Текст книги "Одно лето на краю света"

Автор книги: Тамара Лихоталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Волшебная труба

Жека не сразу заметил её. Она стояла на вышке под крышей от дождя и, поворачиваясь на подставке во все стороны, сверкала огромными стёклами. Часовой, которого они пришли сменить, то и дело смотрел в неё.

– А мне можно? – спросил Жека.

Часовой кивнул. Жека глянул и сначала даже немного испугался: всё, что было далеко, неожиданно подбежало близко-близко. Вот она, застава. Кажется, что совсем рядом. И Жекин дом тоже. И окошки видны, и крыльцо.

– Какая волшебная труба! – громким шёпотом сказал Жека, не отрывая взгляда от стёкол.

– Да уж, – сказал часовой, – труба что надо! БМТ называется – бинокулярная морская труба.

– Ой, мама! – радостно закричал Жека.

В трубу было отлично видно, как мама с миской в руках спустилась с крыльца и пошла на огород. Огород у них на заставе хороший. Есть даже парник, прикрытый полиэтиленовой плёнкой. Растёт на огороде лук с длинными зелёными стрелами, круглая красная редиска и огурцы. Больше всего Жека любит огурцы, но пока вырос только лук. С самой весны на огороде работают все, кто свободен, – и солдаты, и мама, и Жека. Правда, мама и Жека не копали землю, а только сажали семена, а потом пололи. Жека умеет полоть. Очень даже хорошо отличает, где сорняк, а где листочки редиски. Это сказал Володя Кольчугин. А Володя знает. Потому что до того, как стать пограничником, Володя жил в деревне. Нет, не в деревне, а в селе. Володя обижается, если кто-нибудь говорит, что он из деревни. «Сам ты деревня! А у нас – село, – отвечает он, – с иным райцентром поспорить может. И школа средняя есть, и музыкальная, и клуб со сценой. Не гляди, что кругом – тайга». Володя и с лошадьми умеет управляться, и коров доить.

Жека ещё раз поглядел в морскую трубу, а потом с уважением посмотрел на Женю Прокушева. Теперь он останется здесь, на вышке, и будет наблюдать и за островом, и за океаном, чтобы кто-нибудь чужой не подплыл к острову, – будет охранять Государственную границу.

Оставив на вышке наблюдателя Евгения Прокушева, Жека с Володей и со сменившимся с дежурства солдатом стали спускаться вниз. Спускаться с горы легче, чем подниматься в гору, но страшней. Всё время так и кажется, что полетишь вниз кувырком. Жека на крутых спусках держался за Володину руку. Он шёл и думал, какой у него замечательный друг Володя.

По ледяным ступенькам

Вот и день прошёл. Солнце закатилось за сопки. Оно всегда утром выплывает из океана, а вечером закатывается за сопки. Здесь, на берегу, его уже не видно, всё – и серебристый океан, и жёлтый берег, и зелёная трава – стало сероватым, будто выкрашенным одной краской. Только вершина самой высокой сопки, где теперь находится Женя Прокушев, золотисто светится. Но и она быстро гаснет. А по всему огромному, широкому небу проступают звёзды. Сначала чуть заметные, они разгораются всё ярче и ярче. А небо становится всё черней и черней. У помещения заставы уже стоит на посту ночной часовой. Значит, наступила ночь. А отца всё нет. Так и не дождавшись его, Жека ложится спать. Но сразу ведь не заснёшь.

– Мам, расскажи, как мы с тобой по ледяным ступенькам карабкались, – просит Жека.

– Да ведь я сколько раз уже рассказывала, – отзывается мама, чуть улыбаясь, но Жека готов слушать мамин рассказ хоть сто раз, как интересную книжку.

Есть у Жеки такие книги, которые он знает наизусть, и начало знает, и конец, а всё равно просит: «Мама, почитай!» А этот мамин рассказ, может быть, даже лучше, чем книга. Ведь в книгах, хоть и интересно, но рассказывается про других людей, про взрослых и ребят, или про зверей, а мамин рассказ про самого Жеку и про маму, конечно.

– Рассказывай, рассказывай, – говорит Жека и укладывается так, чтобы удобней было смотреть на маму.

Мама уже приготовила ужин и теперь сидит на тахте и вяжет. В руках у неё мелькают спицы, в картонной коробочке поворачивается, словно сказочный колобок, клубок шерсти, такой же серый, как Мурка. А сама Мурка пристроилась рядом с мамой на тахте.

– Ну! – торопит Жека.

– Дело было зимой, – начинает мама. – Мела пурга, а в этот день стихла, выглянуло солнце…

– Нет, не так, – останавливает маму Жека. – Ты с самого начала начни.

Мама не возражает и начинает с начала, как просит Жека.

– Первый раз мы с тобой приехали на границу не сюда, а в Приморье. Самолётом летели, потом поездом ехали, потом автобусом добирались. А после и вовсе пешком. Пешком, конечно, я, а ты у меня на руках.

– Так я же маленький был, – вставляет Жека. – А то бы я тоже пешком шёл и вещи тебе помог бы тащить.

– Конечно, сынок, – говорит мама, – ты тогда совсем-совсем маленький был, вот такой, – показывает мама, отложив вязанье и слегка раздвинув руки. Получается, что Жека был немного побольше Мурки. К тому же мама добавляет: – Ты хоть и совсем малышом был, а терпеливый. Не плакал, не кричал – словом, молодец!

Молодец – это приятно слышать, жаль только, что сам Жека не помнит ни как они летели на самолёте, ни как ехали в поезде и в автобусе. Но мама рассказывает очень хорошо, и Жеке кажется, что он и сам всё это начинает припоминать.

– Ну вот, – продолжает мама. – Вышли мы с тобой из автобуса, люди помогли мне вынести вещи, и автобус покатил дальше.

– А мы? – спрашивает Жека.

– Мы? Мы постояли немного. Совсем пустая улица, только дым из труб виден. Оставили мы с тобой вещи прямо на дороге и постучали в первый попавшийся дом. Открыл мне дверь дедушка с седой бородой. «Заходи, – говорит, – дочка!» Вошли мы с тобой в горницу, а там бабушка возле стола хлопочет, ужинать, видно, собирает. Ну, я им всё и рассказала: так, мол, и так, вот еду с ребёночком на заставу. Хозяева заахали, бабушка тебя взяла на руки, положила на постель, стала разворачивать одеяло. Я тебя покормила, потом хозяева усадили меня за стол – ужинать, внесли наши вещи.

«Придётся тебе, дочка, у нас погостевать до оказии, – говорит хозяин. – Застава-то на высоченной сопке. Туда двести тридцать ступеней. Не добраться тебе с дитём. У нас оттепель была, а потом, видишь, мороз ударил, все ступеньки обледенелые. С заставы в посёлок частенько спускаются – то на почту, то за продуктами. Вот мы и объявим везде, что ты приехала да у нас остановилась».

Поблагодарила я хозяев, и остались мы у них. День живём, другой живём, а с заставы никто в посёлок не приходит. Тут уж я разволновалась. Ведь я твоему отцу телеграмму послала, сообщила, что едем, а он не встречает, никаких вестей о себе не подаёт. Думаю: «Может, случилось что?» Граница есть граница. А тут ещё завьюжило. Крутило и свистело дня два, а потом метель улеглась, вышло солнце, всё кругом сверкает. Оставила я вещи у гостеприимных наших хозяев и пошла с тобой на заставу. И правда, сопка высоченная, ступени под снегом обледенелые. Я им и счёт потеряла. Тебя уже кормить пора. Села я на ледяную ступеньку, прикрыла тебя полой полушубка, покормила, развязала узелочек с гостинцами, которые мне хозяева в дорогу собрали, сама поела. «Ну, сынок, пошли дальше». Шла, шла и выбилась из сил. Думаю: «Может, обратно спуститься?» Глянула вниз на посёлок, а спускаться по этой наледи ещё страшней, чем вверх подниматься. А ты посмотрел на меня – словно подбодрил. Я опять в путь пустилась. Добралась до заставы только к вечеру. Папка твой, как увидел меня, просто обомлел. Не знает, то ли на тебя глядеть, то ли полушубок с меня стаскивать. Сначала ругать меня стал: зачем, мол, полезла на такую крутизну. А потом посмотрел на тебя и говорит: «Наверное, нашему сыночку на роду написано альпинистом быть».

– Нет, я пограничником буду, – сказал Жека и добавил: – Теперь про телеграмму скажи.

– Да что про неё говорить? Опоздала она. Мы её потом получили и уже не сердились. Посмеялись, да и всё.

Жека представил себе лестницу с ледяными ступеньками. Он шёл по ней, а лестница тянулась всё выше и выше, до верхнего поста. Но это уже Жека видел во сне.

Про Кольчугиных, козу Виолетту и любовь

Когда солдаты стоят в строю в форме и зелёных фуражках, кажется, что они похожи друг на друга. А на самом деле они разные. Приехали на остров из разных мест, по-разному жили у себя дома или, как они говорят, «на гражданке».

Вечером на заставе интересней всего, даже если нету кино. У солдат, которые не находятся в нарядах, свободное время. В армии его называют личным. На скамейке возле клумбы бренчит на гитаре Женя, в Ленинской комнате кто-то читает, кто-то играет в шахматы. А ещё вспоминают, как кто жил «на гражданке» до того, как их призвали в армию.

У Володи Кольчугина в его большом селе, которое стоит на берегу глубокой, тёмной от густых таёжных деревьев реки, есть братья и сёстры – и постарше Жеки, и помладше, родные, двоюродные, троюродные, – тётки и дядья, дедушки и бабушки, и даже есть один прадедушка и одна прабабушка. Жека взбирается к Володе на колени, сидит и слушает. Не только Жека, но и солдаты иной раз не могут понять, про кого из своих Кольчугиных говорит Володя. А Володя удивляется непонятливости товарищей.

– Да это вовсе не тот дядя Ваня Кольчугин, – говорит он. – Тот на комбайне работает и женат он на тёте Насте. А этот дядя Ваня Кольчугин – бригадир полеводческой бригады. И жена у него тётя Маша. И сын Петька здорово на баяне играет. Ну что тут непонятного?

– А у дяди Вани Кольчугина – у того, который на тёте Насте женат, – у него сын на чём играет? – посмеиваются солдаты.

– У него дочки, – спокойно отвечает Володя, – Вера, Надя и Люба – мои двоюродные.

– У вас что, всё село – Кольчугины? – подзадоривают Володю солдаты и опять смеются. Это хорошо! «В армии без шутки нельзя» – так говорит отец. И Жека смеётся вместе со всеми. Но Володя говорит всё так же серьёзно:

– Нет, Кольчугиных только половина. Есть ещё и Силантьевы.

– Про Силантьевых в следующий раз расскажешь. Уморил! – хохочут солдаты.

А у повара Гены совсем другая история. Как-то стали солдаты косить траву для лошадей и коров. Сенокос – весёлая работа. Свежий, радостный запах скошенной травы не может развеять даже курильский ветер. Лучше всех косил Володя Кольчугин. Коса у него в руках, казалось, летает сама по себе, и следом за ней ложатся ровные ряды травы. Но стоило взять эту же самую косу кому-нибудь другому, она начинала тяжело и криво шаркать по траве. То срезала одни верхушки, то сама врезалась в землю. Даже мастер на все руки старшина Костя признался, что за Володей ему не угнаться. Только Гена, ко всеобщему удивлению, справлялся с косой не хуже Володи.

– У вас что, дома корова есть? – спросил кто-то из солдат. – Вроде ты городской, а не деревенский?

– Городской, – отвечал Гена. – Только город у нас, хоть и древний, но маленький, стоит на зелёных холмах. Коров у нас не держат, а вот козы имеются. У нас тоже коза есть, зовут Виолетта.

– Виолетта? – смеялись товарищи. – Ну и имечко у твоей козы!

– А это потому, что она на балерину похожа, – улыбаясь, отвечал Гена. – И музыку любит.

– Какой же музыке отдаёт предпочтение твоя Виолетта, – классической или современной? – потешались ребята.

– Лирической, – отвечал Гена и добавлял: – А молока она даёт почти столько, сколько корова.

– А плясать она умеет?

– А петь? – слышалось со всех сторон.

– Да ну вас, – махал рукой Гена и снова брался за косу.

Когда Гену в военкомате спросили, где он хочет служить, Гена ответил:

«В пограничных войсках».

«Какая у вас профессия?» – поинтересовался кто-то из членов комиссии.

«Повар», – тихо ответил Гена и покраснел. Граница – и вдруг повар. Ну, кому он там нужен? Ещё будут смеяться. Но никто не смеялся.

«Повар – это хорошо», – сказал военком. Так Гена стал пограничником.

Но больше всего Жеке любопытно, когда солдаты показывают друг другу фотографии своих любимых девушек. Взрослые думают, что ребятам про любовь не интересно. Ничего они не понимают! Ещё как интересно! Во всяком случае, Жеке. Вот Володя Кольчугин принёс из тумбочки фотографию величиной с открытку. Жека уже не раз её видел и опять пролез поближе, рассматривает. Круглолицая девушка с длинной толстой косой – Володина невеста Таня. А у Юрочки Снегурочки на карточке девушка с короткой чёлкой. Они с детства дружат. А вот эту девушку Жека видит первый раз. Женя Гитарист отложил свою гитару и тоже показывает фотографию. Сразу видно, какая у него весёлая приятельница – вся в кудряшках, в волосах какая-то корона, как у принцессы из сказки.

У каждой девушки на лице улыбка. Кажется, что девушка улыбается тому, кому подарила фотографию. Потому что на другой стороне открытки написано: «На долгую память» или «Дорогому» – и стоит имя того, кого девушка считает дорогим. Все девушки красивые. Но самая красивая, умная и замечательная – Лида. Так считает Гена.

– Вот она – Лида! – Гена осторожно касается пальцем лица рослой девушки в центре фотографии.

Конечно, иначе ведь не узнать, где Лида. На снимке весь Генин десятый класс. Лида тоже улыбается, но кому – непонятно. Во всяком случае, не Гене. Вот он и сам, Гена, на этой фотографии. Стоит где-то сзади Лиды. Едва виднеется его чуб, глаза и половина носа. Это потому, что Гена, как он сам про себя говорит, ростом не вышел. «Ну и что же, что ростом не вышел? – думает Жека. – Зато Гена замечательный человек. Добрый и работает на своей кухне быстро и ловко».

«Повезло нам с поваром!» – хвалит Гену начальник заставы, Жекин отец.

Дружба дружбой, а служба службой

Солнце то выглянет из облаков, то спрячется. На их острове так часто бывает. Жека любит, когда светит солнце. Прибрежная полоса становится светло-жёлтой, в зелёных сопках ярко горят красные тюльпаны, синеет океан, отливает светлым серебром речушка. Речек на острове много. Это, скорей, не речки, а ручейки, но все называют их речками. Весной или во время дождей они наполняются водой, бегущей с сопок, и разливаются широко-широко. Неподалёку от заставы протекают две таких речки. Одна – с одной стороны, другая – с другой. Сейчас они совсем узенькие и неглубокие. Жека может перейти их, не набрав в сапоги воды. Но мама строго-настрого запретила ему уходить далеко от дома. И чтобы не было споров, что такое далеко, сказала: «Гулять только от речки до речки!»

Жека ещё раз прошёлся по берегу, разглядывая на песке крестики вороньих следов, а в одном месте даже заметил отпечатки лапок. Это прибегала из сопок лисица полакомиться рыбой. Да ещё от заставы, кроме следов самого Жеки, тянутся по прибрежной полосе и уходят дальше за речку следы двух пар сапог и крупных лап Дика. Жека стоит и смотрит вдаль. Вроде там, за речкой, такой же самый берег, но Жеке очень хочется перебраться на другую сторону. Может быть, потому, что мама не разрешает этого. Ведь очень часто человеку шести лет хочется сделать именно то, что мама не разрешает. Жека оглядывается. Мама дома, и ей Жеку оттуда не видно, а больше никого вокруг нет. Ну что тут, в самом деле, такого – перейти речку? Жека, осторожно ступая по камням, переходит через водяной поток. Всё прекрасно, да вот противный бамбук. Густой, как щётка, поднимается он выше Жеки. Жека идёт по узенькой тропке, как по туннелю. Ух, кончился наконец! А дальше широкая лощина. На ней пасутся коровы и лошади. На коров Жека и не глядит, а вот лошади…

– Буланка! Здравствуй, Буланка! – кричит Жека рыжей лошади с белым пятном на лбу.

Лошадь в ответ взмахнула головой: «Привет, Жека!»

Буланка, конечно, помнит, как совсем недавно Володя Кольчугин спросил Жеку: «Хочешь покататься?» – И посадил на неё Жеку. Теперь она, наверное, хочет спросить: «Ещё прокатить?» Жаль только, что лошади не умеют разговаривать.

– Прокати! – кричит Жека и довольный возвращается назад.

Перешёл речку, осторожно ступая по скользким камням. Порядок. Никто и не узнает. И вдруг навстречу мама. Выбежала из дому в одном платье, даже платка не накинула.

– Ноги-то сухие? Ну-ка покажи! – приказывает она. На Жекино счастье, ноги оказываются сухими. Но всё равно мама не успокаивается: – Ты почему через речку ходил? Смотри, скажу отцу!

С мамой Жека иной раз может и поспорить, например, идти гулять в куртке или в одной рубахе, ходить вдоль океана по берегу или по воде, рискуя набрать полные сапоги. Конечно, мама – женщина, и ей не всегда понятно то, что хочется сделать такому смелому человеку, как Жека. Но с отцом Жека не спорит никогда. Его с первого слова слушаются все – и солдаты, и старшина Костя, и Жека. Такой уж человек Жекин отец. Солдаты говорят о нём: «Наш майор строгий, но справедливый». И Жека тоже так считает. Очень ему не хочется, чтобы мама пожаловалась на него отцу.

Жека молчит, опустив голову. Конечно, он виноват, тут не поспоришь. Ещё раз пригрозив Жеке, мама уходит в дом. Жека стоит и размышляет, каким образом мама узнала о его проступке. Так ничего и не решив, он идёт на заставу. Дежурит Юрочка Снегурочка. Это хорошо. С Юрой можно поговорить о Дике. Жаль только, что дежурному некогда. То и дело звонит телефон или включается рация. Юра что-то записывает в журнал, иногда бежит к начальнику заставы. Едва Жека успел перекинуться с дежурным несколькими словами, как опять зазвонил телефон. Юра схватил трубку. В этот раз он почему-то слушает и смеётся:

– Когда будешь спускаться, притащи её, – говорит он кому-то сквозь смех. – Ничего, попросишь у повара двойную порцию. – И он снова смеётся.

Жека не спускает любопытных глаз с Юры. Ему очень интересно, с кем говорил Юрочка Снегурочка, и кого надо откуда притащить, и что это за такой тяжёлый труд, после которого надо съесть две порции обеда. А главное, почему Юра смеялся.

– Это ты с кем говорил? – не выдерживает Жека.

Конечно, в ответ можно услышать от дежурного: «Любопытной Варваре нос на рынке оторвали». Но сейчас Юра не напоминает Жеке про Варвару. Всё ещё улыбаясь, он говорит:

– Милка-альпинистка опять на сопку вскарабкалась. Почти к самой вышке.

Жека смеётся. Не зря корову Милку прозвали альпинисткой. Другие коровы как коровы, пасутся в лощине, где сочная трава. Иногда, если недосмотреть, могут забраться в огород или потоптать цветник возле заставы, но чтобы лазить на такую крутизну – на это способна только Милка. И лазит она туда, когда на верхнем посту дежурит Володя Кольчугин. Наверх взберётся, а вниз спускаться боится.

«Бедный Володя! – думает Жека. – Это ему после дежурства ещё и Милку вниз тащить!» И вдруг… «Не иначе, как это Володя в свою трубу увидел, как я перешёл речку, – мелькнуло у Жеки, – Увидел и позвонил маме». Обиделся Жека на Володю и пожаловался Юре:

– А ещё друг называется!

Юра в ответ:

– Дружба дружбой, а служба службой. Ты ведь приказ нарушил, а это, брат…

Жеке и возразить нечего. Сам виноват. Понимать должен: граница есть граница. Даже отец, хотя он тут самый главный, и тот, если уходит куда-нибудь, непременно сообщит дежурному: «Я на верхний пост» или: «Я на маршрут берегового наряда». Это чтобы его, если понадобится, срочно могли найти.

Дома мама готовит обед, поругивая печку, которая дымит. Жеке тоже не нравится, когда печка начинает дымить, но сейчас он даже рад этому: мама так занята, может, она позабудет, что Жека ходил на ручей, и не скажет отцу.

– Опять ветер, – говорит мама, щуря покрасневшие глаза. Наверное, похолодает. Вон Мурка к теплу жмётся.

Серая кошка Мурка лежит на кухне, поджав под себя лапки. Услышала своё имя, поднялась и села, а потом, наверное, вспомнила, что забыла умыться. Вытянула лапку, облизнула её розовым язычком и стала старательно тереть мордочку. Жека присел рядом на корточки, погладил Мурку по мягкой шелковистой шёрстке, но кошка не обратила на это внимания. Только глянула на Жеку жёлтыми глазами с чёрными полосочками зрачков, словно хотела сказать: «Видишь, каким я серьёзным делом занята?»

Мурка вообще с характером. Хочет – играет с Жекой, не хочет – убежит, сердито размахивая хвостом. А когда неподалёку появляется Дик, Мурка выгнет спину горбом, зашипит, а потом быстро-быстро вскарабкается на столб, где висят Жекины качели. Сидит на верхушке столба и презрительно смотрит на Дика.

– Мам, а Мурка боится лисиц? – спросил Жека, вспомнив отпечатки лисьих лапок на берегу.

– Боится, наверное, – сказала мама и добавила, искоса глянув на Жеку: – Вот и не бегает куда не следует.

Жека сначала даже пожалел, что спросил про Мурку и лисиц, потому что понял: мама про Мурку сказала неспроста – мол, Мурка не бегает, а он, Жека, бегает. Но так как мама больше ничего не добавила, Жека опять спросил:

– А медведя Мурка боится? – И сам ответил: – Конечно, боится: Мурка маленькая, а медведь – ого-го!

Медведей Жеке не приходилось встречать, хотя на острове медведи живут. Их следы не раз видели солдаты, обходя остров. Пораздумав обо всём этом, Жека перестал обижаться на Володю.