Текст книги "Прими день грядущий"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
– Папа, – сокрушенно прошептала она. – Папа, это ты…
Ребекка упала к нему на руки, одновременно стараясь обнять Женевьеву и называя ее мамой. Затем она начала бессвязно рассказывать о людях, которых когда-то знала, о местах вокруг Дэнсез-Медоу, где любила гулять – обо всем, что было спрятано в глубине ее памяти в течение этих долгих страшных лет.
В это время в комнату вошел Хэнс. Выглядел он великолепно. Хэнс собирался поторопить родителей, но его раздражение сразу улетучилось, когда он увидел, что они одновременно смеются, плачут и что-то говорят.
– Что случилось? – спросил Хэнс, легко опираясь на дверной косяк.
Смахнув слезы, Ребекка выскользнула из отцовских объятий и медленно подошла к брату.
– Я вернулась, Хэнс, – проговорила она. – Я действительно вернулась. Теперь я помню все, – обняв его, Ребекка засмеялась. – Тем хуже для тебя, старший брат. Я помню, каким ты был хулиганом: убегал из церкви и пугал меня своей ужасной речью.
Хэнс усмехнулся:
– А ты всегда твердила, что я навлеку на себя гнев всевышнего и буду чувствовать себя собакой, грызущей овец. Но теперь я – достойный человек и собираюсь жениться на самой достойной девушке Лексингтона. Поэтому, если ты не возражаешь, я прошу тебя умыться и причесаться, чтобы будущие родственники не сочли мою семью совсем никуда не годной.
Выезд в город прошел довольно весело. Вся семья втиснулась в новый сияющий экипаж Хэнса. Было тесно, зато не так холодно на пронизывающем январском ветру.
Рурк удивился, как Хэнс сумел себе позволить такой роскошный выезд.
– Достойный человек, как я, должен иметь и достойный экипаж, – ответил сын.
Люк бросил быстрый взгляд на брата и на сверкающее на руке, сжимающей вожжи, золотое кольцо. Он-то точно знал, откуда у Хэнса деньги и на экипаж, и на золото. Родители ничего не подозревали о связях старшего сына с контрабандистами в Новом Орлеане, но Люк, помогая брату перебираться в новый особняк на Хай-стрит, наткнулся на множество счетов по оплате перевозки запрещенных законом грузов.
Однако он не сказал ни слова: не время обсуждать неразборчивость Хэнса в средствах, когда Ребекка наконец вспомнила себя, и родители так счастливы.
Рурк и Женевьева сидели справа и слева от своей старшей дочери на высоком сиденье экипажа и радостно улыбались прохожим, которые с любопытством останавливались, чтобы посмотреть на Ребекку.
О возвращении девушки в городе сплетничали уже месяц.
Только одно происшествие омрачило поездку: Ребекка заметила Джонни Игла, пожилого шони, который частенько посещал пивные на Мэйн-стрит. Несмотря на то, что он был одет в обычную полушерстяную рубашку и брюки, индеец носил длинные, заплетенные в косы, волосы, а на его груди извивалось ожерелье из медвежьих клыков.
Когда Джонни улыбнулся белоснежной улыбкой и нетвердой рукой помахал Эдерам, Ребекка в ужасе вскрикнула и спрятала лицо на груди у отца.
– Ну-ну, – успокоил ее Рурк. – Он безобиден, как мотылек.
– Я понимаю, – вздрагивая, согласилась девушка. – Но мне страшно любое напоминание о…
– Конечно, милая Бекки. И я позабочусь, чтобы ничто и никогда не напоминало тебе об этих дикарях.
ГЛАВА 26
– Мистер Кумз, – тихо проговорила Мария, – у меня просто нет слов, чтобы выразить свою благодарность.
Уил Кумз улыбнулся и надел шляпу, прикрыв большую затянувшуюся рану на голове – тринадцать лет назад ему пришлось отдать значительную часть скальпа ножу индейца из Майами.
– Я вовсе не нуждаюсь в благодарности, Мария, – закинув на плечо ружье, он с вожделением посмотрел на таверну «Пшеничный сноп». – Мы с Вельзевулом были счастливы вместе с тобой проделать путь из страны индейцев в Дексингтон.
– Вы очень рисковали ради меня, – настаивала девушка.
Кумз пожал плечами.
– Да нет. Просто подвернулся удобный случай и хорошая погода: шони не в состоянии в такой буран охранять пленников, – он покачал головой. – Да, буря была хороша. Давно не помню такую суровую зиму.
Мария улыбнулась его скромности: много раз по дороге в Дексингтон они смотрели в лицо смерти, по пояс в снегу вслепую пробираясь по ревущим от ветра долинам. Но девушка не жалела, что покинула деревню шони. Ее вела любовь к Люку, заставляя забыть страх и лишения. Все шесть недель, пока они добирались до Лексингтона, Мария думала только о нем, мечтая увидеть его и объясниться, чтобы стереть ту боль и разочарование, которые застыли во взгляде Люка во время их расставания.
Уил Кумз снова оглянулся на гостеприимную таверну, на этот теплый рай в жутком январском холоде. Из-за дверей доносились чарующие звуки: смех, звон стаканов…
– Наверное, я все-таки пойду, Мария, – не выдержал Кумз; он повернулся, чтобы еще раз посмотреть на индианку. – Черт возьми, а ты храбрая женщина, – с уважением добавил мужчина.
Она с улыбкой отвернулась и заметила бегущую к ней маленькую фигурку.
– Мария! Мария! – Гедеон Паркер бросился в объятия своей тетушки. – Ты вернулась! А мисс Нелли говорила, что ты больше никогда не приедешь!
Мария крепко прижала к себе мальчика, усмехнулась, заметив, как он поморщился от запаха медвежьего жира и пепла, которыми было намазано ее кожаное платье.
Держа Марию за руку, Гедеон со счастливым видом скакал рядом:
– Где же ты была? Почему на тебе эта одежда?
– Я жила в индейской земле, с людьми моего отца.
Глаза Гедеона удивленно расширились:
– Правда?
Сначала мальчик переживал из-за того, что Мария снова вернется к шони, но когда девушка заверила его, что навсегда останется в Лексингтоне, потребовал подробно рассказать о своих приключениях.
Мария с грустью отметила про себя, что Гедеон совершенно ничего не помнит об индейцах. Хотя он и родился шони, но рос истинным американцем.
Стараясь не обращать внимания на страшную усталость, девушка терпеливо поведала Гедеону о всех приключениях.
– А что ты делаешь в городе? – наконец поинтересовалась она. – Сейчас ужасно холодно, и скоро совсем стемнеет.
– Мисс Нелли послала меня в аптеку МакКала за тоником. Пойдем со мной, Мария.
Эндрю МакКала недовольно ворчал по поводу того, что приходится готовить смесь в столь поздний час, с отвращением поглядывая на грязный, поношенный индейский наряд посетительницы.
– Я думаю, пора забыть, что ты – индианка, когда находишься в обществе приличных людей, – безжалостно выговаривал он девушке. – Тем более, что мистер Брэдфорд не устает возносить тебе хвалу за те статьи, что ты написала для его газеты.
Мария чувствовала себя слишком усталой, чтобы обижаться на МакКала. Она молча взяла пакет, передала Гедеону и вышла из аптеки. Уже совсем стемнело, над головой сияли звезды, воздух был чист и холоден.
Гедеон радостно бежал по улице, а Мария шла за ним, погруженная в свои невеселые мысли. Люди типа аптекаря теперь будут частью жизни, которую она для себя выбрала. Ей придется научиться смотреть им в глаза…
Неожиданно для Марии в нескольких футах от нее яркая оранжевая искра описала в воздухе дугу, оставив после себя след дыма. Мария остановилась, с любопытством рассматривая дом на правой стороне улицы. Это был один из самых красивых, увитых плющом особняков около колледжа. Из ярко освещенных окон в холодный воздух лились звуки музыки.
Куривший на крыльце сигару мужчина задумчиво провел рукой по волосам таким до боли знакомым жестом, что Мария на миг задохнулась.
– Беги домой, – торопливо прошептала она Гедеону. – Я приду позже.
Мальчик пожал плечами и, улыбнувшись, побежал на Уотер-стрит.
Мария медленно подошла к чугунной витой ограде в конце дорожки и глубоко вздохнула:
– Люк, Люк, это я, Мария.
Мужчина, освещенный желтыми окнами, напрягся, услышав ее голос. Распахнув ворота, Мария бросилась по дорожке к крыльцу и прижалась к Люку. Правда, это была не та встреча, о которой она мечтала: эта кожаная одежда, косы, грязь и усталость после многих недель пути… Но сейчас ей все было безразлично, все, кроме Люка.
– Я вернулась, Люк, – тихо прошептала девушка. Однако Люк не обнял ее, а гневно отстранил от себя:
– Чего ты от меня хочешь?
– Люк, пожалуйста, выслушай меня. Пойми, я должна была остаться в деревне, притворившись, что действительно хочу этого. Если бы я отказалась, Пукиншво, старый вождь, удержал бы меня силой.
– Ты прогнала меня, – схватив Марию за плечи, прохрипел Люк. – Черт возьми, я открыл тебе душу, а ты прогнала меня!
– Я не знала, что еще можно сделать. Мне пришлось лгать…
– Похоже, ты преуспела в этом.
Девушка яростно покачала головой:
– Я лишь обманула тебя, что хочу остаться у шони. Люк, ну почему ты не можешь мне поверить?
– Надо было все объяснить мне, – тяжело вздохнул Люк.
– Я не могла этого сделать. Ты был тяжело ранен и не выдержал бы еще одного боя. Я осталась, потому что боялась за тебя, – Мария твердо выдержала его полный ярости взгляд и продолжила: – А вернулась потому, что люблю тебя.
В холодном воздухе повисло напряженное молчание. Потом Люк вздохнул и нетерпеливо прижал ее к себе, нежно гладя руками плечи девушки. Под щекой Марии шуршала накрахмаленная рубашка. Она стояла, боясь пошевелиться, и вдыхала такой родной запах любимого.
– Моя милая глупая женщина, – наконец проворчал Люк. – Ты не понимаешь, что сделала со мной, когда заявила, что хочешь остаться.
Мария кивнула:
– Да, да, я знаю, потому что чувствовала то же самое.
– Господи, ты ведь могла погибнуть по дороге сюда.
– Я знаю, но я не хотела жить без тебя.
Люк приник к губам Марии, затем с радостным воплем начал кружить девушку. Опустив на землю, он взял ее за руку и повел к дому.
– Что ты делаешь, Люк?
Люк усмехнулся:
– Здесь празднуют помолвку. Мы дадим семье еще один повод для веселья.
– Твоей семье? Нет, Люк! Посмотри, как я одета!
Не слушая Марию, Люк распахнул дверь и ввел ее в небольшой, но очень красивый вестибюль, в котором стоял запах лака, лампового масла и дорогих кушаний. Девушка отчаянно сопротивлялась, чувствуя себя в этом доме совершенно не к месту. Однако, сияя радостной улыбкой, Люк уже ввел ее в гостиную.
Маленький оркестр, составленный из университетских студентов, продолжал играть, но танцующие остановились и повернулись к Люку и незваной гостье. К сыну торопливо подошли Рурк и Женевьева, испуганные и взволнованные.
– В чем дело, Люк?
– Это Мария. Моя жена.
Сердце девушки запело от той гордости, которая слышалась в его голосе, но, заметив потрясенные лица окружающих, она похолодела.
– Люк, – начала Мария. – Сейчас не время…
– Краснокожая?! – звенящим от гнева шепотом произнес Рурк.
Мария даже вздрогнула под его полным ненависти взглядом.
– Послушай, Па…
– Нет, это ты послушай! – Рурк яростно ткнул пальцем в грудь сына. – Ты не имеешь права вот так запросто врываться сюда во время праздника с какой-то немытой скво и заявлять подобные вещи!
Люк напрягся, стараясь сдержать свой гнев, но ему это плохо удалось.
– Мария слишком многое пережила. Я не позволю оскорблять ее!
– Оскорблять ее?! Господи, подумай, о чем ты говоришь! Вспомни, что шони сделали с твоей семьей! Они столько лет пытали и мучили Бекки, доведя ее почти до безумия!
– Ай-ай, – протянул Хэнс, подходя к брату со стаканом виски в руке. – Да это же маленькая скво из заведения мисс Нелли! – его взгляд лениво скользнул по Марии.
– Нел Вингфилд? – с ужасом прошептала Женевьева.
Хэнс усмехнулся:
– Очевидно, мой маленький братик еще не рассказал об этом? Да, она работает у Нел Вингфилд. Если бы не присутствие здесь дам, я мог бы сообщить подробности…
– Так ты привел в нашу семью индейскую шлюху? – подобно грому загремел Рурк.
Неожиданно в воздухе мелькнул кулак Люка и попал отцу прямо в челюсть. Рурк отшатнулся, но не столько от удара, сколько от самого факта, что сын поднял на него руку. Женевьева прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать от стыда и отчаяния.
В этот момент в комнате появилась Айви, держа под руку Ребекку. Айви остановилась, сразу почувствовав, что происходит что-то неладное. Ребекка обвела взглядом оркестр, который, наконец, перестал играть; отца и брата – они стояли друг против друга и тяжело дышали, – и увидела Марию, в кожаном платье, поношенных мокасинах, с намазанными жиром косами.
Крик Ребекки прорезал воздух, заставив содрогнуться от ужаса даже самых стойких из гостей.
Она вопила непрерывно, сжав на груди руки и отступая от Марии до тех пор, пока не уперлась спиной в стену.
Ни у кого не осталось сомнений, что приступ истерии у Ребекки был вызван видом Марии: косами, откровенно индейскими чертами лица, покроем ее платья. Все в ней напоминало о жестоком Черном Медведе.
Женевьева бросилась успокаивать дочь, а Рурк обвел сына убийственным взглядом и прорычал:
– Немедленно убери ее отсюда.
Но, когда Рурк повернулся к Марии, она уже исчезла.
Солнце ярко освещало желто-коричневую спальню аккуратного, обшитого тесом фермерского дома, ложилось золотыми пятнами на плетеные корзины, которые Ханна Редвайн использовала для сбора урожая.
Люк беспокойно ходил по комнате и тихо ругался, когда задевал что-нибудь из мебели. Взяв со стола бутылку виски, он поднес ее к губам и с раздражением обнаружил, что она давно пуста.
Ханна, просыпаясь, пошевелилась на кровати и подняла голову, откинув со лба светлые волосы. Люк подумал о том, что она прекрасно выглядит по утрам: едва заметные следы озабоченности придавали ее лицу милое выражение, особенно, когда женщина улыбалась.
Однако сегодня Ханна озабоченно хмурила лоб:
– У тебя что-то не так?
Люк постарался изобразить на лице подобие улыбки:
– Ты очень наблюдательна.
Женщина села на кровати, подтянув колени к груди, и пристально посмотрела на него.
– Ты так долго не приходил, что я была готова забыть тебя, решив, что ты нашел другую.
Люк промолчал, не зная, что ей ответить.
– Мы уже давно вместе, – натянутым голосом продолжала Ханна. – Нам было хорошо, – она нервно вздохнула. – Но я решила, что этого для меня недостаточно. Мне нужно большее, чем те несколько часов близости, которые ты иногда даришь мне, когда тебе взбредет в голову. Ты мне нужен, Люк. Я хочу, чтобы ты все время был рядом.
Во рту у Люка пересохло от волнения. Он оказался совершенно не готов выслушать это. Ему было бы легче отказать, если бы Ханна что-то требовала от него, но она говорила так мягко, ласково, умоляюще…
– Чего ты хочешь от меня? – хрипло прошептал он, непроизвольно отступая к двери.
Ханна заметила этот едва заметный порыв к бегству, двойственность его лица и все поняла. Глаза женщины наполнились слезами.
– Ничего, Люк, – произнесла она срывающимся голосом. – Наверное, я просто боялась раньше спросить об этом.
Люк тяжело вздохнул:
– Ханна, я…
Ханна замахала рукой, изо всех сил стараясь не заплакать:
– Не беспокойся, Люк, и не чувствуй себя таким виноватым. У меня все будет в порядке.
– Правда, Ханна?
Она медленно кивнула.
– Да, Люк. Я знала, что этот день настанет. Знала с самого начала, – женщина выпрямилась и твердо посмотрела ему в глаза. – Скоро я выйду замуж за Заха Хаусмана. Мы с ним уедем обратно на восток.
– Хаусман? – удивленно переспросил Люк. – Но он же старик.
Губы Ханны искривились в усмешке.
– По сравнению с тобой все остальные мужчины для меня – старики. Зах – хороший, приличный человек. Я не пекусь о деньгах, но уверена, что его богатство не помешает мне в старости.
Люк почувствовал себя виноватым.
– Не переживай за меня, Люк, – Ханна поднялась с кровати и пересекла комнату, взяв с бюро кожаный портфель. – Здесь – все бумаги на владение фермой, – объяснила она, подавая его Люку. – Я хочу, чтобы ты принял это в подарок.
– Нет, Ханна, – покачал головой Люк. – Я не могу так поступить.
– Ты никогда ничего не брал у меня, – печально произнесла женщина. – Позволь мне, по крайней мере, сделать этот подарок. Я знаю, что ты любишь землю и многое можешь сделать со своим опытом и знаниями. Сделай мне одолжение, Люк, пожалуйста.
– Я заплачу тебе за ферму, – предложил он. Услышав это, Ханна неожиданно пришла в ярость и, упершись кулачками ему в грудь, почти выкрикнула:
– Черт возьми, Люк Эдер, не смей делать этого. Я никогда ничего не просила у тебя. Самое меньшее, что ты можешь для меня сделать – это позволить мне подарить тебе эту ферму.
Люк впервые видел Ханну в таком состоянии и недоумевал, почему для нее так важно, чтобы он взял ферму?
– Просто я хочу, чтобы она принадлежала тебе, – ответила женщина на его невысказанный вопрос. – Я хочу знать, что дала что-то действительно стоящее, что поддержит тебя в жизни.
– Но…
Ханна слабо улыбнулась.
– Я не потеряла тебя, Люк, нет, потому что никогда не считала главным в своей жизни, – он хотел что-то сказать, но она предостерегающе подняла руку. – Ферма принесет тебе счастье, которое не смогла дать я. Не лишай меня возможности сделать это.
Увидев на Уотер-стрит знакомую фигуру всадника в широкополой шляпе, Мария крепко сжала стиральную доску, затем бросилась через черный ход в дом и по коридору пробежала в гостиную, в которой Джек чистил камин.
– Помоги мне, – попросила она, нервно выглядывая в окно: Люк уже спешился и теперь привязывал коня.
Джек грузно поднялся на ноги и поправил брюки.
– Я не хочу видеть его. Пожалуйста, скажи ему об этом.
– Конечно, Мария, – с улыбкой согласился Джек, направляясь к двери.
Махнув Марии, чтобы она оставалась в гостиной, он сильной рукой повернул медную ручку.
– Только не покалечь его, – попросила девушка. Джек сначала нахмурился, но потом согласно кивнул.
Мария торопливо спряталась за ситцевую занавеску, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.
– Боже, – пробормотал Люк, распахивая дверь; и Мария представила выражение его лица при виде Джека.
– Мы открываем только вечером, – вкрадчиво произнес тот.
– Я пришел, чтобы увидеть Марию Паркер, – сообщил Люк.
– Извини, друг, но она не хочет тебя видеть.
– Почему бы ей самой не сказать мне об этом?
– Послушай, друг…
Мария съежилась, услышав ужасный удар, а затем сдавленный стон. Звук падающего на пол тела заставил ее выбежать из гостиной.
– Джек, я же просила тебя…
– О чем, Мария? – невозмутимо спросил Люк, изучая свои сбитые пальцы.
Она постаралась проскользнуть вдоль стены к выходу, но наткнулась на Джека, который тихо стонал, растирая челюсть. На верхней площадке лестницы показались Бэлла и Дорин. Они переговаривались возбужденным шепотом и с восхищением показывали на Люка.
– Пожалуйста, уходи, – попросила Мария. – Нам нечего сказать друг другу.
– Нет, есть. Я должен объяснить то, что произошло в тот вечер.
Мария вздернула подбородок:
– В этом нет необходимости. Встретившись с твоей семьей, я уже услышала все, что хотела узнать.
– Ты не понимаешь их, Мария!
– Нет, понимаю, – настаивала девушка. – Они ненавидят меня, ненавидят за то, что шони сделали с твоей сестрой, за то, что я живу у мисс Нелли. Твой старший брат убедил их, что я – проститутка. Мое присутствие в твоей жизни пойдет в разрез со всем, во что они верят, со всем их существованием.
– Они привыкнут, Мария. Дай им шанс и время.
– Ты любишь свою семью, Люк? – заметив выражение его лица, она покачала головой. – Не переживай, я все понимаю: конечно, любишь. Ты всю жизнь был хорошим сыном, старался доставить им радость, строил свою судьбу по их правилам. Я знаю, ты не сможешь огорчить их.
Люк подошел к Марии и спокойно сказал:
– Ты права, Мария. Я на самом деле люблю свою семью. Все они очень важны для меня.
С этими словами он взял девушку за плечи и, несмотря на ее отчаянные попытки вырваться из его объятий, с той же спокойной настойчивостью продолжил:
– Но жизнь я хочу строить только с тобой, и мне наплевать, что об этом думают другие.
Мария постаралась успокоиться.
– Подумай, сейчас у тебя есть все: хорошая семья, уважение друзей и соседей…
– У меня нет тебя, а ты – это то, что мне необходимо.
– Почему, Люк?
– Потому что, черт возьми, я люблю тебя!
Он почти выкрикнул это и был награжден аплодисментами с верхней площадки. Люк прижал девушку к себе и с ошеломляющей и яростной нежностью накрыл ее губы своими. Неожиданно для себя Мария осознала, что теперь их не сможет разлучить никакая сила. Любовь и радость переполняли ее, и она ответила на поцелуй Люка с такой же страстью.
Джек снова застонал и с трудом поднялся на ноги, держась за челюсть. Девушки наверху продолжали хихикать.
– Все в порядке? – спросил Джек.
Мария, улыбнувшись, прижалась щекой к груди Люка.
– Все прекрасно, Джек, – тихо ответила она. – Все просто замечательно.
Янтарный свет вечера озарил своим нежным сиянием ферму Эдеров, позолотив белый дом и кусты горного лавра, которые Женевьева посадила у крыльца. Где-то в зарослях закричала камышовка и, выпорхнув, полетела куда-то на запад.
Люк поставил коня и медленно направился по дорожке к дому, вновь и вновь обдумывая то, что сейчас скажет родным. Он будет до конца честен с ними, а там уже дело за ними: откроют они или нет свои сердца и умы, чтобы принять его решение.
Эдеры ужинали. Сняв шляпу, Люк ополоснул лицо и руки и вошел в гостиную. Здесь находились все, даже Хэнс, который лишь недавно переехал в свой новый дом. Он и заговорил первым.
– Вот и блудный сын вернулся, – процедил Хэнс сквозь зубы.
Внутри Люка начало подниматься раздражение; но он постарался подавить его, решив не мелочиться, и сел на свое обычное место между Сарой и Израэлем, напротив Ребекки. Девушка выглядела бледнее обычного, но казалась спокойной и уже съела неплохую порцию пудинга и ветчины.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Люк.
Ребекка молча кивнула головой.
Однако Рурк отложил вилку и прорычал:
– Она почти не спала этой ночью.
– Мне очень жаль, что ты так расстроилась, Бекки, – Люк обвел внимательным взглядом лица родных и отхлебнул сидра. – Конечно, я неправильно поступил вчера, – признался он. – Просто встретив Марию, я словно потерял разум: я уже почти смирился с мыслью, что больше никогда не увижу ее. Разумеется, мне нужно было объявить о своей женитьбе в более подходящее время.
– А ты вообще не должен ни о чем объявлять, – перебил его отец. – Ни разу в жизни ты еще не поступал так глупо, Люк.
– Атвотеры были совершенно выбиты из колеи. Все гости сразу разошлись после твоего ухода, – с несвойственной ей жесткостью сказала мать.
Люк через стол посмотрел на Хэнса:
– Извини, брат.
Хэнс рассмеялся:
– Я потратил недели на то, чтобы убедить новых родственников в том, что моя семья – это не просто бедные грязные фермеры. Они почти уже поверили в это, до прошлого вечера. А теперь миссис Атвотер почему-то увозит Айви в Бостон. Похоже, Атвотеры решили снова обдумать, стоит ли отдавать дочку замуж за человека, чья сестра тронулась, а брат связался с индейской шлюхой.
– Хэнс! – резко оборвала эту тираду Женевьева и положила свою руку на руку дочери, заметив, что глаза девушки наполнились слезами.
Люк крепко стиснул кулаки, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить Хэнса прямо в красивое рассерженное лицо. Вместо этого он с тихим гневом в голосе произнес:
– Возможно, тебе не стоит так беспокоиться о том, что подумают Атвотеры обо мне или Бекки. Может быть, тебе лучше позаботиться о том, что они думают о тебе самом. Если бы ты был уверен в собственной непогрешимости, то не беспокоился бы о семье.
Люк увидел, что попал в цель: глаза брата вспыхнули яростью. Швырнув на стол салфетку, он, опрокинув стул, стремительно вышел из комнаты.
– Хэнс так чувствителен, – расстроенно проговорила Женевьева. – Пожалуйста, не трогай его.
– О да! – сердито ответил Люк. – Позволь ему рисовать перед Атвотерами красивую картинку, чтобы те никогда не догадались, каков он есть на самом деле.
Взгляд матери снова стал жестким.
– Кем бы он ни был, – решительно проговорила она, – это прекрасный человек, который хочет забыть ошибки прошлого и забудет, если ты дашь ему шанс.
Люк покорно вздохнул.
– Виноват, мама. Но я пришел сюда вовсе не для того, чтобы ссориться с Хэнсом, – он посмотрел на мать, потом на отца. – Я хотел поговорить с вами о Марии.
Все замерли. Ребекка со стуком уронила вилку и выбежала из комнаты, закрыв лицо руками и громко рыдая.
Рурк стиснул зубы, крепко сжав пальцами свой бокал.
– Черт возьми, Люк!
– Ей придется привыкнуть к имени Марии, к ее лицу, голосу и к тому, что ее отец – индеец шони.
После слов Люка за столом повисло недоверчивое молчание.
Откашлявшись, чтобы пересилить гнев, он продолжил:
– Я не собирался причинять вчера вечером всем неприятности, но то, что я сказал там – правда, каждое слово. Я действительно женат на Марии и намерен зарегистрировать это официально, как только предоставится возможность.
Рурк выругался и отвернулся, услышав это. Сара тихо вскрикнула от ужаса, а Израэль безуспешно пытался непослушной рукой наполнить кружку. Женевьева словно окаменела, лишь медленно и недоверчиво качая головой.
Люк все-таки дал выход своему гневу:
– Когда человек объявляет о своей женитьбе, он вправе ожидать другой реакции от своей семьи.
Женевьева взглянула на сына мокрыми от слез глазами; ее печаль разрывала Люку сердце.
– Как ты мог сделать это? Как ты можешь говорить нам, что ты женился на шони? Люди ее племени разрушили нашу семью, чуть не убили тебя, похитили Бекки и превратили в запуганное, потерянное существо. Глядя на эту женщину, мы всегда будем помнить о том, что шони сделали с нами. Мы не сможем этого забыть, Люк.
– И Мария не сможет. Она тоже не забудет, что именно белые убили всю ее семью прямо у нее на глазах. Но Мария научилась жить с этим.
Рурк смотрел на сына пылающими яростью глазами.
– Но мы другие, Люк, и не сможем смириться. Мы не простим тебя, если ты будешь настаивать на своем.
Слова отца обожгли Люка, словно раскаленное железо. Он тяжело поднялся и, опершись руками на стол, окинул холодным взглядом людей, которых всю свою жизнь изо всех сил старался только радовать.
– Значит, это все? – спросил Люк.
Рурк неожиданно притих, точно смертельно устал.
– Мне бы очень хотелось, чтобы все было иначе, но это так. Шони в нашей семье не будет. И тебя не будет, если ты свяжешься с ней.
Женевьева зарыдала, а Люк решительно направился к двери.
– Я соберу вещи, – прорычал он. – Вы совершаете огромную ошибку, отвергая Марию, даже не узнав ее. Не велик грех потерять меня, но вы поступаете очень глупо, не позволив себе познакомиться с ней.
Повернувшись на каблуках, Люк выскочил из комнаты, со стуком закрыв за собой дверь; он дал себе слово, что никогда больше не появится за отцовским столом без Марии.
