Текст книги "Такеши Китано. Автобиография"

Автор книги: Такеши Китано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

2.
На подмостках Асакусы

В начале 70-х, когда Такеши Китано, в шортах, тельняшке и шлёпках, появился в Асакусе, квартал был чем-то средним между Монмартром и площадью Пигаль. Его буквально наводняли театры, кинозалы, бордели, мюзик-холлы, бары и кабаре. В самом сердце Асакусы находился древний буддийский храм Сенсодзи, где далеко не набожный Китано регулярно молился небесным духам. Как-то Китано признался своему другу, писателю Масаёси Инуе: «Я просил богов только помочь мне стать знаменитым артистом».

В глазах Китано квартал Асакуса был идеальным местом, чтобы сделаться актёром. Даже сегодня он не забыл, что именно в одном из местных кабаре он получил первый театральный опыт, ещё до того, как стал знаменитым участником комического дуэта «Два Бита».

Завтра я приглашаю вас в Асакусу, в квартал ситамати, на самое дно столицы. В этом месте прошло моё детство, а затем и юность. Мне бы хотелось, чтобы мы побывали в шестом округе, увидели истинный Токио, раскрыли его секретное общество.

В Асакусе продолжает процветать якудза, японская мафия... Естественно мы побываем там, где я рос, где в 1970-е я сделал первые шаги на сцене. Оба театра, где я играл и ставил комические номера, всё ещё работают. Мне хочется раскрыть для вас искусство кабаре, представить мир театра. Гарантирую, скучно не будет!

Сейчас вы видите мой портрет на афишах... Я же покажу вам, с чего мне пришлось начинать.

На следующий день мы должны были встретиться у дома Такеши Китано. Я на собственном горьком опыте убедился, что пунктуальность стала для режиссёра стилем жизни.

Я опоздал всего на четыре минуты, но ни Китано, ни его команда меня не дождались и уехали. Каждый день расписан у режиссёра буквально по минутам. С того дня я всегда стал приходить минимум за десять минут до назначенного времени. К счастью, в тот раз я быстро нашел его в Асакусе.

Его «роллс-ройс фантом» цвета граната как раз припарковался посредине Року Бродвея, пешеходной улицы перпендикулярной Кокусай-дори и международному шоссе. Группа почитателей встретила его учтивым поклоном. Китано заметил моё появление и жестом пригласил следовать за ним. Примерно через пятьдесят метров он остановился перед зданием старого театра. Знаменитый «Фуранзу-ца», или «Французский театр». Когда-то здесь было кабаре со стриптизом, где Китано дебютировал на сцене.

Здесь, в этом кабаре, я работал лифтёром, уборщиком, помощником осветителя, режиссёром-постановщиком. Кроме того, тут я постиг актёрское мастерство и впервые вышел на сцену. В этих стенах я действительно трудился не покладая рук...

Меня очень многое связывает с Асакусой. В этом старом квартале сохранился маленький уголок рая. Тот, кто незнаком с улицами и рабочими кварталами столицы, никогда не почувствует дух Токио. Так же как нельзя воистину понять Японию, если не видел традиционного японского искусства. К примеру, Вим Вендерс. Прекрасный, талантливый режиссёр. Он был в Японии несколько раз, но, если бы мы с ним познакомились раньше, я бы непременно привез его в Асакусу, показал бы улицы, где прошло моё детство. Всего в тридцати минутах от центра Токио он бы обнаружил другую страну, которую, к сожалению, никогда не видел. Такой Японии он не знает, поэтому и не может оценить её в полной мере...

Асакуса – маленькая точка на широкой равнине Мусасино, где запечатлелась Япония эпохи Эдо (1600—1868), как в старину называли Токио. Древний рыбацкий поселок около реки Сумида, населённый с периода Хэйан (794—1192), представляет подлинную Японию прошлых времён, где сохранились различные легенды и верования. Это Токио шитамати, где живут простые семьи, славящиеся гостеприимством и изобретательностью. Некоторые местные группировки управляют незаконными играми и удовольствиями. Квартал пересечён множеством улиц, сквозь него проходят две длинные аллеи: одну из них окаймляют ряды магазинов, где торгуют игрушками, посудой, одеждой, традиционными рисовыми лепёшками сембей; другую занимают театры и концертные залы. Обе дороги ведут к храму Сенсодзи, который был воздвигнут в 645 году и посвящён богине милосердия Каннон, женскому двойнику Будды. По легенде, статуя была найдена в 628 году в Сумиде двумя братьями-рыбаками. Она прошла сквозь века, пережила пожары, которые много раз разрушали храм, как, например, во время американских бомбардировок 1945 года. До сих пор тысячи людей – десятки тысяч – по воскресеньям и праздничным дням приходят в храм помолиться Каннон. После того как сгорит палочка ладана, буддийские паломники поднимаются под навес и попадают в главный зал, где в рассеянном свете горят золотые и красные украшения. В воздухе рассеян лёгкий аромат ладана и сандала. Эта нижняя часть города, которая после событий 1945 года была отчасти отстроена заново, противоположна «высокому» Токио, который расположен на холме, современен и не так живописен со всеми этими деловыми центрами и небоскрёбами.

Госпожа Саито

Сегодня для многих отправиться в Асакусу – всё равно что сходить в зоопарк или побывать в парке-сафари. Квартал превратился в туристический объект, куда приезжают только иностранцы или жители провинций. Прежде чем пройти сквозь Брата Каминаримон, туристы поднимаются по улице Накамисэ и наслаждаются покупками. Дети обожают расположенный здесь парк развлечений Ханаясики. К сожалению, в основном жители Токио – редкие гости в Асакусе. Квартал для них уж слишком простой и устаревший. Жаль, ведь Асакуса – одно из редких подлинных мест в столице. Возможно, даже последнее...

Внезапно Китано замолкает, погружённый в воспоминания, он неподвижно стоит перед входом во «Французский театр». Он очень взволнован. Несколько минут он не может сказать ни слова, затем резко разворачивается и уходит. Мы возвращаемся обратно. Теперь Китано показывает театр «Року-ца», «театр Рока», где постоянно выступает восходящая звезда японской сцены Таичи Саотоме. Через пару шагов от «Року-ца» мы попадаем к подъезду жилого дома. Поднимаемся на лифте на 7-й этаж. Перед нами госпожа Чиико Саито, сейчас ей 84 года. Для Китано она стала второй матерью. В окружении детей и внуков улыбчивая женщина в больших фиолетовых очках напоминает счастливую бабушку. Хотя Чиико Саито не совсем обычная восьмидесятилетняя старушка. В тридцать лет она начала танцевать обнажённой в весьма смелых спектаклях.

Как вспоминает она сама: «Я любила танцевать. Меня совсем не смущало, что делать это приходилось без одежды». Сначала она выступала в театре после демонстрации фильмов, затем, в 1962 году, приобрела свой собственный клуб. Один из приближенных Китано начинает объяснять мне на ухо. Мамой Саито её называют только близкие, на самом деле она одна из богатейших и влиятельнейших женщин. Стоя во главе целой империи недвижимости, владея домом в Лас-Вегасе, отелями и термальными источниками на архипелаге, она стала миллиардершей. Успех построен на том, что «я одна работала и экономила в течение 20 лет», – поясняет она. Её простое и скромное жилище напоминает музей, посвящённый Китано. Стены увешены афишами его фильмов, фотографиями, где Китано запечатлён как с японскими, так и с иностранными знаменитостями, сувенирами с Каннского и Венецианского фестивалей, простыми и наивными рисунками и картинами режиссёра.

«Китано для меня как сын. С тех пор как умерла его мать, я стала для него второй мамой», – утверждает Саито. Она даже выступила сопродюсером его фильма «Затойчи».

Мама Саито очень много значит для меня. Она буквально заменила мне родную мать!

Чиико Саито перебивает Китано и говорит: «Я называю Такеши Кантоку, что значит директор, тем самым я хочу выразить ему своё уважение. Для другого режиссёра я бы этого не сделала. Но он обладает большим талантом и профессионализмом. Я приняла участие в съёмках „Затойчи", так как была уверена, что его ждёт успех. Как и многим людям, фильм доставил мне огромное удовольствие». Китано хочет прервать её речь. Очевидно, её похвала его смущает. Он тут же вспоминает, что, когда он бросил учёбу, единственным его желанием было приехать в Асакусу и стать знаменитым.

Оживлённый квартал

В 1972 году я был молод и беден, в кармане не было ни гроша. Я скучал, сидя на лекциях в Университете Мэйдзи. Мне было двадцать пять, а в голове была только одна мечта: стать комедийным актёром. Начиная с мая 1968 года, я видел, как некоторые мои друзья все больше увлекались политическими идеями. Они вступали в ряды гакусей андо – движение сопротивляющихся студентов.

Я выбрал свой путь: шоу-бизнес. Я был единственным в моём окружении, кто сделал подобный выбор. Большинство из них были уверены, что у меня поехала крыша. Определённо, они считали меня странным.

В то время, в начале 1970-х, было только одно место в Токио, где я мог рассчитывать на исполнение моей мечты, – Асакуса. Мне были знакомы каждая её улочка, каждый проулок, большинство торговцев и решительно все театры. Я не для того бросил университет, чтобы прозябать в нищете. Я проводил время в квартале мечты, надеясь заполучить какой-нибудь контракт в театральном мире. Возможно, в наши дни в это сложно поверить, но тогда Асакуса была на редкость оживлённой, здесь было поистине «горячо». Здесь можно было встретить танцовщиц, стриптизёрш, проституток, гейш, возвращавшихся в Кизакату – самый вольный квартал в Асакусе, – где процветали традиционные рестораны. В кабаре обнажённые танцовщицы общались с комедиантами. В местных кинозалах крутили как японские, так и зарубежные фильмы, в одном из них мы с братом были просто очарованы «Самым длинным днем». Вечерами в барах начинались бесконечные попойки. Мужчины выпивали огромные запасы чу-хаи[2]2
  Чу-хаи (Чухай) – алкогольный напиток на основе саке, газированной воды и лимона.


[Закрыть]. Я тоже частенько пил и забывал беды в баре «Камия» или напивался до смерти в Сакуме. Асакуса поистине волшебный город.

По правде говоря, Асакуса стала для меня настоящей школой жизни: первые друзья, первая любовь, первые драмы, первое счастье... По старым улочкам этого квартала я частенько возвращался мертвецки пьяным после того, как ночью вливал в себя литры пива и саке. Здесь, в конце концов, я напялил на себя костюм комедианта. Итак, мне было нелегко в квартале, где сосредоточилась вся мировая нужда. Я жил в жуткой нищете!

От голода живот перехватывало. Однажды мне хватило наглости взять взаймы у нищего, чтобы позволить себе тарелку креветок в карри. Через несколько дней этот бедняк пришёл требовать у меня денег при всём честном народе, так что мне пришлось уплатить ему в десять раз больше, чем он мне одолжил. Этот бездомный был местной знаменитостью, так как в то время самыми известными людьми в Асакусе, представьте себе, были как раз бродяги. Да, именно уличных торговцев и нищих, у которых не было ни единой иены за душой, больше всего знали и уважали жители квартала. Помню, там была пара больших оригиналов. Оба они были популярны, в какой-то мере считались местными звёздами. Один из них, пожилой мужчина, лет около шестидесяти, часто был пьян. Его звали Киеси. Он был нищий, но его очень любили в театральных кругах. Ходили слухи, что он совсем молодым покинул свой родной Киушу – остров на юге архипелага, – занимался торговлей в Токио, пока не влюбился в одну стриптизёршу из Асакусы. Он потратил на неё все сбережения, а затем потерял всё, начал пить и превратился в нищего. Местные актёры и танцовщицы привязались к нему, давали денег на пропитание.

Когда Такеши Китано вспоминает нищих седьмого округа Токио, мне в голову приходят строки из «Хроник Асакусы» Ясунари Кавабаты, которые публиковались в ежедневном номере «Асахи симбун» с 1929 по 1930 год. Будущий нобелевский лауреат по литературе с репортёрской точностью описывает нищие улицы Асакусы и прилежащих кварталов 1920 года: «Это вотчина приговорённых к смерти и рикш»; «Я прогуливаюсь с Юмико по территории храма в Асакусе около трёх часов пополудни, когда бродяги ещё крепко спят. Размеренно раздаются крики петухов, а с гинкго осыпается листва...».

Местные жители видели, как Киоси напивался вместе с не. менее известным в квартале Ацуми Киеси. Мне рассказывали, что, вопреки бедности, он играл важную роль в жизни Асакусы. В квартале его любили за то, что, несмотря на бродяжничество, он был честный и любезный, хотя и совершенно потерянный и жалкий. Ему никто ни в чем не мог отказать. Позже удача ему всё-таки улыбнулась. Это случилось как раз после того, как на бульваре в Асакусе в конце 1950-х появился «Французский театр» – тогда там ещё не работал даже мой учитель Сэндзабуро Фуками. Благодаря нескольким удачным ролям в кино, лицо Ацуми Киеси стало известно буквально каждому японцу. Именно он играл героя популярного сериала (было снято 48 фильмов) «Трудно быть мужчиной!» режиссёра Йоджи Ямада. Сказать по правде, мне не слишком близки его работы: в Японии говорят, что он «настоящий тиран на площадке». Позже я на деле удостоверился в правдивости этих слухов; невероятно, но Ацуми Киеси прекрасно сыграл роль в фильме «Тора-сан», который был историей его собственной жизни. Прежде чем он сумел выбраться из нищеты, снявшись в сериале, Ацуми Киеси был одним из самых молодых бродяг в Асакусе. Вот она судьба-то! Пресса и телевидение были захвачены историей его жизни. Он был настоящей иконой, журналистам без труда удалось разузнать, что роль Ацуми Киеси в знаменитом сериале полностью соответствует его собственной жизни, которую ещё за год до фильма он влачил на самом дне Токио.

Уборщик и лифтёр

Когда я приехал в Асакусу, многие смеялись мне в лицо. Директора и простые сотрудники не воспринимали меня всерьёз. Все мои попытки устроиться актёром были тщетны. Если же и давали работу, то ненадолго. Мои поиски, бесконечное обивание порогов закончились, когда я нашёл место, открывающее передо мной новые перспективы. Я поступил лифтёром во «Французский театр», известный своими сатирическими номерами между сеансами стриптиза. Это был небольшой театр под-руководством Тойо Когио, расположенный недалеко от храма Сенсодзи. В зале было почти двести мест. В кабаре приходили талантливые юмористы, артисты кукольного театра, но попадались и редкие бездари. Начинающие исполнители часто представляли весьма сомнительные скетчи. Поговаривали, что «Французский театр» – место встречи самых странных людей в Токио. Однако публика оставалась верна театру и продолжала смеяться над такими знаменитыми номерами, как «Парализованный» или «Уличный торговец»: они были просты, основаны на ряде недоразумений и вызывали бурные взрывы хохота в зале.

Я начал карьеру в театральном мире с самых неприметных должностей. Судьбе было угодно, чтобы «Французскому театру» понадобился лифтёр. Представьте себе на секунду: лифтёр! Мне повезло оказаться в нужное время в нужном месте. На деле работа меня разочаровала. Повседневный труд выматывал. Каждый день я должен был приходить за два часа до того, как в полдень заведение начнет работать. Сначала я вычищал лифт и убирал перед входной дверью, затем подметал лестницы с первого по третий этаж и, наконец, протирал все поверхности тряпкой. Весь день я был занят – поднимал наверх клиентов заведения, а затем спускал их обратно, каждый раз дожидаясь, когда за ними закроются двери. Жизнь уборщика и лифтёра была куда тяжёлее, чем у актёра. В стенах «Французского театра» мне приходилось много вкалывать, но я был очень рад, что принадлежу к миру театра.

В Асакусе создаётся впечатление, что все друг друга знают. Здесь одинаково любят джаз и старинные тоскливые баллады, веселятся, общаются, сдабривая речь изрядной долей жаргона. Днем в Асакусе скорее тихо и безмятежно, а вечерами она по-настоящему оживает, расцветая множеством спектаклей. На улицах, где в детстве разгуливал с друзьями Китано, царила атмосфера легкомыслия и китча, которую в Японии называют «эрогуро» – сокращение, которое появилось в Осаке, от слов эротический и гротескный. В 1930-х годах, ещё до пуританской волны, принесённой американской оккупацией (1945—1952), японские политики-реакционеры выступали против «падения нравов» и «широты взглядов в области морали» в некоторых рабочих кварталах. Однако резкие выступления в парламенте, призывающие к возврату прежних строгих ценностей, никак не влияли на Асакусу. Здесь праздник никогда не кончался, за исключением самых консервативных лет эпохи Мэйдзи (1868—1912), которая совпала с восстановлением императорской власти и господством строгого конфуцианства (позже оно легло в основу закона против проституции 1958 года), и страшных бомбардировок 1945 года, когда пожары практически уничтожили Асакусу.

Долгие месяцы после того, как меня взяли во «Французский театр», я спал на засаленном матрасе в крохотном чулане, который мне выделили. Комнатушка была тёмной, стены покрыты мокнущими пятнами. Уже много позже директор театра предложил мне переехать в небольшой дом, который также называли «приютом комедиантов». Там проживал не только он сам, но и остальные артисты. Я поселился в небольшой комнате, где из всех удобств были проточная вода, газ и электричество. Так я прожил

довольно долго, внося каждый месяц за аренду несколько тысяч иен. Помню, на двери моей комнаты не было даже задвижки, так что мне пришлось купить небольшой замок с шифром. Однажды на рассвете, обойдя не один бар, я вернулся в стельку пьяным и долго копался, пытаясь вспомнить нужный код... Наше здание входило в группу домов Сан-шом в Асакусе и находилось в начале авеню Сендзоку, в самом центре Кото-ку. Уродливое, плохо освещённое сооружение, чем-то напоминающее тюрьму.

Мэтр Фуками и подготовка к сцене

Наконец ветер подул в нужном направлении, и мой каторжный труд начал приносить свои плоды. Я выбился благодаря хозяину и директору «Французского театра», комическому актёру Сендзабуро Фуками – его настоящее имя Насоджи Кубо. В конце 1950-х годов он начал выступать в театре «Року-ца», который возглавил спустя десять лет, а уже в 1970 году стал директором «Фуранзу-ца». Случайно придя во «Французский театр», я начал ассистировать Сендзабуро Фуками в представлении написанных им скетчей. Многие из них казались мне смешными. Постепенно я стал его учеником, потому что понял: передо мной большой актёр. Как юмористу ему не было равных, талант Сендзабуро Фуками был безмерен. Почти всю жизнь он провёл, общаясь с актёрами, в популярных кабаре и театрах шестого округа Токио. Он знал все залы как свои пять пальцев. Сказать, что я многим ему обязан, – ничего не сказать, потому что с течением времени, в Асакусе, Сендзабуро Фуками обучил меня всему, что я знаю. Он научил меня не только играть, но и думать: преподавал мне актёрское мастерство, пение, танцы, чечётку... Постоянно повторял: «Актёр, который не умеет ни петь, ни танцевать, не может считаться настоящим артистом».

Именно благодаря ему, однажды, совершенно случайно, я впервые вышел на сцену. Было воскресенье, и удача мне улыбнулась. Один из актёров не явился в театр. Заболел. Его нужно было срочно заменить. Мой учитель предложил мне сыграть его роль. Ну, как-то так... Тем не менее у меня не было никакого опыта на сцене, если не считать, что как зритель я смотрел спектакли из кулис «Французского театра». Я понял, что мне подвернулся удобный случай. Роль была связана с переодеванием. Я никогда не выступал перед публикой, от меня всего-то и требовалось – сыграть комедию в женском обличье! Ни секунды не сомневаясь, я натянул платье, меня накрасили, и я вышел на сцену. Бремени едва хватило, чтобы запомнить пару диалогов. Опыт был показателен. Я был не так уж плох. Сендзабуро Фуками решил, что это было скорее хорошо. Примерно так же я вышел на сцену во второй раз, затем в третий, шаг за шагом я начал исполнять и другие роли, порой даже очень непристойные, что рождались в воображении моего учителя.

Комедийный дуэт «Два Бита»

Тем не менее голодные годы для меня не закончились. Мне было необходимо время, чтобы стать признанным комедийным актёром. Театральная среда была достаточно закрытой. Однако мне всё-таки удалось привлечь к себе внимание, благодаря смешным сценкам и резким номерам, которые я исполнял на сцене. Больше всего меня радовало то, что моя новая «профессия» позволяла мне насмехаться над всем, чем хотелось. Я просто обожал жонглировать и смешивать жанры, высмеивая всех и вся. Именно бьющие ключом шутки и насмешки обеспечивают нам любовь зрителей, приходящих на наши выступления. Я понял, что по большей части публика привыкла к традиционным сюжетам, избитым клише и предсказуемым развязкам. Мне удалось придумать трюк, который заставил зрителей рассмеяться. Во время диалогов я появлялся там, где никто меня не ожидал увидеть. Я сыграл на эффекте неожиданности, что публике очень понравилось.

Во «Французском театре» я продолжал совершенствовать мастерство комика, пока не пришло время заняться чем-то другим. Как раз в это время, в 1974 году, я встретил того, кто на долгие годы стал моим надёжным партнёром, сообщником и пособником на сцене: актёр Дзиро Канэко пришёл в театр незадолго до меня. В один прекрасный день он предложил мне объединиться в комедийный дуэт мандзай.

Мандзай представляет собой простой комический жанр, наиболее распространённый и популярный в Японии. На сцене пара актёров разыгрывает короткую сценку, состоящую из свободного, едкого и быстрого диалога. Представление напоминает словесную дуэль, которая строится всегда на одном и том же комическом приёме: один из героев – тсуккоми – серьёзный и разумный, в то время как другой – боке – рассеянный и нелепый. Популярны подобные сценки стали ещё в народных театрах Киото, Нара и Осаки примерно в VIII—X веках.

Для меня проблема заключалась в том, что, пока я не встретил Дзиро-сан, я практически ничего не знал об этом жанре. Я никогда не ходил на подобные представления в Асакусе и подумать не мог, что однажды начну выступать сам и стану одним из мандзаичи, комических актёров мандзай. Неважно. Талант меньше всего беспокоил Дзиро. Для него главным было стать богатым и знаменитым.

Дзиро-сан хотел, чтобы мы как можно скорее ушли из «Французского театра». Он надеялся, что так мы начнём двигаться вперёд и больше зарабатывать.

Тогда дуэт с Дзиро принёс мне первый успех. На сцене один из нас всегда играл идиота на службе у злодея. В 1974 году мы вместе организовали дуэт «Два Бита». Тогда и родился мой артистический персонаж, Бит Такеши. Я стал Битом Такеши, а он Битом Киёси. Мэтр Фуками продолжал смешить зрителей во «Французском театре», а мы начали выступать с мандзай-дуэтом в комических театрах и модных кабаре. Наши скетчи славились шутками и язвительностью. Нам не было равных в умении высмеять любого. На сцене мы были словно машины, вместе с Дзиро я мог управлять временем. Наш дуэт показал всем, что значит «настоящий мандзай».

В самом начале, до того как я попробовал себя в этом жанре, мне казалось, что выступать в комедийном дуэте достаточно просто. Всего-навсего стой на сцене перед публикой и рассказывай забавные и смешные истории. На деле все оказалось куда сложнее и опаснее, потому что порой зал вообще не смеялся. Постепенно я понял, что успех всегда зависит от людей, сидящих в зале, от их реакции. Наконец до меня дошло: хороши только те истории, что заставляют публику буквально корчиться от смеха. Их-то мы и стали разыгрывать с моим партнёром, порой даже перемешивая их между собой. Но самое главное то, что на тот момент наш мандзай-дуэт был самым дерзким из всех. Наша наглость была безгранична. Мы ловко играли на запретах, постоянно рисковали, выбирая наиболее острые темы. Выходя за рамки, мы обычно срывали самый громкий смех в зале. Нас совсем не пугала реакция, публики. Я с лёгкостью мог обратиться к пожилой даме в первом ряду: «О, Баа-сан (бабуля), побудь с нами, не умирай, пока не дослушаешь нас до конца!» Или выпалить сидящему в зале якудза: «Уверен, ты прям ваще никогда не обманываешь». Клянусь, и старушка, и мафиози смеялись от всей души. Зрители были в полном восторге.

Каждый вечер напоминал дуэль. Передо мной была только одна цель – рассмешить публику. Наконец я понял, что у меня стало получаться. Представления становились частью меня. Если во время спектакля я замечал, что в зале кто-то не смеётся, все мои мысли начинали крутиться вокруг этого человека. Я прикладывал массу усилий, чтобы его развеселить. На сцене я чувствовал себя в новом жанре свободным и счастливым. Надо, правда, сказать, что время от времени я прилично напивался. Случалось, что даже на сцену я выходил сильно пьяным.

Я был молод и неуправляем. Часто я рассказываю о тех особых отношениях, что связывали меня с Дзиро. Он напоминал дрессировщика, а я – дикого зверя. Если бы мой напарник был другим, наш дуэт долго бы не продержался. Дзиро не хотел, чтобы мы так быстро расстались, он верил в успех. Он был прекрасный укротитель. Мы продолжали двигаться вперёд. Для нас всё пролетело очень быстро. Успех пришёл, а у нас даже не было времени, чтобы его почувствовать.

В начале 1970-х годов в Японии начался невероятный экономический подъем. Страну буквально захлестнули волны эйфории. В Токио средний класс действительно почувствовал разницу по сравнению с суровыми условиями конца 1960-х годов. Лично меня деньги не интересовали, я о них вообще не думал. Зарабатывать мне не хотелось. В тот момент для меня было важно не умереть с голоду и быть известным актёром. Это было не так легко. Много раз мне давали понять, что я здесь липший. Прежде чем я стал знаменитым, в театрах часто отказывались от моих выступлений. Однажды, когда я совсем не ждал, мне повезло, и я стал комедиантом. Я осуществил мечту, что привела меня в Асакусу.

Добиваясь славы в Асакусе, Такеши Китано сблизился с жившими здесь писателями и артистами, так же как Ясунари Кавабата (1899—1972), который обустроился здесь в 1920-х годах. Тогда у квартала была самая дурная слава в столице. Вообще, улицы Асакусы населены множеством знаменитых призраков. Здесь и известные писатели: Кафу Нагаи, Ясуси Иноуэ, Юкио Мисима. На старых фотографиях они запечатлены в окружении актёров и танцовщиц кабаре. Режиссер Ясудзиро Одзу, актёр Кен Такакура стали настоящими символами этой части Токио. В прошлом веке этот традиционный квартал был достаточно авангардным. Первая линия метро в Японии и в Азии появилась в 1927 году. Она связала Асакусу с соседним культурным центром Уэно, где сосредоточены многие столичные музеи.

Вскоре, все чаще и чаще, наши скетчи стали транслировать по радио. Первый раз мы появились на телевидении в середине 1970-х годов, после чего нас стали регулярно приглашать в различные телешоу. Японцы начали узнавать наши лица на телеэкране. В начале 1980-х годов мне начало казаться, что я научился летать. Как я и мечтал, я стал настоящим комическим актёром.

Вместе с Битом Киёси мы продолжали развлекать людей. Больше всех наши скетчи любили студенты. Им был близок наш живой и дерзкий стиль. Мне было необходимо удержать живую связь с театральной публикой. Уже работая на телевидении, я старался по-прежнему выступать на сцене. Она связывала меня с моими корнями в северном Токио. Становясь звездой экрана, я всё так же писал тексты для скетчей. И вот однажды, уже в начале 1980-х годов, история «Двух Битов» закончилась. Пришёл момент, когда каждому из нас надо было подумать о собственном будущем. С тех пор мы с Дзиро виделись не так часто. Порой мы случайно сталкиваемся на некоторых передачах, недавно пересеклись на съёмочной площадке.

Учитель гордится моим успехом

Позже, уже в начале 1980-х, мне захотелось повидаться с моим учителем Сендзабуро Фуками. Я отправился к нему при первой возможности. Он был очень известен и в Асакусе, и в других театрах и кабаре, но не часто появлялся на телеэкране. Я хотел отблагодарить его за помощь, оказанную мне. Добившись успеха, ученик должен сделать что-то для своего учителя, ведь нужно отдать должное тому, кто тебя сформировал. Для меня это было тем более важно, потому что бессознательно я продолжал считать его своим учителем. Мэтр Фуками был и остаётся непревзойдённым мастером своего дела. Я никогда так хорошо, как он, не играл на гитаре. У меня не получается так бить чечётку и столь ловко орудовать мечом. Я и надеяться не смел, что когда-нибудь достигну его уровня, а уж тем более смогу стать лучше него.

В 1983 году я пришёл к нему, чтобы подарить ему немного денег. Как-никак я уже достиг некоторой популярности. Мэтр Фуками был так счастлив, что его бывший ученик многого добился и вернулся, чтобы отдать ему долг. В его глазах я превратился в настоящего актёра, способного выступать не только на сцене, но и на телевидении. Он был настолько растроган и взволнован, что в тот же вечер раззвонил на весь квартал о моём успехе, выпивая в мою честь чуть ли не в каждом кабачке. По правде говоря, с того дня меня мучают угрызения совести, потому что подаренные мной гроши учитель потратил на выпивку и сигареты. К себе домой он вернулся, прилично выпив, а ночью или ранним утром в его маленькой квартирке на четвёртом этаже вспыхнул пожар. Сосед услышал крики и вызвал пожарных. Времени спастись у мэтра Фуками не было – бедняга сгорел заживо. Полиция нашла его обгорелый труп рядом с входной дверью. При осмотре комнаты был найден окурок, из чего сделали вывод, что причиной пожара стала плохо потушенная сигарета. Страшную новость я узнал через несколько часов после случившегося, на записи программы «Банда шутников», которая шла по каналу «Фудзи». Для меня его смерть стала страшным потрясением. Я был так подавлен, что не мог сказать ни слова. В тот день, когда его не стало, в вечернем выпуске газет «Иомиури» и «Асахи» о нём появилась статья, что наделала в Асакусе много шума. Я вам могу её показать, до сих пор у меня хранится вырезка. Даже сегодня я ощущаю сильную боль и огромную горечь – и по-прежнему чувствую себя в некоторой степени виноватым. До сих пор я спрашиваю себя, не я ли стал причиной его смерти. Отблагодари я его иначе, не выпей он столько в тот вечер и не купи он сигарет... Мне кажется, что после того, как я ушел из «Французского театра», мой учитель чувствовал себя крайне одиноко. Он умер в парах алкоголя и страшном одиночестве.

2 февраля 1983 года «Иомиури» в статье о смерти Сендзабуро Фуками написала: «Мастер смеха сгорел заживо в полном одиночестве. Тридцать пять лет жизни мэтр Фуками посвятил народному театру в Асакусе. Одним из его учеником был Бит Такеши».

Спустя годы, в знак моего к нему уважения, я почти каждый день начал заниматься чечёткой. Почти каждый день. Последние годы я так увлёкся, что забросил даже пианино! Правда, в моих фильмах добровольно я не стал бы участвовать в сценах, где нужно бить чечётку – как, например, в финале «Затойчи», – так как я ещё недостаточно хорош. Но когда-нибудь, когда пойму, что достиг нужного уровня, я непременно это сделаю.