Текст книги "Боль (ЛП)"
Автор книги: Табита Сузума
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Спустя целую вечность, ему удается выбраться из цепких лап Винчестеров; пока родители стоят к нему спиной, он ускользает обратно в сад. Опускаются сумерки, Консуэла уводит Лоика спать, во дворике задержалось несколько курильщиков, а остальных гостей ночная прохлада загнала внутрь. В пятнах света кружится, а потом исчезает большой бледный мотылек. Вдыхая блаженный прохладный воздух позднего вечера, Матео берет полупустую бутылку вина, ищет стакан, но, не найдя, достает пару сигарет из кем-то забытой пачки. Впервые в жизни ему плевать, внезапно он безразличен к себе, его тошнит от того, что каждую минуту нужно заботиться о своем здоровье. Укрывшись от огней в тенистой гуще сада, он скользит за высокий тополь, приседает на траву и зажигает сигарету от одной из свечей в стеклянном стакане, окружающих лужайку, а потом прислоняется спиной к холодному кирпичу садовой стены, делает глоток вина, подносит сигарету к губам и глубоко затягивается.
Тут на него падает чья-то тень, и он пугается. Замирает, пряча за спиной блеск сигареты в надежде, что, кто бы это ни был, он не заметит его и просто уйдет обратно внутрь.
– Что ты здесь делаешь один?
Он узнает голос сразу, как только силуэт Лолы принимает четкие очертания. Резко контрастируя с костюмами и коктейльными платьями остальных гостей, ее ноги обнажены: на ней любимые шорты-карго, подвернутые чуть выше колена, бледно-желтая футболка и кожаный браслет на лодыжке над ортопедическими сандалиями Биркеншток. Длинные волосы спускаются до талии, на фоне бледной кожи выделяются несколько веснушек на скулах и яркие глаза цвета морской волны. В зловещем свете сумерек ее внешность кажется эфемерной как никогда: слегка впалые щеки, тонкая шея, изящный изгиб ключицы. Как обычно на лице нет ни грамма макияжа, а в волосах – украшений: она великолепна без прикрас. Под глазами пролегают фиолетовые тени; она обладает практически болезненной хрупкой красотой, отчего его сердце сжимается. После того как последние мучительные полчаса ему приходилось притворяться, он вдруг счастлив видеть ее: ему хочется вскочить и обнять ее, почувствовать вокруг себя ее руки, убеждающие в том, что он все еще жив. Он хочет, чтобы она вернула его, напомнила, кем он когда-то был, позволила ему снова почувствовать себя настоящим. Ему до боли хочется целовать ее.
– Мэтти! – Она опускается перед ним на колени. – Какого черта – ты куришь?
– Да… – Он делает долгую затяжку, морально готовясь к нотациям, но она напротив забирает у него из пальцев окурок и подносит ко рту, медленно затягиваясь. Затем откидывается назад, кольца дыма поднимаются в темном воздухе. – Твой тренер здесь? Он прикончит тебя, если поймает! – Она посмеивается.
– Ага, где-то тут. Но мне плевать. А где Джерри? – спрашивает он.
– Завис в темной комнате – у него слишком жесткие сроки. Но он шлет тебе поздравления.
– Прости за то, что произошло… Не знаю, что на меня нашло… – пытается он объяснить. – И прости за это. Тебе не нужно было приходить.
Она смотрит на него с лукавой улыбкой, ее глаза сверкают в свете свечи.
– Ты смеешься? Пропустить твою поздравительную вечеринку и то, как коллеги твоих родителей хлопают тебя по спине и распевают: «Ведь он такой хороший, славный парень»? – Она смеется, тянется к бутылке и делает большой глоток.
На его губах мелькает тень улыбки.
– Так ты пришла, чтобы посмеяться надо мной в трудную минуту?
– По сути, да. Но, похоже, я пропустила самое интересное – или ты тусовался тут весь вечер?
– Нет, только что сюда сбежал. Ты пришла как раз вовремя.
– Ну… – медлит она, перекатываясь на пятках и подтягивая колени к подбородку. – Я не знала, хочешь ли ты, чтобы я пришла.
– Конечно, хочу. Я всегда хочу, чтобы ты приходила к нам. – Он тянется к ней, задевает кожу ее обнаженной ноги и скользит ладонью по ее руке.
– Ты выглядел совершенно безумным, когда сбежал из парка… – Ее пальцы задерживаются на его руке, нежно поглаживая большим пальцем ладонь.
– Я вел себя как дурак.
Ее темные глаза изучают его поверх коленных чашечек.
– Что тебя так вывело из себя?
– Не знаю…
Но такой ответ ее не устраивает.
– Ты постоянно так говоришь, – продолжает она. – Но явно что-то происходит. Мы что-то не то сказали? Ты уже второй раз так сбегаешь.
Он тушит сигарету о влажную землю и смотрит вниз, подыскивая правильные слова.
– Я был глуп, – медленно говорит он. – В какой-то миг мне показалось, что вы обвиняете меня в том, что я… – Его голос замолкает. Он не может произнести это слово.
– В том, что ты кто – преступник? – Ее глаза недоверчиво расширяются. – Но, Мэтти, мы же просто играли в игру! С чего бы, даже на секунду, кто-то мог решить, что ты преступник? – Она тихонько посмеивается, хотя ее лоб по-прежнему морщится в замешательстве.
Потому что я сам себя им ощущаю? Потому что боюсь, что им стал? Но он не может этого сказать Лоле – даже сам не может этого понять.
Он вынуждает себя встретиться с ней взглядом.
– Лола, я не… я, правда, не знаю, что происходит. Мне кажется, со мной что-то случилось. Как будто внутри меня боль, и я не могу от нее избавиться, а она все не прекращается. Ты понимаешь… понимаешь, о чем я? – Он прикусывает изнутри губу, в глубине глаз усиливается давление чего-то острого. – Ты когда-нибудь такое испытывала? Это словно депрессия или… или ощущение одиночества. Ты будто чувствуешь себя отдельно ото всех остальных, ты будто больше не на своем месте…
Она смотрит на него с серьезным выражением лица, ее брови беспокойно хмурятся.
– Но ты не один, и ты на своем месте. Ты принадлежишь мне. Я люблю тебя, Мэтти.
Он медленно выдыхает, осторожно притягивая ее к себе, скользит руками в ее волосы, накрывает ладонями щеку. Его глаза уже близки, их губы встречаются, и он нежно целует ее, вдыхая ее теплое дыхание, впитывая вкус ее губ, языка. Но тут его охватывает новый приступ страха, такой яростный и неожиданный, что он подобен удару кулака в живот.
– Лола, – между поцелуями шепчет он. – Пожалуйста… пожалуйста, не оставляй меня.
– Я бы никогда…
– Но ты уйдешь. – Теперь он целует ее почти отчаянно. – Однажды ты уйдешь.
Она отстраняется.
– Мэтти…
Он пытается снова ее поцеловать, но в этот раз попадает лишь в уголок губ.
Она кладет руку ему на грудь, мягко отталкивая его.
– А как насчет того, что ты сказал в ту ночь у реки – разве ты не это имел в виду? Я думала, ты хочешь остаться со мной навсегда?
– Я хочу, но… у жизни свои законы…
– Почему ты так говоришь?
– Не знаю. – Он пытается отыскать какую-то причину этому внезапному, необъяснимому страху. – Потому что… потому что мы молоды, мы все еще учимся в школе. – Он снова подается вперед, ищет ее губы своими. – По статистике, сколько подростковых отношений продолжается всю жизнь?
Она прижимает ладонь к его лицу, все еще удерживая его на расстоянии, впивается в него полными замешательства глазами.
– Так вот в чем дело? Если ты уверен, что наши отношения не продлятся долго, тогда зачем их продолжать?
– Я не это хотел сказать, – отчаянно шепчет он. – Я не хочу расставаться. Боже мой, я меньше всего на свете этого хочу. Я просто пытаюсь смотреть реалистично. Однажды ты бросишь меня, я… я просто знаю…
Вдруг она с силой и злостью отталкивает его.
– Прекрати так говорить!
Он смотрит на нее, его пульс грохочет.
– Прости…
В ее глазах вспыхивает боль и недоумение.
– Если ты действительно так считаешь, то мы должны… – Она начинает вставать.
– Нет! – Он хватает ее за запястье и с силой дергает к себе.
– Мэтти! – изумленно вскрикивает она.
Он чувствует, как его снова поглощает тьма.
– Я не хотел этого говорить. Просто я устал…
– Устал от чего?
Он сглатывает в попытке подавить нарастающую в горле боль.
– Устал чувствовать себя так! – Его голос повышается. – Как будто я тебя не заслуживаю! Как будто я совершил что-то ужасное и потеряю тебя!
Он делает прерывистый вдох и задерживает дыхание. Между ними повисает молчание, такое хрупкое, что оно вот-вот треснет. Уставившись в темноту, он заставляет себя еще раз глубоко вздохнуть. Резко втягивает воздух и отворачивает голову, пытаясь избежать взгляда Лолы, когда у него щиплет глаза. «Ты нужна мне, – хочется ему сказать. – Нужна рядом, чтобы быть со мной, обнимать меня, делать меня снова настоящим и живым. Нужна мне, чтобы помочь, сказать, что со мной не так, помочь мне снова стать тем человеком, которым я был, объяснить мне, что вообще происходит!» Но он не может – не может ничего из этого произнести. Он даже не может пошевелиться, глядя на траву и с трудом дыша. В глазах вспыхивает острая боль, сильное жжение перехватывает горло. Сделав глубокий вдох, он чувствует, как слезы ножами раздирают глаза. Даже собрав всю силу воли в кулак, он не может их сдержать.
– Мэтти?
Он распознает в ее голосе тревогу. Вдавливает ноготь большого пальца в нижнюю губу.
Лола протягивает руку и касается его. Встряхивая головой, он отводит в сторону эту руку утешения. Его глаза наполняют горячие тяжелые слезы. С губ слетает всхлип, по щеке скатывается слеза. Быстрым движением запястья он смахивает ее.
– Господи, Мэтти! – Лола ошеломленно смотрит на него, ее грудь стремительно, как во время паники, поднимается и опускается.
– Со мной все в порядке. Ничего…
– Дорогой, как же ничего? – затаив дыхание, почти испуганно говорит Лола. – Что происходит?
– Я… я не знаю!
– Отец снова тебя достает? Что-то случилось на тренировке? Или… или в школе?
Он качает головой и отворачивается, когда катится еще одна слеза, а за ней еще одна и еще; с силой прижимает подушечки ладоней к глазам и задерживает дыхание в отчаянной попытке их остановить.
– Это пройдет, – яростно произносит он, вытирая тыльной стороной ладони глаза. – Я… я во всем разберусь. М-может, сейчас просто такой период. – Он выдавливает смешок, но чувствует, как по щеке скатывается еще одна капля.
– Это не период – ты чем-то расстроен. – Она гладит его по щеке, в ее голос звучит тихая безнадежность. – Ты не хочешь мне об этом говорить?
– Не знаю. Уф… твою мать! – Он со злостью трет лицо рукавами рубашки и ладонями. – Может, мне нужно прогуляться, чтобы разобраться в себе. Может…
– Ш-ш-ш, подожди, останься со мной, – тихо уговаривает Лола, ее рука крепко удерживает его запястье. – Мы во всем разберемся. С тобой все будет хорошо.
– Я… я боюсь, что разваливаюсь на части. – Он прижимает ко рту кулак, чтобы заглушить рыдание. – Со мной все это происходит. И… и я совершенно не могу это контролировать!
Лола прикладывает пальцы к его губам, вынуждая замолчать.
– Эй, все хорошо. Никто не может всегда все контролировать, – мягко убеждает она. – Сейчас ты просто расстроен, и все. Все иногда расстраиваются. Ты не разваливаешься на части. А если и так, то это не конец света. Я же ведь все равно буду рядом. Ты не останешься один.
– У меня просто уж-жасное чувство…
– Насчет чего, дорогой?
– Что… что все изменилось. Что мы больше не можем быть вместе…
– Ох, Мэтти, ты просто преувеличиваешь. Может, ты переутомился, потому что до сих пор не отошел от Брайтона.
Не отошел от Брайтона… По его телу пробегает холодок. Нет, он никогда не оправится от Брайтона, никогда не оправится от того, что там произошло, никогда не избавится от того ужасного человека, которым стал. Перед глазами возникают красные вспышки, запах крови, земли и пота, ноги глухо стучат по сухой земле, из легких вырывается торопливый вздох. Он прижимает руку к глазам.
– Мэтти, послушай меня, дорогой. Я всегда буду рядом с тобой. Я всегда буду тебя любить. – Голос Лолы звучит спокойно, слишком спокойно. Он кивает, проводит ладонью по лицу и прерывисто вздыхает. Потом смотрит на нее и смущенно улыбается.
– Иди сюда.
Она наклоняется вперед и выдыхает эти слова ему в плечо, обхватывает его руками и притягивает к себе, крепко держа, когда от ее прикосновения он распадается на части и закрывает лицо руками. Между пальцами струйками течет влага; слезы причиняют боль, голова болит, все болит. Он прижимается к ней лицом, пытаясь прекратить натиск, остановить поток, но его тело, похоже, действует по своей воле, заставляя его общаться с Лолой, показывать ей, насколько ему плохо, когда он меньше всего этого хочет… Постепенно, спустя несколько минут молчания и мучительных слез, он чувствует, как в его груди ослабевает давление, в голове стихает боль. Лола нежно держит его в своих руках, ее голова покоится на его плече, и он медленно собирает себя по кусочкам, надежно запирая боль – она все еще есть, но уже слабее, – глубоко внутри себя. Очень глубоко, на самом дне, где ей самое место.
6
Он нашел ответ. Может, он и не в состоянии подавить свои чувства, вернуться к беззаботной жизни, стать тем человеком, которым был до той ночи… но он может притвориться. Он достаточно помнит о себе прежнем, чтобы производить очень хорошее впечатление, пока ему это нужно. Заполненные тренировками дни: прыжки в бассейн, «сухие» прыжки, акробатика, гимнастика и домашние тренировки, – и проведенное время с друзьями, а самое главное, с Лолой позволят ему притворяться для всех, включая себя, что все вернулось на круги своя, что черная волна стихла, а плотная вуаль поднялась; что удушающий пузырь лопнул, дав ему возможность еще раз войти в реальный мир. Мир, где больше всего его должно волновать совершенство. Большой прыжок из передней стойки, дополнительные часы в бассейне, чтобы удовлетворить родителей, поиск оправданий за поздние возвращения домой, чтобы пообщаться с Лолой. И на миг ему кажется, что это сработает. Он старается проводить время в одиночестве как можно меньше – тренируется с включенной музыкой, по ночам созванивается с Лолой в Скайпе, даже сидит с Лоиком до прихода родителей домой. Почти две недели прошло с Национального чемпионата, учеба в школе почти подошла к концу. Но мрачные мысли его не покидают, черные воды по-прежнему бурлят, хотя все это таится под поверхностью, очень глубоко, запрятано в самые темные уголки его сознания.
У Джерри намечается ночная фотосессия в Париже, и Лола решает, что в оставшемся в ее распоряжении доме нужно организовать ночевку.
– А мы не слишком стары для ночевок? – возражает Матео, когда она за столом в столовой радостно ошарашивает его своей идеей.
– Нет, все будет по-взрослому! – хихикает Лола. – Я буду готовить! – Она импульсивно вскидывает руки и опрокидывает перечницу.
Матео начинает смеяться.
– Ты… готовить? Ты даже не можешь поесть, чтобы что-то не опрокинуть.
Она набивает рот йогуртом и показывает ему белый язык.
– Очень по-взрослому, Лола!
Тогда уже хохочет она, разбрызгивая йогурт по подносу. Он ныряет под стол.
– Посмотри на себя! Ты же опасна для здоровья окружающих!
Она зажмуривает глаза в отчаянной попытке проглотить еду, прежде чем покатиться со смеху.
– Тогда прекрати меня смешить!
– Я ничего не делаю. Это ты швырнула перечницу и окатила меня йогуртом!
– Мэтти! – Она утирает слезящиеся глаза. – Хватит смеяться надо мной, кретин, и послушай меня!
– Ты уверена, что хочешь, чтобы Хьюго и Изабель совокуплялись на твоем новом диване?
– Ты можешь выслушать? Не будет никаких совокуплений!
– Совсем? Тогда мне это неинтересно…
Она шлепает его по руке.
– Да перестань! Я думала, что мы можем провести всю ночь в гостиной, притащить туда матрасы и устроить просмотр фильмов.
– А еще красить ногти и заплетать друг другу косички?
Она снова заливается смехом, разбрызгивая вокруг себя йогурт.
– Ты можешь сначала проглотить, а потом гоготать как чокнутая ведьма?
– Клянусь, Мэтти. У тебя, может, и короткие волосы для косичек, но я точно накрашу тебе ногти, если это будет последнее, что я сделаю!
К счастью, когда наступает этот день, вместо накрашенных ногтей голова Лолы забита другими вещами. А именно тем, что пытается спасти ужин, который только что сожгла. После утренней акробатики и дневных прыжков Матео возвращается домой переодеться и оставляет родителям записку в надежде избежать ссоры. Как только Джерри уезжает, он, изнывая от голода, присоединяется к Лоле на кухне.
– Лола, ты действительно готовишь? – недоверчиво восклицает Изабель, когда они с Хьюго входят в дом.
– Мы готовим, – замечает Матео, сидя за кухонным столом и возясь со штопором. – Хотя я и не причастен к этому ужасному запаху гари.
– Заткнитесь все! – доносится от плиты возглас Лолы. – Конечно, Иззи. А ты что думала? Что я буду кормить вас хот-догами? – Тут одна из кастрюль начинает кипеть, и она быстро снимает с нее крышку. – Ай! Черт!
– Помощь нужна? – интересуется Хьюго, давясь от смеха.
– Нет! Я сама справлюсь! А теперь оставьте меня в покое и… и общайтесь между собой!
– Хорошо, Лола, остынь, – Изабель поворачивается к Хьюго. – По-моему хозяйка немного нервничает, так что мы должны делать вид, что все под контролем и…
– Все под контролем! – орет Лола.
– Мы тебя не слышим, Лола! – кричит в ответ Изабель.
Матео откупоривает бутылку красного вина и берется за белое.
– Точно. Кто что будет пить?
– Виски! – заявляет Лола, швыряя ложку.
– Не-а. Для тебя никакого алкоголя, пока не разберешься с ужином, иначе весь дом будет окутан дымом, – говорит ей Матео.
Лола сыплет проклятиями. Изабель смеется и протягивает свой бокал за красным вином. Хьюго идет к холодильнику за пивом.
– Итак, каково это готовить ужин вместе, как старая супружеская пара? – спрашивает он с лукавым блеском в глазах.
Матео забирает у него банку пива, открывает ее и устраивает босые ноги на углу стола.
– Безумно трудно, – отвечает он, делая большой глоток.
– Ага, мы видим, что ты уже на грани срыва, Мэтти! – смеется Изабель.
– Я не шучу! Она вообще-то ударила меня ложкой.
– Деревянной ложкой! – бросает через плечо Лола, все еще возясь с кастрюлями. – Он пытался все съесть.
– Просто я проголодался. У меня весь день была тренировка!
Лола зовет Матео, чтобы тот помог ей накрыть ужин, и они вчетвером, наконец, собираются за кухонным столом.
– И что это такое? – Хьюго смотрит на свою тарелку, приподняв брови с легким беспокойством.
– Не думаю, что у этого есть название, – вставляет Матео.
– Пюре с сосисками? – с надеждой предполагает Изабель.
– Но здесь печеная фасоль, – с сомнением произносит Хьюго, зачерпывая вилкой сосиску и бобы и осторожно их разглядывая.
– Я приготовила их по рецепту Найджелы! – возмущенно восклицает Лола.
– Э-э… детка?
Она раздраженно поворачивается к Матео.
– Ну что еще?
Он едва сдерживает смех.
– А пюре должно быть оранжевым?
– В него попало несколько запеченных фасолин, ясно? – с притворным раздражением кричит Лола. – Просто отстаньте от меня, неблагодарные свиньи!
– Погоди, погоди, мне кажется, нам нужно сказать тост, – тактично замечает Матео, одаривая Лолу примирительной улыбкой. Он поднимает банку с пивом. – За повара с самыми благими в мире намерениями!
– Точно! – соглашается Изабель.
– И за окончание гребаного Грейстоуна! – добавляет Хьюго.
– О, да. Осталось меньше недели! – восклицает Изабель.
– Эй, по-моему, мы немного ушли от темы, – возражает Лола.
И все разражаются смехом, поднимая за нее бокалы.
– Будем здоровы!
Вся комната, похоже, окутана духом любви и братства. Если не считать ждущих в гостиной матрасов перед телевизором, все выглядит по-взрослому и волнующе.
Хьюго оживленно говорит о предстоящих выходных.
– В первый раз без предков – это будет полный отрыв! – восклицает он. – Мэтт, пожалуйста, скажи мне, что тебе все-таки удалось уговорить родителей, чтобы они отпустили тебя хотя бы на несколько дней.
– Нет, мне нужно приспосабливаться к новому расписанию тренировок, – быстро отвечает он. – Но в следующем году, после Олимпиады, точно!
– Вот блин, – недовольно ворчит Хьюго. – Даже на выходные?
– Нет, но Лола собирается, – весело сообщает он Хьюго.
– Правда?
Лола встречается с ним взглядом через весь стол.
– Я же сказала, что подумаю. – Некоторая веселость вдруг покидает ее лицо.
– Ребята, уговорите ее! – Матео поворачивается к своим друзьям. – Она никогда раньше не бывала на юге Франции, и это ее единственный шанс этим летом уехать на каникулы…
– Лола, давай поехали! Лола, пожалуйста! – тут же откликаются Хьюго и Изабель.
Но она не сводит с него глаз.
– Но я бы лучше провела время с…
– У меня не будет времени, – говорит Матео, с усилием сохраняя в голосе легкость. – Перес будет тренировать меня по восемь часов в день.
– Тогда ты едешь, – заявляет Хьюго.
Лола снова смотрит на Матео.
– Ты уверен?
– Да! Я хочу, чтобы ты поехала – там замечательно!
Лола начинает улыбаться и поворачивается к остальным.
– Ну, хорошо. Тогда мне лучше поторопиться и забронировать себе билет.
– Ура! – раздаются радостные вопли Хьюго и Иззи. Матео старается не отставать от них.
Вскоре разговор переключается на другие темы: спектакль Лолы и финал чемпионата между школами по крикету. Хьюго встает, берет метлу, чтобы продемонстрировать очень сложный удар в крикете, по ходу чуть не отрубив голову Изабель, и смеется, когда Лола предупреждает его: если он не будет осторожен, то его в итоге осудят за непредумышленное убийство. Все без умолку болтают, а в это время Матео чувствует – сначала постепенно, потом внезапно, – как выпадает из разговора. Как будто внутри него что-то щелкнуло, вернулась какая-то мысль или воспоминание. Он вдруг отстает от остальных, как если бы они были частью какой-то пьесы, а он забыл свой текст. Он даже не чувствует себя лишним в их планах на каникулы, потому что привык к таким жертвам. И все же из ниоткуда возвращается ощущение вечного неудачника, который, прижавшись носом к стеклу, глядит на мир, откуда его выкинули. Ребята пребывают в приподнятом настроении и невероятно болтливы, а ему приходится прикладывать недюжинные усилия, чтобы сосредоточиться на разговоре и вставлять фразы там, где возможно – задача не из легких, потому что у девчонок визгливые голоса, а Хьюго, похоже, никогда не замолкнет. Их слова, словно пули, простреливают мозг, вызывая боль в голове. Он чувствует тяжесть мыслей, давящих на него, и ужасную усталость – усталость от остроумия и интеллекта, от того, как каждый пытается показать себя гением. Усталость от потраченных впустую и спутанных сил, усталость от лицемерия и ощущения, что ему есть что скрывать. А ведь это так, он знает, хотя по-прежнему не может вспомнить, что же именно. Не может или не хочет? Почти одно и то же. Брайтон. Прохладная ночь и все небо в звездах. Хруст веток и треск кулаков, ударяющих по коже, костям. И кровь – повсюду кровь, такая яркая и красная в свете луны…
Очевидно, заметив его отстраненность, Лола ободряюще улыбается, и ему вдруг хочется, чтобы его друзья просто исчезли, а он мог остаться с ней наедине. Когда разговор касается списка фильмов на вечер, Матео тянется к ее руке под столом, переплетает их пальцы и нежно сжимает их. Кухня неожиданно становится слишком маленькой, душной и тесной. И хотя еда получилась действительно вкусной, он понимает, что не хочет есть. Лола, говоря и жестикулируя, высвобождает руку, и возникший между ними краткий миг единения тут же испаряется. Его одолевает невыносимое желание потянуться к ней, но она уже снова взяла в руку нож. Он просовывает пальцы в прохладную впадину у спинки стула. Усталость, как физическая, так и эмоциональная, давит на него невидимой силой. Пока трое его друзей говорят еще громче, его собственная тишина ощущается отчетливее, и чем больше он осознает свою молчаливость, тем больше она его парализует. Лола упорно пытается втянуть его в разговор, но он не поддается. Наверное, потому что ему совсем не все равно, что о нем подумают другие, поскольку он сидит молча. Угрюмый, странный и даже безумный. И вот в чем дело. Они правы. Конечно, они абсолютно правы.
На десерт Изабель готовит брауни, а Матео снова берет Лолу за руку, обхватывает пальцами ее большой палец и прижимает их ладони вместе. Не отстраняйся, хочет он сказать. Я не знаю, что со мной происходит, но ты мне нужна, правда.
После ужина они загружают посудомоечную машину и вваливаются в гостиную, борясь за матрасы и продолжая спорить, какой фильм посмотреть. Матео же кажется, что он наблюдает за всем происходящим с очень большого расстояния. Ему очень хочется найти какую-то отговорку и просто уйти, но он знает, что Лола на это не купится и ужасно расстроится, если он снова просто так уйдет. Огромными усилиями ему удается не пропускать адресованные ему вопросы, хотя в остальном он совершенно неспособен поддерживать любые разговоры. К счастью, Хьюго слишком пьян, чтобы это замечать, а вот Изабель уже не раз спрашивает у него, все ли в порядке, и Лола бросает на него встревоженные взгляды, от которых учащается пульс.
Наконец, они устраиваются перед фильмом «007: Координаты «Скайфолл», наступает относительное спокойствие, и к окнам без штор подбирается вечер. Растянувшись на животе, опираясь на локти и невидящим взглядом уставившись в экран телевизора, Матео осознает, что внутри него нарастает боль. Болит все. Он едва может лежать спокойно. Он чувствует себя пойманным. Ему хочется убежать, но куда? Он уверен, что навсегда останется таким – запертым в ловушке своего собственного тела и разума. Эмоциональная боль настолько сильна, что переходит в физическую. Она скручивается внутри него узлом, готовясь уничтожить его, задушить. Он теряет контроль, теряет рассудок. Он думал, что все вернулось на круги своя, но внезапно оно утратило всякий смысл. Кто-нибудь знает, каково это застрять между жизнью и смертью? В полумире непонятной боли, где эмоции, которые ты замораживаешь, вновь оттаивают. В месте, где все болит, где твой разум не настолько силен, чтобы усыпить чувства. Внезапно руки больше не могут его держать, и он роняет между ними голову, уткнувшись лицом в матрас. Он больше так не может. Он в буквальном смысле оказался в ловушке – он больше не может уйти, не устроив сцены. Зверь в клетке, которому некуда бежать.
– По-моему, Мэтти уснул, – вдруг говорит Изабель.
Матео вжимается лицом в подушку и старается дышать глубоко и размеренно. Да, пусть они думают, что он спит. По крайней мере, так ему не придется участвовать в разговоре, делать вид, что ему интересна их болтовня, выдавливать из себя смех над комедией, которой они теперь наслаждаются.
– Мэтт?
– Хьюго, оставь его. Он выжат как лимон после тренировки, – доносится голос Лолы рядом с ним.
Проходят минуты. Хьюго и Изабель продолжают вставлять шутливые комментарии. Матео чувствует, как волосы Лолы касаются его руки, ее теплое дыхание – на его щеке. Ему требуется призвать всю силу воли, чтобы не ответить ей, когда ее рот оказывается возле уголка его губ.
– Люблю тебя, – шепчет она.
Он задерживает дыхание. Она знает, что он притворяется? Но тут Хьюго делает какое-то неприличное замечание, Лола смеется и грозится ударить его, по рукам идет еще одна бутылка с алкоголем. Второй фильм подходит к концу, разговоры перемежаются периодами молчания, и постепенно все затихают под темным свечением телевизора, а кто-то даже начинает храпеть. Он вжимается в матрас под грузом печали – чувство настолько сильное, что словно бежит по крови как наркотик. Ее тяжесть заполняет его целиком и расплющивает…
Она начинает кричать. По-настоящему кричать. Такой крик вызван не просто страхом. Это крик ужаса, крик того, кто знает, что за этим последует. Она пытается убежать, истекая кровью от удара по голове, и ползет по деревянному полу. Тянется к белой стене – тянется наверх. Но она загнана в угол, в ловушку, в этот миг сверху на нее падает тень. Ее хватают за волосы и тащат по коридору в ванную комнату – глубокая ванна заполнена целиком, и вода переливается через край, когда ее погружают внутрь. Она борется, пинается и молотит руками, разбрызгивая воду, моча его кофту, но он слишком крепко держит ее за шею. Постепенно ее попытки высвободиться ослабевают – лишившись кислорода, она сползает вниз, легкие заполняются водой. Из носа вырываются последние пузырьки и поднимаются к поверхности. Она замирает: белое лицо, синие губы, широко распахнутые от ужаса и неверия глаза устремлены на него.
Он до сих пор слышит крик, до сих пор слышит ее крик, но сейчас доносятся и другие звуки. Возгласы и вопли, руки тащат его то в одну, то в другую сторону, трясут за плечи. Он видит глаза, лица, собравшиеся над ним головы в ярко-желтом сиянии на потолке. Теперь крики доносятся от него, вырываются из легких и вылетают в творящуюся в комнате неразбериху, перекрывая голоса.
– Мэтт, Мэтт, прекрати, это всего лишь сон! – Это Хьюго держит его за плечи, трясет, тянет наверх и кричит на ухо.
– Проснись, проснись! – С огромными глазами на лице Изабель выглядит растерянной.
– Мэтти, ну же. Посмотри на меня, посмотри на меня!
Он сидит на матрасе в гостиной Бауманнов. Поворачивается к Лоле и пытается остановить мученический вопль ужаса, летящий из его рта. Пытается задержать дыхание, закрывает ладонями рот, старается все прекратить, и ему это удается – остается лишь сдавленный всхлипывающий звук.
Хьюго и Изабель отскакивают назад, все еще потрясенно глядя на него. Он чувствует ладонь Лолы на своей щеке, она пытается удержать его, чтобы он перестал раскачиваться и посмотрел на нее.
– Мэтти, посмотри на меня. Это я. Лола. С тобой все хорошо, – твердит она. – С тобой все хорошо. – Ее голос звучит успокаивающе, но глаза выдают горечь. Она начинает нежно гладить его по спине, и он понимает, что его футболка промокла от пота.
– Нет! – Слово вырывается из него, словно пуля. – Нет!
– Что нет?
– С ней все хорошо! С ней все хорошо!
– Да, с ней все хорошо, – Лола убедительно качает головой. – С ней все хорошо. И с тобой все хорошо. Со всеми все хорошо.
Он слышит свое прерывистое дыхание, чувствует дрожь. У него влажные щеки. Похоже, он плачет, натянутое потрясенное молчание разрывают сдавленные рыдания.
Хьюго что-то говорит:
– Эй, приятель, это всего лишь сон!
– Ты уже не спишь, – вторит ему Изабель. – Ты не спишь, Мэтти! Все хорошо!
– Господи! – Хьюго, кажется, в шоке. – Что, черт возьми, с ним происходит? – Он глядит на Лолу. – Думаешь, он нас слышит?
– Ты же слышишь нас, да, Мэтти? – Она не отрывает от него взгляда, как будто пытается вернуть его в настоящее. – Ты знаешь, что не спишь, да?
Он кивает, все еще пытаясь подавить всхлипывания.
– Господи, – снова тихо произносит Хьюго. – Может, нам стоит кому-нибудь позвонить?
– Милый, тебе нужно просто успокоиться. Нужно просто успокоиться… – Несмотря на округлившиеся глаза, голос Лолы звучит успокаивающе. Сидя возле него на матрасе, она водит пальцами по его щеке вверх-вниз и прижимает к себе.
– Я-я хочу… – Он делает глубокий вдох в попытке успокоить голос. – Я хочу…
