Текст книги "Договор крови"

Автор книги: Таня Хафф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Да неужели? А знаете, что я на этот счет думаю? Мне...

Бам. Бам. Бам.

Они взглянули на дверь, потом – друг на друга.

– Полиция, – произнес Селуччи, медленно поднимаясь.

– Нет. – Генри встал у него на пути. Он ощущал живое, слышал ток крови, запах волнения. – Это не полиция, хотя подозреваю, что им бы хотелось, чтобы мы так думали.

Бам. Бам. Бам.

– Какая-то опасность?

– Не знаю. – Вампир пересек комнату. Когда он остановился, Майк встал позади у его левого плеча. Уже много лет миновало с тех пор, как он нуждался в живом щите. Фицрой распахнул дверь.

Вспышка сработала прежде, чем он смог отреагировать. Смертный отпрянул бы, но Генри выбросил вперед руку и прикрыл ею объектив камеры, прежде чем успел сработать затвор. Он застонал, когда сверкающий свет хлестнул потоком боли по его чувствительным глазам, и сжал пальцы. Смятые пластмасса, стекло и металл больше уже не могли называться фотоаппаратом.

– Эй, эй!

Дама, сопровождавшая фотографа, проигнорировала как разбитую на куски камеру, так и сопровождающий это действо пронзительный крик протеста. Иногда они получали великолепный откровенный снимок именно в тот момент, когда отворялась дверь, но временами это не удавалось. Ее это мало трогало.

– Добрый вечер. Могу ли я видеть Викторию Нельсон? – Растопырив для устойчивости локти и выставив вперед блокнот как испытанное в боях оружие, она попыталась прорваться в квартиру. Большинство людей, как она давно уже убедилась, были слишком учтивы, чтобы остановить ее.

Изящный молодой человек не пошевелился; репортерша почувствовала, что ударилась о не очень высокую кирпичную стену. Ладно, стало быть, вводим в действие план В. А если и он не сработает, что ж, она пройдется по всему алфавиту.

– Мы так сожалели, когда узнали о том, что случилось с матерью мисс... – Скорый поезд ее мыслей сошел с рельсов где-то в бездонной глубине светло-карих глаз.

Фицрой решил, что не станет обращаться с этими журналюгами с чрезмерной изысканностью. Он был не в настроении, да они, собственно, того и не заслуживали.

– Убирайтесь! И впредь держитесь отсюда подальше.

Только после того, как они оказались в машине, за надежно закрытыми дверьми, фотограф, сокрушенно разложив у себя на коленях то, что осталось от камеры, обрел наконец способность говорить.

– Что мы будем теперь делать? – сокрушенно поинтересовался он.

– Мы будем делать... – Трясущимися пальцами женщина включила передачу, нажала на газ, и гравий с автостоянки веером разлетелся из-под колес – Будем делать в точности то, что он сказал.

Им обоим угрожали сотни раз, да что там, может быть и тысячи. Однажды на них напал бывший защитник из НХЛ, размахивавший с безудержной яростью хоккейной клюшкой. Однако им всегда удавалось получать материал. Или, по крайней мере, одну из версий. На этот раз что-то в сердце, в глубине души, в крови и в костях прожженной репортерши определило истинную опасность и отбросило возможность сознательного осмысления этого факта.

В квартире Марджори Нельсон Селуччи с завистью смотрел на рыжевато-золотистый затылок Генри. Если он что-то ненавидел воистину, так это прессу. Высказывания, которые позволяли себе ее представители, немало отравляли ему жизнь.

– Хотел бы я иметь возможность делать то же самое, – проворчал он.

Вампир благоразумно удержался от высказывания вслух очевидной истины и, прежде чем обернуться, удостоверился, что маска, обычно скрывающая его истинное лицо, водружена на место.

Майк потер кончик носа и вздохнул.

– Возможно, за этими явятся другие.

– Я разберусь и с ними.

– А если это произойдет в дневное время?

– Тогда с ними разберетесь вы. – На губах Фицроя заиграла недобрая улыбка. – Вы сейчас не находитесь при исполнении служебных обязанностей, детектив. И можете быть столь же грубым, как... – Насколько грубым может быть Селуччи, осталось невыясненным, поскольку вампир внезапно исчез, а он сам мигом позже уже мчался вслед за ним в спальню.

* * *

Как она могла забыть?

Она с неистовством принялась отдирать от пола в кухне кафельные плитки. Когда они поддавались, она отшвыривала их куски, не обращая внимания на сорванный ноготь, на кровь, текущую с рук, капли которой уже начали вырисовывать на полу причудливый узор. Вот здесь, вот здесь. Почти здесь...

Расчищенная поверхность с неровными краями уже составляла футов шесть в длину, в ширину – вдвое меньше. Наконец обнажился «черный пол». Плесень покрывала серовато-коричневые доски, а между ними узкими завитками угнездились отвратительные мертвенно-бледные грибы. Не в силах привести в норму дыхание, она в отчаянии заколотила по ним кулаками.

Дерево треснуло, расщепилось, и у нее достало сил, чтобы ухватиться за первую доску. Она навалилась на нее всей тяжестью тела, и доска оторвалась с влажным хлюпающим звуком, обнажая часть белокурых с сединой прядей волос и, возможно, кусочек плеча.

Как могла она забыть, где оставила свою мать?

* * *

– Вики! Вики, проснись, это только сон.

Она не смогла удержать первый вопль, но успела справиться со вторым, подавив его в горле. Ее сознательный ум воспринимал утешения, которые кто-то шептал ей на ухо. Подсознание же ожидало, пока оторвется следующая доска. Руки действовали по собственному разумению, пальцы глубоко впивались в плечо, а чья-то рука изогнулась вокруг нее, ограждая от опасности.

– Все в порядке, Вики. Все в порядке. Я здесь. Это был всего лишь сон. Я с тобой. Я смогу... – Смысл слов, как хорошо знал вампир, имел не столь существенное значение, как интонация, и, уговаривая ее, он обвивал звуковыми модуляциями речи яростный стук сердца женщины и убеждал его успокоиться.

– Генри?

– Я здесь.

Она боролась с кошмаром, стараясь восстановить сбившееся дыхание, и наконец выиграла это сражение. Длительный вдох. Еще более длительный выдох. Теперь повторить то же самое еще раз...

Фицрой почти что услышал, как защитный барьер с явственным стуком опустился и встал на место, когда Вики вырвалась из его рук, вызывающе вздернув подбородок.

– Со мной все в порядке. – «Это был всего лишь сон. Я вела себя как ребенок». – Действительно, я в полном порядке. – Темнота сместила восприятие окружающих ее вещей. «Куда, к черту, подевался прикроватный столик?» – Включи свет, – скомандовала она, изо всех сил стараясь преодолеть новую волну паники, вот-вот готовую ее охватить. – Мне надо отыскать очки.

Прохладное прикосновение к руке, и ее пальцы с благодарностью почувствовали тяжелую пластмассовую оправу. Второе прикосновение помогло ей водворить их на место именно в тот момент, когда комната залилась ярким светом. Зажмурив на мгновение глаза, чтобы от него уберечься, Вики повернулась к выключателю и встретила обеспокоенный взгляд Селуччи.

– О Господи. Вы оба?..

– Боюсь, что так. – Генри присел на край кровати и спросил, не ожидая положительного ответа:

– Хочешь рассказать о том, что тебе приснилось?

Губы женщины скривились.

– Нет.

Говорить об этом означало думать об этом. Думать о том, что бы она обнаружила, если бы ей удалось отодрать еще одну доску...

* * *

– Селуччи? Фергюсон. На медицинском факультете есть три Чена. Одного из них даже зовут Том, Томас Альберт Чен. И, можешь себе представить, у парня – железное алиби не только на ту ночь, но на полных две с половиной недели. Бедолага провел их в гипсе на виду у всех. В клинике. Не повезло, верно?

Майк, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, проглотил кусок яичницы и запил его глотком крепкого кофе. Он не считал детектива человеком, способным на сарказм. Похоже, ошибался.

– Да уж, по-другому не скажешь. Ты раздобыл эту новость не у самих ли Хатчинсонов, на всякий случай спрашиваю?

– Брось это, Селуччи, и прекрати тратить попусту мое драгоценное время. Мы оба, и ты и я, понимаем, что надо разыскивать вовсе не Тома Чена. – Фергюсон вздохнул, услышав на другом конце провода неразборчивое ворчание, красноречиво предлагающее: «А не пошел бы ты...» – Я искренне соболезную мисс экс-детективу по поводу столь неприятных событий, последовавших за кончиной ее матушки, но я знаю, черт побери, что делаю. Немедленно свяжусь с тобой, если добуду какую-либо настоящую информацию.

Майку удалось повесить трубку и запихнуть в рот следующий кусок яичницы до того, как, не устояв против свирепого взгляда Вики, он слово в слово повторил ей слова Фергюсона. Она могла уснуть, покоренная сверхъестественной защитой Фицроя, но он провел тревожную ночь, растянувшись в соседней комнате, настороженно прислушиваясь к любому звуку, который смог проникнуть сквозь стену, и поражаясь, почему он так легко оставил поле боя. «У тебя впереди целый день, – напомнил себе Селуччи, потянувшись за куском тоста. – Все равно, чтоб этому проклятому кровососу пусто было». Вернуть пошатнувшееся чувство собственного достоинства ему была в состоянии лишь надежда, что обильная еда сможет возместить утраченный сон.

Вики оттолкнула от себя тарелку. Она понимала, что нужно поесть, но был предел тому, что она смогла бы пропихнуть в сдавленное спазмами горло.

– Я хочу, чтобы ты проверил это алиби.

«О Господи, только не начинать все снова». Он-то думал, что его подруга сумела избавиться от навязчивой идеи, что Том Чен – подлинное имя их единственного подозреваемого. Словесный портрет, созданный ею, был добротной полицейской работой, Майк признавал это, – преждевременно, как оказалось,– как свидетельство, что она начала приходить в норму. Скрывая заботу, которую Вики не одобрила бы, он потянулся через стол и накрыл ее руку своей. Не имело смысла заново утверждать очевидное, если она отказалась выслушать его. Так что Селуччи попытался представить дело с другой точки зрения.

– Вики, детектив Фергюсон знает свое дело.

– Или ты сделаешь это, или я сама. – Высвободив руку, женщина с яростью воззрилась на него. – Я не позволю спустить это дело на тормозах. Ты не сможешь меня заставить. Зато можешь помочь, тогда все закончится скорее.

Глаза блестели слишком ярко, и он видел, как напряжены ее плечи и дрожат пальцы.

– Послушай, Вики...

– Я не нуждаюсь в няньках, Майк. Ни в тебе. Ни в нем.

– Хорошо. – Селуччи вздохнул. Она просила о помощи. Хотя это была бы не совсем та помощь, которую он хотел оказать, все же это было нечто. – Я проверю алиби и покажу его фотографию Хатчинсонам. Не думаю, что ты должна оставаться одна, но ты взрослый человек, и ты права: дело будет продвигаться быстрее, если мы станем над ним работать вдвоем.

– Втроем.

– Прекрасно. – Вряд ли можно было ожидать, что она согласится выставить Фицроя. – Что ты собираешься делать?

Женщина с резким стуком опустила на стол пустую кофейную кружку.

– Том Чен хотел заполучить тело именно моей матери. За время, что он работал в похоронном бюро, прошли похороны двух женщин примерно того же возраста и, приблизительно конечно, такого же состояния здоровья. Мне нужно выяснить причину этого. – Вставая, она обронила на пол нож. Тот подскочил, потом проскользил по кафельным плиткам кухонного пола, все еще нетронутым, все еще покрывающим...

«Как могла она забыть, где оставила свою мать?»

Яичница в ее желудке превратилась в ком размером с кулак, поплывший куда-то вверх, под ребра. Не опуская взгляда, она переступила через упавший нож. Еще два шага перенесли ее за пределы кафельного покрытия.

Белокурые с сединой пряди волос и часть плеча.

Осталась всего одна доска...

* * *

– Подними правую ногу, – велел Дональд, вводя цифровые данные части энцефалограммы, соответствующие этой команде, непосредственно в сеть.

В раскрытом герметичном боксе правая нога женщины задрожала и медленно поднялась примерно на четыре дюйма.

– Эй, Кэти, наша новая ученица проявляет великолепные способности. Помнишь, как нога нашего приятеля под номером девять взлетела кверху? Словно он пытался достать ею до потолка?

– Я помню, как встревожилась доктор Брайт, потому что он мог повредить таким образом тазобедренный сустав, – отозвалась Кэтрин, продолжая регулировать внутривенное питание быстро разлагающегося номера восемь. – И, по крайней мере, мы не должны были манипулировать его ногами в течение первой сотни экспериментов, как пришлось поступать с остальными.

– Эй, остынь на минутку. Я ведь не говорю что-нибудь против твоего супертрупа. Я только указываю, что номер десять, кажется, обладает количественной регулировкой.

– Естественно, ведь мы используем ее собственную энцефалограмму.

– Верно, номер девять управляется моими энцефалограммами для исполнения основных движений. – Молодой человек передразнил ее высокомерный тон. – Естественно, он не имеет таких преимуществ.

– Я поражалась, что он вообще смог ходить.

– Да что ты говоришь! – Дональд театрально прижал руку к сердцу. – Я потрясен до глубины души. – Шутливо закатив глаза за спиной остававшейся совершенной невозмутимой девушки, он нажал несколько клавиш на компьютере. – Наверное, не слишком-то приятно топать по жизни с такой раной в груди, если тебя интересует мое мнение. Опусти правую ногу.

Подчиняясь закону всемирного тяготения, правая нога упала.

– Подними левую ногу. У меня появилось такое чувство, что номер десять будет той самой крошкой, что принесет нам богатство.

Кэтрин сдвинула брови – сейчас следовало проверить состояние номера девять.

– Слишком много болтовни о «богатстве». Открытие новой области знаний должно обладать ценностью само по себе; соображения насчет денежных аспектов затрудняют исследования. Безусловно, номер десять представляет гигантский шаг вперед, в той степени, насколько дело касается экспериментальных данных, однако это никоим образом не представляет пределов достижимого.

* * *

Ей нужно кое-что сделать.

Потребность начинала размывать ясность, переходящую в забытье.

* * *

– Честно говоря, Вики, я удивляюсь, почему мать не рассказала вам об этом. – Поправляя очки, доктор Фридман взглянула еще раз на историю болезни Марджори Нельсон. – Ведь диагноз был установлен примерно семь месяцев тому назад.

Выражение лица Вики не изменилось, хотя желваки на ее челюсти слегка дернулись.

– Знала ли она, насколько это было серьезно? – Они – это слово могло относиться к любой матери, не похоже, что такая иллюзия отстраненности помогала. – Знала ли она, что сердце могло подвести ее в любой момент?

– О да, фактически мы уже согласовали вопрос о попытке хирургического вмешательства, но, понимаете... – Доктор Фридман сокрушенно пожала плечами. – Вы никогда заранее не знаете, чем могут обернуться подобные операции, как поставлено дело в больнице с послеоперационным уходом за больными...

– Вы хотите сказать, что ее убило сокращение бюджетного финансирования? – Слова падали из ее рта, как дробленое стекло.

Доктор Фридман покачала головой и снова предприняла попытку вести разговор в успокаивающем тоне.

– Нет, конечно же. Вашу мать убил порок сердца Возможно, он был у нее с детства и не давал до поры до времени о себе знать, но когда стареющая мышца не смогла больше его компенсировать...

– Было ли это обычным явлением?

– Это не было обычным явлением...

– Было ли оно настолько необычным, что ее тело могли похитить в исследовательских целях? – бесстрастным голосом продолжала свой допрос Вики.

– Нет, смею вас заверить, таковым оно не являлось.

– Мне бы хотелось взглянуть на историю болезни.

Доктор Фридман бросила взгляд на лежащую перед ней папку. Разумеется, подобные документы имели конфиденциальный характер, но Марджори Нельсон была мертва, и ей все эти тонкости были уже безразличны. А ее дочь оставалась в живых, и, если содержимое документа могло бы способствовать выявлению недостатков предпринятых мер лечения, пропади она пропадом, эта конфиденциальность. Однако в деле не оставалось никаких подробностей, которые бы она утаила в течение последнего часа этого дознания – подробности были изъяты из ее памяти с хирургической точностью, сколь пугающей, столь и впечатляющей. Приняв решение, женщина подтолкнула папку через стол и спросила:

– Могу ли я быть еще чем-нибудь полезной?

– Благодарю вас, доктор. – Вики опустила папку в свою сумку и встала. – Я еще свяжусь с вами.

Словно это было вовсе не то, что она имела в виду, доктор Фридман предприняла еще одну неловкую попытку:

– Говорили ли вы с кем-нибудь еще о вашей утрате?

– Моей утрате? – Ее собеседница натянуто улыбнулась. – Я говорю об этом со всеми. – Она кивнула, скорее обозначая уход, чем прощание, и вышла из кабинета.

Доктор Фридман, как только дверь захлопнулась, пришла к выводу, что выбор слова «утрата» был не слишком удачным.

* * *

Ей почти удалось это. Она почти добралась до необходимого места в памяти. Определенно там было что-то, что ей необходимо сделать. Что она должна была сделать.

* * *

– Кэти. Там какой-то шум.

– Какого рода? Растягиваются ткани? Трещат суставы, что именно?

– Голосовой шум.

Кэтрин вздохнула.

– Дональд...

– Нет, в самом деле. – Он выпрямился, все еще собираясь натянуть спортивную фуфайку на руки, которые поднял вверх посредством подачи электронного сигнала. – Это что-то вроде стона.

– Ерунда. – Девушка слегка отстранила его и осторожно потянула фуфайку вниз. – Быть может, это просто выходили остатки воздуха. Ты неаккуратно с ними обращаешься.

– Возможно, но я также знаю разницу между отрыжкой и стоном. – Побледнев, молодой человек отошел к своему столу и упал на стул, срывая по пути обертку с мятной жевательной резинки. – Я начну сегодняшнюю серию биопсий. А ты закончишь наряжать своих Кена и Барби.

* * *

– Ваша мать была довольно обычной милой женщиной. – Миссис Шоу печально улыбнулась над краем кофейной кружки. – Вы, возможно, были самым экзотическим моментом в ее жизни.

Вики позволила себе ощутить сочувствие собеседницы как волну, накатившую на скалу, и подтолкнула сползшие очки на место.

– Вы уверены, что она не была вовлечена во что-либо... необычное за последние несколько месяцев?

– Ох, ну конечно же нет. Она рассказала бы мне об этом, если бы такое случилось. Мы болтали обо всем на свете, ваша мама и я.

– И вы знали о состоянии ее сердца.

– Разумеется... – Внезапно покраснев, пожилая женщина поспешила найти способ, чтобы отвлечь внимание собеседницы от своих последних слов. – Простите, может быть, еще кофе?

– Нет, благодарю вас. – С этими словами Вики поставила кружку, принадлежавшую ее матери, на ее же стол, затем наклонилась и осторожно положила лицом вниз свою фотографию, сделанную в день выпуска из академии.

«Расследование не должно становиться вашим личным делом. – Голос инструктора полицейской академии эхом отдавался у нее в голове. – Эмоции не дают осознать факты, и вы можете пройти мимо какого-нибудь с виду незначительного свидетельства, которое окажется необходимым для раскрытия дела».

– Вообще-то, если с вашей матерью произошло хоть что-то необычное, об этом могла бы знать доктор Брайт. – Миссис Шоу поставила на стол кружку и участливо наклонилась вперед. – Когда она узнала об этом сердечном заболевании, то убедила вашу мать, что необходимо провести множество исследований.

– Какого типа исследования?

– Я не знаю. Не думаю, что ваша мать...

"Прекратите так говорить! Ваша мать! Ваша мать!

У нее было имя".

– ...знала.

– Могу я увидеться с доктором Брайт?

– Боюсь, не сегодня днем. Сейчас она присутствует на заседании кафедры, но думаю, завтра утром она сможет найти время, чтобы встретиться с вами.

– Благодарю. – Вики встала. Губы ее изогнулись в безрадостной улыбке. Она чувствовала себя скорее патером Брауном, нежели Арнольдом Шварценеггером[3]3
  Патер Браун – сыщик-любитель, персонаж детективных рассказов английского писателя Гилберта Кита Честертона (1874 – 1936); А. Шварценеггер – американский актер, в юности – культурист, австрийского происхождения (род. в 1947 г.); его героев, как правило, отличают великолепные мускулы, явно берущие верх над интеллектом.


[Закрыть].

* * *

– Черт побери, взгляни на часы. Уже почти половина девятого. Неудивительно, что я проголодался.

Кэтрин осторожно поместила чашку Петри в инкубационную камеру.

– Голоден? Не понимаю почему, ты же весь день поглощаешь сахар.

– Кэти-Кэти! И еще считаешь себя ученым. Сахар только заглушает чувство голода, он его не удовлетворяет.

Белесые брови его собеседницы изогнулись.

– Не думаю, что ты так уж прав.

Дональд надел куртку.

– Кого это волнует? Давай сходим за пиццей.

– У меня еще уйма работы.

– У меня тоже найдется, чем заняться. Но сомневаюсь, что смогу трудиться в полную силу, если все, о чем я думаю, – это как бы набить желудок. – Дональд пересек комнату и, ущипнув девушку за плечо, выразительно повел бровями. – И не сомневаюсь, что всего несколько секунд назад я слышал, как твой животик тоже требовал обратить на него внимание.

– Видишь ли...

– Разве твое исследование не заслуживает полного внимания?

Она негодующе выпрямилась.

– Можно подумать, ты сам этого не знаешь.

– Отвлеченная чувством голода, ты можешь нанести своим исследованиям чудовищный вред. Пойдем. – Молодой человек подхватил ее пальто. – Ненавижу перекусывать в одиночестве.

Признавая справедливость, по крайней мере, последнего утверждения, Кэтрин позволила ему провести себя к двери.

– А как же с ними?

– С ними? – На миг он не мог понять, к кому относятся эти слова, потом вздохнул. – Мы можем принести для них пепперони, пропустить его через миксер и скормить им внутривенно, идет?

– Это совсем не то, о чем я думала. Они сидят здесь, не в боксах. Не следует ли нам...

– Оставь их в покое. Мы скоро вернемся. – Он буквально силой перетащил ее через порог. – Ты сама заявила, что они нуждаются в стимуляции.

– Ну да, я это говорила...

Убедившись, что Кэтрин стоит в коридоре, Дональд Ли вернулся и выключил верхнее освещение.

– Не вытворяйте здесь ничего такого, о чем пожалеете, когда мы вернемся.

С этими словами он выскользнул из комнаты и, повернув ручку, захлопнул дверь.

* * *

Одно за другим исчезали внешние воздействия, отвлекающие внимание. Затем возникли непонятные реакции, которыми она не могла управлять. Яркая, почти болезненная вспышка. Теперь все легче удавалось сосредоточить внимание на одной мысли. Вспоминать.

Что-то необходимо было сделать.

«Подними свою правую ногу».

«Подними свою левую ногу».

«Иди».

Она вспомнила, как надо ходить.

Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы компенсировать слегка нарушенное чувство равновесия, она пересекла комнату.

Дверь.

Заперта.

Открыть.

Пришлось пустить в ход обе руки, согнуть пальцы, чтобы повернуть ручку; то, что надо делать, подсказывала не память, нечто другое, память превратилась в обрывки воспоминаний, изрезанных на куски.

Было что-то такое, что она должна была сделать.

Необходимо было сделать.

Номер девять следил. Следил за ходящим. Следил, как тот выходил из комнаты.

Этот новый был не похож на другого. У того не было...

Не...

Тот был пуст.

Этот новый не был пуст. Этот новый был подобен ему...

Ему.

Он.

Два новых слова.

Он подумал, что это, быть может, важные слова.

Он встал и пошел, как его научили, по направлению к двери.