения, достаёт из полупустой корзины железную витую маску, скрывающую половину лица, а также лист бумаги.

– Всё, больше не отвлекаемся, у нас осталось очень мало времени, – с этими словами она суёт мне в руки сложенный вдвое лист, а сама надевает на моё лицо маску, завязывая атласные ленты на моём затылке.

Я разворачиваю бумагу и вижу там рисунок маски, выполненный углём. Той самой, что я видела на нём.

– По этой маске узнаешь господина. Танцевать будешь только один танец и только с ним, – отходя назад и оглядывая меня, строго говорит служанка. – Ничего не ешь и ничего не пей. Не особенно из непрозрачных бокалов.

– Какой танец я буду танцевать?

– Тот, которому вас учили за эти две недели. Ты запомнила его маску?

– Да.

– Хорошо, тогда пойдём. Будем молиться, чтобы тебя в этом не узнали.

Она отпирает ключом дверь и выглядывает в коридор, озираясь. Удостоверяясь, что там никого нет, служанка выводит меня из комнаты, предварительно захватив с собой атласные перчатки, что вручает мне.

– Надень. Сейчас я проведу тебя обратно, а дальше – как договорились. Ты готова?

Я киваю, надевая на руки перчатки и закусывая губу от волнения. Да поможет мне Ночь быть сегодня неузнанной!

Отрезок пути до дверей зала мы проделываем слишком быстро, чтобы внутренне я смогла собраться. Когда служанка отворяет двери зала, я теряюсь и понимаю, что уже поздно. Я чувствую покалывание магии на своём лице, с которой она меняет мои черты.

Неузнанной. Неузнанной. Неузнанной.

Сердце стучит в моей груди как бешеное. Нет! Нет, нет, нет!!

Я не знаю, как заставить магию не в корне изменять мою внешность. Если бы она только могла вернуть свои черты…

Но как я выглядела бы взрослой? Каким бы было моё отражение?

Страх сковывает мои внутренности, когда блеск сотни ламп и хрустальных люстр заставляет прикрыть рукой глаза. Между тем, служанка подталкивает меня внутрь, напоследок шепча:

– Помни: ничего не пей и ни с кем больше не танцуй.

А после закрывает двери за моей спиной, отрезая мне путь к отступлению. И я, наконец, расправляю плечи и принимаю свою судьбу.

***

Войдя во второй раз в этот зал усадьбы, я ощущаю себя иначе, чем в первый. Я вижу блеск и шик помещения не с позиции жертвы, у которой потели ладони. Не чувствую себя оленем, которого выслеживает по пятам хищник, пригибаясь к земле.

«И там ты была рабой, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но это и не нужно. Главное, чтобы ты держалась увереннее, и взрослее,» – вспоминаю я слова служанки и стараюсь откинуть назад все страхи.

Всё ещё веря в происходящее, ступаю вглубь зала, ощущая на себе несколько заинтересованных взглядов. Музыкант играет на рояле восхитительную мелодию, пока гости наслаждаются вином из тончайших хрустальных бокалов. Слуга предлагает напиток и мне, но я открываюсь, помня слова про запрет на питьё и еду. Кажется, слуга удивлён, поэтому мешкает, и я замечаю, что напиток в бордовый бокалах более вязкий, чем обычно бывает вино. Что же они на самом деле пьют?

Не успеваю задуматься над этим вопросом, как мимо дефилирует графиня, заставляя моё глупое сердце сжаться от волнения. Но благо она меня не замечает, направляясь к группе аристократов. Среди них я вижу его.

Сглатываю, отводя взгляд на лестницу, с которой недавно спускалась в качестве лота. Вижу, как в зале вальсируют те самые рабы, которые ещё недавно были проданы богачам за приличные деньги. Как и говорила служанка, они единственные, которые одеты практически так, будто на них ничего и нет вовсе. Нынешняя же мода в Ладоргане для знатных дам задаёт пышные платья, высокие причёски и туго затянутую в корсет талию. Кстати, о корсете.

Я морщусь от непривычного ощущения сдавливания в районе грудной клетки и живота. Надеюсь, что не выгляжу глупо, ведь я не видела себя со стороны.

Пытаюсь отвлечься от мыслей, рассматривая лепнину, бархат и шик мероприятия, на которое я попала. Но предательские вопросы продолжают всплывать в моей голове, и я понимаю, что без понятия как завести с ним беседу. И как вообще к нему подойти.

Выросшая в деревне, я мало что знаю о манерах. Из детства я помню ещё меньше, поэтому жалею, что была слишком глупой и не расспросила у служанки поподробнее как мне стоит себя вести.

Мне остаётся уповать только на несколько уроков изящных манер, которые дала нам графиня перед аукционом. Но, исходя из них, приглашать на танец должен меня он, а не я его.

Делаю вид, что рассматриваю красивую вазу с алыми розами и взглядом ищу его среди гостей. Но в той компании, где стояла графиня, его больше нет.

Внутри всё холодеет, а и без того расшатанные нервы дают о себе знать. Я начинаю отчаянно искать его глазами, моля, чтобы он не покинул зал.

Я ведь даже не знаю зачем ему этот танец. И почему надо делать такой отвлекающий маневр. А что, если он раздумал давать мне свободу? Что тогда?

Горло жжёт, но я не позволяю предательским слезам прорваться наружу. Я его найду, обязательно найду!

Не видя его нигде, оборачиваюсь, чтобы оглядеть вторую половину зала, и неаккуратно врезаюсь в чью-то грудь. Мои пальцы успевают нащупать бархатную поверхность чёрного, как ночь, камзола, украшенного богатой вышивкой.

– Простите! – мой тихий писк слетает с моих губ быстрее, чем я поднимаю на него голову и встречаюсь взглядом с его сапфировыми глазами, сверкающими в прорезях металлической маски. И в то же мгновение я будто бы проваливаюсь в мягчайшее облако, что обволакивает моё сознание.

Я тону в его глазах, которые холодны, словно бушующие воды океана Бурь. Всё вокруг меркнет в сравнении с ним: таким невероятно красивым, даже пускай половину его лица и скрывает маска. Его чёрные волосы будто вбирают в себя весь свет – на них даже не пляшут отблески света от хрустальных ламп зала.

Не сразу понимаю, что он придерживает меня за руку с того самого момента, как я на него наткнулась, удерживая меня в вертикальном положении. Его ладонь очень горячая в сравнении с моими скользкими холодными ладонями. От него пахнет проливными дождями, грозой, хвоей и бушующим океаном в прохладную июньскую ночь. Растворяясь в его запахе, частичкой сознания понимаю, что слишком долго молчу, безотрывно смотря на него. Поэтому нехотя разрываю этот момент своими словами, будто наяву ощущая на языке вкус солёной воды океана:

– Прошу прощения, господин. Я не хотела, – вновь пытаюсь извиниться за своё столкновение с ним, ощущая, как щёки предательски краснеют.

– Я прощу, только если Вы подарите мне танец, – говорит он бархатным голосом. Таким, что сначала я слушаю его мелодику, а лишь потом разбираю слова.

– Да, – вновь с запинкой говорю я. – Конечно.

Ощущаю себя просто невероятной идиоткой, из головы которой просто исчезли все мысли, кроме тех, которые продолжают виться вокруг него. Мужчина галантно протягивает мне руку для того, чтобы вывести в центр зала, и я за неё цепляюсь, видя, как чувственная улыбка трогает его губы.

Надеюсь, он мне простит такое поведение. Хотя он явно должен быть в курсе того, как влияет на молодых девушек вся его фигура.

Он выводит меня в центр зала и мягко берёт за талию. Я чувствую тепло его ладоней и жалею, что на мне корсет, который усугубляет положение и нехватку воздуха. Мужчина под начавшуюся мелодию начинает вести меня в танце, и я с удивлением понимаю, что не совершаю ни единой ошибки в движениях. Рядом с ним мои ноги буквально отрываются от пола, пока он кружит меня, словно пушинку.

Вокруг шелестят платья других танцующих дам. Его руки внезапно исчезают с моей талии, и я ощущаю это так отчётливо, будто в тот момент меня лишают последней крупицы тепла. Теперь мы обходим друг друга, едва касаясь ладонями. Я ощущаю на своей коже его взгляд – ласкающий, словно дорогой шёлк. Потом мы снова кружимся, и в моей голове мелькает мысль, от которой меня обдаёт жаром.

Этот мужчина заплатил за меня миллион триста тысяч таллинов. Он отдал эти деньги за мою свободу, а я, глупая, желаю, наоборот, оказаться в его плену.

Запах хвои и свежести после дождя настолько сильно впитываются в моё тело, что окутывают меня плотным коконом. Мы кружимся, кружимся и кружимся, пока мелодия не обрывается, а моё сердце не пропускает удар.

– Благодарю Вас за танец, прекрасная незнакомка, – мужчина целует мою руку, и я впервые желаю взмолиться прямо здесь, прося его обменять свою свободу на…

На что?

Мои глупые мечты разбиваются об осознание: я ведь его абсолютно не знаю. Меня к нему невероятно тянет, он завораживает меня, но…

Он заплатил за мою свободу, а не за моё тело. Я должна с благодарностью принять его дар и исчезнуть из его жизни. Ни больше, ни меньше.

– Госпожа, – не замечаю, как рядом со мной появляется слуга в маске и склоняется к моему уху. – Вас дожидается посыльный в саду.

– Хорошо, я сейчас иду, – говорю я слуге, бросая последний взгляд на мужчину.

Он улыбается мне уголками губ и кивает, будто позволяет мне уйти. Я вдруг осознаю, что не знаю его имени. Но представляться уже поздно…

– Спасибо Вам, – говорю я от чистого сердца, последний раз смотря в его глаза.

– Удачи, – шепчет он мне одними губами, а после я, с ужасным грузом на душе, следую прочь из зала следом за слугой, ощущая подступающие к глазам слёзы.

И понимаю, что какой-то частью моей души этот мужчина уже завладел. Навсегда.

***

– Госпожа? Всё в порядке? – интересуется слуга, когда мы идём по пустому коридору, а я на ходу пытаюсь вытереть влагу из кончиков глаз. С маской это получается крайне плохо, но я не сдаюсь, чувствуя себя ужасно.

Дура, дура, дура!

Он выкупил меня, сделал добрый жест, помог мне, а я…

О великая Ночь, что со мной вообще происходит?

– Всё в порядке, – отвечаю я.

Позже, видя недоверчивый взгляд слуги, добавляю:

– Правда. Всё хорошо. Просто не верится, что я это смогла совершить.

Парень (по крайней мере я так думаю, что это молодой юноша) ободряюще улыбается мне тёплой улыбкой:

– Вы молодец. Осталось ещё чуть-чуть. Потерпите, и этот ад через пятнадцать минут закончится.

Мне вдруг становится интересно, знает ли он кому помогает, но спрашивать слугу я об этом не решаюсь. Мало ли кто мог подслушивать наш разговор, спрятавшись в многочисленных комнатках для прислуги, которые мы минимум, идя по коридору?

Возле одной из дверей мы останавливаемся, и слуга тихо мне шепчет:

– Заходите внутрь. Переодевайтесь – сменная одежда уже лежит в корзине. Поменяйте всё, кроме маски. Она должна остаться на Вас. У нас есть пара минут.

– Хорошо.

Внутри этой комнатки прислуги также пахнет всё теми же травами и чесноком. Интересно, зачем нужны эти обереги?

Я начинаю раздеваться и вдруг понимаю, что никогда не носила корсетов и просто не умею их самостоятельно расшнуровывать. Заливаясь краской, выглядываю за дверь, где меня ждёт слуга, и смущённо говорю:

– У меня проблема.

Парень, который уж было привалился к стене в ожидании меня, взволнованно подходит к двери.

– Что такое? Нет одежды?

– Нет, не в этом дело, – ещё больше смущаясь, говорю я.

– Тогда что случилось? – не понимает он.

– Я… я н-никогда не носила корсетов. И я не могу… н-не могу его расстегнуть, – заикаясь, выдаю я.

Парень выдыхает и на его лице появляется ободряющая полуулыбка.

– Не переживай, я тебе помогу. И не бойся, я не буду потом подглядывать или приставать. Только помощь.

Я пропускаю его в комнату и отворачиваюсь к стене. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я не выдержу и свалюсь в обморок от переизбытка чувств.