Текст книги "Оборотень"
Автор книги: Таня Хайтманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
– Нам предстоят непростые времена, поэтому необходимо расширить круг приближенных ко мне лиц.
Хаген медленно повернулся, и его взгляд остановился на Давиде. Тот инстинктивно отпрянул, но наткнулся на Лойга, который, не обращая внимания на сопротивление, молниеносно завел ему руку за спину.
– Время уходит, как песок сквозь пальцы, Давид, – заявил Хаген ласковым голосом, но жадный блеск его глаз говорил совсем о другом. – К сожалению, я не могу больше считаться с твоим нежеланием. Я так старался заманить тебя в эту стаю, и теперь ты сделаешь то, что нужно, чтобы стать ее серьезным членом. Если бы ты не был таким строптивым, мы могли бы пройти этот путь шаг за шагом. А сегодня ночью, боюсь, тебе придется сделать прыжок.
Давид застыл. Слова постепенно достигали его, словно изломанное эхо, с трудом собираясь вместе. И хотя разум еще не осознал их значение, на него уже волной устремилась радость стаи: сегодня ночью один из волков совершит прыжок. Восхищение нарастало, охватывая даже тех, кто обычно не подчинялся охотничьим инстинктам демона с такой легкостью.
Давид уже слышал несколько охотничьих историй, потому что когда стая собиралась вместе, то рассказывали много и с удовольствием. Но ему еще не доводилось стать свидетелем подобного – до сих пор он видел только ужасные останки на следующее утро, после того как Хаген набесится вволю. В этой стае ритуал был ревностно охраняемой привилегией, которую совершал вожак в присутствии немногих избранных. Что ж, еще когда Давид жил с Конвиниусом, он узнал, каково это – отпускать демона. От такой привилегии он с удовольствием отказался бы. Хотя его волку и хотелось охоты, хотелось помериться силами с себе подобными, желания крови и смерти он никогда не выказывал.
Давид попытался вырваться из хватки Лойга и посмотрел на Натанеля в поисках поддержки. Тот не отвел взгляд, но в нем была только отстраненная холодность. Давиду с трудом удалось скрыть разочарование, и, услышав совсем рядом смех Хагена, он не отважился посмотреть на него.
А Хагену, казалось, хотелось усилить его смущение.
– Скажи Натанелю спасибо. Он высказал мнение, что с тобой нужно поторопиться.
Говорил он негромко, но в голосе слышалась ненависть.
Мгновение Давид размышлял над тем, чтобы наброситься на Хагена и отомстить за то, что с ним сейчас сделают. Но потом взял себя в руки. Стоявший за его спиной Лойг знал, что следует делать, чтобы дело не дошло до нападения. Вполне вероятно, что своей несдержанностью он лишь дает Хагену очередной повод для насмешки.
Внезапно внимание стаи переключилось, и Давид вдруг почувствовал, словно его тянет куда-то. Вызвал это ощущение пробивавшийся сквозь толпу Матоль. С ним была молодая женщина, которую привел во дворец Давид. Она казалась оглушенной, но не оттого, что ее накачали наркотиками, – просто душа ее от ужаса забилась в самый дальний уголок. Матоль грубо держал ее за руку, хотя она, не оказывая сопротивления, и так брела рядом.
При виде ее посеревшего лица и изорванного платья Давиду стало нехорошо. Страх охватил его, нанеся сильнейший удар, и он перестал различать, где его собственные переживания, а где ее. Матоль подтащил девушку к огромному столу, приподнял и усадил на него. Она не сопротивлялась. В стае послышался с трудом сдерживаемый стон, движимое инстинктом желание не сдерживать свою потребность, а броситься вперед и начать охоту. Но никто не решился позволить себе такое.
Хаген, взгляд которого тоже был прикован к девушке, отступил на шаг и широко раскинул руки. Церемониймейстер, открывающий бал…
– Ну что, Давид, как тебе мой подарок? Амелия выбрала ее для тебя. Ей показалось, что ее внешность должна тебя подстегнуть. Хрупкая, светловолосая… У меня такое чувство, будто я уже видел эту девушку. – Раздался сухой смешок, и некоторые присоединились к нему. – Согласно традиции она, конечно же, твоя добыча. В конце концов, привел ее сюда именно ты. Так что приступай. – Хаген двусмысленно улыбнулся.
Не обращая внимания на боль в плече, Давид, насколько позволяла железная хватка Лойга, наклонился к нему.
– Ты не можешь заставить меня сделать это, – тихо сказал он.
И в его голосе было столько уверенности, что уголки губ Хагена угрожающе опустились.
– Я что, должен марать об тебя руки? – рявкнул он, но все же схватил Давида за волосы и грубо потянул вперед. Лойг от удивления вскрикнул и вынужден был отпустить руку Давида.
Давид, зажмурившись от боли, сделал несколько шагов. Он чувствовал себя так, словно Хаген пытается голыми руками снять с него скальп. Потом изо всех сил ударился о столешницу и рухнул вперед. Хаген сжал пальцами шею Давида и надавил, погружая его лицом в мех.
От меха исходил странный запах, и прикосновение к нему совершенно не напоминало прикосновения к мертвой ткани. Давиду показалось, словно его силой ткнули лицом в колени демону, и тот теперь упирается. От ужаса он открыл рот, чтобы закричать, и на губы тут же налипло множество шерстинок. Он хотел было отпрянуть, но Хаген стоял прямо позади него, не позволяя сбежать. Давид попытался вырваться, но он снова без усилий опустил его лицом в мех.
Волк измученно взвыл, отступая в самый отдаленный уголок души Давида, но вдохнуть он не мог, слишком сильно было отвращение перед мехом. Прикосновение к нему вызывало такое сопротивление, что он не мог взять себя в руки, да и ноги грозили вот-вот отказать. Где-то вдалеке он чувствовал возбуждение стаи, но не надеялся, что кто-то бросится к нему на выручку, – никто не мог равняться с Хагеном, и все это хорошо понимали. Кроме того, кто же присоединится к восставшему против вожака?
Давид не мог сказать, почему он прекратил борьбу: то ли от недостатка кислорода, то ли оттого, что наконец подчинился воле Хагена. Мгновением позже хватка у него на затылке ослабела, хотя Хаген продолжал угрожающе возвышаться за его спиной. Некоторое время ему было все безразлично. Его заботила только возможность повернуть голову в сторону и наполнить легкие кислородом. Потом он осторожно поднялся, но тут выяснилось, что Хаген почти не оставил ему места для маневров. Он неловко взобрался на стол и посмотрел на толпу. Все взгляды были направлены на него. Он видел жадность, жажду охоты, которую затеял Хаген и которую он сейчас начнет, погнавшись за безымянной женщиной. Он поискал Янника и нашел его бледное лицо в одном из последних рядов. В мальчике боролись ужас и лихорадочное возбуждение, которым была охвачена вся стая. А еще – следы стыда из-за того, что он не пришел на помощь другу. Янник опустил глаза, да и Давид уже не мог смотреть на него.
Рядом с ним зашевелилась женщина. Давид отреагировал на ее движение, прежде чем успел осознать это. Она натянула задравшийся подол платья на колени и, заметив торопливое движение Давида, вздрогнула. Когда она убрала волосы за уши, ее лицо показалось Давиду до боли похожим на лицо Меты, и от горечи он едва не застонал. Даже зеленые глаза не могли исправить ситуацию, и в первую очередь потому, что в них наряду со страхом плескалось презрение. Давид придвинулся, желая накрыть ее ладонь своей, чтобы как-то успокоить, но рука ее рванулась вверх, указывая куда-то. Давид замер и посмотрел на нее.
Женщина открыла рот, но только со второй попытки ей удалось спросить:
– Чего ты хочешь? Трахнуть меня здесь? На этом мехе, перед всеми?
– Было бы здорово, а? – вмешался Матоль, по-прежнему стоявший рядом с ней. – Нет, девочка. Этот парень сейчас тебя сожрет! – Он наклонился вперед и с такой силой схватил своими огромными зубами воздух, что они щелкнули. – Соберись, Давид, публика жаждет зрелища.
Когда Матоль, у которого все еще шла носом кровь, склонился к ней, женщина, пронзительно вскрикнув, отпрянула и наткнулась на Давида. Словно загнанный в угол зверь, она переводила взгляд с одного на другого.
Похоже, ситуация очень нравилась Матолю – он даже издал довольное рычание, от которого волоски на коже Давида встали дыбом. Одно дело, охотиться на жертву и загонять ее в угол. Но мучить ее – это совершенно не соответствует природе волка. Очевидно, стая думала точно так же, потому что комнату наполнила волна недовольства.
Внезапно между Матолем и столом появилась Амелия. Она коснулась плеча женщины и приказала:
– Беги! Беги изо всех сил!
Та, словно только и ждала этих слов, вскочила со стола, однако, едва ее ноги коснулись пола, споткнулась и упала на колени. Она попыталась уползти, но, схватившись за вывихнутую лодыжку, замерла с искаженным от боли лицом.
Стая разрывалась между желанием ринуться вперед и приказом вожака оставаться на месте. Матоль, скрежеща зубами, стоял позади Амелии, крылья носа которой трепетали при виде жертвы. Неприкрытая жажда охоты исказила ее тщательно накрашенное лицо.
Давид воспользовался моментом, чтобы слезть со стола, все больше напоминавшего жертвенный алтарь. Но Хаген не позволил себе отвлечься и сделал угрожающий шаг в его сторону. При этом он воспользовался всем авторитетом, который мог дать ему волк. Он схватил Давида за руку с такой силой, что, казалось, кости затрещали. Когда Хаген заговорил, верхняя губа его дрожала от напряжения.
– Сейчас ты ее схватишь. Или я заставлю привести сюда ту дрянь, которая за последние несколько недель свела тебя с ума. А потом я позабочусь о том, чтобы ты сломал ее чертову шею, – прошептал он настолько тихо, что Давид с трудом разобрал слова. – Мне совершенно все равно как, но ты усилишь своего волка сейчас, черт побери, сейчас!
Давид покачал головой, равнодушный к тому, что по лицу Хагена ползла тень, которая могла уничтожить его. Но вдруг все его чувства окрасились в серый цвет, а мир стал казаться гораздо живее. Он не просил, однако демон пришел ему на помощь. Давид поспешно закрыл глаза, когда его волк слился с ним.
– Итак, ты хочешь, чтобы я убил жертву, ведь главное, чтобы демон во мне стал сильнее? – спросил Давид вожака, который уже готов был потерять терпение. – Любую жертву?
– Да, – ответил Хаген голосом, в котором не было ничего человеческого. – Немедленно.
Одним прыжком Давид взлетел на стол и в два шага пересек его.
– Сюда, Матоль! – крикнул он, и это прозвучало как приказ.
Тот, кому он предназначался, неохотно отвел настороженный взгляд от заливавшейся слезами женщины, за которой он, сантиметр за сантиметром, шел к выходу из зала.
– Закрой рот! Ты мог взять ее себе, а теперь она моя! – прорычал Матоль, но все же вернулся к столу.
– Я не хочу ту женщину, я хочу тебя, – ответил Давид и недолго думая нанес ему удар ногой в лоб.
Пока Матоль с ошарашенным лицом падал назад, Давид спрыгнул на пол, с изрядной долей удовольствия оттолкнув Амелию со своего пути. Казалось, Амелия бросится на него, чтобы отомстить за дерзость, но потом она остановилась, поняв, что собирается делать Давид. На ее лице отразились восторг и радость, и она послала Хагену, наблюдавшему за бешеной атакой Давида на Матоля, воздушный поцелуй.
Матоль молниеносно перевернулся на бок, пытаясь попасть в Давида своими тяжелыми сапогами, но тот ловко уворачивался. Мягкими движениями он кружил вокруг поверженного врага, не решавшегося подняться.
– Проклятый засранец! – кричал Матоль вне себя от ярости.
Стая, дрожа от волнения, образовала вокруг них круг. Некоторые даже подбадривали Давида. Матоля ненавидели за жестокость и за то, что он находил удовольствие в том, чтобы мучить слабых. Никто не хотел пропустить ни секунды того, как Давид проучит этого негодяя.
Матоль, с трудом переносивший унижение, настолько разозлился, что, бросившись в атаку, совершенно забыл о защите. А Давид только этого и ждал. Но когда он устремился вперед, чтобы схватить Матоля, то в последний момент получил жестокий удар по почкам. Силы оставили его, и от боли он упал на колени. Все же ему удалось увернуться, прежде чем был нанесен следующий удар. Тяжело дыша, он поднялся на ноги и увидел Лойга, который вопреки правилам ударил его сзади.
Тем временем Матоль поднялся и занял позицию атакующего.
– Если будешь вести себя тихо и подставишь мне горло, то, может быть, я прокушу тебе что-нибудь другое, – заявил он и принялся кружить вокруг Давида, так что тот оказался между ним и Лойгом.
Но Давид проигнорировал это требование, равно как и застывшую в ожидании стаю, молчаливое нетерпение Хагена, возбуждение Амелии и всепроникающий афродизиак, который был не чем иным, как страхом обреченной стать жертвой женщины. Вместо этого он отбросил все возведенные препятствия и призвал своего волка. Когда демон принял образ, то он не удержал его, а позволил остаться, пересекая границу между внутренним и внешним миром. И прежде чем один из мужчин успел напасть на него, сотканный из тени волк Давида бросился на Лойга, в оцепенении рухнувшего под призрачным нападающим.
Давид швырнул на пол Матоля, прежде чем тот успел понять, что вообще происходит. С нечеловеческой силой, питавшейся яростью, Давид прижал врага к полу. Его пальцы впились в ткань и плоть, и он почувствовал, как поддаются и ломаются кости. Он уставился на Матоля, готовый убить.
Волк-призрак Давида вернулся и встал у Матоля за головой. Губы его приподнялись, обнажая клыки хищника, под серой шерстью обозначились напряженные мускулы, вооруженные когтями лапы уперлись в пол, не производя ни малейшего шума, – тень и одновременно хищное животное, готовое вонзить клыки в живую плоть.
Давид незаметно кивнул волку. Когда мгновением позже в лицо ему брызнула кровь, он даже не вздрогнул, только продолжал сжимать руками плечи Матоля, с безучастным видом наблюдая, как под ним, сотрясаемый судорогами, истекает кровью человек.
Сначала глаза Матоля были широко раскрыты, хотя и затянуты красной пеленой. Потом веки затрепетали и некогда яркая синь зрачков погасла. Давид смотрел в его пустые глаза, где мгновением позже проявилась безжизненно застывшая коричневая радужка.
Он отпустил его и с трудом поднялся. Матоль лежал вытянувшись, глубокая рана на его шее была залита кровью. Дрожащими пальцами Давид взялся за край своей футболки и вытер лицо. Когда он поднял взгляд, его волк замерцал, словно по ночному небу промелькнула молния. Контуры огромного зверя дрожали, но прежде чем раствориться, он сделал прыжок и слился со своим хранителем. Давид захрипел и невольно отступил на шаг. В тот же миг под кожей разлилось жжение, словно там что-то закипело. Метка, с отвращением понял он, сдерживая желание клочьями содрать с себя зачумленную кожу. В отчаянии он сосредоточился в глубине себя, но наткнулся на пустоту, как будто только что пережитое случилось много веков назад и оставило после себя пустыню. Словно издалека он чувствовал, как осторожно приближаются к нему члены стаи, слышал биение их сердец, чувствовал их затаенное дыхание. Молчаливое благоговение. Давид посмотрел на залитое кровью тело под ногами, которое внезапно окутала тень. Все новые и новые темные полосы сплетались в сеть, разрастаясь, словно серый саван, пока очертания тела Матоля стали едва различимы. Пока Давид в растерянности наблюдал за происходящим, тень превратилась в голову волка, затянувшего оглушительную жалобную песню.
От боли Давид закрыл глаза, и за веками раздался взрыв, от которого было не уйти. Он с трудом понимал, что происходит. Хотя вспышка казалась очень яркой, Давид знал, что это не свет, а все сгущавшаяся безграничная чернота. Часть его унесло в эту тьму, а затем она родилась заново – он почувствовал это. Вдалеке он слышал вой своего волка, но не понимал его значения. Это было царство теней, из которого он пытался бежать, которое приютилось в груди человека, рядом с его душой, и с ее помощью смотрело на мир.
Давид снова открыл глаза, не понимая, сколько он пробыл в царстве теней. Зато картина, отражавшая происходившее вокруг, стала более детализированной: члены стаи теперь виделись ему в ином аспекте, а их ощущения были так же ясны, как и их потребности. Все движения стали словно вибрирующими, темные уголки внезапно обрели контуры, а комната – странное измерение. Он увидел испуганного волка Лойга и только потом человека, обеими руками державшегося за кровоточащую рану на шее. Давиду стало дурно. Он покачнулся, но волк внутри него выпрямился и придал ему новых сил.
Неожиданно Давид заметил рядом с собой темную тень, от которой исходил отвратительный запах. Опаленные волосы, свернувшаяся от жара кровь… Хотя демон Хагена был скрыт от него, Давид увидел своего вожака в новом свете. Его волк, ошарашенно подумал Давид. Глубоко внутри он услышал эхо согласного рычания. Когда Хаген подошел вплотную, он попытался отпрянуть, но тело его, все еще во власти ужасов превращения, не способно было принять вызов.
– Что ж, – сказал Хаген, беря Давида за подбородок и пристально вглядываясь в его лицо. – Хотя я представлял себе все несколько иначе, такой путь, несомненно, тоже дает возможность подняться по иерархической лестнице стаи. Причем очень высоко. Я и не догадывался, что тебе так сильно хочется получить место Матоля и что ты разорвешь ему глотку. Отделяться от волка – чудесный трюк. Тебе, должно быть, стоило немалых усилий скрывать эту способность от стаи. Почему ты никогда не показывал, на какое положение можешь претендовать благодаря своей силе? Если бы я знал, вся эта комедия была бы не нужна, ведь ты уже знаешь, как вызывать волка и придавать ему форму.
На миг Хаген застыл, словно размышляя, не добавить ли что-нибудь еще, но потом повернулся и сосредоточил взгляд на молодой женщине, которая свернулась от ужаса в клубочек посреди стаи, совершенно забывшей о ее присутствии. Заметив жадный взгляд Хагена, все поспешно расступились. Никто не хотел оказаться на дороге у вожака, когда тот обрушится на свою жертву.
Давид напрягся, чтобы удержать Хагена. Но прежде чем он успел что-то предпринять, воля вожака, словно кулак, ударила его в грудь. Легкие обожгло огнем. Пока Давид пытался подавить крик боли, Хаген с улыбкой смотрел на него, наслаждаясь доказательством своей власти. Неважно, насколько силен демон Давида, Хагена ему не победить.
– Пришло время охоты, – прошептал Хаген, в полной мере насладившись триумфом.
И обрушился на беззащитную женщину.
Давид стоял, подавленный авторитетом Хагена, не способный пошевелиться. Его волк тоже застыл, словно доказательство силы Хагена отняло у него все силы. Слышалось лишь тихое поскуливание. И только когда смолкли крики женщины и к нему приблизился бледный от ужаса Янник, оцепенение спало. Янник протянул ему разорванную куртку, и Давид без лишних слов взял ее. Молодой человек смотрел на него умоляюще. И хотя Давид в буквальном смысле слова ощущал на языке вкус страха, испытываемого Янником, он отвернулся и пошел прочь.
Он бросил мимолетный взгляд на Хагена, наблюдавшего за Амелией и другими, в то время как они разделывали обе жертвы. Натанель по-прежнему стоял, прислонившись к стене, словно за все это время так ни разу и не шелохнулся. Вопреки желанию Давид потянулся к нему, но не ощутил ничего. По крайней мере, ничего такого, что позволил бы ему ощутить Натанель. Предатель, подумал Давид, чувствуя болезненный укол.
Он был уже довольно далеко позади, когда его настиг зов вожака. Хаген наконец осознал, что только что получивший силу волк его стаи покинул праздник без разрешения. Требование Хагена повернуть назад становилось все настойчивее, и Давид перешел на бег. Он не вернется, и неважно, чего это ему будет стоить.
Глава 16
Гость
Дни стали заметно короче, и когда покрывало облаков – вот как сейчас, ранним вечером – закрывало небо, начинало казаться, что наступила глубокая ночь. Ну, может быть, на улице не так уж и темно, потому что искусственное освещение окутывало город, словно желтым коконом. Тем не менее, подумала Мета, темнота кажется угрожающей. Она приоткрыла окно в кухне, и осенний воздух проникал сквозь легкую ткань ее туники и гладил ее по рукам. Она радовалась тому, что сегодня больше не придется выходить.
Эхо искусственного смеха Евы оторвало ее от размышлений, и она поспешно закрыла окно. Обернувшись к подносу, нагруженному салатницами и креманками, она заметила Карла, который, стоя в дверном проеме, беззастенчиво ее разглядывал.
– Ты очень хорошо выглядишь сегодня вечером, – заявил он с серьезным лицом, словно речь шла не о комплименте, а о признании с далеко идущими последствиями.
В последний момент Мете удалось подавить милую улыбку, автоматически появлявшуюся на губах, когда ей делали подобные комплименты. Ей даже показалось, что ее тело придерживается мнения, что в этой ситуации женщина должна слегка покраснеть и захлопать ресницами.
На самом же деле ее раздражал жадный взгляд, которым смотрел на нее Карл.
– Большое спасибо, – резко ответила она и занялась салатницами, расположение которых на подносе все еще не было идеальным.
Еще не так давно Мета каждое утро стояла перед зеркалом и раздумывала, что надеть, чтобы он уделил ей столько внимания. Но сегодня вечером она, напротив, перед самым приходом гостей сменила повседневную рабочую одежду на вышитую тунику, которая вообще-то была слегка коротковата. И поскольку уже не оставалось времени на настоящую прическу, она просто подняла волосы и закрепила их гребешками. В конце концов, ей пришлось после прихода из галереи самой готовить ужин, а вклад Карла заключался исключительно в приглашении гостей. Он появился с большим опозданием, с роскошным букетом роз и жалобами на то, что в последние дни был очень загружен работой. Все это было как нельзя более кстати, потому что, с одной стороны, Мета, несмотря на обещание постараться наладить дружеские отношения, испытывала некоторое нежелание находиться рядом с Карлом. С другой стороны, постоянная занятость этим вечером отвлекала ее от того, чтобы прислушиваться к мобильному телефону.
В понедельник Давид оставил на голосовой почте сообщение, что свяжется с ней на днях, потому что ему нужно кое-что уладить. Его голос звучал несколько смущенно, словно ему было неприятно звонить ей. При мысли о том, что Давид чувствует себя обязанным звонить, каждый квадратный сантиметр кожи Меты болезненно сжался. Но, отойдя в переулок и зажав папку с документами между колен, еще трижды прослушав сообщение, она пришла к выводу, что он просто не любит голосовую почту. Вполне вероятно, он терпеть не может телефонов, что объясняло также отсутствие оного у него. Окрыленная этими мыслями, она вошла в ближайший винный магазин, чтобы сделать заказ на завтрашний вечер.
Вопреки своему обыкновению, она оставляла телефон включенным даже во время важных деловых встреч, чтобы сразу принять следующий звонок Давида. Впрочем, он больше не предпринимал попыток связаться с ней. Хотя сегодня была только среда, нервозность ее все возрастала. Поэтому Мете трудно было реагировать на Карла, который подошел слишком близко, чтобы заглянуть ей за плечо, хотя бы с малейшим намеком на шарм. Мета чувствовала запах его одеколона после бритья, ноту свежескошенной травы. Приятный, но ничего особенного.
– Ты помнишь, где мы нашли эту кобальтовую тарелку для риса с узором вишневого цвета? – мягко спросил Карл, указывая на салатницы, наполненные соусами из авокадо, сальса и карри. – Мы позаимствовали на выходные старый спортивный «кабрио» у Карол и отправились за город. И ехали, пока не отпала выхлопная труба. Целый день, при прекрасной солнечной погоде, мы проторчали в захолустье, где только и было, что магазинчик со всякой всячиной. Просто невероятно, какие удивительные вещи можно было там найти. А потом мы, пропыленные, но очень довольные, сидели в ресторане быстрого питания. Я только что вспомнил об этом.
– Да, – сказала Мета. – То был хороший денек.
Внезапно она ощутила укол совести, которая нашептывала, что она была не права, рассматривая свое отношение к Карлу в последние недели только в свете его похождений и завышенных требований. Она совершенно забыла о том, что Карл мог делать необыкновенные вещи. У него было удивительное чутье на то, что хорошо, и он мог целиком отдаться моменту. По крайней мере, если все компоненты идеально совпадали, тут же добавил ядовитый внутренний голос. Слово «идеально» было для Карла ужасно важным.
Когда Карл осторожно положил руку на ее плечо, Мета поспешно схватила поднос и одарила его приветливой улыбкой, правда, чуть кривой.
– Возьми две бутылки шампанского из холодильника. Похоже, Еве нужен еще бокал, чтобы ее смех звучал хоть немножечко искреннее.
Во взгляде Карла появилась обиженная нотка, которой раньше Мете видеть не доводилось. Она на миг застыла в растерянности, прежде чем вернуться в просторную гостиную, где Ева как раз хохотала над анекдотом, рассказанным стоящим посреди гостиной Ринцо. Эта женщина была бы великолепной актрисой, подумала Мета и остановилась в дверном проеме, разделявшем столовую и гостиную.
Не то чтобы Ринцо нужна была поддержка: он был сама уверенность во плоти и обладал твердым убеждением, что все внимание принадлежит ему по праву рождения. И этому не мог помешать даже невысокий рост. Более того, он подчеркивал свое кругленькое тело узкими костюмами, остроносыми модельными туфлями и – при виде этого Мета каждый раз с трудом сдерживала улыбку – вышитыми носовыми платками ярких расцветок. Следовало признать, впрочем, что он действительно великолепно создавал театр одного актера – по крайней мере, сам готов был сидеть часами, старательно ему кивая. Однако наряду с шармом и беспокойным характером, заставлявшим его бросаться от одной идеи к другой, Ринцо обладал холодным, расчетливым умом. Он мог разыгрывать из себя простака, но Мета слишком хорошо знала, что за каждой похвалой и кажущимися безобидными намеками крылась задняя мысль. Ринцо был просто директором цирка и крепко держал в кулаке любителей искусства и тех, кто готов был за него платить. Сейчас Ринцо обмахивался платком фисташкового цвета.
После ужина, который Мета заказала во французском ресторане на углу – блюда собственного приготовления принимались с неохотой, – все перебрались в гостиную. На первый взгляд – смешанная группа разных стилей одежды и фигур. Здесь был одетый в сшитый на заказ костюм адвокат Асам, в приспущенном галстуке развалившийся на диване и рассуждавший о только что полученном в наследство хрустале прошлого века. Рядом сидела его жена Мари, которая смеялась над истерично-тщеславными родителями в детском саду, куда ходила ее дочь, причем складывалось впечатление, что она рассказывает о себе. Сью, завернутая в узкое шелковое платье, напоминала канарейку и за столом лишь чуть поклевала еду, так что Мете, исключительно из-за угрызений совести, пришлось тоже проигнорировать свою тарелку. Мысль о заметно округлившихся за последние недели бедрах и так донимала ее. Она определенно проводила слишком много времени в обществе окруженной всякими вкусностями Рахель. А еще здесь была Эмма, из-за своей юности и слишком большого винтажного платья казавшаяся за столом инородным телом.
Первое впечатление часто обманчиво: собравшихся в стильно обустроенной гостиной Меты людей объединяло намного больше, чем разделяло. Похожие семьи и образование, общие друзья, любовь к одним и тем же летним резиденциям и городским кварталам. Вероятно, они будут даже одинаково называть своих детей, полагая, что выбрали очень удачное и редкое имя. В конце концов, все они тщательно следят за тем, чтобы при первой же возможности выставить напоказ свою уникальность.
Один соблазнительный миг Мета предавалась мечтам о том, как нажмет на скрытый рычаг, в полу откроется люк и весь этот старательно болтающий народ исчезнет. И тогда она сможет рухнуть на диван и безо всяких ограничений наслаждаться соусом из авокадо. В этом видении ей, правда, не хватало кого-то, кто будет гладить ее по спине и источать чудесно-мужественный аромат.
Прежде чем Мета успела представить себе дальнейшее, ее легонько толкнули. Карл, который нес две открытые бутылки шампанского, проходя мимо, не удостоил ее даже взглядом. Мета последовала за ним.
Эмма, стоявшая с сигаретой у стены, одарила ее насмешливой улыбкой.
– Что с твоим лицом, Мета? Крекеры оказались не той марки или Карл слишком быстро справился?
Ева, которая и так была в ударе, тут же расхохоталась над этим двусмысленным замечанием, одновременно буквально сканируя лицо Меты в поисках предательских признаков того, что в словах Эммы есть доля правды. Ну, подумала Мета, с вежливой улыбкой ставя поднос на один из столиков, чтобы Еву было легче переносить, нужен не бокал шампанского, а хороший удар бутылкой по затылку.
– Я никак не могу отделаться от ощущения, что тебе доставляет какое-то извращенное удовольствие конфузить меня. Может быть, все дело в комплексе младшей сестры? В остальном ведь ты такая классная девчонка!
Мета набрала пригоршню арахиса и села на табурет для ног, игнорируя свободное место рядом с Карлом.
На мгновение повисла напряженная тишина – очевидно, ответный маневр получился слишком личным. Кроме того, такое было несвойственно обычно сдержанной Мете. Однако Эмме, похоже, было все равно. Она утопила дымящуюся сигарету в наполненном до половины бокале вина и села рядом с Карлом, причем платье опасно сползло с ее плеча.
– Лучше уж классная, чем капризная! – легкомысленным тоном заявила она. И обернулась к Карлу: – Я тоже хочу бокал шампанского, кроме него здесь ничегошеньки не вставляет.
Карл покачал головой, словно с трудом перенося подобную свободу в выражениях, тем не менее протянул ей бокал и налил шампанского.
Мета уже пыталась предложить Эмме развлекаться где-нибудь в другом месте, если здесь ей неинтересно. Ощущая на языке солоноватый привкус арахиса, она призналась себе, что вечер действительно получился скучным. И словно желая подчеркнуть это, Асам начал рассказывать о своих поисках студии фитнеса, где была бы в придачу еще и парковка.
Мета тоскливо разглядывала бокал вина, но потом взяла себя в руки. Весь вечер Карл бдительно следил, сколько она употребляет алкоголя, словно в поисках доказательств того, что без его крепкого плеча она бредет по жизни спотыкаясь. Теперь Мета взвешивала, что хуже: если Карл примет ее за отчаявшуюся алкоголичку или если ей придется оставаться трезвой на протяжении всего вечера?
Да что с ней случилось? Хотя подобное общество никогда не вызывало у нее восхищения, она всегда воспринимала как должное, что такие вечера являются неотъемлемым атрибутом ее стиля. Впрочем, ей гораздо больше нравилось сидеть на диване Рахель и болтать с ней о жизни. Может быть, стоит выбирать друзей не по внешним признакам, мрачно подумала Мета. Тем временем Ринцо снова взял в свои руки упущенную было нить разговора, поскольку решил, что голос Асама звучит уже достаточно долго.
