Текст книги "Договор крови"

Автор книги: Таня Хафф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Вики. – Его голос прозвучал напряженно и неестественно, и ее имя оказалось едва различимым, а потому Майк повторил снова:

– Вики, твоя мать мертва.

Она вырвалась у него из рук.

– Ты что, думаешь, я об этом забыла? – огрызнулась она. – Но женщина за оконным стеклом не была мертвой!

* * *

– Понимаете, я оставил ее одну всего на несколько минут. – Селуччи слышал, как эти слова раздавались тысячеголосым эхом, повторяя голоса тех, кто возвращался и заставал дома катастрофу, разразившуюся всего за те несколько минут, пока их не было. – Как я мог предположить, что у нее вот-вот произойдет срыв? Такого с ней никогда прежде не случалось. – Он прислонился к стене и закрыл лицо согнутой в локте рукой. После яростного взрыва отчаяния Вики начало трясти, она сидела в кресле-качалке своей матери и не отрываясь смотрела в окно. Годы тренировки, опыта, обретенного за время столкновений с подобными ситуациями, мгновенно оказались совершенно бесполезными. Если бы не появившийся как нельзя вовремя мистер Дельгадо, который уговорил ее принять несколько таблеток снотворного... Его собственные уговоры, что завтра ей будут необходимы все ее силы, ни к чему не привели. Он совершенно не знал, как ему поступить; быть может, встряхнуть ее хорошенько, можно и наорать, конечно, но это вряд ли смогло бы принести какую-либо пользу.

Генри отошел от подоконника, где он стоял, прильнув к стеклу. От его поверхности исходил безошибочно узнанный им запах.

– Она вовсе не повредилась в уме, – спокойно произнес он. – По крайней мере, не в том смысле, как вы себе это представляете.

– О чем вы толкуете? – Майк даже не побеспокоился повернуть к нему голову. – Я же объясняю: у нее появились галлюцинации, понимаете вы это или нет?

– Нет, не хотелось бы вас огорчать, но суть не в этом. И мне кажется, я должен принести вам свои извинения, детектив.

Селуччи фыркнул, но решительность в голосе собеседника заставила его распрямиться.

– Извинения... За что, хотелось бы знать?

– За то, что обвинил вас в том, что вы насмотрелись скверных фильмов.

– Мне на сегодня уже достаточно загадок, Фицрой. Какого черта, о чем речь?

– Я говорю, – Генри отступил от окна; выражение его лица было непроницаемым, – о возвращении доктора Франкенштейна.

– Только не вешайте мне лапшу на уши, Фицрой. Я не в настроении, чтобы... Боже праведный, да вы ведь не шутите?

Генри покачал головой.

– Нет. Не шучу.

Ему невозможно не верить. «Демоны, вервольфы, мумии, вампиры; мне следовало ожидать этого».

– Матерь божья. Что мы скажем Вики?

Карие с ореховым оттенком глаза встретились с более темными по оттенку; между Селуччи и Фицроем в этот момент не осталось более даже намека на противостояние.

– Не имею ни малейшего представления.

Глава 7

– Я думаю, мы должны ей об этом сказать.

Скрестив руки на груди, Генри Фицрой прислонился к стене рядом с окном.

– Сказать, что мы думаем, что кто-то обратил ее мать в подобие чудовища, созданного доктором Франкенштейном?

– Именно так. – Селуччи потер руками виски. Ночь выдалась слишком продолжительной, и он не был в состоянии дождаться утра. – Вы помните тот небольшой инцидент прошлой осенью?

Генри изогнул бровь. У него имелись определенные сомнения, правомерно ли называть уничтожение древнего египетского мага инцидентом.

– Если вы имеете в виду Анвара Тауфика, я его, разумеется, помню.

– А помните, что сказала Вики, когда все закончилось – что мрачное божество, которому поклонялся Тауфик, знает теперь, кто мы такие, и, если мы предадимся безнадежности и отчаянию, оно набросится на нас, как политиканы на бесплатный буфет. – Майк вздохнул, выдохнул в полном изнеможении и почувствовал вдруг себя настолько усталым, что почти не надеялся, что сможет вдохнуть снова. – Если бы тогда она была в таком же состоянии, как сейчас, конец наступил бы незамедлительно. Теперь она на самом краю.

– Вики?

– Уверен, что и вы ее такой не видели.

Вампиру трудно было представить, что Вики вообще может отступить перед каким-либо препятствием по крайней мере, уж никак не из-за безнадежности или отчаяния, но осознавал, что в сложившихся обстоятельствах даже самые сильные характеры могут не устоять.

– И вы думаете, если мы скажем ей то, что подозреваем?..

– Она придет в ярость, а ничто так быстро не справляется с безнадежностью и отчаянием, как праведный гнев.

Фицрой не мог с этим не согласиться. Зловещий бог Тауфика продолжал существовать, потому что эмоции, которыми он кормился, составляли часть человеческой жизни, и они трое, он, Селуччи и Вики, знали его имя. Если этому божеству нужны верные последователи – а какое божество этого не желает? – он должен приблизиться к одному из нас. Если Селуччи был прав в отношении состояния Вики – а Генри вынужден был признать, что многие годы, в течение которых этот смертный знал ее, должны были превратить его в справедливого судью, – если гнев их подруги будет способствовать ее возрождению, ничего лучшего предпринять было бы невозможно. Был еще один фактор, пренебрегать которым также не следовало.

– Она никогда не простит нам, если мы не скажем ей об этом.

Майк кивнул.

На какое-то время воцарилась тишина: мужчины прикидывали, чем могут обернуться последствия ярости Вики, обращенные против них.

Ни один не рассчитывал, что шансы пережить последствия этой ярости у него особенно высоки, но, по крайней мере, они надеялись хотя бы сохранить существующие взаимоотношения. Фицрой заговорил первым.

– Итак, мы расскажем ей обо всем.

– Расскажем ей – что именно, хотелось бы знать?

В дверях гостиной, мрачно глядя на них, стояла Вики; одежда ее выглядела помятой, на щеке отпечаталась складка наволочки. Шагнув вперед, женщина пошатнулась и ухватилась, чтобы сохранить равновесие, за спинку стула. Она чувствовала себя как бы в стороне от собственного тела: сказывался эффект воздействия снотворных таблеток, и она с ним едва справлялась.

– Рассказать ей, что она окончательно спятила? Что она не могла увидеть свою мертвую мать в окне гостиной? – Голос женщины звучал то пронзительно громко, то едва слышно; казалось, она не может с ним совладать.

– Ошибаешься. Мы верим в то, о чем ты рассказала. – Тон вампира не оставлял возможности сомневаться в его искренности.

Ошеломленная, Вики моргнула и попыталась сконцентрировать хмурый взгляд на Селуччи.

– Вы оба мне верите?

– Да. – Он решительно перекрестил с ее взглядом свой, не менее хмурый. – Мы оба тебе верим.

* * *

Селуччи едва успел отскочить в сторону, и статуэтка дальтоновского завода ударилась в стену гостиной и разбилась на тысячи кусочков драгоценного костяного фарфора. Фицрой отодвинулся подальше, чтобы осколки эти его не поцарапали.

– Будьте вы прокляты, чертовы подонки. – Ярость застилала красным светом ее глаза, выла в ушах, стучала в горле и не позволяла Вики разразиться дальнейшим потоком отборного сквернословия. Она схватила еще одну украшавшую гостиную ее матери статуэтку и швырнула ее через всю комнату со всей силой, на которую только была способна. Когда и она разлетелась вдребезги, женщина снова обрела голос.

– Как они ПОСМЕЛИ!

Тяжело дыша, она в изнеможении упала на диван, сжав зубы, чтобы побороть тошноту – так ее тело отреагировало на ошеломляющее известие.

– Как может человек причинить подобное зло другому человеческому существу?

– Наука... – начал было Селуччи, но Вики резко прервала его, что, возможно, было и к лучшему, так как он не был полностью уверен в том, что именно собирался провозгласить.

– Это не наука, Майк. Это моя мама.

– Нет, Вики. – Генри возразил ей довольно спокойно. – Это не твоя мама, но только тело твоей матери.

– Только тело моей матери? – Вики кулаком – чтобы они не заметили, как дрожат руки, – поправила очки. – Я, может быть, не была лучшей дочерью в мире, но утверждаю, что в окне видела именно свою собственную мать. А не ее тело!

Селуччи сел рядом с подругой на диван, и ему удалось удержать ее руку в своих. Он хотел произнести хоть что-нибудь утешительное, но вынужден был отбросить одну за другой четыре или пять слюнявых банальностей, которые, как ему показалось, не имели ровно никакого отношения к этому делу, и мудро решил пока помолчать.

Вики не слишком настойчиво пыталась высвободить руку, но, почувствовав, что в ответ его пальцы сжались сильнее, прекратила сопротивление, приберегая силы на выплескивание своей ярости.

– Я видела ее тело в морге. Я в состоянии отличить мертвое от живого. А потом я увидела ее снова в этом окне. И она была... – И снова женщину захлестнуло волной тошноты, она нарастала и потом неохотно отступала. – И она не была мертвой.

– Но не была и живой. – И так как сами эти слова отрицали утешение, Генри высказал их сухим тоном, избегая эмоционального украшательства.

И снова лицо ее матери всплыло из тьмы, с широко раскрытыми глазами, с безмолвно открывающимся ртом. Прикосновение Майка стало спасительным якорем, и Вики захотелось уцепиться за него, чтобы выбраться из мучительных воспоминаний.

– Да. – Женщина нервно сглотнула, и на ее лице задергался желвак. – Не живой. Но она стояла и даже ходила.

На мгновение Вики показалось, что только оконное стекло между ними сделало невозможной их встречу. «Я хочу громко закричать и кричать до тех пор, пока все это не закончится, я не хочу иметь к этому никакого отношения. Я хочу, чтобы снова была прошлая суббота. Я хочу ответить на телефонный звонок. Хочу поговорить с мамой, сказать ей, что люблю ее, хочу хотя бы попрощаться с ней». Все ее тело ныло от усилий удержать контроль над ним, но водоворот ужасных событий едва ли можно было остановить одним лишь усилием воли, и ей оставалось только дать волю своему гневу.

– Кто-то сделал это. Кто-то в этом университете совершил жуткое осквернение, чудовищное насилие...

Селуччи вздрогнул.

– В университете? Почему именно в университете?

– Ты сам сказал это слово: наука. Навряд ли такое мог совершить зеленщик из овощной лавки. – Она снова поправила очки, потом наклонилась вперед и одним движением смела все свои записи с кофейного столика, так что они веером разлетелись по полу. – Это многое меняет. Теперь мы сможем ее найти.

Майк неохотно высвободил руку подруги; она получила всю поддержку, которую хотела принять. Он молча следил, как Вики придвинула чистый лист бумаги, ему опять захотелось хорошенько ее встряхнуть, но он не был уверен, по какой именно причине.

– Хорошо. Мы знаем, что тело все еще находится в городе, и представляем, где нужно разыскивать этих подонков, этих мерзавцев, которые сотворили с ней такое. – Грифель карандаша обломился, воткнувшись в бумагу, и женщина с трудом преодолела желание писать прямо на столе. – Она в городе. И они в городе.

– Вики. – Фицрой пересек комнату, чтобы встать на колени возле нее. – Ты уверена, что должна заняться этим прямо сейчас? – Когда она подняла голову, чтобы взглянуть на него, волоски на руках вампира встали дыбом.

– А что ты предлагаешь мне делать? Отправиться спать?

Он слышал, как отчаянно колотится сердце подруги, ощущал воздействие адреналина, непрерывно поступающего в ее кровеносную систему.

– Но...

– Мне необходимо сделать это, Генри. Необходимо привести все в порядок. Мне необходимо сделать это сейчас. – В ее голосе почти прямым текстом звучало: «или это будет грызть меня до тех пор, пока от меня ничего не останется».

Ладонь, лишь на миг коснувшаяся его руки, была настолько горячей, что почти обжигала. Так как ему не оставалось ничего другого, вампир кивнул и переместился к креслу-качалке у двери, откуда мог следить за выражением лица Вики. В настоящее время он должен был позволить ей справляться с ужасом и яростью по-своему.

Фицрою показался интересным тот факт, что при таком развитии событий Селуччи выглядел отнюдь не счастливее его самого. "Мы примчались сюда, чтобы спасти ее от опасности, и вместо этого обнаружили, что нам всего-навсего позволяют помочь. Не слишком завидное положение для благородного рыцаря". Но ведь и Вики нимало не соответствовала представлениям о женщине, которую удобно любить.

– Хорошо, перейдем от темы розыска тела моей матери к розыску людей, сотворивших это надругательство: кого мы ищем? – «Кто?» – так она озаглавила, схватив новый карандаш, новый лист бумаги. – Кого-то, кто может поднимать мертвых. Если не принимать в расчет второе пришествие, сомневаюсь, что это так же просто, как сказать: встань и иди, и потому нам следует обратиться к науке. – Она сделала под заголовком пометку «Ученый» и, схватив еще один лист бумаги, написала на нем: «Где?».

Майк наклонился вперед: привычная работа взяла верх над тревогой.

– Все приметы указывают на университет. Во-первых, именно там можно найти ученых. Во-вторых, кто имеет возможность в наши дни устроить частную лабораторию, да еще столь экзотической тематики; кроме того, они, несомненно, нуждаются в...

– В-третьих, – прервала его Вики; меньше всего ей хотелось сейчас вникать в подробности того, что в действительности было сделано.

«Но не в последних», – предупредил тихий внутренний голос.

– В-третьих, – снова повторила женщина, – мы уже определили, что это должен быть кто-то из знавших что она серьезно больна. Моя мать работала в университете, здесь у нее были друзья и все анализы ей делали тоже в университете. В-четвертых, студенческий городок находится менее в чем в десятке кварталов от Дивижн-стрит. Мы находимся еще ближе. – Смех, сорвавшийся с ее губ, определялся скорее истерическим состоянием, нежели чувством юмора. – Даже мертвая женщина смогла преодолеть это расстояние.

– И в-пятых, – мягко добавил Генри, пока Вики старалась снова взять себя в руки; ладонь Селуччи успокаивающим жестом прикоснулась к ее плечу, – в наличии имеется еще одно подобное существо, и оно было сегодня ночью в студенческом городке.

Подбородок Вики дернулся, напомнив вампиру, что отнюдь не только его личная помощь помогает ей соблюдать хотя бы малую дистанцию от них обоих. Она дословно записала слова Фицроя, взяла еще один лист бумаги и озаглавила его вопросом «Почему?».

– Как минимум, мы знаем, для чего они хотели овладеть телом. Но почему именно телом моей матери? Что было в ней такого особенного?

– У них была информация, что она смертельно больна. – Майк не знал, как закончить свою мысль таким образом, чтобы не посыпать солью свежую и еще кровоточащую рану, а потому вдохнул поглубже и вместо того сказал: – Вики, почему ты не хочешь позволить мне самому разобраться со всем этим?

– А я в это время буду посыпать пеплом голову? Не пошел бы ты подальше, а, Селуччи? Они знали, что моя мать умирает, и им нужно было тело только что скончавшегося человека. И не будем больше возвращаться к этому. А теперь, если не возражаете, я все-таки продолжу.

Ее нервы были обнажены до предела Майк метнул взгляд через комнату на человека... какого черта на человека, на существо, которое могло его понять. «Я не хотел причинить ей боль!»

«Я понимаю». Взгляд вампира дал Селуччи понять это столь же ясно, как если бы Фицрой произнес эти слова вслух. «И она тоже понимает».

– Не проводилось никакого вскрытия. – Карандаш Вики снова пришел в движение. – Предполагаю, что для тех, кому было нужно ее тело, являлось важным выяснить все заранее. Так как болезнь, ставшая причиной смерти, была определена шестью месяцами ранее как сердечная недостаточность, не было необходимости во вскрытии. – Она подняла голову и нахмурилась. – Поджидали ли они таким же образом, пока умрет тот, другой парень? Мы можем проверить у персонала и выяснить, кто недавно скончался, чтобы определить, имеет ли он отношение к моей матери, и проследить все события в обратном хронологическом порядке.

В одной руке женщина держала сложенные веером три листа исписанной бумаги. Другой постукивала по столу ластиком на конце карандаша.

– Хорошо. Итак, кто, где, почему... – Карандаш замер в воздухе. – Не думаю, что мы должны беспокоиться о том, как.

Какое-то тело вытянулось вдоль плиты, его изломанная тень отброшена на стену из грубо отесанных каменных плит. В глубине – какое-то странное оборудование. По углам угадываются еле заметные серые пятна паутины. Венчает здание острый готический шпиль, упирающийся в ночное небо. Громовые удары и дуговые разряды молний грохочут с небес. И Смерть медленно отступает.

– Вики?

– Что? – Она резко повернулась к Селуччи: глаза женщины были широко раскрыты.

– Ничего. – Теперь, когда ему удалось привлечь внимание подруги, он не был вполне уверен, что сумеет им воспользоваться. – Просто я хотел сказать, что ты выглядишь, словно тебя... видения преследуют, что ли.

Повисла тяжелая пауза.

– Он хотел сказать, крайне утомленной, – вставил Генри. – Не считаешь ли, что тебе следует немного поспать?

– Нет. Мы еще не закончили. Не имею ни малейшего намерения спать, пока все не будет закончено. – Вики понимала, что говорит как в лихорадке, но она уже перешла границу, когда ее заботило, что о ней думают другие. – Итак, что мы можем предложить в качестве ответа на вопрос: кто? Некий ученый (или группа ученых) в университете, который знал, что моя мать умирает, который умеет оживлять мертвых и столь самонадеян, что осмеливается применять свои знания на практике.

– Большинство преступников как раз и отличает излишняя самонадеянность. – Селуччи откинулся на диванные подушки. – Что и превращает их, собственно говоря, в преступников. Они считают, что законы общества для них не писаны.

Вики поправила очки.

– Весьма глубокомысленно, детектив, но зачастую взлом ближайшей лавчонки пытаются объяснить желанием раздобыть деньги на пиво. Так что нам необходим мотив.

– Если вы знаете, что способны оживить мертвого, разве этой мотивации недостаточно? – осведомился вампир, и глаза его внезапно потемнели. – Они делают это, потому что могут сделать. Быть может, им даже в голову не приходит, что они совершают преступление, это богоподобное могущество возвышает наших просвещенных приятелей над столь мелочными заботами.

– Ну, – фыркнул Майк, – уж вы-то знаете, о чем говорите.

– Знаю.

Короткий ответ поднял дыбом волоски на затылке Селуччи, и он, хотя и с некоторым запозданием, пришел к выводу, что никто не сознает привлекательность злоупотребления властью лучше, чем тот, кто такой властью обладает.

Вики не обращала на них внимания. Она, стараясь не давать волю порывистым движениям, сложила листки со своими заметками в аккуратную стопку.

– Значит, в первую очередь следует заняться поиском самонадеянного ученого с медицинским образованием, которому было известно, что моя мать умирает. Похоже на поиски иголки в стогу сена.

– А как обстоят дела с шефом твоей матери? – поинтересовался Майк.

– Доктор Брайт? Сильно насчет нее сомневаюсь. Мать говорила, что она самый талантливый администратор из всех, с которыми ей доводилось работать, и потому у нее вряд ли осталось бы время для решения проблемы оживления мертвецов.

– Ты в этом уверена? Если она подписала свидетельство о смерти, стало быть, она доктор медицины, какую бы административную должность ныне ни занимала. Доктор Брайт знала, что твоя мать долго не проживет, и как руководитель факультета она занимает положение, которое могло помочь добыть оборудование для секретной лаборатории. – Селуччи запустил обе пятерни себе в волосы. – Мне кажется, начать следует именно с этой дамы.

– Утром у меня назначена встреча с нею. Посмотрим, что удастся выяснить. – Тон Вики указывал, что она не ожидает обнаружить что-либо значительное.

– Мы посмотрим, что мы сможем выяснить.

– Нет, Майк. – Она покачала головой и пожалела об этом – комната сразу же закружилась перед глазами. – Я хочу, чтобы ты разобрался кое с чем по поводу мистера Чена.

– Вики, Том Чен – глухой тупик.

Женщина повернулась к нему, опираясь о спинку дивана.

– Он все еще единственная нить, которую мы имеем.

– Ты не должна заниматься этим одна.

– Я и не буду одна, пока ты не захочешь вернуться в Торонто.

Селуччи бросил взгляд на Генри. От него вряд ли следовало ожидать помощи.

– Разумеется, я не собираюсь никуда уезжать, – проворчал он. Подчиниться, – таков был его единственный выбор, но нигде не сказано, что, признавая это, он обязан любезно улыбаться. – Итак, что нам предстоит теперь?

К его удивлению, ответил ему на этот вопрос Фицрой.

– Мы ляжем спать. У меня нет другого выбора. Еще немного, и наступит рассвет. Я это уже ощущаю. Вам, детектив, пришлось пробыть на ногах всю ночь. Что же касается тебя, Вики, я чувствую, что в твоей кровеносной системе еще остались наркотические вещества. Чтобы твое сознание окончательно прояснилось, тебе совершенно необходимо поспать еще хотя бы немного.

– Я не...

Вампир прервал ее возражение одним властным движением брови.

– Несколько часов ничего не переменят в судьбе твоей матери, но для тебя самой могут означать многое. – Пройдя через всю комнату, он протянул ей руку. – Я смогу сделать так, чтобы ты забылась на время, если пожелаешь.

– Я не хочу забывать ничего, но благодарю тебя. – Тем не менее женщина оперлась на его ладонь и поднялась на ноги. Обломок разбитой фарфоровой статуэтки хрустнул под ее туфлей. Пальцы Генри, как обычно, поразили ее своим холодом, так же как всегда поражало тепло рук Селуччи. Якорь, но совсем иного рода. – И, вопреки тому, что вы оба думаете, я полностью сознаю, что злоупотребление своими силами не принесет никакой пользы в деле розыска мерзавцев, совершивших это злодеяние. Я засну сама. И поем. А потом... – Ярость и изнеможение в равной степени разрушили продолжение ее мысли, еще до того как Вики смогла ее сформулировать. Она усмехнулась и, взяв вампира за руку, внимательно всмотрелась в его лицо. – Я не смогу дождаться, когда ты проснешься. До захода солнца, черт бы его побрал, еще слишком далеко.

Он прикоснулся к ее щеке ладонью:

– Береги себя, пока меня нет рядом. – Его взгляд поднялся выше ее плеча и встретился с взглядом Селуччи. – Вы оба берегите себя.

* * *

Дональд надежно закрепил стекло с образцом, на миг внимательно всмотрелся в растекшееся пурпурное пятно, вздохнул и произнес:

– Кэти, должен сказать, мне совсем не нравится то, что мы здесь имеем.

– Какие еще неприятности с номером восемь? – Девушка взглянула на него, отвлекшись от препарирования, и нахмурилась, погрузив руки под один из разлагавшихся органов того объекта, о котором шла речь.

– Номер восемь уже давно перешел ту границу, за которой он может доставить нам какие-либо неприятности, – раздраженно фыркнул Дональд. – Меня куда больше беспокоит наш энергичный дуэт.

Озабоченная, Кэтрин посмотрела поверх хирургической маски на два подключенных к аппаратуре герметичных бокса.

– Не сомневаюсь, что повреждения, полученные ими этой ночью, имеют поверхностный характер. Надо наложить на раны номера девять прочные швы. Потом проверим обоих на механическую нагрузку. Я отрегулировала уровни внутреннего питания для компенсации бактериальной активности...

– Я имел в виду вовсе не это. – Молодой человек сорвал обертку с конфеты, скатал ее в комок и бросил, стараясь попасть в корзину для мусора. – Не считаешь ли ты, что эти двое подверглись испытаниям, параметры которых слегка превышают запланированные значения?

– Разумеется не считаю. – Кэтрин опустила почку на покрытый стерильной салфеткой поднос. – Нам потребуются для сравнения образцы тканей других объектов.

– Я понимаю. Через минуту я смог бы заняться биопсией, но сначала мы должны обсудить нашу веселенькую прогулку, которую пришлось предпринять нынешней ночью. Это мероприятие ничего общего не имеет с программой «Регенерация органов посредством специально созданных бактериальных культур», или с «Реанимацией человеческого тела посредством специально созданных бактериальных культур и сервоприводов».

– О чем ты говоришь? Если прошлой ночью это не было анимацией, то я не представляю, что же мы тогда видели; если ты хочешь видеть их еще более анимированными, то должен будешь пригласить к нам Уолта Диснея.

– Это шутка? – требовательно спросил Дональд. – Если так, то она совершенно неудачная. Что касается номера десять, – он указал в сторону бокса Марджори Нельсон, – не предполагалось, что она отправится прямиком к себе домой, а другой... ну, знаешь ли, он не должен был вообще идти куда-либо.

Девушка пожала плечами, ее руки снова по самые запястья погрузились во внутренности.

– Видимо, загружая собственные энцефалограммы миссис Нельсон через нейронную сеть, мы стимулировали ее глубинные воспоминания. Учитывая то обстоятельство, что, будучи живой, она в течение ряда лет пешком возвращалась домой из здания биологического факультета, весьма логично было бы предположить, что она может вновь подчиниться этому алгоритму. Нам следовало бы предвидеть, что подобное может произойти, и предпринять соответствующие меры. – Ее голос постепенно приобретал лекторские интонации доктора Брайт. – Чем больше импульсов будет направлено по этому каналу памяти, тем легче будет последующим импульсам проходить по той же цепи. А если учесть все усилия, которые были нами затрачены на обучение номера девять, чтобы он освоил то, что мы ему внушали, думаю, ты должен быть доволен тем, что он последовал за ней. Ведь это ты постоянно твердил, что его не удастся научить вообще ничему.

– Верно, но, помимо этого, я еще говорил, что ему это не нравится. – Он бросил в рот еще одну конфету и с хрустом разжевал ее. – Я хотел сказать, предположим, мы просто не смогли воссоздать соответствующие физические реакции.

Кэтрин положила вторую почку рядом с первой.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– О душах, Кэти! – Голос Дональда звучал все более пронзительно. – Что будет, если в результате того, что мы сделали, душа Марджори Нельсон вернулась в свое тело?

– Не будь смешон. Мы не возвращаем их к прежней жизни, мы создаем новую. Словно заливаем новое вино в старые меха.

– Этого делать не положено, – сухо заметил молодой человек. – Старое вино портит вкус нового. – Он развернулся на табурете и снова приник к микроскопу. Дональд Ли не видел особого смысла в обсуждении этого вопроса; в мире его коллеги никогда не было место чему-либо духовному. И, может статься, Кэтрин права Так или иначе, она доказала свое право на звание гения, ведь суть эксперимента была именно ее идеей. Он участвовал в деле просто из чистого любопытства и, разумеется, не без надежды на конечное вознаграждение.

«И все же, – он в задумчивости закусил край нижней губы, – я бы чувствовал себя счастливее, если бы знал, что мы заново создаем чудовище Франкенштейна, а не тех милых тварей из „Ночи живых мертвецов“». Мгновенно пришедшее на ум сравнение напомнило ему, что, кажется, история с Франкенштейном тоже закончилась не очень-то хорошо.

* * *

Он слышал голоса. Ее голос и его голос. Он не мог разобрать, о чем они говорят, но мог различить интонации говоривших. Они спорили.

Он помнил, что такое ссора. Как это заканчивалось ударами. И болью.

Он часто с ней ссорится.

Номеру девять никогда...

...никогда...

...никогда это не нравилось.

* * *

– Доброе утро, доктор Брайт. Кофе уже готов.

– Превосходно. – Доктор Брайт бросила свой портфель у двери в кабинет. – Вы просто меня спасаете, миссис Шоу.

– Боюсь, мне не удалось заварить его так же хорошо, как это получалось у Марджори, – вздохнула в ответ пожилая женщина. – Она всегда так замечательно его заваривала...

Стоя к ней спиной, доктор Брайт закатила глаза и подумала, как долго будет продолжаться в ее офисе эта скорбная мелодрама. Уже два дня каждый отчет, каждая пояснительная записка, любая мелочь сопровождалась превознесением заслуг покойной, и с нее было уже предостаточно. Доктор Брайт сняла с крючка свою кофейную кружку и бросила на дно три полные ложки сахару. Если в ближайшие дни она не добьется от университета обещанной временной помощи или, что еще лучше, постоянной сотрудницы на должность Марджори Нельсон, она попросит миссис Шоу взять на несколько дней отпуск. «К сожалению, – подумала доктор Брайт, добавив себе кофе, – колеса академической мельницы вращаются с геологической медлительностью».

Миссис Шоу включила радио. Передачу на сельскохозяйственную тему заканчивали последние такты гимна «Ассоциации молодых католиков Америки».

Доктор Брайт повернулась и перевела сердитый взгляд на радиоприемник.

– Если они снова начнут передавать ретроспективу семидесятых, смените, будьте так любезны, станцию. Я уже пережила эпоху диско и не намерена снова к ней возвращаться.

– ...мы снова с вами, сейчас девять часов утра. Передаем последние сообщения. Полиция все еще не располагает дополнительными сведениями о жестоком убийстве студента в студенческом городке Королевского университета. Единственный свидетель преступления находится под наблюдением врачей в городской больнице Кингстона и пока еще не в состоянии дать полиции точное описание убийцы. Несмотря на то что молодая женщина не получила во время инцидента никаких физических травм, она страдает из-за тяжелого нервного потрясения. Полиция, как и медицинский персонал больницы, сообщили, что, пока они не применили успокоительные средства, она продолжала беспрестанно выкрикивать: «Он выглядел мертвым. Тот тип выглядел мертвым». Любого, располагающего информацией, имеющей отношение к этому трагическому инциденту, просят связаться с детективом Фергюсоном в полицейском управлении.

– В другом месте, в городе...

– Разве это не ужасно... – Миссис Шоу промокнула глаза тыльной стороной руки. – Бедный юноша, погиб во цвете лет.

«Тот тип выглядел мертвым». Пальцы доктора Брайт непроизвольно стиснули ручку кружки. «Очевидно, у девицы преувеличенное воображение. Это происшествие не имеет ничего общего с...»

– Другие радиостанции передают полный отчет о происшествии. Она сказала, что человек этот пошатывался при ходьбе, кожа у него серая и холодная, и выражение его лица не изменилось, даже когда он душил ее друга. Жуть какая, просто представить себе невозможно...

«Невозможно».

– Она рассказала, какая на нем была одежда?

– Что-то вроде спортивной. Спортивный костюм, мне помнится. Доктор Брайт? Вы куда-то уходите?

Куда она шла? Женщина уставилась на свой кофе, потом решительно поставила кружку на стол картотеки, а пальцы другой руки с побелевшими костяшками уже сжали дверную ручку.

– Я только что вспомнила. Один из моих аспирантов запустил прошлым вечером программу, и я обещала проверить ее утром. Не представляю, почему меня так беспокоят его постоянные ошибки.

Миссис Шоу, улыбнувшись, покачала головой.

– Вас это беспокоит именно потому, что вы всегда надеетесь, что промахи будут исправлены. Ох, Господи. – Улыбка с лица женщины исчезла. – Ведь дочка Марджори придет сегодня утром.