Текст книги "Одержимые"

Автор книги: Таня Хайтманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Последние дни, твоя болезнь… В отличие от меня, ты смертна. Нужно совсем немного – и ты погаснешь. Всего лишь дурацкий случай. – Он крепко сжал губы и на мгновение, показавшееся Леа вечностью, умолк, затем отпустил спинку кровати и встал рядом с ней. – Может быть, речи Этьена тоже постепенно смягчают меня. Нам нужно принять решение…

Он слегка склонился над ней, и Леа почувствовала, как сила воли оставляет ее. Она будет просто сидеть и примет все, на что решится Адам.

Она была совершенно не способна оказывать какое бы то ни было сопротивление.

– …но не сегодня, – сказал Адам и тихо рассмеялся. Смех его был печален, но Леа тем не менее вздохнула с облегчением. При этом она совершенно не осознавала, что задержала дыхание.

Оцепенение прошло, принятие решения было отложено.

Внезапно она почувствовала себя ожившей и полной сил, словно и не лежала последние дни тяжелобольная в постели, а взбиралась к вершинам мира. Адам стоял всего лишь на расстоянии вытянутой руки, обращенный к ней, доступный. Она немного подразнит его, позовет в игру. Кто может сказать, сколько будет продолжаться это идеальное состояние мира?

– Действительно ли только знание об избранной демоном спутнице привлекает тебя ко мне? – завлекая, спросила Леа, не в силах убрать из голоса капризные нотки. Этот вопрос мучил ее еще со времен той ночи на канале. Чтобы задать его, ей потребовалось собрать все свое мужество в кулак. Риск узнать, что Адама привязывает к ней только воля демона, был душераздирающе велик. Поэтому на его веселое выражение лица она отвечала сердитым сверканием глаз. Пытаясь успокоить ее, Адам поднял руки, и их вид тут же погасил в ней всяческое желание атаковать. Похоже, она никогда не сможет смотреть на его руки, не представляя себе, как они скользят по ее коже. Когда он заговорил, она едва могла уследить за его словами – настолько сильно была охвачена внезапным возбуждением, которое жгло кожу.

– Не считая того, что узнавание вряд ли можно назвать « только», есть еще некоторые аспекты, которые я нахожу в тебе очень привлекательными.

Это тщательно завуалированное признание было гораздо больше всех ожиданий Леа, и поэтому она не смогла скрыть счастливого выражения лица. На ее восхищение Адам ответил тем, что нахмурился.

– Ну, зачем ты делаешь из всего тайну? – вызывающе продолжала она. – О каких аспектах ты говоришь? О моем подкупающем интеллекте или, может быть, о моей внешности?

– Никогда не обращал особого внимания на то, как выглядят люди.

– А на что тогда?… – не сдавалась Леа, когда мимика Адама сообщила ей, что он предпочел бы оставить эту тему. При этом она совершенно не была уверена в том, что так уж стремится услышать ответ. Хоть бы игра не приняла плохой оборот. Смутное подозрение, что ей предстоит нечто неприятное, расширялось внизу живота, заставив ее громко сглотнуть.

Адам бросил на нее понимающий взгляд. Тем не менее он, похоже, начинал испытывать удовольствие от общения. Он снова склонился над ней. Своим притягательным голосом, от тембра которого у нее по коже бежали мурашки, он спокойно объявил:

– Я больше ведусь на запах. Это объясняется, наверное, моим сильным охотничьим инстинктом.

– Ты имеешь в виду, что можешь брать мой след? – спросила Леа, едва сохраняя здравый смысл – ведь Адам был так близко. «Между нашими телами, наверное, образуется электрическое напряжение, какой-то совершенно из ряда вон выходящий природный феномен», – подумала она, а сердце ее тем временем предательски подбиралось к горлу.

Адам медленно кивнул, затем черты его лица озарились слабой загадочной улыбкой. Было совершенно очевидно, что ситуация забавляет его.

«Что-то доставляет ему огромную радость», – удивленно констатировала Леа.

Она неуверенно улыбнулась в ответ.

Мгновение он молчал, словно хотел испить предвкушение радости до конца.

– Дело не только в том, что можно кого-то преследовать, – проникновенно сказал он. – Здесь нечто большее… Запах человека отражает всю его чувственную жизнь. Поэтому я считаю гораздо более чувственным и волнующим обращать внимание на запах человека, чем на его внешность. По твоему запаху я могу понять – запуталась ты, чем-то озадачена или просто радуешься тому, что находишься рядом со мной.

Последние слова он произнес с многозначительной улыбочкой. Но Леа была гораздо сильнее увлечена тем, чтобы сократить расстояние между их телами, чем стремлением осознать смысл его слов.

– Радуюсь ли я… – повторила она механически, постепенно начиная осознавать. – О!

Она тут же откинулась на подушки, чтобы отвести свое предательское тело на безопасное расстояние. При этом ей вспомнилась дюжина ситуаций, когда ее разгоряченная кожа выдавала все желания и фантазии в присутствии Адама.

Она поспешно натянула одеяло до самого носа.

Да это же еще хуже, чем читать мысли! Запах – это нечто настолько физическое, чувственное, что от стыда Леа готова была умереть. Адреналин безжалостно гонял кровь по ее телу, пока шум в ушах не перешел в грохот. «Интересно, как пахнет паника?» – спросила себя Леа, когда Адам подошел к ней настолько близко, что их лица должны были соприкоснуться уже при следующем вдохе.

– А почему, ты думаешь, мне так трудно контролировать себя в твоем присутствии? – тихо спросил он, и, услышав в его голосе агрессивные нотки, она немного сжалась.

– Я совершенно не замечала, что ты с трудом контролируешь себя…

Но Адам, похоже, не услышал ее тихих слов. Он смотрел на нее сверкающими от ярости глазами, и напряжение его лица настолько подстегнуло пульс Леа, что та стала опасаться, что вот-вот потеряет сознание. Ее тело не могло решить, сломаться ли от страха или отважиться на бурное объятие с последующим еще более бурным поцелуем. Крылья носа Адама трепетали, и Леа не успела даже заметить, как так вышло, что она снова осталась в комнате одна.

5

Кровожадность

Дым низко скользил над поверхностью из жидкого золота, взбирался по белым, слегка выгнутым фарфоровым краям, чтобы подняться там нежно-серой колонной. В воздухе распространялся аромат высокогорных лугов, окружающих Дарджилинг [3]

[Закрыть], смешиваясь с крепким ароматом горящих в камине лавровых поленьев.

Леа расслабилась, окуная в чашку ложку акациевого меда. Хотя аромат чая и каминного огня воскрешал в памяти исключительно уютные картинки, она искала другой аромат, который навсегда свяжет ее со снегом и кровью. Она невольно повернулась лицом к пианино, где сидел Адам, играющий Гершвина. Прелюдия № 2 – как же она подходит к этому моменту. Пока одна рука танцует по клавишам, вторая выписывает угрожающую мелодию. Две души в одной груди. В груди Адама…

Леа мечтательно опустила веки, но прежде чем чувственная фантазия успела принять форму, раздалась фальшивая нота. Грубая ошибка. При этом Адам не ошибся ни разу на протяжении трех последних произведений.

Профессор Каррьер, сидевший в кресле напротив Леа, удивленно поднял взгляд от стопки рукописей, которые до этого просматривал, что-то тихонько бормоча себе под нос. Затем он провел рукой по своим коротко стриженым волосам и вновь вернулся к работе.

Чувствуя себя пойманной на горячем, Леа покрепче ухватила чашку и спрятала покрасневшее лицо в клубах пара. Как будто она недостаточно сильна для того, чтобы проявлять сдержанность. Она ведь всего лишь хотела немножко помечтать. Ведь, в конце концов, за последние дни у нее было достаточно времени, чтобы поупражняться в обуздывании своего либидо. Собственно говоря, ничего другого ей и не оставалось, потому что Адам почти не отходил от нее, а то, что она узнала о его особенном обонянии, произвело на нее очень сильное впечатление.

Тем не менее, случались моменты слабости, особенно тогда, когда она их не ожидала. К примеру, когда она, закутав ноги в теплое одеяло, слушала его игру на пианино, а в чай с ложечки капал мед. В подобной ситуации ее одергивали грубым промахом по клавишам. За этим последовал бы, наверное, предупреждающий удар по пальцам, сопровождаемый шипением: «Фу, Леа!»

– Профессор Каррьер, а что произойдет, если вам… ну, скажем… отрубят руку? – Этот вопрос в буквальном смысле слова вырвался из уст Леа. – Автоматически вырастет новая или вам придется держать отрубленную часть рядом с культей, чтобы та могла прирасти? Я подумала, что демон может приказать лежащей в грязи руке вернуться на место. В своем роде магический трюк с резинкой, так что тело, получается, вообще нельзя разделить.

Профессор задумчиво поглядел на нее поверх очков.

– Это серьезный вопрос? Или вы хотите подразнить меня?

Леа быстро изобразила серьезное и заинтересованное выражение лица, в то же время, прислушиваясь к пианино, безразлично продолжавшему свой клавишный плеск.

– Крайне серьезно, – ответила она, с трудом подавив вспышку гнева. – В конце концов, если я буду знать о демоне все, это может стать преимуществом, раз уж я не могу уйти от своей судьбы. Вы должны понимать, профессор Каррьер, что у меня очень живая фантазия. Знание скрасит мое ожидание, которое, похоже, будет продолжаться долго. По крайней мере, с точки зрения человека. По вашему летоисчислению, несколько лет – наверное, не так уж и много.

– Может быть, вам стоит обсудить этот вопрос с Адамом? – ушел от ответа профессор и принялся медленно перекладывать перепутавшиеся бумаги.

– Я бы с удовольствием. Но, к сожалению, Адам отказывается обсуждать со мной эту тему. Если вы еще не заметили: Адам в принципе отказывается разговаривать со мной. Очень сложно добиться от него хотя бы согласного мычания, когда я жалуюсь на этот непрекращающийся снегопад. Так чтонасчет отрубленных рук, кровожадности и вечной жизни?

Сама того не осознавая, она все больше и больше приподнималась на диванчике. Они вместе с профессором Каррьером посмотрели в сторону пианино, но пальцы Адама продолжали порхать по клавишам как ни в чем не бывало.

Профессор откашлялся и отложил аккуратно сложенные стопки бумаги на маленький столик.

– Ну хорошо, Леа. Если Адам считает, что не дорос до этой задачи, то я, конечно же, возьму ее на себя. Я вполне понимаю вашу жажду знаний. С чего бы начать? Может быть, с ключевой темы – темы перевоплощения? Это ведь вам скоро предстоит. Но прежде я, наверное, должен упомянуть, что нам подобные могут вселить демона, в принципе, в любого человека. Но дело в том, что большинство тел не могут носить в себе демона. Они распадаются, словно дом, где побывал торнадо. Уничтожить человека таким образом – излюбленный ритуал для казни, как вы и сами могли бы догадаться.

С выражением ужаса на лице Леа покачала головой, но тут же одернула себя, потому что ни в коей мере не хотела помешать профессору продолжать монолог. Худощавый мужчина понимающе взглянул на нее. Вероятно, профессор Каррьер никогда не стал бы таким известным ученым, если бы боялся познания.

– Если демон хочет поселиться в новом доме, а точнее, в храме, этот пакт скрепляется поцелуем. Единовременный акт слияния… Но не спрашивайте меня, пожалуйста, почему он необходим. По какой-то причине демон любит эту игру в соблазнение, только после этого он оккупирует новую территорию. Он охотно показывает себя во всей красе. А какой момент мог бы лучше подходить для этого? Итак, когда Адам поцелует вас, Леа, так, что в его руках вы станете податливой, словно воск, последует второй поцелуй – поцелуй крови: Адам подведет вас вплотную к своей сонной артерии или запястью, а демон тем временем обнимет вас, как любовник. В тот миг, когда вы примете кровь Адама как подарок новой жизни, вы наконец станете одной из нас, Леа. Именно так, как предназначила вам судьба.

Пока профессор Каррьер говорил спокойным, равнодушным голосом, Адам медленно завершил мелодию и, словно скучая, ударил по нескольким клавишам. В принципе, его выдавала осанка: плечи были слегка подняты, левая нога пристукивала в такт.

– Я думал, ты способен на более тонкую провокацию, Этьен, – сказал он, не оборачиваясь.

– А зачем напрягаться? Ведь, в конце концов, я прав, – спокойно ответил профессор Каррьер. – Это же просто жалкое зрелище – наблюдать за тем, как ты прячешься за стеной молчания. Честно говоря, я крайне разочарован, что в тебе оказалось так мало самообладания.

– Ты хочешь сказать, что если бы я уступил демону, ты расценил бы это как проявление силы? – спросил Адам, и в голосе его теперь было гораздо больше агрессии.

Сердце Леа бешено забилось. Профессор Каррьер проигнорировал нарастающую ярость Адама.

– Не нужно заходить так далеко по отношению ко мне, – спокойно сказал он. – Мне было бы достаточно, если бы ты был в большей степени мужчиной, чтобы объясниться с Леа чисто по-человечески: поговорить с ней. С одной стороны, ты бегаешь за ней как мальчишка, с другой – постоянно одергиваешь ее. В просторечии человека, который так себя ведет, называют тряпкой.

Адам мгновенно оказался на ногах, буравя профессора яростным взглядом.

У Леа едва не остановилось сердце – так сильно испугала ее с одной стороны непосредственная, а с другой – чисто звериная реакция Адама. Еще только что атмосфера в гостиной была уютной, и вот все закончилось. Тем не менее, она взяла себя в руки.

– Дурацкое самомнение мачо, – сказала она. – Неужели непременно нужно задеть твое мужское достоинство, чтобы добиться от тебя реакции?

– Нет, не нужно, – проворчал Адам.

– Ну конечно, не нужно! А почему же ты тогда вышел из себя? – Прежде чем ярость Леа успела дойти до максимума, Дверь гостиной распахнулась и с громким стуком ударилась об стену.

Леа только еще поворачивала голову к двери, а плечи Адама уже загородили ей обзор: одним прыжком он заслонил ее собой, стоя перед диванчиком. Теперь он стоял, слегка наклонившись… выжидая, готовый к нападению. Она не удивилась бы, если бы из его груди послышалось угрожающее рычание.

Он следил взглядом за темноволосой женщиной, которая, не говоря ни слова, плавно двигалась вдоль стены по направлению к пианино. Там она приняла стойку, словно готовясь отразить нападение. При этом она не спускала глаз с Адама. На Леа она взглянула только мельком: холодный, расчетливый взгляд, словно она изучала неживой предмет, а не молоденькую девушку, удивленно глядевшую на нее.

Хотя под облегающим платьем незнакомки угадывалось худощавое, если не костлявое, тело, оно демонстрировало невероятную силу и гибкость. Леа ни секунды не сомневалась в том, что эта женщина точно знала, как использовать свои мышцы в качестве опасного оружия.

Но гораздо больше Леа восхитило и поразило ее выражение лица: она смотрела на Адама так, словно узнала его… и бросала ему негласный вызов. Хотя незнакомка старалась напустить на себя безразличный вид, не заметить ее агрессивной радости было нельзя. Леа невольно вспомнилась ночь, когда она обнаружила рядом с собой раненого Адама. Наемница, о которой он говорил, которая тяжело ранила его в бою…

– Всем добрый вечер, – ворвался в мысли Леа неприятно гнусавый голос. – Ваша домработница была настолько добра, что впустила нас с черного хода. Некоторым служащим нельзя недоплачивать, когда речь идет о преданности… Но я подумала, что вы оцените такое драматичное появление, мой дорогой Этьен.

В отличие от Адама, профессор Каррьер не сдвинулся с места ни на сантиметр. Впрочем, удивление на его лице сменилось раздражением и – как с беспокойством заметила Леа – неуверенностью. Едва заметное подергивание уголков его губ испугало ее больше, чем лихорадочное напряжение Адама.

Профессор Каррьер обернулся к двери.

– Ну, что я могу сказать, Адальберт: время тебя не пощадило! Я с первого взгляда даже не узнал тебя. – Затем он провел языком по губам, словно хотел потянуть время. – Да, вообще-то я должен был догадаться, что что-то здесь не так, когда Адам рассказывал мне о своей неожиданной встрече с наемницей.

От двери послышался слабый смешок.

– Что ж, должен признать, что во время встречи с этим твоим другом добрая Трусс действовала несколько самовольно, я бы даже сказал, необдуманно. Самые продуманные планы оказываются под угрозой срыва, когда два хищника чуют возможность помериться друг с другом силами.

Леа поразилась силе этого снисходительного голоса. В гостиной воцарилась угрожающая атмосфера, в воздухе повисло предчувствие насилия и разрушения. Внезапно Леа ощутила благодарность за то, что Адам, защищая ее, встал перед нею. В ней зрело подозрение, что долго эта словесная перепалка продолжаться не будет.

– Но, честно говоря, я вполне могу понять взрыв темперамента Трусс, – тем временем продолжал незваный гость. – Ведь на протяжении последних недель мне пришлось проявить колоссальную выдержку, чтобы не застигнуть вас в одном из этих публичных мест, которые вы так любите. И вот я здесь – а Этьен Каррьер прямо передо мной, на блюдечке с голубой каемочкой.

Услышав последние слова, Леа вздрогнула, и у нее перехватило дыхание. Она краем глаза увидела в дверном проеме огромную, как бык, фигуру. Одутловатое лицо мужчины, покрытое тонкой паутиной множества красных шрамов, подчеркивало подспудную жестокость, исходившую от него. Бритая голова слабо поблескивала в свете камина, подобно старинным медным пуговицам на его суконном пальто.

В тени этого чудовища скрывался некто с сутулой спиной, скрестивший на груди костлявые руки. Черные кротовьи глазки за стеклами очков, крючковатый нос и бесцветные взъерошенные волосы. Несмотря на то, что эта фигурка казалась маленькой и слабой, в ее глазах сверкало нечто такое, от чего система оповещения об опасности Леа моментально переключилась на красный свет.

Хотя гигантский оратор и его тень прямо-таки источали угрозу, больше всего обеспокоила Леа молчаливая женщина по имени Трусс. Она просто сочилась неприкрытой агрессией, что в сочетании со словами «нам подобная» подтверждало дурное предчувствие Леа, что в лице этой женщины Адам столкнулся с опасным противником.

Мышцы на спине Адама дрожали от напряжения, но, очевидно, его инстинкт заступника победил воинственность. Тем не менее отбросить подозрение, что выдержки Адама надолго не хватит, Леа не могла.

В этот миг Трусс слегка подалась вперед; Адам тут же легко опустился на колени, словно готовясь к прыжку. Он источал такую энергию и был настолько возбужден, что волоски на руках у Леа наэлектризовались и поднялись дыбом. Но Трусс тут же вернулась в исходную позицию, на лице ее мелькнула холодная, понимающая улыбка. Это была всего лишь проверка – и в то же время обещание большего.

Профессор Каррьер откашлялся, тем самым, разрядив повисшее в воздухе напряжение. Элегантно закинув ногу на ногу, он поправил на коленях легкую ткань брюк. Теперь он тоже улыбался, словно хотел доказать, что эта провокация не способна вывести его из себя. Однако Леа с беспокойством отметила, что улыбка эта не отражалась в его глазах.

– Я рад, что ты настолько доволен собой, Адальберт. Ведь мы оба знаем, что так было не всегда. Так что же я могу сделать для тебя, чтобы ты был в достаточной мере вознагражден за свои усилия предстать передо мной?

– Думаете, я пришел вести переговоры? Хотите оскорбить меня? – Голос испещренного шрамами мужчины дрожал от высокомерия. – Я здесь, чтобы после всех лет ожидания и отчаяния взять, наконец, свой трофей: голову обессилевшего существа, которое слишком долго поганит землю, по которой я хожу. Моего старого вероломного господина, который обрек меня на смертность только потому, что ему вдруг взбрело в голову жить как человеку. Я подарил вам достаточно времени, чтобы вы смогли усовершенствовать свою человечность. Теперь пришло время казнить вас, Этьен.

В этот миг Адам издал звук. Гортанное рычание, до глубины души испугавшее Леа. Звук, издаваемый готовым броситься в атаку зверем, совершенно не сочетался с тем молчаливым, сдержанным мужчиной, которого она знала до сих пор, – несмотря на все разговоры о крови и инстинктах. Рваные раны, которые ей довелось видеть той ночью, тоже никогда не были поводом, чтобы испугаться того, чем он был. До настоящего момента она отказывалась думать о том, что на самом деле означает господство демона. Она всегда хотела видеть только Адама, а не его темную половину…

Понимание, что молодой мужчина близок к наемнице в своей жажде битвы и подчинения, пришло к Леа совершенно неожиданно. Впервые вид Адама не вызывал романтического мечтания, а давал понять, какая сила скрыта в этом бессмертном теле.

– Не беспокойся, цепной пес, я о тебе не забыл, – смешком отреагировал Адальберт на вызов Адама. – Боюсь только, что сейчас обстоятельства складываются не в твою пользу. Если ты, конечно, не разделишься на две части… Но я предполагаю, ты не отдашь без боя ту молоденькую девушку, что у тебя за спиной, только затем, чтобы помериться со мной силами? Просто удивительно, что Этьен нашел кого-то, кто разделяет его извращение. Вы оба – воистину удивительная пара: вместо того чтобы преклоняться перед демоном, вы возитесь со смертными. Как будто они такого же уровня, как вы!

– Как бы неприятно тебе это ни было, Адальберт, – прервал профессор Каррьер речеизлияния Адальберта, – я в свое время и с тобой возился, хотя ты – всего лишь человек.

Не успела Леа полностью осознать смысл сказанного, как в комнате раздался крик ярости, за которым через доли секунды последовал хрип, где-то совсем рядом с ней.

Она быстро провела рукой по глазам. Что-то сверкающее пронеслось по воздуху. Обернувшись к профессору Каррьеру, она увидела, что у того изо лба торчит рукоятка короткого метательного ножа. Ничего не понимая, она наблюдала за тем, как профессор, оправившись после короткого недоумения, ощупал пальцами оружие, а Адам тем временем перешел в атаку.

Он в последний миг схватил мгновенно метнувшуюся вперед Трусс, прежде чем та успела броситься на Леа. Тем не менее, той удалось поцарапать виски Леа похожими на когти ногтями. Леа вскрикнула, в ужасе взглянув в сверкающие кровожадностью глаза наемницы, которую оттаскивал Адам. Сражающиеся, вместе перекинулись через высокую спинку диванчика, причем Трусс нечеловечески зашипела.

«Невероятно! Эта фурия собиралась броситься на меня!» – пронеслось у Леа в голове. И действительно, Трусс не нападала до того самого момента, когда Адама отвлекла провокация Адальберта.

За диваном послышался глухой стук, когда дерущиеся ударились об пол. И тут же накинулись друг на друга.

Леа в нерешительности поднялась. Что делать – бежать, пока Адам еще держит эту ненормальную? Но тут же взыграла совесть: она не может бросить раненого профессора на растерзание мучителям. Она нерешительно сделала шаг по направлению к Каррьеру, медленно вынимавшему нож у себя изо лба. И вдруг по-прежнему громко ругающийся Адальберт прыгнул вперед. Нанеся вертикальный удар, он вонзил длинный узкий клинок профессору в горло.

Прежде чем Адальберт успел вынуть оружие и атаковать снова, профессору удалось ударить его по колену, от чего грузный мужчина как подкошенный рухнул на пол. Адальберт застонал от боли и схватился за раненую ногу.

Леа остановилась возле Каррьера с побледневшим от ужаса лицом, молча глядя на клинок, торчащий у него из горла. Он глядел на качающуюся рукоять оружия и глаза его были гротескно расширены. Щеки его дрожали, и он открыл рот, словно хотел что-то сказать, но вместо этого изо рта волной полилась кровь, по подбородку и дальше на грудь.

Леа застыла. При виде этого все в ней остановилось: дыхание, сердцебиение, мысли. Она даже не заметила, как профессор с сочным чавканьем вырвал клинок из горла. И только когда капли кровавого фонтана хлынули под давлением из раны, жизнь вернулась к ней: она закричала словно сумасшедшая.

Тем временем профессор Каррьер направил оружие на Адальберта, который, качаясь, вновь поднялся на ноги. Тот, ругаясь, увернулся, черты его лица исказились от боли, он вынул еще один нож. И хотя руки дрожали от напряжения, он приготовился к броску. Но в последний момент его руку толкнул пятящийся Адам, которому Трусс только что нанесла мощный удар. Нож описал дугу и со звоном упал.

Адам ударился спиной о стену и съехал на пол. Волосы, спутавшись, упали на лицо, щека, несмотря на быстро увеличивавшуюся в размерах шишку, ввалилась, ноздря была разорвана и кровоточила. Однако, когда он поднял голову и посмотрел на свою противницу, находившуюся в другом конце комнаты, глаза его излучали несломленный боевой азарт. Казалось, он не осознавал боли, равно как и опасности, в которой находились они все.

При виде его Леа отступила на несколько шагов, пока не уперлась в спинку кресла и не была вынуждена остановиться. Этот мужчина с диким и сосредоточенным выражением лица был ей совершенно чужим. В его чертах проступила грубость, радость от ощущения своей силы, пробудившая в ней неведомый доселе страх. Что за чушь! В комнате, полной чудовищ, больше всего она боялась мужчины, которого еще несколько минут назад считала любовью всей своей жизни.

С быстротой, которой никто от него не ожидал, Адам поднялся и устремился к Леа. Она в ужасе вытянула вперед руки, но он безо всяких усилий сломил ее защиту и уволок ее за собой в сторону.

Через какие-то доли секунды Трусс, словно тень, пронеслась мимо них и почти бесшумно, с тихим смешком, приземлилась на пол.

– Отпусти меня! – закричала Леа, панически пытаясь вырваться из объятий Адама, но тот только сердито зарычал на нее. Недолго думая он повернул ее вокруг своей оси и прижал спиной к своей груди. Легкость, с которой он это проделал, была просто пугающей.

Леа уже приготовилась защищаться, когда почувствовала сильный удар, пронзивший все ее тело подобно землетрясению. И только мгновение спустя она поняла, что это ударили не ее, а Адама. Она почувствовала только отголосок. Через миг напряжение ушло из тела Адама, он потерял равновесие и вместе с нею рухнул на диван.

При падении Леа больно ударилась ногой о деревянный подлокотник. Боль пронизала все ее тело и мгновенно отогнала прочь неконтролируемый страх. Когда она, в конце концов, не слишком удачно приземлилась на подушки, это было уже за гранью восприятия. Даже вес Адама, рухнувшего прямо на нее, на несколько мгновений показался ей ничем по сравнению с невыносимой болью в ноге.

Тело Адама заметно вздрогнуло, затем еще раз. Потребовалось некоторое время, чтобы Леа поняла, что кто-то сильно колотит его по спине. Трусс продолжала атаковать. В следующий миг Адама сбросили с нее, и Леа принялась жадно хватать ртом воздух.

Девушка с трудом встала на ноги и обхватила себя руками, пытаясь защититься. Вопреки инстинкту она закрыла глаза и уткнулась лицом в колени. Боль и ужас загнали ее в угол, отняли всю жизненную энергию. Ей было наплевать на то, что мир в мгновение ока превратился в ад насилия.

Вокруг бушевал бой, слышалось искаженное от боли дыхание, проклятия, гортанное рычание. Она слышала шаги, грохот опрокидываемой мебели, треск рвущейся ткани. Нет, нет, нет! Леа в отчаянии замотала головой. Она не хотела ничего этого слышать. Под ее ногами разверзся ад, но она была здесь ни при чем.

Внезапно раздался нечеловечески высокий крик боли, возвещая о неописуемом ужасе. За ним последовал звук разбитого стекла, заставивший Леа обратить внимание на окна за своей спиной. Она увидела, как Адам бросил на нее опьяненный силой взгляд, взгляд охотника, настигшего свою жертву. Трусс нигде не было видно, Адам стоял посреди остатков гостиной перед вырванным из петель окном, на котором, словно изорванный в боях флаг, развевалась штора.

Весь этот ужас и опасность пробудили в Адаме нечто, и это нечто теперь послало Леа пугающе чувственную улыбку. К собственному ужасу, она почувствовала, как что-то в ней улыбнулось в ответ. Впервые с момента их встречи она не желала ничего иного, кроме как того, чтобы это, наконец, свершилось и демон принял ее в себя.

Адам подмигнул ей и, словно кошка, выпрыгнул в окно, идя по следу своей жертвы.

Неожиданно пронзительный крик окончательно вырвал Леа из забытья. Профессору Каррьеру в поединке с Адальбертом удалось нанести удар такой силы, что грузный мужчина рухнул на каминную решетку. Следующий удар отправил Адальберта в огонь. Его пальто занялось. Адальберт зарычал, выкатился из камина и выпустил оружие из рук, чтобы руками сбить пламя.

– Майберг! – вскричал он вне себя от ярости. – Иди сюда немедленно и помоги же мне, жалкий ты трус!

К огромному облегчению Леа, Майберг остался неподвижно стоять в дверном проеме; похоже было, он никак не мог решить, стоит ли рискнуть и отправиться на помощь своему господину.

Профессор воспользовался передышкой, облокотился на стену и отчаянно вдохнул в легкие воздух. В лице его не было ни кровинки, оно посерело, все тело дрожало от изнеможения. Внезапно он показался ей бесконечно одиноким…

Этого оказалось достаточно, чтобы разбудить Леа. По ее телу пронеслась волна адреналина, напряглись мышцы в руках и ногах. В следующий миг она оказалась рядом с профессором, в руке у нее был только что лежавший на полу клинок. Не раздумывая, она положила обессилевшую руку Каррьера себе на плечо и воинственно поглядела на худощавого типа по имени Майберг, который как раз покинул свое место в дверном проеме, чтобы броситься к своему раненому господину.

– Держись от меня подальше! – прошипела Леа.

Майберг мельком взглянул на нее, глаза его блеснули, и ей показалось, что в них притаилась угроза.

Леа обвила рукой бедра профессора, чтобы заставить его опереться на нее. Но тело Каррьера недовольно оцепенело. Он даже попытался отнять руку, лежавшую у нее на плечах.

– Убирайся отсюда, дитя! – сказал он пугающе бесцветным голосом. Затем оттолкнулся от Леа и рухнул в кресло. Но сил, чтобы держаться прямо, у него не хватало. Он медленно соскользнул вниз и со стоном опустился на пол.

Огорошенная Леа увидела, что у профессора нет руки ниже локтя. Она заканчивалась окрасившимися темным цветом клочьями рубашки. Леа окинула взглядом пол, когда заметила, что Адальберт тем временем стоит один у камина и рассматривает свои обгоревшие руки, а Майберг крадется обратно к двери. Он прижимал к себе что-то: добычу, которую хотел спрятать в укромном месте.

Внутри Леа все вскипело от ярости, когда она увидела согнутую спину этого мерзкого приспешника. Майберг покинул тихую гавань только тогда, когда увидел, что это безопасно. А теперь он уносит что-то, что явно ему не принадлежит. Все коварное и подлое, что было в этом существе, вызвало в ней потребность остановить его. Она решительно бросилась за ним, крепко сжимая в руке короткий меч, готовая атаковать.

В темном коридоре Майберг возился с большим, похожим на бочонок металлическим цилиндром, из которого поднимались клубы тумана. Под мышкой у него было что-то, подозрительно похожее на отрубленную руку профессора Каррьера.